Текст книги "Кровавый триптих"

Автор книги: Генри Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– А что такого особенного в сегодняшнем дне?

– Воскресенье. Я сжигаю мусор каждый день, кроме воскресенья.

– А печь большая?

– Роскошная. Просто загляденье.

– Пойдемте взглянем на нее. Сходим поглядим, мистер Уэллс.

– Отчего же, мистер Чемьерс, не сходить. Только тапки надену.

В полуподвале он включил свет – большой белый плафон. Печь оказалась здоровенной конструкцией с дверцей размером два на два фута. Я начал раздеваться, Уэллс молча наблюдал за мои действиями. Он только один раз нарушил молчание, поинтересовавшись:

– Это не мистера Слотера убили?

– Нет.

– Кого-то другого?

– Да. В квартире у мистера Слотера.

Я остался в одних трусах.

– Схожу принесу кочергу, – сказал Уэллс.

– Я сейчас полезу в печь и сам побуду кочергой. Вы не возражаете?

– А чего же. Закон на вашей стороне.

Внутри печь представляла собой кучу горелого шлака и там было темнее, чем в прихожей подпольного борделя. Я высунул голову.

– У вас нет фонарика, мистер Уэллс?

– Тут у меня есть и фонарик. Есть и душевая, и полотенце, все, что нужно, есть.

– Пока нужен фонарик.

– Несу!

Он принес мне фонарик и я нырнул обратно в печь. Я уже привык к едкому смраду перегоревшего мусора и полез внутрь как пытливый геолог в только что обнаруженную им пещеру мезозойской эры. Минут через двадцать я вышел с трофеями.

– Бумажного пакета не найдется?

Уэллс передал мне мусорный пакет. В него я сбросил бронзовую дверную ручку, пару дорогих мужских замшевых перчаток и белый шелковый носовой платок.

Уэллс усмехнулся.

– У вас такой вид, точно вы из забоя вылезли.

– Можно я воспользуюсь вашим душем?

– Милости прошу, сэр.

Вскоре, одетый, крепко сжимая в руке мусорный пакет, я сказал:

– Мистер Уэллс, я благодарю вас за сотрудничество. Вы мне очень помогли. – и полез в бумажник. Смотритель честно заработал свои двадцать, и, вынув двадцатку, я её отдал ему.

– Спасибо, сэр.

– Расходы оплачивает бухгалтерия, – пожал я плечами. – Еще одна вещь.

– Да, сэр?

– Никому не рассказывайте о наших с вами похождениях. Это очень важно.

– Можете на меня рассчитывать, сэр.

Арнольд Клемсон был престарелый джентльмен, он вечно сутулился и как бы виновато моргал глазками, вооруженными очками. Арнольд Клемсон преподавал физику в Иельском университете, а после ухода на пенсию открыл свою Независимую лабораторию и весьма преуспел в новом начинании. Независимые лаборатории у нас в стране давно уже стали неотъемлемой частью нашей культуры – как джин для коктейля "мартини". Независимые лаборатории убеждают вас в безвредности табакокурения. Независимые лаборатории рассказывают вам о витаминах в замороженных полуфабрикатах. Независимые лаборатории занимаются расчетами прозрачности нижнего женского белья. Независимые лаборатории исследуют действенность зубных паст. Независимые лаборатории информируют вас об эффективности мыла – короче, без независимых лабораторий мы превратилсь бы в ущербную нацию – ведь что за удовольствие жить, не зная, какой именно сорт мыла на 97,066 % состоит из химически чистых веществ, или какой сорт наших любимых сигарет содержит наименьшее количество смол, или сколько людей сохранили в идеальном состоянии свои десна, пользуясь зубной пастой с фтором (или без оного)?

Арнольд Клемсон разместил свою лабораторию в двухэтажном доме на углу Пятьдесят седьмой улицы и Десятой авеню. На нижнем этаже располагалась лабораория, а на верхнем этаже он жил. Мистер Клемсон привык рано ложиться, поэтому я просто вжал пальцем кнопку дверного звонка и стал ждать. За дверью раздался оглушительный звон, смхивающий на сирену пожарной тревоги, но я не отпускал кнопки. Наконец дверь открыл сам мистер Клемсон, одетый и улыбающийся.

– Отлично, отлично, – произнес он, всматриваясь в меня сквозь стекла очков в серебряной оправе, – Питер Чемберс, если не ошибаюсь?

– Именно так, сэр.

