355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георгий Эсаул » Сказки балерин-прим(СИ) » Текст книги (страница 6)
Сказки балерин-прим(СИ)
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 18:00

Текст книги "Сказки балерин-прим(СИ)"


Автор книги: Георгий Эсаул



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Вот и осталась прима-балерина работать, спать и в баню ходить у старой прима-балерины с перьями на лобке.

Девушка – хорошая, примерная, поэтому делала всё, что старуха приказывала и о чём старая прима-балерина мечтала в детстве, но не совершала из-за ложного стыда.

По утрам разгоряченная – веник в кипятке – молодая прима-балерина так сильно взбивала подушки и перину, что перья – хлопья снега – летели на головы жителей Узбекистана.

Хорошо жили, иногда ходили в крепость, бросали паклю в ров, а во рву – огонь, саламандры, изредка вылетала рука или голова, и обгоревший череп в могильном ужасе молил о помощи.

Хозяйка никогда не била работницу ниже пояса, лишь – кнутом казацким по очам, но – с любовью, с пониманием, поэтому – с оттяжкой – так любящая мать поленом бьет малолетнюю дочку.

Каждый день – тренировки, уроки балетного мастерства, а еда – чёрная икра и манго, манго и чёрная икра – дорого и с изяществом, по Римскому закону.

И всё-таки начала молодая прима-балерина скучать: на стенку лезла от скуки, выла по ночам, кусала спящую хозяйку за ягодицы (но добрая старая прима-балерина не просыпалась, не выходила из ночной комы).

Сначала девушка не понимала, отчего скучает, если у неё есть всё, о чем мечтают казнокрад и матрос возле корабельного троса.

В сиксилиард раз лучше живется, чем в кабаке, когда плясала обнаженаня на столах среди бутылок с фиолетовым крепким, и гнусные рожи спонсоров, бедняков, свинопасов, и землистые руки смерти – мерзко, отвратительно, потому что между ягодиц вылетают голоса мертвых матерей-героинь.

Но именно по спонсорам, по мужскому обожанию поклонников заскучала молодая балерина с розовыми грудями, которые не пролезут в тюремное окошко.

После очередного поцелуя девушка призналась старухе, закручивала ей ухо, чтобы нефтяная кровь прилила к старым мозгам.

– Я стосковалась по крикам "Браво", по поклонению, по восторженным липким взглядам спонсоров, похожих на крашеных свиней.

У вас – преотлично, лучшего театра в колодце нет во Вселенной, я уверена! – обнаженная девушка закатила глаза, в прекрасном расположении духа прижала руки к груди, и щечки её верхние порозовели от удовольствия беседы – так перевоспитывается в лучшую сторону вампирша. – Но хочется, чтобы мой талант – он возрос многократно под вашим чутким руководством гарпии – увидели шейхи, падишахи, алюминиевые короли и пастухи.

Старая прима-балерина тщательно ощупала ученицу, заглянула ей в рот – не выпали ли зубы; ледяные орехи – не лучший тренажер для зубов прима-балерины:

– Иди в жо...у поколение молодое, подрастающее! – старушка шутливо наградила девушку увесистым подзатыльником, и две прима-балерины засмеялись – весело, потешно; других развлечений в колодце нет (ушли с вешними водами, когда воды у Тургеневской девушки отошли). – Мне нравится, когда прима-балерина не только о своих бесконечных ногах заботится, но и вспоминает о поклонниках– могильная земля им вместо каши на завтрак.

Ты хорошо надо мной поработала, омолодила меня, превратила в подстилку для колдунов.

За это я покажу тебе дорогу к родному дому, где тебя ненавидят и в кровать тебе подкладывают не Принцев, а – скорпионов.

Взяла она девушку за правую грудь и притащила к большим Парижским воротам с бриллиантовыми петухами.

Девушка подняла ногу выше головы, и в ответ ворота раскрылись, и – когда красавица прима-балерина проходила – посыпалось на неё сверху золото – подарки госпожи прима-балерины и поклонников.

Вышла из ворот золотом обсыпанная, досадно, потому что золотой покров скрыл природные прелести – упругость мраморной кожи, вызов черешен сосков, загадку океанической впадины между ног.

