Текст книги "Древний народ хурриты"

Автор книги: Гернот Вильхельм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Среди пришельцев из восточноанатолийских горных областей были группы говоривших на индоевропейском наречии – архаической форме индоарийского [Mayrhofer, 1966; 1974; Kammenhuber, 1068]. В историографии Древнего Востока этот факт привлек к себе особое внимание и в первой половине нашего века получил интерпретацию, на которой сказались расовые теории, имевшие хождение в то время. В дальнейшем основательная перепроверка небольшого языкового материала, дошедшего до нас, позволила ученым прийти к известному согласию, хотя сама дискуссия велась подчас в острой полемической форме, не внушавшей особых надежд на такой конечный результат (Mayrhofer, 1966; 1974; Kammenhuber, 1968; 1977; 1978; Diakonoff, 1972].

Что касается общеисторической оценки, то наиболее спорным является следующий вопрос: проникли ли в Плодородный полумесяц индоарийскоязычные группы, пришедшие с Закавказья вместе с хурритами, или же индоарийские языковые элементы восходят к контактам хурритов с индоарийцами на пути последних в Индию и Иран. Эти контакты, если они действительно существовали, должны были иметь место в Закавказье, вопреки тому что там, судя по языковой ситуации второго тысячелетия, скорее мог употребляться протоурартский язык, хотя и родственный хурритскому, но к интересующему нас времени, то есть к первым векам второго тысячелетия, уже успевший от него отделиться. Вторая модель была бы подтверждена, если бы в Индии обнаружились хурритские или (прото)урартские заимствования; однако их присутствие здесь до сих пор доказать не удалось. Очевидно, заимствования шли в одном направлении, а именно из индоарийского в хурритский. Ввиду того что остатки индоарийского – речь идет об именах богов и личных именах, а также о группе терминов, связанных с тренингом лошадей, – встречаются прежде всего в связи с династией Митанни, можно предположить, что под влиянием индоарийских пришельцев в Закавказье возникла традиция царских имен, которая, скорее всего, благодаря династической преемственности продвинулась более чем на 500 км в юго-западном направлении и получила распространение в Северной Месопотамии, в государстве Митанни. Такое объяснение означало бы замену мифа об индоиранском владычестве, с полным основанием подвергавшегося критике, другим мифом, хурритским. Более убедительна иная модель, согласно которой группы, говорившие на индоарийском, отделились от основного потока племен, шедших через Иран в Индию, и в конце концов вместе с хурритами попали в струю, направлявшуюся в Плодородный полумесяц. При этом они были быстро ассимилированы хурритоязычной средой, несшей на себе сильный отпечаток древнемесопотамской и древнесирийской культуры, и, возможно, весьма рано утратили свой язык. По другой теории, митаннийские индоарийцы первоначально относились к гурганской культуре на юго-восточном побережье Каспийского моря, а причиной их переселения в Верхнюю Месопотамию было вторжение иранских племен [Ghirshman, 1977].