– Очень приятно вас видеть, молодой человек. Всегда приятно. Вы вносите некоторое разнообразие в тоскливо-монотонную жизнь старика. Полагаю, я могу вам чем-то помочь?

– Да, сэр, можете.

– Ну входите, входите! – Он включил свет и провел меня в лабораторию.

– А я думал, вы уже спите.

– Вовсе нет, вовсе нет. Сегодня мне не спится. Я как раз пью чай и мечтаю о каком-нибудь увлекательном задании

– Уж не знаю, насколько увлекательной вам покажется моя просьба... – с этими словами я раскрыл мусорный пакет. – Перчатки, дверная ручка и носовой платок. Я бы хотел получить их полный анализ и подробное заключение.

– Отлично. Очередное расследование?

– Вроде бы да.

– Когда вам нужно заключение?

– Чем скорее, тем лучше. Вы не могли бы отправить его мне на квартиру?

– Конечно. Я сам и доставлю. Моим старым костям иногда требуется разминка. – Он улыбнулся. – Ну, мне предстоит восхитительная ночка. Благодарю вас за доставленное удовольствие.

– А я благодарю вас за то, что вы приняли меня в столь неурочный час. И я очень рад, что нашел вас в столь хорошем расположении духа. Счет пришлите мне в офис.

– Уж пришлю, пришлю, молодой человек, об этом не беспокойтесь.

– Ну, побегу. Буду ждать дома.

Мне пришлось пересечь Девятую авеню в поисках такси.

– Угол Шестьдесят девятой и Парк, – бросил я водителю, и мы понеслись через весь город, и скоро я уже сдал шляпу в гардероб и воссел на табурет перед баром Джерри Караса.

– Разговоры, разговоры, – пробурчал Джерри.

– Ну да?

– Да уж весь город гудит.

– О чем?

– О том, что Кларк сыграл в ящик, а Хаббел в лузе.

– Как элегантно ты выражаешься – если не сказать цинично.

– Да только Хаббела из лузы очень скоро вытащат. А если хочешь знать мое мнение, то уже вытащили.

– Ну да?

– Да. Ты-то где пропадал?

– Дела, дела. Ну так что Хаббел?

– Адвокаты прибежали и, засучив рукава, принялись за работу. Сегодня воскресенье, но они отправились к судье домой и подписали постановление о неприкосновенности личности. А у полиции ничего не было на него...

– Так-таки и ничего?

– Ничего. Повод для убийства? Так в Нью-Йорке у многих есть повод убить Кларка. Нитраты? Так это у многих можно найти. Пушку не нашли, свидетелей нет.

– Но у них же есть ключ, которым открыли дверь квартиры Слотера.

– Ну и что? Нельзя же предъявить обвинение в убийстве на основании ключа. Слушай, а ты знаешь, что такое постановление о неприкосновенности личности?

– Джерри, мальчик мой, ты не устаешь меня поражать. Я-то конечно знаю, что это такое. А ты?

– Ну да! Это бумага, подписанная судьей. Это бумага, по которой тебя вытаскивают из тюряги для слушаний в уголовном суде. Вытаскивают хотя бы на время, под залог. А судья уголовного суда решает, отпустить тебя домой или обратно закатить в лузу – в зависимости от того, имеется ли у легавых достаточно улик, чтобы ты предстал перед судом.

– Молодец, Джерри.

– И придется признать, что в настоящее время имеется, как говорят, обоснованные сомнения в его виноности и, значит, есть шансы для выдачи этого постановления, а судье ещё предстоит решить, располагает ли полиция и впрямь достаточными уликами, чтобы держать его за решеткой.

– Ну как бы там ни было, пока что постановление он получил и может выйти из-под замка.

– Он уже вышел, или очень скоро выйдет. Я же говорю только то, что знаю. Он у нас ещё не показывался. – Джерри положил на прилавок картонный кружок. – Тебе что налить? Что раньше?

– Сделай милость.

На плечо мне опустилась рука. Обернувшись, я увидел Марту Льюис. В её больших черных глазах стоял страх, а на кончике носа поблескивали бусинки пота. Высунулся кончик языка, проехался по верхней губе.

– Что же ты мне не сказал? – тихо спросила она.

– Не знаю. Духу не хватило. Я подумал, ты и сама скоро все узнаешь.

Она стояла очень близко. Теплая ладонь скользнула мне на бедро.

– Я боюсь, Пит.

– Мы можем уйти отсюда?

– Куда?

– Ко мне.

– Ну, если ты так хочешь...

