Текст книги "Древний народ хурриты"

Автор книги: Гернот Вильхельм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Хуже всего мы информированы об общественных слоях Аррапхи, занятых в аграрном секторе, но не имевших собственной земли и живших в поселениях, целиком принадлежавших дворцу или сановнику. Немногие сведения, имеющиеся в нашем распоряжении, говорят о существовании свободных пахарей, а также лично зависимых земледельцев [Wilhelm, 1978, с. 211 и сл.]. Систематические исследования могли бы пополнить знания по этому вопросу. Точка зрения, согласно которой социально-экономическая структура в основном определяется семейными союзами, ведущими совместное хозяйство, то есть «большесемейными общинами» [Jankowska, 1969а; 1969b], не подтверждается в достаточной мере использованными для доказательства источниками.

БОГИ, МИФЫ, КУЛЬТЫ И МАГИЯ

Теология, мифология, культ и ритуал хурритов не представляют собой однородных систем; иного и не следовало ожидать, учитывая большую протяженность территории обитания хурритов и сложность пережитых ими процессов взаимодействия с разными кульгурами. Чужих богов, с которыми хурриты знакомились на протяжении своей истории, они вводили в свой пантеон или же отождествляли с близкими им но характеру собственными божествами. Хурритские жрецы воспринимали произведения месопотамской религиозной литературы и обогащали их, совмещая месопотамских богов со своими, хурритскими. В комплексе, называемом нами хурритской религией, следует выделить три основных компонента: традиции, принесенные с собой хурритами из районов Курдистана, известных нам как наиболее древние места их обитания, шумеро-аккадские традиции и, наконец, западносемитско-сирийские влияния [Laroche, 1948, с. 133]. Большая часть шумерских элементов вопреки ранее существовавшим предположениям не восходит к прямым заимствованиям третьего тысячелетия, а воспринята скорее всего через посредство разюродной по своему составу северосирийской религии лишь во втором тысячелетии.

Некоторые божества, засвидетельствованные во втором тысячелетии во всех хурритских областях, от Загроса до Средиземного моря, разумеется, следует отнести к древнейшему слою хурритской религии. Но и здесь нужно иметь в виду, что черты, первоначально присущие этим богам, могли в дальнейшем подвергнуться воздействию теологических представлений о соответствующих шумерских, аккадских и сирийских божествах, равно как и наоборот – по-преимуществу малоазиатские божества могли воспринять специфические особенности, свойственные их хурритским параллелям.

К таким общехурритским божествам относится Тешшуп, бог Бури и Царь богов (иначе [Gelb, 1944, с. 55]), известный под именем Тейшеба также и урартам. Древним культовым центром этого бога является до сих пор не локализованный город Кумме (Куммия); предполагают, что он находился в курдском горном краю в районе современного Заху, вблизи иракско-турецкой границы [Reade, 1978, с. 177]. Миф называет Тешшупа «царем Куммии» [Giiterbock, 1952]. Главенствующее положение в качестве верховного божества (Тейшеба в урартском пантеоне таковым не является!) он занял, возможно, только лишь в первой половине второго тысячелетия, когда был отождествлен с ипостасями бога Бури, чтимыми в Плодородном полумесяце, которым был присущ аспект повелевания богами. Как бы то ни было, только в это время его имя, засвидетельствованное в третьем тысячелетии в единичных случаях, начинает попадаться чаще. Наиболее распространенным именем божества, входящим в состав личных имен, Teššup становится лишь в XV и XIV вв.

В мифах линия Царя богов столь же отчетлива, как линия богов Дождя и Грозы. Тешшуп сменяет своего отца Кумарби, бога Небес, подобно тому как тот сменил своего отца, бога Небес Ану. Оружием Тешшупа являются гроза, дождь, ветры и молния, а ездит он на боевой колеснице о четырех колесах, влекомой быками Шериш и Хурриш (Хурвиш), по другой версии – Шериш и Тилла. Эти быкоподобные божества-помощники, статуи которых еще стояли в Ашшуре первого тысячелетия в храме бога Бури Адада [Weidner, 1945—1951], указывают на важный аспект Тешшупа, в соответствии с которым он выступает как бог Дождя, способствующий произрастанию; это свойство еще отчетливее проявляется у анатолийского бога Бури, который сам первоначально мыслился в облике быка и даже после падения Великого хеттского царства продолжал иногда изображаться в виде быка.

