Текст книги "Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи"

Автор книги: Геза Сёч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

20. Скрипки, виолончели. На юг!

Вдохновленные формами женского тела, старинные мастера придумали удивительный инструмент. Если маленький, то его называют скрипкой или виолой, если побольше – виолончелью, а уж если совсем большой, то контрабасом. Нет свадьбы, где не играли бы эти замечательные инструменты, и вместе и врозь, а иногда и в сопровождении звонких цимбал. Больше всего мне нравится голос виолончели, сладостно грустный, бархатный, янтарно-краснодеревный. Один из наших охранников, Лаца Зашибленный, сильно вырос в моих глазах, когда я увидела, что он тоже играет в свадебном банде, к тому же на виолончели.

Я разыскала в лесу Заадора. Он по-прежнему размечает деревья своими знаками.

– Как нам добраться до Африки? – спросила я у философа. – В какую сторону надо двигаться?

– Это проще простого.

И он объяснил мне все про земной шар и страны света.

– Если есть Северный полюс и Южный, то почему нет Западного?

Он объяснил и это.

– А где Восток начинается?

– В Брашшо, сразу за Черной церковью [6]6
  Черная церковь (церковь Св. Марии) – построенный саксонскими колонистами в XIV в. крупнейший в Восточной Европе готической лютеранский собор в трансильванском Брашшо (рум. Брашов, нем. Кронштадт).


[Закрыть]. Там кончается готика.

– А где начинается Юг?

– В тебе. Взгляни в сторону Южного полюса и сразу почувствуешь.

– А это не субъективный идеализм? – спросила я. – Даже не знаю, как этот вопрос мог прийти мне в голову. Философ от изумления выронил из рук ведро, которое с грохотом покатилось в овраг, подпрыгивая на обросших мхом шаровидных доисторических валунах. – Воспользовавшись его удивлением, я снова спросила:

– А ты мог бы нарисовать для нас знак, указывающий путь на Юг?

– Разумеется. А что он должен изображать?

– Бегущую ногу.

22. Любопытная информация. Папаша Галапагос

– Я прочту вам статью из газеты недельной давности, – с такими словами я обратилась сегодня к стае. – Эту четвертушку газеты я нашла на скамейке у караульни. Вот послушайте, что здесь пишут:

Из этих краев двинулись в путь не только перелетные, но и все прочие птицы, и вся четвероногая живность бежит отсюда, куда глаза глядят. Сперва отправились ласточки, затем аисты, дикие гуси, дикие свиньи, дикие кошки, дикие козы и дикие жабы… БУКВАЛЬНО ВСЕ! Зубры и ежи, лошади и собаки, коровы и куры… Все живое спасается бегством.

Ученые недоумевают, не зная, как объяснить это необычное явление.

– Это все, – закончила я.

– А где это происходило? – без особого любопытства спросил Недомерок.

– Где-то здесь, – ответила я.

– Ну а все же?

– В Румынии.

У дедушки Петике, двухметрового роста аптекаря, посаженная на широченные плечи голова сильно вытянута вперед, как у коршуна или черепахи, вот почему за глаза его и называют – папаша Галапагос (Рèге Galapagos).

Кстати, насчет любви. Когда апостол Павел говорил о языках человеческих и ангельских, он сказал (1 Кор. 13), что без любви они – не более чем звук треснутого горшка.

Ай-да-Мари работала прежде в открытой пекарне, где за стеклом, на глазах покупателей, лепила ватрушки. Этот принцип открытости она сохранила и на новой работе в «Веселой распутице», где любопытствующие, заглядывая в панорамные окна, могут увидеть, что для них приготовлено и что они могут купить в стенах бывшего монастыря.

23. Споры-раздоры

– …Но ты не сказала ни слова о тех жутких препятствиях, которые – в чем я не сомневаюсь – делают невозможным такой побег…

Эту обеспокоенность высказал Капитан, вожак стаи.

– Нет на свете такого клочка земли, – набрав в легкие воздуха, отвечала я, – откуда…

– Это что? Цитата какая-то? – перебил Глыба.

