355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генрих Иоффе » «Белое дело». Генерал Корнилов » Текст книги (страница 5)
«Белое дело». Генерал Корнилов
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:29

Текст книги " «Белое дело». Генерал Корнилов"


Автор книги: Генрих Иоффе


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Крымов просил начальника штаба Ставки генерала А. Лукомского перебросить его корпус на пути, ведущие к Могилеву, Москве и Петрограду, или в крайнем случав включить его в состав 8-й армии Корнилова, действо-' вавшей на Юго-Западном фронте. Он лично побывал в штабе Корнилова, но вернулся в Кишинев (где находился штаб 3-го конного корпуса) раздосадованным: Корнилов склонялся к тому, чтобы сначала одержать несколько побед над немцами, «а уже после этого расправиться с керенщиной и Петроградским совдепом».

Такой подход нервировал Крымова, и, по имеющимся данным, он некоторое время не считал нужным сообщать Корнилову о своей организации, по-видимому не исключая возможности самому возглавить «движение». Только после того как Корнилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом, а затем Верховным главнокомандующим (а это произошло в июле), Крымов признал его первенство. Но решительность Крымова, его контрреволюционная агрессивность, почти откровенный монархизм делали «крымовскую организацию», пожалуй, наиболее правой в составе всего фронта будущей корниловщины. Можно было бы сказать, что Крымов был большим корниловцем, чем сам Корнилов. И не этим ли объясняется, что Керенский, по-видимому осведомленный о настроениях Крымова, одним из главнейших условий соглашения с Корниловым относительно переброски 3-го конного корпуса к Петрограду (в конце августа) ставил отстранение Крымова от командования? Корнилову он, по-видимому, еще кое-как доверял, Крымову – нет.

Бросим теперь самый общий, «подытоживающий» взгляд на деятельность тех правых сил, которые поставили задачу не только пресечь дальнейшее развитие и углубление революции, но и решительно повернуть события вспять, к дофевральским рубежам. К лету 1917 г. эти силы уже вступили в этан консолидации и организации, но деятельность их тогда можно было бы охарактеризовать как «вялый старт». Благоприятной ситуации для их активности пока не было. Еще только шел поиск «крупной личности», способной стать во главе, еще правые, реакционные силы не преодолели своей политической изоляции. Пролетариат все решительнее шел за большевиками, буржуазные круги «кадетизировались», а кадеты, вынужденные считаться с общей революционной обстановкой, все еще держались политики коалиции с правыми социалистами. Между этими флангами колыхалась огромная мелкобуржуазная масса, ведомая меньшевиками и эсерами. В ходе Февральской революции эта масса, обладающая естественным механизмом приспособленчества и адаптации, «революционизировалась». Однако при другом стечении обстоятельств она могла столь же быстро и «контрреволюционизироваться».

Национализм и шовинизм – лучшее, опробованное средство для такого рода метаморфоз. Реакция, антибольшевизм, несомненно, делали ставку на них...

ф # #

Еще в декабре 1916 – январе 1917 г. царское правительство по согласованию со своими антантовскими союзниками приняло решение о проведении весной 1917 г. наступления на русско-германском фронте. В сочетании с действиями союзных войск на Западе оно должно было привести к полному разгрому Германии. Николай II связывал с этим наступлением большие надежды. Он надеялся, что успех наступления, победа в войне, подняв волну казенного патриотизма и шовипизма, «снимут» давление либеральной оппозиции и серьезно ослабят массовое революционное движение. Февральская революция опрокинула эти надежды. Однако по мере развития последующих событий идея наступления, способного реализовать не только и даже не столько стратегические, сколько политические расчеты власть имущих, ожила вновь, на этот раз в умах министров Временного правительства. Член ЦК кадетской партии В. Маклаков так сформулировал планы, связанные с наступлением: «Если нам действительно удастся наступать... и вести войну так же серьезно, как мы вели ее раньше, тогда быстро наступит полное выздоровление России. Тогда оправдается и укрепится наша власть...»

