Текст книги "Голова"
Автор книги: Генрих Манн
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)
Покраснев, Элиас перевел дух.
– Только бы собрать тысячу марок, тогда я сам затею дельце.
– А «Главному агентству» вы, видимо, своих сбережений не доверяете?
Элиас покачал головой.
– Что я, с ума сошел?
– Ага! – кратко отозвался Терра. После чего они взглянули друг на друга.
С неизменной улыбкой Элиас подчинился новому обороту разговора.
– Если вы из конкурирующей фирмы, то что вы желаете знать и сколько предлагаете?
– По меньшей мере двадцать марок прибавки, если вы мне скажете, кто такой Морхен.
– Господин Морхен, – Элиас покачал головой, – человек тонкий, ему что-то известно о господине директоре.
– Директор платит ему беспрекословно?
– Избави бог! Когда они бывают вдвоем в кабинете, обитые войлоком двери прямо трещат, как будто в них что-то бросают, а в рупор мы слышим крик и гам.
– Я получил распоряжение выяснить ситуацию, – сказал Терра и поджал губы.
Элиас побледнел; он встал со стула и расшаркался, после чего снова чинно уселся на место.
– Что прикажете, господин полицейский советник? – кротко спросил он.
– Как только Морхен снова появится, – распорядился Терра, – идите вслед за ним, я объясню на службе ваше отсутствие. Проследите, куда он уносит деньги.
После этого он отпустил своего сообщника, выпил кофе и вернулся в контору. У письменного стола возился кто-то в зеленой куртке. То был «народ». При появлении Терра он бросил бумаги обратно в ящик, сказал «добрый день» и хотел удалиться.
– Такого условия у нас не было! – воскликнул Терра. – Что вы здесь делаете?
– Народ требует гарантий, – ответил белокурый румяный «народ», покачиваясь на каблуках.
– В чем?
– В том, что наши денежки не пойдут прахом. А вы тоже из этой компании?
– Какой компании?
– Да из еврейской шайки, которая выманивает у людей деньги.
– Вы свои, по-видимому, поместили в «Главное агентство по устройству жизни»? Вас надо выручить.
– Довольно народ терпел от вас, – заявил «народ» и удалился.
Приемная еще не успела наполниться после обеда, но слышно было, как Зейферт уговаривает какую-то незримую толпу. Терра увидел его, еще более затравленного, за перегородкой, которая служила ему плохой защитой от нападений существа женского пола.
– Ради бога, фрейлейн Альма! – молил он. – Не могу же я взять алименты из кассы. А больше неоткуда.
– Да, из кассы, – неумолимо требовала дама. – И поживее, не то худо будет. – И тут же, без промедления, крикнув «отец», она попыталась приступом взять загородку, причем ее забрызганная грязью горжетка полетела вперед. В это время появился дядюшка Ланге; «народ» и Элиас поддерживали его, так как он был близок к обмороку.
– Альма, дитя мое, – хныкал он, – угомонись ты, ведь я, старый человек, место потеряю. – Но, так как она и не думала молчать, дух возмущения сообщился и ему.
– Нужно ж вам это было, господин Зейферт! – заворчал он. – Ну, посмотрите, что вы натворили. Теперь она просто пойдет на панель, даже не в кафе!
Зейферт стоял понурившись и запустив обе руки в волосы, «народ» развлекался, Элиас приветливо посматривал на всех. Терра возвысил голос:
– Фрейлейн, не согласитесь ли вы на сей раз получить требуемую сумму от меня?
– Ну, конечно, дружок, – ответила она и хотела сунуть ему свою визитную карточку. Он отступил, приняв строгий вид.
– Я не думал вас оскорблять, фрейлейн. Могу я просить вас о том же?
– Ну, конечно, – повторила она с удивлением и хотела уйти. Но теперь, переменив позицию, против нее ополчился отец и выпроводил ее за дверь, осыпая родительскими проклятиями. Когда он вернулся, совершенно разбитый, сослуживцы встретили его словами:
– Дядюшка Ланге, Альма исправится.
– Это вы всегда говорите, – вздохнул отец и, еле волоча ноги, потащился к себе в темную каморку.
