Текст книги "Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)

ПРЕКРАСНЫЕ ДНИ В АРАНХУЕСЕ

Из всех испанских колоний остров Куба в последние годы беспокоил двор более других. В конце лета 1849 года в Новом Орлеане были организованы набеги американских морских разбойников, которым, однако же, энергичный президент Тейлор на этот раз преградил путь.

В следующую весну генерал Лопес, испанский креол из Каракаса, задумал во главе 500 человек отделить от отечества очень богатую колонию. Но это рискованное дело ему не удалось благодаря отваге испанского гарнизона, генерал-капитан острова Кубы Ронкали показал себя североамериканскому правительству вполне заслуженным и достойным офицером. Вследствие этого были составлены разные отважные планы. За короткое время нужно было снарядить войско, чтобы послать на помощь правлению острова. Ронкали был сменен, и команда этой экспедицией была поручена генералам Конхе и Приму. Эти два героя во главе храброго войска употребили всю свою энергию на то, чтобы положить конец новым нападениям морских разбойников, часть которых была взята в плен, приговорена военным судом к смерти и через несколько часов расстреляна в Гаване. Креол Лопес, изменник и предводитель шаек, пытался бежать, но был пойман и мужественно перенес гаротту, которая отличается от гильотины тем, что, вместо того чтобы ударом топора разом лишить жизни несчастную жертву, ей понемногу раздробляют шейный позвонок. Часть американского населения возмутилась против строгости Конхи и Прима. Испания же благодарила их, потому что была обязана их решительности тем, что эта важная колония осталась за ней. Этот предприимчивый поход доставил большое удовольствие маркизу де лос Кастилльейосу, тем более что Топете сопровождал его во главе маленькой эскадры. Не доставало только Серрано и Олоцаги, чтобы напомнить им их прежние походы.

Между тем Нарваэц, измученный враждовавшими партиями, добровольно подал в отставку, потому что ему серьезно опротивели интриги королевы-матери, ее супруга и даже самого короля. Изабелла долго не соглашалась на его отставку, но потом исполнила его требование и опять попала во власть своей матери и иезуитов. Мария Кристина заботилась о том, чтобы во главе правления стал приверженец инквизиции и человек, беспрекословно повинующийся ей во всем. Этот человек был Браво Мурильо, испанец, обращавшийся надменно с народом и со своими подчиненными и раболепно прислуживавший королеве. Его первым геройским поступком было притеснение газет, имевших свободное направление, и седьмого апреля 1851 года он распустил собрание кортесов, для того чтобы подобными деяниями приобрести влияние в палате, члены которой должны были соглашаться на все его требования.

Королева Изабелла предпочла бежать от государственных забот и от умножавшихся в народе партий, желая насладиться жизнью.

Изабелла перевела свой двор вместе с королевским в старый восхитительный замок Аранхуес, свалив все заботы правления на министров, большая часть которых, как мы увидим позже, употребила во зло ее доверие.

Старый замок Аранхуес, серый снаружи, но разукрашенный внутри, самым очаровательным образом опоясанный роскошными парками и садами, был оазисом среди бесплодных равнин, окружавших его. Аранхуес был любимым местом отдыха всех королей и в особенности королев и представлял собой прекрасный образец искусства.

Если кто-то в сильную жару шел по открытой дороге до того места, где разрушенная и местами обросшая мхом стена окружает Аранхуес, то он мог бы свободно вздохнуть в этом оазисе, где старые, великолепные деревья бросают густую и прохладную тень. Темная зелень каштановых деревьев смешивалась с яркой зеленью лимонных и миндальных деревьев, между тем как величественные пальмы возносили над ними свои вершины как бы для того, чтобы защитить их от палящих лучей солнца.

Дорога вела к главному входу, по обеим сторонам которого стояли два высеченных из камня льва. За этим входом открывался великолепный вид. Широкие, посыпанные крупным песком дороги вели к искусственному озеру, окруженному живописными кустарниками. Из его середины бил огромный фонтан одной высоты с домом. Маленькие красивые гондолы с золотыми украшениями чуть виднелись из-за кустов, которые, переплетаясь на заднем плане с пальмами и кипарисами, восхитительно обрамляли озеро, в котором отражалось голубое небо.

