Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 1"

Автор книги: Герман Гессе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Герман Гессе
Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 1: Повести, сказки, легенды, притчи

ГЕРМАН ГЕССЕ НА ПУТИ К ДУХОВНОМУ СИНТЕЗУ
Вступительная статья

Родившийся в Германии и умерший в Швейцарии, формально Гессе принадлежит двум литературам – немецкой и швейцарской, а духовно – всей европейской культуре, вобравшей в себя именно через немецкую духовность, через Германию, через Гёте, романтиков, Шопенгауэра и Ницше разнообразные формы всеобщего.

Территориально духовность Гессе имеет как бы две родины: первая его родина – реальная – это Швабия, вторая – Индия, его мистическая прародина, с которой связана родословная писателя.

Герман Гессе родился 2 июля 1877 года в маленьком швабском городке Кальв, в земле Баден-Вюртемберг, в семье потомственных миссионеров-пиэтистов. Пиэтисты, отошедшие от официальной лютеранской ортодоксии и выделившиеся в некое подобие религиозно-мистической секты, обладали всеми признаками сектантства, отличаясь не только ограниченностью, но, прежде всего, нравственной чистотой и одухотворенностью. Дедушка Гессе по материнской линии, Герман Гундерт, ученый-востоковед и широко образованный филолог, провел долгие годы в Индии, где родилась и мать Германа Гессе, Мария. Отец писателя, Иоганнес Гессе, тоже миссионер, вынужден был покинуть Индию только по состоянию своего здоровья.

Что же касается реальной родины Гессе – Швабии, то она имеет самую замечательную эстетическую «географию».

Город Тюбинген, неподалеку от которого расположен Кальв и в котором Гессе несколько лет служил продавцом в книжном магазине, связан с именами многих поэтов-романтиков, прежде всего – Фридриха Гёльдерлина. Одновременно с Гёльдерлином в Тюбингенской духовной семинарии учились философы Шеллинг и Гегель. Родом из Швабии и Шиллер: он родился в Марбахе и был воспитанником военной школы в Штутгарте, столице герцогства Баден-Вюртемберг, а Штутгарт в свою очередь – город всемирно известного сказочника Вильгельма Гауфа. В другой части Швабии, в Гейдельберге, романтики А. Арним и К. Брентано издали сборник немецких народных песен «Волшебный рог мальчика». В этом городе жил Роберт Шуман, а в соседнем Мангейме неоднократно бывал Моцарт и впервые была поставлена юношеская драма Шиллера «Разбойники».

Швабия, кроме того, – живописнейшая часть Германии: здесь расположен Шварцвальд с легендарным озером Муммельзее, описанным в XVII веке Гриммельсхаузеном и поэтом-романтиком Эдуардом Мёрике, которого чрезвычайно любил Гессе. Столица Шварцвальда Фрейбург знаменита своим готическим собором, а для русского читателя и тем, что здесь в детстве некоторое время жила Марина Цветаева. В Шварцвальде находится и Баден-Баден, связанный с именами Тургенева и Достоевского, а на южной границе Швабии лежит Бодненское озеро, за которым уже начинается приютившая Гессе Швейцария, родина одного из самых близких ему романистов – Готфрида Келлера.

Вся эта индийско-швабско-швейцарская «география», и природная, и литературно-музыкальная, стала частью духовного универсализма Германа Гессе, обогатившись еще двумя именами – Гёте и Новалиса, с которыми была связана вся классическая и романтическая традиция Германии и шире – Европы. Солнечный Гёте и ночной Новалис были в сознании Гессе двумя полюсами, притягивающими к себе духовно родственных писателю поэтов. К ним мы должны отнести, кроме уже названных, и романтика И. Ф. Эйхендорфа с его песенным лиризмом, и мистического фантаста Э. Т. А. Гофмана, и словесно виртуозного прозаика Жана Поля Рихтера.