– Да, Глыба, цитата, и очень важная, из графа Бенёвского, который сказал, что не бывает безвыходных ситуаций и нет такого клочка земли, откуда при должной сплоченности не могла бы сбежать группа отважных свободолюбивых мужчин.

– Уши мои, что вы слышите? – встрял тут Пишта Потемко, плебей и законченный карьерист по кличке Сквалыга. – Заяц учит стрелять охотника! Желторотая пигалица… еще молоко на губах не обсохло, а берется учить нас, что значит отважный мужчина… По-моему, эта барышня не знает еще, что такое мужчина вообще…

– Все гораздо печальней, П. П., – с неземным спокойствием отвечала я. – По-моему, это ты не имеешь понятия, что значит мужчина.

Все, отвернувшись, заржали. И даже крот Игэлае заухмылялся в своей норе. Если бы нечто подобное я осмелилась сказать месяца два назад, у меня выдрали бы все перья.

Вот что значит для человека совершеннолетие.

Или для страуса.

На картине, которую сумасшедший художник намалевал на тенте загадочной фуры, командир воинов восседает на одногорбом верблюде, так называемом дромедаре, обитающем в пустынях Аравии и Египта, в чем в ближайшее время нам представится случай убедиться самим.

26. Зерзура. Решение принято

– …путь на юг будет проходить через Потерянный оазис – бесследно исчезнувший в море песка сказочный остров, который аборигены, в честь одноименной птицы, окрестили Зерзурой. Нога человека еще никогда не ступала на Зерзуру, но берберы уверены, что именно там находятся сокровища древних царей, которые охраняет огромная, превратившаяся в камень, птица. Надо просто уметь читать великую книгу бескрайней пустыни, так говорил граф Ласло Алмаши [7]7
  Ласло Алмаши (1895–1951) – венгерский исследователь пустынь, автомобилист и авиатор, в начале 1930-х гг. предпринявший ряд экспедиций в пустыню Сахара для поисков легендарного оазиса Зерзура. В 1996 г. по мотивам его биографии режиссер Э. Мингелла снял оскароносный фильм «Английский пациент», имеющий, впрочем, мало отношения к реальной жизни Алмаши.


[Закрыть], известный также под именем Английский пациент. Ну так вот! Мы – самые быстроногие бегуны на свете, – объясняла я. – И если без передыху бежать прямо на юг, то достаточно скоро мы достигнем Африки.

– И сколько времени займет этот пробег? – полюбопытствовала Корица.

– Неделя-другая – и мы у подножия пирамид, – сказала я ободряюще. – Лично я отправляюсь завтра.

– И я, и я, – завопили они в пять клювов. Все пятеро, как один человек, точнее сказать, как один страус, изъявили желание бежать вместе со мной – Максико, Тарзан, Голиаф, Володя и Корица.

А тетка Лула, страусиная ведьма, хватая воздух, вскричала:

– Нюхательную соль, скорее, ой-ой!

Она надеялась, что этим старинным средством сможет унять сердечное треволнение.

Совещание я закончила следующими словами:

– Отныне и навсегда те из нас, кто желает обрести свободу, должны зарубить себе на клюве вопрос, который помог графу Бенёвскому успешно преодолеть сотни и тысячи безумных опасностей и преград.

Вопрос этот звучит так:

КАК НАМ ВЕРНУТЬСЯ ИЗ ЭТОЙ ЮДОЛИ ПЫТОК И УНИЖЕНИЙ В БЛАГОСЛОВЕННОЕ ЦАРСТВО СВОБОДЫ?

29. Первый побег

Спиртзавод остался уже позади. Начался новый лес, незнакомый. Успокоившись, мы галопом понеслись дальше на юг, ориентируясь, как было условлено, по начертанным Заадором знакам.

Внезапно наше внимание привлекли необычные звуки.

– Что за треск? – изумилась я.

– Ружье, – испугался Тарзан. – Точней, не ружье, а ружья.