За пальмами и кипарисами к старинному замку, лежавшему на возвышении, вела широкая дорога, окаймленная цветущими апельсинными деревьями. Направо от озера тянулись флигели для прислуги и великолепно выстроенные конюшни. Налево простирались сады, засаженные цветами всех стран и самыми редкими тропическими растениями. Сады эти соединялись с огромным парком и вместе с ним орошались источниками, проведенными из далеких гор. Водопроводы, состоящие из больших труб, были широко распространены в Испании, и не только в городах, но и во всех окрестностях, которые без них обратились бы в бесплодные пустыни.

Оазис Аранхуес был обязан этим источникам своими величественными, роскошными деревьями, великолепными парками, где дорожки, пещеры и беседки сделаны были во вкусе прошлого столетия и напоминали собой версальские сады. Многие деревья и кустарники, тщательно подрезанные, имели такие формы, что невольно бросались в глаза. Кое-где виднелись нимфы и другие каменные статуи, наполовину скрытые зеленью.

Роскошная оранжерея в виде огромного полукруга распространяла и наполняла воздух ароматом. Немного дальше простирались красивые дерновые ковры, украшенные огромными стеклянными шарами и беседками из широколиственного алоэ и фигового кактуса. Затем был виден фасад с мраморными колоннами, которые поддерживали балкон замка. По обеим сторонам его возвышались башни, покрытые роскошными вьющимися растениями.

Между высокими белыми мраморными колоннами виднелся свод величественного портала замка, стены и арки которого были отделаны прекрасной работой. Окна как среднего флигеля, так и обеих башен украшены красивыми арками. А плоская крыша всего замка была покрыта разрушающимися бойницами, в промежутках которых возвышались маленькие башни.

Воздух в портале поражал своей свежестью. Свод его был сделан из плит, которые в виде мозаики сложены в красивые арабески. Две большие мраморные лестницы, покрытые толстыми коврами, вели в верхние покои. Внизу же, направо и налево, находились помещения для адъютантов и телохранителей. Этот главный портал, образующий род ротонды, магически освещался по вечерам множеством ламп, бледный свет которых падал на большую мраморную статую, изображающую беспорочную Юнону, и производил чарующее впечатление. По обеим сторонам лестницы, между которыми стояла эта статуя, лежали два мраморных льва.

Высокие и просторные верхние покои, предназначенные исключительно для королевской семьи и приближенных ее, превосходили своим великолепием и роскошью залы мадридского дворца. Средняя комната, над дверью которой находится корона с королевским гербом, была обита темно-красным бархатом. На стенах висели большие картины в богатых рамах, освещенные множеством золотых канделябров.

Как трон, стоящий на заднем плане залы, так и бесчисленные стулья были обиты темно-красным бархатом, а ножки и спинки их отделаны золотом.

Высокие окна этой комнаты, так же как и всех остальных, являясь одновременно стеклянными дверьми, выходили на балконы, покрытые душистыми цветами и тропическими растениями. Маленькая зала вся была убрана цветами.

Шелковые обои, обивка кресел и диванов были вытканы цветами по белому фону. По разным углам находились великолепные золотые ниши, камины, зеркала и люстры. Из этой комнаты вела дверь в залу из красного мрамора, плиты которого так искусно приделаны одна к другой, что невозможно найти ни начала, ни конца. Маленькие столы этой прохладной гостиной также были сделаны из светло-красного мрамора, а мягкие кресла обтянуты шелковой материей такого же цвета. Эта комната вела в покои королевы, которые прелестью своей и великолепием превосходили все до сих пор описанное. Тяжелые занавеси, вышитые золотом, ковры, кресла необыкновенной красоты и роскоши, статуи и картины производили, особенно при вечернем освещении, чарующее зрелище. Снизу, от самых лучших цветов, какие только может производить земля, веяло дивным ароматом. Через открытые окна падал лунный свет летней ночи, от которого слабело освещение бесчисленного множества ламп.