Гёте для Гессе – это такая же всеобщность, какой тот являлся для теоретиков романтической школы, в частности для Фридриха Шлегеля, назвавшего роман «Вильгельм Мейстер» наряду с французской революцией и философией Фихте величайшим событием эпохи. «Фауст» – обобщение не только немецкого, но и всечеловеческого духа; Фауст – с его раздвоенностью, поиском гармонии, объединяющей добро и зло, духовное и физическое – это и сам Гессе, и немецкий романтизм, метафизически разорвавший эти две ипостаси в своем вечном поиске фаустианской гармонии, и трагедия Фридриха Ницше.

Из всех романтиков Новалис был для Гессе духовно самым близким. Свойственный Новалису поиск синтеза, возникающего из внешне различных фрагментов, поиск голубого цветка как символа мировой души, как поэтического символа божества, как соединения видимого с невидимым, т. е. поиск пути внутрь, поиск внутренней духовной близости внешне разрозненных вещей-фрагментов, – это «игра», которой всю жизнь занимался Гессе, постепенно поднимаясь от ранних повестей к поздним, от ранних, традиционно романтических сочинений – к «Игре в бисер», «собирая» духовность со всего мира – христианскую, индуистскую, буддистскую, даосистскую, обогащая ее древнеегипетской и древнеперсидской, преломляя в духе философии Шопенгауэра, Ницше, Шпенглера, психологии Фрейда и Юнга, осмысливая ее на фоне «русской идеи» Ф. М. Достоевского – и возвращаясь к классическому гуманизму Гёте и Моцарта.

Ступени эти в жизни и творчестве Гессе таковы.

Сын родителей-пиэтистов, Гессе учился в Маульбронской духовной семинарии, из которой сбежал в возрасте пятнадцати лет.

Сменив множество профессий, Гессе попадает в Тюбинген, где, как уже говорилось, служит продавцом в книжной лавке, а в 1899 году поселяется в Базеле (связанном, в свою очередь, с именами Ф. Ницше, историка Я. Буркхарда и художника А. Бёклина) и там начинает печатать свои первые произведения – и стихи, и прозу («Романтические песни», «Час после полуночи»).

Настроения «ухода», «бегства в себя», избранничества, одиночества отразились уже в повести «Под колесами» (1906), где романтический герой выступает как жертва бюргерской пошлости. Вообще, ранние произведения Гессе – и стихи, и проза, в том числе «Посмертные сочинения и стихи Германа Лаушера» (1901, 1907), и, наконец, автобиографический роман «Петер Каменцинд» (1904) – типичный романтический, или поэтический, реализм с элементами романа развития в духе Гёте или Келлера, что особенно сказалось на романе «Петер Каменцинд», где романтический и музыкально одаренный герой не может совместить свои духовные идеалы с практической, тривиальной бюргерской жизнью и уходит в деревню (классический для немецкой литературы сюжет, берущий начало с «Симплициссимуса» Гриммельхаузена и в разных вариациях проявлявшийся у Гёте и у романтиков, которые в свою очередь следовали европейской традиции, начатой Ж. Ж. Руссо). Сюжет этот повторяет и сам Гессе – с 1904 года он удаляется в «деревню», покупает дом на Боденском озере, женится (первая жена писателя – Мария Бернулли) и занимается исключительно творчеством.

Однако это бегство тут же оборачивается для Гессе своей бюргерской, благополучной и мещанской стороной; и истинным завершением темы следует считать не житейские обстоятельства, а вышедшую в 1915 году повесть «Кнульп», герой которой – странствующий романтик без определенных занятий, дилетантствующий музыкант (поэт-«бездельник», по Эйхендорфу, оказавшему явное влияние на эту повесть), мучимый сомнениями и страдающий от несовершенств мира сего.