В свидетельствах господствующей роли Тешшупа среди остальных богов нет недостатка и за пределами Малой Азии, откуда происходят все доныне известные записи хурритских мифов; в глазах царя Митанни Тушратты Тешшуп возглавляет пантеон своей страны, как Аман (Амон) – пантеон богов в Египте. Уже в старовавилонское время встречается личное имя Тешшуп-эвре («Тешшуп-господин») [Dalley, 1976, с. 263]. Почти все царские имена Аррапхи включали имя бога Тешшупа (Кипи-Тешшуп, Итхи-Тешшуп, Хишми-Тешшуп (?), Муштея – уменьшительная форма от Муш-Тешшуп), так же обстоит дело и с половиной имен принцев. Здесь отражено желание учесть местную традицию, поскольку уже в старовавилонское время город Аррапха был одним из центров культа бога Бури. В отличие от Тешшупа отождествлявшийся с ним в этом регионе аккадский бог Бури Адад никогда не считался повелителем богов. Аспект царствования над богами отступает на задний план и у Тешшупа, почитавшегося в Угарите, где его идентифицировали с богом Ваалом. Вопреки попыткам путем изучения мифов найти доказательства господствующего положения Ваала [Koch, 1979] следует сказать, что не Ваал, а Эль предстает в большинстве мифов и ритуалов как бесспорный повелитель богов [Locwenstamm, 1979].

В Угарите резиденцией Ваала считалась гора Цапан (античная mons casius, современная Джебель Акра', возле устья Оронта). В хеттско-хурритской среде эта гора обожествлялась под именем Хаззи и вместе с другой обожествленной горой Намни, пока точно не локализованной [Klengel, 1970, с. 34 и сл.}, включалась в число спутников Тешшупа.

Наиболее важной локальной формой Тешшупа был бог Бури города Халаба, сначала носивший семитское имя Адду, но уже к концу старовавилонского периода отождествленный с хурритским Тешшупом. Поклонение ему было надрегиональным и простиралось от Малой Азии [Klengel, 1965] и Угарита на сирийском побережье [Laroche, 1968] до Нузы в землях к востоку от Тигра [Deller, 1976]. Культ этой местной формы Тешшупа, вероятно, распространился на Хаттусу еще в древнехеттский период. Как подруга Тешшупа Халабского почиталась северосирийская богиня Хепа(т), имя которой исследователи связывали, впрочем не слишком убедительно, с именем ветхозаветной Евы (Hawwa) [Speiser, 1941, с. 41, примеч. 91]. В более позднее время юго-восточноанатолийский горный бог Шарумма был присоединен к божественной паре Тешшупа и Хепат в качестве сына и получил поэтому прозвище «Телец Тешшупа» [Laroche, 1963].

Самая главная богиня хурритов – Шавушка [Wegner, 1981]; засвидетельствована впервые в период. III династии Ура [Whiting, 1976]; прежде всего в Ассирии и в землях к северо-востоку от Тигра она слилась с Иштар, культ которой существовал там издавна. Иштар ведала плотской любовью и войной; наиболее знаменита та ее локальная форма, в которой ее почитали в североассирийском городе Ниневии [Vieyra, 1957]. В конце VIII в. она все еще была известна под своим хурритским именем. Культовое изображение ниневийской богини считалось целительным и поэтому было дважды послано в Египет с целью излечить фараона.