Меньшевики и эсеры готовы были согласиться с этим. Эсер В. Станкевич также считал, что наступление необходимо, поскольку только ценою войны на фронте можно «купить порядок в тылу и армии». Но в наступлении был и немалый политический риск. А если оно окажется неудачным, если его ждет провал? Ведь Временное правительство и поддерживавшие его партии не могли не понимать, что солдат хотя еще и держал штык наперевес, но он уже вот-вот готов не только воткнуть его в землю, но и повернуть против тех, кто гнал его через колючую проволоку, на германские пулеметы. Что будет, если именно это случится как результат поражения и разгрома? Не вызовет ли тогда провал наступления на фронте новый подъем революционной волны? Буржуазные политики, конечно, вполне сознавали реальность такого исхода. Но еще существовала уверенность, что у власти достанет авторитета и сил, чтобы остановить эту волну, взвалив вину за военную неудачу на саму революцию, на партию большевиков, подорвавших якобы военные усилия правительства и генералитета.

Так или иначе, но ждать было нельзя. Сам ход событий властно требовал от правительства действий для стабилизации режима. Напрасно буржуазная и правосоциалистическая пресса, митинговые агитаторы кадетов, меньшевиков и эсеров убеждали рабочих, солдат и крестьян, что с созданием коалиционного правительства момент решения наиболее острых проблем – достижения мира, ликвидации помещичьего землевладения, улучшения условий жизни рабочих и др.– приближается. Время шло, а слова и обещания оставались словами и обещаниями. Коалиционное, буржуазно-социалистическое правительство на практике также не сделало ничего, чтобы обрести доверие масс. В итоге пропаганда большевистских лозунгов – мир, земля, рабочий контроль, осуществление которых было возможно только в случае разрыва коалиции меньшевистско-эсеровского руководства Советов с буржуазными партиями и перехода всей власти в руки Советов,– эта пропаганда находила все больший массовый отклик.

В такой ситуации Временное правительство не могло не попытаться переломить ход событий. В наступлении на фронте оно и видело чуть ли не единственное средство такого перелома. Выбора, по существу, у него не было. Нужно было идти и на риск. Особенно усердствовал военный министр Керенский. Казалось, он превзошел себя. По нескольку раз в день выступал на солдатских митингах. Одетый в полувоенную форму без знаков отличия, поднимался на наспех сколоченные помосты (или прямо с сиденья открытой машины) и говорил, говорил речи. У него были немалые ораторские способности, приятный баритон, близорукость придавала ему выражение добродушия и доверчивости. Он говорил, что его министерские полномочия, обязанности государственного деятеля, к сожалению, не дают ему возможности встать в ряды наступающих войск и геройски погибнуть в бою за новую, свободную Россию. Керенскому бурно аплодировали, нередко даже выносили на руках, но, как правило, это была лишь чисто внешняя, непосредственная реакция. Керенский уезжал, обаяние рядом стоящего «кумира» исчезало, оставалась суровая необходимость завтра или послезавтра идти под огонь германских пулеметов... Но июнь—июль были, пожалуй, апогеем карьеры Керенского. Его «звезда» поднималась, и он верил, что победоносное наступление доведет ее до зенита.

Между тем 3 июня в Петрограде начал работу I Всероссийский съезд Советов, па котором меньшевики и эсеры еще располагали решающим большинством. Один за другим поднимались на трибуну их лидеры, доказывая и убеждая, что у революционной демократии нет иного пути, кроме соглашения, коалиции с буржуазией, буржуазными партиями. Через несколько дней съезд большинством голосов принял резолюцию доверия Временному правительству. Но происшедшие вслед за тем события показали, что резолюции съезда, принятые меньшевистско-эсеровским большинством – это одно, а па-строения масс – это нечто иное.

По решению президиума съезда и Исполкома Петроградского Совета на 18 июня была назначена массовая демонстрация, которую лидеры меньшевистско-эсеровского Исполкома, избранного съездом, рассчитывали провести под своими лозунгами, продемонстрировав силу и влияние. Большевики приняли участие в этой демонстрации под своими лозунгами, веря, что массы рабочих и солдат поддержат их. Короче говоря, демонстрация 18 июня практически должна была стать пробой сил политических партий, боровшихся за влияние на массы. Вопрос фактически стоял так: за Временное правительство – значит, за продолжение политики торможения революции и укрепления буржуазного режима, за переход власти к Советам – значит, за продолжение революции, перерастание ее в социалистическую, способную удовлетворить самые насущные требования народа.