– Охотники? – долетел до меня взволнованный шепот Корицы.

– Скорее всего, браконьеры или, как их еще называют, пострельщики, – ответил Тарзан, как будто было не все равно, чьи пули сейчас продырявят нам шкуры.

Охотничий раж между тем все нарастал. Времени на раздумья не было, и мы, стремглав, поскакали дальше, тем более что поблизости послышался жуткий собачий лай. Это было не милое тявканье наших сторожевых собак-пули, а истошный, безжалостный, ужасающий и кровавый вой прирожденных убийц. По сравнению с ним град стрел, посыпавшийся на нас с небольшого грузовичка, показался нам просто спасением. Если не ошибаюсь, на борту притаившегося за поворотом проселка грузовика была надпись: ООО «Живодеры и кошколовы».

– Эти стрелы отравленные, – прокричала я, падая, и запомнила только стремительно приближавшееся ко мне дно оврага. (Сегодня я уже знаю, что все, в кого попадают такие стрелы, против собственной воли тут же впадают в сон. Ибо нету предела человечьей злокозненности и изобретательному коварству.)

Очнулись мы уже в своих клетках. Проснулась я одурманенная, как с похмелья. И грустная, как впавшая в меланхолию кошка. Из установленных на ферме динамиков гремел шлягер: «Никуда уже не спрятаться, не скрыться…»

Меня разбудил отвратительный, густой, пробирающий до печенок дух самогонки из горечавки.

Тарзан рассказал, что, пока мы спали, всем шестерым, как делают это гусям, подрезали крылья. И Корица, и Голиаф считают, что это просто месть, но, мне кажется, дело не только в этом.

Решила подумать до завтра. И только когда буду уверена в своей догадке, изложить ее на бумаге. Поэтому никому ничего не сказала, хотя на ум мне пришли две строчки из стихотворения Эндре Ади, которое мы заучили в школе на уроке венгерской литературы:

 
Там, где крылья подрезали нам,
Там, где вечер – мертвецкий дурман.
 

С этим я и заснула.

А проснулась от какофонии свадебной процессии. Это была свадьба Шпильки, сочетавшейся с каким-то истопником. Однако это событие не заслуживало бы внимания, если бы не поразившее меня поведение Лацы Зашибленного. Когда начали играть очередную мелодию, он, вместо того чтобы водить смычком по виолончели, начал, как сумасшедший, дубасить свой инструмент какой-то палкой.

– Что он делает? Он с ума сошел? – спросила я Петике, которого тоже привлек этот шум.

– Да ничего подобного. Это так принято. Ведь это не виолончель, а гардонка, – просветил он меня.

– Такой инструмент?

– Ну да, типа виолончели.

– И не жалко тебе его?

– Если хочешь, я для тебя разузнаю, что пишут о нем в ученых книгах.

– Ну, конечно, хочу. А знаешь, что мне сегодня приснилось?

Перед тем как проснуться из-за свадебной какофонии, мне снилось, что я – скороход при царе, и в беге моем меня вдруг остановила мрачная и глубокая пропасть. В этом сне меня звали Картечью, расселина была неимоверно глубокой, не слишком широкой: казалось, что перепрыгнуть ее можно в один прыжок.

30. Одно важное наблюдение

Понаблюдав за летающими животными, и вовсе не только за птицами – нет! – но и за комарами, шмелями и даже нетопырями, я открыла закономерность, согласно которой летать могут только существа, которых природа наделила крыльями. Мне кажется, что между маханием крыльями и полетом существует глубокая причинно-следственная взаимосвязь.

Ведь ни волки, ни змеи, ни люди, ни кошкодавы не способны подняться ввысь, будь они сколь угодно страшными или могучими.

Да, теперь я все поняла.

КРЫЛЬЯ – ВОТ В ЧЕМ РАЗГАДКА!

31. И один важный вопрос

Но если способность летать зависит от крыльев, то почему страусы не летают? Почему самовлюбленные и надменные, глупые и заносчивые павлины и павы при всем желании могут отлететь – ну разве это полет? – всего лишь на пару метров?

Павлины, конечно, животные замечательные, спору нет. И хвосты, и головы, и никчемные крылья – заглядение, да и только.

Но почему они не взлетают, ну хоть на забор, когда им угрожают собаки?

Выходит, летать можно разучиться.

Но зачем нам подрезали кончики крыльев – только нам, беглецам? Не только ведь в наказание.

Наверно, боятся, что в один прекрасный день мы улетим в Африку.

Ведь можно снова научиться летать!

Ну конечно, и об этом я догадалась еще вчера!

От волнения я что есть духу припустила по выгону. Я знала то, чего не мог знать лишенный перьев и не умеющий толком бегать ограниченный человек. Что крылья, во всяком случае страусиные, как их ни подрезай, все равно отрастут!

Этого ты не учел, человек!

Мы научимся снова летать!

– Вы обязательно полетите! – заухмылялся в своей норе крот Игэлае.

38. Падучая звезда. Буся. Дрозд. Великая Праматерь Страусов

– Падучая звезда! Как здорово! – воскликнула я.

– Можно и так сказать, – отозвался Петике.

– А как еще? – спросила я.

– Из запредельных космических далей к нашей планете приближается лыжник, и на виражах из-под его звездных лыж сыплются искры. Он стягивает с лица горнолыжную маску и посылает тебе улыбку.

Копна раньше была певицей сопрано в хоре театра музыкальной комедии, но из театра она ушла, повздорив с директорской протеже – драматической инженю. На новое место работы, в контору страусиной фермы, она притащила диван, на котором директор театра распределял между актрисами роли, и теперь на этом диване они пьют кофе.

Шпилька с мужем, изувером-инженером, оказавшимся на самом деле истопником, в качестве свадебного подарка получила от коллег легавую. Собаке этой в обед сто лет, зубов нет, и шерсть почти вся облезла, но они в ней души не чают, зовут ласково Бусей и позволяют ей спать в своей постели.

Из Венгрии, с острова Маргит, к нам прилетел дрозд. Поет он на каком-то чудном диалекте, что тут же заметили остальные дрозды в лесу.

Наш вожак Капитан сказал, и это меня просто потрясло, что, оказывается, страусы когда-то умели летать, а Великая праматерь страусов, возможно, и до сих пор летает по Небесным саваннам.

Летает!

Но если так, то нам нужно не учиться летать, а просто вспомнить, как это делается!

Просто вспомнить! Пррростовспоомнить! Прррррро-сто!!!

Эй, праматушка в небесах!

Кто бы мог научить нас летать?

– Ты – великая, – уставился на меня Максико, симпатичный молоденький страус, когда я посвятила его в эту тайну. – И до всего дошла сама! Ну и светлая голова! Какая ты вся логичная! И стройная! Голенастая! И пахнешь приятно! – восторгался он.

35. Целебная вода Самоша. Струнный тамбурин

Я решила, что больше не буду ходить на уроки забвения. Кто знает, что уже стерли из моей памяти. И даже придумала раздобыть из Самоша немного воды для себя и для Максико. Говорят, будто тот, кто отведает этой воды, становится не способен к забвению. Если это действительно так, то Самош среди прочих рек – то же самое, что незабудка среди других цветов.

А может быть, тот, кто отведает этой воды, не только перестанет все забывать, но если ему повезет, то опять будет помнить все, что когда-то знал, но забыл?

«Ах, вешние деньки – они уж не твои», – напевает прибывший из далеких краев дрозд.

Струнный тамбурин, как описывается в книгах ученых этнографов, – схожий размером и формой с виолончелью самодельный четырехструнный ударный инструмент. Ударный, именно так. Если тамбурин переделывают из виолончели, он называется виолончельным. Для переделки «из виолончели вынимают душку, а подставку для струн стачивают почти до основания». Все так просто. Что касается самодельного тамбурина, то его выдалбливают из цельного куска явора или ивы наподобие корыта. Ударной палочкой служит кусок твердой древесины длиной 40 сантиметров и толщиной с черенок метлы. Смычок не используется. Инструмент применяется чаще всего как ударный для сопровождения танцев у чанго и секеев [8]8
  Чанго, секеи – этнические группы венгров, проживающие на востоке Румынии и отчасти в Молдавии.


[Закрыть].

В укромной долине, на южном склоне вулкана между вершинами Арпада и Магуры, обитают лесные сатиры.

Захворала легавая Буся. Шпилька подолгу рассказывает всем остальным, какие пилюли и какие примочки она использует, чтобы помочь бедняжке, и совершенно уверена, что у собаки снова вырастут зубы и она опять будет лаять.

36. Тарзан. Володя. Пальмы

– С этого дня при охранниках мы будем говорить задом наперед, чтоб никто из непосвященных не понимал, – распорядилась я.

– Как на уроках забвения? – спросил Володя.

– Оннеми кат.

По решительности, энтузиазму и грандиозности планов Тарзан переплюнул даже меня.

Он сказал, что мы не можем покинуть эти места, оставив нетронутым ненавистный переработочный цех. «Мы подпалим эту бойню вместе с проклятой фермой! – с этой мыслью он встает и ложится. – Мы им покажем, как жареную страусятину лопать!» И изучает технические проблемы изготовления зажигательных бомб. Тарзан шуток не любит.

Володя же занимается изучением легендарной эпохи, когданекогдастраусы господствовали в жарких тропиках и на суше, и в воздухе.

Держа в клюве длинную кисточку, он обновлял свой якобы некогда существовавший фамильный герб. На геральдическом щите он изобразил страусов, обстреливающих с воздуха каменными глыбами наполовину разбитую уже армию леопардов. На заднем плане красуются пальмы. Леопарды в панике разбегаются.

Пальмы – не те, что изобразил на своем гербе Володя, а настоящие – вырастают до облаков. По ночам в их кронах спасаются от хищников страусы. На пальму не могут взобраться ни лев, ни оборотень, ни крокодил. Злой оборотень, как он ни точит о ствол все свои тринадцать когтей, не может забраться наверх. И страусы иногда с издевкой кричат ему сверху:

– Не сдавайся, эй, перевертыш!

Полезай к нам!

Это оборотни?

Оборотень в бессильной злобе пинает пальму, но она этого даже не чувствует.

К возвращению угнанных на далекий Север страусов пальмы приготовили сладкие, чудного аромата плоды. И, покачивая кронами, словно бы говорят: потерпите, осталось совсем немного.

37. 3аадор. Как хоронили когда-то

Из леса куда-то пропал Заадор. Говорят, будто он эмигрировал в Венгрию, но рассказывают и другое: его дядя якобы был надзирателем, и во время тюремного бунта заключенные порвали его на куски, поэтому Заадор отправился в устье Дуная, чтобы похоронить его, точней, то немногое, что от него осталось. По ночам в лесу раздается что-то вроде тамтама, а подчас слышится даже саксофон.

Одного из дедушек Максико похоронили там же, где тридцать лет назад были зарыты мученики неудавшейся революции. Зарывали их втайне, потому что те люди, которые пришли к власти, не хотели, чтобы другие возлагали цветы и венки на могилы казненных, вот они и решили, что лучше всего зарыть прах мучеников (или прахи? много мучеников – много прахов? это множественное число меня с ума сведет; сколько тел может быть у одного мученика?), короче, оставшиеся по-еле повешения безжизненные тела закопали в том месте, где хоронили умерших животных из зоопарка и цирка. Но люди все-таки разузнали про этот участок кладбища, так как в этой стране даже самые страшные тайны всегда выплывают наружу, и поэтому уже много лет весь народ, или, во всяком случае, внуки революционеров, возлагают цветы и венки на могилу, где покоится дедушка Максико.

Петике пишет роман. Действие в нем происходит в неизвестной провинции из тех, что на географических картах обозначают словами «Hie Sunt Leones», то есть «здесь обитают львы», короче, неведомая земля на обочине ойкумены. В наших местах нет ни одного льва, и, честно сказать, никому они тут не нужны.

В романе Петике эта провинция (которая не имеет, да и не может иметь отношения к нашей) называется Львиной Землей, по-научному – Terra Leonum или Terra Leonorum, уж не знаю, какое название правильней. Наверно, последнее, а что касается слухов, то, похоже, они не беспочвенны, не случайно вчера по радио передавали прелюдию к третьему Леоноруму Людвига ван Бетховена под управлением сэра Джорджа (называемого также Дёрдем) Шолти [9]9
  Джордж Шолти (1912–1997) – дирижер венгерского происхождения, в разные годы – музыкальный директор мюнхенской «Штаатсопер», генеральный музыкальный директор города Франкфурта, художественный директор Лондонского филармонического оркестра.


[Закрыть].

39. Летный инструктор. Свобода воли, судьба и рок

К нам прибыл летный инструктор.

Летный инструктор

Долгожданный учитель приехал из какого-то зоопарка или морского порта на любимом прогулочном кабриолете символистов.

Вывалившаяся из авто многочисленная и суетливая компания поспешила извлечь воздушного акробата из элегантной машины. Он восседал на заднем сиденье, и первое, что нам бросилось в глаза, это его благородный внушительный профиль. Из аристократического клюва свисала огромная матросская трубка.

Чуть шевельнув крыльями, воздушный ас тут же слетел на землю. Водитель кабриолета дал газ и умчался вместе с символистами, а мы обступили земное полубожество.

– Наши сердца переполнены ожиданиями и надеждами… – попыталась я начать разговор.

Учитель обвел себя взглядом и опустил голову.

– Временами хандра заедает матросов, и они ради праздной забавы тогда… oui, pour s’amuser [10]10
  «Да, забавы ради» (франц.).


[Закрыть], – не вынимая из клюва трубки, пробормотал он, то ли оправдываясь, то ли смущаясь. Потом он проковылял пару шагов, и мы обнаружили, что ноги его опутаны, пусть и не слишком тугой, веревкой. Он неуклюже подпрыгивал и хлопал крыльями, пытаясь сохранить равновесие, хотя они, эти крылья, как раз и мешали ему ходить нормальной, а не этой жуткой хромоногой походкой. Мне стало жалко его, и я воскликнула:

– Постойте, маэстро! Я сейчас разрублю своим клювом эту веревку!

Но альбатрос от этого отказался.

Почему – я так и не поняла, хотя позднее, довольно туманно, он говорил что-то о предопределенности, кармических силах, о которых я не имею понятия, о стоической мудрости, жертвенности и о служении племени поэтов и альбатросов. А также о невозможности избавиться от власти символа (или Символа?) и о каких-то взаимосвязях между свободой воли, кисметом и – что бы это могло означать? – ананке [11]11
  Кисмет – в исламе: судьба, ниспосланная Аллахом человеку. Ананке – греческая богиня, олицетворяющая неизбежность, мать мойр – вершительниц судьбы.


[Закрыть].

Был он весьма ученый, это факт, но многое из его объяснений мне было непонятно, и я, из маловерия и подозрительности, даже подумала, что, возможно, он тоже разучился летать и теперь боится встать на крыло, чтобы не опозориться. Между тем, скорее всего, дело было просто в том, что к старости он стал походить на облупившуюся переводную картинку, сжился мало-помалу с ролью, когда-то, может быть, унизительной, но со временем расцвеченной яркими красками, – с тем, что он, точно так же, как и поэты, именно из-за крыльев считается на земле не совсем нормальным. Собственная индивидуальность присохла к ставшей такой знаменитой роли, как остатки бисквита к горячему противню. Так я о нем думала, но была неправа.

Мы подарили ему банку хека в пикантном соусе. Куски рыбы он проглатывал целиком и с явным блаженством.

Как бы там ни было, но курсы все-таки начались.