Иштар-Шавушка была верховным божеством во многих городах Ассирии и Аррапхи. Рядом с ней часто стоял местный бог-эпоним, но лишь в исключительных случаях он превосходил по значению великую богиню, как это было, например, с городским богом Ашшура. В тех же самых странах поклонялись также богиням, носившим титул «владычиц страны» и представлявшим собой, по крайней мере в некоторых случаях, ипостаси Иштар-Шавушки.

В царстве Митанни Шавушку тоже чтили как верховную богиню; Тушратта называет ее «владычица моей страны» и «владычица небес». Согласно шумерской, аккадской и сирийско-малоазиатской традиции, она является сестрой бога Бури. Была ли эта ее роль изначальной в хурритском пантеоне, не установлено. Во всяком случае, в восточной области распространения хурритской религии она занимает в культе место бок о бок с Тешшупом как в городах к востоку от Тигра Тилле и Хильмани, так, вероятно, и в Нузе, где раскопан двойной храм, несомненно посвященный Тешшупу и Шавушке. Только в традиции городов Киццуватны, восходящей к культу, существовавшему в Халабе, Шавушка как наиболее важная богиня, стоящая рядом с Тешшупом, была вытеснена автохтонной богиней Хепат. И в Алалахе [Na'aman, 1980], как и в хурритском культе Угарита [Laroche, 1968], Тешшуп и Шавушка возглавляют пантеон. В киццуватнском городе Лавацантии в результате искусственного объединения алеппской и местной традиции во главе богов оказывается троица Тешшуп – Хепат – Шавушка [Lebrun, 1979].

В аккадских текстах из Угарита говорится об «Иштар Хурритской», которая еще в VIII в. под именем «Астарты Хурритской» ('ttrt ḫr) фигурирует в финикийской надписи, обнаруженной в Марселе (Herrman, 1973—1074]; иначе [Dietrich, Loretz, 1975])

В Северной Сирии Шавушка частично слилась с функционально близкой ей богиней Ишхарой, а в Угарите ее отождествляли с Астартой [Laroche, 1968]. В Киццуватне почиталось «Черное божество», имевшее черты Шавушки {Kxonasser, 1963; Lebrun, 1976, с. 16]; его культовое изображение после присоединения страны к государству Хатти было перенесено в Самуху. В Малой Азии Шавушке приписывались также мужские черты и атрибуты. В хурритско-хеттском скальпом святилище в Язылыкая вблизи Хаттусы (вторая половина XIII в.) Шавушка помещена и в ряду богов, и в ряду богинь [Guterbock, 1976], а в одном хурритском ритуале жертвы приносились как «мужским атрибутам», так и «женским атрибутам» Шавушки [Lebrun, 1976, с. 78, стк. 15]. Будучи богиней плотской любви, она могла наказывать врагов и клятвопреступников, меняя характер их сексуального поведения на противоположный; эта способность приписывается также месопотамской Инанне-Иштар [Archi, 1977].

Только в западном регионе Шавушке придаются в качестве служанок и музыкантш богини Нинатта и Кулитта, восходящие, возможно, к анатолийской традиции. Эта божественная пара, как и быки-спутники Тешшупа, была известна в Ашшуре еще в первом тысячелетии [Weidner, 1945—1951]. В текстах из Хаттусы Шавушке сопутствуют разные богини-помощницы с хурритскими именами, как, например, Шинталь-вури («Семиглазая»), Шинталь-ирти («Семигрудая») и Шинан-татукарни («Двойня в (?) любви») [Wegner, 1981, с. 81 и сл.].

К группе известных во всем хурритском языковом ареале исконно хурритских богов принадлежит также Кумарби – главный персонаж нескольких мифов, в которых говорится о попытке этого бога вернуть себе господство, отнятое у него богом Бури. Имя Кумарби является производным и указывает на место происхождения (топоним с суффиксом родительного падежа); такое построение имени, принадлежащего божеству, не уникально, но встречается лишь в единичных случаях. Миф называет родиной Кумарби древний хурритский царский город Уркеш, однако на исходе третьего тысячелетия главным богом этого города был, по-видимому, Неригал.

