Текст книги "Евгения, или Тайны французского двора. Том 1"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц)

XIII. АББАТСТВО В ГОРАХ

– Отворите нам скорее, почтенный старец, нам нужно войти! – громко приказал офицер, закутанный в плащ, и со всей силой постучался в ворота старого уединенного монастыря Санта-Крус. Возле офицера стоял дон, одетый в военную шинель, с. бледным лицом и с белой повязкой на голове, между тем как на заднем плане, возле низких уродливых пиний, испанских сосен, столпились шесть солдат королевского войска.

– Кто вы и зачем стучитесь в такую пору? – спросил густой голос за старой, высокой монастырской стеной.

– Мы из королевской армии, брат привратник, но не расспрашивай, а отворяй! Мы привели с собой раненого.

– Святой Бенедикт, что за времена-то настали! Погодите немного, господа! Я сперва должен спросить благочестивого патера Целестино.

– Черт возьми! Ты глупец, старик! Разве благочестивого Томаса, графа Маторо, нет в аббатстве?

– Благочестивый брат спит и беспокоить его нельзя, – возразил привратник.

– Так вы смело можете разбудить его и доложить, что генерал Нарваэс, тяжело раненный в лоб, немедленно желает видеть его.

– Я иду, милостивые государи, – поспешно проговорил монах, и вскоре шум торопливых шагов его замер на монастырском дворе.

– Нам нужно еще сегодня ночью захватить их, – тихо сказал Нарваэс своему адъютанту, рассерженному медлительностью привратника, – удобней случая нам ожидать не следует. Я родственник графа Маторо со стороны матери, поэтому он не откажет нам в содействии, а те три офицера с удовольствием отдохнут тут несколько часов, так как мы хоть и порядочно утомили их, но и сами утомились.

– Маркиз ранен!

– Клянусь честью, они отчаянные храбрецы, – произнес Нарваэс, – я был уже почти уверен, что они в моих руках. Сколько человек осталось у нас?

– Шесть, господин генерал.

– Так, стало быть, в сражении убито десять человек! Дон Олимпио Агуадо поистине Геркулес.

– Маркиз де Монтолон, с которым вы сражались, господин генерал, не уступает ему в силе, а третий увертлив, как кошка. Кажется, как будто он прирос к лошади. Я никак не мог попасть в него.

– Мы тут в монастыре завладеем ими, – сказал Нарваэс, – они должны попасть к нам в руки, или в Мадрид привезут мой труп. Я клялся в этом королеве!

В то время как оба офицера ожидают у монастырских ворот возвращения привратника, мы можем воспользоваться минутой, чтобы осмотреть местность.

Аббатство и монастырь Санта-Крус находились в Гвадарамских горах, а именно там, где горная цепь между Дуэро и Ксалоном тянется на север. У подножья этих непроходимых и покрытых вечным снегом гор простирается густой лес – чем выше поднимаешься, тем беднее становится растительность, а вокруг монастыря не видно ничего, кроме уродливых пальм и пиний, а также голых и пустынных гор.

В этой-то неприветливой части гор и находился старинный монастырь, у ворот которого мы оставили Нарваэса, его адъютанта и шесть солдат, которые с трудом взобрались по крутым утесам, таща за собой лошадей. Нарваэс и его адъютант в борьбе с тремя предводителями карлистов лишились своих коней.

Несколько пиний окружали монастырь Санта-Крус, в котором жили монахи-бенедиктинцы. За стеной находилось, кроме монастыря с большой церковью, еще аббатство, при котором жил благочестивый граф Маторо, человек богатый и старинного знатного рода. На содействие этого-то графа Нарваэс и рассчитывал в своем нынешнем затруднительном положении.

Наконец за старой стеной послышались торопливые шаги, приближавшиеся к воротам.

– Ну, доложили ли вы о позднем госте, благочестивому графу? – спросил адъютант.

– Аббат Томас просит его к себе, – ответил привратник и с шумом повернул ключ в маленькой железной двери.

