Текст книги "Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи"
Автор книги: Геза Сёч
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Революционный комитет переработал свой манифест. Вот новый текст:
Страусы и страусихи, точнее, страусихи и страусы, обитательницы и обитатели леса, зверюхи и звери!
Долой рабство! Да здравствует солидарность!
Долой зиму, холод и голод! Долой пневмонию, бури и бураганы!
Подпиши, размножь, передай другому!
Долой упырей! Долой бойню! Долой людей и людих!
Победа не за горами!
Долой фараонов с их пирамидами!
Построим в пустыне гигантские усыпальницы для себя!
От имени всех рабов и рабынь
Совет зверей, лесов и ферм.
Пики, проходя мимо Максико, вечно цепляется к нему, говоря что-нибудь вроде: «О бойфренд! I am your girlfriend!»
Восьмиклинка по случаю распродажи какого-то выморочного имущества прикупил у старьевщика двадцать шесть килограммов книг. И свалил их в сарае рядом с караульней. В основном все какие-то комиксы да подшивки «Курантов Тольны» (что за Тольна [21]21
Область в Центральной Венгрии на западном берегу Дуная.
[Закрыть]такая?), а кроме того, там еще «Молитвы ангелам на каждый день недели», «Капитал» Карла Маркса, 7-й том Собрания сочинений В. И. Ленина, несколько пособий по пчеловодству, брошюра «Все на борьбу с ДЦП», а также «Детство Ильича», «Заветы Ильича», «Светоч Ильича» и, наконец, «Смерть Ивана Ильича» графа Льва Толстого.
– Кто такой Бог? – опять спросила я вчера у Нуар под липой, на которой она обитает. По радио передавали концерт латиноамериканского женского ансамбля «Лас Лубурдинас».
– Бог – это тридцать птиц и зовут его, если не ошибаюсь, Симург. Есть такая легенда, где тридцать птиц преодолевают препятствия в поисках своего легендарного правителя Симурга. А в конце пути они узнают, что правитель и есть они сами… Не веришь – спроси у других. Да хоть у летучих мышей.
С Бэтменом, с тех пор как он вместе с дядюшкой-извращенцем вернулся с Сицилии, я не встречалась, но от Нуар мне известно, что там у них было множество неприятностей. Я видела его только мельком, недалеко от ликероводочного завода, когда с он кем-то разгоряченно спорил.
Нуар навела по совиной линии справки и узнала, что когда Бэтмен сел в Сиракузах на прибрежной скале и направил свой ультразвук на воду, то море поблизости закипело. Одному Богу известно, верно ли (или превратно) истолковали дельфины послание Бэтмена, но морды у них были такие злые и шипели они ему что-то такое, что он счел за лучшее смотать удочки, даже не попытавшись расшифровать точный смысл их шипения.
Сам Бэтмен об этом эпизоде помалкивает, но с семьей кое-чем поделился: испускаемые им ультразвуковые сигналы якобы были столь мощными, что радары НАТО посходили с ума, один бомбардировщик потерял управление и упал, а одна подводная лодка чуть не затонула. Вот почему им пришлось, поскорее и не привлекая к себе внимания, возвращаться домой. Уж не знаю, что из этого правда, что нет.
Бэтмен сел в Сиракузах на прибрежную скалу
А случайная встреча с ним произошла при таких обстоятельствах: в тот день на закате я медитировала на краю поляны. Неожиданно послышались чьи-то голоса, и на противоположной стороне я заметила Бэтмена. Он спорил о чем-то с высоким, в черном плаще, сухопарым мужчиной, который время от времени измученно отирал лоб призрачно-белым платком. И тогда только выяснилось, что голос у Бэтмена не только в ультразвуковом, но при желании и в слышимом диапазоне впечатляюще громкий. Он визжал собеседнику в черном:
– Ну за каким дьяволом тебе надо было еще и ксерокопировать их?! Да пропади ты пропадом ко всем чертям болотным!
Тут, заметив меня, они замолчали, поэтому, что ответил дядюшка, я не знаю.
Но думаю, это был именно дядюшка.
120. Откуда мир взялсяМир вылупился из страусового яйца. Только яиц было не одно, а два.
Из другого вылупился второй мир. И ходы между двумя мирами были известны лишь страусам.
Иногда мы наведываемся к нашим сородичам, иногда они навещают нас.
Те, кто оттуда возвращаются, об увиденном говорить не хотят. И когда их расспрашивают, отвечают: «Этого не расскажешь. Описать это невозможно».
VOX POPULI
Нуар оказалась права.
Минуло уже две недели, в течение которых нас должны были отпустить на волю, но ничего не произошло, и самое интересное, что никто из страусов на это не обратил внимания, никого это уже не волнует, и никто об этом не вспоминает.
Завтра снова начнем тренировки. Придется выкладываться, наверстывая упущенное.
– Пифта, да поди ф ты! – с безопасного расстояния дразнил шепелявого Злыдня Дубина.
– А что такое «воке попули»? – спросила я у Нуар.
– Фокс попули? – уже туговатая на ухо, переспросила сова. – Народная лиса, я так понимаю.
121. Южная Звезда и ядовитая змеяСтраус по имени Южная Звезда подружился однажды с ядовитой змеей. Змею затоптало стадо каффрских буйволов, спасавшихся от землетрясения. Он нашел ее, вылечил, на-кормил-напоил и отнес в безопасное место, подальше от угорелых буйволов.
Большинству ядовитых змей чувство благодарности неизвестно, и укусить руку дающего им ничего не стоит. Как, кстати, и людям. Мне рассказывали о человеке, которого чуть ли не затоптали его друзья и ученики, прямо как стадо буйволов, да вдобавок еще покусали, в точности, как змея.
Однако змея, которую подобрал Южная Звезда, как ни странно, в отличие, скажем, от вышеописанных людей, знала, что такое благодарность. Змея эта подружилась со страусом, и вместе они совершили не один замечательный подвиг. Обычно она путешествовала, обернувшись кольцом вокруг шеи страуса, и была то ли очковой гремучей змеей, то ли гадюкой шумящей.
Однажды им повстречался лев или пустынный упырь. Дело происходило там, где саванна граничит с пустыней. Южная Звезда с обмотанной вокруг шеи змеей как раз подошел к границе, где резвились маленькие страусята.
Льву (или упырю – точно уже не помню) очень хотелось отведать свежей страусятники, что издали было видно по его вороватой физиономии. Он подкрался к страусятам, и, когда Южная Звезда прикрыл их собой, зверь бросился на него, собираясь перекусить ему горло. Он явно не понимал, почему эта странная птица не бежит от него, а когда понял, то был уже мертв. Он умер в полете, и можно сказать, что прыжок его пережил его самого. Свалившись мешком на поросший травой песок, он перевернулся на спину и задрал к небу все четыре одеревеневшие лапы.
«и задрал к небу все четыре одеревеневшие лапы»
Одеревенели они от змеиного яда. Или окостенели. Кровь застыла мгновенно – но это внутри, потому что снаружи ярко светило солнце.
122. Южная Звезда. Каменщики. Китайский сонТак бывало неоднократно. Стоило любому, самому лютому зверю только потянуться к шее страуса, как его настигала мгновенная смерть.
Многие вообще не могли ничего понять, в лучшем случае обращали внимание на странное угрожающее шипение, слышимое, если они вдруг решались только приблизиться к Южной Звезде. Так о страусе пошли слухи, что он шепелявит, и даже прозвание ему дали – Юшная Швешда.
Я стала расспрашивать сову, как так получилось, что в здании монастыря теперь находится заведение, такое далекое от его изначального назначения.
По мнению Нуар, монастырь этот строили двенадцать каменщиков-подмастерий, но все, что они строили днем, по ночам разрушалось, так что пришлось им замуровать в стену жену их мастера. Иначе не схватывался раствор. А дух женщины, после того как там поселились монахи, беспрерывно их искушал, заигрывал с ними, хихикал, пока наконец вся благочестивая братия не бежала оттуда куда глаза глядят.
Мне привиделся сон, будто я – китайский поэт и по велению императора над одним из источников были выбиты такие мои стихи:
123. Жизнь течет, продолжается
С северной стороны
сердце мхом поросло.
Матушка кличет из толщи стены.
На днях следователи снова допрашивали наших охранников, из взволнованных разговоров которых я узнала, что в 1861 году тогдашний князь Трансильвании – естественно, невидимка, как и все после Ференца Ракоци, включая и двух несчастных его сыновей, – словом, в 1861 году подпольный князь, который правил, по-видимому, под именем Серлира III, добыл где-то солнечный диск из чистого золота, украденный французскими солдатами в Мехико. И с тех пор этот дискос находится в княжеской сокровищнице, наряду с богатствами настоящих князей Батори, Заполяи, Апафи, Ракоци и подлинной короной мятежного Бочкаи [22]22
Иштван Бочкаи (1557–1606) – венгерский феодал, руководитель антигабсбургского движения в Венгерском королевстве в 1604–1606 гг. Вынудил Габсбургов пойти на уступки – восстановление независимости Трансильванского княжества и установление свободы вероисповедания для протестантов.
[Закрыть], копию которой бережно хранят в Вене, и то, что это средней руки подделка, им и во сне не приснится.
Но следователей почему-то волнует именно солнечный диск.
Они и не догадываются, что мне этот диск хорошо, можно даже сказать, очень близко знаком.
Очкарика выперли из университета за покушение на общественное имущество. А выяснилось все вот как. В город Ф. толпами повалили туристы, дабы подивиться на голубей на центральной площади. Да что там туристы – орнитологи стали приезжать, чтобы изучать необычный полет этих птиц. Ведь где это видано, чтобы птицы летали задом наперед, а голуби города Ф. прославились именно этой своеобразной техникой – перемещались они если и не совсем уж хвостом вперед, но все же влетали в окно готической колокольни собора Архангела Михаила каким-то особым манером. Говорят, будто летать задом наперед способны стрекозы, но голуби – все же не стрекозы.
И когда уже полстраны только и говорило что о голубиных причудах, случилось, что один мент, на том самом этаже колокольни, где было окно, назначил своей милашке свидание. Подружке милиционера, рассказывала Вартюла, непременно хотелось, чтобы у ног ее лежал не только сержант, но и целый город.
Словом, девушка собралась обозреть с высоты центральную площадь, но свиданию помешал Очкарик. Попасть на колокольню ему было просто, потому что отец его служил в храме ризничим. Они уж вовсю целовались там, миловались, нежничали-миндальничали, короче, устроили классный петтинг, как вдруг слышат – Очкарик по лестнице поднимается. Потому как это он самый и был. Прелюдия была прервана, и любовники, укрывшись за какими-то балками, прекрасно могли наблюдать за гнусными проделками сына церковного служки.
Обвязав прочной ниткой, а может быть, леской хлебные шарики, то бишь приманку, он выкладывал их на козырек окна, и, когда голуби, заглотив хлебы, вспархивали, чтобы лететь по своим делам, наш Очкарик, этот «птичий рыбак», начинал потихоньку подтягивать голубей, которые, как ни сопротивлялись, как ни барахтались, в конце концов заканчивали свой путь на его сковородке. Никакие воздушные пируэты, никакое, что было сил, хлопанье крыльями им не помогало – Очкарик, крепко державший леску, все же втягивал птицу в окно, чем и посягал на общественное имущество (ибо голуби, несомненно, часть общественного достояния). В довершение всего шум подняли военные – и разведка, и контрразведка лишились лучших почтовых голубей. Которых зажарил и слопал Очкарик.
Вот такая история с голубями. Что касается нас, то нам, страусам, тоже хотелось бы знать: чьей собственностью мы являемся? Кому мы принадлежим? Ферме – могут сказать.
Но мне интересно, кто нас продал ей, кому конкретно, на какой срок, на каких условиях и главное для чего?
А может быть, вообще никто себе не принадлежит? Кроме старого негра Джима, беглого раба из фильма «Гекльберри Финн», который говорил, что он богатый, он сам себе хозяин, и стоит он восемьсот долларов.
Ну и что с того, что он столько стоит? Ведь не может же он получить за себя эти деньги от самого себя.
В последнее время Володя работает над эпохальным по своему значению исследованием, в котором, в свете новых и поразительных фактов, доказывает близкое родство между страусами и грифами.
Как выяснится из этой работы, нашими близкими родственниками являются не только грифы, но и птица феникс.
А вчера около меня стала вдруг отираться Зузу. Я удивилась, потому что совсем недавно во время одной из дискуссий она была на стороне тех, кто возражал против всей этой «африканской аферы», выступала за то, чтобы оставаться на ферме и не желала слышать о возобновлении тренировок. Тех, у кого еще хватало душевных сил для этого, была жалкая горстка. Да оно и понятно, ведь если мы хотим наверстать упущенное, тренировки нас ждут изнурительные.
И теперь, когда Зузу обратилась ко мне, я сначала подумала, что она пришла оправдываться и уже так и слышала ее виноватые эску… эксу?., экскузации.
Но она решила не тратить время на объяснения и сразу перешла к делу.
– Лимпопо, когда будешь в Африке, то, пожалуйста, не забудь обо мне.
– Ну, конечно, я тебя не забуду, – изумленно сказала я.
– А когда будешь возвращаться…
– Но я вовсе не собираюсь быть перелетной птицей.
– Хорошо, хорошо, но, может быть, иногда, пусть не каждой весной, ты все-таки будешь нас навещать…
– Не знаю.
– Ну, пускай не ты. Вон аисты каждый год прилетают.
– Чего тебе нужно?
– Чтобы ты кое-что принесла или прислала мне…
– Что ты имеешь в виду?