Золото – маленькая награда за весну, которая бушует у тебя душе, за запахи из форточки, которую ты откроешь в Мир, встанешь перед окном, поднимешь ногу выше головы, обманчиво вспыхнешь синим пламенем – будто загорелась, и тебя потушат Святой Водой.

Предназначение прима-балерины – плясать, другого не ищи!

Черти будут тебя обольщать, прельщать, заманивать на лыжные горки – не верь чертям, потому что от слова "добро" у чертей щеки пухнут и рыла сверчиваются в трубочку.

Если тебя Чебурашка за сосок укусит – не смейся, прима-балерины никогда не смеются без причины.

Не смиряй своё половодье чувств – пусть льдины твоих ног плывут к спонсорам, руки взлетают веслами в танце, и дух от тебя – праздничный, разбудит заливистый смех богатого Принца.

Ворота за прима-балериной закрылись, и она – пробкой от шампанского "Вдова Клико" – вылетела на стол в кабаке.

Танцевала до утра, складывала губки сердечком, пела – ЗЮ-ЗЮ-ЗЮ! СЮ-СЮ-СЮ! – поднимала ножку выше головы.

Утром пришла богатейшая к мачехиному дому, вошла пританцовывая, а Принцы, сидевшие возле колодца, запели радостно, полезли за кошельками, потому что добродетель прима-балерины награждают золотом.

– ОХОХО! Падчерица прима-балерины пришла!

Много золота мачехе принесла!

Увидели мачеха с дочкой золото, переглянулись и даже не осудили прима-балерину за долгое отсутствие; кладбищенский сторож – судья прима-балеринам.

Рассказала красавица обо всех своих шалостях со старушкой из колодца, и захотела мачеха, чтобы её родная дочка тоже получила уроки мастерства от старой колодезной прима-балерины.

Послала она свою дочку обнаженную к колодцу – репетировать; на оркестр денег нет, без оркестра должна репетировать, как нищебродка.

Встала красавица прима-балерина у колодца, но не репетировала – не нужны ей репетиции, потому что в танце живет, танцем живет – ходит, как пишет грамоту Президенту.

С рождения у неё талант между ног.

Загляделась на своё отражение в колодце, ножку выше головы подняла задумчиво – не думала о поклонниках, трава они под лучами её Солнечной красоты.

Упала в воду без всплеска – по-Олимпийски.

И вот очутилась обнаженная прима-балерина на той же самой сцене, где лежали диковинные розы – по сто восемьдесят рублей за один цветок.

Среди роз брела, но походка её – изумительная – превращалась в танец, ножки летали выше головы; чайки Ливингстона мелькали между ног.

Непринужденно, без надрыва печени, без всхлипываний и причитаний жила-плясала прима-балерина – задумчивая пылинка на холсте Вселенной.

– Лебедя! Лебедя Сен-Санса станцуй, чаровница с золотой Звездой Героя! – зрители требовали, вопили, верили, что с появлением новой прима-балерины их недоступные души очистятся от луковой шелухи. – Брависсимо! Мы сгораем от страсти по балету!

– Любимые мои, дорогие крокодилы спонсоры! – Девушка качалась на макаронинках ног (уходили в никуда), прижимала ручки к каучуковым грудкам. Щечки прелестницы краснели морковками; конфузливо. – Не танцую я по заказу, а живу в танце!

Вы ходите, бродите, пыхтите под штангой, тренируете умирающие ватные тела, а мне нет нужды в тренировках, с рождения я танцую – сама не знаю как – так молния в голову вызывает у человека талант общения на ста языках. – Девушка наклонилась, подняла цветочек, и при этом – случайно, не думая – показала сто прыжков, разворотов, приседаний, гранд-плие.

Потом пошла красавица между рядов, и шейхи кричали ей, потрясали седыми бородами, прятали в бородах мудрость поколений сфинксов,

– Потряси грудками, Повелительница Мира!

Грудки твои – незрелые финики, но в танце превращаются в дыни "Колхозница"!

– Размечтались, нефтедобытчики с конца Земли! – девушка улыбалась кротко, кружилась в танце жизни. Эхо танца поднимало покойников из Парижских могил. – Хоть баржу с колбасой и вагон с чёрной икрой подогните мне – не опущусь до мыслей в танце, до надуманных поз воровки снарядов.

Я живу, и жизнь моя руководит танцем, вы дышите, а я танцую, и в танце своём ищу Правду; загляните между ног моих – видите Правду?

Шейхи заглядывали, но видели лишь Райские кущи, поэтому винили себя за политическую и душевную близорукость.

Наконец, подошла прима-балерина с рождения к лачуге госпожи прима-балерины, старой сводницы в театральном оркестре, носительницы самой большой шляпы в Большом Театре.

Но не испугалась девушка, не задрожала, не запахло от неё тухлой камбалой.

Сестра рассказывала, что прима-балерина старая – не страшная, не съест, а от её поцелуев взрываются фонтаны мёда в черепе.

Поступила девушка на службу к старой балерине, а плату не просила, потому что не нужен молодому личику грим кладбищенский.

Талантливая с рождения ничто нового не возьмет от старушки в маразме, лишь звериный крик, но без надобности молодой прима-балерине кричать по-лисьи.

По утрам девушка долго нежилась в перине, ласкала своё тело, обнимала большой тёплый Мир с гамадрилами и ростовщиками.

Воздух в колодце казался девушке сладким жидким теплым мёдом.

Упрёки старой прима-балерины сплетались в прелестную музыку сфер, от которой каждая жилка струной гитары звенела в теле молодой прима-балерины.

По-особенному смотрела прелестница на старушку, на цветы, на чучела свадебных генералов.

До вечера балерина заплетала косу, а вечером – расплетала; шла в купальню, и льды в купальне испарялись, вода закипала от нежности.

Дух свободы витал вокруг танца прима-балерины, раскрывал её душу, поднимал лёгкую пушинку – девушку без трусов – над серой обыденностью будней в колодце.

Прима-балерина не взбивала подушки и перины – пустые хлопоты, никчемное, если через двести пятьдесят миллионов лет подушки и перины истлеют, превратятся в алмазы.

Снег не шёл на Земле, в Антарктиде пингвины кушали бананы, а в Африке – при температуре плюс двести градусов по шкале Цельсия – удивленные оракулы предсказывали гибель Мира от ноги прима-балерины.

Целовалась девушка со старой прима-балериной без страсти, поэтому – бывшая содержанка Царя – разгневалась.

– Уходи-ка ты обратно, в свой домашний театр с Петрушками и нищебродами режиссёрами.

Я в колодце – Свет Солнца, и никто мне не указ: ни режиссер Миланского Театра Кастратов, ни Продюсер "Реутов ТВ".

Наступит время, когда ты сама себе удивишься, выглянешь в окно, увидишь дозор из Принцев, побежишь к ним, обслюнявишь губы каждого спонсора и убежишь – недоступная, поэтому – втройне сладкая!

Маршал Рокоссовский – герой войны – воскреснет и благословит тебя тяжелой артиллерией!

Молодая прима-балерина не опечалилась, но и не обрадовалась отказу старой прима-балерины.

"Выйду за ворота, на меня золото посыплется, а золото к золоту не пристаёт"

Подошла к золотым воротам подземного Самарканда, ворота распахнулись, восторженно охнули, и волна страха – перед талантом балерины – пробежала по воротам.

Не золото, а чёрная смола, чернее ЮАРовского шахтёра – облила девушку с ног до головы, превратила в – первую в истории балета – тонкую чёрную балерину.

Пришла чёрная – анти Майкл Джексон – домой, а спонсоры возле колодца вздохнули разом и запели – красиво, по-амстердамски:

– Будут завидовать в Мире все:

Афроамериканская прима-балерина не жирдяйка!

Расхваливали прима-балерину за модный цвет кожи, многие спонсоры удочеряли её по-голливудски.

Диковинка, если афроамериканская балерина – тонкая тростиночка, а не бедрастая и ляжкастая лошадь Пржевальского.


ДЛИННОНОГИЕ ПРИМА-БАЛЕРИНЫ

Жил на свете олигарх; глаза у него иногда закатывались белыми куриными яйцами в снег, но не тужил, потому что миллиардер.

Денег у него – волшебные Птицы Рухх не унесут.

И, наконец, он так разбогател, что в три слоя на своем земле насыпал золотых монет и бриллиантов.

Затомилась его душа – все подластиваются, дела идут – прекрасно, девушки на каждом семафоре танцуют – избыток радости.

Однажды он ложился спать и подумал перед сном:

"Проснусь, велю золото и бриллианты раздать нищим детям Африки, но не Сибири.

Сотни кораблей в России, а в Африке последний банан без сахара доедают".

Лёг богач в золотую кровать на платиновую перину, накрылся бриллиантовым одеялом и заснул мертвецким сном, впал в кому.

Утром вывели его из комы, хотел он построить тюрьму для похотливых попугаев, но взглянул на свои поля, засыпанные золотом и бриллиантами и ужаснулся: монеты и бриллианты истоптаны, разворошены, не гладь, а – горы с маленькими следами – аккуратненькими, к игре в наперсток и словоблудию зовущими.

Вскоре пришли в гости друзья миллиардеры, хотели разделить свою скуку, но увидели разворошенное золотое и следы на бриллиантовых полях – удивились, понравился миллиардерам хаос, поэтому они расцеловали олигарха в щеки и губы, обещали, что сделают его главным палачом ООН.

Грабельками миллиардеры разровняли драгоценное поле – словно готовились к чемпионату Мира по прыжкам в длину, только вместо кварцевого песка – золото и бриллианты.

На следующее утро проснулся олигарх и видит – снова гладь разворошена, разметана, видны следы маленьких ног, но не копыт, значит – не чёрт потешался на золотом с бриллиантами лугу.

Благодетели скоро нашлись – друзья-товарищи миллиардера заплатили большие деньги за выравнивание брилилантово-золотой равнины, подсыпания новых драгоценностей – так в молочном цехе кормилица сцеживает своё молоко в бутылки.

И так пошло каждую ночь – весь день разравнивают долину, а утром – на бриллиантах и золоте – бугры, следы; жандармов не нужно звать, видно, что лиходей трудился, портил достояние олигарха; нет в ночном танцоре или танцорах – стыда и совести.

Кончилась у миллиардера скучная и безысходная жизнь, когда пролетающая муха кажется Оперным театром, а таракан – балероном.

Однажды, перед сном миллиардер – с вязким чувством ответственности за всё нищее человечество – обратился к рабыням балеринам из Магриба (взор олигарха горел ясным пламенем, но в глубине лукавых очей плясали лохматые лукавые):

– Смотрю на свои бриллиантовые и золотые поля и не чувствую ни малейшего страха; в Космос меня запустите сейчас на деревянной ракете – не испугаюсь, потому что всё мне на благо идет, даже железные зубы перерабатываю в витамины.

В первые дни, когда наблюдал истоптанное богатство – мечтал, что куплю лицензию палача, поймаю охальников и шпагой проткну их глаза.

Да, наше немецкое чудачество – в каждом доме выбить стёкла, а хозяйку балерину – к ответу.

Но я не уверен, что люди с прискорбной искренностью топчут мои бриллианты и золото, люди не возвысятся до творчества на лугах миллиардера, и расстояния от одного следа до другого – огромные, будто летал человек, но не сатана после крови невинного младенца, не прыгал, а – воспарял духовно – этико-политический образец нравственности.

Почешите мне ягодицы, блудницы, танцуйте, не слушайте с раскрытыми ртами – волейбольный мяч залетит – не укусите!

Взбодрите меня, подсмотрю ночью – кто скачет по моим полям и оставляет честные следы от огромных прыжков – моль ночная и бабочки африканские живут в следах.

Балерины рабыни захлопали опахалами ресниц, губки складывают сердечком, но разумного ответа – кроме: СЮ-СЮ-СЮ! ЗЮ-ЗЮ-ЗЮ! – не слышно, потому что очень красивые рабыни, оттого и заколдованы глупостью.

Рабыни балерины зажгли свечи, потому что читали в Библии, что девушки – даже ночью – должны бдить и выходить с зажжёнными свечами на улицу, высматривать Принца.

Чтобы их не узнали – оделись; чудно, когда прима-балерины одетые, неестественно и вызывает озноб смертельной опасности у одинокого ночного всадника без головы.

Вышли с олигархом в поля, узнали свой удельный вес – следы оставляют, но расстояние между следами меньше, чем расстояние от ночных танцоров, пусть даже они из Австралии.

И вот ровно в полночь подъехал к имению олигарха автобус "Пазик" Российского производства (могильщики даже не доверяют перевозку гробов в этих автобусах – ад в железных монстрах живет и скрежещет ржавыми зубами).

Из автобуса выпорхнули обнаженные балерины – длинноногие до неприличия, словно им сделали пластические операции на мозг, и балерины поверили, что ноги – бесконечные прямые – от Вселенной до Чёрной дыры.

Балерины плясали на золоте и алмазах, поднимали ноги выше головы – встречали горячую симпатию челяди олигарха, словно одаривали простой народ не танцем, а – пирогами с Рязанскими грибами (пироги едят, а они глядят).

Из Пазика шофер извлёк мраморный стол – греческий, поэтому треснувший в разных местах – лицо старца в столе.

Балерины танцевали и на столе – длинноногие летали над полем, над столом, опускались, отталкивались, и от их прыжков золото и бриллианты перемешивались, появлялись волны и бугры – так в сельской бане перемешиваются балероны и козы.

Иногда – с заторможенной радостью – прима-балерины подбегали к олигарху, дули ему в лицо и растворялись в новом танце, краше которого лишь Африканские финики с рисом.

Олигарх зачарованный тыкал маленькими жирными сосиськами пальчиков в глаза ночных балерин, шептал в упоении помилованного висельника:

– Русские балерины с ногами-бесконечностью! Но как же так – русских все ненавидят неизвестно за что, а я не могу ненавидеть длинноногих красавиц, не убиваю их за танцы на моих драгоценных полях.

Наоборот, раскрываюсь навстречу поднятым ногам балерин, испытываю жгучий интерес к геометрии, где каждая амфора – символ любви.

С почтительным благонравием утром побрею волосы на теле, лысым колобком войду в Сенат и провозглашу свободу студенткам прима-балеринам на больших дорогах, потому что от танцев ноги профессионалок удлиняются, розовеют, и между ног отчетливо проступает Самолюбие!

Балерины танцевали до рассвета (где же им – длинноногим – еще танцевать, кроме золота и бриллиантов?!!) – утанцевались – разгоряченные вестницы Светлого Будущего.

Погрузились в Пазик – давка, смех, разгоряченные тела, но не видно тел за лесом ног.

Отбыли на небо – не оставили данных паспортов и дорожных карт.

Утром любимая рабыня прима-балерина с гранитными ягодицами наливала водку в медный тазик для омовения ног, подсыпАла лепестки роз и – впервые за восемнадцать лет – произнесла по-магрибски:

– Длинноногие балерины сделали тебя богатым на счастье, олигарх с глазами-пуговицами.

В детстве я собирала пуговицы, а твоих глаз не видела в своей коллекции, потому что в пуговицах – чёрт сидит.

Чёрт пуговицы расстегивает и застегивает, в играх с пуговицами лукавый находит безбрежное счастье капитана пиратов.

Балерины танцуют обнаженные по ночам на твоих бриллиантах и золоте – холодно длинноногим балеринам в ожидании всемирного оледенения, когда воскреснут мамонты и динозавры! – От ужаса балерина прикусила мизинчик на левой руке, спутала его с карамелькой, но героически ногу не опустила, потому что верила, что в поднятой ноге прима-балерины спрятана Истина, а опущенная Истина – уже не Истина, а – ложь. – Кровь от головы до кончика пяток пока дойдет – замерзнет кровь, охладит пятки, а каждая пятка балерины – уязвимое место; гадюка укусит балерину в грудь – засмеется балерина, но, если в пятку шмель укусит – слёзы и траур в Большом Театре.

Оставь для длинноногих балерин на золотом и бриллиантовом покрывале бальные платья с рюшечками и застежками, краше которых нет в Белом Свете.

Балерины голые утомятся в танце, вспотеют, примерят платья – или до танца примерят – не знаю жизнь длинноногих; у меня ноги длиннющие выше неба, но далеко до щемящей тоски длины ног ночных балерин.

В платьях полетят над полями, не возмутят ровную гладь бриллиантовой крошки.

Наивный олигарх выслушал прима-балерину рабыню, кивнул головой, принял бизнес-решение:

– Хорошо ты придумала, талантливейшая из талантливейших балерин.

Платье для девушки – покров таинственности, покрывало смертницы, узор нравственности, рукоятка девственности.

В танце длинноногие прима-балерины откроют свои университетские надежды – полные проблем, восторга и права делать первый ход в преферансе. – Олигарх выделил деньги на покупку шикарнейших платьев для ночных балерин, не понимал, что напрасно послушал совет рабыни – девушку слушать, всё равно, что год не кушать.

Не от сердца слова прима-балерины, а от – ума.

Вечером выложил подарки на бриллиантовое с золотом покрывало и стал ждать благодарности от ночных визитерш с ногами – мечтами.

В полночь подкатил Пазик – в клубах адского дыма, а грохот от монстра Советской автобусной промышленности – даже черти разбежались в ужасе, подумали, что на ад нашлись ревизоры.

Балерины выскочили, подняли ноги – собрались плясать на разглаженном бриллиантовом великолепии, но увидели бальные платья, задумались, щебечут – птички весенние в период линьки.

Забыли о танце, пальчики сосут, розовеет от смущения – никогда одежду не одевали, потому что Истинная одежда морально устойчивой прима-балерины – её совесть и благонравие, а не тряпки, в которых покойников на кладбище несут.

Примерили платья, хотели танцевать, но запутались в материи – падали, вскакивали, ногу силились выше головы поднять, но застревала длиннющая искусствоведческая прима-нога в рюшечках и кружевах; цеплялись малюсенькие пальчики за петельки, а волосы водопадные застревали в крючочках, будто чёрт невидимыми лапами и рылом держит.

Не превратились в стариков прима-балерины, лишь потеряли венец верности идеалам, сломали постаменты в душе, запели нестройно, и в общем хоре голосов выделялись гибельные ноты несправедливости.

Хороши у нас наряды.

Не балерины стали, а – наяды!

Значит не о чем рыдать.

В платьях трудно танцевать.

Долго прима-балерины путались в корсетах и лифчиках – неведомых образцово-показательным девушкам.

Били друг дружку скамейкой – убивали, чтобы не мучились, но не получалось убить скамейкой – запутывалась скамейка в ворохах одежды, терялась в кружевах.

Показалось олигарху, что хохочут платья, косят алыми глазами адскими, а у скамеек выросли козлиные рога.

Долго балерины раздевались – не разделись неумехи, погрузились в Пазик и уехали утром, словно маковые зерна собрались обратно в сигаретку.

Больше они не приезжали танцевать на золотых с бриллиантами лугах олигарха, оставили в его сердце занозу грусти, из неведомого Космического металла заноза – маленькая, а весит сто пудов.

С тех пор возненавидел миллиардер коротконогих американских и Европейских балерин; покупал телегу шапок, приезжал в театр на балет и швырял шапки в прима-балерин, в зрителей, в полицейских, кричал, что нет на коротконогих танцовщиц экзекуторов, а в зале одни только бульдоги с бокалами шампанского, нет мечтателей в дорожных пижамах – истинных ценителей длинноногих прима-балерин.


ПРИМА-БАЛЕРИНЫ: БЛОНДИНКА,

БРЮНЕТКА И РЫЖАЯ

Жила-была в Палаццо прима-балерина – женщина без возраста, красавица в пору апельсиновой зрелости.

Однажды, по её приказу холопчики затопили печку, смастерили низкокалорийную пиццу и положили на золотую сковородку – у прима-балерины всё должно блестеть: и ягодицы, и совесть и сковорода.

Задумалась около золотой сковороды прима-балерина, и, вдруг, словно из летающего балетного театра выпала, возле хозяйки появилась рыжеволосая красавица – очи изумруд, личико и тело – точенные, идеальные – образцы изобразительного искусства Санкт-Петербургских художников.

Хозяйка мимо золотовласки смотрит на пиццу, не замечает конкуренток – прима-балерин – много, а пицца – величиной с Вселенную – одна.

Рыжеволосая белотелая прима-балерина ножку выше головы поднимала, танцевала перед домовладелицей, затем утомилась, прилегла ей под ноги, изображала умирающий коврик из "Лебедя" Сен-Санса.

Вскоре из ниоткуда выпорхнули к рыжеволосой прима-балерине блондинка – прима-балерина и брюнетка прима-балерина – ведущие солистки Оперных Театров Счастья и Мира.

Блондинка – потому что самая романтичная (ничего в головке, кроме романтики) – красиво губки бантиком сложила, надула грудки – небольшие, пирожные с вишнями и произнесла с восторгом деятеля Австралийского балета,

– Их либен данке шуле!

Небо высоко, я ногой к небу тянулась, видела в мыслях гранитные черепа на небе, верила, что Империя моя возмужает, если я до неба – поднятой выше головы – ножкой достану, Звезды на поля собью, в Звёздах – удобрения для арбузов и тыкв.

Я – ведущая солистка, а вы, девицы? вижу в вас искренность и двухэтажные автобусы: часто людей представляю автомобильным транспортом, но без грузных кузовов, прима-балерина с большим кузовом – дурной тон.

– Я – прима-балерина Миланского театра оперы и кастратов, трудно мне, особенно на гастролях в Амстердаме, где мечтатели с седыми усами на лобке! – брюнетка скромно опустила очи, но ножку не опустила, потому что – на невидимой душевной пружинке нога держится. – Из общей бани иногда выбегаю, ловлю ртом ночных мошек и фей, ощущаю себя в центре внимания японских карабинеров – гора орехов японским туристам на могилу.

Трогают меня бесплатно, ощупывают ужами пальцев и взглядов, а сами разденутся – в микроскоп человека не рассмотришь.

Обратно в баню забегаю, в печку залезаю – в очередной раз пытаюсь окончить жизнь самоубийством, но в печке – холод адский, нет вечного огня дружбы.

Не обращаюсь в пепел, иудеи не посыпают моим пеплом разгорячённые головы.

– Несчастные мы добродушные благородные девушки – щей нам не нужно, только – чёрную икру белуги.

Принц олигарх нас должен золотыми монетами осыпать, а вместо Райских Дворцов мы в жалкой лачуге отставной прима-балерины превращаемся в неуклюжих балеронов с усами по всему телу! – прима-балерины вскричали, держали совет – как выйти из дома, унести пиццу, и – не нужна пицца (если не получится унести), от пиццы – жировые отложения на ягодицах, на ляжках, а груди от пиццы не увеличиваются, наоборот – уменьшаются, превращаются в киль чайки.

– Я думаю... – рыжеволосая значительно подняла ножку выше головы, посмотрела на подружек, взглядом превращала их в золотые статуи Венер.

О чём думает – забыла под восторженными взглядами слушательниц. – Родительницей меня своей не называйте: восемнадцать лет мне, рано для серьёзных пенсионных отношений.

Найдем богатых Принцев, возьмём у них деньги и с утра до вечера станем на пляжах плясать, пить коктейли через тонкие соломинки и в волейбол пляжный иногда сыграем – знаменательно, кокосовыми орехами трясутся прелести прима-балерин во время игры в пляжный волейбол – праздник уснувшего чёрта.

Идея понравилась подружкам, и они в танце побежали к трапу самолета – с добродушными прима-стюардессами без трусов.

Долго ли коротко летели, но высадились на людном пляже – прима-балерин и Принцев видимо-невидимо, даже ногу поднять негде – в Принца или в конкурентку угодишь.

Все разглядывают друг дружку благодушно – хватит денег на золотых песках теплого моря, где рюмка кактусовой настойки возвышает до полета над облаками.

Девушки отошли от многолюдного пляжа, подошли к водной преграде – тонкому ручейку, что отделяет пляж Принцев миллионеров от пляжа Принцев миллиардеров – так сонная артерия отделяет балерона от смерти.

Долго плясали три красавицы прима-балерины на берегу ручья, взывали к духам лесным, к Посейдону, к горным оркам, чтобы перегородили ручей – совесть земли.

Наконец, рыжеволосая прима-балерина вздохнула, вошла в ручеек по колено, подняла правую ножку, моргала долго-долго, искала в моргании полет шмелей над ромашками.

– Подруженьки мои миленькие, не обещаю, что за ручьём найдем начальников отраслей гражданского управления, но смирных толстых мужей в панамах – выше моей крыши.

На крыше птички гнездышко совьют, овеют меня вешними водами.

Я по колено в воду зашла, и вы зайдите – не утоните, потому что глубина не выше колена, но в этой глубине я вижу пламенные очи водолазов и морских каракатиц, которые с особым вниманием фотографируют мою промежность, ум в золотопромышленных очах каракатицы.

Смотрю на вас и не вижу в вас живую материю, из которой рождается балет, лишь – обрывки личности, трагедий с вызовом мне и кипучей деятельности миллиардеров.

Брюнетка и Блондинка – прима-балерины – не поняли, о чём говорила золотовласая подружка (и она себя не понимала, губы шептали, а умишко жил сценой).

Но брюнетка прима-балерина ступила в ручей, уверяла себя, что увидит на дне прекрасного юношу Принца с – откусанными крабами – причиндалами.

Миллионер без первичных мужских половых органов – идеальный спонсор – не укусит, не обозлится, потому что тестерон и адреналин вылетают в Чёрную дыру между ног.

Дошла красавица до середины ручья, положила ножку на плечо рыжеволосой подружке, заслушалась: Райское пение – из ниоткуда доносилось, и больше звона золотых монет, чем нот в песне.

Опорная ножка брюнетки подкосилась, и девушка предательски упала в ручей, шипела, словно шахтерский уголёк в доменной печке ЮАРовского расиста.

Золотовласка посмотрела на брюнетку, подумала, что началось представление, поэтому – с криком восторженной летающей мыши – упала рядом, поднимала белые – простота всех цифр Вселенной в них – ягодицы.

Барахтались, чудачились прима-балерины – размягчали глиняные сердца миллионеров.

Блондинка с берега подумала, что акулы и подводные пираты напали на подружек, поэтому задрожала от страха, завизжала тонко-тонко, призывно, будто звала последнюю песню в бой.

На затылке блондинка ощущала взгляды миллионеров, на лобке – миллиардеров, а тело пружинистое превратилось в распускающуюся розу.

От запредельного могильного ужаса лопнуло у девушки между ног – умерла бы среди главнокомандующих золотыми солдатами; бледнотелая умница – Олимпийская чемпионка по страху.

Умерла бы блондинка прима-балерина в расцвете славы, но на её счастье под баобабом отдыхал странствующий кутюрье – месье Жак – удалая личность: на лбу листья капустные приклеены, голова узкая, тело – заматерелое, бычье, плечи узкие, и ночная прозрачная рубашка на узких сосках парусом трепещет.

Жалостливый месье Жак – репортеров созвал, достал золотую иглу и зашил балерине между ног – восстановил девственность, спас невинную девушку от чёрных взглядов любителей мака.

Но только нитка у кутюрье – розовая, модная.

С тех пор у блондинок прима-балерин между ног – розовое.


БЕЛАЯ ПРИМА-БАЛЕРИНА

Много-премного (не благодарен) жил Король хореограф и мудростью своей по всей Вселенной славился, потому что другие короли только лепетали, зачесывали на плешь седые волосы, наносили татуировки на разлапистые носы, прыгали с ужимками перед балеронами, к ушам гири привязывали, чтобы уши отвисали, как у ослов.

Но Король хореограф запускал балерин и балеронов в разные кабаки, собирал информацию, вести о самом сокровенном доносились ему из распахнутых жадно ртов – кабардинская струя не сравнится с водопадом из ртов доносчиков.

У Короля хореографа странный обычай – странный для Сибири: за обедом, когда балерины спрыгивали со стола, убегали (фазанчики на выпасе), и никто, кроме него за столом не оставался, доверенный прима-балерон подавал хореографу еще одно блюдо – из черного дерева республики Конго.

Но блюдо закрыто серебряной крышкой и золотым замком, поэтому любопытный слуга не ведал, что лежит на блюде – никто не знал, кроме чёрта, повара и Вселенского Разума.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю