Текст книги "Агент абвера. Повести"

Автор книги: Георгий Вайнер

Соавторы: Аркадий Вайнер,Алексей Зубов,Леонид Леров,Андрей Сергеев,В. Владимиров,Л. Суслов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– У вас есть какие–нибудь просьбы?

– Нет.

– Почему вы отказались от права встретиться с представителем консульского отдела посольства вашей страны?

Ольга многозначительно посмотрела на следователя:

– А что я скажу этому представителю, когда встречусь с ним? Что я – агент разведки?

– Ну что же, как вам угодно…

И она продолжала рассказывать, как все это было. Ольга никого не щадила: ни себя, ни своих хозяев. Она никого не старалась выгородить, оставить в тени. Ни на чью помощь не рассчитывала.

Следователь уже знал, что эта молодая женщина в последние годы жила двойной жизнью: в институте – серьезна, вдумчива, сдержанна, достаточно прогрессивна в своих суждениях, оценках разных событий. Но это маска. Подлинное ее существо – легкомысленная женщина, падкая на сладкую, легкую, бездумную жизнь. Но такой она представала лишь перед узким кругом особо близких ей людей, которым доверяла. Теперь перед следователем сидела совсем иная Ольга: ни та, что носила маску, ни та, что так цинично смотрела на окружающий ее мир. Это была женщина, видимо принявшая какое–то очень трудно давшееся ей решение. Следователь пытался сам для себя сформулировать, что с ней произошло: прозрела, опомнилась? Нет, конечно, и все же было заметно, как внутренне она переменилась. И эта перемена в известной мере определяла ее поведение. Видимо, теперь Ольга поняла, что сделала ставку не на ту карту, что она проиграла, и не одна, а вместе со всей своей компанией, ставшей теперь для нее ненужной, далекой и даже враждебной. Она знала, что бывшие ее хозяева палец о палец не ударят для спасения или хотя бы облегчения ее участи. И Ольга избрала единственно правильный в ее положении путь: раз попалась, да к тому же с явными уликами, надо признаваться во всем.

Говорит она тихим, размеренным голосом, глядя следователю прямо в лицо.

– Завербовали меня тогда, когда я была глупой, наивной и беззаботной девчонкой, полагавшей, что самый сильный в мире человек – это тот, у кого деньги. Меня уговаривали: риска никакого, усилий потребуется мало, а вознаграждение солидное… Тогда я не понимала, что к чему. Поначалу они и не говорили мне, в чем будут заключаться мои обязанности, что и для кого я должна делать. Все рисовалось туманно, в общем плане: придется иногда выполнять отдельные несложные поручения, скажем, с кем–то познакомиться, кого–то о чем–то расспросить, что–то узнать, куда–то ненадолго поехать. Подчеркивали: «Все это будет хорошо оплачено». И тут же строгим голосом предупреждали: «Все, о чем мы условились, должно сохраняться в тайне». Я согласилась.

Я раза три–четыре встречалась с Карен Милз и Груд Белан – это те, кто завербовал меня. Вначале я терялась в догадках, что же требуется от меня? Мне не давали никаких поручений, со мной разговаривали обо всем и ни о чем. Но постепенно в этих, казалось бы, ничего не значащих беседах я стала улавливать лейтмотив, звучавший, однако, неназойливо: антикоммунизм – кредо моих хозяев… Далеко не все мне было ясно, но я не задавала уточняющих вопросов. Мне дали понять, что все сказанное обсуждению не подлежит и должно быть принято как аксиома.

Была в этих беседах еще одна важная тема – искусство конспирации, техника работы вдали от центра.