– Зейферт, вы, я вижу, тоже неудачник, – заметил Терра, оставшись наедине с кассиром.
– Мне достаточно взглянуть на девушку, как у нее уже готов ребенок, – с убитым видом сказал Зейферт.
Терра конфиденциально перегнулся над загородкой.
– Для человека, невинно пострадавшего, как вы, я не хочу сказать, что оправдал бы, но мог бы оправдать временный заем в кассе.
Зейферт уже снова запустил пальцы в волосы.
– Не хватало мне еще этого!
– И что сталось бы тогда с «Главным агентством по устройству жизни»? – добавил Терра. – Ведь господин Морхен себя не обижает.
Зейферт перестал метаться.
– Это вы тоже успели пронюхать? – Он принес из несгораемого шкафа целую пачку бумажек. – Вместо денег у меня хранятся только его расписки. Для себя-то он берет по двадцать марок, а для директора тысячи. Куда это все девается?
– Будем надеяться, что наш директор помещает их в блестящие предприятия.
– На это можно только надеяться.
– Я составил себе о нем совершенно ясное представление, – сказал Терра. – Я считаю его гением спекуляции.
– Да, выкручиваться он мастер. А утешать здесь людей приходится мне.
– Собачья жизнь, нечего сказать, – поддержал его Терра.
– Сегодня Морхен потребовал у меня семьдесят тысяч, – чуть слышно прошептал кассир.
– Вы послали его к черту?
– После обеда он придет опять.
– Дайте ему достойный отпор.
– Тогда он донесет директору, что я беру из кассы деньги и даю ему взаймы. Он вертит стариком как вздумается.
– Мы сами так с ним расправимся, как ему, при всем его хитроумии, и не снилось, – заявил Терра с такой непреложной уверенностью, что Зейферт, ни о чем больше не спрашивая, просто потряс ему руку. Но появившаяся публика снова бурно атаковала кассира.
В приемной скопилось много народа, и настроение, царившее там, ясно говорило, что люди пришли за своими деньгами и беспокоятся, что пришли напрасно. Терра понимал, что малейший толчок вызовет стихийное возмущение этих людей против того, кто систематически уносит их деньги, и таким образом избавит директора от его злого гения. С каждым часом директор казался ему все более достойным доверия.
Не входя к себе в кабинет, он снова спустился на улицу, так как приближался момент выхода «Локальпрессе». Редактор биржевого отдела почуял, что статья сулит сенсацию, и хотел напечатать ее сейчас же, в вечернем выпуске. Бодро шагал Терра по Фридрихштрассе. Меньше суток он в Берлине – и уже чувствует себя во всеоружии. В быстром мелькании толпы он не различал отдельных лиц, но ощущал каждого из прохожих, как и разогретую их шагами торцовую мостовую. Надо действовать и приступом взять успех. Кругом нищета, роскошь, мошенничество, и все они уравнены в правах взаимной борьбой. Торговые дома пропускают столько покупателей, сколько могут, и эксплуатируют своих служащих, тоже как только могут. Борьба разрастается, невзирая на тебя и твои терзания. Возьми ж ее в свои руки, сделайся ее вожаком.
Получив у первого разносчика газету, он развернул ее, словно в чаду, но, пробегая столбцы при свете газовых фонарей, быстро отрезвился: в отделе торговли не было ничего. Все же он нашел свою статью, напечатанную в виде фельетона; он прочел ее у подъезда «Главного агентства». Господи, как она искорежена, скомкана! Редактор с присущей ему проницательностью вычеркнул все, что могло пойти на пользу «Главному агентству»: допущение на биржу последних акций, а также деятельность «Главного агентства по устройству жизни» в интересах оперы, написанной высокой особой. Правда, литературно-музыкальная оценка произведения частично сохранилась.
Терра поднялся по ступенькам с сознанием: «Первая неудача! Но второе дело стоит двух. В атаку на Морхена!» Пробравшись через толпу к своей двери, он решительно распахнул ее – и так же быстро снова закрыл со словами: «Прошу прощения». Он увидел даму с фиалками в объятиях какого-то господина, но отнюдь не директора. Господин поддерживал ее за талию, а она откинула голову и весь стан так, что его лицо приходилось над ее лицом. Эта картинная поза не оставляла сомнения в том, кто она. Хотя ее наполовину скрывала фигура мужчины и она еще не успела поднять глаза, но как было не узнать в ней женщину с той стороны!