О роли индоарийцев в предыстории государства Митанни мы можем судить только по нескольким личным именам и словарным заимствованиям, которые все же позволяют прийти к определенным выводам об историческом значении этой группы. Все цари складывавшейся в XVI в. хурритской империи, в дальнейшем получившей название Маиттани, а затем Митанни, носили, насколько нам известно, нехурритские тронные имена, из которых лишь некоторые имеют бесспорную или вполне вероятную индоарийскую этимологию, например: Артатама = вед. rta-dhaman – «чье место обитания Рта», Тушратта (Туишератта) = вед. tvesa-ratha – «чья колесница безудержно продвигается», Шаттиваса = др.-индоар. *šāti-vāja – «добывающий трофеи», = вед. vāja-sāti – «добыча трофеев» [Mayrhofer, 1974, с. 23—25]. Для целого ряда других имен из числа так называемых митаннийских еще не найдены достаточно убедительные этимологии, но они сами столь сильно отличаются от хорошо известных нам хурритских имен, что их большей частью также относят к индо-арийскому адстрату. Здесь сомнения методологического порядка [Kammenhuber, 1968, с. 156 и сл.], вполне оправданные с лингвистическо-эвристической точки зрения, для исторической оценки особой важности не представляют. Имена такого рода, значение которых, впрочем, остается спорным, встречаются в качестве имен правителей XIV в. также и в Южной Сирии вплоть до Палестины [Mayrhofer, 1966, с. 29 и сл.; 1974, с. 29; Kammenhuber, 1977, с. 130], что, однако, подтверждает лишь само существование культурно-политической близости между находившимися там государствами и Митанни. Но так как в XIV в. хурритский язык был распространен по меньшей мере вплоть до Средней Сирии (включая Катну и скорее всего также Кадеш), что несомненно было связано с перемещениями населения в период возникновения Митанни, то нельзя a priori исключить проникновение сюда и индоарийцев. Иногда в качестве аргумента в пользу того, что на Переднем Востоке никогда не говорили на индоарийском и что он сохранился в хурритском исключительно в виде непонятных в нем лексических заимствований, приводится разнообразие вариантов, употреблявшихся при написании индоарийских имен. Здесь, однако, следует напомнить, что в многоязычной среде степень языковой компетентности писцов могла сильно различаться и что передача иноязычных имен в речи и письме недостаточно грамотных лиц с большой долей вероятности вела к возникновению различных вариантов. На многие поставленные здесь вопросы пока невозможно ответить; впрочем, при малой изученности предмета отрицательные суждения не меньше нуждаются в доказательствах, чем положительные.

К богам, которых митаннийские цари почитали еще в конце XIV в., принадлежат Митра, Варуна, Индра и Насатья, известные нам из Вед, древнейших индийских поэтических памятников. Их имена засвидетельствованы пока только в двух взаимосвязанных государственных договорах [Laroche, 1971, № 51, с. 52]; возможно, они относились к культу, чье распространение ограничивалось ближайшим окружением правящей династии.

Характер традиционных имен митаннийских правителей показывает, что в процессах преобразования, происходивших в Северной Месопотамии XVII и XVI вв., известную роль играли группы носителей индоарийских языков, связанные с профессией, реконструируемой на основании немногих сохранившихся индоарийских слов. Из того что в Нузе начала XIV в. разные обозначения лошадей имеют доказанное или вполне вероятное индоарийское происхождение ([Mayrhofer, 1966, с. 17 и сл.; 1974, с. 29 и сл.]; иначе [Kammenhuber, 1968, с. 211 и сл.]) и что хеттский трактат о тренинге лошадей [Kammenhuber, 1961] восходит к митаннийскому специалисту в этом деле и содержит индоарийские профессиональные термины, можно прийти к заключению, что индоарийцы хорошо разбирались в коневодстве и тренинге лошадей. Познания в коневодстве и использование двухколесных боевых колесниц были той военной технологией, которая, несомненно, сыграла важную роль в экспансии Митанни, хотя известные нам тексты для раннего периода существования этого государства преимущественно сообщают о превосходстве осадной техники («хурритский таран») [Guterbock, 1938, с. 116] и о применении составного лука. Согласно преобладающей ныне точке зрения, двухколесная боевая колесница была создана в самой Передней Азии, а не привнесена индоарийцами, как считали раньше. В течение короткого времени колесница распространилась отсюда по всей Передней Азии, Египту и странам Эгейского моря [Nagel, 1966; Zaccagnini, 1978].