Несколько месяцев со мной никто не встречался. Казалось, что обо мне забыли. И вдруг телефонный звонок Карен Милз: «Я должна вас повидать». Место встречи было условлено давно, заранее: все тот же секретный кабинет приморского ресторанчика «Креветка». Здесь мне и было объявлено, что я должна поехать в Москву учиться в медицинском институте. Все необходимое для этого будет сделано без моего участия…

Незадолго до отъезда в Москву Груд Белан инструктировал меня. В Москве я должна изучать окружающих меня людей: профессоров, преподавателей, студентов, их родителей. Собирать о них как можно больше сведений: фамилии, имена, отчества, происхождение, адрес, материальное и семейное положение, способности, жилищные условия, состояние здоровья, увлечения, слабые и сильные стороны характера, пристрастия, политические и философские убеждения, религиозность, отношение к деньгам, служебная перспектива, отношение к советскому строю. По возможности нужно доставать фотографии этих людей, а также их документы – паспорт, билет члена Коммунистической партии, комсомола, профсоюза, воинский билет, пропуск в институт, учреждение, библиотеку, на завод.

Перед отъездом я получила дополнительный инструктаж по работе с кодами, зашифровке и расшифровке секретных сообщений, по технике фотографирования, уменьшения текста до микроточки. Меня научили особым образом обрабатывать пленку, чтобы она становилась мягкой и вкладывалась в такие неприметные контейнеры, как батарея карманного фонаря, полый карандаш и даже полая пятикопеечная монета, распадающаяся на две части. Все это я использовала в своей работе.

Когда я первый раз приехала домой на каникулы, то привезла данные на двадцать семь человек. Убористо были исписаны три листа бумаги – специально изготовленного для таких целей полотна: оно не шуршит и не прощупывается в тайнике. Эти листы я закладывала в тайник своей сумочки, заклеивала его и с успехом провозила через границу. На вашей пограничной таможне дважды осматривали мою сумочку, когда в ней находились конспиративные материалы, и каждый раз операция кончалась благополучно.

Сумочку с тайником мне дала Карен, когда я впервые отправилась в Москву. Тогда же она подробно инструктировала меня, как ею пользоваться. Мне было преподано несколько практических уроков.

Дома я три дня занималась обработкой списков. Доклад получился на двадцати листах машинописного текста. Для чего, кому нужны эти списки советских людей, основные сведения о них – я не знаю. Мне ничего не сказали. Я могла лишь догадываться, что большинство этих людей, а может быть и все, были занесены в картотеку нашей разведслужбы.

– Которая и оплачивала вашу работу?

– Да… Это так.

– Продолжайте…

– Во второй раз я привезла из Москвы материалы еще на одну большую группу советских граждан и несколько фотографий – десять–двенадцать, точно не помню. Кроме того, я передала Груду два комсомольских билета, три книжки членов профсоюза и пять пропусков в разные учреждения. Документы я выкрала у своих знакомых, выполнив эту операцию таким образом, что никто ни в чем не мог заподозрить меня.

Фотографии и документы я провозила через границу в чемодане с двойной стенкой. Я пользовалась им несколько раз, пока Груд не запретил прибегать к такой уловке. Он сказал: «Все тайное со временем становится явным – советская контрразведка уже знает секреты таких чемоданов».

– Списки людей – это единственное задание, полученное вами от разведки? – спросил следователь.

– Нет… Но началось с этого. А потом сфера моей деятельности непрерывно расширялась. Во–первых, сам круг людей, интересовавших разведку, расширялся. Я составила список известных мне иностранных студентов, обучающихся в Москве, и по возможности дала каждому из них характеристику. От меня требовали узнать каким–нибудь способом номера почтовых ящиков, адреса военнослужащих.

– И вы нашли такой способ?

– Да… Студентки, живущие в общежитии, получали письма и от военных – родителей, братьев, друзей. А на конвертах – обратный адрес. Почтальон бросал письма на стол в вестибюле… Был еще один способ. Во время учебной практики в Подмосковье ко мне на прием приходили жены военнослужащих. В историю болезни вписывались их адреса… Военные люди, воинские части – все должно было быть в поле моего зрения. Я следила за передвижением войск в дни подготовки к военным парадам. Записывала номера военных машин, въезжавших или выезжавших из ворот заводов, находившихся под моим наблюдением… Таких заводов было два. Я должна была сообщить, чем они огорожены, как просматриваются снаружи, сколько входов и въездов, какова система охраны, номера машин, стоящих перед административными корпусами… Пожалуй, все…

– Подумайте, может это еще не все?

Ольга задумалась, стала вспоминать.

– Было и такое поручение – достать книги, в которых содержатся списки советских писателей, композиторов…

– Вам удалось?

– Не полностью… В одном доме я смогла похитить книгу со списками писателей… Но оказалось, что эта книга была издана несколько лет назад… Груда Белана не очень удовлетворила моя микропленка. Он сказал: «Здесь нет молодежи, влившейся в Союз писателей за последние годы».

– Были ли еще какие–нибудь специальные поручения?

– Были… Покупать путеводители… Конверты с советскими марками… Малогабаритные будильники, которые можно использовать в качестве контейнеров… Составить подробный план–схему ГУМа.

Потом я должна была взять пробу земли с названных мне четырех улиц Москвы. И еще – подыскать подходящие места для тайников… Потом попросили найти предлог, чтобы поехать в приволжский город и взять там пробу воды. Но я не смогла выполнить такое трудное задание. Хозяева были недовольны и требовали предпринять еще одну попытку. Это уже было в пору вторых летних каникул… Памятное для меня лето…

В то лето Ольга стала женой Германа. Они встретились на веселой вечеринке в приморском ресторане «Креветка». Было уже далеко за полночь, когда Ольга и Герман вышли на берег. В лицо резко ударил морской ветер, пахнущий йодом, водорослями и прелыми листьями. Домой идти не хотелось, они гуляли, любуясь лунной дорожкой на воде, вдыхая полной грудью острые ароматы моря. В ту ночь ей было очень хорошо, и она даже забыла о тяжком грузе, что взвалила на себя, дав согласие тем двум…

…Арестованная умолкла, провела рукой по волосам, потом обеими руками обхватила голову.

– Вы устали? – спросил следователь. – Вам не здоровится?

– Нет, благодарю вас… Сейчас я продолжу свои показания… Та ночь глубоко врезалась в память. Так ведь бывает: одна ночь – больше чем год. Это произошло в ту пору моей жизни, которую нельзя измерить обычным счетом времени. Я впервые задумалась над тем, куда затянет меня ловко брошенная сеть, к чему приведет мое… Вы мне не верите, улыбаетесь?

– Нет, почему же… Всякое бывает. Но я хотел бы знать, что это – разум восторжествовал?

– Нет, увы, это было не так. В какую–то минуту пришла страшная мысль: «Подумай, какой дорогой ценой дадутся тебе те деньги, смотри, как бы ты не пожалела потом. Хватка у них железная, не вырвешься». Но я по–прежнему оставалась верной принципу – брать от жизни все, что можно взять от нее. И в ту ночь, не знаю почему, мне казалось, что Герман, сын весьма обеспеченных родителей, молодой человек с большим будущим – он имел шанс пробиться в крупные журналисты – сумеет дать мне в жизни все, что хочется иметь взбалмошной женщине, и поможет порвать те узы, которыми я связала себя с разведкой. Страх и расчет!

…Где–то далеко–далеко за лесом уже занимался рассвет, а они все еще шли и шли по берегу и уже в который раз объяснялись в любви и говорили друг другу возвышенные слова о верности, долге, о своем будущем. Позже, когда Ольга вспоминала про эти возвышенные слова, ей было как–то неловко и смешно.

Вскоре сыграли свадьбу. На шикарном теплоходе молодые отправились в свадебное путешествие. Поздно вечером они вышли на палубу. Смотрели, как волны, разбиваясь о борт судна, рассыпались брызгами, как одиноко мерцали редкие звезды в туманном небе. Потом Ольга предложила пойти в каюту – стало холодно.

– Подожди, я должен тебе что–то сказать… – И Герман боязливо оглянулся по сторонам.

…В тот вечер муж сообщил ей, что он все знает о ее связях с Карен Милз и Грудом Беланом, что работать на них им придется вместе, помогая друг другу.