– Мне надо там быть, кроме того я хочу с тобой поговорить.

– Поговорить? – теперь её рука нежно стала поглаживать мое бедро.

– Ты сможешь, Марта?

– Да. Я попрошу метрдотеля Димитрия подменить меня. – Она улыбнулась. – Пойду приведу в порядок лицо – встретимся здесь. Не уходите, детектив!

Я выпил, расплатился с Джерри, а тут и Марта появилась в легком пальто, наброшенном на плечи. Я взял шляпу и мы сели в стоящщее у дверей такси. Как только мы отъехали, я услышал взревеший позади нас автомобильный мотор. Мы свернули направо и следовавшая за нами машина тоже свернула направо. Я не оборачивался. Мне было наплевать. Если за нами хвост, мне было ровным счетом начихать. Кто бы ни следил за мной, он мог только оказаться моим невольным помощником. Пока что все это напоминало карусель.

– Мне у тебя нравится. Так уютно, – проговорила Марта.

– Давай пальто.

– Да, конечно.

Она сняла пальто и подала мне. Потом подняла руки вверх – и при виде всех удивительные изгибов её тела у меня перехватило дыхание. На губах у неё играла кривая улыбочка, на лице застыло выражение довольного ребенка, но взгляд был напряженным и манящим.

– Я тебе нравлюсь?

– Не то слово, – и я, сжимая в руках её пальто, направился к стенному шкафу.

– Постой-ка! – Марта подошла ко мне, обняла мое лицо обеими ладонями, потом прильнула губами к моему рту и, чуть приоткрыв губы, вонзилась в меня горячим влажным языком. Потом уронила руки, её глаза сузились, ноздри затрепетали. – Я так давно хотела это сделать, – прошептала она.

– Что ж ты раньше не сказала? – сконфузившись, спросил я. – Так можно я все-таки отнесу пальто?

– Да. И налей мне чего-ниубдь.

– Что желаете, мисс? – спросил я, вешая пальто.

– Водка есть?

– Есть все.

– Водка-мартини?

– Только в этом доме...

– Ну ладно, уговорил. Двойную!

Я смешал коктейли в кухне – двойной мартини с водкой для неё и шотланский с водой для себя – и отнес все это в гостиную. Она взяла свой бокал дрожащей рукой, отпила самую чуточку, чтобы не разлить , и протянув вперед бокал, сказала:

– За нас.

– За обоих.

Я отпивал свой виски с водой маленькими глоточками, а она сразу жахнула полбокала.

– Что-то я немного нервничаю. Я все пила джин с тоником там, в баре, пока ждала тебя.

– Присядь.

Она села рядом со мной на кушетке. Я поставил стакан на столик. Свой бокал она не выпускала из рук, пила медленно и смотрела на меня сверкающими глазами. Ее красивое лицо теперь было спокойным. Она отставила пустой бокал в сторону и спросила:

– Ну что, о чем будем говорить?

– О Стюарте Кларке.

– Он был сволочью. Точка. Бездушный, бессердечный, самая настоящая сволочь. Стюарт Кларк. Сволочь и ничего больше.

В дверь позвонили.Я пошел открывать. Арнольд Клемсон, стянув шляпу с головы, произнес:

– Добрый вечер, молодой человек. – Под мышкой он держал небольшой сверток, похожий на коробку конфет в подарочной обертке.

– Добрый веечр, мистер Клемсон. – Я впустил его и закрыл дверь. – Все в порядке?

– В полном порядке. – И тут он заметил мою гостью. – О, я надеюсь, что не вторгаюсь...

– Нет, сэр. ничуть. Ну-с, каковы наши достижения?

– Достижения, да! – Он бросил шляпу на стол, положил рядом с ней сверток, а потом расстегнул пиджак и достал конверт. Открыв его, он вытащил напечатанный на машинке листок бумаги, водрузил очки на нос, прокашлялся и начал:

– У нас имеется бронзовая дверная ручка, замшевые мужские перчатки серого цвета и белый шелковый носовой платок. Дверная ручка. Обычная бронза. Вместе с тем представляется, что означенную дверную ручку обрабатывали раствором гипохлорита натрия.

– А перчатки?

– На левой перчатке обнаружены обычные загразнения. Совсем другая картина с правой перчаткой. На правой перчатке обнаружены следы нитратов.

– Нитратов? А что с платком?

– Здесь тоже имеется наличие гипохлорита натрия. Вам известно, что такое гипохлорит натрия, молодой человек?

– Да, сэр.

Он удивленно воззрился на меня.