Они отодвинулись друг от друга, однако без излишней поспешности. Женщина с той стороны кивнула Терра так, будто лишь вчера назначила ему свидание.
– Как вам жилось это время? – спросила она по-приятельски.
– Великолепно, – ответил он ей в тон. – Иначе и не может житься заведующему отделом рекламы.
– А наше дело? Ведь у нас всех троих, по-моему, одно общее дело, – заметила она своему партнеру.
– Да ну! – воскликнул Терра, искренно удивленный. А у того лицо совсем вытянулось. Он был еще выше женщины с той стороны, казался непомерно широкоплечим и каким-то деревянным, физиономия у него была бульдожья, с глазами навыкате, коротким носом и с обвисшими, несмотря на молодость, щеками.
– Дело? Мне ничего неизвестно, – громким, но пискливым голосом произнес великан.
Княгиня Лили сказала презрительно:
– Оставьте при себе дипломатические ухищрения, господин фон Толлебен. Господин Терра – заместитель господина фон Прасса. Вы можете ошеломить его полной откровенностью, в духе вашего бывшего начальника. Господин фон Толлебен состоит в министерстве иностранных дел, – пояснила она, обращаясь к Терра.
Только теперь Терра заметил, что этот человек, когда у него на голове останется еще меньше волос, а брови станут еще кустистее, будет как две капли воды похож на Бисмарка. Сделав это открытие, он поклонился, как подобало заведующему отделом рекламы, словно отдавая себя в полное распоряжение клиента. Здесь речь несомненно шла о высочайшей опере. Но, увы, фон Толлебен, неприступный по-прежнему, с таким презрением воззрился на Терра, будто перед ним была по меньшей мере побежденная Дания. Терра внутренне вскипел.
– Я вполне в курсе дела, – раболепно заверил он, приложив руку к сердцу.
– В интересах господина фон Прасса будем надеяться, что это не так, – нелюбезно возразил фон Толлебен.
«Скотина!» – всей своей закипевшей кровью ощутил Терра. Он склонился еще ниже сначала перед ним, затем перед ней.
– Княгиня! – обратился он подчеркнуто-почтительно к женщине с той стороны. – Имею честь доложить вашей светлости, что я ради успеха высочайшей оперы трудился целый день до полного изнеможения, – проговорил он, запинаясь.
– Как? Что такое? – пропищал фистулой Бисмарк.
– До полного изнеможения.
– Высочайшая опера вас совершенно не касается, поняли?
– Ваше доверие, господин барон, обязывает, – ответил Терра и протянул фон Толлебену газету с литературно-музыкальным дифирамбом.
– Вы мне неприятны, – сказал Бисмарк с той же пресловутой прямотой. Враги обменялись взглядом, который был яснее всяких слов.
В то время как фон Толлебен подошел к лампе, чтобы прочесть статью, княгиня неслышно приблизилась к Терра.
– Государственная тайна, мой друг, – прошептала она беззвучным движением губ. – Высочайшая опера создана здесь, на месте, она существует только для того, – произнесла она с полуусмешкой, взглянув на Толлебена, – кто в нее верит.
Терра безмолвно и очень ловко скривил в гримасу рот и все лицо. Женщина с той стороны засмеялась своим звонким, равнодушным смехом. Дипломат подозрительно покосился на них и поспешил подойти ближе.
– Бойкое перо, – сказал он почти вежливо, обращаясь к Терра. – Музыкальную тему божественной благодати я охотно просмотрел бы в партитуре. Нет ли ее случайно при вас?
– К моему величайшему сожалению, она в кабинете у господина фон Прасса.
Тогда дипломат потребовал, чтобы Терра принес ее, а Терра очень учтиво предложил ему самому попытаться это сделать. Фон Толлебен, в самом деле, попробовал открыть обитую войлоком дверь или же докричаться, чтобы ее открыли изнутри. Но у него не хватило голоса, и высочайшая опера осталась недоступной. Свою досаду он выместил на Терра.