– На какое–то мгновение, – продолжает свою исповедь Ольга, – передо мной открылось совсем другое лицо Германа: жестокое, свирепое; глубоко запрятанные под широкие брови глаза смотрели на меня холодно и расчетливо. Я молча выслушала его признание, молча смотрела на него. Он спросил: «Что ты молчишь? Нам будет хорошо. У нас будет много денег. Они должны платить и мне и тебе. А такая красивая, как ты, должна быть богатой, очень богатой…» «Но у нас будет много трудностей на пути к богатству», – сказала я. И тогда, задрав нос кверху, Герман, словно вещая с амвона, изрек: «Per aspera ad astra!» (Через трудности к звездам!).

– Вот они, эти звезды! – Ольга иронически улыбнулась и посмотрела на следователя глазами, полными глубокой печали и боли… – Но я, кажется, отвлеклась… Так на чем я остановилась? Да, свадебное путешествие… Первые радости медового месяца и горькое–похмелье…

Родители мои словно чувствовали это и все допытывались: «Почему ты такая грустная?» Они, конечно, ничего не знали. Они прокляли бы меня… Отец – участник движения Сопротивления, среди подруг матери были коммунистки. А я… Продалась… Ну что же, быть по сему…

Наступил день моего отъезда в Москву. Меня снова инструктировали. «Ваша главная задача – непрестанно расширять круг знакомых, изучать их, поставлять нам данные о них», Я догадывалась, что в Москву под видом туристов приезжают мои «коллеги». Но Карен строго предупредила: «Никаких встреч, никаких бесед с ними. Никто до поры до времени не будет вас инспектировать, и вы никому не подотчетны в Москве». О выполнении задания я докладывала, когда возвращалась домой на каникулы. Тогда же сдавала все собранные материалы. Я приезжала в свой город и в тот же день отправляла открытку по условленному адресу – текст был стандартный: «Дорогая Рит! Вчера я вернулась из продолжительной поездки. Все хорошо, плохо только, что моя глухота прогрессирует, совсем неважно стала слышать. Привезла тебе обещанную гранатовую брошь. Скоро увидимся. Целую. Ольга».

Кто такая Рит? Понятия не имею. Думаю, что такой вообще не существует. Видимо, псевдоним, придуманный для связи с Карен и Трудом. Да, и эти тоже скрываются под псевдонимами. На второй день после того, как я опускала в почтовый ящик открытку, раздавался телефонный звонок. Меня вызывали на встречу. Сперва я отчитывалась устно, а потом мне говорили: «…об этом напишите подробнее». И два–три дня я писала свой отчет. Сдавала его и получала вознаграждение. Деньги платили большие, но платили по–разному. Если в докладе оказывались сведения, представляющие особый интерес, ставка повышалась. Иногда даже до двухсот процентов. Так, в частности, было, когда вместе с подробной характеристикой студента МВТУ, моего поклонника, я представила сведения о его институте, его учебной практике в Севастополе, фотокопии с некоторых листов студенческого конспекта.

Но иногда я оставалась в недоумении. Мне, например, казалось, что заслужу самой щедрой награды за свои сообщения о докторе Васильевой и ее дочери, студентке Марине. Глава этой семьи Эрхард оказался шпионом и в первые же дни войны бежал к гитлеровцам. Сейчас он работает на какую–то разведку. Однако это сообщение было воспринято равнодушно, спокойно, дополнительных вопросов не последовало. Вскоре я поняла, в чем тут дело: хозяевам многое уже было известно об Эрхарде и о его семье. И только значительно позднее от меня потребовали письменного доклада о докторе Васильевой и ее дочери Марине, их друзьях и знакомых.

…Следователь внимательно слушает Ольгу, стараясь не прерывать ее. Но сейчас он не может не спросить:

– Какую характеристику вы дали Марине?