– Вы будете вознаграждены за труд и причиненное вам беспокойство, мой друг, – сказал Нарваэс, когда дверь отворилась и монах почтительно поклонился ему, – впустите в монастырь тех шестерых моих солдат и накормите их и лошадей.

– Святой Бенедикт! Шесть солдат с лошадьми – у нас тут нет конюшни, милостивый государь, – возразил брат-привратник.

– Но вы должны принять их и укрыть так, чтобы они были не видны во дворе, в том случае если приедут другие гости, – повелительно произнес Нарваэс. – Это должно быть так, монах, вот возьмите! – И он подал привратнику полный кошелек.

– Я всеми силами постараюсь уладить это дело, милостивый государь, – уверял монах, обрадованный щедрым подарком. – Помещения на заднем дворе у нас довольно вместительные. – И он кивнул солдатам, чтобы вводили во двор своих лошадей.

Нарваэс остановился недалеко от ворот.

– При первом выстреле спешите ко мне, – сказал он тихо, обращаясь к солдатам, – и будьте наготове постоянно, в случае если я пришлю за вами моего адъютанта!

Привратник снова запер дверь и хотел показать генералу дорогу мимо монастыря в аббатство, но Нарваэс пожелал видеть, где он поместит солдат и лошадей. Старик привратник повел их мимо монастыря, на одной стороне которого находилась церковь, а на другой аббатство.

Между этими двумя строениями были расположены несколько деревянных построек, служивших для склада разных припасов. Привратник отпер одну из них, достаточно большую для размещения в ней лошадей. Солдаты изъявили желание остаться при них, чтобы каждую минуту быть готовыми для выполнения приказа генерала. Услужливый монах, ощупавший тайком содержание полученного кошелька, вынес им из монастырского погреба несколько кружек пива, за что и получил благодарность от генерала, который прежде всего заботился о своих солдатах.

Тут в деревянной постройке, за стенами высокого монастыря, никто не мог подозревать о присутствии шести солдат с лошадьми. Нарваэс приказал брату-привратнику не говорить о нем, если трое всадников постучатся в ворота, а впустить их, как прикажет аббат, в монастырь и отвести им отдельную келью.

Оставшись полностью довольным сделанными распоряжениями, Нарваэс попросил монаха показать им дорогу к благочестивому патеру Томасу, аббату Санта-Крус.

Проходя мимо громадного здания с толстыми, крепкими стенами, Нарваэс сознавал, что не могло существовать более удобного места, где бы можно было легче овладеть тремя предводителями карлистов. Когда Нарваэс и его адъютант в сопровождении монаха подходили к старому серому зданию, с несколькими широкими ступенями перед невысоким порталом, в дверях показалась высокая фигура, одетая в длинный черный плащ.

– Благочестивый отец вышел сам, чтобы принять благородного господина, – произнес брат-привратник, остановившись у порога и почтительно кланяясь со скрещенными на груди руками.

– Этот почтенный господин сам аббат? – тихо спросил его Нарваэс, так как не знал в лицо своего родственника.

– Да, милостивый государь, это благочестивый патер Томас, аббат Санта-Крус.

– Извините, благочестивый отец, – произнес Нарваэс, быстро взойдя По лестнице и протягивая руку стоявшему в дверях высокому господину, одетому в черное. – Извините, что я осмелился побеспокоить вас в такую пору и, пользуясь нашим близким родством, решился просить у вас ночлега.

– Приветствуем вас, господин генерал, – густым звучным голосом произнес аббат, – я давно уже желал видеть храброго героя нашей юной королевы, с которым связан родственными узами!

– Мой адъютант, – сказал Нарваэс, так как благочестивый отец с удивлением рассматривал сопровождавшего его.

Граф Маторо почтительно поклонился адъютанту и затем снова обратился к своему двоюродному брату.

– Что я вижу, дорогой мой генерал, – воскликнул он и ввел Нарваэса в портал, где стоял лакей с драгоценным зажженным канделябром, – у вас на лбу белая повязка. Пресвятая Дева, у вас сочится кровь!

– Это небольшая рана, благочестивый отец, но о таких легких ссадинах не стоит и говорить. Если вы угостите меня стаканом вашего монастырского вина, я совершенно забуду о ней!