Что же показала эта полумиллионная демонстрация, длившаяся почти весь день? Близкая к меньшевикам газета «Новая жизнь» расценила ее как «отрицательный вотум доверия существующему правительству». Прямое недоверие было высказано министрам-капиталистам, а косвенное – и министрам-социалистам. Почти три четверти демонстрантов шли под большевистскими лозунгами, требовавшими передачи власти Советам. В. И. Ленин нисал, что ни у кого из видевших эту 3 г. 3. Иоффе

грандиозную демонстрацию на Марсовом поле не осталось сомнений в победе большевистских лозунгов «среди организованного авангарда рабочих и солдатских масс России» 14. Практически они действовали в соответствии с призывами ленинских «Апрельских тезисов» и Апрельской конференции большевиков: «Никакой поддержки

Временному правительству!», «Вся власть Советам!»

18 июня судьба правительственной коалиции пошатнулась. Разразился политический кризис не менее, если не более, глубокий, чем это случилось в двадцатых числах апреля. Но если тогда кризис был разрешен созданием коалиционного, буржуазно-социалистического правительства, то теперь спасительным поясом, пожалуй, оказалось уже давно подготовлявшееся Временным правительством наступление на фронте, наступление, с которым, как мы уже отмечали, связывались не столько стратегические, сколько политические планы. Власти рассчитывали, что при успехе наступления шовинистические и милитаристские настроения окажут парализующее воздействие на революционный процесс и будут способствовать стабилизации режима; в случае же провала наступления вину можно будет взвалить на «революционную анархию», Советы, прежде всего большевиков. Тогда для властей открывался путь репрессивных мероприятий и поворот вправо мог стать значительно более крутым.

В. И. Ленин прямо писал, что при всех возможных исходах наступления оно означает «укрепление основных позиций контрреволюции» 13. Естественно, что большевики были против наступления, но отнюдь не призывали к подрыву или развалу армии, в чем их пытались обвинять политические противники. Против наступления – это значило развертывание политической борьбы за его недопущение, за предупреждение новых бессмысленных жертв во имя чуждых народу интересов, во имя укрепления позиций контрреволюции. Это, конечно, не исключало того, что под прикрытием большевистской пропаганды и агитации, под их лозунгами в некоторых воинских частях нередко могли проявиться анархические иастрое-пия как в период подготовки, так и в ходе самого наступления. В вол пах революции плыло немало шкурников и демагогов.

Поначалу казалось, что расчеты правительства, связанные с успехом наступления, оправдываются. Когда в Петроград поступили первые сведения о переходе в наступление войск Юго-Западного фронта (при поддержке

других фронтов), проправительственные и контрреволюционные элементы, предпочитавшие не выступать открыто, хлынули на улицы и площади города. С лозунгами «Война до победы!», «Доверие Временному правительству!» они двинулись к Мариинскому дворцу – резиденции правительства. Однако эта радость оказалась недолгой. Фактически только 8-я армия генерала Корнилова (особенно входивший в ее состав 12-й корпус генерала В. Черемисова) имела успех, продвинувшись вперед до 30 км по фронту шириной в 50 км. Были взяты Калуш и Галич, масса пленных и вооружение. Но другие армии Юго-Западного фронта (6-я и 11-я), которые должны были войти в прорыв, забуксовали почти с самого начала и остановились уже через несколько дней. Еще более безуспешными оказались наступательные действия других фронтов. А 6 июля германские войска нанесли мощный контрудар в стык 7-й и 11-й армий Юго-Запад-ного фронта, осуществив так называемый Тарнопольский прорыв.

Вся грандиозная затея с наступлением, в которую правительство и лично Керенский вложили столько сил и против которой настойчиво предупреждали большевики, обернулась ужасной катастрофой. Начался беспорядочный, порой панический, отход русских войск. Многие части (в том числе и 8-й армии) оказались захлестнуты волной анархии, некоторые городки и села па пути отступления подверглись погромам и мародерству. Тут-то Корнилов показал свою «твердую руку»: приказал вешать дезертиров и мародеров на перекрестках без всякого суда. Колонны отступавших войск видели раскачивающиеся на деревьях и телеграфных столбах труны солдат...

Тарнопольский прорыв по времени почти совпал с драматическими событиями в Петрограде, известными под названием июльских. Их суть, содержание В. И. Ленин определил как «взрыв революции и контрреволюции вместе» 16. Началось со «взрыва» революции. Динамитом, который произвел его, были все ухудшающееся положение трудовых масс, прежде всего рабочих, попытки правительства и командования под предлогом военных нужд вывести по крайней мере часть революционного Петроградского гарнизона из столицы, первые сведения и слухи о провале так долго готовившегося наступления. Ситуацию, безусловно, «подогрел» и внезапный выход министров-кадетов из правительства якобы по причине

3*

67

несогласия с сепаратистскими действиями краевой власти на Украине – Генерального секретариата Центральной рады.