– Неужели?

– Сегодня в полицейском управлении я читал толстенный том по криминалистическому химическому анализу. Гипохлорит натрия это отбеливатель, используемый в прачечных. Верно?

– Абсолютно. – Арнольд Клемсон бросил взгялд на Марту и покачал головой. – Эта современная молодежь – кладезь самой разнообразной информации.

– Неужели? – отозвалсь моя гостья.

Клемсон вложил лист бумаги обратно в конверт.

– Я горю желанием узнать, почему гипохлорит натрия оказался на простой дверной ручке. Вы хотите, чтобы я оставил это заключение у вас?

– В сон вас ещё не клонит, мистер Клемсон?

– Нисколько. А что?

– Вещественные доказательства у вас в этом свертке?

– Да.

– В таком случае, сэр, я доставлю и этот сверток и ваше заключение в полицейское управление.

– Вы хотите сказать, что все это предназначается для них?

– Да.

– Тогда я сам и отнесу. С удовольствием. Когда я встречаюсь с тамошними экспертами, всегда приятно с ними обсудить общеинтересные проблемы. У меня обычно нет времени на такой обмен опытом, но сегодня во время бессонницы... Да и к тому же вы мне дали поручение...

– Какой у меня, однако, дорогой посыльный.

– Нет, нет, за доставку платы я не возьму. – Он усмехнулся. – Это за мой счет. Кому именно это передать?

– Детективу-лейтенанту Луису Паркеру. И привет от меня.

Он снова усмехнулся.

– Ну я уж по полной программе. На словах ничего не надо передать?

– Нет, сэр. Он и от этой посылки будет прыгать от радости.

– Ну ладно, тогда я двинусь, – Арнольд Клемсон взял шляпу, сверток, откланялся. и я выпроводил его

– Странноватый старичок, – сказала Марта. – Кто это?

– Ученый – химик с мировым именем.

– Они все с приветом, эти ученые?

– Со странностями – пожалуй, но только не с приветом.

Она встала.

– Пришло время повторить. – Марта пошла на кухню, я за ней. Кухня у меня крошечная, не развернешься. Смешав ей мартини, я обернулся и оказался прямо тык-впритык к ней – и тут же она крепко обвили меня руками, её рот запылал на моих губах, и она чуть раздвинула бедра, приглашя меня прильнуть к ней.

И тут... в дверь позвонили.

– Вот гады, – прошипел я сквозь зубы.

Она пошла за мной в прихожую. На пороге стоял мальчишка из "Вестерн юнион". Я расписался в получении телеграммы, дал ему на чай и закрыл дверь.

– Может, тебе стоит завести табличку "Просьба не беспокоить"?

Но я её не слушал. Я читал телеграмму.

ИСТЕЦ СТЮАРТ КЛАРК. ОТВЕТЧИК МАРТА ЛЬЮИС КЛАРК. ДЕЛО ЗАКРЫТО. БЕЗ АПЕЛЛЯЦИИ. ПОСРЕДНИК ФРЭНК СЛОТЕР. БЕЗ ОТСТУПНЫХ. ОТВЕТЧИЦЕ ВМЕНЕНО ВЕРНУТЬ ДЕВИЧЬЮ ФАМИЛИЮ. АДВОКАТ ИСТЦА БЕН РЕЙДЕР. ПОЛНОМОЧНЫЙ АДВОКАТ ОТВЕТЧИЦЫ ПОЛ КЛАЙН. ВОТ И ВСЕ. ОДНОЙ УСЛУГОЙ МЕНЬШЕ. ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ. УОЛДО БРАЙЕНТ.

– Джерри малость ошибся, – сказал я. – Это не ты развелась с Кларком. Это Кларк развелся с тобой.

Тут её глаза превратились в щелочки.

– Что? О ком это ты?

– О Стюарте Кларке. Помню, ты мне говорила, что не любила его.

– Сначала любила, но потом он начал меня обзывать по всякому – я и дура, я и необразованная, и как он во мне ошибся, и зачем он со мной закрутил... А после он вообще перестал меня замечать, начал гулять направо и налево, а когда я тоже стала гулять, тут он меня и застукал – частные сыщики, скрытые кинокамеры, "жучки" в телефоне. И у меня был выбор – либо я по-тихому соглашусь на развод, либо он меня ославит на всю страну. – Она широко раскрыла глаза. В них стояли слезы. – Не любила, говоришь? Да я ненавидела его всеми фибрами души – этого негодяя.