– Сударь! Вы бессовестный обманщик, – сказал он откровенно.
Терра ответил холодно и корректно:
– Я забочусь о делах моей фирмы. Если бы я предоставил вам партитуру, возможно, вас, господин барон, осенила бы гениальная мысль захватить ее с собой.
– Дерзкий мальчишка! Мы с вами еще посчитаемся в другом месте.
– Например, у меня, – сказала княгиня примирительно. Она не может уйти с бароном, у нее есть маленькое дельце к этому заведующему отделом рекламы. Закрывая дверь, барон бросил на них пытливый взгляд из-под отечных век.
Терра отошел к письменному столу и принялся вертеть большой разрезной нож. Княгиня удобно уселась по другую сторону стола.
– Итак, мы встретились, – сказала она и спокойно ему улыбнулась.
Он ничего не ответил; тогда она сняла перчатку и протянула ему через стол руку.
– Я мог присягнуть тогда, что наутро вы исчезнете. Я не спал, и все-таки вы сбежали, – с усилием выговорил он.
– Все еще сердитесь? – спросила она.
Он злобно засмеялся.
– Я не желаю самому отъявленному злодею того состояния духа, в каком я, невинная жертва, вашими стараниями шатался по миру все эти годы.
– Я охотно сохраняю старые привязанности, конечно, по обоюдному желанию.
– Авантюристка! – И лицо его исказилось злобой.
– Того, что вы под этим подразумеваете, не существует вовсе. – Она презрительно скривила рот. – Условия жизни делают нас такими, призванием это не бывает.
Она встала. Она была высокого роста, лицо очень белое с темными бровями; прежняя покачивающаяся походка и голос, который он теперь назвал бы пустым. Но все же сердце его судорожно сжималось, когда он слышал этот голос.
– А вы действительно производите самое невинное впечатление, – сказал он насмешливо. – Как будто вы с тех пор вели себя примернейшим образом.
– Неужели вы все еще думаете, что у женщин моего типа нет другой цели, как губить гимназистов?
– Разумеется, есть, сударыня. Волосы у вас пожелтели, в вашей программе теперь другой номер – княгиня Лили на туго натянутой проволоке. Той дамы, которую я знал, уже нет на свете, а потому прошу вас ни минуты не сомневаться, что я не стану болтать.
– Меня совсем не интересует этот Бисмарк; он в долгу как в шелку.
– Так, значит, вас интересует директор?
– Да, вот кто, – подхватила она. – Как вы полагаете, вернул бы он меня в варьете и сделал бы звездой первой величины, если бы я не была тем, что есть? Он не предается сантиментам, и его мне незачем обманывать. – И через плечо, небрежно: – Иначе я, конечно, не собиралась бы за него замуж.
Терра стоял неподвижно. Вдруг он направился к ней и протянул руку.
– С этого вам следовало начать.
– Я знала, что в конце концов мы поймем друг друга.
– Чего мы здесь ищем? – сказал он резко. – Успеха. У вашей светлости, по-видимому, имеются основания душой и телом быть преданной «Агентству по устройству жизни».
– Мы оба держимся им, – сказала она, и лица обоих приняли сосредоточенное выражение. Терра подвинул ей кресло, а свой стул поставил напротив. Положив руки на колени, он начал вполголоса:
– Сначала этот человек показался мне плохим мистификатором, затем несколько лучшим. Но в конце концов я дошел, бог весть почему, чуть ли не до восхищения. А чего он стоит в действительности?
– Он человек огромных возможностей, – ответила она, тоже вполголоса. – Во-первых, он хочет жениться на мне. А на это способен либо незрелый юнец…
– Благодарю, – ввернул Терра.
– …либо, – закончила она, – человек, которого уже ничем не проймешь.
– Во-вторых, – подхватил Терра, – он так окрыляет души, которые входят с ним в соприкосновение, что недостатка в больших деньгах у него не будет никогда. Ради его несуществующей оперы я сегодня обломал себе все ногти, как будто хотел собственноручно проложить себе путь к вечному блаженству.
