Текст книги "Агент абвера. Повести"

Автор книги: Георгий Вайнер

Соавторы: Аркадий Вайнер,Алексей Зубов,Леонид Леров,Андрей Сергеев,В. Владимиров,Л. Суслов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Шнеллер больше не вызывал Никулина, оставил его в покое. Зато раза два с ним беседовал Рудольф. Говорил мирно и доброжелательно, но Никулин заметил, что слежка за пим продолжалась. Вещи в чемодане периодически просматривались, кто–то интересовался личными записями, которые Никулин специально оставлял в жилой комнате. В близкие друзья навязывался Сюганов.

Опасаясь провала, Никулин ограничил встречи с Подияровым и Курыновым, перестал посещать Лайминьша, еще раз предупредил своих знакомых об осторожности. Но продолжать агитацию среди агентов, склоняя их к явке с повинной, было необходимо. Приходилось рисковать. И Никулин рисковал. Через два месяца он мог рассчитывать еще на двух человек. Одним из них был Романов. Николай Константинович не упустил его из виду.

Обстановка на фронте осложнялась. Советские войска громили немецкие дивизии. Абверу с каждым днем требовалось все больше подготовленных агентов.

Однажды в разведшколу поступило указание направить в распоряжение «Абверкоманды–104», условно именовавшейся «Марс», хорошо подготовленного разведчика, способного выполнить важное задание в тылу советских войск на участке Ленинградского фронта. Подполковник Шиммель просил выслать агента как можно быстрее прямо на переправочный пункт в поселок Сиверский.

Рудольф решил послать Николая Константиновича и поручил Шнеллеру заняться этим. Вызвав к себе Никулина поздно вечером, Шнеллер сказал:

– Никулин, как только будут готовы документы, вы поедете в Сиверский. Руководство абвера доверяет вам выполнить важное задание в тылу русских. О деталях сообщит сам подполковник Шиммель. Это большая честь!

Николай Константинович почувствовал, как учащенно забилось сердце. «Наконец–то. Скоро вырвусь из этого ада. Скоро – у своих». Но он не показал своей радости, почтительно заявив, что готов выполнить долг перед фюрером.

– Сейчас вам принесут обмундирование. Переоденьтесь, – благосклонно сказал Шнеллер, выслушав Никулина.

Трудно передать волнение, которое охватило Никулина, когда он надел родную форму советского офицера. Сбросить потертый, душный мундир солдата буржуазной латышской армии, который носили курсанты Валкской школы, надеть простую и удобную хлопчатобумажную гимнастерку с портупеей было настоящим счастьем. К горлу подкатил предательский комок, на глаза наворачивались слезы радости.

Николая Константиновича удивило лишь, что на гимнастерке были погоны, похожие на те, которые носили офицеры старой русской армии, и не было петлиц с «кубиками».

– В чем дело? – поинтересовался Никулин.

– О, ваши соотечественники произвели небольшую реформу в армии. Как будто это спасет их от поражения!

Никулин промолчал. Ему потребовалось немало усилий, чтобы скрыть свои чувства от Шнеллера.

– Хорош, хорош советский офицер, – довольно хихикал Шнеллер. – Совсем как настоящий. Даже выстрелить в него хочется.

– Очень он чистый, – сокрушенно вздохнул один из инструкторов.

– О да! Это недопустимо, – подхватил Шнеллер. – Придется вам поползать по росе, по песочку. Надо, чтобы у вас был вид фронтовика, а не тыловой крысы. Как можно меньше привлекать внимание!

Шнеллер не был бы Шнеллером, отпусти он агента из школы без нравоучения.

– Вам оказано большое доверие, – говорил он. – Учтите это. И помните, что за выполнение задания вас ожидает награда. Фюрер умеет ценить своих храбрых солдат

Николай Константинович прикинулся растроганным. Он хорошо знал, что гитлеровцы не скупились на поощрения для своих наемников. Для них были учреждены специальные медали. Наиболее отличившимся присваивалось звание «почетный гражданин Германии». Удачливый агент мог дослужиться до чина фельдфебеля немецкой армии. Хорошо проявившим себя агентам разрешали жениться и жить вне лагеря, поступать вольнонаемными работниками в немецкие учреждения и войсковые части. Все это преследовало одну лишь цель – закрепить за собой агентов, пробудить в них желание вернуться назад из–за линии фронта. Гитлеровцы не без оснований считали, что тот, кто обзавелся семьей, постарается сохранить домашний очаг.

– Только большевики призывают отдать жизнь за идею, – говорил между тем Шнеллер Николаю Константиновичу, – а мы считаем, что солдат должен сражаться за ощутимые вещи – богатство, славу, власть. Хорошенько поработайте – и вы станете гражданином великой Германии. Вам будет принадлежать весь мир!

Основательно наговорившись, Шнеллер повел Никулина в столовую угостить прощальным ужином, приготовленным специально по этому случаю. За столом они сидели вдвоем. Шнеллер и здесь что–то говорил, но Николай Константинович слушал его плохо. Мыслями он был далеко от Валки, среди своих. Как–то они отнесутся к его появлению? Что скажут? Поверят ли?

– Переживаете? – спросил Шнеллер, положив свою массивную потную руку на плечо Никулина. – Не волнуйтесь. Дело, конечно, серьезное, но не так страшен дьявол, как его изображают. Нужна выдержка и смелость. Главное – решительность и напористость. В этом вся соль. Мы с майором Рудольфом на вас надеемся, господин Никулин. Это майор Рудольф вас рекомендовал.

– Очень ему благодарен, – искренне, от души сказал Николай Константинович. Сказал и осекся. Не слишком ли проникновенно прозвучала эта фраза?

Шнеллер заметил искренность в голосе Никулина и расценил ее по–своему: «Видно, у этого русского действительно хорошее взаимопонимание с майором. Значит, Рудольф прав и Никулину стоит верить?»

Закончив ужин, Николай Константинович с группой агентов в сопровождении офицера и солдата в закрытой машине отправился в поселок Сиверский, Ленинградской области. Немецкий офицер–разводчик давал последние указания: не проявлять излишнего любопытства в разговорах, стараться не показывать, что местные условия неизвестны. Если нужно – быть решительным и дерзким.

Ехали молча, курили. Офицер любезно угощал немецкими сигаретами. Советские папиросы, которыми снабжали агентов, приходилось экономить.

В Пскове остановились отдохнуть на конспиративной квартире, неподалеку от аэродрома. Ее хозяин, угрюмый мужик лет сорока, верно служил гитлеровцам.

– Принимай, Быков, гостей, – сказал ему офицер, сопровождавший группу.

– Милости просим, – поспешно отозвался хозяин и приказал жене: – Приготовь чего поесть да за самогонкой сходи.

На следующий вечер Никулина посетил начальник «Абверкоманды–104» подполковник Шиммель. Николай Константинович впервые увидел руководителя разведки, о котором часто упоминали в школе. В дом вошел невысокий, несколько располневший мужчина лет пятидесяти. Холеное продолговатое лицо, гитлеровские усики, длинный тонкий нос с горбинкой и большие чуть навыкате серые глаза. Ходил Шиммель сгорбившись, шаркая ногами, как сильно уставший от работы и беспрерывных забот старик. «Так вот ты какой, подполковник Шиммель!» – мелькнуло в голове Никулина.

После непродолжительных расспросов о самочувствии, здоровье, настроении Шиммель начал:

– Вам надлежит перейти фронт на «Ораниенбаумском пятачке». Переправят наши люди. Задание: под видом капитана Красной Армии проникнуть в указанные вам воинские части. Цель – узнать номера двух новых дивизий, прибывших на «пятачок», их состав и численность, имена командиров. Став на довольствие по аттестату, определить номера воинских частой. Разведать, как снабжаются части, какое вооружение, где находятся стыки между ними, есть ли свободные проходы, каково настроение войск. Командование чрезвычайно заинтересовано в сведениях с «пятачка». За выполнение задания представлю к награде.

Шиммель подробно разъяснил обстановку, в которой придется переходить фронт. Рассказал, о чем пишет советская печать, что сообщает Совинформбюро, как обстоят дела в стране со снабжением, каково настроение людей.

Затем вручил Николаю Константиновичу удостоверение личности на имя капитана Никулина, командира отдельного батальона, пистолет ТТ с запасной обоймой, советскую планшетку с картой, на которой была нанесена обстановка на фронте в день перехода, продовольственный аттестат, командировочное предписание. Дал даже две свежие московские газеты.

– Ну вот и все, – окончил инструктаж Шиммель. – Теперь вас отправят в Сиверский к капитану Фишу. Он организует переправу через фронт.

Шиммель пожал руку Николаю Константиновичу, пожелал счастливого возвращения и уехал.

Глава пятая
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

В лесу было тихо. Стоял таинственный предрассветный полумрак. Сырой туман выползал из оврагов, клубясь между деревьями. Тихо перешептывались сосны. У солдат, пробиравшихся лесом, пошаливали нервы. Они то и дело вскидывали автоматы, с трудом удерживая рвущийся с губ окрик: «Кто идет?» За лесом проходила нейтральная, «ничейная» земля между немецкими и русскими позициями. Лейтенант Бруно–Михкель, возглавлявший группу немецких разведчиков, скомандовал:

– Марш!

Солдаты тронулись в путь. Двое из них вышли вперед, другие прикрывали разведчиков с флангов и тыла. Офицеры шли в центре. Долго пробирались кустарником, ползли по полю, пока проводник группы не доложил:

– Можно переходить.

– С богом, Никулин, – проговорил Бруно–Михкель. – Идите осторожно, не нарвитесь на минное поле. Их тут до черта. Обратно будете возвращаться здесь же. Помахайте пилоткой над головой. Вас встретят.

Торопясь до рассвета выйти за линию фронта, Никулин шагал быстро, почти бежал. В росистой траве он промок, но холода не чувствовал. Когда встало солнце, сзади послышались выстрелы. Зачастил пулемет, рявкнули пушки. Передовая осталась позади. Теперь он снова стал свободным советским человеком. Наконец–то можно снова вспомнить, что он – Мокий Демьянович Каращенко, а не какой–то Никулин, завербованный немцами в абвер.

Лес медленно пробуждался ото сна. Распевали пичуги в густых кронах деревьев. Иногда пробегала проворная белка. Будто и нет никакой войны. Но война шла – суровая, жестокая. О ней напоминал и завал на лесной дороге, и тщательно замаскированные землянки неподалеку от него. Каращенко вошел в одну из землянок. В ней отдыхали солдаты. Кто спал, кто латал изодранное обмундирование, кто писал домой заветные «треугольники». Вглядываясь в полумрак землянки, Мокий Демьянович спросил:

– Командир где?

– В штабной землянке, слева вторая, – равнодушно ответили ему.

Никто не поглядел на незнакомого офицера. «Вот черти беспечные, – ворчал про себя Каращенко. – А вдруг к вам диверсант заглянул?»

Командир роты, совсем еще юный лейтенант, очень почтительно встретил незнакомца, но не преминул проверить документы.

– Все–таки фронт, – как бы извиняясь, сказал он и громко прочел: – «Капитан Никулин Николай Константинович, войсковая часть…»

Документы оказались в полном порядке, и лейтенант без прежней настороженности поинтересовался, чем может быть полезен.

– Проводите меня к работнику контрразведки, – попросил собеседник.

Лейтенант удивленно поднял брови, как бы недоумевая, зачем командированному капитану понадобился чекист, шевельнул губами, явно намереваясь задать вопрос, но потом, видимо, передумал и начал энергично крутить ручку полевого телефона, надрывно выкрикивая в трубку:

– Фиалка, дай Козодой!.. Козодой? Козодой, мне Скребницу… Скребница? Тьфу, черт, прервали. Сейчас еще позвоню.

Потратив минут пятнадцать на вызов Скребницы, лейтенант вдруг махнул рукой:

– А, дьявол их побери. Там, видно, позасыпали все под утро, не добудишься. Быстрее сами дойдете. Это же совсем рядом. Штаб бригады отсюда километрах в двух, за березовой рощей. Там и начальник контрразведки. Нашего контрразведчика вчера тяжело ранило. Хороший был парень. Просто жаль. А вместо него никого пока не прислали. Так я вас направлю к их начальнику.

Во время разговора лейтенант продолжал держать трубку в руке, и Мокий Демьянович услышал, как щелкнула мембрана, недовольный мужской голос просипел:

– Я Скребница, кто звонит?

– Что сказать о вас? – спросил лейтенант.

– Скажите, что командир отдельного батальона капитан Никулин хочет видеть начальника по срочному делу.

Закончив телефонный разговор, лейтенант приказал своему связному сопровождать приезжего офицера и пожелал счастливого пути. Выходя из землянки, он посмотрел на одежду нового знакомого и добавил:

– Да вы промокли–то как! Возьмите мою плащ–накидку. Не очень греет, но хоть от ветра защитит.

Только сейчас Каращенко почувствовал озноб во всем теле. Сапоги и брюки промокли, ноги сводило судорогой. Он поблагодарил лейтенанта, взял плащ–накидку, закутался в нее и пошел за солдатом. Шли быстро. Простреливаемые места перебегали пригнувшись или переползали по–пластунски. Полтора – два километра показались Каращенко очень длинными. Он сильно устал. Сказалось большое нервное напряжение последних дней, переход линии фронта.

– Отдел контрразведки в этой землянке, – указал наконец солдат. – Мне разрешите вернуться?

– Возвращайтесь. Возьмите вот плащ–накидку и передайте лейтенанту мою благодарность за нее. Крепко выручила.

Каращенко попросил часового, стоявшего у входа в землянку, доложить о нем и, когда тот, вернувшись, предложил ему войти, решительно сбежал по ступенькам вниз, подошел к двери и постучал. Никто не отозвался. Тогда он распахнул дверь и остановился у входа.

– Что за церемонии? Входите… – услышал Мокий Демьянович знакомый голос из глубины землянки. Он не поверил ни ушам, ни глазам своим, увидев за маленьким походным столом старого закадычного друга Богданова. На плечах его были майорские погоны. Всмотревшись в вошедшего, Богданов поднялся из–за стола и, раскинув для объятия руки, пошел навстречу.

– Дружище, дорогой! Вот это встреча!

Майор схватил друга в объятия, приговаривая:

– Откуда? С того света? Ну, чертушка, удивил. Каков молодец! Не ожидал. Вот обрадовал, так обрадовал! Садись же, рассказывай.

Каращенко долго не мог ничего ответить другу. Так неожиданна была для него встреча с Богдановым, что он растерялся, не знал, как вести себя. А тот допытывался:

– Что ты молчишь, будто язык проглотил? Ну, говори же!

Мокий Демьянович тяжело опустился на стул. Напротив на табуретке уселся Богданов. Не дождавшись ответа, он заговорил сам:

– Ты знаешь, я ведь тебя уже похоронил. Сказали ребята, что Вентспилсский гарнизон попал в окружение и оттуда почти никто не вышел живым. Я тебя искал и надежду потерял. А ты – вот он, живой, невредимый! Вот здорово!

– Выслушай меня, Николай, – собрался наконец с духом Каращенко, – со мной такая катавасия приключилась, что ты, может, и не рад будешь нашей встрече.

– Брось глупить! Расскажи лучше, где был, как жил? Как оказался здесь, где служишь?

Мокий Демьянович начал рассказывать о себе. Богданов слушал внимательно, и на его лице то отражалась тревога, когда речь шла о тяжких испытаниях, которые выпали на долю друга, то появлялось выражение радости, когда тот рассказывал о своих успехах в борьбе с гитлеровцами.

– И вот я здесь, перед тобой, – закончил рассказ Каращенко. – Кем бы меня ни посчитали – предателем или честным солдатом, патриотом – все равно я дома.

– Да, положение твое сложное. Все зависит от того, кто чему больше поверит. Могут оправдать, а могут засудить. Как подойти. Не стану тебя утешать, да ты в этом и не нуждаешься. Но скажу откровенно: нелегко придется. Найдутся такие, которые в этой истории увидят только теневые стороны, а все хорошее, что ты сделал, выбросят за борт. Но я надеюсь, что не они решат твою судьбу.