Прогулявшись в парке, Изабелла вернулась в свои покои. Чудеснейшая летняя ночь, какая только может быть на юге, спустилась на землю. Нежные, трогательные звуки распевающих соловьев долетали через открытые окна до королевы, которая лежала на мягком диване. Она задумчивым взором всматривалась через отворенное окно в сад.

Изабелла безмятежно переносится мыслью к тем прошедшим временам, когда она была так счастлива. Ей припомнились слова Франциско Серрано, которые он ей однажды сказал:

– Человеческое сердце любит только один раз в жизни, а то, что оно после чувствует, ничто иное, как обман наших возбужденных нервов.

– Да, Франциско, ты сказал правду, – прошептала королева. – Человеческое сердце один раз только любит истинно и пламенно, и никогда оно не может забыть этой любви. Ты был моей первой любовью, и до сих пор душа моя тоскует по тебе! Годы любви прошли, Энрика встала между нами – мы стали встречаться с холодной вежливостью. Мы стали встречаться как чужие и говорить друг другу льстивые слова. Тебе это было легко, Франциско, тебе ничего не стоило подходить ко мне с придворно-вежливой холодностью. Да, твоя первая любовь принадлежит другой. Видел ли ты Энрику? Нашел ли ее после того, как она удалилась из дома, указанного мне монахиней? Некоторые из донов, приглашенных к завтрашнему празднику, уже прибыли. Неужели ты не явишься, Франциско Серрано? Неужели предпочтешь отговориться нездоровьем? Без тебя праздник не будет праздником. И ничего у меня нет в знак памяти от тебя, никакого изображения, ничего, кроме постоянных воспоминаний о тебе.

В это мгновение Изабелле послышались шаги. Она встала и стала прислушиваться, ею овладело радостное предчувствие. Она подумала, не Серрано ли прогуливается по аллеям парка.

Королева вложила свои маленькие ножки в хорошенькие атласные туфельки и встала с мягкого дивана. Томимая любопытством, тихо и осторожно вышла она на балкон. Накинув на плечи кружевную мантилью, она пошла узнать, кто гуляет по аллеям парка так поздно.

В прекрасных глазах королевы видно было любопытство и страстное ожидание. Изабелла испугалась, думая, что ее обманывает разыгравшаяся фантазия. Этот ночной посетитель сада был герцог де ла Торре!

Изабелла была обрадована и поражена неожиданным появлением любимого человека, о котором она столько мечтала. Предчувствие ее сбылось.

Перед самым наступлением ночи Франциско Серрано прибыл в Аранхуес вместе с Олоцагой и Примом, недавно возвратившимся с острова Кубы.

Не будучи в состоянии заснуть он отправился в парк прогуляться. Он шел, вдыхая в себя ароматный воздух. Красный песок дорожек хрустел под его ногами, а сабля равномерно стучала по земле. Франциско не обращал внимания на этот шум. Сложив руки за спиной и сдвинув брови, задумчиво прогуливался он при лунном свете.

Красивое лицо маршала Серрано было чем-то озабочено. Франциско не видел больше Энрику. Все прелестные картины блаженства его первой любви являются теперь как сон, как прошедшее, и уступают место строгому, холодному рассудку.

В сердце маршала Серрано жили воспоминания о прошедшем счастливом времени, и он тосковал о прелестном создании, потеряв всякий след Энрики.

Франциско Серрано принимал живое участие в делах своего отечества, чтобы этим заглушить мучительные воспоминания об Энрике и о своем ребенке. В тихую ночь картина прошедшего являлась перед ним еще яснее – и вот для того, чтобы освободиться от этих мучительных воспоминаний, герцог де ла Торре пошел подышать свежим воздухом. Франциско смотрел на озеро, из которого с шумом поднимался в воздух водяной столб.

