Текст книги "Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

– Но все-таки наблюдения брата Жозэ для нас очень важны.

– Ты говоришь о поимке вампира? – Конечно, оно чрезвычайно важно! Но еще важнее схватить этого тайного предводителя, осмелившегося проникнуть в наши стены. Перед ним открываются замки наших дверей, он, вероятно, живет под землей, так как наши фамилиары не могут найти его следа. Кажется, Изабелла Бурбон-ская боится Летучей петли!

– Ты прав, высокопочтенный Мерино, – отвечал Маттео, – она, вероятно, боится, так как колеблется позволить арестовать их.

– Так Санта Мадре заставит ее! – вскричал Мерино со зловещим блеском в глазах. – Верховная власть в наших руках. Тот, кто захочет похитить ее, должен погибнуть!

– Соблаговолите, мои достопочтенные братья, принять от меня доказательство, – говорил Маттео, – что Изабелла Бурбонская в глубине души не принадлежит отцам церкви и что она не признает их власти.

– Мы рады слушать твои основательные обвинения, брат Маттео, – отвечал старец Антонио.

– Вам известно, мои дорогие братья, что мы разрешили Марии Кристине, когда она была в материальном затруднении во время войны с доном Карлосом, взять бриллианты со статуи святого Исидора, оцененные в миллион дуро, и заменить их поддельными. С тех пор прошло уже десять лет. Благочестивые прихожане церкви святого Исидора не заметили подмены. Теперь же прошел назначенный нами срок. Уже полгода тому назад я строго и настойчиво напоминал Изабелле Бурбонской о возвращении бриллиантов. Напрасно! Она отвечала пустыми обещаниями, а святой старец до сих пор лишен своего украшения.

– Так ее надо заставить возвратить бриллианты из казенной кассы! – сказал патер Антонио.

– Изабелла уклонилась от этого предложения.

– Если она откажется, то будет святотатницей, она приняла обязательства своей матери, – мрачно сказал Мерино.

– Теперь она будет опираться на влияние, приобретенное ею над народом рождением ребенка! – пояснил Маттео. Саркастическая улыбка озарила его круглое лицо.

– Беда ей, если она еще осмелится сопротивляться могуществу Санта Мадре, она не первая, которая дорого за это поплатится, – говорил бледный страстный Мерино.

– А если она станет надеяться на помощь других?

– То должна умереть! – вскричал Мерино.

Сгорбленный старый патер Антонио невольно взглянул на молодого брата, при последних словах вскочившего с места. Казалось, он был готов на все, у него уже раз вырвались подобные слова. А фанатизм, блестевший в его глазах, явно показывал, что он способен был исполнить свои угрозы.

– Санта Мадре старше престола и дворца Мадрида, – заговорил престарелый великий инквизитор, – Санта Мадре могущественно и непреклонно, Изабелла Бурбонская знает это от матери и по истории! Она не должна забывать, что она только под нашей властью остается на своей высоте. Если же она захочет возвыситься над нами, тогда ей грозит гибель! Прошу достопочтенных братьев, собравшихся здесь, через четыре недели произнести по этому делу окончательный приговор. До тех пор должно выясниться, будет ли это опасное общество Летучей петли преследовать Изабеллу Бурбонскую, и желает ли она возвратить святому Исидору его украшения. Увеличения срока мы не можем допустить!

– Мы согласны с тобой, достопочтенный брат Антонио, – говорили Маттео и Мерино.

Никто не подозревал, что было решено во дворце на улице Фобурго.

Сестра Патрочинио, допущенная к королеве через несколько дней, получила предписание дружески предложить больной эти два вопроса, важности которых она и не подозревала.

Изабелла ответила монахине, чтобы впредь не являлись к ней с подобными вопросами и что государственная казна до того истощена, что если бы она даже и пожелала возвратить бриллианты, то была бы не в состоянии исполнить своего желания. К тому же камни были пожертвованы статуе святого Исидора королем, а следовательно, королева имеет право взять их обратно по-своему усмотрению.