Приобретение и содержание лошадей и колесниц обходилось очень дорого и было доступно только богатым слоям, выделявшимся в Аррапхе именно по данному признаку: принадлежащих к этим слоям так и называли rākib narkabti – «ездящие на (боевых) колесницах»; они составляли избранные войска, от которых зависел исход войны. В Митанни, равно как и п Сирии и Палестине, их именовали marijanni-na; это слово часто, но не вполне убедительно связывают с др.-инд. marya – «молодой человек» (в авестском также – «член мужского союза») [Mayrhofer, 1966, с. 19; 1974, с. 16; Kammenhuber, 1968, с. 222 и сл.; Diakonoff, 1971, с. 76; Laroche, 1980, с. 168]. На протяжении истории Митанни эта военная элита [O'Callaghan, 1950—1951] превратилась в своеобразную родовую знать; во всяком случае, именно в таком смысле мы можем позволить себе обобщить данные текстов из Алалаха, упоминающих таких marijanni-na – «которые не имеют боевой колесницы». Существует, однако, и такой текст из Алалаха, судя по которому принадлежность к marijanni-na устанавливалась царским указом [Wiseman, 1953, № 15].

Возникновение и расширение государства Митанни связано с недостаточно изученным периодом истории Египта, а именно с так называемым «вторым междуцарствием», временем правления царей XV династии, сидевших в Аварисе, в дельте Нила, и именуемых в греческой традиции «гиксосами»; их правление Египтом воспринималось египтянами как иноземное [van Seters, 1966; Helck, 1971; Wolf, 1972—1975]. Попытки интерпретировать имена гиксосских царей как хурритские [Helck, 1962 и 1971] не дали бесспорных результатов [de Vaux, 1967; Vernus, 1978]. «Мировую гиксосскую империю», якобы включавшую обширные пространства Передней Азии, ныне можно считать химерой.

Сомнительной является и концепция, согласно которой вторжение гиксосов в Египет явилось косвенным результатом распространения хурритов, в том смысле что натиск хурритов побудил семитское население Южной Сирии и Палестины двинуться дальше в направлении Египта. Хотя правильность этой точки зрения до сих пор не удалось доказать, тем не менее нельзя согласиться, когда ее отвергают по чисто хронологическим соображениям [Kammenhuber, 1977, с. 32]. Дальнейшее продвижение хурритов в Северную Месопотамию возобновляется после окончания правления Шамши-Адада. К этому времени Тур-'Абдин и Джезире уже представляют собой хурритские области, а после разрушения Мари хурриты быстро распространяются по долинам Балиха, среднего Евфрата и, вероятно, также и среднего Оронта. Даже если следовать принятой нами краткой хронологии, согласно которой этот процесс приходится на XVII в., то и тогда вполне законно искать причинную связь между переднеазиатскими политико-демографическими изменениями и гиксосским вторжением, датируемым приблизительно 1650 годом.

Обстоятельства возникновения государства Митанни пока неясны. Краткая хронология позволяет обнаружить вполне убедительную с исторической точки зрения взаимосвязь между ожесточенной борьбой за существование Древнего царства хеттов против хурритов и фактом присутствия на спорной территории Северной Сирии хурритской империи, отмеченным менее чем через сто лет. В рамках короткой хронологии упоминаемые в древнехеттских источниках сражения с хурритами совершенно естественно воспринимаются как часть истории возникновения государства Митанни ([Astour, 1972; Аветисян, 1978]; иначе [Na'aman, 1974; Klengel, 1978, с. 101, 106]). Однако если исходить из «более длинной» хронологии, то указанная взаимосвязь становится менее правдоподобной.

После установления господства хеттов над Анатолийским плоскогорьем и Киликийской равниной началась их дальнейшая экспансия в направлении городов Северной Сирии, разбогатевших благодаря развитию сельского хозяйства и транзитной торговли. Здесь, между излучиной Евфрата и побережьем Средиземного моря, все еще существовали царства, известные по документам из Мари; самым сильным из всех считался Халаб, затем следовал Алалах на Оронте, далее шли Каркемиш, Уршум и Хашшум. К этим противоборствующим силам следует присовокупить ещё одну, пока не просматриваемую в переписке из Мари, а именно «хурритов»; они базировались, очевидно, восточнее Евфрата, и мы можем рассматривать их как войско государства Митанни, впервые упомянутого лишь спустя несколько десятилетий.

Первой целью северосирийских походов хеттского царя Хаттусилиса I (около 1560 г.), согласно его собственному описанию своих деяний [Otten, 1958; Imparati, Saporetti, 1965], был город Алалах, завоеванный и разрушенный им. Хурритское имя алеппского военачальника Зукраши, встречающееся как в табличке из VII слоя Алалаха, так и в рассказе об исторических событиях времени Хаттусилиса I [Laroche, 1971, № 15], позволяет установить взаимосвязь источников из Богазкёя и из Алалаха и путем их сопоставления отождествить разрушения, о которых сообщает Хаттусилис, с археологически засвидетельствованным горизонтом разрушений VII слоя [Landsberger, 1954, с. 62].

Менее успешной была, очевидно, осада города Уршу; она, вероятно, последовала непосредственно за взятием Алалаха. Упомянутые анналы Хаттусилиса сообщают только о разрушении страны; это большей частью является признаком того, что сам город взять не удалось [Klengel, 1965, с. 262 и сл.; 1969, с. 158]. Более точные сведения можно извлечь из одного исторического рассказа [Guterbock, 1938]. Подобно так называемой «Дворцовой хронике», о которой речь пойдет ниже, он в основном посвящен описанию упущений хеттских сановников, по чьей вине неоднократно срывался успех осады, проводимой хеттскими войсками. К союзникам города принадлежали также хурриты: именно к их правителю следует отнести упоминаемый в тексте титул «Сын бога Бури» [Klengel, 1965; 1970, с. 173]. Не исключено, что речь идет о том самом неудачном походе, который послужил сигналом к отпадению отдаленных частей хеттской империи. Говоря о Древнем хеттском «царстве», не следует забывать, что под ним подразумевается недавно созданное насильственным путем рыхлое объединение разного рода местных властителей, готовых проявлять большую или меньшую лояльность покорившему их царю только до тех пор, пока ему сопутствует успех. Как бы то ни было, Хаттусилису пришлось на следующий год снова отправиться в поход против южноанатолийской страны Арцавы, которая, согласно впервые записанным в это время хеттским законам, принадлежала к хеттскому государственному объединению. И вот, пока Хаттусилис, судя по его повествованию, еще был в походе, «Враг из Ханигальбата (Хурри) вторгся в мою страну, и все страны вместе отпали от меня. Только город Хаттуса, единственный, остался» [Otten, 1958, с. 78]. Это сообщение – пусть даже его формулировки драматически преувеличены – показывает, что новое хурритское государственное образование по своему значению уже далеко Превосходило остальные северосирийские государства.

Если название Ханигальбат, засвидетельствованное в аккадской версии, содержалось уже в первоначальном тексте, а не появилось в качестве дополнения, сделанного более поздним переписчиком, то здесь перед нами одно из наиболее ранних упоминаний этого топонима, который впервые встречается в старовавилонское время и позже употребляется в аккадских источниках вместо наименования Митанни.

Хаттусилис провел карательные акции сначала на юго-западе, а затем также и на юго-востоке Хеттского царства; таким образом, Сирия снова попала в орбиту его экспансионистских устремлений.

После взятия и разрушения города Заруны вблизи Ллалаха Хаттусилис у горы или горного хребта Лдалур (в горах Амануса) столкнулся с войсками города Хашшу, пользовавшимися поддержкой отрядов из Халаба. (Вероятно, к этой ситуации имеет отношение текст прорицания, в котором наряду с городом: Хашшу упоминаются хурриты [Unal, Kammenhuber, 1974, с. 164 и сл., 173 и сл.]). После победоносной, битвы Хаттусилис перешел реку Пурана (Оронт или Африн (?); ср. [Balkan, 1957, с. 37]; иначе [Gtiterbock, 1964; 1972—1975; Klengel, 1970, с. 43 и ел.; Laroche, 1980, с. 205]) и занял Хашшу. Судя по подробному описанию захваченной добычи, эта победа иоспринималась самим Хаттусилисом как одно из наиболее важных его военных достижений. В Хаттусу и храм главной хеттской богини, богини Солнца города Аринны, а также в храм ее дочери Мецуллы, имеете со всем их культовым инвентарем были переведены боги города Хашшу – бог Бури из Армарука, бог Бури из Халаба, богини Аллатум, Адалур, Лиллури и Хепат. Некоторые из этих божеств, не будучи исконно хурритскими, характерны для западнохурритского пантеона. Перевод чужих богов в хеттскую столицу предполагал, что их культы будут осуществляться здесь и в дальнейшем; таким образом в древнехеттское время было положено начало хурритским культам в Хаттусе [Otten, 1958, с. 79; примеч. 21; Klengel, 1965; von Schuler, 1969, с. 116].