– Ладно, пошли.

– Куда?

– Повидаемся со Слотером.

– Это ещё зачем?

– Он мой клиент. И мне надо ему кое о чем рассказать. – Я пошел к стенному шкафу, достал пальто Марты, тронул её за плечо и открыл дверь. В холле было темно. Но я помнил, что когда я открывал Клемсону и потом когда пришел посыльнй из телеграфной компании, в холле горел свет – значит, только что кто-то вывернул лампочки. Но у меня в прихожей горела лампа, и мы оба стояли в дверях в снопе яркого света. Я повалил её на пол. Повалил резко и сам упал рядом, и тут прогремело два выстрела, и потом послышался топот ног: человек сбегал вниз по лестнице. Марта обхватила меня руками, застонала и задрыгала ногой. Наконец ей удалось зацепить дверь и захлопнуть её.

– Обними меня, – рыдала она, – Я боюсь, боюсь! Обними меня! Обними!

И я обнял её – прямо на полу.

Через полчаса мы были в пентхаусе на Вашингтон-сквер. Дверь нам открыл Фрэнк Слотер.

– Ужасно рад вашему приходу, ребята. Правда.

– Первым делом спиртное. Много-много джина для неё и немного виски для меня.

– Сию минуту.

Марта села со своим джином в кресло и поджала ноги. Слотер одним махом выпил полстакана виски и запил содовой. Я отпил из своего стакана и отставил его сторону.

– Слыхали о Хаббеле? Его выпустили!

– А я собирался тебе рассказать.

– Это уже давно не новость. Что нового?

– Я поймал убийцу. Но и это для тебя не новость.

– Ты кого имеешь в виду?

– Тебя имею в виду.

– Ты пьян?

– Я как стеклышко.

– Тогда что за бред ты несешь?

– Это не бред, Слотер. Этут все дело в двойной подставке.

– Слушай, приятель, ты или говори яснее, или...

– Яснее? Можно и яснее. Ты угрохал Стюарта Кларка, но все подстроил таким образом, чтобы выглядело как подставка для тебя. Подставка наоборот. Двойная подставка.

Надо мне было все ему выложить напрямик. Он стоял, улыбаясь невозмутимо, но на лбу у него выступил пот, точно утренняя роса на ландыше.

– Ты с ума сошел. – сказал он. – Но коли тебя распирает от желания произнести речь, валяй, произноси.

– Спасибо, мистер председатель. Начнем с того, что Кларк был парень тебе под стать. Добавим сюда, что ты публично угрожал с ним разобраться. После того, как все твои ненасильственные попытки приструнить его не увенчались успехом. Начнем с этого. Ты не возражаешь?

– Говори, говори, друг.

– Ну ладно. Итак, это было, по моей терминологии, бытовое убийство, которое ты не мог доверить ни одному из своих оруженосцев. Тебе пришлось взяться за дело самому и провернуть его чисто и умело. Но для этого убийства тебе понадобилась ширма.

– Кто же?

– Да Хаббел Уэйн. Он тоже участвовал в этой двойной подставке. Он задолжал тебе двадцать пять штук, но никакой расписки не было. Так что если бы Уэйн умудрился подложить тебе свинью в виде обвинения в убийстве, он бы избавился от долга, который ему бы не пришлось платить, потому как если бы тебя обвинили в убийстве, тебе бы пришел конец. Отличная кандидатура. Потому что парень в его позиции идеально подходит для того, чтобы устроть тебе подставку. К тому же он лично испытывал личную неприязнь к Кларку по поводу девицы Принс. Словом, Хаббел Уэйн идеальная ширма. Ну, что я тебя впечатлил? Как тебе все эти мои построения?

– Без комментариев. Пока.

– Ты все приготовил и тебе оставалось только дождаться подходящего момента. И он настал – сегодня. Уэйн позвонил тебе в четыре. Ты попросил его прийти сюда в пять. Ты добавил, что если тебя не окажется дома, он может войти и дождаться тебя. А ты оставишь дверь открытой.

На губах у него появилась ироническая улыбка.

– А зачем мне понадобилось ему это говорить?

– Да чтобы наверняка знать, что он дотронется до дверной ручки.

Эта фраза его потрясла. Наконец-то я добился от него какой-то реакции. Улыбка увяла и губы сомкнулись в тонкую ниточку.

– А ты хитер. Куда хитрее, чем я думал.

– Продолжать?

– Валяй все выкладывай. Может возникнет повод для сделки.

– На твоем месте я бы не стал на это надеяться. На сделку,

– Я слушаю, друг мой!

– Ладно. Уэйн пришел в пять. А ты позвонил Кларку в "Уолдорф" и сказал, что срочно хочешь его видеть по очень важному делу. Тот тут же приехал сюда, потому что этот парень был не из пугливых, но он был слишком умен, чтобы понять: ты не стал бы вызывать на встречу помощника окружного прокурора в свою квартиру и там его убивать. Но ты – убил! Он пришел, а ты его угрохал. Но ты воспользовался не тем стволом, на который у тебя есть разрешение, ты стрелял из другого.

– Прошу прощения. Тут неоходимо внести маленькое уточнение. Помнишь парафиновый тест? Ладони у меня оказались чисты.

– Я прокручу это кино для тебя на замедленной скорости. Я устрою для тебя следственный эксперимент высшей пробы. Прежде всего надень-ка за перчатки. Серые замшевые перчатки.

– Как ты... – он задохнулся. – Как...

– Когда буду готов, я перейду и к этим "как". Серые замшевые перчатки. Ты угрохал его. Он упал под письменный стол. Ты выбросил перчатки в мусоропровод. Потом тут же покинул квартиру, но ты снял замок с предохранительной личинки, чтобы Уэйн не смог попасть к тебе.

– И все?

– Нет, сэр, не все. Ты протер дверную ручку гипохлоритом натрия.

И тут Марта подала голос – спросив сдавленным голосом:

– Но зачем он это сделал?

– Это было частью его плана двойной подставки. Этот недоумок где-то вызнал, что гипохлорит натрия дает положительную реакцию на парафиновый тест. Это точно. Любой полицейский вам об этом скажет – или должен знать а я только сегодня прочитал об этом в химическом фолианте, который нашел в лаборатории судмедэкспертизы. Достать этот реактив несложно. Его используют в прачечных. И вот Уэйн приходит сюда к запертой двери, дергает за ручку, гипохлорит остается у него на ладони – и обрекает себя на то, что тест покажет положительную реакцию, а этот настоящий убийца, работавший в перчатках – получит отрицательную реакцию.

– Ну и что? – спросил Слотер. – Да, и подумай хорошенько насчет сделки, которая у нас с тобой может состояться.

– На этом грязная работа закончилась. Пришла пора делать генеральную уборку. Ты не стал выбрасывать свой ствол – это понятно. Ты куда-то отправился с ним и разобрал его, как делают все умные убийцы. Если ты выбросишь пушку, её внезапно могут найти и использовать против тебя. Но если пистолет разобрать, можно разбросать его части по всему городу – и ищи ветра в поле!

– А дальше? – прихрипел он.

– Потом ты вызвал Пэтси, вернулся сюда и – о ужас, ты обнаруживаешь трупик в своей квартире и посылаешь Пэтси за мной. А почему за мной? Скажу: Ты платишь частному сыщику две штуки. Частный сыщик бросается на поиски злодея и захлопывает для тебя эту двойную ловушку. Он находит повод, которым мог руководствоваться Уэйн. Он добывает тебе Уэйна, чья ладонь дает положительную реакцию на парафновый тест, он добывает тебе Уэйна, в чьем кармане лежит ключ от твоей двери. Это стоит двух штук – послать на охоту сыскаря, чтобы тот захлопнул расставленные тобой силки. А если ты вдруг допустишь промах и сыскарь, нанятый тобой, это обнаружит, с ним можно будет договориться на шершавом языке доллара. Ты даже умудрился так все подстроить, чтобы я вышел на работу после восьми вечера.

– Почему?

– Да потому что тебе известно, что печь, где сжигают мусор в вашем доме, раскочегаривается в восемь – а там прощай улики, обратившиеся в пепел. Но тут-то у тебя и вышел прокол.

– А что такое?

– Да воскресенье сегодня.

– Ну и что?

– А то, что мистер Уэллс по воскресеньям не разжигает свою печурку.

– Но...

– Никаких "но". Ты замечательно провел разведку, все разузнал – и то, что печь разжигают в восемь, да только забыл выяснить одну маленьую деталь – что по воскресеньям у вас мусор не сжигают. А теперь угадай, что произошло? Любопытный паренек залезает в печь и выуживает из горы мусора пару мужских перчаточек, дверную ручку и носовой платок... Все это уже лежит на столе в полицейском управлении.

– Платок?

– Я могу перечислить твои действия шаг за шагом. Вернувшись сюда с Пэтси, ты, открыв дверь, обтер дверную ручку. Очень хитро ты поступил стер гипохлорит, чтобы Пэтси оставался в неведении.. Потом послав его за мной, ты снова воспользовался платком, отодрал дверную ручку и выбросил её в мусоропровод, а смотрителя попросил поставить новую.

В его глазах я заметил искорку восхищения. Он стал расхаживать по комнате. Я отпил из своего стакана. Слотер подошел к мне.

– И что известно полиции?

– Немного. Пока.

Теперь в его взгляде появилось удовлетворенное выражение.

– Хорошо. Хорошо для бизнеса. – Он стоял почти вплотную к мне. – И когда... у тебя началось все это проясняться?

– Когда Паркер нашел у Уэйна ключ. Никакой убийца не стал бы носить при себе такую ... страшную улику. Я все никак не мог понять, как же ключ оказался у Уэйна. Теперь понял.

– Ну и как же, черт тебя дери?

– Мне все известно, – грозно произнес я. – Вот сидит малышка, попивает свой джин с тоником. Вы ведь с ней всегда были в дружеских отношениях – ты даже фигурировал в качестве её доверенного лица на бракоразводном процессе. Вот ты и заставил её – возможно, угрозами – незаметно подбросить ключ Уэйну. Что, вероятно, объясняет причину стрельбы около моей квартиры час назад.

– Это что-то новенькое, тоже хочешь мне пришить.

– Нет, все то же. Бытовое убийство. Да только остался один конец, который надо было обрубить. Марта Льюис подбросила ключ Уэйну. Марта Льюис – свидетель! Ты не мог избавиться от неё на Шестьдесят девятой улице, но там стояла твоя машина и когда мы сели в такси, ты поехал за нами, вывернул лампочки у меня на лестничной клетке и – пиф-паф! А ты мазила, приятель.

Бокал с джином ударился о зубки Марты.

– А я счистала, что пули предназначались тебе, а не мне. Тебе!

– У тебя не было времени, чтобы разобрать эту пушку, Мясник, продолжал я. – Полагаю, она где-то тут в комнате и в магазине как раз недостает двух патронов. И я уверен, что когда пули выковыряют из моих стен, баллистическая экспертиза подтведит, что стреляли из твоей пушки. Я уверен, что она все ещё у тебя.

У нас обоих возникла одна и та же мысль одновременно. Нам обоим позарез нужен был этот ствол, и мы бросились за ним, сцепившись как два разъяренных кота. Н он врезал мне в промежность, я повис на нем и мы покатились на пол. Левой рукой я сразу полез к его кобуре на поясе, а правую сжал в кулак и стал бить ему прямо по роже. Наконец он ослабил захат, но я уже завладел кобурой и, отодрав её от ремня, зашвырнул далеко в угол, а он уже опять вцепился в меня. Марта вскочила на ноги и завизжала, а потом резким движением бросила в него бокал. Тяжелый бокал попал ему в точно в лоб и рассек кожу. Кровь залила ему глаза и ослепила. Он облапил меня, придавив всем своим весом. А я тыкал пальцами ему в глаза, лупил по щекам, пытаясь свалить его с ног. И тут прямо передо мной оказался его незащищенный подбородок, и я расплющил о него костяшки пальцев. Его голова дернулась назад, но он стоял, размахивая кулачищами. Я отступил на шаг и вмазал ему в живот, перебив дыхание. И тут же, оттолкнувшись левой ногой, врезал ему ещё раз, вложив в удар правой всю оставшуюся во мне силушку. От этого прямого в челюсть он завибрировал, точно корабль, рвущийся с якоря, и с глухим стуком рухнул на пол.

Марта подбежала ко мне, шепча:

– Я боюсь, боюсь...

– Тебе придется дать показания против него....

– Говорю тебе – я боюсь.

Я поднял кобуру, расстегнул её, вытащил револьвер и показал ей: в барабане отсутствовало два патрона.

– Если дашь показания, будешь в безопасности, – сказал я, – Ты покончишь с ним раз и навсегда. С твоими показаниями следствие будет быстро завершено, передано в суд и его надолго упрячут за решетку. В любом другом случае он обязательно разыщет тебя и убьет.

Я подошел к телефону на столе, но Марта вцепилсь мне в локоть.

– Обними меня, милый! Я боюсь. Смертельно боюсь!

Был такой психиатр по имени Кинзи, кажется, он как-то выпустил научный труд, посвященный сексуальной психологии женщин, и там он упомянул о таком факте: многие психологические проявления склонности к браку аналогичны психологическим проявлениям чувства страха и между обоими существует несомненная взаимосвязь. Марта Льюис безусловно могла бы стать потрясающим объектом исследования для этого ученого мужа. Я с трудом вырвался из её объятий и, добравшись до стола Слотера, сел в кресло, но Марта тут же вспорхнула мне на колени. И так, обвив левую руку вокруг её осиной мягкой талии, ощущая ртом её трепещущие горячие губы, я пальцем правой руки набрал "0" и соединился с телефонисткой, после чего мне пришлось-таки вырваться на свободу – хотя и в ходе сладостного поединка, – чтобы поговорить с детективом-лейтенантом Луисом Паркером.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

ФАЛЬШИВАЯ НОТА

Это был огромный кабинет: квадратный, с высокими потолками и отличной звукоизоляцией. Стены темно-красного цвета были обшиты деревянными панелями, на полу лежал серый ковер с высоким ворсом. Мебель, хотя и незамысловатая, была солидная и очень дорогая. Всякому, кто попадал в этот кабинет, сразу броались в глаза несколько украшений. На одной стене бледным пятном виднелся Ван-Гог – старый прямоугольный холст в большой коричневой раме (после смерти владельца полотно должно было перейти в коллекцию музея "Метрополитен"). На противоположной стене висело письмо, также обрамленное в кориченвую узкую рамку. Письмо, подписаное бывшим президентом Соединенных Штатов, было адресовано Адаму Вудварду Уолл-стрит, 20, Нью-Йорк. Рукописный текст письма гласил:

"Дорогой Адам,

Ты был другом, гражданинонм, патриотом и верным советником. Благодарю тебя за долгую и неизменную помощь. Люди вроде меня вечно нуждаются в таких, как ты, и всегда будут испытывать в них нужду; ты в служении правительству проявил себя как самоотверженный и – невознагражденный по достоинству – гражданин. Благодарю тебя и всего тебе хорошего".

Адаму Вудварду было семьдесят лет. Он был человек-легенда, бесстрашный и всемирно известный. Все представители клана Вудвардов с 1800 года были банкирами – все, за исклюением Адама, который в ранней юности посвятил себя политике: восемь лет он просидел в кресле конгрессмена и ещё восемь лет прослужил губернатором одного штата на Западе, а затем ушел с политической сцены и стал журналистом, В своих репортажах он никогда не кривил душой. Его считали провозвестником политических бурь, Будучи незавсимым благодаря своему фамильному состоянию, человек независимых суждений и независимых политических воззрений, двадцать лет он отдал журналистскому ремеслу, двадцать лет он был доверенным лицом и сочинителем речей для многих высокопоставленных чиновников, двадцать лет являлся членом национальных и международных комитетов и комиссий, двадцать лет считался политическим деятелем мирового уровня, и все эти двадцать лет изо дня в день с редкими перерывами его колонка повявлалсь в газетах всей странцы и её читали миллионы.

В половине десятого утра, в ветреный мартовский понедельник Адам Вудвард простер дрожащий палец над своим массивным столом красного дерева и, своим дребезжащим голосом, проспиртованным хорошим виски и прокуренным лучшим табаком, пронзительно закричал:

– Да я на весь мир раструблю, что ты кремлевский агент! Нация содрогнется ! Я же газетчик и как газетчик я в восторге от этой новости, но как американец я стыжусь этого. Я не бью ниже пояса. Я не шпионю за людьми. В третий раз я дал тебе возможность доказать мне, что изложенные мной факты неверны. И в третий раз ты не смог представить мне доказательств. Теперь я напечатаю четырнадцать колонок подряд и разоблачу твое истинное лицо. Я восемь месяцев потратил на тщательное расследование, и у меня тепеь на тебя вот такое толстенное досье. Факты, факты и неопровержимые документы. И я знаю, кто стоит за тайным обыском в моем кабинете и в моем доме. Но ты там ничего не нашел, верно? И не найдешь. И мне известны твои попытки наложить арест на мои банковские сейфы, но и это тебе не поможет, потому что там тоже ничего нет. Я на время положил досье на хранение в место, где никто ни одна живая душа – даже и не подумает искать. Даже ты не догдаешься, что это за место. И после того как я все это опубликую, от начала до конца, со своими блестящими комментариями, понятное дело, я передам это досье в надлежащие руки – и тогда уж твое будущее будет зависеть только от тебя самого. Все и все. А теперь убирайся отсюда!