Через четыре недели после совещания трех великих инквизиторов, они опять собрались, по уговору, в мрачной зале Санта Мадре; что там произошло и о чем говорилось, ни единое человеческое ухо не слышало. Только верно то, что по окончании этого возбужденного совещания каждый из трех великих инквизиторов опустил руку в урну, стоявшую на столе, покрытом черным сукном. Младший из трех патеров дьявольски улыбнулся, когда увидал попавшийся ему жребий, но и этого жребия человеческое око не видало, так как великие инквизиторы отошли к камину и каждый собственноручно бросил свою бумажку в пламя, ярко блестевшее в камине тайного здания.

Здоровье королевы заметно поправлялось. Бюллетени о здоровье с каждым днем были все более и более удовлетворительны. Лейб-медики по неотступным просьбам духовников и министров дали свое согласие на служение благодарственной обедни. Королева назначила этот церковный праздник на второе февраля 1852 года.

Никто и не предполагал, что ожидало королеву. Изабеллу только мучило какое-то странное, беспокойное предчувствие чего-то недоброго. Чем ближе приближался назначенный день, тем больше ею овладевало беспокойство, дошедшее до того, что она хотела даже отложить церемонию до другого дня, но побоялась заслужить гнев Пресвятой Девы и церкви, а потому, поборов себя, она назначила церковь святого Антиоха для служения благодарственного молебна.

Королева, рассылая приглашения высокопоставленным лицам, особенно любезно приглашала маршала Серрано, графа Рейса и контр-адмирала, чувствуя, что чем ближе они будут к ней, тем лучше для нее.

В три часа пополудни королева с королем отправились в церковь святого Антиоха. Они ехали в праздничной карете, запряженной великолепными серыми лошадьми. На паперти старой, всеми чтимой церкви они были встречены Примом, Серрано и Топете, а в самой церкви министрами во главе с Браво Мурильо и некоторыми старыми генералами. За королевой вошла в церковь Мария Кристина с супругом.

Изабелла приблизилась со своим супругом к нише, в которой находилась мраморная статуя Пресвятой Девы, изображенная в человеческий рост.

Ни один священник не встретил королеву, шедшую приносить свою благодарственную молитву, ни один из исповедников церкви святого Антиоха не явился к ней.

Изабелла удивленно поглядела вокруг – страшное предчувствие овладело выздоравливающей. Маленький болезненный король искал глазами духовенство, но не осмелился сделать никакого замечания.

На алтаре, к которому подошла Изабелла со своим супругом, горели свечи. Противоположный боковой алтарь, к которому подошла Мария Кристина с герцогом Рианцаресом, тоже был ярко освещен, кавалеры и дамы свиты и всего двора заняли места в почтительном отдалении от царственной четы.

Звук органа торжественно гудел в высокой церкви, а мерцающие ч свечи, благоговейно действуя на молящихся, освещали своды храма, сливаясь с курящимся фимиамом.

Изабелла была бледна и озабочена. Гладко причесанные прекрасные темные волосы окаймляли ее лицо. Взамен всякого украшения на ней было наброшено белое покрывало, которое, падая на плечи и платье, придавало ей особую прелесть. Милые голубые глаза на минуту остановились на Серрано, а потом, следуя невольному порыву сердца, устремились на престол Пресвятой Девы со Спасителем на руках, милосердно взиравшей на нее. Никогда еще Изабелла не была так хороша, как в настоящую минуту. Франциско Серрано невольно любовался ею. Закончив молитву, королева встала и, сопровождаемая супругом, направилась к церковной трапезе. Мимо них прошел монах, прячась в свой капюшон. Никто не обратил на него внимания. Один Прим с удивлением заметил его. Он поднял глаза и увидел стоявшего у главного престола в полном церковном облачении престарелого Антонио. Сгорбленный монах поспешно подошел к королеве. Франциско де Ассизи отступил в сторону, предполагая, что монах явился к королеве с какой-нибудь просьбой. Изабелла заметила стоявшего перед ней служителя церкви.