Серрано шел вдоль замка, приближаясь к парку, и подходил к таинственной тени его дивных деревьев. Франциско вступил в середину ротонды, окруженной стенами из зелени, как вдруг увидел человеческую фигуру, приближавшуюся к нему по темной аллее, идущей от замка. Франциско остановился и стал всматриваться. В это время луна осветила приближавшуюся фигуру, Франциско не хотел верить своим глазам.

– Королева! – прошептал он.

– Да, Франциско, это Изабелла, которая, наконец, нашла удобный час, чтобы после долгого-долгого ожидания поговорить с вами на свободе, – произнесла со вздохом королева.

– Разве можно положиться на кусты этого парка?

– Как на этих подслушивающих, которые не могут ничего выдать, – ответила ему шутя Изабелла, указывая своей прелестной рукой на статую, спрятанную в зелени. – Франциско, я жаждала этого часа. Отчего же мне нет покоя от вас?

– Королева, забудьте то, чем я был когда-то для вас.

– Как вы холодны и жестоки! Как вы переменились. А когда-то ваши уста шептали мне про любовь, каждое ваше слово горело жарким пламенем и глубоко запало в мое сердце! О, Франциско!

– Но вы были в Санта Мадре, с тех пор вы столько молились и исповедовались, что эти взоры, это пламя должно было давно погаснуть для вас, королева!

– В Санта Мадре! Вы хотите мне напомнить то, что сделала моя страстная любовь! Франциско, вы не знаете, что чувствует женщина, когда ей изменяют!

– Но вы на моих глазах пошли к алтарю, между тем как еще не зажила моя рана!

– В тот день, о котором вы говорите, я погибала, тогда судьба мне выкопала яму! – простонала Изабелла, закрывая лицо своими нежными руками.

– Кто же в этом виноват? – спросил маршал холодно.

– Мать моя и иезуиты.

– Франциско Серрано был в отсутствии. Если бы вы его призвали, то он поступил бы с вами лучше, нежели они!

– Франциско, я была ребенком! Все советовали мне это сделать, все, даже Нарваэц и Олоцага, которых я всегда охотно слушала… оно совершилось… а что совершилось, того нельзя более отменить.

– Так научитесь терпеть, королева! – сказал маршал ледяным тоном, который терзал душу Изабеллы.

Она посмотрела на Франциско, удивляясь, что он так говорит с ней, когда она с открытым сердцем обращается к нему.

Ею овладел страх за будущее, она видела себя одинокой и всеми покинутой.

Франциско Серрано, должно быть, понял ее ощущения, потому он сказал:

– Я вам поклялся в верности и буду постоянно около вас, чтобы защитить вас своей жизнью, рассчитывайте на меня – больше я ничего не могу вам обещать.

Маршал, почтительно наклонив голову, положил руку на грудь и удалился.

Изабелла была страшно взволнована.

– Берегитесь герцога де ла Торре, – повторила она тихо и дрожа слова монахини, – он меня ненавидит, а мне суждено его любить.

С этими словами королева вернулась в свои покои.

На следующий вечер в парке собралось многочисленное блестящее общество. Все лица улыбались и выражали радость, как будто на земле не существовало больше горестей. Все были одеты в роскошные платья, и драгоценные камни в таком изобилии украшали их, как будто на земле не было больше бедности и нищеты.

Во всяком случае доны и донны, которые прогуливались в тени прекрасных деревьев парка, сияя счастьем и поражая богатством, конечно, не знали ничего, кроме радостей, роскоши и наслаждений. Они и понятия не имели о бедности. Если бы они только видели, что происходит в трущобах, где царит нищета, они бы, наверное, не могли бы так спокойно смеяться. Они бы, наверное, устыдились бы лишних миллионов, которые блестели на их груди, в волосах и на нежных руках.

Аранхуес лежал так далеко от Мадрида, что жалобные стоны несправедливо осужденных, невинно разоренных и голодающих не доходили до ушей королевы. К тому же у королевы были министры, которые, как она думала, прекрасно управляли и заботились о бедных. Что же можно было еще сделать для народа?