В действительности же это был лишь повод. Фактически кадеты отставкой поставили своих партнеров «слева» – меньшевиков и эсеров – перед необходимостью самим держать ответ перед негодующими революционными массами за поражение на фронте. Расчет был довольно продуманным: чтобы уйти от этой ответственности, меньшевики и эсеры станут сговорчивее и пойдут на такое соглашение с кадетами, которое позволит этим последним решительнее действовать в борьбе с революцией. Отставка кадетов, таким образом, являлась политическим маневром, направленным па то, чтобы «умерить» соглашателей и благодаря этому попытаться придать режиму Временного правительства еще более правый крен...

В первых числах июля революционные солдаты и рабочие некоторых заводов вышли на улицы Петрограда с лозунгами устранения Временного правительства и перехода всей власти в руки Советов. Их было более полумиллиона человек! Даже Н. Суханов, далекий от симпатий к демонстрантам и большевикам, писал: «Независимо от политических результатов нельзя было смотреть иначе как с восхищением на это изумительное движение народных масс». Было ли это выступление чисто стихийным? Конечно, нет. Безусловно, сыграла роль вся предшествующая пропаганда большевиков, разъяснявших, что, пока власть находится в руках буржуазии и ее партий, не желавших сколько-нибудь серьезных перемен, трудящиеся массы не добьются осуществления своих жизненных требований. Некоторые члены Военной организации большевиков, Петербургского и районных большевистских комитетов, захваченные революционным порывом, склонны были развивать движение до максимальных пределов. Однако ЦК партии в целом занял другую позицию. В. И. Ленин считал, что в этот период, в эти дни большевики «не удержали бы власти... ибо армия и провинция, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер» 17.

С другой стороны, остаться вне движения, устраниться от него партия тоже не могла. «Если бы наша партия,– разъяснял В. И. Ленин,– отказалась от поддержки стихийно вспыхнувшего... движения масс 3—4 июля, то это брало бы прямой и полной изменой пролетария-ту, ибо массы пришли в движение, законно и справедливо возмущенные затягиванием империалистской, т. е. захватной и грабительской, в интересах капиталистов ведущейся, войны и бездействием правительства и Советов...» 18 И большевики пошли в массы, чтобы организационно овладеть выступлениями, придать им мирный характер.

Однако полностью осуществить ото не удалось. На круто поднявшейся революционной волне закипела ультралевацкая, анархистская иена. С широко известной в Петрограде бывшей дачи бывшего министра внутренних дел Дурново, захваченной анархистами и другими ультралевыми элементами, раздались призывы к вооруженному восстанию, реквизиции предприятий, банков, складов, магазинов. В некоторых районах города открывалась стрельба, появились первые жертвы. Демонстранты направились в Таврический дворец, где заседал ВЦИК, появились в зале заседаний, бурно требовали покончить «сделки с буржуазией», понуждали членов ВЦИК немедленно взять власть. При этом едва не пострадал эсеровский лидер В. Чернов. Чтобы освободить его, некоторые эсеры готовы были пустить в ход пулеметы с броневиков. Лишь вмешательство Л. Троцкого и Ф. Раскольникова предотвратило кровопролитие. Активную роль в умиротворении воинственно настроенных масс у Таврического дворца сыграл Г. Зиновьев, хороший оратор и агитатор, умевший доказывать и убеждать...

Теперь настал момент для развертывания запасного «(сценария», учитывавшегося Временным правительством и вообще реакцией при подготовке наступления и затем дополненного кадетами их выходом из правительства.