– Патер Мерино! – удивленно прошептала она…

– Да, это он… изменница! – воскликнул монах. – Вот тебе проклятие Санта Мадре!

Изабелла с содроганием отступила назад, сдавленный страшный крик вырвался из ее бледных губ. Она увидела, как Мерино, скрежеща зубами, вытащил из-под капюшона блестящий кинжал и замахнулся им на нее. Все это произошло в одну минуту. Придворные онемели от ужаса.

Мерино вонзил кинжал в грудь королевы. Она уже чувствовала, как холодная сталь проникла в ее тело. Из уст присутствующих вырвался крик ужаса. Еще минута – и кинжал проколол бы сердце королевы…

Дамы закрыли лицо руками, другие попадали в обморок. Мужчины в страшной суматохе кричали о помощи. Король, вместо того чтобы схватить преступника, окропившего престол Всевышнего кровью королевы и неслыханно обесчестившего церковь, шатаясь, подался назад.

В ту минуту, когда уже убийственный кинжал вонзился в жертву и кровь уже обагрила белое кружево, окаймлявшее грудь королевы, монах почувствовал, как чья-то железная рука схватила его за локоть и с неодолимой силой отдернула назад. Раненая королева опустилась на руки маршала Серрано. Скрежеща зубами, в фанатическом бешенстве глядел Мерино в лицо Прима, верная рука которого удержала его преступный кинжал в последнюю минуту. Он уже не сомневался в успехе своего покушения, увидев пролитую им кровь. Живо и ловко пропустил сумасшедший монах свой острый кинжал из одной руки в другую, намереваясь проколоть им грудь своего нового врага.

Но Серрано, поддерживая королеву, в ожидании приближающихся придворных дам, закричал другу, чтобы он остерегался монаха. Прим схватил Мерино за шиворот, лишая его всякой возможности вредить кому-либо. В эту минуту с престола раздались угрожающие слова Антонио:

– Осмеливающийся бесчестить церковь и ее служителей, да будет проклят!

– Проклятие убийце Мерино! – ответили тысячи голосов громящему инквизитору.

Церковь представляла потрясающее зрелище: жалобные крики женщин, беготня адъютантов, плач приближенных. Королева-мать с супругом в ужасе приблизились к раненой королеве, Серрано и маркиза де Бевилль смачивали ее лоб святой водой. Королева открыла глаза и увидела, что Франциско держит ее в своих руках!

– О, бесценный! – шептала она ему едва внятным голосом и взором, исполненным страдания, поглядела на избранника своего сердца, а потом на мать.

Прибежавшие лейб-медики объявили, чтобы успокоить окружающих, что рана безопасна, но необходим тщательный уход за ослабевшей королевой.

Прим и Топете передали преступника дежурному караула. С трудом охраняло войско фанатика-монаха от ярости рассвирепевшего народа.

Великого инквизитора Мерино посадили в государственную тюрьму, а там Вермудес заковал его в кандалы. Согласие на это приказание Серрано с трудом вырвал от королевы. Никто другой из высокопоставленных лиц, даже Браво Мурильо, не осмелился бы выполнить этот приговор.

ДОН РАМИРО

Прежде чем мы начнем описывать волнение, происшедшее во дворце, а еще более в Санта Мадре, бросим беглый взгляд на большую государственную тюрьму Мадрида. Мы с удовольствием узнаем, что отвратительный монах, не побоявшийся пролить кровь царственной особы на самих ступенях алтаря, надежно сидит под ключом и запорами.

Вблизи от Растро находится большая площадь Изабеллы. Ее дома почти все ветхи и серы, в нижних этажах которых помещаются лавки. На площадь выходит узкая и грязная Пуэрта Мунеро. В ней тоже были низкие, неуклюжие дома с маленькими окнами. Редко увидишь в этих окнах цветок или лицо. Мрачное и тяжелое впечатление производила правая сторона улицы. В ней жили тюремные сторожа. Мрачна и неприветлива их жизнь. Они торопливо снуют по узкой улице Мунеро, когда пробьет час смены, спеша провести хоть короткое время в кругу своей семьи.