Около сорока красивых разноцветных гондол качались на озере, готовых принять нарядных гостей, ждавших только появления королевы. Было решено, что каждый дон выберет себе для этой прогулки даму и вместе с ней войдет в гондолу, в которой кроме них должен еще сидеть на корме гондольер в матросской одежде.

В парке появилась Мария Кристина в атласном платье нежно-зеленого цвета, сшитом в Париже по самой последней моде и годном для хорошеньких, молоденьких фрейлин, но никак не для старухи-королевы. Кроме того, Мария Кристина так искусно придала своему лицу свежий румянец, что каждый, смотря на нее, удивлялся.

С берега озера раздавались звуки труб. Наконец, показалась на дороге, обсаженной померанцевыми деревьями, королева, шедшая под руку с королем. Это было знаком, чтобы блестящее общество собралось вокруг гондол.

Изабелла была одета в легкое светло-голубое платье, отделанное нежными белыми кружевами и блестящими нитками. Внизу оно было подобрано в виде маленьких воланов, из-под которых виднелось нижнее платье из белого атласа и хорошенькая ножка, обутая в светло-голубые атласные ботинки. Ее прекрасные, черные волосы были украшены маленькой бриллиантовой короной, к которой была прикреплена длинная белая вуаль, ниспадавшая ей на шею и плечи.

На короле был богатый генеральский мундир, который более всего шел к нему, что он, впрочем, сам знал.

– Позвольте вас попросить, ваше величество, – сказала королева, подходя к собравшемуся у берега озера обществу, – подвести к гондоле мою августейшую мать. Я решила сегодня отличить одного из наших подданных, попросив его сопровождать меня. Надеюсь, что вы не будете противиться моему желанию.

Король выразил свое согласие почтительным поклоном и подошел к Марии Кристине.

– Попросите ко мне генерала Прима, – продолжала королева, бросая приветливые взгляды на многочисленных дам и мужчин.

Она заметила Прима, Олоцагу и того, которого более всего искали ее прекрасные, голубые глаза. Но Франциско Серрано стоял в стороне и, поклонившись вместе со всеми королеве, казалось, более не замечал ее. Он не обратил внимания, что на ней было надето платье небесно-голубого цвета, что должно было ему напомнить прекрасную рыбачку.

Изабелла раскланялась со своей августейшей матерью, между тем как король подходил к маркизу де лос Кастилльейосу, взоры которого впились в прекрасную, цветущую королеву.

– Дорогой генерал, – проговорил Франциско де Ассизи, обращаясь к загоревшему от похода Приму, – королева делает вам высокую честь, прося вас к себе в гондолу, пойдемте!

Удивленный Прим не верил своим ушам. Он не понимал, как могло вдруг исполниться то, о чем он даже и мечтать не смел, он не мог прийти в себя от счастья, когда его подвели к королеве, которую он обожал.

Он, герой на поле битвы, совершенно оробел перед королевой. Несмотря на то, что любовь его была платоническая, несмотря на пропасть, которая отделяла его от королевы, он все еще обожал ее, как в первый день.

– Вот и храбрый генерал наш! – обратилась королева к Приму с приветствием. – Я считаю своим долгом отличить вас за важные услуги, которые вы оказали нам на острове Куба! Достойный ваш товарищ по оружию, дон Конха, сделан управителем острова, вас же я прошу, после всех трудностей похода, сопутствовать мне во время нашей прогулки. Я жалую вас графом де Рейсом, и мой замок того же названия принадлежит отныне вам.

Прим, низко поклонившись, произнес несколько слов благодарности.

– Не благодарите, генерал, – шутила Изабелла с очаровательнейшей улыбкой, – я была принуждена сделать вам эту милость, – королеве может сопутствовать только граф, а так как я сегодня выбрала вас для нашей прогулки, так… пойдемте же, – благосклонно заключила королева и указала на гондолу, которая, как по волшебству, была в несколько секунд освещена миллионом фонарей.