– Да сущие пустяки, – лепетала она, – стеклянные бусики. Красненькие, мне красное очень идет. И зеленое тоже. А еще у некоторых птиц я видела кольца на лапах.
– Так это ведь люди их окольцовывают…
– Но мне тоже нужно кольцо! Неужели тебе не хочется порадовать меня подарком? Не хочется, чтобы всякий раз, надевая на шею ту красную низочку, я вспоминала тебя?
Не слишком убедительным тоном я обещала, что не забуду о ней.
На следующий день с той же просьбой меня навестила Бойси, потом подкатилась Шуба, потом Лопух и даже Пики, а под наконец и старуха Лула, страусиная ведьма, это страшилище, которая, жутко хрипя и икая, извинилась за свой отсыревший гнусавый простуженный голос.
– Извини, я, кажись, подхватила какой-то гриппер, – виновато сказала она, почесывая гноящиеся глаза, чихая и харкая сгустками то ли крови, то ли черной желчи.
Вид у старой карги был кошмарный. И где она могла подцепить этот жуткий гриппер?!
124. КонтрманифестСегодня во многих местах на заборе фермы и самых толстых деревьях лесного массива появились листовки следующего содержания:
Животные, братья и сестры, товарищи по судьбе!
Давайте не горячиться! Ведь только от нас зависит, как замечательно будут процветать дела в наших загонах и как будет расти и крепнуть качество нашей жизни!
Давайте бороться за всестороннее улучшение условий нашего содержания.
Не будем любой ценой бросаться в глаза и выделяться на фоне ландшафта.
Группа подлинных реалистов.
С обычной своей робкой ухмылкой на мордочке пришел попрощаться и крот Игэлае. Выглядел он растроганным и даже растер в уголках своих слеповатых глазок пару слезинок. Он меня ни о чем не просил, а просто вручил визитную карточку – чтобы я о нем помнила. На карточке не было указано ни адреса, ни профессии или звания. Только имя, изображенное таким образом:
EAGLE-EYE [23]23
Орлиный глаз (англ.).
[Закрыть],
крот
125. ПредложениеМаксико сделал мне предложение.
– Знаешь, Максико, – начала я издалека, – граф Мориц г… Бенёвский…
– Да пошел он к дьяволу, Лимпопо, этот злосчастный граф, – перебил он меня. – Ведь я не на нем собираюсь жениться, а на тебе. И меня сейчас не волнует, что и когда он кому-то сказал. Я хочу жить с тобой. Ты одна, никто тебя ни во что не ставит. Позволь же мне разделить с тобой одиночество.
Мне показалось, что за ближним кустом мелькнула фигура Сквалыги. Но мне было на него начхать, мне важно было дать доходчивый ответ Максико, безо всяких графьев и графинь.
– Людей, как они сами считают, от всех прочих земных созданий главным образом отличает то, что они обладают божественным даром. И дар этот называют душой. Душа, – продолжала я, – это словно птица Зерзура, охраняющая в пустыне сокровища. Душа – это как бы уменьшенная копия того, кто носит ее в себе.
– …как огромная рыба, которая проглотила маленькую, и та плещется у нее в животе?
– Именно так. Только разница в том, что маленькая рыбешка все же повелевает большой, так и человеком повелевает душа. Кстати, он никогда ее не проглатывал, он с нею родился. А когда наступает час смерти, то человек исчезает, а душа остается.
– Лимпопо!..
– Демиург, создавая мир, якобы пожелал, чтобы душой обладал только человек. И может, еще собака.
– То есть как – собака?
– Она должна была охранять рай – это такой преогромный сад, населенный ангелами. И был один баламут, каких свет не видывал, от которого этот сад нужно было охранять, чтобы он ну никак, ни за что туда не проник. Пес же тот охранял райский сад абы как, и негодник попортил Господни посевы, растоптал цветы, наворовал фруктов. Поэтому в наказание псу суждено было навсегда остаться слугой, но теперь уже охранять человека, раз не смог уберечь сад. Говорят, душа у собаки малюсенькая, но все же бессмертная.
– И что же?
– Знаешь, Максико, иногда мне кажется, что не только я обожаю тебя, но и кто-то живущий во мне, что он тебя тоже любит. Я догадываюсь, – продолжала я, – что когда-то давным-давно я, возможно, была возле райского сада и, наверно, чего-то недоглядела и за что-то была наказана. Мне кажется, потому я и здесь. А может быть, у меня тоже душа есть? Ну хотя бы совсем малюсенькая, размером, скажем, с муравьиную королеву?.. Но даже если она еще вполовину меньше, от этого бессмертие ее может быть не менее продолжительным, чем у ангелов, так ведь? Как ты думаешь, Максико? Ты у нас такой умница…
– Ну а все же…
– И вот этой крошечной копией, что во мне, этой миниатюрной душой я люблю тебя точно так же, как вижу с помощью глаз и как с помощью крыльев мечтаю взлететь в поднебесье.