– Сложная, противоречивая натура. Остатки былой озлобленности, порой проявляющаяся склонность к фронде, особая точка зрения на некоторые острые вопросы советской жизни – все это не может не заинтересовать наших людей. Но при этом я предупреждала Белана: учтите, девушка честна, неподкупна, принципиальна, она стремится глубоко осмыслить окружающий мир и, в общем–то, любит свою страну, свой народ. И, как тигрица, набрасывается на того, кто посмеет чернить жизнь этого народа в главных ее проявлениях… Любовь и преданность своей стране в ней намного сильнее озлобленности и фрондерства. Купить ее нельзя. Скорее можно запугать – она несколько боязлива. Страх преследовал ее с детства… И у нее есть уязвимое место – слепая любовь к матери. Лишь бы не потревожить маму… Я говорила об этом и господину Зильберу.

– Вы показали, что вам было запрещено встречаться с вашими коллегами по разведке. А как же Зильбер?

– Мне сказали: обстоятельства могут сложиться так, что в Москве я должна буду встретиться и помочь нашему человеку. На этот случай был дан пароль: «У меня для вас имеется гранатовая брошь». Человеку, который произнесет эту фразу, нужно верить, помогать, отвечать на его вопросы…

Однажды ко мне в общежитие позвонил иностранец и сказал, что привез небольшую посылку от моих родных. Мы условились о встрече. Посылки не было. Был пароль: «У меня для вас имеется гранатовая брошь». Это был Зильбер…

После первых же его вопросов я поняла: среди других заданий разведчика есть и такое – проверить мою работу на месте. В частности, он попросил меня подробно рассказать, как выполнялась операция закладки тайника в Донском монастыре. Вопрос насторожил, точнее, напугал, усилил тревогу.

– А для этого были основания?

– Да, были… Летом ко мне приехал Герман и сообщил о важном поручении центра – это было, пожалуй, первое небезопасное дело, которое доверялось мне. Я получила от Германа материалы, необходимые для шифрования и расшифровки текстов, а также большую сумму советских денег. И тут же – инструкция: в начале сентября ежедневно бывать на улице Горького, на Главном телеграфе, и заглядывать в будку телефона–автомата – при входе первая будка справа. На стене будет знак «W», начертанный угольным карандашом. Как только появится такой знак, я должна во второе воскресенье сентября рано утром, не позднее шести часов, отправиться во двор Донского монастыря и согласно полученному мною плану отыскать там тайник. Все, что передал мне Герман, нужно заложить в тайник. Кому это предназначено – я не знала и знать не должна.

Во вторую субботу сентября объявление появилось. Я помчалась в общежитие. К счастью, подруга ушла в кино, и я имела возможность тщательно упаковать в газету…

– Вы не помните, в какую?

Ольга удивленно посмотрела на следователя.

– Помню… В «Медицинскую газету».

– Вы ее выписываете?

– Нет… Точнее, выписала на первое полугодие, а на второе пропустила сроки подписки. Но все те номера газеты, которые меня интересовали по ходу занятий, мне охотно давала доктор Васильева. Она давний подписчик этой газеты.

– Ясно. Продолжайте. Итак, вы тщательно подготовили пакет.

– И рано утром, сказав, что еду на аэродром провожать родственницу, отправилась в Донской монастырь.

По инструкции в среду я снова должна была пойти туда же, на Главный телеграф. В той же будке рядом с «W» появится буква «R». Это сигнал, подтверждающий, что все в порядке. Нет буквы «R» – значит, беда. Условленного знака не оказалось. Ни в четверг, ни в пятницу, ни в последующие дни… Я потеряла покой, страшно испугалась. Стала вспоминать до мельчайших деталей, как закладывала тайник. Мне казалось, что все правила конспирации были соблюдены строжайшим образом. И вдруг провал. Неужели это я виновата? Значит, за мной продолжают следить?.. И вот от Зильбера узнаю: человека, которому предназначалось содержимое тайника, провалил один из наших разведчиков, за что и понес суровое наказание. Там, в центре, естественно, догадались, в каком смятении я нахожусь, и, видимо, поручили Зильберу внести ясность: «Вы не виноваты».

– Передать вам поручение центра – это было единственное задание Германа?

– Нет… Он должен был проехать на машине по дороге, проходящей через некоторые райопы Подмосковья…

– Какие? Вот вам карта. Покажите.

Ольга сразу же прочертила карандашом маршрут.

– Мы воспользовались приглашением моего однокурсника. Его родители живут в деревне, дорога к которой идет примерно тем же маршрутом.

– Что интересовало вашего мужа?

– Линии электропередач, радарные установки, про–мышленпые объекты, встречавшиеся в пути военные машины. Он тайком записывал их номера…

– Это его запись? – Следователь протянул коробку для сигарет, на которой был записан номер машины.

– Нет, моя. Мы дублировали друг друга. Вечером мы долго искали эту коробку…

– Что еще привлекало внимание вашего супруга?

– Мы остановились на берегу реки, чтобы набрать бутылку воды…

– Ясно. Как оценивал Герман результаты поездки?

– Сдержанно… Хотя был очень доволен неожиданным знакомством. К нашему пикнику присоединился гражданин, отрекомендовавшийся Семеном Опанасенко.

И Ольга подробно рассказала о том, что было уже известно следователю, – как человек по кличке Толстяк стал выполнять их поручения.

– Герман дважды встречался с ним в Москве. Толстяк достаточно откровенно поведал о себе, о своих делах до ареста. Герман осторожно дал ему понять, что услуги таких людей всегда высоко оплачивались и будут оплачиваться. Тем не менее муж приказал мне до поры до времени держаться подальше от этого типа, пока он не посоветуется с хозяевами, пока не придет условная телеграмма: «Твое письмо получил, спасибо». Такая телеграмма пришла. Значит, Толстяка можно использовать. Его фамилия значилась где–то там, в досье. Он до ареста, видимо, работал против вас. Но даже после получения телеграммы я должна была прибегать к услугам Толстяка осторожно, втемную.

– Хороша темная! Вы же ему давали прямые шпионские поручения, – заметил следователь.

– Да… Соблазнительно было. Когда Зильбер приехал в Москву, он при первой же встрече со мной поинтересовался Толстяком. И был весьма доволен, узнав, что человек этот как раз в эти дни находится в Москве.

– Что вам известно о заданиях, которые выполнял Зильбер в Москве?

– Я уже говорила: проверить мою работу на месте и лично познакомиться кое с кем, на кого я давала материал.

– И это все?

– Нет… Ему удалось перевезти через границу сфабрикованные газеты «Футбол». Внешне они ни в чем не отличались от такого же советского издания. Ну, а по содержанию… Содержание вам известно.

– Какова ваша роль в распространении этих фальшивок?

– Я подсказала исполнителя – Толстяка. Из списка людей, за которыми я вела наблюдение во время учебной практики в Подмосковье, выбрала одиннадцать человек и дала их адреса. Это главным образом учащаяся молодежь. С некоторыми из них я познакомилась поближе на одном из лесных пикников, устроенном моим поклонником, местным хирургом. Мне казалось, что настроения этих молодых людей таковы, что фальшивка попадет на благодатную почву… Я дала Зильберу еще один адрес – студгородок, в котором бывала два–три раза и знала, как туда легче всего проникнуть, куда следует положить газеты…

– Вы показали, что Зильбер имел задание установить контакт с Мариной Васильевой. Вы содействовали этому?

– Частично… Когда мы всей компанией возвращались со студенческого вечера, Марина со своим знакомым Николаем Бахаревым пошла в ресторан «Метрополь». Я тут же из автомата дала знать об этом Зильберу… Его заинтересовал друг Марины литератор Николай Бахарев, с которым я познакомилась в доме Васильевых. Мне казалось, что Бахарев именно тот человек, который может привлечь внимание шефа. Так я и охарактеризовала его в своем сообщении Зильберу. Для него было важно – Бахарев причастен к миру литераторов, но Зильбер был несколько озадачен, не найдя его фамилии в своем списке членов Союза писателей. Я объяснила ему, что Бахарев еще только начинающий литератор и у него все впереди, его, конечно, примут в Союз. Зильбер согласился со мной и стал настойчиво добиваться встречи с другом Марины. И не без моей помощи кое–чего добился. Мне удалось свести их вместе в ресторане «Колос» на ВДНХ, а Зильбер ухитрился каким–то образом затащить Бахарева к себе, в номер гостиницы. О чем они беседовали там, мне неизвестно. Перед отъездом, во время нашей мимолетной встречи, Зильбер на ходу, скороговоркой передал свои впечатления от этой встречи. Он сказал примерно так: «Ничего определенного сообщить не могу. Бахарев оказался молодым человеком с более сложной натурой, чем я предполагал. С ним надо работать, его нужно изучать. На таких выигрывают, но на таких иногда и проигрывают». Последние его слова я запомнила хорошо…

– Уезжая, Зильбер оставил вам какие–нибудь инструкции?

– Он просил меня продолжать наблюдение и за Мариной и за Бахаревым, но не предпринимать без согласования с центром каких–либо активных действий. Кроме того, он сообщил мне о намерении центра использовать меня как передаточный пункт для доставки в Россию пропагандистских материалов на русском языке, в том числе и тех, которые пишутся в вашей стране, а печатаются в «свободном мире». Зильбер сказал, что в ближайшее время будет организовано поточное микрофильмирование многих таких материалов. Микропленки через меня будут направляться определенным лицам для проявления, размножения и распространения. Я поняла Зильбера таким образом, что центр обеспечит доставку микропленок мне в Москву. А я, в свою очередь, обязана через тайники передавать эти микропленки третьим лицам. Кто они, Зильбер не сказал. В Москве я должна получать от каких–то лиц микропленки для отправки центру. Зильбер назвал всю эту операцию бесконтактной связью. Такую связь мы с ним отрабатывали в дни его пребывания в Москве. Зильбер сказал: «Пусть это будет для вас тренировкой». Он привез с собой магнитный контейнер, внешне ничем не отличающийся от спичечной коробки советского производства. Только взяв его в руки, можно было определить, что он металлический и при соприкосновении с металлом накрепко прилипает к нему. Я имела возможность лично убедиться в этом, используя для отработки такой бесконтактной связи тайник в Архангельском. К тренировке был привлечен и Толстяк. Однако в последние дни пребывания Зильбера в Москве я вынуждена была прибегнуть к этому тайнику для оперативной работы – надо было срочно передать гостю кодированную записку. Так сложились обстоятельства… Поддерживать связь с Зильбером прежними способами – телефон, встреча в толпе покупателей у прилавка универмага – было уже опасно.

– Вам предъявляется изъятая у вас при обыске записная алфавитная книжка в голубом кожаном переплете. Она принадлежит вам?

– Да.

– Дайте пояснения по существу некоторых записей. Что значит запись на последней странице: «Концерт Баха». И рядом несколько цифр.

– Зашифрованный телефон Бахарева. Из каждой пары цифр надо вычитать 25.

– Он сам дал вам свой телефон?

– Нет. Я выкрала из сумки Марины Васильевой записную книжку и переписала телефон Бахарева, а потом незаметно положила книжку на ее письменный стол.

– На предпоследней странице есть такая запись: «Св. 40, Мол. 50». Что это значит? Расшифруйте.

– Пожалуйста: «Свечи стоят 40 копеек, молитвенники 50». Это запись, связанная с заданием, которое я получила в Москве от мужа. Он передал ряд поручений деятеля русской эмиграции, действующего в контакте с моим шефом. При этом Герман подчеркнул: «Считай, что ты получила задание шефа».

– Как зовут эмигранта?

– Истинная его фамилия мне неизвестна. А кличка – Константин.

– Что требовал от вас Константин?

– Я должна была собрать широкую информацию о некоторых художниках и литераторах, о литературных приверженностях молодежи, в частности студентов… И наконец, совсем новое для меня дело – побывать в московских церквах, побеседовать с верующими и священниками.

– Что вы должны были выяснить в этих беседах?

– Нет ли нарушений закона о свободе вероисповедания? Много ли среди верующих молодежи? Печатаются ли церковные книги, где их достать, сколько стоят свечи, молитвенники? Возрастной состав священников, содержание их проповедей. Как много свободных мест в церковных приходах для семинаристов, оканчивающих духовные училища?

– Вы выполнили это поручение?

– Частично. Я побывала в церквах Троицы в Хохловском переулке, Николы в Хамовниках и в церкви Донского монастыря. Беседовала с верующими и со священниками. Но считала, что еще не располагаю достаточно полной информацией для ответа на поставленные вопросы. Однако мне уже сейчас ясно: некоторые ответы верующих не обрадуют шефа. Богомольные старушки недовольны – священники покидают церкви и выступают с лекциями на атеистические темы.

– А как с поручением касательно литературных приверженностей студентов?

– О, это чрезвычайно емкое и многостороннее задание… Очень сложное, рассчитанное на длительное время… Я немногое успела…

– Это все, что вы можете ответить на мой вопрос?

– Я хочу добавить к сказанному следующее: я возлагала большие надежды на Бахарева. Но в беседах он высказывался по интересующим меня вопросам очень туманно. Мне кажется, что встреча Зильбера с Бахаревым была более результативной. Перед отъездом на каникулы я летала активнее контактироваться с Бахаревым. Но, увы, женская ревность! Марина вела себя весьма воинственно. И все же я буквально за несколько дней до отъезда договорилась с Бахаревым, что после возвращения в Москву мы пойдем ужинать в Дом литераторов. Конечно, вместе с Мариной. Он в шутку заметил: «Я обеспечу вам, Оленька, кавалера… Очень популярного писателя… Но, увы, обстреливаемого всеми калибрами официозной критики». А потом обстоятельства сложились так…

Она умолкла. Пауза длилась недолго. Ольга вновь заговорила, но голос ее внезапно стал глухим.

– Я постараюсь искупить свою вину… Я сознаю ее… И готова подробнейшим образом ответить на все ваши вопросы.

– При обыске в вашей правой туфле был обнаружен тайник. Кто дал вам эти туфли, как вы использовали их?

– Туфли мне дала Карен, когда я в последний раз была дома на каникулах. За несколько дней до отъезда в Москву. Мы встретились на явочной квартире. Карен сняла со своей блузы гранатовую брошь, вынула из нее булавку и концом, противоположным острию, служившим ей отверткой, вывинтила четыре шурупа, крепивших каблук. И тут же ловко отделила его от туфли. Каблук был полый. Карен объяснила: «В этом полом каблуке ты будешь перевозить через границу микропленку. Отсюда в Москву. Возможно, что в будущем придется возить и из Москвы. Какую микропленку, узнаешь потом, в следующий приезд. А пока надевай туфли и носи их как можно больше. Считай это экспериментом».

Затем она попросила поставить каблук на место с помощью все той же булавки. У меня это сразу получилось. Карен была довольна. Между прочим, заметила: «Здесь удобно хранить ампулу с кураре». И засмеялась. Я ничего не ответила. Я не была уверена, что это шутка. Кураре, как известно, яд…

Тогда же Карен сказала: «Носи туфли до самого отъезда из Москвы и постарайся забыть, что под твоей правой пяткой тайник». Видимо, она обладает каким–то даром внушения. Я действительно забыла, что у меня среди трех пар лакированных туфель – одинаково элегантных, красивых – есть одна пара с тайником. Как–то Марина попросила дать ей – она шла на свадьбу к подруге – на один вечер такие лакированные туфли. И я по ошибке из трех пар выбрала именно ту, что имела тайник. Беспечность обошлась дорого. Видимо, я плохо усвоила уроки конспирации. Я спохватилась только через несколько дней. Спохватилась, ужаснулась и тут же позвонила Марине…