Действительно, картина была восхитительная: ничего не могло быть прелестнее лодочек, блестевших разноцветными огнями и грациозно качавшихся на воде. Чем становилось темнее, тем очаровательнее делалась эта картина.

Изабелла приблизилась вместе с Примом к назначенной для нее гондоле, нос которой был украшен большим золоченым орлом, державшим корону. Жуан подал руку королеве. Король вошел с Марией Кристиной в другую гондолу, а дамой герцога Рианцареса была княжна Аронта. Олоцага, по обыкновению своему, пригласил маркизу де Бевилль.

Таким образом, пара за парой садились в гондолы и ехали к середине озера.

Вскоре разноцветно освещенные гондолы представляли живописнейший вид, который был еще более увеличен отражением фонарей в волнах. На берегу озера играл великолепный оркестр.

Гондолы, украшенные венками и фонарями, то шли одна за другой, то перегоняли друг друга. Тут ехали две рядом, там быстро пронеслась другая мимо: вообще можно было заметить, что те, которые желали сойтись, отлично устроили свои дела этой ночью.

С берега подымались к небу блестящие ракеты, превращаясь в тысячу огней. Из-за кустов показался вдруг розовый огонь, осветивший озеро и гондолы. Вскоре он стал менять цвет, производя волшебное впечатление. Раздались, наконец, пушечные выстрелы, что было сигналом для начала действия фонтана, который очень занимал все общество.

Королева, казалось, была очень довольна этим праздником, и она от души смеялась, когда громадный контр-адмирал Топете, стараясь поймать брошенный ею букет, чуть не упал через борт.

Королева, для того чтобы ее не понимал гондольер, говорила с Примом по-французски, и последний напрягал все свое внимание, боясь проронить малейшее ее слово.

– Где же герцог де ла Торре? – спросила вдруг Изабелла, после того как она тщетно искала его глазами. – Неужели он не захотел принять участие в нашей прогулке?

– Мне показалось, что я видел маршала в тени тех кустов, – отвечал Прим.

– Маршал не нашел, вероятно, донны, достойной его. Да, впрочем, его нельзя в этом винить: он становится стар и холоден. Кто знает, может быть, и мы скоро будем такими же!

– Этого не может быть! Королева всегда молода и сердце ее горячо.

Изабелла улыбнулась. Она знала, что Прим ее любит.

– Мне кажется, что у вас, граф, должны быть две души: одна нежная рыцарская, другая пылкая, жаждущая приключений. Я хорошо помню ту ночь, когда вы без доклада вошли в мой будуар. Вы меня тогда вдвойне испугали, потому что знаменитый алхимик Зантильо предсказал мне, что я увижу в зеркале изменников моему трону. Вот причина, почему я так испугалась, увидев вас и маршала Серрано в зеркале.

– Зантильо обманщик. У него надо бы спросить, откуда он берет свои предсказания, причинившие уже столько несчастий! – сказал Прим, в высшей степени огорченный относившимися к нему словами алхимика.

– Вы правы, граф Рейс. Говорят, что наш народ несет последние гроши к этому обманщику. Чтобы избавить народ от разорения и дурного влияния алхимика, я хочу призвать его к допросу.

В эту минуту темно-красный свет, изображавший вечернюю зарю, покрыл все озеро и качавшиеся на нем гондолы. Волшебное действие этого света вполне удалось: и вода, и кусты, и лодки с их гирляндами и сидевшими в них парами – все было залито восхитительным красным светом.

Гондола королевы приблизилась к темной части берега. Она велела ехать туда потому, что яркий свет слишком сильно действовал на нее. Но многие гондолы уже приехали к тому месту, так что Изабелла увидела вокруг себя несколько пар, которые вовсе не желали ее присутствия.

Между ними королева узнала маркизу, тихо разговаривавшую со своим кавалером, министром Олоцагой.

Изабелла смотрела внимательно на отдаленные гондолы, держа в руках букет из белых и розовых роз. Она играла им, между тем как глаза ее искали гондолу, в которую она хотела бросить этот букет.