Самое древнее свидетельство, касающееся Кумарби, сохранилось на хурритской табличке из Мари (около 1700 г.) [Thureau-Dangin, 1939, № 5]. Под именем Кумурве (вариант имени Кумарби) этот бог почитался в расположенном к востоку от Тигра городе Азухинну [Deller, 1976]. В остальном, насколько известно, его роль в культе была второстепенной, а его имя в состав личных имен не включалось. Тем не менее еще в новоассирийское время вместе с двумя другими хурритскими божествами, Набарби и Саманухой, он фигурирует как главное божество города Таиде (Теди). Сирийской теологией Кумарби идентифицировался с среднеевфратским богом Зерна Даганом, с шумеро-аккадским Энлилем и с угаритским Элем, причем в каждом случае решающими оказывались соображения о его принадлежности к тому или иному поколению богов или наблюдаемой между ним и другими богами функциональной близости. Отождествление Кумарби с Даганом заходит столь далеко, что супругой обоих считается богиня Шала (Шалуш) [Laroche, 1968]. Случаи замены имени Кумарби в хеттско-хурритских списках богов хеттским словом «зерно» позволяют считать Кумарби, подобно Дагану, богом Зерна. Как и всем великим хурритским богам, Кумарби в хеттско-хурритских мифах и ритуалах придан спутник: это – Мукишану, чье имя образовано от топонима, служившего одним из обозначений царства Алалах.

Многократно засвидетельствованный в Угарите и Хаттусе бог Нупатик, родословная которого неясна, возможно, также принадлежит к основному генеалогическому древу хурритских божеств, поскольку уже строительная надпись Тиш-аталя содержит обращение к нему (он зовется здесь Лубадага). Во время праздника Хишува жертвы приносят в одном и том же храме одновременно двум ипостасям божества Нупатик, а именно bibita или bibitḫi (см. [Dietrich, Loretz, Sanmartin, 1975]) и zalmana.

Бог Солнца и бог Луны были известны на всей территории распространения хурритского языка под именами Шимике (на востоке – Шимика) и Кушух (в Алалахе и в единичных случаях в Хаттусе – Кушах). Имя хурритского бога Солнца созвучно имени урартского бога Солнца Шивини, тогда как имя Кушух сопоставляли с именем (прото) хеттского бога Луны Каску, тем самым допуская возможность очень древних хеттско-хурритских языковых контактов. Однако нельзя исключить, что Кушух может оказаться притяжательным прилагательным, образованным от топонима Кузина.

Шимике и Кушух нигде не служат предметом особого почитания, а их индивидуальные черты и их роль приступают в мифах весьма слабо. Когда же царь Митанни Тушратта в цитированном выше письме говорит фараону о «Шимике», он имеет в виду египетского бога Солнца Ра или же просто имя нарицательное небесного тела [Friedrich, (1942]. Бог Солнца увязывается с искусством прорицателей, потому что во время своего дневного пути по небу он видит все, что происходит на земле. Бог Луны, напротив, оберегает клятвы и этой своей функцией отличается от аккадского Сина [Laroche, 1955a; 1955b]; указанный аспект отдаляет его от небесных богов и сближает с подземными «богами проклятия и смерти», ответственными за устранение магической и религиозной нечистоты, к которой относится и клятвопреступление [Otten, 1957]. То же можно сказать и о боге Солнца п его ипостаси «Солнце подземного мира»; здесь, впрочем, речь идет об анатолийских представлениях, получивших хурритское языковое оформление. Обычно же Шимике выступает в мифах и культе в роли одного из великих небесных богов, поддерживающих Тешшупа в борьбе за господство над богами. Древним божеством Луны, широко известным на протяжении всей истории Древнего Востока и даже позже, является бог Луны северосирийского города Харрана. В списке богов, оберегающих клятвы, упоминаемых царем Митанни Шаттивазой, бог Луны из Харрана помещен особо, рядом с богом Солнца и богом Луны.

Важное положение занимает в хурритском культе Угарита супруга бога Кушуха, богиня Никкаль, восходящая к шумерской богине Луны Нингаль (шумер, «великая госпожа»). Если еще в XIV в. хеттские царицы носят имена, включающие имя этой богини (Никкаль-мати, Асму-Никкаль), то в дальнейшем значение Никкаль в хеттско-хурритском ареале падает [Laroche, 1955b]. Зато по совершенно другим основаниям, возможно ради симметрии, в более позднее время в хурритский культ была включена вавилонская супруга бога Солнца, Айя.

(Внедрение шумеро-аккадских богов в хурритский пантеон не следует рассматривать как единый процесс. Здесь надлежит считаться как с прямыми, так и с опосредствованными заимствованиями (последние в основном через Сирию). Сюда же присоединяются и заимствования, введенные составителями многоязычных списков богов из Угарита [Laroche, 1968] и Эмара [Laroche, 1977] (многократно).

К древнейшим заимствованным богам относится Неригал [von Weiher, 1971], чье происхождение неизвестно. Его имя впервые всплывает в царских надписях аккадского периода и вслед за тем все чаще упоминается в хурритских государствах, ставших преемниками Аккадского царства, где этот бог почитался особенно высоко. Надписи царей Аталь-шена и Тишаталя из Уркеша, о которых уже говорилось, были заложены в основание одного из храмов Неригала. Аталь-шен называет бога «царем Хавалума» (или Хавилума, или Хавлума). В период староассирийских торговых поселений и во времена Мари, но также еще и в одном ассирийском жертвенном ритуале более позднего времени упоминается некий Неригал из Хубшал(ум)а (в районе Диярбакыра (?)), который, возможно, идентичен названному ранее [Guterbock, 1965; von Weiher, 1971, с. 37, примеч. 6].

В многочисленных хеттско-хурритских источниках из Хаттусы – по крайней мере в своих традиционных написаниях ğer-rix(UNUG)-gal, ğeri-gal, ğerx (IR.GIR)-rix-gal – Неригал почти не встречается, да и вообще на западе он значения не имел. Однако нужны еще исследования, способные уточнить, обозначала ли логограмма U.GUR в Хаттусе Неригала по вавилонскому образцу или же под ней подразумевался широко засвидетельствованный в Аррапхе бог Угур.

На территории восточнее Тигра в XV—XIV вв. Неригал пользовался усиленным поклонением. В Азу-хинну он стоит вместе с Иштар-Шавушкой humella во главе пантеона, а во многих других городах эта пара следует непосредственно за Тешшупом и Иштар-Шавушкой Ниневийской. В календаре Аррапхи два совпадавших названия месяца различались по добавленным к ним именам Тешшупа или Неригала. В самом городе Аррапхе одни из городских ворот назывались именем Неригала, а в Курруханни Неригалу служила нысокопоставленная жрица (ēntu) [Brinkman, Donbaz, 1977].

Напорное, уже в аккадский период проторил себе путь в хурритский пантеон и бог Эйя. Хотя свидетельств, которые позволяли бы судить о времени заимствования, скудные древнейшие хурритские источники не содержат, все же на основании часто встречающейся в Малой Азии архаической формы его имени А'а момент заимствования можно считать весьма ранним.

В Вавилонии Эйя отождествлялся с шумерским богом подземного пресноводного океана (abzu) и искусства заклинаний Энки; свойство все ведающего божества характерно также и для хурритского Эйя/А'а, каким он является нам прежде всего в Песни об Улликумми. Соответственно ему часто придается эпитет ḫassissi (аккад. ḫasīsu – «мудрость»). Наряду с этим существует ипостась Эйи с эпитетом šarri (аккад. šarru – «царь»), которая особо почиталась в государстве Митанни и имела в Ашшуре свой храм. Что связывалось с царственным аспектом Эйи (быть может, всего лишь шумерская концепция «царя Абзу»), мы пока не знаем. В списке богов, призываемых при даче клятвы, который приведен в договоре Шаттивазы, Эйя-Шарри снабжен эпитетом bēl ḫasīsi («Владыка мудрости»), то есть дифференциация разных ипостасей Эйи здесь не проводится.

Недавние раскопки показали, что с начала третьего тысячелетия существовал тесный культурный контакт между южным Двуречьем и населением среднего Евфрата и Северной Сирии. Это влекло за собой обмен религиозными культами. Предположительно в период III династии Ура в Сирии уже было введено почитание упомянутой выше шумерской богини Луны Нингаль. Там с ней позднее познакомились хурриты и включили ее в свой пантеон. Круг западносирийских богов, с которым нас знакомят хеттско-хурритские списки жертвоприношений киццуватнского происхождения [Laroche, 1948], а также хеттское скальное святилище Язылыкая [Guterbock, 1976], представляет собой синтез исконно хурритских традиций и культов, воспринятых хурритами в Северной Сирии. В текстах, обнаруженных в Эбле и познакомивших нас с северо-сирийским пантеоном досаргоновского периода [Pettinato, 1979], удалось найти подтверждение идеи, что именно те западносирийские боги, которые неизвестны в то же время и на востоке, действительно восходят к дохурритскому субстрату [Laroche, 1976; Haas, 1978].

Прежде всего здесь должен быть назван бог Войны Аштаби, чье имя из-за окончания на bi (ср. Кумарби, Набарби) большей частью принимали за хурритское. Совершенно бесспорно, к хурритско-северосирийской группе принадлежат Адамма и богиня Ишхара, ставшая впоследствии в Малой Азии богиней Клятв и Болезней. Так же только на западе известна богиня подземного мира Аллани, неотделимая от известной в период III династии Ура богини Аллатум. Имя Аллани легко увязывается с хурритским словом allai («госпожа, владычица»), между тем как для Аллатум до сих пор не было предложено убедительной аккадской этимологии. Таким образом, Аллатум-Аллани могла бы считаться первым и пока единственным свидетельством присутствия хурритов в Северной Сирии уже около 2000 г. Она принадлежала к пантеону города Хашшу, откуда Хаттусилис I перенес ее статую в Хаттусу, и считалась матерью Хепат, местной северосирийской богини, превратившейся в западнохурритском пантеоне в подругу Тешшупа. В традиции Киццуватны Хепат была расщеплена на несколько местных форм и ипостасей, а после заимствования киццуватнской теологии хеттами отождествлена с главным божеством хеттского государственного культа, богиней Солнца (города) Аринны. Хотя Хепат не была причислена к группе великих богов ни в царстве Митанни, ни в хурритских областях, расположенных дальше к востоку, и даже, возможно, вовсе не почиталась там, тем не менее в XIV в. в господствующем слое были распространены личные женские имена с элементом -ḫepa. Таковы имена обеих известных нам по имени митаннийских принцесс, выданных замуж в Египет; их звали: одну – Келу-Хепа, а другую – Тату-Хепа; приблизительно к тому же времени относятся и два имени из Нузы (Шувар-Хепа, Шату-Хепа), принадлежавшие родственницам одного из принцев. Подобное предпочтение, оказываемое именам на «-хепа», наблюдается в дальнейшем также и у хеттской династии.

Хеттские мифы, ритуалы и государственные договоры упоминают непостоянную по составу группу богов подземного мира; в текстах, найденных за пределами Хаттусы, она не встречается, но вместе с тем в самой Хаттусе совершенно однозначно относится к хурритской теологии. Речь идет о так называемых «древнейших богах», принадлежащих к прежним поколениям богов, вытесненным богом Бури в подземный мир [Otten, 1961; Laroche, 1974]. Будучи включены в магическое противопоставление «чистоты» и «нечистоты», не являющееся специфической принадлежностью хурритов, но особенно хорошо поддающееся изучению именно на древнемалоазиатском материале, «древнейшие», подземные боги противопоставляются правящим, небесным богам, как негатив позитиву. Так как подземные боги более не участвуют в божественном правлении, у них отсутствует важнейшее свойство «верхних» богов – быть «чистыми» в магическом смысле этого слова. Такого рода чистота является условием божественных деяний, а ее нарушение – скажом, вследствие небрежности, допущенной при отправлении культа, – сковывает божественную силу, что приводит к отрицательным для благополучия человека последствиям. «Нижние» божества в этом отношении – прямая противоположность «верхним»: нечистота им не вредит, она скорее является присущей им сферой. Поэтому к нижним богам взывают, когда возникает потребность удалить из верхнего мира и надежно спрятать в нижнем мире «нечистоту» (мыслимую как некая субстанция), вызывающую неурожай, убийство, болезнь или клятвопреступление.

Имена «древнейших богов» не удается с уверенностью возвести ни к одному из известных языков, хотя и были отмечены некоторые созвучия с шумерскими и западносемитскими именами [Gurney, 1977, с. 15]. Было высказано мнение, что они могут восходить к некоему дохурритскому и досемитскому верхнемесопотамскому субстрату [Goetze, 1977, с. 134). Большинство таких имен образует рифмующиеся пары (Нара – Напшара, Минки – Амунки, Мунтара – Мутмунтара). Некоторые из богов этой группы имеют эпитеты, связанные с их функцией: Атунтарри – «Жрец-прорицатель», Зульки – «Толковательница снов», Ирпитика – «Властитель суда», «Яма» (apt) как вход в нижний мир (в магическом смысле слова) играла в хурритских очистительных ритуалах большую роль (ср. наименование города, расположенного к востоку от Тигра, Ape-na-aš(-we) – «(место) ям»); ее обожествляли и считали принадлежащей к подземному миру. В подземном мире обитают цари богов прежних поколений, свергнутые своими преемниками; ввиду того что в их числе находятся и великие вавилонские боги, такие, как Ану и Энлиль, то «древнейших богов» иногда называют словом шумерского происхождения (Anunna(k), аккад. Anunnakkū), под которым первоначально подразумевались великие небесные боги.

Впрочем, весьма сомнительно, что «подземные боги», какими они выступают в текстах из Хаттусы, были известны по всей хурритоязычной территории. Этому противоречит тот факт, что в государственном договоре, заключенном между хеттским царем Суппилулиумасом и царем Митанни Шаттивазой, эти боги фигурируют только как блюстители клятвы первого из названных царей, тогда как в перечне богов; Митанни они отсутствуют. Лишь в этом государственном договоре содержится обращение к богам индоарийского происхождения – Митре, Варуне, Индре в близнецам Насатья. Вероятно, их следует рассматривать как личных богов-покровителей царей Митанни.

Кроме богов, воспринимавшихся как индивидуальности и имевших личные имена, в хурритской религии были также неперсонифицированные божественные существа, часто объединяемые в пары: Небо и Земля (eše ḫawurni), горы и реки (рарапа šijena). В западнохурритском культе обожествлялись также и атрибуты богов, их оружие и инсигнии, предметы культового инвентаря; всем им в отдельности приносились жертвы. Так, например, существует длинный ритуал, где расписан порядок принесения жертв трону Хепат и каждой из его частей [Laroche, 1960]. Не исключено, что на востоке подобным объектом культа было ложе (natḫi) Шавушки Ниневийской [Vieyra, 1975].

В хеттско-хурритских религиозных текстах часто встречаются группы из семи демонов. Они скорее всего восходят к месопотамским прототипам и, подобно им, имеют астральный аспект (Плеяды). Такие «семерки богов» придаются различным великим богам, таким, как Шимике и Тешшуп. Что это не поздние домыслы хеттских писцов ([Kammenhuber, 1976, с. 50]; иначе [Haas, 1977, с. 144 и сл.]), следует хотя бы из упоминания «семи дочерей Шимике» в хурритоязычном заклинании из Мари, относящемся примерно к 1700 г. [Thureau-Dangin, 1936, № 5, стк. 10 и сл.].

О культе предков, вероятно, свидетельствуют часто встречающиеся в текстах западного происхождения «боги отца» (enna attannewena) – здесь, однако, можно было бы говорить о заимствовании хеттского или сирийского представления (ср. [Dietrich, Loretz, Sanmartin, 1974; Xella, 1981]), зато бесспорными доводами в пользу существования культа предков служат наименование месяца аттанашве («месяц отцов») в календаре Нузы и упоминание в текстах из этого же города «духов мертвых» в виде культовых фигур, которыми владеют семьи [Deller, 1981].

Возможности ознакомления с хурритской мифологией пока ограничены источниками из Хаттусы. Процесс формирования и передачи обнаруженных там мифов весьма сложен, так что за отсутствием сравнительного материала мы не в состоянии точно реконструировать его по отдельным фазам. Как выше в отношении пантеона, так и здесь применительно к мифологии мы должны считаться с существованием древнейшего исконно хурритского слоя, а также шумеро-аккадского и западносемитско-северосирийского компонентов, к которым, возможно, еще присоединялись хеттско-малоазиатские влияния.

Большинство хурритских мифов дошло до нас на хеттском языке, существуют также фрагменты хурритских мифологических текстов, но понимание их весьма далеко от совершенства [Salvini, 1977b]. Принято считать, что хеттские версии представляют собой переводы хурритских оригиналов. Однако это не бесспорно, потому что в некоторых случаях могут быть приведены данные, говорящие в пользу существования аккадских оригиналов. О наличии в государстве Митанни развитой аккадоязычной мифологической и историко-эпической литературы свидетельствуют хотя бы те немногие найденные в Амарне (в Среднем Египте) литературные таблички, которые происходят, скорее всего, отчасти из Северной Сирии (эпос šar tamḫārim), отчасти из Митанни (Неригал и Эрешкигаль, Адапа). В Амарне был обнаружен также небольшой фрагмент Песни о Кешши на аккадском языке, произведения, известного в хеттской и хурритской версиях из Хаттусы. В связи с этим следует взвесить, не были ли хурритские мифы, распространенные в Митанни и Северной Сирии, под влиянием господствовавшей здесь аккадской письменной традиции написаны сначала на аккадском языке и переведены на хурритский лишь позднее, уже на другой территории, где хурритский как язык культуры пользовался особым престижем, а именно в Малой Азии. Из-за местоположения находок эта идея остается пока чисто умозрительной, тем не менее она способна охладить слишком пылкие надежды обнаружить литературные сочинения на хурритском языке в главных центрах государства Митанни, где раскопки еще только начаты. Однако новейшие находки текстов в хеттской столице показывают, что там уже около 1400 г. переписывались и переводились на хеттский язык хурритские повествовательные тексты, возможно пришедшие, по крайней мере отчасти, из Северной Сирии периода Средней бронзы, точнее, из Эблы. Среди них находятся сочинения морально-дидактического характера [Otten, 1984].

Миф в своей архаической форме объясняет происхождение культа или магического действия и дает его истолкование. Произнесение мифа в рамках ритуала соединяет настоящее с его истоками и вызывает возвращение благотворных мифических событий; ритуал содержит момент магии, посредством которой свершившееся «в давние времена» участвует в происходящем ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.

В отличие от разных мифов анатолийского происхождения хурритские мифы в Хаттусе, насколько нам известно, уже не включаются в ритуал; однако нельзя определить, достаточно ли они эмансипировались, чтобы стать «литературой», – характер восприятия религиозных текстов (и это касается всего Древнего Востока) может быть выяснен только в редких случаях, на основании самоочевидности или привлечения таких источников, как, например, письма.

В центре доступной нам хурритской мифологии стоит представление о преемственности разных поколений богов, в мифические времена завершившейся господством бога Бури, которое, впрочем, могло и не считаться окончательным. Теогонический аспект при этом уступает место аспекту утверждения господства, а космогонические элементы в остальных хурритских мифологических текстах оказываются оттесненными на самую периферию.