Хеттским наместником в Хашшу был назначен правитель Хурмы. Но ситуация, по-видимому, оставалась трудной. Как сообщает так называемая «Дворцовая и хроника» [Laroche, 1971, № 9], приводя соответствующие факты времени Хаттусилиса I, наместник «испугался хурритов», за что был строго наказан. При описании другого эпизода в том же тексте упоминается сановник из Хашшу с хуррито-аккадским именем Эвари-шадуни; это, вероятно, указывает на культурную преемственность, выходящую за пределы периода хеттского завоевания.

Задача установить господство над Северной Сирией не могла быть решена хеттами без завоевания. В последующие годы хеттский царь занимался реконсолидацией своей власти в Каппадокии, проводя ее центра, города Халаба. Этот город в период Мари вследствие своего выгодного для торговли географического положения превратился в одну из важнейших восточных метрополий, став наследником близлежащей Эблы; хеттам Халаб представлялся столицей «великого царства», и овладение им рассматривалось как исполнение божественного предначертания [von Schuler, 1969, с. 100]. Но Хаттусилису не удалось снова захватить Халаб. Последний успешный поход, о котором идет речь в его сообщении, относящемся к середине царствования, был против города Хаххума на верхнем Евфрате, намного севернее Халаба.

На основании одного древнехеттского источника можно заключить, что Хаттусилис под конец своего правления все-таки двинулся на Халаб и, может быть, именно при этих обстоятельствах расстался с жизнью; во всяком случае, своему преемнику Мурсилису I он завещал завоевать этот город [Klengel, 1965, с. 149; Astour, 1972, с. 107]. Во вводной части договора, заключенного не менее двух веков спустя между Мурсилисом II и царем Халаба, указывается, что Хаттусилис в свое время «устранил» великое царство Халаба, а Мурсилис I, наконец, «уничтожил» этот город.

Завоевание Халаба стало тяжелым ударом для восточноевфратского Хурритского царства, которое было в союзе с Халабом еще со времен Хаттусилиса; на этот длительный союз ссылается живший в первой половине XV в. потомок царей Халаба, Идри-Ми [Landsberger, 1954, с. 55]. Естественно, что хурриты оказались очередной целью завоевательной политики Мурсилиса: после взятия Халаба хетты разрушили «все города хурритов», причем остается неясным, подразумевается ли здесь округа Халаба и тем самым скорее не «города», а «деревни» или же действительно восточноевфратские города. Конечно, как показывают дальнейшие события, о подавлении хурритов на длительное время не могло быть и речи. Тем не менее вполне возможно, что Мурсилис I перешел Евфрат, чтобы обеспечить прикрытие левого фланга своего самого поразительного военного предприятия, а именно более чем тысячекилометрового похода вниз по Евфрату, блестяще завершившегося в 1531 г. взятием Вавилона [Klengel, 1979].

По всей вероятности, именно новые действия хурритов помешали тому, чтобы успешная вавилонская кампания Мурсилиса превратилась в долговременный политический контроль над евфратским путем. В последующие десятилетия хеттское царство раздирали кровавые распри из-за престола, сковавшие его внешнеполитическую активность. Халаб вернул себе независимость, и даже страна Киццуватна отделилась от Хеттского царства.