Вдруг глаза ее заблестели: несмотря на полумрак, царивший в этой части озера, она увидела гондолу, в которой кроме гребца сидел один только кавалер, без дамы. В эту минуту около этой гондолы ехала лодка Олоцаги, который обратился к одинокому дону с шуткой.

Заметив направление гондолы одинокого кавалера, Изабелла бросила туда несколько букетов из корзины с цветами, которая стояла в ее гондоле. Потом она вдруг бросила букет из роз по тому направлению, где она видела гондолу одинокого дона.

Этот кавалер без донны был Франциско Серрано.

Изабелла не имела времени посмотреть, достигло ли ее доказательство любви своей цели.

Улыбаясь, она попросила графа Рейса приказать гондольеру возвратиться домой, потому что было уже пора садиться за ужин, который королева велела приготовить в павильоне парка.

Между тем как гондола королевы приближалась к пристани, трубы заиграли сигнал к возвращению с прогулки.

Прим помог улыбающейся Изабелле выйти на берег, где ее ожидала многочисленная толпа камергеров, интендантов и адъютантов.

В эту минуту дорога, обсаженная померанцевыми деревьями, осветилась разноцветными огнями.

– Я прошу вас дать мне руку, граф Рейс! – милостиво сказала королева.

– Блаженство этой ночи стоит целой жизни, ваше величество, я никогда его не забуду.

– Мне это очень желательно, и потому я с вами с первым, господин граф, чокнусь, – шепнула Изабелла, придавая своему голосу обольстительную интонацию.

Блестящие пары последовали за королевскими четами к павильону парка, залитому светом, как в яркий солнечный день. Это был красивый, наполовину раскрытый павильон в турецком вкусе. Он был весь украшен золотыми полумесяцами, а вокруг крыши его, вырезанной и сделанной наподобие палатки, висели тысячи колокольчиков, которые мелодично звучали, движимые ночным зефиром.

В этот вечер, для принятия двора, павильон был весь заставлен накрытыми столами, удобными креслами и диванами, на которых, сидя и наслаждаясь хересом, малагой и шампанским, можно было вдыхать ароматный, живительный воздух южной ночи.

Прим довел королеву до приготовленного для нее кресла с короной и низко поклонился ей.

– Неужели, ваше величество, эти часы должны пройти, не оставив мне ни одного воспоминания? – прошептал он.

– Ваша жалоба совершенно справедлива, господин граф, – ответила с улыбкой Изабелла, между тем как она с радостью заметила, что в числе других гостей к павильону подходил и Франциско Серрано, – но я все-таки должна остаться у вас в долгу, потому что я раздала все цветы, не подумав о моем верном кавалере! Я не забуду этого долга, господин граф, и заплачу его при первом случае.

В высшей степени обрадованный Прим поклонился Изабелле, а потом королю, который церемонно сел около своей супруги.

Подле них разместились направо и налево королева-мать, герцог Рианцарес, княжна Аронта, маршал Серрано и затем все остальные гости по достоинству.

Испытывая сильное волнение, Изабелла взглянула на герцога де ла Торре, в надежде увидеть на нем букет из белых и розовых роз, потому что все доны прикололи себе брошенные им букеты, как трофеи праздника любви.

Франциско сидел за столом недалеко от королевы подле донны, которую судьба посадила около него, и разговаривал с ней с холодной и вынужденной улыбкой. На Франциско Серрано не было роз. Изабелла увидела это, побледнела, так ей было горько видеть, что Франциско пренебрегает брошенными ею цветами, несмотря на записочку, которую он должен был в них найти. Королева сделалась очень молчаливой и рано удалилась.

Олоцага случайно поймал букет из розовых и белых роз, не зная, кто его бросил и кому он был предназначен. Только когда ушла королева, он нашел возможность прочесть находившуюся между цветами записку, которая гласила так:

«Воротитесь ко мне, иначе я погибну».

Олоцага тотчас же догадался, что слова эти должны заключать в себе глубокую и роковую тайну, но на записке не было ни подписи, ни имени.