Позорный провал па фронте теперь можно было отнести на счет «революционной анархии», большевиков и других левых групп и организаций. Контрреволюционная, антибольшевистская печать связала воедино Тарно-польский прорыв на фронте с июльскими событиями в столице, поспешив представить их «большевистской попыткой прорвать внутренний фронт». На «взрыв революции» контрреволюция ответила своим «взрывом». На большевиков и революционные массы обрушились репрессии. В разных местах города демонстранты подверглись вооруженным нападениям, по ним открывали огонь. Кто стрелял? По многим данным, члены тех тайных и полутайных контрреволюционных военных организаций,

которые в большом числе создавались в Петрограде, а также отдельные казачьи патрули. Воинские части громили дворец Кшесинской, где находился большевистский ЦК, типографию «Правды». Многие видные большевики и близкие им (Л. Троцкий, Л. Каменев, А. Кол-лонтай и др.) были арестованы. В. И. Ленин и Г. Зиновьев ушли в подполье. 7 июля в Петроград вступили вызванные с Северного фронта войска. Один из отрядов подошел к Таврическому дворцу с оркестром, игравшим «Марсельезу». Командовавший им поручик, меньшевик Ю. Мазуренко, демонстративно обнимался с вышедшим навстречу Чхеидзе.

На основе сфабрикованных контрразведкой «показаний» некоего Ермоленко министр юстиции П. Переверзев дал сигнал для яростной кампании по обвинению большевиков в государственной измене, в связи с германским Генеральным штабом. Лидеры ВЦИК Н. Чхеидзе и И. Церетели, опасаясь разгула черносотенных, погромных настроений, рекомендовали редакциям воздержаться от публикации этой «сенсации», как «непроверенной» (не более того!). Но правые газеты не желали прислушиваться к этим рекомендациям. «Разоблачения» пошли в ход, а эсеро-меньшевистское руководство фактически умыло руки...

По прибытии в Петроград с фронта Керенский добился ухода Переверзева в отставку, но отнюдь не за проявленную инициативу в развязывании кампании клеветы, а за преждевремепное ее начало: он считал, что опрометчивые действия Переверзева помешали сбору всех «компрометирующих данных».

Ввод в Петроград фронтовых войск и клеветническая кампания все же сыграли свою роль. Часть солдат да и рабочих поддались антибольшевистской, контрреволюционной пропаганде. Проявились и погромные, антисемитские настроения, разжигавшиеся вчерашними черносотенцами с целью отвлечения масс от действительных социальных проблем. М, Горький писал, что рабочие должны твердо заявить юдофобам и шовинистам: «Прочь! Хозяева страны – мы, мы завоевали ей свободу, не скрывая своих лиц, и мы не допустим каких-то темных людей управлять нашим разумом, нашей волей. Прочь!»

Почему в революционной стране, в революционной ситуации стали возможны столь резкие колебания с внезапным креном вправо? Пагубную роль сыграла, конеч-

но, все та же обывательщина, мелкобуржуазность массы, наиболее активная часть которой сначала разгорячила себя ультралевацкими настроениями, а затем, в обстановке «контрреволюционного взрыва», шарахнулась в противоположную сторону. Ее политическая культура была низка, что, в частности, выражалось в полной готовности верить сказанному и напечатанному властями. Определенное содействие этому «откату» оказала и позиция, занятая меньшевиками и эсерами, контролировавшими ВЦИК Советов. Покинувшие правительство кадеты спрогнозировали правильно: меньшевики и эсеры во

ВЦИК и Исполкоме Совета крестьянских депутатов приняли резолюцию, которая рассматривала демонстрации в Питере как «удар в спину» воюющей армии, а их инициаторов – как «врагов революции». Только группа левых эсеров и меныневиков-интернационалистов, возглавляемых 10. Мартовым, протестовала против антибольшевистской клеветнической кампании. Между тем массы еще верили меньшевикам и эсерам. В. И. Ленин писал, что «тогда даже у большевиков не было и быть не могло сознательной решимости трактовать Церетели и К°, как контрреволюционеров» .

Июльские события наглядно показали, как дорого приходится платить революции, когда в ней, пусть даже на какой-то момент, берут верх левацкие элементы, склонные к авантюрам, «вспышкопускательским» действиям...

Июльский кризис внес глубокую перемену в политическую ситуацию. Еще в начале июля сложил с себя «тяжкое бремя» премьерства «толстовец» Г. Львов и удалился в Оптину пустынь для замаливания «грехов». После Октября, впрочем, он снова появится на политической арене в качестве представителя белогвардейских правительств перед их антантовскими союзниками, ходатаем за интервенцию против Советской России. Вот отрывок из его письма Ч. Крэйну, близкому советнику президента В. Вильсона: «Главное, что я хотел бы сказать Вам,– для спасения России необходимо возможно скорое планомерное объединение союзников и дружная борьба их против немцев, одетых в большевистское платье».

Премьер-министром «осколка» Временного правительства (кадеты ушли) стал эсер Керенский. Но переговоры о формировании полного состава правительства затянулись. В течение двух недель (с 7 но 21 июля) в правительстве председательствовал левый кадет министр путей сообщения Н. Некрасов. Лишь в 20-х числах июля удалось наконец сформировать новое коалиционное правительство, в которое вернулись кадеты, согласившиеся сотрудничать с «хорошо проявившими себя» в июльские дни меньшевиками и эсерами.

Важнейший пункт этого нового соглашения заключался в том, что А. Керенскому предоставлялись неограниченные полномочия, а министры, в том числе и социалисты, освобождались от ответственности перед своими партиями или организациями. Временное правительство, таким образом, в значительной мере уходило из-под контроля со стороны ВЦИК Советов, существовавшего с времен Февральской революции. Произошла передвижка власти в сторону Временного правительства, т. е. в сторону буржуазии, в сторону всего правого лагеря, в котором усилилась контрреволюционная военщина. Передвижка, но не полное обладание ими властью. Если бы это было не так, совершенно непонятной стала бы вся история корниловщины, т. е. заговор реакционной военной клики в целях установления своей диктатуры.

Общая оценка сложившейся ситуации заставляла контрреволюционные элементы смотреть на итог июльских событий как на важную ступень, способствующую их дальнейшей консолидации для нанесения революционно-демократическим силам окончательного удара. Это и произошло в корниловские дни...

Левый, революционный лагерь потерпел крупное поражение. Советы обессилели. На партию большевиков обрушились репрессии. Значительная часть ее попутчиков, сочувствующих, отхлынула от нее; было немало выходов и из самой партии. Но как пе была полной победа контрреволюции, так ие было полным и поражение революции.

Пройдя через «июльское горнило», большевики приобрели новый, важный политический опыт. Клевета, обрушенная на В. И. Ленина и других большевиков Временным правительством при фактическом непротивлении эсеровского и меньшевистского руководства, полностью рассеивала иллюзии, все еще имевшиеся в рабочей, да и в большевистской среде. Политический противник сам избрал новый путь борьбы: путь насилия. Значит, борьба с ним теперь тоже должна была стать иной. Меньшевистско-эсеровские Советы ясно показали, что они власть брать пе хотят, что они защищают власть Временного правительства, и это исключало самою возможность политической борьбы внутри них.

Мирный путь борьбы за власть Советов, намеченный В. И. Лениным в «Апрельских тезисах» и в решениях Апрельской конференции, отныне становился невозможным. «Данные Советы,– писал Ленин,– провалились, потерпели полный крах... В данную минуту эти Советы похожи на баранов, которые приведены на бойшо, поставлены под топор и жалобно мычат. Советы теперь бессильны и беспомощны перед победившей и побеждающей контрреволюцией». «Эту власть,– прямо указывал Ленин, имея в виду Временное правительство,– надо свергнуть. Без этого все фразы о борьбе с контрреволюцией пустые фразы, „самообман и обман народа44» 20.

В. И. Ленин предлагал партии крутой тактический поворот, диктовавшийся столь же крутой переменой в ходе политической борьбы. В конце июля проходивший полулегально VI съезд партии принял новые ленинские установки. Важным организационным моментом в работе съезда было принятие в партию группы «межрайонцев» во главе с Л. Троцким. Троцкий прибыл в Петроград из США в мае 1917 г. Его длительная борьба с Лениным и большевизмом была хорошо известна, но теперь, в эти горячие революционные дни, более важными становились его авторитет одного из руководителей Петербургского Совета в первой российской революции, его талант организатора, публициста и несомненное ораторское искусство.

На съезде был избран Центральный Комитет в следующем составе: В. И. Ленин, Г. Зиновьев, Л. Каменев, Л. Троцкий, В. Ногин, А. Коллонтай, И. Сталин, Я. Свердлов, А. Рыков, II. Бухарин, Ф. Артем, А. Иоффе, М. Урицкий, В. Милютин, Г. Ломов. Под руководством этого ЦК и будет совершено Октябрьское вооруженное восстание.

Репрессии и клевета, к которым Временное правительство и Керенский прибегли в борьбе против революционных сил, возглавляемых большевиками, уже вскоре вернулись к ним бумерангом...

Общая политическая ситуация становилась еще более неустойчивой; поляризация политических сил ускорялась, а это предвещало новые «взрывы» революции и контрреволюции.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю