Текст книги "Голубой берег"
Автор книги: Георгий Тушкан
Соавторы: Михаил Лоскутов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Тем временем, без нас, в кишлаке Большая Дувана происходило следующее. Оборванные и грязные дервиши, которые официально выдавали себя за нищих, молились. Держась за уши, они кричали изо всех сил.
Сегодня много старых таджиков съехалось из окрестных кишлаков. Мулла по секрету обещал, что святой проявит волю Магомета и сделает чудо.
В чайханах варились в котлах быки и овцы. Вареное мясо, сваленное тут же, грудами в тазах, продавалось на вес, кусками.
Но громко о предстоящем никто не говорил. Все держалось в большом секрете, и простых дехкан, а тем более колхозников решено было позвать только перед свершением чуда.
Только доверенные люди и друзья домуллы были посвящены в приготовления.
С востока приехали и Барон с Туюгуном, потерявшим купленную жену. Они проехали по Голубому берегу тогда, когда все склоны оттаяли и камни уже начали лететь вниз, подымая облачка пыли. С запада в это время прибыл и наш первый караван с зерном.
– А!.. А!.. А!.. – радостно кричали дервиши, завидя Шамши и Джолдывая во главе небольшого каравана.
Шамши слез и, хромая, заковылял в молельню. Джолдывай остался с караваном.
В дальнейшем все произошло очень просто. Караван завели во двор и развьючили. Всех караванщиков позвали в дом на плов.
– Идите, идите, я посторожу, – сказал Джолдывай караванщикам, и те ушли, благословляя его доброту.
Как только они ушли, десятка три человек окружило мешки.
– Никакого обмана, – сказал домулла, – сами видите, караван только что пришел, зерно явно отравлено.
Джолдывай клятвенно подтвердил.
– Мы возьмем отсюда семь мешков и заменим их другими мешками.
– Правильно! – закричали дервиши и тотчас же обменяли мешки. Это произошло очень быстро и незаметно.
После плова и чая все караванщики собрались во двор. Мешки были на местах.
– Все равно лошадям придется погибнуть, – сказал домулла, поглаживая бороду, – мы так добры, что дадим ослов перевезти через Голубой берег зерно.
– Благословение аллаху! – закричали дервиши и сами начали навьючивать мешки, показывая тем самым свою доброту. Караванщиков не подпускали.
– Правоверные! – закричал домулла. – Милость аллаха на вас, да будет благословенно имя его. Камни уже сыплются, и я даю своих ишаков, я ценю ваш посевной груз, дехкане, я понимаю, что вам надо сеять, что вы хотите есть пшеничные лепешки и поджаренный ячмень… – тут он повернул голову влево, не успев закончить фразы.
В это время во двор, через низкую заднюю стену дувала, на коне прискакала Сабира. Конь был весь в мыле. Толпа перед ней расступилась, и она въехала в круг.
– Джолдывай! – закричала она. – Надо ждать начальника! Развьючивай мешки!
– Нет, нет, – сказал Джолдывай, – уже камни сыплются. Каждый день все больше камней, а кроме того, кто скорей приедет в Дараут-Курган, премию получит. Я еду!
– Ты должен ждать! – закричала Сабира. Дервиши зашумели:
– Женщина, женщина спорит со старцем, женщина перебила речь домуллы, женщина, убежавшая от мужа, смерть женщине! – и они бросились к ней.
Сабира схватила со спины ружье, но десятки рук, вырвав ружье, стянули ее с лошади и бросили на землю.
Туюгун, стоявший в стороне, изумленный появлением Сабиры, пришел в себя и, как тигр, прыгнул вперед, расталкивая толпу.
– Пусти! – кричал он. – Это моя, она моя! – и из-под ног топтавших дервишей поднял Сабиру. Она уже была в обмороке.
Дервиши, как коршуны, бросились к Туюгун. В это время к домулле подбежал Барон и что-то зашептал ему.
– Правоверные! – закричал домулла. – Оставьте его, с этой грязной женщиной он сам расправится.
Туюгуна отпустили. Пол-уха у него откусил какой-то правоверный. Шатаясь, он понес Сабиру к кибитке. Подбежали два дервиша, и один из ник за помощь потребовал вторую серьгу из уха Сабиры. Первую он, «помогая» Туюгуну, оборвал в свалке. Туюгун потребовал первую.
– Может, ты и ружье хочешь? – сказал второй таджик.
– Отдай! – заорал Туюгун.
– Нет, – ответил дервиш, – ружье я возьму на память, не подходи! – закричал он, наводя ружье на приближающегося Туюгуна. – Застрелю! – Тот отступил, ругаясь.
Дервиш уже через полчаса продал ружье своему другу. У этого друга впоследствии мы и отобрали его.
Домулла продолжал объяснять караванщикам, что он жалеет лошадей, потому погрузил зерно на своих ишаков.
– Если ишака собьет, то и лошадь собьет, – говорил он. – Если ишак пройдет, то и лошадь пройдет. Ваши лошади останутся пока здесь; если ишаки пройдут, я отдам вам лошадей, и вы их порожняком перегоните быстро. Риску меньше. Если какой-нибудь ишак погибнет, то взамен здесь остается одна из ваших лошадей. Два ишака погибнут, – две лошади.
– Велик аллах, велик Магомет, велик святой, велик домулла! – закричали Шамши и караванщики.
– Аллах хранит вас! – закричал домулла. – И я пошлю с караваном опытных людей, которые за вас готовы рискнуть жизнью. За это вы привезете на ваших лошадях дров с гор.
– Это хорошо, – обрадовался Шамши и другие, – лучше сто раз дрова привезти, чем идти раз по Голубому берегу.
* * *
Караван давно уже выехал, когда Саид прискакал в кишлак Большая Дувана. Узнав, что Джолдывай выехал с караваном, поскакал за ним. Так скакал он до Голубого берега. Джолдывая он увидел на холме, у самого Голубого берега: он отчаянно что-то кричал.
Саид подскакал к нему.
– Где караван, где зерно?
В ответ Джолдывай протянул трясущуюся руку вперед. По огромному наклону горы взвивались облачка пыли: то летели камни. Можно было очень хорошо видеть, как прыгали камни по склону. Ударяясь с размаху о синюю глину и скалы, камень, как пружина, каждый раз подлетал вверх, чтобы еще сильней с размаху удариться и с еще большей силой взлететь кверху.
Мелкие камни, в три – пять килограммов, со свистом неслись вниз, делая менее крутые прыжки и, пролетев дорожку, исчезали в бездне.
Ишаки медленно шли по тропинке, шевеля длинными ушами. Прежде чем Саид догнал бы их, они должны были пройти Голубой берег.
– Хр, хр, хр, – погоняли их два незнакомых Саиду погонщика, бегая между ишаками и тыкая их в спины длинными палками с гвоздями на концах.
Погонщики-дервиши ловко лавировали между летающими камнями. Не то было с ишаками. Вот заднего ишака ударил камень, и ишак, взвившись в воздух, перевернулся вверх ногами, пролетел двадцать метров и исчез в бездне.
Очень скоро ишаки достигли ложбины, и, как будто по команде, один за другим далеко сверху полетели огромные камни по ложбине вниз.
Ишаки, шатаясь под большим грузом, подходили к ложбине и входили в нее как в конвейер смерти: камни по очереди сбивали их с дороги, и ослы, взвиваясь, исчезали в пропасти.
Оба дервиша остановились, не доходя до лавины камней, но продолжали тыкать ишаков гвоздями, подгоняя их вперед.
Маленький ишачок свернул к ложбине и задвигал ушами, остановился и закричал, как бы понимая опасность. Но дервиши, подскочив, укололи его гвоздями и сами отскочили в более безопасное место.
Ишачок засеменил ножками. Над ним свистели камни, но он бесстрашно шел вперед. Казалось, камни жалели его. Но уже у самого выхода из ложбины он остановился съесть одуванчик. В это время небольшой острый камень ударил его в живот, второй большой камень увлек его с собой. Часть ячменя просыпалась, и мешок упал на самом краю откоса. Дальше была бездна.
Джолдывай тихонько пригнулся, как-то снизу виновато взглянул на Саида и испуганно отклонился назад. У Саида глаза перекосились.
– Мерзавец! Отдал зерно дервишам! – закричал Саид и начал хлестать Джолдывая по голове камчой. Тот, даже не закричав, погнал коня в кишлак. За ним скакал Саид, и, наконец, сзади всех бежали погонщики ослов с дикими воплями:
– Назад! Назад! – кричали они. – Камни!
В этот самый момент в кишлак вошел наш караван.
Мы застали следующую картину.
Посреди площади стоял Саид, направляя на Джолдывая винтовку.
– Где Сабира? Где зерно?! – кричал он.
Взволнованная толпа окружила их.
– И зачем вам ехать?! – кричали из толпы. – Всех ишаков перебило и зерно погибло. Вот когда осыпется немного камень, через месяц, можно ехать. А теперь лучше ехать по горам, через Сох.
– Там снег еще, – говорили другие. – Через два месяца через Сох дорога будет!
– Тогда ждать и ждать, а то все равно пропадете…
Все ожесточенно жестикулировали, с ужасом показывая в сторону Голубого бе-бега.
Барон юлил в толпе, хихикал и говорил что-то Туюгуну. Увидев нас, они оба скрылись в толпе.
Сложив зерно у чайхана и поставив часовых, мы отправились к председателю.
Через час туда же пришел Саид и молча лег на кошму, не говоря ни слова. Сабиры не было.
ЧЕЛОВЕК С ГОР
Эту ночь, до самого рассвета, мы просидели в маленькой комнатке чайханы, освещенной коптилкой. Это было самое странное заседание из всех, какие мне приходилось видеть; на нем не было ни одного оратора, однако все присутствующие с напряжением прислушивались к единственному голосу – голосу гор. Он ворчал и стонал где-то в темноте, за окошком, и от этого голоса зависело наше решение о дальнейшем. Местные колхозники, старые скотоводы, опытным ухом ловили звуки обвалов, определяя их место.
– Нет, нет, – говорили они. – Это далеко. Голубой берег молчит.
Асан, старшина наших караванщиков, самый молчаливый из всех караванщиков, сидел с непроницаемым лицом, нахмурив огромные брови, закрывавшие глаза. Мы смотрели на вздрагивающий огонь коптилки. Старик Шамши свернулся в углу на полу и дремал. При каждом отдаленном раскате грома он поднимал голову.
– А? Кто что говорит? – бормотал он, обводя всех туманным взором, и опять засыпал или делал вид, что засыпал. Старый хитрец с нашим прибытием в Дувану присмирел, чувствуя, очевидно, ответственность за проделки с подменой семян. Он даже не выходил гулять в кишлак. Джолдывай и остальные караванщики где-то пропадали.
– Закрой рот, закрой рот, старая лиса, – говорил Карабек старику. – Слышишь: от твоего храпа падают камни…
– Все спокойно на Шайтан-горе, – сказали скотоводы.
– Что за Шайтан-гора? – спросил я.
– Проклятая гора. Нехорошая гора. Так они называют гору, с которой сыплются камни на Голубой берег, – усмехнулся председатель. – Правоверным запрещено ступать на нее. Да сейчас спокойно. Днем был, наверное, одиночный обвал. Я говорил вам, вначале падает с большими промежутками. Можно пройти…
В это время вбежал один из погонщиков, по имени Мурат-Али.
– Аксакал, – сказал он, обращаясь к Асану, – домулла кормит и поит караванщиков. Все пьяные. Хотят забрать назад своих лошадей и не давать везти посевное зерно по Голубому берегу. Хотят ждать горной дороги. Если сейчас не уедем, то они к утру заберут своих лошадей…
Карабек перевел мне его речь.
Асан поднялся и зажал в кулак свою иссиня-черную бороду.
– Надо ехать, – оказал вдруг он.
– Правильно, – согласился я.
– Спроси, – оказал я Карабеку. – Мурат-Али не боится ехать?
– Зачем не боится, – ответил Карабек, считая, повидимому, лишним задавать такой наивный вопрос Мурат-Али, – Конечно, боится, я боюсь и ты боишься. Ехать надо – едем, – добавил он.
– Боишься? – опросил я Шамши. Но тот сделал вид, что очень крепко опит, и Карабеку долго пришлось трясти его, прежде чем он открыл глаза.
– Воля аллаха, – ответил он, растерянно разводя руками. – Воля аллаха…
Итак, нас было шестеро: Карабек, Асан, Азим, Мурат-Али, Шамши и я. Саид куда-то исчез. Мы его решили оставить здесь, а самим непременно вернуться и помочь ему отыскать Сабиру. Председатель заявил, что Сабиру прячут где-то поблизости и не решатся увезти из кишлака, пока кто-либо из нас тут. Кроме того он обещал поставить дозоры на всех дорогах, чтобы Барон не мог проскочить незаметно и увезти с собой Сабиру. Настоящие розыски должны были начаться после нашего возвращения.
Разбудив чайханщика, который опал в соседней комнате, мы приказали ему помочь нам нагрузить лошадей и ишаков. Чайханщик долго кряхтел одеваясь. Из его комнаты доносился шёпот.
Не успели мы выйти, как Карабек, шедший сзади, сделал прыжок в сторону и моментально исчез в темноте. Через три минуты он появился, таща за шиворот упиравшегося юнца лет десяти, стал кричать на чайханщика.
– Зачем, – говорил он, – ты хотел послать сына к домулле? Зачем ему знать, что мы уезжаем? А?..
Чайханщик отпирался.
Через полчаса, расплатившись за сено и чай, мы навьючили груз и тронулись. Вдруг чайханщик остановил за узду моего Алая и сказал:
– Пожертвуй на Мазар-Дувана, чтобы аллах помиловал тебя и не убил камнями скот и тебя. – Я ничего не ответил и проехал вперед.
Чайханщик обратился к Карабеку. Карабек со злостью ответил:
– Джолдывай подаст, скажи, Карабек, сказал, пусть даст. Из украденного зерна. Ешьте на здоровье, скажи Карабек сказал. И Барон подаст…
Наш молчаливый Асан вдруг рассвирепел.
– Я двадцать пять басмачей убил, десять раз ездил по Голубому берегу. Меня камень не трогал. Я в Мекке был. – Сняв со спины мое охотничье ружье, которое я отобрал у продавца-таджика, он положил его на луку седла. Чайханщик в испуге отскочил от него и пристал к Садыку. Тот засмеялся:
– Что ты! – закричал он. – Я консервы ел.
– И я ел, и я ел! – закричал Мурат-Али, однако вытащил мелочь и, бросив ее чайханщику, погнал скорей ишака.
Шамши закрыл глаза и сделал вид, что не видит попрошайки. Он боялся отказать, но был жаден. Однако чайханщик помчался к домулле, даже забыв попросить у Шамши. Старик засиял, довольный, что удачно вышел из положения.
– Ты видел, я не дал. Я не дал ему ни гроша, этому мошеннику. А?.. – начал приставать он к караванщикам…
…А еще через три часа мы с Карабеком въезжали на тропинку Голубого берега. Спереди бежал Азам, постоянно оборачиваясь, точно приглашая идти быстрее.
Остальной караван шел сзади нас. Было тихо. Синие и голубые жилы рассекли стену слева от нас. Пропасть справа дымилась в предутреннем тумане. Мы подняли головы, невольно замедлив ход. Солнце освещало вершину горы. Небольшой камешек отвалился где-то вверху и зашуршал в тишине. Шамши от испуга щелкнул челюстями. Я хлестнул коня.
– Там пропал наш первый караван, – сказал Карабек, протягивая руку к большому выступу, который лежал пониже нашей тропинки. – Один мешок упал на самый край, вон лежит…
В бинокль был хорошо виден лежавший у самого края мешок.
– Знаешь, Карабек, надо этот мешок взять. Ведь это наши семена. Может быть, еще по дороге найдем.
– Мешок берем – пропадем, – ответил Карабек и склонил голову на плечо.
– Почему? – спросил я.
– Так, – ответил Карабек и больше не прибавил ни слова.
– Ну, так едем, возьмем мешок.
– Едем, – безразлично ответил Карабек и слез с лошади.
В это время огромный камень вдруг пролетел перед нами. Я понял, что на склоне от камней не увернешься, и оставил мешок.
– Сейчас летит камень, ты хорошенько вверх смотри, – сказал Карабек. – Большой камень падает – в сторону прыгай. Хорошенько смотри. На лошади едешь – лошадь не прыгает. Камень лошадь бьет, – лошадь падает, ты падаешь…
Взяв лошадей за поводья, мы двинулись вперед по тропинке. И почти сейчас же впереди нас Голубой берег загремел.
Камни глухо стучали, подпрыгивая на склоне и исчезая в пропасти.
От тропинки до края бездны было метров двадцать. Ниже ничего не было видно. Лишь обрывистая сторона противоположной горы синела где-то там, по ту сторону пропасти.
Мы прижались к стене. Каменный дождь не прекращался. Он приближался к нам.
Некоторые камни, проносясь над головой, визжали, как снаряды.
– Смотри! – крикнул Карабек, – таш, таш, келет. Камень летит!
Действительно, камень несся сверху.
– Вперед! – закричал Карабек, и мы побежали, не отпуская лошадей. Несмотря на то что Алай очень устал в предыдущий большой перегон, он, казалось, понимал опасность и, прижав уши, косился на гору и не отставал от меня ни на шаг. Когда над головой пролетали камни, он подпрыгивал и поворачивался грудью к склону, уменьшая таким образом поверхность тела, уменьшая возможную мишень. Камень огромных размеров, как мяч, ударялся о склон, подпрыгивая, как пружина, вверх, и снова, описав дугу, ударился с еще большей силой, вызывая падение мелких, ранее задержавшихся камней. Определить, где он упадет, было почти невозможно, но было ясно, что он летит на нас.
– Да ведь он впереди упадет! – закричал я и осадил Алая.
– Скорее, вперед, я знаю! – охрипшим голосом крикнул сзади Карабек и ударил Алая. Мы бросились вперед. Едва пробежали два метра, как сзади в тропинку ударил камень и, взвившись, полетел в бездну, Это было как раз в том месте, где я собирался переждать его полет.
Мелкие камешки засвистели над головой Один ударил в луку седла и начисто сорвал ее; ударом Алая отбросило на метр вниз, но он сейчас же вскочил на тропинку. Тут я услышал сзади странный звон и обернулся. Наш караван остановился далеко, сбившись в кучу. Старик Шамши сидел согнувшись и закрыв глаза. Большой камень ударил прямо в самовар, и тот со скрежетом, подпрыгивая и сверкая, загремел по дорожке. В следующую минуту караван дрогнул и помчался назад. В нерешительности Шамши обернулся на мгновенье, взглянул в последний раз на свою драгоценность и бросился за остальными.
Мы теперь находились над тем местом, где на самом краю пропасти лежал мешок, конец его висел над бездной. До мешка было метров двадцать крутого спуска. Но тут открылось еще новое препятствие, которого мы не заметили: путь к мешку нам отрезала трещина у глиняного края, шириной в метр. Трещину эту размывала вода из тающего снега. В стене здесь открывалось слева как бы ущелье. Оно разрезало стену, расширялось кверху, образуя пологий подъем на гору.
Карабек лежал в глине у огромного обломка скалы.
Здесь мы остановились и отдохнули. Место это было защищено от падения камней, и мы даже решили попытаться достать мешок.
Щебень под нами сыпался вниз, и мы скользили на нем. По пути к мешку, кругом, были рассыпаны зерна ячменя.
Карабек, обвязавшись веревкой, передал мне конец, который я обмотал вокруг пояса. Затем Карабек подполз к мешку и потянул его за угол. Мешок не тронулся с места.
Вдруг Алай заржал и поскакал вслед за нашим караваном.
Я взглянул вверх и замер. Прямо на нас, посекундно увеличиваясь в наших глазах, летел осколок скалы. Убежать – значит бросить Карабека, ему же деваться было совершенно некуда. Кроме того судить о том, где камень упадет, было очень трудно.
Благодаря напряжению всех нервов в этот момент моя память запечатлела мельчайшие и даже нелепые детали этой минуты. Пес Азам стоял на краю дорожки, глядя вниз и свесив язык на сторону. Среди камней рос подснежник. Его лепестки белели на фоне синей глины. Вот крошечный блестящий камешек, сползая вниз, придавил его. Ha осколке сверкают солнечные лучи. Вот ползет муравей. Я сразу почувствовал приближение каменной глыбы, не поднимая головы. Внизу Карабек сжался в комок, как бы готовый к прыжку, смотрел поверх меня расширенными зрачками. Земля под нами дрогнула.
Подснежник потемнел: на него упала тень летящей скалы. И не успел я мысленно произнести слово «сейчас», как в четырех метрах от нас, в край, недалеко от Карабека, грохнулась громада. Казалось, вся гора застонала. Веки мои сразу же закрылись, и в ту же секунду край тропы обломался, меня дернула веревка, как бы перерывая пополам, и я начал падать. «Конец…» – пронеслось в мозгу.
Почувствовав боль в голове и правой ноге, я открыл глава и огляделся.
Прямо передо мной была отвесная стена метров в сто высоты. Сверху вылетали камни и летели вниз, падая через меня где-то поблизости.
Сначала я не сообразил, где я нахожусь. Потом вспомнил караван, Карабека, сразу сел и огляделся. Карабек лежал так же, как и я, в глине, между огромными обломками скал. Повидимому, ударившись о скалы, глина проваливалась, задерживаясь за углы, и этим спасла нам с Карабеком жизнь.
Карабек был засыпан глиной. Я отвязал веревку, сбросил винтовку и поспешил к нему, быстро разгреб глину и начал делать ему искусственное дыханье.
Повидимому, глина, навалившись на голову, вызвала удушье.
Минут через десять лицо Карабека слегка покраснело, еще через несколько минут он открыл глаза и улыбнулся.
– Заседание продолжается, – сказал он слабым голосом. – Где мы?
Прислонив его спиной к стене, я взобрался на камни и огляделся.
Под обрывистым краем, который мы, глядя с тропинки, считали краем бездны, ведущей вниз к реке Сурх-об, помещалось небольшое, узкое плато, как бы ступенька, лежащая над обрывом. На нее мы и упали.
На этом плато были хаотически нагромождены груды камней, разорванные мешки с зерном. Тут же были разбросаны скелеты сотен животных. Легкий ветер доносил смрад недавно оттаявших трупов. Невдалеке из расщелины вытекал большой поток и исчезал среди камней. К нему и направился я, сняв с Карабека длинный ситцевый пояс-платок. Это было то самое ущелье, которое поднималось к дорожке, пересекало ее и уходило вверх.
Не доходя метров двадцать, я остановился удивленный: в разорванных мешках была земля, а не зерно.
Может быть, Джолдывай украл зерно еще в кишлаке и в мешки насыпал земли? Но откуда мог узнать Джолдывай, что все ишаки будут сбиты? А если бы их не сбило, то ведь обман все равно бы открылся, и тогда Джолдываю не сдобровать?
Это становилось загадочным. Подойдя поближе, я взял из мешка горсть. Это была красная глина. А красная глина водится тут только в садах Большой Дуваны. Следовательно, земля оттуда.
У ручья я напился, намочил платок и отнес его Карабеку. К моменту моего прихода он справился. Я омыл рану на его голове и перевязал ее.
Я рассказал Карабеку о том, что видел, он сильно удивился. Вместе мы прошли к расщелине. Он осмотрел внимательно ишаков, осмотрел мешки и затем сказал: «Двух мешков не хватает».
Мы поискали и нашли немного рассыпанного зерна. Дорожка из этого рассыпанного зерна вела к пещере, откуда вытекал поток. Следовало предположить, что кто-то унес зерно. Но кто?
Прочистив свои винтовки от набившейся во время падения глины и протерев их, мы медленно двинулись по следу вверх, по расщелине, вдоль по ручью. Без особого труда мы поднялись на тропинку и собирались уже двинуться выше, на гору, как мое внимание вдруг привлекла собака. Пес, сначала радовавшийся нашему возвращению и прыгавший вокруг, внезапно стал серьезным, поднял уши и насторожился. Мы стали всматриваться в ущелье: оно сворачивало в сторону, и продолжение его было закрыто от глаз.
– Как думаешь? – сказал Карабек. – Если кто-то спускается иногда тут к тропе, можем и сейчас встретить? А? Здесь человек есть, очень плохо. А мы ходили, громко говорили…
Мы остановились.
– Как думаешь, – шёпотом спросил я, – что с караваном?
– Ничего не думаю, – отвечал Карабек. – Асан – очень верный человек, партизаном был.
– Но что делать?
Солнце уже высоко. На теле появилась испарина.
– Ждать надо, – сказал Карабек, – кто выйдет из пещеры, посмотрим.
Подобравшись поближе, мы уселись за камнями, приготовили винтовки и стали ждать. Через некоторое время мне послышался шорох камней в ущелье.
И в ту же минуту Азам вскочил и залаял. Шерсть его поднялась дыбом. Я поднял винтовку. Теперь слышно было, кто-то опускался по ущелью с горы. Шаги приближались, и вдруг мы увидели… Джалиль Гоша. Он бежал по камням, опираясь на ружье. Из-под черной шапки его по прежнему виднелась повязка, давно переставшая быть белой. Увидав нас, он остановился и засмеялся.
– Дос! Дос! Иди сюда скорее! – кричал он.