– А я, – она ударила его по колену, – устрою так, что наш Бисмарк будет больше уверен в существовании высочайшей оперы, чем в существовании ее державного творца.
– После этого «Главное агентство по устройству жизни» может спокойно рассматривать устройство жизни как свою единоличную монополию, даже если опера никогда не будет написана. Но есть шанс, – добавил Терра, – что наша реклама вытянет оперу из ее творца. Всякий, кого назвали гением, спешит оправдать это звание.
Взглянув друг на друга, они засмеялись счастливым смехом.
– Право же, в нашу единственную ночь любви у нас не было так радостно на душе, – заметил Терра, и она ничего не возразила. Он перестал смеяться. – Но на этот прекрасный мир падает одна тень – Морхен.
– Да, – ответила она, – он и меня беспокоит.
– Какие отношения у фон Прасса с Морхеном? – шепотом спросил Терра.
– Даже мне не удается выведать это у него, – шепотом ответила она. – Я знаю одно: зависимость от Морхена гложет его больше, чем деньги, каких он ему стоит.
– Я постараюсь разузнать больше, – пообещал Терра и предложил: – Вскружите голову этому негодяю. Он постоянный посетитель кафе «Националь». – Она задумалась. – Хорошо бы заполучить какие-нибудь улики против него.
Стеклянная дверь чуть задребезжала; взглядом они сказали друг другу, что их подслушивают. Вдруг лицо княгини изобразило задорный вызов, как на сцене. Поняв ее намерение, Терра поднес руку к сердцу и что-то залепетал.
Он сохранил эту позу до момента, пока дверь открылась и появился Морхен.
Морхен щурился еще хитрее, чем обычно. Мимоходом он поклонился в сторону княгини, слегка погрозил пальцем Терра и собрался уже воткнуть ключ в обитую войлоком дверь.
– Господин Морхен! – воскликнула княгиня мелодичным голосом.
– Такому зову противостоять нельзя, – сказал он деловитым тоном и подошел к ней.
Она указала ему на стул, с которого встал Терра.
– Директор занят, – промолвила она и откинула голову, соблазняя его своим белым лицом, как земным раем. – Вы можете все сказать мне.
Морхен заржал; казалось, он смеется над ней.
– Здесь творятся забавные дела, – заявил он. – Поверите ли вы, касса пуста!
Она поморщилась.
– Мой милый, кого вы думаете провести?
Но он вынул ордер директора и стал уверять, что ему отказались выплатить семьдесят тысяч.
Она заявила, не задумываясь:
– Я тоже не намерена терять свое состояние. У меня все, до последнего гроша, помещено в «Главное агентство». Я докажу вам свое доверие. Вот… – Она стала тянуть из-под шубки жемчуг, блестевший у нее на шее, нитка становилась все длиннее. Она бросила ее в услужливо подставленные руки Морхена. – Расплатитесь ею!
Морхен немедленно поднялся, он сразу стал серьезен. Низко поклонившись, он собрался уйти. Она подождала, пока он дойдет до двери.
– Который час? – бросила она звонко в тишину и посмотрела на свой браслет. – Четверть седьмого. Если вы до семи не вернетесь, мне придется предположить, что я никогда в жизни больше не увижу вас.
– И вас бы это очень огорчило? – насмешливо сказал Морхен.
– Но как мне быть? – ответила она. – Не могу же я оставить своего будущего мужа в беде.
Захихикав, Морхен исчез.
– Я достаточно ясно намекнула, что ему пора бежать, – остальное в ваших руках.
– А если директор не вынесет такого удара?
– Этого не бойтесь, – сказала она, после чего и он перестал сомневаться.
Она ушла. Он энергично зашагал по комнате, дымя папиросой и рисуя себе победоносное завершение дня: директор «Главного агентства по устройству жизни» избавлен от своего злого гения, он сам – Терра – компаньон, власть завоевана в один день… Время приближалось к семи; он вошел в приемную, там стоял шум и гул.
Зейферт прыгал по своей клетке как заведенный. Увидев Терра, он зашептал:
– Немыслимо с ними справиться, семьдесят тысяч скоро придут к концу, деньги рвут у меня из рук.
– Терпение, – успокаивал его Терра уверенным тоном.
В толпе он наткнулся на Куршмида, разделявшего общее беспокойство. Ходили темные слухи, и шли они из недр самого предприятия.
– Уж не вы ли будоражите тут всех? – спросил он Терра, но Терра ничего не понял.
Еще не старый, но обросший бородой человек, который держался подле Куршмида, тоже проявлял сильное волнение.
– Господин Гуммель и его друзья вложили сюда капитал общества «Всемирный переворот», – пояснил Куршмид.
– Всемирный переворот может свершиться, здесь к нему готовы, – сказал громко Терра и огляделся. Вдруг он заметил Элиаса.
Элиас стоял у двери комнаты, где помещалась касса, он следил за Терра смиренно-недоверчивым взглядом и, увидев, что тот его заметил, пошел навстречу.
– Ну? – осведомился Терра. – Где он?
– Неужели сбежал? – в свою очередь спросил Элиас. – Этого я от него не ожидал. – Он был искренно удивлен.
– Вы, значит, не следили за ним, – грозно произнес Терра.
Элиас же – хладнокровно:
– Разве это нужно, господин комиссар? Я и так знаю, что делает Морхен. Он играет.
Терра не сразу вник в смысл этих слов. Значит, Морхен играл по поручению директора на деньги «Главного агентства». С выигрыша он получал проценты, проигрыш его не касался. Тайна открывалась так просто.
– Я выследил его, – объяснил Элиас. – Тогда он стал мне давать время от времени по десять марок. Ну что ж, я и держал язык за зубами.
– Банк, где лежат ваши сбережения, скоро лопнет, – прорычал Терра.
Элиас шарахнулся.
Зейферт, который разрывался на части, в отчаянии подозвал Терра. Тот вместо него подошел к рупору, Оттуда раздался голос директора:
– Неужели Морхен до сих пор не вернулся?
– Господина Морхена здесь не было, – сказал Терра, подражая голосу кассира. – И касса пуста.
Директор, громко и уверенно:
– Значит, он придет сейчас. Именно сегодня должно закончиться одно грандиозное дело.
Терра взволнованно, голосом Зейферта:
– Господин директор, господин Морхен пришел. Одну минуту! – Затем, предпослав утробный смешок, сказал, подражая голосу Морхена: – Господин директор, не повезло.
– Все потеряно?
– Не волнуйтесь, господин директор. Для себя я выиграл.
– Негодяй, ты меня ограбил!
– Это вы говорите мне? – прозвучал обиженный голос Морхена. – Вот вы какой, господин директор! Семьдесят тысяч вы прощаете, а мои пятьсот марок разорили вас. Я ухожу в частную жизнь. Всего хорошего, господин директор.
И Терра больше не отвечал ни слова, сколько ни звал директор своего Морхена.
– Что вам угодно, господин директор? – спросил он, наконец, собственным голосом.
– Я разгадал вас, – ответил сейчас же директор. – Вы пролезли ко мне, чтобы шпионить. Я тоже велел следить за вами. Где Морхен?
– У него есть основания больше не показываться, – пояснил Терра и прибавил, что жалеть о Морхене не стоит. Отныне «Главное агентство по устройству жизни» может работать на здоровой основе. Но директор не поддавался уговорам.
– Вы отказываетесь вернуть мне Морхена? – упорно твердил он. – Без Морхена ничего не выйдет. Вы отказываетесь… – Голос смолк. Затем вдруг – сухой треск. Терра отпрянул и огляделся.
Положение было критическое. Загородка, защищающая кассу, лежала сломанная на полу, и в нарастающем шуме преобладал крик: «Полицию!» Терра, которого окружила толпа, требуя сведений, пытался все свалить на плутовство одного из служащих; самому предприятию, по его словам, не угрожало никакой опасности. При этом он с дрожью в сердце оглядывался, ища лазейки. Что там случилось с директором?..
«Народ» вывел его из тяжелого положения, – он так вопил, что привлек к себе общее внимание.
– Проклятая еврейская шайка! – кричал он. – Довольно уж народ терпел от вас!
