Текст книги "Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску"
Автор книги: Георгий Адамович
Соавторы: Юрий Иваск
Жанры:
Эпистолярная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
92
1/II-<19>61 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович Отвечаю на письмо Ваше о Рейзини и журнале.
Ваша мысль, чтобы Р<ейзини> приехал для беседы к Вам, ирреальна. Он пообещает (?) – но не приедет. Каков он есть, таков и есть, ничего не поделаешь. Лучше поезжайте Вы на week-end к нему. Но, конечно, предварительно сговорившись – и с оплатой расходов. Иначе не выйдет ничего.
У него была мысль такая: журнал русско-американский, с переводами помещенного. Т. е. – не «Опыты» в том виде, как они были. Но все это – туманные проекты. И когда будет «база», т. е. финансовая прочность, увидим, что и как. Беда главная в том, что нет нужных людей. Ваш список сотрудников жидковат (и эстетичен – надо бы добавить «общественников», если есть не бревна). Но главное – очаруйте Рейзини, а остальное приложится. И русский народ скажет спасибо сердечное.
Вот я очарован (подлинно) одним Вашим стихотворением – «…Совсем не октябрьском, но осеннем и болдинском», кроме последней строчки, и не смысла ее, а ритма: «А я не говорю». Я бы изменил: «Еще говорят… Но не я говорю», т. е. чтобы ритм был гладкий в конце, как разрешение диссонансов. Но стихи чудесные[467]467
Стихотворение опубликовано в книге Иваска «Хвала» (с.58). Начинается оно строкой: «Я знаю, что знаю, доказательств не требуйте…», Иваск внес изменение по совету Адамовича (хотя данная строка не является в стихотворении последней).
[Закрыть]. Я говорил как-то Чиннову, что чувствую свою отсталость, не могу поспеть за его subtilite[468]468
Тонкость (франц.). 30 апреля 1960 Адамович писал Чиннову: «…я Вам написал (по Вашей цитате из моего письма): “по части subtilite мне за Вами не угнаться”, а Вы приняли это за “шпильку”, и я Вас будто бы “кольнул”. Честное слово, не собирался и не думал колоть! Это чистейшая правда, и написал я то, что чувствую, без малейших других желаний или намерений. Много у меня грехов и слабостей, но к “шпилькам” я, право, не склонен. Очевидно, я немного оглох к смыслу и звуку фраз» (Письма к Чиннову. С.255).
[Закрыть] (он почему-то решил, что я смеюсь над ним и говорю это ему в пику!). Вот и у Вас – то же самое. И я завидую чему-то, мне уже недоступному. Но вот что скажите: Вы мне месяц – два назад прислали стихи, – было ли тогда среди них это? Или было только что-то похожее? Я не помню, у меня дырявая голова, но что– то такое я как будто читал – и с тем же восхищением от subtilite чувства и «обер-тонов». А четыре строчки Луговского об игре – прелесть[469]469
28 августа 1970 Иваск в письме к Адамовичу (копия хранится среди писем Адамовича) вспоминал это четверостишие еще раз:
«Мальчики играют в синей мгле,Сотни тысяч лет они играют.Царства умирают на земле,Игры никогда не умирают. Это когда-то писал скорее очень “средний” поэт Луговской».
Неточно цитируется стихотворение В.А. Луговского «Мальчики играют на горе».
[Закрыть]. Вы пишете: «Не Бог весть какие», – нет, «Бог весть», и дай Бог всякому так написать. Но у меня к такому нет зависти и нет чувства отсталости. Ну, вот – пока все. Некий Clarence Brown из Принстона пишет тезу о Мандельштаме и со мной в переписке[470]470
Кларенс Браун – американский литературовед, автор первой книги о творчестве О. Мандельштама: Brown С. Mandel’stam. Cambridge, 1973).
[Закрыть]. Не знаете Вы такого? Кажется, не глупый. У Гринберга будет целый мандельштамовский букет, по слухам, first class, чему я верю[471]471
Имеется в виду подборка «57 стихотворений» во 2-м томе альманаха «Воздушные пути» (Нью-Йорк, 1961).