Скитальческая жизнь привлекает и самого Гессе: еще в 1911 году вместе со своим другом, художником Гансом Штурценеггером, он совершает поездку в Индию, убегая от европейской цивилизации. Детский миф осуществляется, восточная философия, населявшая отчий дом, обретает черты мира реального, соединяется с жизнью, становится «географией». Западно-Восточные мотивы оформляются в сознательную антиномию «Запад и Восток», разделяются на действенно-рефлектирующее и пассивно-созерцательное. Результат поездки – записки «Из Индии» (1913) и повесть «Сиддхартха» (1922), которая обобщает все ранние, как бы эскизные, сочинения писателя, посвященные индийской тематике.

Последовательно отвергая европейскую цивилизацию, Гессе не принимает ни первую мировую войну, ни Веймарскую республику (в противоположность Томасу Манну, который приветствовал и то и другое), видя в новой демократии только углубление бездуховности и распад культуры, ведущие к падению нравственности и религии, к замене искусства фельетоном. Уехав в 1919 году в Швейцарию, Гессе назад в Германию так и не возвращается и в 1923 году становится швейцарским гражданином. Пресловутый аполитизм Гессе – на самом деле подчеркнутая духовность, иная, религиозная форма осмысления мира.

Немного раньше, в 1916–1917 годах, переживая душевный кризис (т. е. будучи на грани психического заболевания), Гессе проходит курс лечения у И. Б. Ланга, ученика К. Г. Юнга (в 1920–1921 годах и у самого Юнга). Это послужило началом его занятий глубинной психологией.

Болезнь Гессе явилась по существу результатом разрыва между восприятием социальной действительности и личным сознанием, соответствующего разрыву между сознательным и бессознательным в терминах психоанализа, между иррациональным идеализмом и рациональной необходимостью существовать в мире. Разрыв этот типичен для романтического, рефлектирующего героя, компенсирующего свою неполноценность иронией как психологической установкой и – в поэзии – художественным приемом; для цивилизованного же человека XX столетия эта отчужденность приобретает катастрофические черты, становится пропастью. Психоанализ – одно из средств преодоления этого диссонанса, и Гессе проходит психоаналитическую школу, совершает «паломничество в себя», что и отражается в ряде его последующих сочинений.

Именно начиная с 1919 года выходят его главные «психосимволические» произведения: повесть «Демиан» (1919), «Сказки» (1919), повесть «Сиддхартха», в которой переплетаются индийские и психоаналитические мотивы; повесть «Курортник» (1925), роман «Степной волк» (1927) и повесть «Нарцисс и Гольдмунд» (1930), внешне уходящие от индийской тематики, но связанные – первый – с кризисом европейской культуры, второй – с проблемами христианской духовности; повести «Душа ребенка» (1918), «Клейн и Вагнер» (1919), «Последнее лето Клингзора» (1919), связанные единой темой «пути внутрь»; наконец, два произведения, неотделимые друг от друга и вбирающие в себя все фрагменты духовного поиска Гессе – «Паломничество в Страну Востока» (1932) и вершина творчества писателя – роман «Игра в бисер» (1943). Уже как послесловие, отзвук, в 1945 году появляется сборник «Путь сновидений», собрание повестей и сказок-притч, варьирующих темы и восточной, и европейской культуры.

В 1946 году Гессе получает Нобелевскую премию. До конца своих дней (Гессе скончался 9 августа 1962 года) он живет вместе со своей третьей женой Нинон Долбин-Гессе, урожденной Ауслендер, в деревне Монтаньола, близ Луганского озера, владея обширным домом.

Произведения, вошедшие в настоящее издание, отражают не просто хронологию их появления на свет, но тот духовный синтезирующий поиск, который связан у Гессе с познанием самого себя, с одушевлением всеобщего, представленного у него в многообразии культурно-исторических и религиозно-философских мотивов.

В первый том вошли сказки, легенды, притчи, насыщенные индийско-китайской тематикой и символикой глубинной психологии; «Демиан», повесть о проблемах психологического и философского дуализма; близкие к ней три повести, которые сам Гессе объединил названием «Путь внутрь», включив туда и повесть «Сиддхартха», одухотворившую все четыре произведения индийско-даосистскими идеями. Во второй том вошли повести «Кнульп», «Курортник» и роман «Степной волк», варьирующие проблему соотношения личности и общества. В третий том – повесть «Нарцисс и Гольдмунд», продолжающая тему духовных антиномий, но уже внутри христианского мировоззрения; повесть «Паломничество в Страну Востока», внешне фрагментарная, но внутренне единая; жизнеописание-притча «Индийская судьба» и сборник «Путь сновидений». Наконец, четвертый том представлен единственным романом – главным сочинением писателя – «Игра в бисер». Хронологически настоящее издание охватывает период от 1907 до 1945 – почти всю творческую биографию писателя.

Как было уже отмечено, одним из лейтмотивов прозы Гессе являются сквозные «индийские вкрапления» в нее. Это навязчивое «бегство» писателя в Индию было вызвано усталостью европейского интеллигента, вдохновленного не только идеями О. Шпенглера о «закате Европы», но и «русской идеей», воспринятой Гессе через Достоевского и Ницше и понятой им как путь к азиатскому иррационализму. Россия, «очищающаяся через страдание», таит в себе тем не менее грядущую опасность для разумного европейского порядка, спасение от этого безумства следует искать в далекой восточной прародине с ее чистотой и цельностью, противоположной аналитическому и самоуничтожающему европейскому духу. Ведь «русский» аморализм Ивана Карамазова был в том числе и крайним выражением гамлетовско-фаустианского комплекса.

В «бегстве» на Восток Гессе следует за своими кумирами Гёте и Новалисом: у Гёте – это страна ислама и древних парсов-огнепоклонников, у Новалиса – Египет, у самого же Гессе – весь Восток, но прежде всего – Индия. Ранние впечатления, связанные как с христианским пиэтизмом, так и с индологией, преобразились у него в своеобразный синтез христианства и буддизма: одна религия влилась в другую, создав некое межконфессиональное содружество.

В сборник зарисовок и стихотворений «Из Индии» входил только один рассказ, включенный в настоящее издание, – «Роберт Эгион». Остальные рассказы, обыгрывающие индийские темы и представленные здесь, появились в разное время: «Легенда об индийском царе» – 1907 год, «Невеста» – 1912, «Лесной человек» – 1914 год и, наконец, «Индийская судьба» – 1937 год. Суть этих индийских притч – отказ от иллюзорности посюстороннего мира (майи), постепенное, пассивно-созерцательное продвижение внутрь себя, стяжание мудрости и света путем душевно-духовной концентрации.

В этом смысле весьма показателен рассказ «Роберт Эгион»: прибывший в Индию английский миссионер (действие происходит в XVIII веке) отказывается от своей миссии перед лицом загадочной чистоты Востока.

В «Легенде об индийском царе» показан буддистский отход от брахманизма, одинокий путь к просветленности и свободе. История «Невесты» – это история почти гипнотического возвращения итальянки (т. е. жительницы Европы) к своему «индийскому» жениху. Теме «ухода» посвящен и рассказ «Лесной человек»: герой этой легенды Кубу уходит из «леса» – из мира шаманства и идолопоклонства – в мир «внешний», который означает для него путь к единобожию и к царству Солнечного света.

Занятия психоанализом не увели, а еще больше приблизили Гессе к индийской мифологии, явились своего рода продолжением, духовным преображением ее, тем более что и у самого Юнга символика бессознательного, поиск «самости» через архетипы душевных состояний, своеобразных осознаний бессознательного, были связаны в первую очередь с древнеиндийской мифотворческой символикой.

Непосредственным результатом занятий психоанализом явились «Сказки» 1919 года, а также повесть «Демиан». Сказки (в меньшей степени «Август» и «Поэт») – образные иллюстрации аналитической психологии, настоящие психоаналитические новеллы. Таким образом, поиск духовного синтеза в прародине – Индии – дополняется здесь поиском самого себя и объединяется с синтезирующим духом немецкого романтизма, главным новеллистическим жанром которого и была сказка.

Но прежде всего – о повести, с которой и начался новый Гессе и которая произвела на читателей впечатление не меньшее, по словам Т. Манна, чем «Вертер» Гёте.

Написанная под псевдонимом «Эмиль Синклер» (имя главного героя тоже Эмиль Синклер), повесть «Демиан» сразу вызывает ассоциацию с Ф. Гёльдерлином (Синклером звали друга Гёльдерлина, который заботился о поэте в последние годы его жизни). Основное в повести – ставшая типичной и для дальнейшего творчества Гессе антиномия героев, противоположных друг другу, но отмеченных общей «печатью Каина», т. е. отверженностью и избранничеством. Гессе противопоставляет тоскующего романтика Синклера (самого автора), который в метаниях ищет гармонии и истины, и его друга Макса Демиана, мудрого хранителя мистического тайнознания, достигнутого им через самопознание, нравственное самоусовершенствование. Демиан – это и карамазовско-ницшеанский герой, нашедший своего «светло-темного» бога Абраксаса (бог, поглотивший черта), и преодоление ницшеанства даосизмом, т. е. преодоление грубого, мужского начала женским, духовным. Синклер проходит этот путь через любовь к матери Демиана Еве, которая означает для него возвращение к прасущности, к праматери, или, говоря иначе, – к гётевскому «вечно женственному», к шиллеровскому и романтическому культу одухотворяющей женственности, в данном случае – облагораживающей, воспитывающей, нравственно созидающей.

Переходя к «Сказкам», следует напомнить, что психологические состояния человека (имеются в виду состояния нарушенной психики) Юнг ставил в аналогичную связь с мифологическими и сказочными образами, соотнося индивидуальное бессознательное (бессознательное – как проявление психопатологических состояний) с коллективным бессознательным, сводимым к существованию архетипов, главным из которых является архетип «самости». Познать самого себя – значит обрести свою самость, пройти нравственное усовершенствование, достигнув гармонии через соединение внешнего и внутреннего, через соединение Инь и Ян, преодолев таким образом разорванность между сознательным и бессознательным.

Само название «Сказки» сразу же соединяет нас с мифом. Будучи, однако, сказками литературными, они представляют нам мифологический мир, созданный самим Гессе и связанный с разорванным сознанием их вымышленных героев, с их смятенной психикой, т. е. с потерей ими самих себя. Эта психоаналитическая фантастика предстает у Гессе в символических образах – внешних проявлениях архетипов: странные встречи, происходящие с героями, и являются знаками их самости, к которой должно вернуться, чтобы обрести душевный мир, а значит, – истину и гармонию. В героях сказок борются две ипостаси – тьма и свет, добро и зло, начала звериное и человеческое, физическое и духовное. Это проявляется и во множестве вариаций, цепочек, объединяющих оба полюса, и в виде символов и ассоциаций, заполняющих пространство личности, ее мир. Такие «размноженные» символы и ассоциации составляют содержание не только каждой сказки в отдельности, но образуют совокупность, вариации одной мятущейся души.

Так, например, сказка «Август», не будучи непосредственно «аналитической», чрезвычайно характерна для психологической философии Гессе. Перед героем стоит необходимость мучительного выбора: возможностью быть любимым или любить самому. Связующую символическую роль играет здесь его крестный отец, «сосед» (архетип мудрого старца), вариант сказочного волшебника, наделяющего своего крестника сначала даром быть всеми любимым (как Гофман – крошку Цахеса), а затем – любить самому (весьма умозрительная, искусственная аллегория). Герой более счастлив, любя других, но сознает это, лишь испытав и противоположное состояние. Два полюса соединяются: истина не в том, чтобы мученически любить, терпя унижения, а в преодолении самовлюбленности, в синтезе обоих начал.

В сказке «Странная весть о другой звезде» разрыв между личностью и миром параллелен разрыву между двумя мирами: ужас перед естественным разрушением на первой звезде (ужас перед мировым хаосом) заставляет героя отправиться на другую звезду, где все разрушено неестественным путем – войной. Возвращаясь назад после созерцания еще худшего, он преодолевает хаос как свою оторванность от мира, т. е. преодолевает разорванность в своем сознании, поселяется в деревне и начинает созидательную деятельность (внешний хаос преодолевается через внутреннее осознание его).

Сказка «Череда снов» – цепочка сновиденческих символов – представляет собой прямое толкование сна по фрейдистской системе, постепенное «исполнение желаний», нисхождение к материнскому началу как восстановлению самого себя.

Прямым психоаналитическим символом является сказка «Тяжкий путь»: восхождение в гору, через опасность и отчаяние к совершенству, – это осознание человеком своего «я», скрытого в глубинах бессознательного, путь к гармонии души и Духа.

Все сказки насыщены символикой архетипов: гора – самость, вода – коллективное бессознательное, птица – душа и т. д.

Произведения, вошедшие в сборник 1931 года «Путь внутрь», выбраны самим Гессе и, как он пишет в послесловии к книге, возникли в первые послевоенные годы.

Открывается сборник повестью «Сиддхартха». Возвращая нас к индийской тематике, повесть в то же время является и своеобразным продолжением повести «Демиан», и предварением романа «Игра в бисер».

Главный герой этой прозаической поэмы – тезка исторического Будды, один из «просветленных», идущий к нирване, духовному совершенству индивидуальным путем, – противопоставлен здесь своему другу Говинде, предпочитающему классический, духовно-созерцательный и пассивный путь познания.

То восхождение к истине, которое проделывает Сиддхартха, по существу – даосистское, и в повести нарочито смешиваются индуистские, буддистские и даосистские мотивы. Дорога Сиддхартхи лежит через обмирщение – к святости. Преодолевая круговорот сансары, он проходит разные стадии познания – ученика (брахмачарья), мирянина, подвергаемого всем соблазнам мирской жизни (грихасха), лесного отшельника (ванапрастха) и странствующего монаха, отрекшегося от мира (санъясья).

Сталкивая различные стадии, меняя последовательность их прохождения, Гессе подчеркивает, что каждый должен найти дорогу к истине сам, не повторяя буквально опыта других, даже своего учителя. Так, встретившись с Буддой, Сиддхартха выражает сомнение в возможности научиться высшей мудрости. Нирвана, благодать, достижима только через собственный тяжкий труд, через жизнь среди людей и сознательное, наполненное предшествующим опытом одиночество, т. е. через преодоление земного; преодолеть – познав, а не отказавшись. Достигнутая таким путем свобода есть результат тяжкого выбора, т. е. результат свободной воли. Свобода – это борьба с самим собой за самого себя.

Это внутреннее созидание, самопознание героя и делает повесть «Сиддхартха» притчей о смысле жизни, своеобразным «романом развития» духовно жаждущего послушника, преодолевшего житейские страсти и пришедшего к совершенству, ответив в том числе и на фаустовский вопрос.

Символический характер повести обусловил и ее лиризм и связанную с ним ритмическую организацию. «Сиддхартха» – наиболее поэтическое произведение Гессе, своеобразный антипод поэмы Ницше «Так говорил Заратустра»: возвысившийся над миром человекобог Заратустра и унизившийся до мира Сиддхартха по-разному отвергают его.

Три следующие повести – «Душа ребенка», «Клейн и Вагнер» и «Последнее лето Клингзора» – образуют триаду и традиционно публикуются вместе. Они представляют собой как бы три ступени погружения в себя: темные, запретные движения детской души (в первом рассказе, который психологически автобиографичен) наталкиваются на разумный, нравственный и в данном случае светлый мир взрослых. Конфликт отца и сына, укравшего инжир, ужас ребенка перед разоблачением, саморазоблачение и примирение с отцом – не есть ли мораль этого рассказа (а Гессе во всем моралист), мораль возвращения в мир людей, мечтательное разрешение конфликта в семье самого Гессе? Известен эпизод с его бегством из Маульбронской семинарии: ночь, проведенная в стоге сена, резкое, обидное письмо к отцу, мысли о самоубийстве – все это несмотря на благополучное домашнее существование, но именно и благодаря ему.

«Клейн и Вагнер» – произведение, представляющее совершенно иной способ погружения в себя. Повесть эта – вариация темы двойничества, но уже в его инфернальном преломлении, явно навеянном Гофманом, «Эликсиром сатаны», и осознанном через философию Ницше.

И Ницше, и Шопенгауэр вошли в самую суть мировоззрения Гессе. Если через Шопенгауэра он осмысливал свои ориенталистские религиозно-философские симпатии (эссе «Индийская мудрость»), то фаустианский комплекс раздвоенности предстает у него как ницшеанская антиномия аполлоновского и дионисийского, меняющих местами свет и тьму, добро и зло. Аполлон, светлый и гармоничный, у Ницше «помрачается», становится ложным и иллюзорным, следовательно, дьяволом; в свою очередь трагический Дионис с его культом веселой жестокости, радостью распада и упоением смертью, т. е. со всей его дьяволиадой, выступает как солнце и истина (исторически солнечному Заратустре Ницше придает дионисийские черты). Оба эти элемента соседствуют в каждом художнике, предстают как творческий демонизм, как болезнь духа – «карамазовщина».

Именно в 1919 году выходит сборник статей Гессе о Достоевском – «Взгляд в хаос», где, по существу, карамазовской разорванностью, отказом от сотворенного Творцом мира, т. е. сомнением в вере, борьбой дьявола с Богом в душе человеческой и объясняется мировое безумие.

Опуститься внутрь себя – значит сначала войти в хаос, в ад, в страдание и только потом уже подниматься от тьмы к свету, к сознательному бессознательному.

Клейн и Вагнер – символически одно и то же лицо. Добрый бюргер и чиновник Фридрих Клейн бежит, как «пошлый романтик», от своего семейного благополучия (точнее – вынужден бежать после кражи казенных денег) не только в хаос мирского, но и в свой собственный хаос, мысленно превращая себя в убийцу. Убийца приобретает имя Вагнер и сливается с некогда любимым Клейном композитором Вагнером, который становится символом и гармонии, и хаоса, символом разорванности души и Духа. Триада – Клейн, убийца Вагнер и композитор Вагнер – это триада безумия, мирового распада (заката Европы и искусства), интерпретируемая в духе Ф. Ницше (героя повести тоже зовут Фридрих). Музыкальное дионисийство (следует вспомнить Адриана Леверкюна из «Доктора Фаустуса» Т. Манна!) – это преображенное преступление, убийство, порок. Выход – в радости самоуничтожения. Убийца Клейн, имя которому Вагнер, кончает жизнь самоубийством, возвращаясь как бы к истокам, к единству, к Богу, осуществляя поистине творческое деяние («искусство – в каждой вещи открывать Бога»); но Бог этот в то же время и Аполлон-Дионис, Бог «блаженного утопленника» Клейна, сливающегося с бессознательным (вода – архетип бессознательного!), т. е. с хаосом, тьмой, с «ничем». Это «ничто» снова возвращает нас к религии Китая, религии без Бога; но если Бога нет, то, по Достоевскому, позволено и самоубийство, а это означает уже смерть без воскрешения, недостижимость той гармонии, которую «фаустианские» герои обретают после смерти: и сам Фауст, и даже преступник Медард у Гофмана в «Эликсире сатаны» или доктор Джекиль у Стивенсона. Таким образом, карамазовско-ницшеанский герой Германа Гессе, убегающий из мира в мир и поглощаемый этим миром, приобретает новые антиномические черты: он и рационален и иррационален, и морален и аморален, что делает его несовершенным человеческим отражением единой прасущности бытия.

Средоточием пороков европейской культуры становится герой третьей повести – художник Клингзор, соединивший в своей порочности, «аполлоно-дионисийстве», чувственное и духовное, жизнь и смерть. Последнее лето для Клингзора – это последний всплеск творчества, собирание красок и соблазнов жизни, последнее одухотворение чувственности, эрос-дух. Лето выдалось на редкость упоительным – и дало плод: предсмертное творение художника, автопортрет, в котором он «собирает» всю свою жизнь и жизнь окружающего мира. Это не просто человеческий портрет, а целый ландшафт, красочный спектр, в нем – рождение и смерть, фотография и фантазия; это и бегство из мира, и любовь к нему, и издевка над самим собой, и самовосхваление, это и близость ко всему живому, и одиночество. Написав такой портрет, Клингзор снова на короткое время возвращается к обыденной жизни, уходит в город за покупками (фруктами и сигаретами), но уже из предисловия к повести мы знаем, что все это он проделывает перед самой смертью, загадочной и тоже похожей на самоубийство.

Любопытно, что Гессе избегает ответа на вопрос, какой смертью умирает герой – греховной или благодатной. Смерти нет, говорит Клингзор, а есть только страх перед нею, который преодолевается через соединение чувственного и духовного, т. е. в творчестве. Автопортрет Клингзора и есть такое мгновение «жизнесмерти», «поиск Бога за каждой вещью», обретение самого себя в мире божественном.

В этой повести Гессе отдает дань и своим восточным, в частности китайским, симпатиям. Любимый поэт Клингзора – Ли Тай Пе, он и себя привык называть этим именем, подчеркивая свою приверженность жизненным наслаждениям, дионисийству. Говоря о бессмертной сущности мира, Клингзор вслед за другими героями Гессе – Синклером, Сиддхартхой, персонажами сказок – возвращается и к даосизму, и к «вечно женственному» в европейской культуре с его праобразами в Изиде и Мадонне.

Гессе и в этой повести размывает своего героя дополнительными противоречиями, естественными для беспорядочного романтического характера художника, внося раздвоенность и в саму повесть. Умер ли Клингзор естественной смертью (т. е. в Боге) или покончил с собой? Не есть ли самое возвращение в обыденность аллегория смерти для художника? Одним словом – проклятие или успокоение находит Клингзор в смерти?

Две повести и роман, вошедшие во второй том, – «Кнульп», «Курортник» и «Степной волк» – близки друг другу характерами главных героев, зовется ли он Кнульпом, Германом Гессе или Гарри Галлером; гонимый ли он музыкант, как в первом рассказе, сам ли писатель, отдыхающий на курорте, или его двойник, одинокий «степной волк» из одноименного романа.

В этой вариационной цепочке особое место занимает повесть «Курортник. Заметки о моем лечении в Бадене», о которой Гессе и позднее, в 1948 году, писал с любовью, называя ее сердцевиной между «Сиддхартхой» и «Степным волком». Позиция героя повести, «праздного обывателя», – это пограничное состояние между миром собственной души и миром внешним, выявляющее тончайшие соотношения обыденного и возвышенного. Способствует этому и присущее автору-рассказчику чувство юмора, которым отмечен и следующий роман Гессе – «Степной волк».

Главная тема этого романа – нравственное спасение личности на фоне гибели европейской цивилизации. «Одинокий волк» Гарри Галлер – человек изысканный и опустошенный, человекобог и человекозверь. Преодолеть бездуховность мира сего он может, лишь преодолев самого себя, ища лежащие вне, но ассоциативно связанные с миром своего собственного бессознательного духовные явления. Такой синтез герой получает самым фантастическим образом, через магический театр, предназначенный только для сумасшедших. Явившиеся герою в этом театре Гёте, Моцарт и другие бессмертные разрушают перед ним свой схематически возвышенный образ, приземляя его, – и вот здесь-то герою и помогает чувство юмора: комическое – путь к миру, способ приятия его. Гётевская и моцартовская культура спасают Гарри Галлера от гибели, объединяя земное и божественное и тем самым человекозверя вочеловечивая. Красота спасает мир, приводя его к единству и истине.