Грустную жизнь проводят эти люди. Ежеминутно страшась нападений злейших преступников, они делят с ними за ничтожную плату их тяжкое заточение. Часы отдыха и свободы скудно отмерены и определены. Постоянно мучимые своей великой ответственностью, они влачат жизнь вдали от наслаждений и радостей. Даже цвет лица от спертого тюремного воздуха и скудной пищи их желт и безжизнен. Нрав же их от постоянного общения с преступниками стал недоверчив и ожесточен. Жизнь их проходит самым тягостным образом. Покончив дежурство, то ночное, то дневное, они выходят на узкую улицу Мунеро, левая сторона которой занята высокой тюремной стеной. Они проходят через ворота в стене, у которых постоянно стоят два часовых с заряженными ружьями. Торопливо идут они по грязному, пыльному тротуару узкой улицы, к своим низким затхлым жилищам. Жены их давно поджидают к обеду. Они поспешно глотают кушанья и, усталые до изнеможения, бросаются на жесткую постель, чтобы насладившись несколькими часами сна, опять отправиться в свою тюрьму.

Если удастся пройти через постоянно запертые и охраняемые ворота, которые привратник, живущий у наружного их входа, обязан отворять всякому имеющему на то право, то очутишься на большом тюремном дворе. Прямо – здание уездного суда, где совершаются допросы и ведутся все судейские дела. В этом огромном доме бесчисленное количество комнат, проходов и казначейств. У окон крепкие решетки, обитые железом высокие двери, которые постоянно заперты. За ними опять двор с несколькими лужайками, где в известные часы по определенным дням преступникам дозволено прогуливаться и дышать свежим воздухом. Всякие помыслы о бегстве, даже самых решительных и отчаянных, безнадежно рассыпаются при виде высоких боковых стен этого двора. На заднем плане двора возвышается темно-красная высокая тюрьма. В ней бесчисленное количество маленьких отверстий и два выхода постоянно на запоре. Обе стороны, равно как и задний фасад этого превосходно укрепленного здания, тоже усыпаны маленькими решетчатыми отверстиями – доказательство того, что в нем бессчетное количество тесных камер. Из этих отверстий, у которых виднеются желтые лица заключенных, видны с обеих сторон пустые пространства, отделяющие высокую стену от тюремного двора. Задний же фасад круто поднимается над самым Мансанаресом.

Монаха, покусившегося на жизнь королевы, передали судьям государственной тюрьмы. Вермудес приковал ему к ногам и рукам кандалы с цепями, и тюремщики повели его через двор. У окон показались лица заключенных. Все хотели увидеть нового товарища, слыша зловещий звук, издаваемый гремящими цепями при малейшем движении Мерино.

Большая железная дверь, в которой ключ со скрипом два раза повернулся в замке, отворилась перед монахом. Перед ним раскрылся полуосвещенный коридор нижнего этажа. Два сторожа день и ночь стерегли его. Широкие лестницы вели к обеим сторонам верхних этажей. С трудом поднимался Мерино с одной ступени на другую, так как цепь на ногах была чрезвычайно коротка. Не малое число ступеней пришлось ему преодолеть. Сторожа привели его во второй этаж и поместили в отдаленную камеру.

С дерзким видом и нагло улыбаясь, приблизился бледный монах к тяжелой, крепкой двери предназначенного ему помещения. Глаза его зловеще светились. Один из сторожей, именно тот, которому поручены были преступники этого коридора, выбрал из своей гремящей связки ключ, подходящий к камере, отворил дверь и велел преступнику войти. Мерино беспрекословно повиновался. На его лице не видно было раскаяния. Сторож, замкнувший дверь, сообщил товарищу свое мнение о нем. Он решил, что узник номер 17 должен быть отъявленным преступником и что он будет опасаться его, ему что-то очень не понравились его злые, блуждающие глаза.