– Буду и я надеяться, что разберутся объективно, – вздохнул Каращенко. – А ты мне поверь, в той обстановке, где я находился, поступить как–либо иначе просто не мог. Если те сведения, которые мне удалось собрать, принесут пользу Родине, буду счастлив, пусть даже понесу наказание за все остальное.

Долго беседовали друзья. Богданов подробно расспрашивал Каращенко, отыскивая все новые доказательства того, что тот действовал правильно.

– А теперь, – попросил Каращенко, когда все было обговорено, – докладывай по команде. Действуй так, как требует служба. Вот тебе мои документы, оружие…

– Погоди ты с этим, – отмахнулся Богданов, – сейчас свяжусь со своими начальниками и попрошу разрешения прибыть вместе с тобой. Верю тебе и буду защищать как смогу.

Мокий Демьянович с большим чувством пожал горячую и сильную руку Богданова.

Дальнейшие события разворачивались со стремительной быстротой. Генерал Быстров приказал немедленно доставить Каращенко в Ленинград. Здесь Мокий Демьянович написал рапорт и получил разрешение отдохнуть.

…Мокий Демьянович бывал в Ленинграде и раньше. В тридцатом году он учился в Ленинградской школе ГПУ. Тогда по булыжным «прошпектам» города громыхали старинные трамваи, а на стенах кое–где просвечивали сквозь побелку рекламные надписи поставщиков «Двора Его Императорского Величества». Еще существовала карточная система. У хлебных магазинов стояли длинные очереди. Но город жил, смеялся, пел.

Особенно красив был Ленинград в сороковом предвоенном году. В пышной зелени бесчисленных садов и бульваров, сияющий позолотой церквей и знаменитой адмиралтейской иглы, город то нежился, задумчивый и тихий, в сумраке белых ночей, то спешил, неугомонный, тысячами троллейбусов, автобусов, такси, сотнями речных трамваев, катеров. Катились людские толпы по тротуарам, проспектам, набережным. И город был весь полон песен и смеха. Словно сознавая красу свою, смотрелся он в зеркальную гладь каналов, в воспетую поэтами Неву.

А в грозном сорок третьем году, только что освободившийся от огненного кольца блокады, город–герой был молчалив и суров. В вечернем небе над зачехленным куполом Исаакия, над адмиралтейским корабликом, над уходящим в небо шпилем Петропавловской крепости колыхались привязанные аэростаты. Пустынны и тихи были улицы. В вечерней тишине слышался лишь четкий шаг патрулей. Враг был близок, и город не спал. Тысячи патриотов грудью своей закрывали его от вражеского вторжения. Представив себе их, Мокий Демьянович впервые ощутил, что и он тоже – защитник города Ленина. Но, подумав об этом, снова почувствовал тревогу. Гуляя по тенистым аллеям парков, он как–то забыл о своем нынешнем положении. А оно было нелегким.

Еще несколько часов назад Каращенко стоял перед своим начальником. Строгий генерал молча выслушал доклад о прибытии. Потом попросил подробно, со всеми деталями рассказать о виденном в лагерях военнопленных, в школе абвера, в немецком тылу. Слушал внимательно, изредка задавая вопросы. Стенографист скрипел карандашом по листам бумаги. И Каращенко говорил, говорил, стараясь ничего не упустить. А на душе все же было тревожно.

– Ваши сведения представляют большой интерес, – сказал наконец генерал Быстров.

У Мокия Демьяновича посветлело лицо. Генерал, хорошо понимая его состояние, тоже улыбнулся и продолжал:

– Кое–что из того, что вы сообщили, мы уже знаем. Кое–что требует дальнейшей проверки. Но сделали вы многое. Сейчас с вами побеседует представитель НКГБ подполковник Светловидов. А потом вы отдохнете, погуляете. Когда понадобитесь, вас позовут.

– Я хочу бить фашистов, товарищ генерал. Прошу послать на фронт.

– Ну что же, учтем ваше пожелание. А сейчас отдохните сами и дайте нам обстоятельно подумать. Вас пригласят.

К назначенному сроку Каращенко явился в приемную генерала Быстрова. Младший лейтенант Жаворонков, вежливо, но холодно встретивший посетителя, предложил ему присесть, подождать.

– У генерала сейчас важное совещание, – сказал младший лейтенант. – Принять вас он не сможет.

– Я подожду, – ответил Мокий Демьянович.

Он сел в предложенное ему кресло и погрузился в глубокое раздумье.

Каращенко и не подозревал, какие страсти разыгрались в кабинете генерала Быстрова. Не знал, что судьба его, не раз висевшая на волоске, уготовила ему новое тяжкое испытание, которое было потяжелее всего пережитого рапсе. Но тревога, охватившая его с утра, не проходила. С большим вниманием дожидался он в приемной генерала, когда его позовут. И когда адъютант пригласил его войти в кабинет, Каращенко понял: судьба его решена.

Генерал начал без околичностей:

– Товарищ Каращенко, мы хотим поручить вам ответственное и опасное задание. Для его выполнения необходимо возвратиться в абвер. Согласны вы выполнить такое задание?

Это предложение было для Мокия Демьяновича совсем неожиданным и сильно взволновало его. Направляясь к своим, Каращенко никак не думал о возвращении в немецкую разведку. Он даже растерялся, не знал, что ответить. Заметив его нерешительность, генерал мягко сказал:

– Нам очень важно иметь в абвере своего человека, но, если вы не захотите вернуться туда, вам предоставят другую работу.

Мокий Демьянович задумался. Вернуться к гитлеровцам. Да хватит ли сил перенести все это вторично? Куда лучше попасть на передний край! Там вокруг – товарищи – и друзья, всегда готовые прийти на помощь. Там если и погибнешь, то со славой, в честном бою, а это не то же, что умереть безымянным, замученным в гестаповских застенках. Трудный выбор. И чекист выбрал.

– Вам решать, товарищ генерал, – твердо сказал он. – Где нужнее, туда и пошлите. Я готов.

– Вот и хорошо, – ответил Быстров. – Мы в вас не сомневались. Пойдете в тыл к немцам с особым заданием. А сейчас отдыхайте. Утром прошу ко мне.

Когда Мокий Демьянович снова явился к Быстрову, тот принял его по–дружески тепло и приветливо.

– Хорошо ли отдохнули, Мокий Демьянович, или всю ночь глаз не смыкали?

От внимательного взгляда генерала не ускользнуло, что на лице Каращенко стали заметнее морщинки, появилась синева под глазами. Генерал понимал состояние подчиненного.

– Не стану скрывать, товарищ генерал, – тихо вымолвил Каращенко. – Спал плохо. Не на свадьбу ведь собираюсь. Сами понимаете.

– Верно. Не на свадьбу, – повторил генерал и, снова внимательно взглянув на Каращенко, добавил: – А может, за ночь вы передумали? Говорите прямо. Это дело такое. Для выполнения задания, которое мы намерены вам дать, нужно быть уверенным в своих силах. Если такой уверенности нет, то лучше отказаться, пока не поздно. За это вас корить никто не будет.

– Что вы, что вы, товарищ генерал! – забеспокоился Мокий Демьянович. – Я готов. Плохо спал потому, что взволновала встреча со своими. Но срок «командировки» истекает. Там ждут. Каждый лишний день задержки объяснить будет тяжело. Надо торопиться в обратный путь.

– Мы это предусмотрели и постараемся избавить вас от лишних хлопот, – ответил генерал. – А теперь разрешите вас поздравить.

Каращенко вопросительно посмотрел на генерала, а тот продолжал:

– Командование фронта и управление контрразведки высоко оценили ваш опасный труд и присвоили вам очередное воинское звание. Поздравляю, товарищ капитан, и желаю успехов в работе.

Мокий Демьянович не ожидал этого. Он смутился, растерялся и дрогнувшим голосом ответил:

– За доверие спасибо. Большое спасибо. Я сил и самой жизни не пожалею, чтобы оправдать его.

– Ну, тогда перейдем к делу. Вы готовы?

– Так точно.

– Прошу к карте, товарищ капитан.

В голосе Быстрова прозвучали властные нотки. Каращенко понял, что неофициальная часть встречи окончена.

– Итак, из вашего доклада видно, что немцы проявляют особый интерес к «Ораниенбаумскому пятачку». – Генерал очертил его место на карте указкой. – Они хотят знать все, что делается здесь. Абвер, если судить по вашему заданию, считает, что в район «пятачка» прибыли две наши дивизии и расположились в районе реки Черной. Вот здесь. Что ж, не будем разубеждать немцев. Постараемся даже подтвердить их догадку. Доложите Шиммелю, что в районе реки Черной обнаружили части девяносто восьмой стрелковой дивизии, тринадцатой и семьдесят первой стрелковых бригад. Доложите также, что семьдесят первая бригада уходит в тыл для подготовки к десантным операциям. В бригаду прибыло пополнение: два батальона, сформированных из выписанных из госпиталей обстрелянных солдат. Из Кронштадта скрытно прибыла и заняла ее место сто сорок вторая отдельная морская бригада, усиленная частями двести двадцать седьмой стрелковой дивизии. Названные части вы наблюдали в районах Гентелово, Коваши, Мордовщина, Лендовщина. Обратите внимание вот на этот лес и этот участок за рекой Черной. Ориентиры – тригонометрическая вышка, изгиб реки, церковь, озеро. Нужно доложить немцам, что прибывшие войска направляются в интересующий их район для отдыха и пополнения.

Мокий Демьянович внимательно изучал карту и населенные пункты, указанные генералом. Нужно было все запомнить, ничего не упустить. А Быстров продолжал:

– Сегодня же вы побываете в этих местах. Вас отвезут на машине. Хорошенько ознакомьтесь с местностью, ее особенностями. Нужно учитывать, что немцы с ней знакомы, там проходил фронт. Малейшая неточность может стоить вам жизни.

– Я это понимаю, товарищ генерал.

– Вот и прекрасно. Внимательно изучите карту. Докладывать–то вам придется по ней и нужно как следует подготовиться.

Генерал отошел от стола, дав возможность Мокию Демьяновичу рассмотреть указанный участок. Цель дезинформации, разработанной нашим штабом, состояла в том, чтобы заставить гитлеровцев поверить, будто главный удар советских войск, будет нанесен в направлении Котлы–Кингисепп.

Все то, что говорил генерал о войсках, их нумерации, в основе своей соответствовало действительности. Разрабатывая легенду, штаб и контрразведчики исходили из того, что немцы имели некоторые данные о частях Приморской оперативной группы. Подтвердить их. было нестрашно. Но нужно было заставить врага поверить также в прибытие на «пятачок» двести двадцать седьмой стрелковой дивизии и сто сорок второй отдельной морской бригады. Это требовалось для того, чтобы убедить немцев, будто войска Ленинградского фронта поведут основное наступление в том направлении, на котором мы на самом деле намеревались нанести всего лишь вспомогательный удар. Тогда противник усилил бы оборону на этом участке за счет других.

– Ну как, все запомнили? – прервал молчание генерал.

– Так точно.

– Повторите.

Мокий Демьянович повторил. Генерал поправил его лишь в отдельных местах.

– Что ж, я доволен. Детали операции вы несколько позже обсудите с подполковником Сосницыным. Время еще терпит. А теперь прошу вас сюда. Здесь будет удобнее.

Генерал подвел Каращенко к журнальному столику в углу кабинета, около которого стояли два мягких кресла.

– Садитесь, Мокий Демьянович. Закуривайте.

Капитан взял из протянутой ему коробки папиросу и с удовольствием затянулся ароматным дымом.

– Все сведения, которые вы получили для передачи немцам, – говорил Быстров, – надо преподнести им в точности. Это – ваша первая обязанность. Мы, безусловно, примем все меры, чтобы подтвердить достоверность вашего сообщения. Можете быть спокойны. Штабом разработано и предусмотрено все необходимое на случай проверки легенды со стороны немцев. Вы в полной безопасности.

– Спасибо за заботу, товарищ генерал.

– Выполнив первую задачу, перейдете ко второй. Она будет значительно сложнее. Вы – контрразведчик и, безусловно, понимаете, как важно для нас внедрить своего человека в разведку противника.

– Понимаю.

– Надо стать своим человеком в школах абвера, войти в доверие к руководителям разведорганов, действующих на нашем участке фронта. Нам нужны подробные данные о той агентуре, которая готовится и забрасывается в наш тыл. Для выполнения этой задачи вы имеете и опыт и связи.

– Очень сложное это дело, товарищ генерал.

– Конечно, вам будет нелегко. Нельзя не считаться с тем, что у нас опытный и сильный противник. Вы докладывали, что в Пскове с вами беседовал подполковник Шиммель – начальник «Абверкоманды–104». Вы снова встретитесь с ним. Имейте в виду, что Шиммель на хорошем счету у руководителей абвера. И это не случайно. Он умеет работать. Начальник абвера адмирал Канарис бросил на Восточный фронт все лучшее, что у него имелось.

Генерал рассказал Мокию Демьяновичу о том, что органам госбезопасности удалось обезвредить ряд агентов, подготовленных и направленных в советский тыл Шиммелем.

– Такой человек, как Шиммель, – продолжал генерал, – заслуживает пристального внимания. Абвер долго не знал поражений. Это создало вокруг него ореол непобедимости. Но мы видим слабые стороны противника и сделаем все, чтобы разгромить его.

Генерал замолчал. Он словно забыл о своем собеседнике, весь ушел в себя. Мокий Демьянович с уважением смотрел на Быстрова, к которому проникся безграничным доверием. Был он подкупающе прост. Его дружелюбная улыбка располагала к откровенности.

Поглядывая на задумавшегося о чем–то своем генерала, Каращенко молчал, не решаясь отвлечь его. Наконец Быстров тряхнул головой, как бы отгоняя сомнения, и продолжал прерванный разговор:

– Да, Мокий Демьянович, противник у нас серьезный. Дело не только в Шиммеле, с которым вам придется встретиться в первый же день после возвращения к ним. Вас будут проверять, провоцировать самые различные люди. Каждое ваше слово будет тщательно анализироваться. Надо собрать все первы в комок, но выдержать.

– Сделаю все, чтобы успешно выполнить задание.

– В этом не сомневаемся. Вам необходимо после проверки осесть на какой–либо технической работе в разведшколе или разведоргане абвера. Цель – внимательное изучение обучающихся там агентов. Вы должны склонять колеблющихся к явке с повинной, подбирать надежных, крепких людей, которых можно рекомендовать для выполнения разведывательных заданий. Дело, как видите, сложное. Но вы обладаете необходимым опытом, и я уверен – справитесь.

Генерал снова сделал паузу, затем продолжал:

– Встретятся вам по возвращении не только несчастные люди, но и убежденные, отъявленные враги советского народа. Я имею в виду всех этих «бывших», их сынков, изменников и перебежчиков, уголовников, рецидивистов и прочих людишек с гнилой душой и грязной совестью. Не за страх, а за совесть они служат немцам. О подготовке их к заброске в наши тылы вы должны своевременно сообщать нам. В этом главная трудность задания.

– Все ясно, товарищ генерал.

– Тогда разрешите вам пожелать счастливого пути. До скорой встречи, дорогой наш контрразведчик. Удачи вам и возвращения с победой!

– Спасибо, товарищ генерал! Не беспокойтесь за меня, не подведу.

Капитан Каращенко вышел из кабинета. В приемной его уже ожидал подполковник Сосницын. Чекисты долго беседовали о предстоящем деле, потом выехали на фронт, – в район Черной реки. Здесь Каращенко вместе с Сосницыным и чекистами дивизии проехал по тому маршруту, который разработали немцы для своего агента. Мокий Демьянович внимательно ознакомился с местностью. Вечером, добравшись до кровати, он сразу же уснул и спал крепко, без сновидений.

Ранним утром, хорошо отдохнув и подкрепившись, Мокий Демьянович выехал в обратный путь. Юркая «эмка», окрашенная в защитный цвет, катилась по лесной дороге. Недавно прошел дождь. В лесу было влажно и тихо. Разноцветными бликами вспыхивали капли дождя на зеленой хвое, заплутавшийся в чащобе ветерок стряхивал брызги на крышу машины. И только отдаленный орудийный гул говорил о близости фронта. В пути чекисты беседовали о предстоящем переходе Каращенко в немецкий тыл. Оперативный сотрудник управления контрразведки капитан Маковенко наставлял Мокия Демьяновича: