Текст книги "Вексель Билибина"
Автор книги: Герман Волков
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Потопал вместе с Майорычем и Лунеко. Майорыч, увидев медвежий старый, заплывший след, посоветовал:
– Юрий Александрович, ружьишко прихватите, неровен час хозяин встретится.
– Я его молотком!
Майорыч ему в тон.
– Ну, а я – лотком.
Пришли они на ключик Юбилейный на то место, где выбирали из сланцевой гребенки самородочки. Юрий Александрович ходил по этой щетке, посвистывал и напевал свою любимую Трансвааль.
На месте бывшего стана Раковского натянули палатку и только улеглись – кусты затрещали.
– Он, – шепнул Майорыч.
– Нет, это наши ребята подходят. Я их сейчас напугаю, – и Юрий Александрович, накинув тужурку, на четвереньках пополз из палатки.
– Не пужай, а то со страху пальнут… – но не успел Майорыч договорить, как Билибин закричал:
– Лунеко, кайло! Ружье! Майорыч, молоток! Лоток!
Майорыч и Лунеко вмиг схватили и кайло, и ружье, и молоток, и лоток. Выскочили и видят: стоит перед Билибиным в каких-нибудь пяти шагах на задних лапах большущий темно-бурый медведь, а сам Юрий Александрович перед ним, как медвежонок на четвереньках.
Но говорит вполне спокойно и даже вежливо:
– Миша, не при. Будь добр, уходи. Нас много, ты один.
И мишка ле спеша, вперевалочку пошел прочь. Юрий Александрович поднялся, отер со лба холодную испарину, но зверя бодро напутствовал:
– Приходи в другой раз, когда жрать будет нечего, – и захохотал.
Нервным смехом захихикал и Лунеко.
Майорыч проворчал:
– Сытый, хозяин, ягодами накормился, а то бы…
– Какой хозяин? Власть переменилась! Мы – хозяева тайги! – с гордым вызовом провозгласил Билибин.
Но заснуть спокойно в ту ночь хозяева тайги не могли.
На другой день они все трое решили подняться на высокую гору, чтоб осмотреть свои новые владения. С утра небо было чистое, но потом пошел дождь, все заволокло, легкая одежонка вымокла до последней нитки. А когда взобрались на самый верх, то и проголодались порядком.
Стояли на вершине. Дождь хлестал. Ветер пробирал. Укрыться некуда, и костер не разведешь: голо, одни камни вокруг, да лишайники на них. В рюкзаках – тоже камни, которые набрали при подъеме на голец. А начальник бодр, радостен, весел. За хмарью ничего не видно, а он размахивает руками во все стороны и витийствует:
– Догоры! Вот стоим мы с вами, голодные, холодные, комарами искусанные, дождями исхлестанные, на вершине этого безымянного гольца и знаем – пройдет немного времени, всего одна пятилетка, и в этой медвежьей, девственной глуши, что необозримо простирается вокруг нас, от Колымы до Индигирки, на север за Буюнду, на восток – на Чукотку, на северо-восток, и туда, на юго-запад – в сторону Охотска и нашего золотого Алдана, через все эти сопки и хребты, по всем этим долинам пролягут шоссейные и железные дороги, побегут поезда, автомобили, а по Колыме и Бахапче – пароходы; всюду загорятся огоньки приисков, рудников, городов и поселков, пробудится от векового сна и красавица золотая тайга! А все почему? А все потому, что расстегиваем мы с вами золотую пряжку Тихоокеанского пояса! Мы еще не знаем точно, куда протягиваются наборные ремешки этого пояса, по каким долинам и распадкам, но, несомненно, в Приколымье и Заколымье нас ждет еще много открытий! И где ступит наша нога, там забьет ключом новая жизнь! Так, догоры? А, Михаил Лазаревич?!
Миша Лунеко молчал, потому что слушал начальника без особого восхищения: в животе у него все тосковало о горячей мурцовке с размоченными сухарями, а напоминание о комарах вызывало слезы. Он, бывший старшина батареи, стойкий боец Красной Армии, уроженец Приамурья, не раз плакал от колымских комаров: несешь, бывало, ложку в рот, а эта мразь комариная уже там – полный рот, и не знаешь, что жевать. И не раз Михаил Лазаревич зарок давал: уеду и носа сюда никогда не покажу. А тут начальник пропаганду разводит…
– А ты что притих, Майорыч, великий молчун?!
Старик Петр Майоров о комарах не вспоминал. За долгие свои скитания по Сибири и Дальнему Востоку ко всему он привык, все невзгоды переносил молча, но к людям, жадным до золота, привыкнуть не мог. Это он сказал еще на Алдане: «Золото всегда с кровью», когда слушал рассказы о Бориске. Вот и сейчас великий молчун вдруг мрачно изрек:
– Тесно будет в тайге.
Билибин мрачного тона не услышал и с радостью подхватил:
– Молодец, старик! Молчишь, молчишь, а как скажешь что – хоть золотыми буквами пиши! Тесно будет в тайге! Нет, твое имя, Майорыч, непременно надо нанести на карту золотой Колымы…
Петр Алексеевич даже не улыбнулся.
…Своих рабочих Билибин рассчитал на месяц раньше и весь август в маршруты ходил один. Молотком отбивал образцы, кайлом долбил закопушки, лотком промывал пробы – все сам. Возвращался на базу с рюкзаком, набитым под завязку, сваливал с плеч два пуда камней и, прежде чем отдохнуть, подкрепиться, шел к бывшим разведчикам:
– Старатели, как старается?
– Фунтит! – неизменно отвечали ему и рассыпали пред его очами все, что намыли за день.
Билибин рассматривал каждую золотинку, взвешивал на ладони, весело мурлыкал:
Трансвааль, Трансвааль, страна моя…
Он был очень доволен тем, что старателям фунтило – пусть ребята заработают. Радовался и результатам своих обследований. Ключ Холодный показал золота гораздо больше, чем было в пробах Раковского, и Юрий Александрович считал, что здесь, рядом с «Юбилейным», надо открывать второй прииск – «Холодный».
– А сегодня, догоры, – продолжал Билибин с прежним пафосом, – бродил я по любопытному ключику, нарек который Заманчивым! Разведку надо поставить по нему. Сдается мне, что манит этот Заманчивый нас к богатой жилке. Рудник откроем! На много лет – рудник. И город построим. Тесно будет в тайге! Так, Майорыч? А, Степан Степаныч? – обращался ко всем и все охотно поддакивали:
– Тесно, Юрий Александрович, тесно!
– А ты что скажешь, Демьян Степанов?
Демка, растянувшись на замшелом валуне, польщенный обращением, постучал в ответ хвостом по камню.
– Согласен, сукин сын, – усмехнулся его хозяин.
…На Среднекан Билибин вернулся в конце августа один в лодке, тяжело нагруженной образцами пород. Попутно доставил и полпуда золота, намытого на Юбилейном.
Среднеканцы как увидели это крупное, матово поблескивающее, словно топленое масло, золотишко так все – даешь Утинку! И рабочие экспедиции, у кого договор кончался, запросились на старание. Билибин пообещал своих направить в первую очередь. Оглобин поддержал его. Организовали две артели, и они потопали на новый прииск – «Холодный».
Поисковые летние работы закончились. Эрнест Бертин, Раковский, Цареградский, Казанли – все собрались на Среднеканской разведбазе. Каждый докладывал начальнику экспедиции, показывал породы, пробы, шлихи, самородки – отчитывался.
Дмитрий Казанли на самых высоких сопках, определив их координаты, установил одиннадцать астропунктов. Издали они были похожи на обелиски. С этими астропунктами увязывались все маршруты, реки, речки ключики, исхоженные геологами. И впервые вырисовывалась точная карта огромной территории: от Ольского побережья до правобережья Колымы, от Малтана и Бахапчи до Буюнды. Карта, изданная Академией наук всего три года назад, оказалась безнадежно устаревшей. А когда сложили все, что шагами измерили, молотками обстукали, лотками промыли, то получилось – небольшая экспедиция, в которой было всего два геолога, один геодезист и два прораба, меньше чем за год покрыла более тысячи километров маршрутной съемкой, четыре тысячи квадратных километров – геологическими исследованиями, опробовала долины в пятьсот километров общей протяженностью.
И почти по всем этим долинам было найдено золото, правда, не всюду такое богатое, как на притоках Утиной и Среднекана, не всюду годное для механической или мускульной добычи, но геологи смотрели далеко вперед, памятуя о технике будущего.
Бертин получил хорошие пробы по обеим истокам Среднекана – левому и правому. Раковский – по многим его притокам, не считая Утиной и других рек, впадающих в Колыму.
Установил золотоносность и Цареградский. Но главное, чем он мог гордиться и чем хотел обрадовать Билибина, – это Среднеканская дайка, те мощные золоторудные жилы альбитовых порфиров, которые обнаружил Раковский, а он, Валентин Александрович, по заданию начальника экспедиции первый тщательно опробовал. Бедными, почти пустыми оказались жилки над устьем Безымянного, обследованные Цареградский весной. Не показала золота Буюнда, по которой совершал маршрут Валентин Александрович летом. Но Среднеканская дайка вознаградила, казалось, за все неудачи таким богатством, перед коим померкнут все золотые россыпи, открытые и Раковским и Бертиным… Билибин ахнет!
И Юрий Александрович действительно был потрясен, когда познакомился с пробами этой дайки:
– Неслыханное содержание! Небывалое в истории золотой промышленности! Нет, такие цифры нельзя принимать в расчет.
Валентин Александрович решил, что начальник опять, как и на жилке при устье Безымянном, ставит под сомнение это опробование, очень обиделся:
– Можете проверить, Юрий Александрович…
Билибин стал успокаивать его:
– Нет, Валентин, ты все сделал правильно: и опробовал правильно и подсчитал правильно, но эти цифры… Нужно взять в Ленинград побольше образцов, и там проведем тщательный лабораторный анализ. Затем поставим здесь детальную разведку, пробьем штольню… Ведь мы брали пробы, по сути, только из одного выхода. Дайка – очень заманчивая, но пока о ней лучше скромно молчать, ибо геолкомовские «тираннозавры» засмеют нас, как и Розенфельда с его молниеподобными жилами… А в общем – все великолепно! Тесно будет в тайге!
Билибин был очень доволен результатами работ экспедиции. Дни и ночи просиживал он над материалами, собранными экспедицией, и тут же, на Среднекане, за дощатым столиком, при неровном свете стеариновых огарков писал четким крупным почерком первый колымский полевой отчет. Описывая широкое развитие мезозойской осадочной толщи, прорванной интрузиями гранитов, с которыми связывается золотоносность, Юрий Александрович давал первое представление о геологии верховьев Колымы и рисовал богатые перспективы нового золотоносного района.
Заканчивал Билибин отчет глубоким прогнозом:
«Так как полоса гранитных массивов продолжается к северо-западу, на левобережье Колымы, и к юго-востоку, на побережье, Буюнды, то мы вправе ожидать продолжения в обе стороны и окаймляющей ее рудной полосы. К северо-западу мы встречали знаки золота по pp. Таскан и Мылге и вправе ожидать золотоносность правых притоков Колымы. К юго-востоку имеются указания Розенфельда о золотоносности р. Купка, правого притока р. Буюнды и нахождения золота якутом Калтахом…»
Записка Розенфельда лежала перед Билибиным. Юрий Александрович, снова и снова перечитывая ее, вдохновлялся:
«…хотя золота с удовлетворительным промышленным содержанием пока не найдено…»
– Найдено, дорогой догор Розенфельд!
«…но все данные говорят, что в недрах этой системы схоронено весьма внушительное количество этого драгоценного металла…»
– Весьма внушительное, догор Розенфельд!
«… нет красноречиво убедительных цифр… фактическим цифровым материалом я и сам не располагаю… Могу сказать лишь одно – средства, отпускаемые на экспедицию, окупили бы себя впоследствии на севере сторицею… в ближайшие 20—30 лет Колымская страна привлечет все взоры промышленного мира».
– Несомненно! И гораздо раньше! Но где они – твои Гореловские жилы?!
«Мы нашли все, – размышлял Билибин, склонившись над столом, – И Борискину могилу, и даже амбар со снаряжением Розенфельда… Но где же Гореловские жилы? Цареградский утверждает, что Буюнда и Купка не золотоносны… А может, мне самому поискать? Но когда? Последний пароход с Ольского рейда уходит обычно в середине сентября, то есть через две недели. Опоздаешь – придется ждать до следующего лета. А если возвращаться по Буюнде одному? Другие пойдут иными, путями… Риска меньше. Если кто-то и опоздает, то другие успеют. И к тому же попутно будет обследовано еще три-четыре маршрута…»
Так, в темную августовскую ночь, в неугомонной голове Билибина родилась еще одна идея. Юрий Александрович поднял всех с постели и огласил свой последний приказ…
Сам он пойдет по Буюнде, где ходили торговые люди и Розенфельд – маршрут, может быть, самый дальний, но обследовать его нужно непременно.
Цареградский двинется по заброшенной тунгусской тропе, о которой рассказывал Макар Медов.
Раковский, Казанли и завхоз Корнеев со всем экспедиционным имуществом возвращаются в Олу тем путем, которым доставлялись грузы на прииски.
Каждый отряд попутно будет вести маршрутную съемку, геологические и прочие наблюдения…
– Таким образом, мы хотя и бегло, но обследуем еще три маршрута на золотоносность, на возможность транспортировки грузов, а также положим начало изысканиям шоссейной дороги. Не исключается, что кто-то из нас опоздает к последнему пароходу, но тот, кто первым выберется на «материк», сразу же начнет ратовать за Колыму во Владивостоке, Иркутске, Москве, Ленинграде – всюду! Для этого каждый; получает экземпляр геологического отчета. Ясно, догоры?
Догоры, выслушав своего начальника, призадумались. До последнего парохода всего две недели. Времени – в обрез. Скоро выпадет снег. Когда тут изыскивать дорогу? Когда вести геологическую съемку? Все молчали. Цареградский молчал потому, что догадывался: опять не верит ему Билибин, сам хочет убедиться – золотоносна ли Буюнда. Найти пресловутые Гореловские жилы – дело чести…
Раковский молчал, так как знал – Юрий Александрович зря ничего не прикажет; и готов был беспрекословно выполнять все его желания.
Митя Казанли и его друг Корнеев улыбались. Они не прочь еще раз зазимовать, поставить еще пяток астропунктов…
Эрнест Бертин в приказе почему-то не был помянут и с хитроватой усмешкой выжидал, что начальник подготовил для него.
Юрий Александрович сияющими глазами пристально всматривался в лица друзей – каждого из них он знал не хуже себя и догадывался, кто почему молчит. Начал с Бертина:
– Вам, Эрнест Петрович, я хочу дать особое задание.
– Н-н-на С-с-северный полюс?
– Почти. Мы – на юг, а вы – на север. Знаю, что вы любите путешествовать, вот и поскачете в Якутск. Туда возвращается наш уважаемый Елисей Иванович, представитель Якутского ЦИКа. Вы – вместе с ним. Владимиров доложит якутскому правительству о работе нашей экспедиции, но он – не геолог, а вы – и геолог, и родной брат очень почитаемого в Якутске Вольдемара Петровича. Вот вам и карты в руки – геологический отчет. Начинаете ратовать за Колыму в Якутске, затем едете на наш родной Алдан. Устраивает?
– В-в-вполне!
– Валентин Александрович, я знаю, что ваш маршрут не из легких. Макар Захарович, да и сеймчанские якуты говорят, что на этой старой тропе нет корма для лошадей, потому ее и забросили. Но это было давно, весьма возможно, сейчас корма выросли… А тропа эта, как известно, самая короткая и, вероятно, будет самой удобной для постройки дороги. Лошади ваши за лето приустали, я дал бы вам своих, более свежих, но мне предстоит идти гораздо больше…
– Нет, нет, Юрий Александрович, я пойду на своих.
– Вот и хорошо! Будете первым изыскателем Колымской дороги! Ну, а у вас, Сергей Дмитриевич, Дмитрий Николаевич, возражений никаких?
– Никаких, Юрий Александрович!
– Вот и отлично! Все довольны… В путь, догоры!
31 августа Первая Колымская экспедиция вышла в последние маршруты, в обратный путь.
1. Юрий Билибин в детстве и…
2. …учащийся Смоленского реального училища.
3. Семья Билибиных.
4. Ключ Борискин.
5. Ключ Безымянный.
6. Ф. Р. Поликарпов, подавший первую заявку на колымское золото. Репродукция с картины художника И. Царькова.
7. Группа участников Первой Колымской экспедиции на разведочном участке долины реки Среднекан. Слева направо сидят Ю. А. Билибин, П. Е. Лунев. А. М. Ковтунов, стоят С. С. Дураков. Я. А. Гарец.
8. В таких юртах жили на побережье Охотского моря тунгусы.
9. Сплав по Бахапче. Карбас на мели.
10. Группа участников Первой Колымской экспедиции (Д. Казанли, А. Ковтунов, Е. Игнатьев, Т. Аксенов, К. Мосунов, Д. Переяслов) в бухте Гертнера.
11. Ю. А. Билибин в свободную минуту…
12. Полуостров Старицкого. Группа участников экспедиции на привале. Июль, 1928 г.
13. Лоток, кайло, скребок… Таковы орудия труда первых горняков-золотодобытчиков.
14. До сих пор сохранилась к окрестностях Среднекана одна из штолен, пробитых и сопке экспедицией Ю. А. Билибина в 1931 г.
15. Поселок Усть-Среднекан сегодня. Вид с Колымы.
16. Избушка на Талой. Такой увидел ее В. А. Цареградский, впервые описавший целебные тальские источники.
17—18. Так выглядит курорт Талая сегодня. Здесь отдыхают к поправляют здоровье не только труженики Колымы и Чукотки, но и соседних краев и областей.
19. С. Д. Раковский. Рисунок В. А. Цареградского.
20. Заместитель начальника Первой Колымской экспедиции В. А. Цареградский.
21. Проводник экспедиции Макар Захарович Медов. Рисунок В. А. Цареградского.
22. Бывшее заштатное село Ола за годы Советской власти превратилось в красивый благоустроенный поселок городского типа. На снимке – центр Олы.
23. Два неразлучных друга – Валентин Цареградский и Дмитрий Казанли.
24. Личные вещи Ю. А. Билибина на одном из стендов Магаданского краеведческого музея.