Киццуватна охватывала античную Киликию и современную Чукурову вокруг Аданы и простиралась вдоль обеих рек, Джейхана и Сейхана (греч. Пирамос и Сарос), вплоть до Каппадокии включительно. Религиозным центром Киццуватны был город Кумманне, который под именем Команы Каппадокийской славился еще в римское время своими культами и большим числом жрецов. Киццуватне приписывается большое культурно-историческое значение, поскольку хурритские культы разного происхождения перешли к хеттам именно отсюда. Нам не известно, когда возникла независимая государственность Киццуватны, не исключено, что это произошло вследствие сокрушительного вторжения хурритов в царство Хатти, происшедшего в период правления непосредственного преемника Мурсилиса I, Хантилиса (ок. 1510). По крайней мере, трудно себе представить, чтобы Киццуватна в пору расцвета Древнехеттского царства при Хаттусилисе I и Мурсилисе I не принадлежала бы к территории, подвластной хеттам; впрочем, у нас нет точных данных о политической ситуации Киццуватны в это раннее время; мы располагаем одними лишь исторически малодостоверными и весьма общими сообщениями из Указа Телепинуса о том, что первые хеттские цари «сделали море границей своего царства». Как бы то ни было, упоминание Лухуцандии (более поздняя Лавацантия (?)) в описании осады города Уршу царем Хаттусилисом I позволяет прийти к заключению, что по меньшей мере север Киццуватны находился в руках хеттов [Landsberger, 1954, с. 64 и сл., примеч. 157]. При втором преемнике Мурсилиса Цидантасе (около 1490 г.) Киццуватна впервые попамет в поле нашего зрения в качестве политической шпицы. Ее царь Пиллия заключил с хеттским царем государственный договор [Otten, 1951, 1971, с. 67, примеч. 13] о прекращении войны. Из этого договора, как и из нескольких более поздних, выясняется, что Киццуватна не была вассалом царства Хатти в обычном смысле и что обе стороны уделяли большое внимание паритетности своих взаимных обязательств.

Около 1480 г. «страна города Адании», то есть область Аданы, включавшая, как предполагают, всю Киццуватну, участвовала в коалиции против хеттского царя Амуннаса. Самостоятельность Киццуватны подчеркивалась и в следующем поколении: так, царь Ишпутахшу (около 1460 г.), оттиск печати которого найден в киликийском городе Тарсе [Goetze, 1936], претендовал на титул великого царя. Ишпутахшу также заключил государственный договор с царством Хатти [Otten, 1951]; аналогичные договоры, время которых еще не удалось определить, дошли и от других царей Киццуватны (Эхеи, Паттатишшу). Самое позднее в течение XV в. хурритский язык и хурритская религия получили распространение в Киццуватне. За недостатком достоверных источников из данного района этот процесс, к сожалению, приходится реконструировать на основании более поздних текстов, принадлежащих хеттам.

Пока происходило столкновение хеттских и хурритских притязаний на преобладание в области, расположенной между средним Евфратом и побережьем Средиземного моря, египетская династия, правившая в Фивах, сумела избавиться от власти гиксосов и снова объединить все части своей страны. После краткого периода консолидации египтяне приступили к характерным для всего Нового царства усилиям по установлению контроля над странами, соседствующими с Египтом с севера, и над их важными торговыми центрами; началось также перекачивание богатствсеверных соседей посредством грабительских набегов и путем наложения дани. Вскоре после крушения хеттского господства в Северной Сирии Тутмос I (около 1497—1482 гг.) завоевал Палестину. 'Во время дальнейших своих походов он столкнулся с врагом, обитавшим в стране, которую египтяне в дальнейшем часто называли семитским словом Нахрина – 'Арам Нахараим Ветхого завета («Речная страна», то есть страна в излучине Евфрата [O'Callaghan, 1948; Finkelstein, 1962]). Во фрагментах надписи, принадлежащей, вероятно, ко времени Тутмоса I [Brunner, 1956; Helck, 1962, с. 117], впервые упоминается название, которое употребляли для этой страны сами ее жители: Маиттани, позже Миттани [von Weiher, 1973; Wilhelm, 1976b] (в русской науке принята форма Митанни»).

Это имя до сих пор не удалось интерпретировать. В него входит основа (снабженная окончанием -ni), известная только как личное имя (Маитта), что позволяет допустить, что наименование страны восходит к имени некогда существовавшего политического главы, но уже древнейшее упоминание в указанной выше египетской надписи обозначает именно страну, а не этнос или социальную группу. В аккадских источниках вместо Митанни фигурирует еще менее ясное название Ханигальбат или Халигальбат [von Weiher, 1972—1975; Astour, 1972, с. 105], древнейшая его форма – Хабингальбат [Groneberg, 1980, с. 90], Оба наименования обозначают район между излучиной Евфрата и верхним течением Тигра, в центре которого расположен треугольник, образуемый истоками Хабура; где проходила северная граница этой территории, остается неясным. Скорее всего к Митанни относились, по меньшей мере еще Тур-'Абдин, возможно, также равнина вокруг Диярбакыра, так что на севере оно граничило со странами Ишува (включая сельскохозяйственные угодья вокруг Алтыновы, ныне оз. Кебан) и Алше (к северу от той части Тигра, где он течет с запада на восток; греч. Арзанене); Ишува и Альше, будучи также населены хурритами, находились во временной зависимости от Митанни. Наряду с географическими названиями Митанни, Ханигальбат и Нахрина часто, в особенности в хеттских источниках, встречаются в том же смысле просто «хурриты» или «страна Хурри». Упоминания «хурритов» имеются также и в египетских источниках времени XVIII династии [de Vaux, 1967; Vernus, 1977, 1978], в которых этим словом сперва обозначается этнос, обитающий в Палестине и Сирии, а позже – области, примыкающие к северной границе Египта, прежде всего Палестина и Финикия. И если одни аккадские источники употребляют титул «царь Митанни», а другие – «царь хурритов», то это вовсе не подтверждает прежнюю теорию [Goetze, 1957], согласно которой события XV и XIV вв. якобы происходили в двух соперничавших между собой государствах [Liverani, 1962]. Около 1470 г. государство Митанни распространилось па запад, включив в себя царство Халаб. После того как Халаб был ненадолго завоеван хеттским царем Мурсилисом I, ему удалось в правление своих царей Шарра-Эля, Абба-Эля и Илимилиммы снова обрести самостоятельность и даже присоединить к себе с запада другие мелкие государства: Нию, Ама'у, но прежде всего Мукиш (Алалах), простиравшийся до самого побережья Средиземного моря. Восстание, несомненно пользовавшееся поддержкой Митанни, вынудило Идри-Ми, сына последнего независимого царя Халаба, бежать из страны на долгие годы; тем временем Парраттарна, царь хурритов, расширил владения Митанни до Средиземного моря. В конце концов Идри-Ми удалось помириться с Парраттарной, и тот посадил его на царство в Алалахе [Smith, 1949; Kempinski, Ne'eman, 1973; Dietrich, Loretz, 1981]. Во владения Идри-Ми кроме Мукиша (Алалаха) входили также Ния и Ама'у, тогда как судьба центральной части бывшего царства Халаба оказалась иной; более позднее хеттское сообщение позволяет считать, что Халаб продолжал оставаться царским городом. Согласно договору, Идри-Ми был подчинен верховной власти царя Митанни и скорее всего должен был платить дань [Klengel, 1965, с. 229], однако за ним сохранялось право заключать государственные договоры, то есть в рамках своих обязательств перед царем Митанни осуществлять собственную внешнюю политику. К такому выводу приводит нас договор о границах, навязанный Идри-Ми своему северному соседу, царю Киццуватны Пилии, потерпевшему поражение [Wiseman, 1953, № 3]. Из этого договора видно, что Киццуватна, в отличие от Халаба, тогда еще не зависела от государства Митанни, иначе Идри-Ми не пришлось бы оправдываться по поводу своей клятвы в верности хурритскому царю; такая необходимость просто не возникла бы, будь у обоих царей общий сюзерен.

Если сначала выбор действий принадлежал исключительно хурритам и их союзникам, то в дальнейшем вследствие экспансии Египта в Сирии эта ситуация изменилась. Уделив сначала некоторое время внутренним делам, фараон Тутмос III в 1458 г. в первом же своем походе добился при Мегиддо победы над сирийской коалицией, возглавлявшейся царем Кадеша. Нам ничего не известно об отношениях между средне– и южносирийскими городами-государствами и государством Митанни этой поры, но на основании более поздних текстов мы все-таки можем прийти к выводу, что и в этой части Сирии имелась хурритоязычная этническая группа, включавшая прежде всего господствующий слой, и в частности правителя. Нетрудно себе представить, что этой культурной близости соответствовала также и политическая и что упомянутая коалиция пользовалась поддержкой государства Митанни [Helck, 1968—1969]. Недавнее появление Египта на юго-западной окраине Митанни позволило неокрепшему царству на своей юго-восточной границе предпринять попытку сопротивления хурритской экспансии. После битвы при Мегиддо правители города Ашшура несколько раз посылали фараону подарки, а некоторое время спустя Ашшурнадинаххе I (ок. 1430) удостоился ответного золотого подношения со стороны Египта.

После того как Тутмосу III в очередном походе удалось взять крепость Кадеш, дальнейшие свои действия он направил непосредственно против западно-евфратских областей государства Митанни. В 1447 г. он дошел до района Каркемиша и даже перешел Евфрат, не встретив какого-либо сопротивления со стороны Митанни (во всяком случае, нам о таковом ничего не известно). Подобно Ассирии, с подарками и предложением вступить в союз обратился теперь к фараону другой сосед государства Митанни, а именно хеттский царь, по всей вероятности Тутхалияс I («II»), ранее вынужденный находиться в обороне, В возникшую военно-политическую ситуацию хорошо вписывается поразительный эпизод с завоеванием Халаба, приписываемым более поздним хеттским государственным договором царю по имени Тутхалияс; этот успех мог быть достигнут Тутхалиясом I либо по согласованию с фараоном, либо в такой момент, когда обстановка в Северной Сирии, уже была дестабилизирована египетскими походами, но еще не успела приобрести новую структуру. Естественно предположить, что египетско-хеттский договор об изменении границ в пользу Египта, упоминаемый в более позднем источнике, относится именно к этому времени [Kuhne, 1973, с. 90 и сл.; примеч. 456].

Несмотря на военные успехи, Тутмосу не удалось превратить хотя бы Южную Сирию в устойчивую составную часть своей империи. Его последний поход был направлен в 1438 г. против восставших городов Тунип и Кадеш, поддержанных Митанни.

Известные доныне источники не позволяют нам увязать называемые в них имена ранних правителей Митанни с описанными выше событиями. С большой степенью вероятности можно отнести правление наиболее значительного из этих царей, Сауштатара (Сауссадаттара), к периоду после походов Тутмоса III. Сауштатару удалось снова упрочить пошатнувшееся государство Митанни; он завоевал Ашшур, тщетно пытавшийся опередить такое развитие событий заключением союза с Египтом, установил контроль над присредиземноморским городом Мукишем: (Алалах) и важнейшим торговым центром Северного Леванта Угаритом и даже добился верховной власти, над царством Киццуватна в Киликии. Само собой разумеется, что экспансия Сауштатара включала в себя и повторное завоевание Халаба. Наконец, на востоке его вассалом стал царь Аррапхи, так что владения Сауштатара простерлись от гор Загроса до Средиземного моря, охватывая весь хурритоязычный культурный ареал.