Все поддержали его: вкладчики, спекулянты, актеры, зрители и заблудившиеся мечтатели.
Глубоко потрясенному поэту Гуммелю пришлось усомниться в мировом перевороте из-за отказа «Главного агентства по устройству жизни» от платежей. Только Элиас являл собой оазис беспечности.
– Чего надрывается этот парень? – спрашивал он, показывая большим пальцем через плечо на шумевший «народ». – Вольно ж ему было всему верить!
Терра энергично протиснулся в комнату. Он и сам верил в директора, верил настолько, что не принял никаких мер предосторожности и таким образом ускорил катастрофу!.. В темную каморку вторглись беснующиеся дикари, а между тем дядюшка Ланге, глухим воем выражавший скорбь о потере столь тяжко заработанных грошей своей дочери Альмы, орудовал топором. Рама обитой войлоком двери затрещала, наконец дверь поддалась и толпа ввалилась в комнату. Но взятая с бою тайна оказалась иной, чем все ожидали. При виде комнаты с бутафорией вместо книг, с люком, с пустыми стенами вместо несгораемых касс, наполненных награбленным добром, многим стало смешно. Но, заглянув за один из бутафорских книжных шкафов, люди перестали смеяться. Безмолвно толпились они, обмениваясь вполголоса краткими соображениями, а затем дружно удалились.
Терра закрыл дверь и для безопасности припер ее самыми тяжелыми креслами. Только тогда он прошел за створку. Директор сидел в кресле у письменного стола, навалившись на один из локотников. Правая рука с револьвером свешивалась вниз; казалось, что она хочет потихоньку засунуть оружие под ковер. Голова склонилась набок и упиралась подбородком в плечо; таким образом, некогда пламенный, а теперь стеклянный взгляд директора приходился, как обычно, на уровне рук посетителей. Казалось, ему по-прежнему важнее всего, что они принесли.
– Несчастный шарлатан, – заговорил Терра, – больше ждать нечего. Все это было лишь плодом твоего шарлатанства, плодом нашего общего шарлатанства. Чем сильнее я и мне подобные верили в существующий социальный строй, тем несокрушимее казался и ты. Временами чувствовалось, что в делах не все ладно, но никто не задавался вопросом, совместимы ли миражи с делами. Ты жертва всеобщей потребности в несбыточном. Те, кто ее удовлетворяет, гибнут, не дождавшись признательности. Мир праху твоему! – заключил он, услышав шаги.
Из люка появилась княгиня Лили.
– Я не любопытна, – заявила она, когда Терра хотел провести ее за бутафорскую стену. – Кроме того, я боюсь новых разочарований.
– Он совсем не страшен.
– У него было все, чего я тщетно искала в мужчинах.
– Неправда, – сказал Терра в приливе ревности. – У него не было будущности.
– Смерть – единственное, чего нельзя простить. – С этими словами она повернулась к выходу. У самой лестницы она, однако, остановилась и схватилась за перила, у нее дрожали колени. – И я собиралась за него замуж. – Она содрогнулась. – А как раз теперь мне было бы особенно некстати попасть впросак.
– Мое восхищение растет с часу на час, – как я понимаю, вы у нового поворота жизненного пути.
Она вдруг протянула ему руку.
– Я должна быть благодарна вам, Клаудиус.
– А я несказанно поражен, что вы еще помните мое имя, – произнес он смиренно.
– Мне сообщили, какую деятельность вы развили сегодня, чтобы вызвать здесь взрыв.
– В этом вы мне ни на йоту не уступали, ваша светлость. Вы пожертвовали даже своими жемчугами.
– Деньги не имеют значения там, где речь идет о более важном, – ответила она горделиво. И торжественно, почти с нежностью: – Вы, милый друг, уберегли меня от такого скандала, который никак не может быть на пользу женщине. Этого я не забуду никогда. Рассчитывайте на меня. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах. Клянусь в этом памятью покойного, – закончила она и стала спускаться впереди Терра по ступенькам.
– Ваша квартира носит отпечаток изысканного вкуса, – констатировал он внизу.
Она поджала губы.