– И, значит, ответ твой…
– Пойми, Максико, мне нужен не только ты. Так же сильно и страстно я хочу свободы и стану твоей женой, когда мы ее обретем для нас и для наших цыпляток. Признайся, ведь ты и сам так думаешь! Поэтому мой ответ: да! Я буду счастлива стать твоей на земле Африки. Это я тебе обещаю.
– Обещаешь? Так же твердо, как веришь в эту землю обетованную?
– Верю, еще как верю. У нас получится. Если и ты поможешь, то все получится.
– А что такое спасение? – неожиданно спросил Максико. – И воскресение? То, о чем вы обычно разговариваете с Нуар.
– Спасение, по мнению некоторых, и есть воскресение души. Это можно представить так, как если бы ты вошел в зал ожидания второго класса, а вышел уже из первого.
– А жизнь человеческая…
– Жизнь человеческая, по словам Нуар, есть не что иное, как арест на неопределенный срок.
– А вечность? Что это?
– В зависимости от того, имеешь ли ты в виду «азал», то есть безначальную вечность времени, или «абад», акцентирующий только нескончаемость времени.
– Я имею в виду ту вечность, которую мне хотелось бы провести с тобой.
Когда мы прощались с Максико, мне опять показалось, что в кустах ошивается Пишта Сквалыга. А немного спустя к моему изумлению Максико вновь оказался передо мной и, сильно покашливая, еще раз попросил моей руки.
– Ыт у янем оп марвок тидох шедуб, – добавил он на тайном языке, которым мы пользовались между собой. Ыт у янем? Я сразу расшифровала: ты у меня по коврам ходить будешь. И он стал меня убеждать, что я, бедная, нуждаюсь в защите, то есть конкретно – в нем…
– Но ведь я тебе только что все объяснила…
– Что объяснила?
– Не валяй дурака.
И тут я заподозрила неладное.
– Это ты, Сквалыга?!
– И да, и нет, – хитрецки ответил он.
Я внимательней присмотрелась к глазам жениха и все поняла.
– Потемкин, ты – гнусный зомби! – с гневом набросилась я на мастера перевоплощения. – Поганка вонючая, симулякр двуногий – вот ты кто, скользкий грязный убогий хамелеон! Развлекайся так со своей мамашей! Да как ты посмел?! У тебя шары от стыда не лопнули? Ах ты, дундук! Ах ты, Сикстус Бекмессер [24]24
Герой оперы Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры», символ завистливой посредственности.
[Закрыть]! Что, стемнело? Гоп-ля! Спляшем свадебную! Уже вечер! А ну-ка давай танец свинопаса! И если наглости хватит, то еще и копытом пнем даму… Гоп-ля, тру-ля-ля! Давай свадебную, сиртаки, танец свинопаса! Чмо болотное! Сию же минуту попроси у меня прощения и вали отсюда! Считаю до двух. Раз…
Я стала свидетельницей жуткого перевоплощения. Не прошло полминуты, как передо мной снова стоял Пишта Потемко, который кхекал и бормотал что-то вроде того, что, мол, это розыгрыш. Я нанесла ему последний удар:
– Запомни, что если бы ты был единственный парень на всем пространстве до великой пустыни и даже дальше, то я предпочла бы выйти за последнего грязного вшивого бородавочника, чем за тебя, старого монстра, сквалыжного шелудивого изолгавшегося паяца! Только не смей ко мне прикасаться! Катись отсюда! Ты слышишь? Чих-пых! СИЮ ЖЕ МИНУТУ!!
Где-то недалеко напевала какую-то фривольную песенку Пики.
Отойдя уже на приличное расстояние, чтобы я не могла ему врезать по заднице, мой женишок обернулся и прокричал:
– Это я-то? Я враль? Разве не ты постоянно обманываешь этот несчастный народ? На Мадагаскаре страусов нет и никогда не было!
В Трансильвании, в некоторых фонтанах, обитает двоесердный народ.
Одно сердце стучит у них днем, а другое – ночью. Одно выстукивает мажорные ритмы, другое – минорные. Когда они влюблены, то любят друг друга в общей сложности четырьмя сердцами.
В тех фразах, из которых состоит вся их жизнь, женщины являются прилагательными и определениями, а мужчины – глаголами и сказуемыми.