– О, так вы поистине храбрец, и слух, что вы считаетесь первым генералом нашей молодой королевы, вовсе не преувеличен, – проговорил аббат и повел Нарваэса и его адъютанта по широкой лестнице, устланной драгоценными коврами, наверх в приемные залы аббатства.

– Я знаю, мой благочестивый брат, что вы верный приверженец королевы!

– Да, это правда, и потому-то мне чрезвычайно приятно принять вас не только как моего дорогого родственника, но и как предводителя христиносов, – проговорил аббат, вводя генерала и адъютанта в свои покои, где попросил их расположиться в удобных креслах и отдал несколько приказаний слугам.

Через некоторое время на старинном резном столе появилось вино в серебряных графинах, между тем как усердные слуги вносили холодное жаркое, фрукты и свежее печенье. Оба гостя с жадностью ели и дружно чокались с благочестивым отцом за здоровье королевы и за процветание победоносной ее армии.

– Слава этой ночи и моей ране, которая меня привела в ваш монастырь, – сказал Нарваэс, – потому что я вижу в вас благородного и гостеприимного человека.

– Не будь этого случая, я бы не имел счастья познакомиться с моим храбрым двоюродным братом, – ответил аббат и приказал наполнить порожние кружки лучшим вином, какое только было в богатом монастырском погребе.

Когда прислуживающие братья выполнили его приказ и удалились из кельи, аббат собственноручно закрыл дверь на замок и заверил своего двоюродного брата, что теперь тот смело может доверить ему свою тайну.

– Да, это тайна и к тому же важная, так как она касается личной безопасности королевы, – начал Нарваэс.

– Если я могу чем-нибудь послужить вам, брат, то рассчитывайте на меня, – ответил аббат, кланяясь.

– Вы знаете, что войско дона Карлоса дошло до самого Мадрида и жизнь королевы находилась в опасности.

– Говорят даже, – прошептал аббат, – что трое из особенно смелых офицеров неприятельского войска намеревались похитить королеву.

– Совершенно верно! Мне удалось расстроить их план! Теперь дело в тех трех офицерах дона Карлоса, которым я обязан этой раной.

– Стало быть, вы взялись преследовать их.

– Верно угадали, благочестивый брат! Я дал слово королеве доставить в Мадрид трех карлистских офицеров пленными или…

– Я предчувствую, что вы дали обещание, которое я должен назвать грешным, – прервал аббат.

– Вы говорите правильно, но у нас, воинов, другие взгляды. Мой труп или трех карлистских офицеров – вот мое обещание, и я хочу сдержать его, – продолжал Нарваэс. – С шестнадцатью всадниками и моим храбрым адъютантом я пустился в погоню за ними!

– Про этих смельчаков рассказывают чудеса, – сказал аббат, – они то здесь, то в другом месте, за двадцать миль. В народе существует даже поверье, что они в союзе со злым духом.

– Вы в эту же ночь познакомитесь с ними, благочестивый брат, – сказал Нарваэс, улыбаясь.

– Как? Что вы говорите? Три предводителя карлистов…

– Я их заманю в ваш монастырь, чтобы захватить здесь.

– Пресвятая Дева! – вскрикнул аббат, вскочив с места. – Погасим же здесь свечи, так как они, приближаясь сюда, могут увидеть эти окна.

– Не тревожьтесь и садитесь, благочестивый брат, сейчас они еще далеко отсюда.

– Вы их не знаете, если говорите так спокойно. Для этих предводителей карлистов не существует расстояний.

– Положитесь на мое слово и садитесь. Вы должны сначала узнать все. Мы преследовали их и наконец напали на их след в Гуалении, у подножья гор.

– Говорят, что они знают все окольные пути и горные проходы.

– Это было известно и нам, но нас не остановило. Мы разделились на три группы и стали обыскивать все горы и леса. Вчера мы встретились с ними в Гуалении, и дон Замора, мой друг и адъютант, напал на их след. Не медля ни минуты, мы вскочили на лошадей и пустились в погоню за ними. Это была такая скачка, какой я не желаю испытать во второй раз.