– Он вас уже не слышит. К счастью, все записано на мое имя и полностью оплачено.
В одной из комнат, весело взвизгивая, без устали бегал из угла в угол ребенок, совсем еще крошка. Няня исчезла при их появлении.
– Мама! – радостно крикнул малыш, бросил куклу, которую таскал за собой, и повис на матери.
– Он умеет радоваться, – заметил Терра. – И у меня, говорят, была сильно развита эта способность.
– Он все еще неразрывно связан со мной, – сказала мать. – Когда я волнуюсь, его невозможно унять.
– До сих пор? А сколько ему лет?
– Ему два года и три месяца, мой друг, – ответила она и посмотрела на него. Взгляд Терра, выдержавший ее взгляд, дрогнул, он сам не знал, больно ли, или сладостно. Он засмеялся.
– И три года прошло со времени нашего близкого знакомства. Вы строго выдержали законный срок, Лили.
– Это мальчик, – деловито пояснила она, – зовут его Клаус, как и полагается. Дай ручку дяде, Клаус!
Терра наклонился, чтобы взять ручку ребенка. Его темные глаза с жгучим вниманием впились в карие глаза ребенка, в личико с красками блондина. Он едва удержался, чтобы не покачать головой. В конце концов это могло быть даже и правдой. Факт, не менее невероятный, чем многие другие. Нетрудно принять эту версию, как и всякую другую… Испуганный ребенок поспешил ускользнуть от назойливого гостя. Он поплакал минутку, а потом, весело взвизгивая, снова принялся бегать по комнате.
– Позвольте выразить вам мою искреннюю, глубокую признательность, – произнес Терра и с изысканной любезностью поцеловал унизанную кольцами руку княгини.
– Благодарность взаимная, – ответила она и налила ему ликера.
– Разрешите задать вам только один скромный вопрос: почему именно на мою долю выпало это незаслуженное счастье?
– Оно было не так уж не заслужено, – ответила она, пожимая плечами. – Ведь вы настоятельно требовали ребенка.
– А до меня? – начал он злобно.
– До вас, если вам угодно знать, никто этого особенно не требовал.
Тяжело дыша, он устремил взгляд в одну точку.
– Каковы же будут дальше наши отношения? – миролюбиво спросила она.
– Проще всего было бы нам остаться добрыми друзьями, – живо предложил он.
– Итак, если я ваш добрый друг: как у вас с финансами? Я не имею права оставить вас на произвол судьбы. Вы были заведующим отделом рекламы в агентстве, которое вряд ли будет существовать впредь.
Он поспешил отклонить всякую заботу.
Но она:
– Мне вы ничего нового не скажете о том, как гнусна жизнь. В свое время вы всем пожертвовали для меня.
Он возразил, что то было другое дело.
– А кроме того, вы отец моего ребенка.
За это он категорически не примет платы.
– Но вы меня оградили от нелепого скандала.
В ответ он засмеялся, и она вместе с ним. Это как будто разрядило атмосферу, и она дала волю слезам. Когда она встала, он поднялся вслед за ней. Они прошлись еще раз по комнате; ребенок стоял и злыми глазами следил за каждым их шагом. Терра держал ее под руку. Лили снова касалась его бедром; ее щека нежно льнула к его плечу, он чувствовал ее дыхание.
– Мне кажется, случилось не такое уж большое несчастье, – сказал он резким тоном.
– Ах, милый друг, вы еще не понимаете, что случилось. – Всхлипывая: – Господин фон Толлебен ускользнет теперь из моих рук.
– Этот Бисмарк? Да пусть его! Он в долгу как в шелку.
– Но его положение! Реклама! Клаудиус, помогите мне.
– Он же не человек, а недоразумение, – рассуждал Терра. – У него нет темперамента. Что привязывало его к вам, мой друг? Высочайшая опера. Следовательно, нужно, чтобы этот шедевр был в вашем распоряжении. После смерти директора опера перешла к вам. Или, еще лучше, покойный хотел унести ее с собой в могилу и бросил в огонь. Вы с опасностью для своих прекрасных рук выхватили ее из пламени.
– Какое пылкое воображение! – сказала женщина с той стороны и обняла его.