[Закрыть]. Кстати, я должен в гринб<ерговский> альманах о Мандельштаме написать и все не могу собраться[472]472
В «Воздушных путях» (1961. № 2. С. 87–101) была напечатана статья Адамовича «Несколько слов о Мандельштаме».
[Закрыть].
На будущий год, с осени, я бросаю Манчестер, и рад этому очень, хотя материально – ни в чем не уверен. Но свобода дороже денег, как Саади некогда сказал[473]473
Ироническая отсылка к «Евгению Онегину» (гл.8, LI):
Иных уж нет, а те далече,Как Сади некогда сказал.
[Закрыть]. До свидания. Держите меня в курсе рейзиниевских новостей, ежели таковые будут. И вообще пишите. Пожалуйста.
Ваш Г.Адамович
93
10/III-<19>61 <Манчестер> (через неделю еду в Париж на месяц)
Дорогой Юрий Павлович
Судя по Вашему молчанию, думаю, что молчит и Рейзини. Неужели он не откликнулся? Ведь клялся и божился, что должен с Вами переговорить, устроит встречу – и так далее. Если так и не ответит, я, когда увижу его, скажу, что больше я его болтовню слушать не намерен.
На Ваше письмо (от 12/II) я тоже до сих пор не ответил. «Так», без причины.
Мартынова я не читал – или его не заметил[474]474
Судя по всему, речь идет о входившем в моду в начале 1960-х поэте Леониде Николаевиче Мартынове (1905–1980).
[Закрыть]. Но вот Державина читал и заметил и хочу Вам в ответ написать по поводу «дремлющего ума» (т. е. «чего в мой дремлющий…»[475]475
Из стихотворения Г.Р.Державина «Евгению. Жизнь Званская»: «Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?». Эта строка была поставлена Пушкиным эпиграфом к стихотворению «Осень» (1833), что сделало ее особенно знаменитой.
[Закрыть]), Вашей любимой строчки, что у него есть две строчки, которые еще лучше, – нет, не две, а даже три:
Знали Вы это? Правда, хорошо? Когда Державин принимается писать под Жуковского, то тот сразу превращается в бледную немочь.
Что альманах Гринберга? Будет что-нибудь Ваше?[477]477
Во второй книге «Воздушных путей» Иваск не печатался.
[Закрыть]
И соберетесь ли Вы летом в благословенную Ниццу – или хотя бы в Париж? Вышла книга Одоевцевой[478]478
Одоевцева И. Десять лет. Париж, 1961.
[Закрыть]. Я ей советовал просить Вас о рецензии, в числе прочих прославителей[479]479
Иваск рецензировал эту книгу (РМ. 1961. 19 августа).
[Закрыть]. Стихи – ничего, талантливы, а если мне не совсем по душе, то виной скорей моя душа, Чем ее стихи. Мне почему-то Одоевцеву всегда жаль, хотя она не дает к этому повода.
До свидания, tres cher ami[480]480
Дражайший друг (франц.).
[Закрыть]. Пожалуйста, поддерживайте со мной высоко-интеллектуальную переписку, даже без Рейзини и всего прочего.
Ваш Г.Адамович
Один из моих экс-студентов пишет диссертацию о немецк<ом> влиянии на русских романтиков. Я мало об этом знаю и посоветовал ему написать Чижевскому в Гейдельберг, за советами и указаниями. Тот в ответ блеснул такой ученостью, что я был поражен. Вот это человек![481]481
Речь идет о крупнейшем русском и украинском филологе Дмитрии Ивановиче Чижевском (1894–1977), который после войны преподавал в Гарвардском и Гейдельбергском университетах.
[Закрыть] Между прочим, он указал на какие-то работы в Харварде, и я советовал насчет этого спросить Вас. Он Вам напишет (его фамилия – Eastwood). Если этот Eastwood Вам напишет и Вы можете ему что-нибудь посоветовать от себя, сделайте это. Жалею, что не могу приложить его фотографию – это усилило бы Ваше рвение!
94
12/V-<19>61 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
Спасибо за письмо. Давно ничего о Вас не знал. А Вы – одна из моих последних «любвей» на земле, коих становится все меньше. Пожалуйста, пишите чаще: о Державине, о Цветаевой, о Мексике, о чем хотите. Для меня всегда радость увидеть Ваш конверт с Вашим куриным (простите!) почерком на нем.
Два слова о Маркове. Насколько помню, никаких «разносов» я ему не учинял, а только писал что-то о его стиле. Но, конечно, я знаю и чувствую, что в нем «что-то есть», больше и лучше, чем в любом из его сверстников. «Гурилевские романсы» у меня есть (от Прегельши, а не от автора), и я вполне согласен, что в них много прелести. Вообще вспоминаю Розанова: «Зачем, зачем я обижал Кускову?» – это, кажется, в «Опавш<их> листьях».[482]482
Адамович неточен: эта запись находится в «первом коробе» «Опавших листьев»: «Напрасно я обижал Кускову… Как все напрасно…» (цит. по: Розанов В. В. О себе и жизни своей. С.225.
[Закрыть]
«Линии»[483]483
Книга стихов И.Чиннова (см. примеч. 431). Ср. также отзыв Адамовича в письме к Чиннову от 13 мая 1961 (Письма к Чиннову. С.256–257).
[Закрыть] получил. Это книга, которую нельзя прочесть залпом, п<отому> что и написана она не залпом. Но я нахожу, что по тонкости и чистоте мастерства это – стихи сейчас вне всяких сравнений <так!>. Другой вопрос, что в них внутри, т. е. насколько это свое и насколько это ценно. Этого я еще не уловил и для самого себя. Но помните (конечно, помните!) у Гумилева о «брабантских манжетах»[484]484
Из стихотворения Н.С. Гумилева «Капитаны».
[Закрыть]. Когда-то этим все восхищались, именно «мастерством». А какая это чушь, именно как мастерство, рядом с Чинновым! Или весь Брюсов. В смысле всяческой субтильности я чувствую полную личную свою неспособность за Ч<инновым> поспеть. Когда-то это я ему написал, а он решил, что я над ним посмеиваюсь, – не знаю почему.
Дорогой друг, не трудитесь где-то намекать, что «Г.В.А<дамович>, может быть> согласится…» и т. д. Не стоит. Ничего не выйдет, да у меня и остыло американское рвение. Я хочу свободы и покоя[485]485
Из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…» (1844). В оригинале: «Я ищу свободы и покоя!».
[Закрыть], а не лекций и споров со Слонимом или Глебом Струве. Вот что Вы не соберетесь в Европу до будущего года, очень жалко. Алданов спрашивал, будет ли двадцать первый век, а я спрашиваю, будет ли будущий год. Рейзини молчит, и Бог с ним! Но при встрече я ему скажу все, что надо, – и даже больше чем надо.
До свидания, – когда?
Я буду, в Париже приблизительно через месяц, а летом – с середины июля – в Ницце, как по гроб жизни, если Бог жизни мне даст.
Ваш Г.Адамович
95
28 июля 1961 <Ницца>
Дорогой друг Юрий Павлович
Я обрадовался Вашему письму, тем более что молчали Вы долго, и я не знал, где Вы и что Вы. Спасибо, что наконец вспомнили. Я в Ницце уже две недели. Через два дня по приезде меня обокрали (через окно), унесли все деньги и английские travellers чеки[486]486
Аккредитивы (англ.).
[Закрыть]. Очень это неприятно, но делать нечего, и надежды мало на возвращение. У меня тут друзья, которые меня «выручили», а то я думал, что придется вернуться в Париж. Вчера на набережной встретил того серба, с которым в прошлом году я Вас познакомил, и он сразу спросил о Вас. Не делайте себе иллюзий: скорей как о клиенте, чем о друге! Эти «друзья», по-моему, имеют отношение к моей краже, но Бог с ними, – я на них не в претензии.
Теперь о поэзии. О Геор<гии> Иванове разговор был бы долгий. Его поэзия очень талантлива и в каком-то (важном) смысле очень ничтожна. М<ожет> б<ыть>, это мое суждение вызвано тем, что я его долго и близко знал. Но едва ли. Последние его стихи для меня тягостны: слишком много о себе и жалоб о себе <так!>, полное отсутствие «преодоления» себя и готовности к этому. Но очень талантливо и словесно очень точно, т. е. фотография чувства и мысли, без прикрас. А вот Ваш друг Марков нашел, что Фет много почище Анненского, и Слоним его за это похвалил[487]487
Речь идет о статье В.Маркова «О свободе в поэзии» (Воздушные пути. 1961. Т.2), где в открытой полемике с Адамовичем говорилось: «Анненский, при всех своих достоинствах, поэт много меньше Фета, не говоря уже том, что его критической проницательностью (далеко не безошибочной) только с трудом можно восхищаться: так невыносимо манерно написаны эти статьи» (цит. по: Марков В. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб., 1994. С.34). М.Л.Слоним откликнулся на выход сборника в «Новом русском слове» (1961.11 июня).
[Закрыть]. Значит, напрасно Вы меня упрекали в «несправедливости» к нему. Это – хамская линия в литературе, хотя ни он, ни Слоним лично и могут не быть хамами. Вы пишете (в письме), что я говорил ex cathedrae[488]488
С кафедры (лат.).
[Закрыть]. Нет, я никак в римские папы не лезу, но когда читаю такое, у меня папские претензии действительно рождаются. Буря вокруг Чиннова: дурак Рафальский его будто бы ниспроверг (я не читал, знаю от Одоевцевой), а Вейдле (не дурак) возвеличил, и Одоевцева негодует, что слишком, ибо рядом же Бахрах ее возвеличил меньше[489]489
Статья С.М. Рафальского книге И.Чиннова «Линии» нам неизвестна; статья В.Вейдле «О стихах Игоря Чиннова» опубликована в цикле «Наши поэты»: Мосты. 1961. №.7. С. 143–147; рецензию А.В. Бахраха на книгу И.Одоевцевой «Десять лет» см.: Там же. С.З89-391.
[Закрыть]. Все это – человеческая комедия, даже и Фет, и Анненский! Что к чему, куда, зачем и какой всему смысл?? А вот переделку Пушкина насчет «мальчиков в глазах» я оценил. Действительно, его эпитет давно требует поправки, и тогда это был бы хороший эпиграф к книжке стихов (как у Бодлера – «j’aime les matelots»[490]490
«Я люблю матросов» (франц.). В произведениях Ш.Бодлера (просмотрены электронные версии «Цветов зла», «Парижского сплина» и «Искусственных раев») таких слов обнаружить не удалось, равно как и среди различных вариантов посвящений и эпиграфов к «Цветам зла».
[Закрыть]).
Простите, дорогой друг, за ерунду. Очень жалею, что Вас тут нет. Правда. Я Вам много раз объяснялся письменно в любви, не хочу повторяться.
Ваш Г.Адамович
96[491]491
Письмо является ответом на послание Иваска от 34 сентября 1961, из которого приведем фрагменты (по копии, хранящейся среди писем Адамовича):
От Варшавского в Н<ью->Й<орке> узнал о краже в Вашей комнате, а теперь и от Вас. Если у Вас сохранились номера чеков (для путешествий), Вы можете их аннулировать. <…> Вы видели в Ницце того серба?.. У него шарм, но имеются недостатки – не только моральные изъяны, но и в смысле «обслуживания». О поэзии. Не читал статьи, в кот<орой> Марков ставил Фета выше Анненского. Верно, это сказано было в запальчивости… Я же, не сравнивая их, всегда готов «взять под защиту» первого. <…> Не должно быть войны, п<отому> ч<то> в след<ующем> году собираюсь к Вам в Европу! Планирую также Афины и Афон, где буду искать следов (не ног, а рук) К. Леонтьева. Вы о нем часто писали, но всегда как-то вскользь – в «Комментариях». Не помните ли, где, в какой статье Вы о нем говорите больше? Я ведь пишу сейчас о Леонтьеве. Некот<орые> главы послал в «Мосты» и… в «Возрождение», что Вы не одобрите. <…> Если бы Вы написали о Леонтьеве! Эту тему Вы однажды предложили для «Опытов», как раз незадолго до их кончины. Очень хотел бы принять во внимание все, что Вы о Л<еонтье>ве говорили.
Нескромный вопрос: чем Вы теперь будете жить? Если Вы меня любите – прошу ответить.
[Закрыть]
21 дек<абря> 1961 <Париж>
Дорогой Юрий Павлович
Прежде всего, шлю Вам и Mrs. Ivask всякие, самые лучшие, самые искренние (правда!) пожелания к Новому Году. Будьте счастливы и всем довольны. Вы – один из немногих людей на земле, о которых я как-то всегда помню, даже если иногда забываю (Вы не были бы Иваском, если не поняли бы совместимости этого «всегда» и этим «иногда», друг друга поясняющих, а не исключающих), т. е. забываю писать, отвечать, сделать то, что надо бы, – но и только.
Ну, вот – Вы мне прислали 20 долларе», а я в ответ не сделал еще ничего! Но Ваш заказ был неясен[492]492
Речь идет о магнитофонных записях, которые должны были делаться по инициативе Иваска. В процитированном выше письме он сообщает:
По-видимому, Викери (помните его?) имеет еще кое-какие остатки от прошлогодних сумм, кот<орые> будут в моем распоряжении. Посылаю Вам 20 долларов: м<ожет> б<ыть>, наговорите еще одну ленту в соотв<етствующем> учреждении и пошлете мне? <…> О чем говорить? О чем пожелаете. М<ожет> б<ыть>, о Вашем романе с поэзией: что любили, что перестали любить в поэзии, что еще любите. Или разберите стихи – какие угодно. Минут на сорок (но чем больше, тем лучше). Можно говорить и о том, о чем Вы уже писали.
О судьбе этих записей (если они были сделаны) у нас сведений нет.
[Закрыть]. Самое трудное – что-нибудь делать, когда говорят: делайте что хотите! Буду ждать уточнения, но если Вам желателен разбор двух-трех стихотворений Блока, я не возражаю. И даже предпочел бы Блока кому-либо другому, – раздраженный той чушью, которую о нем пишет Маковский[493]493
С.К.Маковский неоднократно писал о грамматических ошибках в стихах Блока (см., например, в его книге «На Парнасе Серебряного века», (Мюнхен, 1962)), с чем были решительно несогласны практически все современники. Ср., например, в письме Адамовича к Одоевцевой от 22 декабря 1956:
Да, видел я в одном высоком и тайном собрании Маковского. Он меня не без иронии спросил: «Как Вам понравилась моя статья о Блоке в “Русской мысли”»? Я ответил: «Не согласен ни с одним словом», на что он мне ответил: «А вот Георгий Иванов пишет мне, что вот наконец-то о Блоке сказали правду, и что он давно бы сам все это написал, но не решался», и что Блок – бездарность, а великий поэт – Андрей Белый, а сверх-великий – Зинаида Гиппиус.
(Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды. С.437)
[Закрыть].
Леонтьев? Но «взгляд и нечто» трудно. Впрочем, если Вы предпочитаете это всяким анализам стихов, я согласен. Но именно взгляд и нечто, по воспоминаниям от чтения, с птичьего полета, то, что осталось в памяти, когда мелочи забыты, – и что и есть самое главное.
С Гольдштейном, я думаю, можно передачу устроить. Я у него изредка бываю для Мюнхена, он человек очень милый.
Вы спрашиваете, на что я живу. У Щербакова, поэта туповатого, есть строчка, которую я люблю: «А я живу грехами и мечтами»[494]494
Имеется в виду строка из стихотворения Е.Щербакова «Пустынно все, и небо так далёко…», которую Адамович приводит, несколько искажая (в оригинале: «А ты живи…»). См.: Щербаков В. Свет и камень: Стихи. Париж, 1951. С.28.
[Закрыть]. Еще – игрой в карты, пока (только бы не сглазить!) удачной, и кое– какими остатками из Англии. Пока жаловаться не на что, а дальше – увидим.
Приезжайте, дорогой Юрий Павлович, летом или весной в Европу. Пожалуйста.
Пока – до свидания. Буду ждать письма, и не о делах только, а вообще.
Ваш Г. Адамович
97
31 янв<аря> 1962[495]495
Исправлено из «1961».
[Закрыть] <Ницца>
Дорогой Юрий Павлович
Возвращаю расписку и прошу не гневаться за опоздание с ответом.
Что же, Леонтьев так Леонтьев! (т. е. о записи на ленте). Сейчас я в Ницце, до конца февраля. Если еще существует тот человек с магнетофоном на Cimiez, у которого мы с Вами были, пришлю запись отсюда. Если нет, подождите моего возвращения в Париж. Не думаю, чтобы это было дело спешное, – правда? О Леонтьеве я «выскажусь» с удовольствием, т. к. это человек и явление, оклеветанное за черносотенство, но стоющее <так!> почти всех либералов вместе вЗятых. Но будет совсем взгляд и нечто, или просто давние воспоминания о давних впечатлениях от чтения, т. е. то, что осталось в памяти, когда мелочи забыты, и что по Шестову – единственно важно.
Здесь была совсем весна, а сегодня – мороз, но при ослепительном небе. Вчера встретил серба, Вашего мимолетного друга, – помните? – сильно порожевшего <так!> и посеревшего.
Пожалуйста, будьте здесь летом! В Париже мерзость запустения, а одна из моих последних отрад – Гингер. Он все тоскует о Присмановой, но мил очень в своем сумасшествии и всяких дикостях[496]496
А.С.Присманова скончалась 4 ноября 1960.
[Закрыть].
До свиданья, cher ami. Напишите мне еще сюда.
Ваш по гроб жизни
Г Адамович.
98
12 мая 1962 <Париж>
Дорогой Юрий Павлович
Сейчас получил Ваше письмо.
Я очень виноват перед Вами.
Простите за молчание на предыдущее письмо (или даже два?). Причин нет. Суета и всякие пустяки.
В Париже я до самого конца июня или начала июля. Венеция – под сомнением, в зависимости от дел. Но если буду жив и если не случится ничего неожиданного, буду в Ницце с середины июля до середины сентября наверно. Приезжайте и в Париж, и туда! Чинновские сведения, что в Ницце летом «ни пройти ни проехать» – чепуха: туристов скорей меньше, чем бывало. Я заранее очень рад встрече с Вами.
Пишу коротко, чтобы сейчас отправить письмо.
Ваш Г.Адамович
У меня – телефон (раньше не было). Запишите номер: Balsac 52–92.
99
13 авг<уста> 1962 <Ницца>
Дорогой Юрий Павлович
Я в самое сердце был уязвлен, возмущен и потрясен Вашим молчанием. И по врожденной злопамятности едва ли скоро о нем забуду! Кстати, у Вас под эллинским солнцем изменился почерк, и хотя письмо подписано Вами, я долго колебался: действительно ли оно от Вас?
В Ницце сейчас все переполнено, «до отказу». Но после 15-го начнется разъезд и к 25-му я Вам что-нибудь найду[497]497
Через два дня, 15 августа, Адамович писал С.Ю.Прегель: «Здесь на редкость жаркое лето. Даю себе слово не приезжать сюда впредь раньше конца августа. Толпы туристов, духота и все прочее в том же роде, вот я и недоумеваю – что мне здесь делать?» (Письма Адамовича. С.310).
[Закрыть].
Напишите точно день, когда Вы прибудете. Затем – сколько проживете (приблизительно) и хотите ли комнату с пансионом, полупансионом или совсем без. В квартире, где я живу, все занято. Вероятно, придется искать в отеле, но, м<ожет> б<ыть>, я найду и у частных людей. Впрочем, цена почти та же.
На серба не надейтесь, а почему – расскажу при свидании.
Впрочем, после мюнхенских достопримечательностей что же красоты Белграда! Шлю сердечный привет Иг<орю> Влад<имирови>чу <Чиннову> и благодарю за письмо (Бахрах пишет «письмишко»). Буду чрезвычайно рад Вас видеть, несмотря на гнев и обиду.
Ваш Г.Адамович
100
7 дек<абря> 1962 <Париж>
Дорогой Юрий Павлович (хотел написать «дорогой и милый друг «Ю.П.», – но врожденная сухость преодолела, и обращаюсь, значит, обычно, как полагается по «хорошему тону»).
Спасибо за письмишко, – выражаясь по Бахраху. Прошло полтора месяца со дня его получения! Но не думайте, что я Вас и о Вас забыл: нет, все «как-то не так» в смысле физическом, устаю, на улице холодно, в мыслях и в сердце – тоже, – словом, понимаете сами.
И простите за долгое молчание.
По письму Вашему и прелестным, но неясным стихам о «психее из Лиссабона» я не донял, к чему и до чего психея эта Вас со своими сумеречными плечами довела. Надеюсь (дня Вас) до всего, о чем Вы желали. Но, по Фрейду, у Вас что-то патологическое насчет плеч[498]498
См. в сохранившейся копии недатированного письма Иваска к Адамовичу:
Какая, Психея? Оливковая, миловидная, смешливая, несколько жалобная, показывающая свою оборванную (скажем!) юбку. <…>
Еще о ПЛЕЧАХ… Ленскому тоже нравились плечи Ольги. Плечевого культа у меня нет, но все же плечи (рамена!) слово для меня священное.
Дружба основана на параллельном соприкосновении плеч (в смысле платоническом и простом – товарищеском).
Плечом к плечу: это много, очень много…
[Закрыть]: я вспоминаю, что у моего милого немца (кстати, исчезнувшего) Вы жаловались именно на недостаточно роскошные плечи! Кажется, они были для Вас слишком покаты. Мне нравится «сумеречные» больше, чем вариант – «оливковые», т. е. оливковые эротичнее, но тут, раз «психея», то можно удариться в мистику и романтизм[499]499
Речь идет о стихотворении Иваска «Лиссабон», опубликованном в сборнике «Хвала» (с.28–29). В тексте Иваск сохранил свое определение «сумеречные плечи».
[Закрыть]. Впрочем, Гумилев, наверно, сказал бы: оливковые, п<отому> что точнее.
Мне жаль, что Лиссабон затмил Афины, ибо в Лиссабон я все равно не поеду. А с Афинами – qui sait?[500]500
Кто знает? (франц.)
[Закрыть] Здесь недавно промелькнул Рейзини, я ему намекал о своей тоске по «пу» и другим греческим достопримечательностям, но он слушал без отклика[501]501
Некоторые не вполне ясные намеки Адамовича проясняются из упоминавшейся в примеч. 1 копии недатированного письма Иваска:
Вы хотите в Грецию? Вы хотите выйти <на> площадь Синтагмы, чтобы сказать там «пу» и «посо»? Так за чем же дело стало? Стоит только взять перо в руки и написать одну французскую фразу, а затем уж пойдет <как> по маслу <…> и получится «бест сэллер», и поедет и в Афины, и в Лиссабон, куда угодно.
Говорят, что издатель, получивший «Лолиту», написал автору: «Вы человек одаренный, но вы не знаете, как делается “бест сэллер”…изобразите почтенного фармера <так!>, который влюбляется в уличного мальчишку и разъезжает с ним по всей Америке. <…>
Теперь же разрешите мне поболтать. Конечно, Лиссабон не Ассизи – ни с чем вообще не сравнимый… где я вдруг понял, что все позволено, но ничего дурного я в данный момент не могу сделать… <…>
В посл<едний> день я часа два гулял по той площади, чего-то ожидая, но и не очень ожидая: и так уже было хорошо около «ихнего» Медного Всадника.
Вдруг это музыкальнейшее «пасейро». <…> Затем я был приятно огорошен одним непечатным английским глаголом в его искаженной средиземноморской форме.
Вы спросили? И вот отвечаю: завершения не было, и не оттого ли меня так поэтически уязвил и уязвляет Лиссабон, и я не жалею о незавершенности.
[Закрыть]. По-моему, у него и дела не столь блестящи, как были.
Нового здесь мало. Вчера я пил чай с Паустовским: знаете Вы такого советского вице-Бунина? Очень милый старик, и не глупый[502]502
Константин Георгиевич Паустовский (1892–1968) – советский писатель. О сходстве его прозы с бунинской писали неоднократно.
[Закрыть]. А из здешних поэтов блистают на нашем небосклоне только Одоевцева и Прегельша. Увы, увы, увы, я Вашего Леонтьева еще не прочел! Нет у меня «Возрождения», но прочту всенепременно[503]503
Речь идет о начавшейся печатанием в журнале «Возрождение» (1961. № 138; окончание см. в № 151 за 1964) большой работе Иваска «Константин Леонтьев».
[Закрыть]. Кстати, на днях мне телефонировала некая Вадимова, экс-балерина Дягилева[504]504
Дора Владимировна Вадимова (1906–1979).
[Закрыть], и спрашивала, кто это Леонтьев, что это Л<еонтьев>, откуда он взялся, раз о нем она раньше никогда не слыхала? – ссылаясь на Вашу статью, которая ее потрясла. Видите, в какие углы и тайники эмиграции доходит Ваша мысль и ученость! А Прегельша, наоборот, негодует, что Вы работаете с «Возрождением», хотя статью и одобряет. Но она – существо в этом смысле не вполне нормальное.
Ну, что еще? В сущности, все и ничего. До свидания, «дорогой и милый друг» Юрий Павлович. Здесь собачий холод, а я жаловался на ниццкую жару! Теперь я о ней мечтаю. На rue de Colisde – обычные немецкие развлечения, сплошной Франкфурт и Мюнхен. Но Греции и Португалии не сыскать и днем с фонарем. Пожалуйста, не казните меня молчанием за молчание. Чиннов, кажется, всем доволен, и я за него рад. К нему на будущий год едет Вейдле и везет жену, которая говорит об этом с тоской. Но он, наоборот, рад. Значит, я жду письма.
Ваш Г.Адамович
ПРИЛОЖЕНИЕ
Среди писем сохранился напечатанный на машинке листок с пометой Иваска: «Прошу ответить и вернуть». Текст, вписанный Адамовичем, выделен курсивом.
1. Вы говорили – было шесть акмеистов. Кто они: 1) Гумилев, 2) Мандельштам, 3) Ахматова… В.Нарбут, М. Лозинский, М.Зенкевич.
2. Где напечатано Ваше ст<ихотворе>ние «Был дом, как пещера…» В «Совр<еменных> Зап<исках>». №? Кажется, называлось «Баллада».
3. Приблизит<ельно> где мадам Севинье сказала о хрустальных осенних вечерах… В Вашей цитате это прозвучало как стихи… И напишите это по-французски… «Les journees de cristal de l’automne» ПроцитированоуSaint-Beuve в «Causeries de lundi» (статьяоСевинье). У нее – в одном из писем к дочери.
4. Где приблизит<ельно> Валери сказал о трех чудесах мира: Греция, Ренессанс и русская лит<ерату>ра 19-го века… Не помню и не могу найти. Но сказал, наверно, в каких-то заметках. С моей «легкой руки» это потом не раз цитировалось.
5. Были Вы хотя бы на одном заседании 1-го Цеха… Был раза 3–4. В первый раз на квартире С.Городецкого, в 1915 или 16<-м> году.
6. Были ли в семинаре Гумилева в Институте Живого слова (где бывала Одоевцева). Был раз или два.
7. Итак, Г.И<ванов> и Вы основали II-ой Цех, когда пришел Гумилев и когда начали собираться в Доме Искусств. Нет, совсем не то и не так! II Цех был основан против желания Г<умилева>, первое заседание было без него, и он долго «будировал».
8. Что такое «Звучащая раковина»… «Звуч<ащая> Рак<овина>» – сборища на квартире сестер Наппельбаум, после революции. Кажется, был особый кружок зеленой молодежи, но бывши как гости все остатки петерб<ургской> поэзии.