– И это что-нибудь да значит, – подтвердил аббат, между тем как дон Замора улыбнулся в знак согласия.

– Мы скакали весь вечер, догоняя преследуемых, мимо пропастей по таким узким тропинкам, что лошади едва могли идти по ним через расщелины, где один неправильный скачок мог погубить любого; и когда наконец стемнело, мы увидели их на опушке леса. С быстротой молнии мы подскочили к ним, чтобы схватить, но те, как дьяволы, вскочили на лошадей и, прежде чем мы успели выстрелить, трое из моих солдат уже лежали на земле.

– Ужасно! О, эта несчастная война!

– Мы начали стрелять, хотя безостановочно гнались за ними. В одно мгновение те трое остановились, поставили своих лошадей так, чтобы они образовали треугольник, и начали с такой силой махать саблями, что к ним невозможно было подойти. Мы должны были попробовать разделить их, так как я увидел, что потеряю всех своих людей, если буду дальше продолжать сражаться против их треугольника. Через несколько минут из моих шестнадцати всадников осталось только десять. Я бросился на карлистов, и мне действительно удалось разделить их, но в следующее же мгновение я, лишившись чувств, упал с лошади, пораженный в лоб ударом сабли…

– Вы – безрассудно смелый, пощадите свою жизнь, – увещевал аббат.

– Я прежде всего хотел сдержать слово, – продолжал Нарваэс. – Один из карлистов, маркиз де Монтолон, француз по происхождению, получил такую же рану, как и я. Но когда я упал и Замора подскочил ко мне, чтобы помочь, мои остальные солдаты пали духом, и три предводителя карлистов ускакали.

– Значит, слухи о них не преувеличены?

– Они необычайно смелые и доблестные, – подтвердил адъютант.

– Тем более мы обязаны завладеть ими. Когда я пришел в себя, так как рана незначительна и только сильный удар ошеломил меня, к нам приблизился монах.

– Монах? Не бенедиктинец ли?

– Нет, благочестивый брат, он был не из вашего монастыря, но странный монах, который уже раз предостерег меня и которого я тотчас же узнал. Под рясой этого монаха скрывается девушка, которая смертельно ненавидит одного из предводителей карлистов.

– Девушка – это странно! – повторил аббат.

– Этот монах принес нам холодной воды, освежившей нас немного, и сообщил, что три офицера дона Карлоса также остановились на некотором расстоянии от нас, чтобы перевязать рану маркиза. О новом нападении с моими истощенными людьми нельзя было думать. Тогда монах сказал мне, что тут поблизости, в полумиле, в горах, находится аббатство и вызвался заманить трех офицеров в монастырь Санта-Крус, где я и хочу напасть на них. Я вспомнил, что благочестивый аббат Санта-Крус мой двоюродный брат, и поэтому немедленно же принял предложение монаха.

– Клянусь именем Пресвятой Девы, план этот очень рискованный, дорогой брат!

– Нисколько! Послушайте, мы намереваемся устроить все. Ведь вы приверженец королевы?

– Это я повторяю с гордостью.

– Хорошо! Вы со своими монахами не будете подвержены никакой опасности.

– Карлисты подожгут монастырь со всех сторон, если победа будет на их стороне, – сказал аббат.

– Этого они не сделают, благочестивый брат, не бойтесь! Ручаюсь за это! Мои шесть солдат уже спрятаны в монастыре. Вы укроете нас здесь, в аббатстве. Все свечи будут потушены, поэтому никто не догадается, что здесь засада. Три офицера дона Карлоса в сопровождении монаха подойдут к монастырю и попросят убежища…

– Я в ужасной тревоге. Дальше! – попросил аббат.

– Привратник впустит их в монастырь и крепко затворит за ними дверь. Затем он заманит их в уединенную келью и известит нас об этом. Тогда мы, хорошо вооруженные, ворвемся в келью и нападем на них, ничего не подозревающих о нашем заговоре. Не сомневайтесь в успехе и будьте уверены, что вы не напрасно будете рассчитывать на благодарность королевы за услугу, которую вы окажете нам.

– Я с тяжелым чувством покоряюсь вашим распоряжениям, Дорогой мой друг, – ответил озабоченный аббат и принялся сам тушить свечи в канделябрах, что вызвало на лице генерала ироничное выражение.

Нарваэс отвел своего адъютанта в сторону и отдал ему еще несколько приказаний, после чего тот вышел из комнаты.

– Вернитесь в вашу спальню, – проговорил Нарваэс, обращаясь к аббату, – будьте совершенно покойны и предоставьте все мне!

– Да охранят все святые вас и меня! Сегодня будет ночь, подобной которой не переживал еще монастырь. Здесь, где царили только мир и вера…

– Завтра утром вы уже больше нас не увидите здесь, так как мы с рассветом вернемся с пленными в Мадрид, – закончил Нарваэс разговор со встревоженным аббатом.

XIV. НЕМОЙ МОНАХ

Битва, происходившая в диких Гвадарамских горах, была ужасной. Войска дона Карлоса после победы, одержанной Конхом над Кабрера, перебрались через Дуэро, чтобы снова собраться с духом и стать твердой ногой в равнинах этой реки.

Три предводителя, вернувшиеся из Мадрида, должны были поэтому ехать окольными путями и имели многочисленные маленькие стычки с рассеянными кругом солдатами королевских войск, прежде чем достигли гор, в ущельях которых считали себя в безопасности от нападений.

Олимпио были хорошо известны все тропинки, ведшие к равнине, и он узнал от пастухов, стада которых паслись в долинах гор, что карлисты расположились на берегах реки Дуэро.

Гвадарамские горы представляют весьма романтическую картину. Между тем как у подножья они окружены роскошными каштановыми лесами, над которыми в долинах виднеются верхушки огромных, гордых пальм, на высоте они нескольких сот футов, дики и пустынны. Каштановые деревья сменяются здесь пиниями и ивами, в расщелинах растет высокая трава, папоротники, маленькие пальмы и уродливые сосны, в ветвях которых гнездятся орлы и другие хищные птицы.

Глубокая, торжественная тишина господствует в этих обширных, скалистых горах, где на протяжении целого дня не увидишь ни одной человеческой души. Деревни и города находятся далеко отсюда, у подножья этих громадных гор, простирающихся вдоль всей Испании. Только в низменных частях изредка наткнешься на пасущиеся стада и бедные лачужки пастухов. Но чем выше поднимаешься, тем пустыннее и мрачнее становится местность; следы человеческого жилья исчезают полностью; редко встречаются дороги, ведущие через долины; скалы становятся все выше и темнее, между тем как на их вершинах блестит снег; тропинки попадаются все реже и часто даже еще опаснее, чем в Швейцарии, так как они прерываются расщелинами; и только на мулах, приспособленных для подобной местности, можно пробраться по этим дорогам. Лишь хорошо знавший горные дороги осмеливался идти по страшным теснинам, окруженным вокруг пропастями.

Но Олимпио был отличный проводник и взялся выбирать такие тропки, по которым можно было проехать на лошадях. В первый день это опасное путешествие закончилось благополучно. Предводители карлистов были в самом веселом расположении духа и надеялись через несколько дней присоединиться к дону Карлосу.

В котловине, обросшей мохом, где маленький лесок, они остановились под вечер, чтобы закусить, отдохнуть и потом, если настанет светлая ночь, продолжать путешествие.

Здесь настиг их Нарваэс со своими шестнадцатью всадниками, и тогда разгорелась та кровавая схватка, о которой он рассказывал аббату Санта-Крус. Десять солдат его были убиты – они не знали о храбрости трех предводителей карлистов и поплатились жизнью. Сам Нарваэс был ранен, а его падение с лошади лишило мужества остальных шести солдат, и, таким образом, герои дона Карлоса без потери закончили сражение, так как легкая рана, полученная маркизом в левую руку, была незначительной.

Христиносы отнесли Нарваэса в лесок и оставили карлистов в покое. А те, одержав блестящую победу над противником, превосходившим их в численности, решились найти для отдыха ночлег в чаще леса.

Теперь только оказалось, что раненый маркиз де Монтолон был очень слаб, вследствие значительной потери крови, и между тем как Олимпио оставался при нем и перевязывал ему рану, Филиппе пошел искать ручей, чтобы принести маркизу свежей воды.

Они находились на расстоянии полумили от монастыря Санта-Крус, о существовании которого и не подозревал Олимпио Агуадо, иначе бы он, без сомнения, предложил отправиться туда и попросить ночлега.

Маркиз де Монтолон лежал на траве под деревьями, Олимпио стоял возле него на коленях и по всем правилам искусства врача перевязывал ему рану, которая была глубже, чем они это предполагали.

– Я думаю, ты сам промолчал бы о ране, если бы я не заметил крови, Клод, – сказал Олимпио, – ведь пуля вошла в мякоть на полдюйма, и если бы у тебя не была такая полная рука, то она бы повредила тебе кость. Филиппо больше пострадал бы в таком случае.

– Значит, тем лучше, что пуля попала в меня, – ответил, улыбаясь, маркиз, – но ты напрасно беспокоишься, Олимпио, подобные раны легко заживают.

– Я счастлив, что могу оказать тебе маленькую услугу, делая эту перевязку.

– Ты это дело знаешь мастерски! Клянусь всеми святыми, в тебе, широкоплечем исполине, мудрено предположить такую ловкую, нежную руку, – сказал маркиз. – Ты ухаживаешь за раной так осторожно и искусно, как будто бы ты специально этому обучался.

– Нужно все знать, мой старый друг, нужда превосходная учительница. Черт возьми, ты не доехал бы до наших войск с этой открытой раной!

– Что так приятно освежает рану?

– Листья альбуса, они облегчают боль.

– Благодарю, Олимпио, это действует превосходно. Нарваэс наш злейший враг! Я думаю, он не оставит нас в покое, – сказал Клод де Монтолон.

– Черт его побери! Он снова почувствует мою саблю, если пойдет против нас. При следующей же встрече я примусь за него и тогда расплачусь с ним за сегодняшний вечер.

– Он хорошо владеет саблей.

– Видел, Клод. Но против пули сабля его не защитит. Если бы на нем не было кольчуги, в чем я даже не сомневаюсь…

– Как, ты думаешь?..

– Я думаю, что у него есть кольчуга, иначе твоя сабля пронзила бы его сегодня насквозь.

– Ты прав, Олимпио.

– Я видел, как ловко ты ударил его саблей и, не попав в цель, размахнулся во второй раз и тогда только поразил его в лоб, ведь на голове у него не было этой проклятой штуки.

– Ведь и мы можем носить кольчуги, Олимпио, этого не запрещает воинский устав.

– Черт возьми, мне было бы совестно! Я не хочу ничем вооружать свою грудь! – воскликнул храбрый Олимпио и лег возле маркиза с заряженным ружьем в руке, чтобы насладиться несколькими часами отдыха.

Филиппо в это время пробирался сквозь чащу леса к указанному месту, чтобы принести воды для маркиза. Ему наконец удалось найти проход между скалами, и он приблизился к ручейку. Филиппо быстро наполнил свою ладанку свежей, холодной водой, сам напился и только собрался вернуться назад, как вдруг увидел вдали человеческую фигуру, быстро исчезнувшую затем в лесу.

– Per Dio, – пробормотал Филиппо, – что это за явление в этом безлюдном месте?

Он поспешил за фигурой и увидел ее недалеко от себя между кустами. Карлист прибавил шагу и крикнул незнакомцу, чтобы тот остановился, если ему дорога жизнь.

Слова эти, казалось, произвели желаемое действие. Филиппо подошел ближе и увидел, что остановившийся человек был монах, плотно закутанный в рясу.

– Ого, – крикнул он, – куда идете вы, благочестивый брат?

Монах показал рукой, что он не может говорить, что он немой.

– Это достойно сожаления! – сказал Филиппо и пошел рядом с благочестивым братом, который произвел на него какое-то неприятное впечатление, так как тот не глядел на него и еще ниже спустил капюшон своей рясы на лоб.

– Но слышите ли вы? – спросил Филиппо. Монах утвердительно кивнул головой.

– Куда вы идете в такое позднее время по такому густому лесу? – снова спросил итальянец, не спуская с монаха своего недоверчивого взгляда.

Монах остановился и начертил на земле дом, окруженный забором.

– В монастырь? Разве тут есть поблизости монастырь?

Монах снова кивнул головой и показал на вершину горы.

– Там, наверху? Вот как, благочестивый брат, я и не знал этого. Но зачем же вы вышли в такую пору?

Монах начертил на земле ружье.

– А, вы слышали выстрелы и идете теперь за своими братьями, чтобы схоронить убитых?

Монах утвердительно кивнул головой.

– Ну, – продолжал Филиппо, – предоставьте это христиносам. Сколько монахов в вашем монастыре?

– Ага, аббат. А еще?

Немой снова показал на пальцах.

– И сорок монахов. – понял Филиппо. приближаясь со своим странным спутником к месту, где лежали его друзья. – Вот немой монах, – крикнул он, обращаясь к ним, – который знаками дал мне понять, что тут на вершине горы находится монастырь с аббатством.

– Монастырь, – повторил Олимпио. – Да, да, помню, на расстоянии в полумили отсюда, на самом горном хребте. Скажите, благочестивый брат, это не аббатство ли Санта-Крус?

Монах утвердительно кивнул головой, скрестив руки на груди. Филиппо нагнулся к маркизу и подал ему ладанку с водой, которую тот осушил залпом.

– Благодарю, – проговорил Клод, – вода освежила меня. Где ты встретился с монахом?

– На обратном пути от ручья. Он немой, по крайней мере, так показывает, – ответил Филиппо.

– Я не доверяю этим благочестивым братьям, – сказал шепотом Клод де Монтолон.

– Этот еще юноша и слабого, нежного телосложения, как видно по его рукам, – возразил итальянец также шепотом, – мне кажется, подозревать нечего.

Олимпио поднялся с земли и приблизился к монаху, который покорно склонил голову.

– Ты пришел очень кстати, благочестивый брат, – сказал он, задумав найти приличное убежище для маркиза и глоток хорошего вина для себя. – Как ты думаешь, дадут ли нам ночлег в монастыре?

Монах сделал утвердительный знак.

– Это было бы недурно, – сказал Олимпио, обращаясь к своим друзьям. – Благочестивый брат уверяет, что мы найдем убежище в монастыре и кружку вина за деньги? – спросил он монаха, который и на этот вопрос ответил утвердительно.

Филиппо подошел к Олимпио, пристально всматриваясь в немого.

– Клод опасается, что монах из партии королевы, – проговорил он шепотом.

– Тогда мы свернем ему шею, – ответил Олимпио.

Немой сделал вид, что не слышал слов итальянца.

– Мой товарищ думает, что ты предатель. Не говорил ли ты с нашими врагами, королевскими приверженцами?

Монах отрицательно покачал головой и опять сложил руки на груди.

– Ну, во всяком случае для предосторожности, мы не отпустим его ни на шаг от себя и оставим в монастыре при себе в качестве заложника, – сказал практичный Олимпио.

Немой при последних словах не показал ни одним движением, что его испугало это предложение.

– Так будет лучше, – прибавил Филиппо, – с немыми я обыкновенно не люблю иметь дела.

– Мне кажется, что чем скорее мы отправимся в путь, тем лучше, – попытался убедить друзей маркиз. – Мне что-то не нравится эта задержка. Отдохнем здесь еще несколько часов и с рассветом поспешим дальше, чтобы как можно скорее соединиться с нашими войсками.

– Я боюсь, что тебя слишком утомит это далекое путешествие, Клод, – возразил Олимпио. – Тебе бы не мешало отдохнуть в удобной постели, и к тому же, сознаюсь, глоток хорошего вина был бы мне очень полезен, так как пища моя в подземной темнице была очень скудна, а вина палача в том, что я не успел напиться…

Монах стоял со скрещенными руками, покорно склонив голову на грудь.

– Генерала Нарваэса с его уцелевшими шестью всадниками нам, во всяком случае, нечего бояться, – сказал Филиппо, – так как, прежде чем к нему придет подкрепление, мы уже будем за горами.

– В таком случае, я охотно принимаю ваше предложение, – согласился маркиз, – но мне бы хотелось, чтобы монах остался при нас не потому, что я боюсь, а потому, что мы отправляемся в отдаленную местность, совершенно неизвестную нам. Немой отведет нас в монастырь, будет прислуживать там и получит за это хорошее вознаграждение. Согласны ли вы на это, благочестивый брат?

Монах отрицательно покачал головой и дал понять знаком руки, что он не нуждается в вознаграждении и не может принять его.

– Так отдай деньги в монастырскую кассу, монах, – воскликнул Олимпио, – мы не хотим оставлять твоих услуг без вознаграждения. Вот, возьми!

Немой сначала отказывался, но, сообразив, что от этих денег зависело посещение карлистами монастыря, принял их, поклонился офицерам и спрятал червонцы в карман своей широкой коричневой рясы.

– Пусть будет по-вашему, несколько часов отдыха укрепят мои силы, – проговорил маркиз и поднялся со своего ложа. – Идите вперед, благочестивый брат, Филиппо поведет наших лошадей.

Олимпио, как заметил Клод, все еще следил за каждым движением монаха, и маркиз был вынужден попросить итальянца следовать за ними с лошадьми.

Тем временем совершенно стемнело. Немой шел впереди и, казалось, хорошо знал дорогу к монастырю, лежавшему на горном хребте. Он заботливо показывал все тропинки между пиниями, следя также за лошадьми, которых вел под уздцы Филиппо. Но вдруг дорога стала крутой и скользкой. Монах остановился и показал рукой, что лошадей нельзя вести дальше, а нужно оставить их здесь до утра, привязав где-нибудь к дереву. Это, как видно, не понравилось карлистам.

– У вас нет конюшен в монастыре? – спросил Олимпио, останавливаясь.

Монах отрицательно покачал головой в ответ и дал понять знаком, что лошадей можно смело отставить здесь, так как к уединенному монастырю не приближается ни одна человеческая душа.

Олимпио обменялся взглядом с маркизом, и последний предложил довести лошадей хоть до монастырской стены и оставить их там. Но он уже сожалел о том, что уступил просьбе друзей и своей усталости, так как им овладело какое-то странное чувство беспокойства.

Немой монах, не обращая внимания на сомнение трех карлистов, продолжал путь в гору. Вскоре они увидели перед собой темную стену монастыря. Олимпио взглянул на аббатство, крыша которого была выше стены, и убедился, что там было совершенно темно.

Филиппо было трудно подниматься с лошадьми в гору, но наконец они прибыли на место, и он привязал усталых лошадей к одному из стоявших поблизости деревьев. Вдруг карлист случайно увидел во мху ясный отпечаток лошадиных копыт; он остановился и подозвал Олимпио.

– Эй, монах, – закричал широкоплечий испанец, – подойди сюда! Что это такое?

Олимпио показал на ясный след, и немой на мгновение смутился. Но затем он дал понять знаком, что несколько дней тому назад в монастыре нашел убежище какой-то изгнанный из войска карлист.

– Ну, – прошептал Филиппо, обращаясь к Олимпио, между тем как маркиз, прислушиваясь, подходил к монастырским воротам, – во всяком случае, нужно быть осторожными.

Кругом все было тихо и безмолвно. Полуночное бдение было окончено, и монахи, вероятно, уже крепко спали. Клод де Монтолон стоял у ворот монастыря и ждал своих друзей. Немой показал, что хочет постучаться – маркиз не остановил его. Олимпио и Филиппо тоже приблизились к воротам. Монах громко постучался, и вслед за тем послышались приближающиеся шаги привратника.

– Кто там? – спросил густой голос.

Клод взглянул на немого монаха, желая узнать, как он теперь объяснится, тот схватил ручку двери и три раза постучал ею; затем послышалось, как ключ повернулся в замке и ворота отворились.