– При нем ничего не оставили, он не может повредить тебе, – ответил другой сторож, – внизу его всего обшарили. Кровавый кинжал лежит в суде, другого орудия при нем не оказалось.

– Наверное этот монах приготовился к официальному осмотру и заранее ловко скрыл, что следовало! Вспомни только, как разбойник Винато, когда уже был взят под стражу, ухитрился стащить приготовленную для часов пилку и сумел спрятать в такой части тела, где конечно никто и не думал искать!

Второй сторож засмеялся.

– Пилкой он ничего не сделает. А если бы даже и рассчитывал распилить ею железные прутья своего окна, то все-таки ему не поздоровится, если он слетит с этой вышины в Мансанарес!

– Ты уже сложил патеру, что принял нового преступника?

– Сейчас отправляюсь с докладом. Воображаю, как патер Кларет будет проклинать королевского убийцу!

Читатель припомнит, что встречался уже с этим патером в трактире «Рысь» в качестве посланника монастыря в Бургосе к великим инквизиторам Санта Мадре. Как видно, маленькому косому монаху посчастливилось. Он уже несколько месяцев проживал в столице и получил высокое назначение главного исповедника государственных преступников.

Сторож доложил патеру Кларету о прибытии нового преступника. Достопочтенный священник с низким лбом и с сладострастными губами преклонил, как бы в молитве, свою голову.

– Да просветит Пресвятая Дева этого несчастного! – говорил набожный патер.

Звук его голоса был так льстиво мягок, что понятно было такое быстрое возвышение маленького аббата.

– Где же грешник?

– В номере семнадцатом, откуда выпущен осужденный три дня тому назад, – отвечал сторож.

– Преступник до такой степени ослеплен? – спросил патер. Он еще не подозревал, что это был Мерино.

– Самый преступный злодей из всех, благочестивый отец, королевский убийца Мерино!

При этом известии Кларет невольно согнулся, как будто его ударили обухом по голове. Оправившись немного, он вопросительно взглянул своими косыми глазами на стоявшего перед ним сторожа. Он думал, что великого инквизитора сдали в Санта Мадре – и вдруг он очутился в государственной тюрьме.

– Правду ли ты говоришь, сторож? – спросил он. – Неужели на самом месте преступления схватили грешника и, в ожидании наказания, привезли сюда? Да просветит его Пресвятая Дева! Ах! Как люди злы и греховны!

– Он, скованный, лежит в камере и ожидает благочестивого патера, – отвечал сторож.

– В оковах! – прошептал Кларет. – Помилуй его, Пресвятая Дева!

Великий инквизитор Мерино в оковах! Это неслыханное событие, это неожиданное известие так поразило исповедника государственных преступников, что он с трудом скрывал страх и негодование. Великий инквизитор пользовался почетом и уважением наравне с королем. Личность великого инквизитора для ордена иезуитов всегда стояла высоко и была неприкосновенна и свята. Патер Кларет осенил грудь свою крестом. С почтительнейшим поклоном удалился от него сторож,

– Кто осмелился это совершить? – бормотал исповедник, приподымая голову. Выражение лица его из кроткого, умиленного и униженного превратилось в гневное и запальчивое.

– Великий инквизитор Мерино, исполнитель приговора верховного трибунала, в кандалах! Горе вам, несчастным, предполагающим иметь большую власть в руках, нежели отцы Санта Мадре! Вы дорого поплатитесь за свою смелость – великий инквизитор неприкосновенен! Не он погибнет, а вы!

Уже смеркалось. Патер Кларет закутался в капюшон и поспешил из дома заключенных. Двери отворялись по первому его знаку, а караул пропускал его без расспросов и остановок.

Дойдя до улицы Мунеро, он завернул на площадь Изабеллы. Съежившись и осторожно поглядывая, по сторонам, крадучись скользил он по переулкам к улице Фобурго.

Через полчаса приблизился он к монастырю доминиканцев. Он шел за приказаниями великих инквизиторов, чтобы действовать по их воле касательно заключенного Мерино, которого у него еще не хватало духу навестить. Патер Кларет всегда был расчетливым, осторожным иезуитом.

В этот вечер в мрачной зале Санта Мадре, у длинного черного стола, сидели только два великих инквизитора – Антонио и Маттео.

Престарелый патер был еще в том самом облачении, в котором несколько часов назад громил с престола церкви святого Антиоха защитников королевы. Старое, морщинистое и сжатое лицо старца пылало гневом и ненавистью. Его сухие руки были судорожно сжаты. Серые строгие глаза были широко раскрыты, а белки налиты кровью. От ненависти и злости скудные остатки его старческой крови бросались в голову. Он страшно изменился в своей ярости.

Тучный исповедник королевы-матери был тоже взволнован и разгорячен. Его толстое лицо горело больше обыкновенного, а на глазах даже навернулись слезы.

– Совершилось неслыханное, невероятное преступление, Санта Мадре до того унижено, осрамлено, что только кровью можно смыть это пятно! – воскликнул Антонио.

– Ни одна светская власть не осмелилась совершить того, на что решилась Изабелла Бурбонская! О горе, горе ей!

– Да, горе ей, если завтра же она не снимет цепей с нашего достойного собрата и не сошлет в изгнание тех советников, которые осмелились наложить руку на великого инквизитора! – сказал Маттео дрожащим голосом.

В эту минуту вошли, кланяясь, сестра Патрочинио и Фульдженчио, исповедник короля. Они были так же раздражены, как и патеры.

– Все погибло, – вскричала графиня, – или мы должны на все решиться! Мерино в цепях. Через пять дней он будет казнен. Серрано и Прим принуждают слабую Изабеллу Бурбонскую подписать смертный приговор.

– Брат Мерино не подлежит приговору какой-нибудь Изабеллы! – сказал старец Антонио. – Что еще имеете вы сообщить нам?

– Ни просьбы, ни угрозы Франциско де Ассизи не могли принудить его супругу исполнить требования Санта Мадре, Изабелла Бурбонская опирается на силу своих любимцев: Серрано, Прима и Топете. Она желает, чтобы Мерино был осужден! – говорил Фульдженчио.

– А бриллианты святого Исидора? – спросил Антонио.

– Будут возвращены по выздоровлении.

– Она сдержит свое обещание! – грозно прошептал Маттео.

– Ну, а что же порешили насчет Летучей петли?

– Изабелла решилась преследовать это общество или, вернее, ее предводителя! – сообщила графиня генуэзская.

– Она будет преследовать его? – недоверчиво спросили Антонио и Маттео.

– Как только вы, почтенные отцы, сообщите ей, кто предводитель тайного общества. Имя его дон Рамиро. Но не забудьте, что в Испании множество донов Рамиро! – прибавила монахиня.

– Кто же этот дон Рамиро? – мрачно повторил Антонио. – На что ж годны эти лентяи фамилиары? Пусть они следят за каждым человеком, которого зовут дон Рамиро! Они узнают, кто дон Рамиро, и тогда Изабелла Бурбонская не посмеет далее колебаться! Если она и тогда будет изворачиваться, то мы сами накажем коварного врага!

– Вот идет брат Кларет, духовник заключенных, – воскликнул Маттео, показывая на отворившуюся дверь. Увидим, что он нам скажет.

Кларет вошел в комнату с подобострастным видом, скрестивши руки на груди и исподлобья оглядываясь кругом.

– Да сохранят вас все святые, достойные отцы! – заговорил он своим мягким голосом. – И да освободят они от неправых уз великого Мерино, ныне томящегося в темнице! С обливающимся кровью сердцем приступаю я к святому трибуналу, чтобы получить приказания к скорому спасению и освобождению великого отца!

– Приветствуем тебя, благочестивый брат, – отвечал старец Антонио, – и ценим твои слова! Мирская власть желает присвоить себе право произнести приговор над великим инквизитором. Ты хорошо сделал, что напомнил нам о спасении и освобождении. Ни под каким видом благочестивый Мерино не должен оставаться во власти Изабеллы Бурбонской. Мы должны вырвать его оттуда!

– Конечно, благочестивый брат совершенно прав, хитростью или насилием, но Мерино должен быть освобожден! – воскликнул Маттео.

– Не насилием, благочестивый отец, только хитростью, на это, может быть, пригодится исповедник государственных преступников! – сказал маленький Кларет.

– Послезавтра будут праздновать крестины инфанты, – заметила монахиня Патрочинио, – всех слуг государства будут угощать, служащих при государственной тюрьме тоже, верно, не забудут!

– Исключая сторожей, сестра Патрочинио, – с умыслом сказал благочестивый брат Кларет, – дежурные сторожа не принимают участия ни в каких празднествах.

– В таком случае, отчего бы брату исповеднику не уступить великому отцу своего платья и выпустить вместо себя из камеры. Он без всякой помощи мог бы выбраться на свободу! – предложила графиня генуэзская.

– Ты забываешь, что тогда брату исповеднику пришлось бы остаться в камере вместо отца Мерино. Я говорю это не из страха быть разорванному сторожами или народом, что может быть выше блаженства быть мучеником за веру, но из опасения, чтобы не догадались, кто был причиной этого освобождения! – сказал Кларет, лукаво поводя глазами.

– Ты прав, брат исповедник! – воскликнул Антонио. – Никто не должен подозревать, кто освободил отца Мерино!

– У меня есть другое предложение, благочестивый отец, – прошептал Кларет, – правда рискованное, но если удастся, то не оставит ни следа, ни подозрения.

– Сообщи нам его, благочестивый брат. Мы ценим твое усердие в нашем святом деле, – сказал Антонио.

– Отца Мерино надо освободить, минуя двери и коридоры.

– Что же, из окошка? – воскликнула испуганная графиня генуэзская. – Ты забываешь о высоте и оковах!

– Оковы можно распилить, дорога же из окошка в гондолу по крепкой веревочной лестнице, конечно, опасна, но легче и лучше, чем через проходы и двери, – пояснил исповедник государственных преступников.

– Брат Кларет прав, – воскликнул Антонио, – послезавтра вечером мы приступаем к делу, над Мерино не должен быть произнесен приговор Изабеллы Бурбонской! В ту же ночь он должен бежать на первом пароходе в Неаполь или Рим, там его уже спрячут!

Маттео и Фульдженчио преклонили головы.

– А любимцы королевы? – спросила монахиня.

– Должны слететь вместе с этим таинственным доном Рамиро! – отвечал престарелый Антонио.

Любимцы королевы, которым она была обязана сегодняшним своим спасением от неминуемой смерти, ничего не подозревали об этом таинственном совещании Санта Мадре.

Когда королева пришла в себя на руках Серрано, Мерино был уже удален от раненой королевы. Прим сам вывел его, а Топете ему помогал. У дверей они встретились с Серрано, который вел королеву к ее экипажу. Она села в него с маркизой де Бевилль. Супруг же ее вернулся во дворец с Марией Кристиной и герцогом Рианцаресом. Все были в сильном волнении.

В ту минуту, как Серрано усаживал в экипаж бледную, ослабевшую королеву, около него очутился человек, с ног до головы одетый в черное и с маленькой маской на лице.

Серрано удивился такому неожиданному появлению незнакомца, шепнувшего ему:

– Если бы вы не спасли королеву, Летучая петля спасла бы ее! – тогда только он вспомнил, что видел этого черного незнакомца в тени колонны в мрачной церкви святого Антиоха, но даже и теперь он не мог обратить на него должного внимания, так как королева, усевшаяся в экипаж, слабым голосом обратилась к нему:

– Я желаю принять у себя завтра вас, маршал Серрано, графа Рейса и контр-адмирала Топете!

Франциско низко поклонился. Изабелла кивнула головой особенно милостиво, и экипаж помчался во дворец. Серрано обернулся, но черный дон уже скрылся, а Прим и Топете не заметили его.

Три приближенных гранда королевы решили вместе явиться на следующий день, чтобы справиться о здоровье Изабеллы. Они были вполне счастливы, что могли доказать на деле всю свою преданность и готовность служить королеве.

Народ сильно волновался, так как весть о покушении в церкви святого Антиоха быстро распространилась по всему городу. Толпы народа стояли на улицах, по которым должна была проехать королева. Народ хотел увидеть ее и убедиться, что она была не смертельно ранена. Изабелла беспрерывно улыбалась и кланялась направо и налево, хотя чувствовала сильную слабость, утомление от потери крови и волнения, но сочувствие и привязанность, выраженные так горячо народом, поддерживали ее силы. После страшного злодейства монаха это ликование о ее спасении как бальзам действовало на взволнованную ее душу.

На Пласо-де-Палачио и в самом дворце было сильное волнение. Все радостно принимали королеву. Отдельные голоса даже требовали немедленной смерти злодея. Адъютанты успокаивали народ. Они от имени королевы благодарили его и объявляли, что монаха Мерино закуют в оковы и что в самом непродолжительном времени, по окончании необходимой процедуры суда, он подвергнется публичной казни.

– Смерть монаху! На виселицу его! – кричала разъяренная толпа.

Некоторые же лица, которые в подробности знали происшествие, рассказывали его другим, обступившим их. Они прерывали свой рассказ угрозами злодею и одобрением отважным спасителям.

Генерал Прим, маршал Серрано, Топете – эти имена беспрестанно повторялись в толпе. Наконец, расположение народа выразилось в возгласах:

– Да здравствуют Прим, Серрано и Топете!

С этого вечера имена этих трех деятелей стали до того популярны, как еще ничьи во всей Испании.

Маленький же король с Марией Кристиной и герцогом Рианцаресом пустились в различные догадки, стараясь отыскать причину, побудившую монаха на это неслыханное покушение. Они пришли, наконец, к заключению, что так как патер Мерино такой почтенный служитель церкви и к тому же великий инквизитор, то, по их мнению, он мог совершить это преступление, только в припадке непостижимого бешенства.

– Но объясните же мне, – воскликнул герцог Рианцарес, – как мог патер Антонио, вместо того чтобы проклинать злодея, отлучать от церкви спасителей королевы. Этого я никак не могу понять!

– Престарелый патер, вероятно, не знал, почему эти господа набросились на Мерино, он видел только, что его обступили, и считал своей обязанностью заступиться за него, – пояснила королева-мать.

Она никак не могла успокоиться после этого несчастного происшествия. Ее испугала опасность, угрожавшая ее дочери, и тревожило, что этот поступок опять будет причиной злосчастного раздора между двором и патерами.

– И такой раздор, – продолжала Мария Кристина, всегда вел к неминуемой грозящей беде! Поверьте мне, первое условие для поддержания испанского престола – согласие между ним и отцами Санта Мадре. Я предчувствую, что нам угрожает страшная опасность!

– Но зачем же так мрачно смотреть на вещи? – сказал маленький король. – Дело уладится. А сегодня будем благодарить Пресвятую Деву за то, что она спасла жизнь королевы.

Франциско де Ассизи поручил патеру Фульдженчио осведомиться о здоровье Изабеллы. Фульдженчио взял с собой монахиню Патрочинио и вместе отправился во внутренние покои королевы.

Эти приверженцы иезуитов, предложив Изабелле несколько вопросов, вернулись к королю с известием, что состояние королевы не только вне всякой опасности, но что ее величество желает сделать у себя прием, чтобы доказать всему двору, что она спасена и здорова.

Браво Мурильо приказал во всех церквах служить благодарственные молебны, но большинство священников, приверженцев иезуитов, отслужили обедни, не упоминая о спасении королевы и не принося особенных благодарственных молитв Пресвятой Деве, что служило доказательством могущества Санта Мадре.