Текст книги "Кровавый триптих"

Автор книги: Генри Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Но ведь и тебя ... могли убить, – прошептала она.

– Такая возможность предусмотрена в издержках производства. Моего бизнеса. Это нормальный риск моей профессии и учитывается в размере гонорара. Кстати, о гонораре. – Я сел рядом с ней на диван. – Этот страховой полис теперь играет куда более важную роль, чем вчера.

– Но я же сказала...

– Я знаю, что ты мне сказала. Но ведь это ты мне сказала. Лучше мне послушать страхового агента. Ты не знаешь, кто он?

Она приложила пальцы к вискам, пытаясь припомнить.

– Фрэнк мне говорил как-то. Сейчас подумаю. Кейт. Или Грант. Не помню. Кейт Грант или Грант Кейт.

– Ну, это несложно выяснить. У тебя есть телефонный справочник?.

Лола встала с дивана и принесла мне книгу. Мы уселись рядом и стали листать справочник. Агента звали Кейт Грант. В справочнике были указаны два номера – офиса и домашний. Для звонка в офис было уже поздновато. Я позвонил ему домой. После нескольких звонков на другом конце провода раздался сонный голос:

– Алло?

– Мистер Грант?

– Да, это я. .

Я постарался изменить голос и заговорил на две октавы ниже. Лола прижала свое ушко к трубке вместе со мной.

– Это мистер Паланс.

– Фрэнк?

– Нет, отец Фрэнка. Бен Паланс.

– Да? Да, мистер Паланс?

– Простите, что потревожил вас так поздно

– Ничего страшного, сэр.

– Дело очень срочное. Речь идет о страховом полисе Фрэнка. Он говорил мне о том, что изменил полис в пользу другого бенефициария. Это произошло накануне его ухода в рейс. Он упоминал имя молодой леди по имени Роуз Джонас.

– Да, сэр, – подтвердил страховой агент. – Я помню: перерегистрация бенефициария. Он со мной связывался. И отдал мне соотвествующие распоряжения. Роуз Джонас – совершенно верно.

– Благодарю вас, – Я положил трубку.

– Ну вот, видишь? – воскликнула Лола.

– Вижу, – мрачно заметил я и попрощался.

– Ты куда?

– Работать.

В "Рейвене" было шумнее, чем в зале сената при обсуждении госбюджета. На сцене выступала Роуз Джонас со своей версией "Звездной пыли". Мне доводилось слышать вариации и получше, но аранжировка оказалась очень удачной, а уж зрелища подобного этому я в жизни не видывал,. Она была сложена так, что, без сомнения, в койке могла обеспечить комфорт: пркически обнаженная верхняя часть колыхалась в символическом бюстгальтере, а остальное тело без всяких признаков нижнего белья томилось в узком черном с блестками платье, в котором ей, надо думать, было невозможно сесть. Черные волосы были зачесаны на бок, так что виднелось одно ухо, а с другой стороны они волнами падали на обнаженное плечо. У неё были черные, как угли, широко посаженные глаза с дьявольским блеском, впалые смуглые щеки и страстный рот с ярко-красными губами. Она источала секс в зрительный зал, и каждая впадинка и возвышенность её тела, выставленного на всеобщее обозрение, посылали откровенный призыв. Я мог понять Фрэнка Паланса. Эта девица легко могла заткнуть за пояс любую блондинку.

Найдя Тома Коннорса, я спросил у него:

– Могу я подождать малышку?

– Где?

– В её гримерной.

– Что, запал на нее?

– Очень может быть. Но пока нет. У меня башка другим забита.

– Неприятности?

– Возможно. Ее дружок должен появиться?

– Нет.

– Почему такая уверенность?

– Обычно он сначала звонит.

– Тебе или ей?

– Или мне или ей.

– Ей сегодня звонили?

– Нет.

– Давно она здесь?

– С семи.

– Ладно. проводи меня в гримерную.

Гримерная как гримерная – во всех кабаре такие: комнатка со сладким ароматом кольдкрема, трюмо с яркими лампочками вокруг зеркала. Я закурил и стал ждать. Том ушел. Когда Роуз наконец появилась, она не проронила ни слова. Она взяла пачку сигарет "Шерман", вытащила одну и закурила, глубоко затягиваясь и быстро выпуская струйку дыма.

– Что вам здесь надо? – Она говорила медленно. Низким голосом.

– Меня послал Фрэнк, – ответил я.

– Какой?

– Фрэнк Паланс.

– Вы кто?

– Пит.

– А дальше?

– Просто Пит.

– И вас послал Фрэнк? Зачем?

– Мне надо вам кое-что сообщить.

– Хорошо. Сообщайте.

– Он мертв.

Длинная коричневая сигарета замерла в воздухе. Черные глаза прищурились. Между красных губ показался кончик красного блестящего языка и, скользнув по нижней губе, вернулся обратно в рот. Потом она произнесла:

– Какого черта? Что вам надо? Кто вас послал?

– Нам надо поговорить, Роуз.

Сигарета вернулась в рот и из её ноздрей вылетели две струйки дыма. Она сощурилась, размышляя над моими словами. Медленно оглядев меня, спросила:

– Говорить будем прямо здесь?

– Честно говоря, здесь мне бы не хотелось

– Мне можно одеться?

– Разумеется.

Она затушила сигарету в пепельнице, зашла за ширму, переоделась в платье и туфли, вышла и спросила:

– Можно я сама отведу вас? Туда где можно спокойно поговорить.

– Ради Бога!

Она набросила на плечи норковый палантин, достала из комода сумочку и бросила мне на ходу:

– Пошли, герой. Пытаешься подзаработать лишний доллар?

– Ну да. Всегда пытаюсь честно подзаработать лишний доллар.

Мы отправились на такси в Нижний Ист-Сайд и всю дорогу молчали только переглядывлись. Мы вышли на углу Аллен-стрит и Ривингтон. Я расплатился и она повела меня к ветхому зданию, которое лет тридцать не ремонтировалось – знаете, в таких сортиры находятся не в квартирах, а в общем коридоре. Мы прошли через вестибюль, воняющий крысами, свернули направо, и она быстро вставила ключ в скважину. Очень шумно отперла замок, распахнула дверь, и мы вошли. Я первым.

Это была старенькая грязная комнатушка – гостиная и кухня одновременно – и пара незакрывающихся дверей в правой стене. Единственным признаком современности был телефонный аппарат на древнем дребезжащем холодильнике. Я обернулся к Роуз.

В руке она держала пистолет.

Маленький автоматический умелец.

Он ей был ужасно к лицу.

– Ну, чмыш, чего ты хочешь? Говори! – Роуз сняла палантин и сбросила его на пол. Потом уронила на него свою сумочку и повторила: – Давай, чмыш, говори, что тебе от меня нужно.

– Фрэнк мертв.

– Это ты уже говорил. Откуда ты знаешь?

– Что знаю?

– Что он мертв.

– В газете прочитал.

– Врешь.

– Почему?

– Это произошло слишком поздно, чтобы попасть в утренние газеты, и слишком поздно, чтобы попасть в вечерние газеты. Сообщение появится не раньше завтрашнего дня.

– А ты-то откуда знаешь?

– Поиграть решил со мной? – Она улбнулась и я опять заметил кончик её быстрого красного языка. Она устремила взгляд мимо меня на дверь в стене и позвала: – Тихоня! Выходи.

Дверь отворилась и из неё показался толстенький коротышка. На нем были штаны и больше ничего. Округлое брюшко, начинавшееся сразу под грудью, поросло волосами. Ноги у него были босые и грязные. Глазки утопали в жирных складках лица и поблескивали точно у зверька, а когда он перевел взгляд на Роуз Джонас, блеск в его глазках стал ярким и хищным – ну совем как у дикого зверя.

– Привет, Роузи. Красивое платье. Очень тебе идет. Новое? Оно мне нравится, Роуз.

Она указала ему на меня стволом автоматического пистолета.

– Этот один из новеньких ребят Джо?

– Нет.

– Уверен? А то этот умник все что-то вынюхивает. У него есть информация. Я же с тобой разговариваю, Тихоня.

Коротышка нехотя отлепил свои глазки от её тела. Он посмотрел на меня и криво улыбнулся. Во рту у него недоставало одного переднего зуба.

– Этот, что ль?

– Ты его знаешь?

– Знаю. Он был с ними. В конторе у Фрэнка.

– Тогда все ясно. – Она подошла ко мне ближе. – Так кто же ты, черт побери?

– Пит.

– Кончай свою волынку, Пит. Ты кто?

– Никто.

– Расстегни пиджак.

Я расстегнул. Она залезла внутрь рукой и стала искать документы, а я перед тем, как это сделать, сладко улыбнулся: это же было все равно, что отнять булку у восьмидесятилетнего старика. Левой рукой я схватил пистолет, а правой двинул ей в челюсть. Она рухнула как подкошенная на свой норковую палантин. Тихоня метнулся ко мне с изяществом беременного носорога, и даже если в голове у него были россыпи бесценных мыслей, каждая из них втолковывала ему, что самое главное в этой ситуации – направленный на него пистолет. Тихоня остановился на как вкопанный и, похоже, был на грани истерики.

– Эй, не надо! Только не делай необдуманных поступков, парень. Подумай сначала!

– А никто и не собирается совершать необдуманные поступки. Вот разве что мозги твои разбрызгаю по полу. Да вот только грязи тут от этого вряд ли прибавится.

– Не надо. Прошу вас. Не говорите так, мистер.

– Ты на кого работаешь, толстун?

– Ась?

– Работаешь на кого?

– Слушайте, мистер...

– Сам слушай, толстун. Ты сегодня пристрелил одного парня. Убил.

– Не вам об этом говорить!

Я вдруг сорвался на пронзительный фальцет.

– Не мне? Да я же там был! Помнишь?

– Не вам говорить об убийстве, мистер. Об этом пускай скажет судья и присяжные. А мне положен адвокат.

– Послушай, умник! Ты мне лекцию о правосудии не читай! Мне нужна информация. Не воображай себя шибко умным, толстун. Ты стреляешь в стену только для того, чтобы мы поняли, что у тебя в руке пушка, и тут же просишь не шуметь. Но вот что постарайся понять. Хорошенько постарайся. Или я получу от тебя информацию, или ты получишь... свинцовую плюху. Такое бывает с теми, кто оказывает сопротивление при аресте.

– Ты легавый?

– Частный. На ладно. Монетка в автомате. Где же музыка?

– Я работаю на Джо Эйприла.

– Давно?

– Пару месяцев.

– Ты из Калифорнии?

– Нет.

– Откуда?

– Детройтский я.

– Чем занимается Эйприл?

– Не знаю.

Я засомневался, что он не врет, но не стал настаивать.

– Где его логово?

– Чего?

– Пасется где он?

– Гараж "Армандо".

– Это где?

– Угол Тридцать первой и Девятой.

– Ладно. Где твой ствол?

Он мотнул головой на раскрытую дверь.

– В спальне.

– Двигай!

Я вошел с ним в вонючую комнатенку. Его кобура болталась на металлической стойке древней кровати. Я вытащил револьвер и, выведя коротышку обратно в кухню-гостиную, приказал ему сесть.

Он сел. Роуз по-прежнему находилась в горизонтальном положении на полу.

– Настоящее имя? – спросил я у него.

С достоинством:

– Родерик Даллас!

Я подошел к холодильнику и во вторай раз за сегодняшний вечер позвонил в полицию, но на сей раз вызвал лично детектива-лейтенанта Луиса Паркера.

Когда под окнами завыли полицейские сирены, Роуз Джонас все ещё полеживала на полу без движения.

Я сыграл заключительный акт вместе с Паркером. Нам пришлось долго уламывать кое-кого, но в конце концов уломали. Затея была лихая, но ведь они и сами были лихие, эти крутые ребята из Калифорнии, которые обожали звонить почем зря. Надо было пробиться в самое их лежбище и брать всех скопом – накрыть всю их малину молниеносно и без шума. Должно было сработать. У нас могла получиться не просто облава, а лучше, чем облава, но для начала нам пришлось выдержать натиск стряпчих, слетевшихся со всех сторон с воплями о нарушении каких-то там поправок к Конституции. Я этих умников впервые видел, да и они меня, кажется, тоже. Вот их-то и понадобилось уламывать, но Паркер-то был полицейским до мозга костей и ему хватило ума понять, что именно так – одним наскоком быстро и без шума – мы сможем накрыть всю их малину.

Такси домчало меня до гаража "Армандо" за четверть часа. Гараж представлял собой мрачное и на вид неприступное здание с задраенными окнами и спущенной металлической дверью на замке. Я нажал на кнопку звонка и услышал внутри шум и лязг. Открылось малюсенькое окошко и меня спросили, чего мне надо.

– Эйприл, – коротко ответил я.

– Ты от кого?

– От Тихони.

Окошко захлопнулось. Наступила тишина.Потом что-то заурчало и металлическая дверь, дернувшись, отъехала вверх – на достаточную высоту, чтобы я смог войти. Я вошел. Металлическая дверь со скрежетом опустилась. Сторож сказал:

– В офисе.

В длинном гараже стояло не больше пяти машин – новеньких, полированных. Мой провожатый открыл дверь офиса и я вошел. Здесь света было побольше. Теперь я рассмотрел провожатого – он оказался длинным худым парнем со смуглым рябым лицом. На нем был пиджак с подкладными плечами и светлосерая узкополая шляпа. Сидящий за письменным столом выглядел совсем по-другому. Открытое улыбающееся лицо, светлые волосы, ослепительно-белая рубашка с французскими манжетами и с монограммой Д.Э. на нагрудном кармашке – в общем, джентльмен с журнальной обложки .

– Джо Эйприл? – уточнил я.

– А тебе на что?

– Я из Детройта. Вчера приехал. Повидался со старым корешом Родериком Далласом, которого все кличут Тихоней. Он посоветовал к тебе ткнуться.

– Зачем?

– Работенка нужна.

– Постой. А откуда тебе известно, где Тихоня залег?

– Да я Тихоню знаю с тех пор, как он под стол пешком ходил. Мы с ним частенько беседовали – можно сказать душу изливали – посредством междугородной телефонной связи.

– Ишь ты какие словеса плетешь.

– Сие есть предмет моей гордости, сэр.

– И ты, значит, вел с ним междугородние телефонные разговоры аж из Детройта?

– Это я могу себе позволить. Да и Тихоня рассказывал, что он здесь не нуждается.

– Ладно. Так чего ты хоешь?

– Очень немного. В Детройте я что-то слегка переработал и вот приехал в Нью-Йорк на краткий заслуженный отдых. Первым делом я решил навестить своего старинного кореша Тихоню, а он мне говорит, что залег на дно пока, так как он замочил какого-то чмыша сегодня. Он говорит, может, я тебе на что сгожусь. Я, признаться, обожаю собирать зелененькие хрустящие бумажечки с портретиками наших славных государственных деятелей. Вот я и пришел.

Он меня пристально оглядел.

– Баранку вертеть умееешь?

– Шутишь! Я вертел баранкой, когда Тихоня ещё вертел мамкиной сиськой.

– Помолчи-ка, приятель. Как тебя зовут?

– Скотти. Скотти Сондерс.

– Помолчи, Скотти. – Он потянулся к телефону, набрал номер , подождал и произнес:

– Алло? Тихоня?

– Это я, босс. – Тихонин свистящий шепот, казалось, эхом зазвучал под низким потолком гаража.

– Как ты там?

– Нормально. Малость поджилки трясутся.Но ничего.

– Тут у меня твой дружок.

– Который?

– Скотти Сондерс.

– А, да, босс. Стоящий парень.

Лицо Эйприла просветлело. И на нем появилось выражение удовольствия. Он не испытывал бы такого удовольствия, зная, что в эту самую секунду "кольт" Паркера уткнулся стволом в висок бедняге Тихоне. Так что Тихоня не соврал насчет трясущихся поджилок.

Эйприл решил устроить ещё одну проверочку.

– А откуда он, этот краснобай?

– Который?

– Скотти Сондерс.

– Оттуда же, откуда и я – из Детройта, босс. Очень смышленый паренек.

– Ладно. Сиди и не рыпайся там. Я с тобой свяжусь. – Эйприл положил трубку, взглянул на рябого и кивнул на меня. – Познакоьмьтесь ребята. Джек Зигги. Скотт Сондерс.

Мы обменялись рукопожатием.

– Вообще-то это хорошо, что ты подвалил. – сказал Эйприл. – Пока Тихоня залег на дно, у нас как раз одного человечка и не хвататет. Ты знаком с Блохой Бернсом?

– Нет.

– Блоха из Калифорнии. Он мне рекомендовал Тихоню. для работы здесь. А теперь погляди на Зигги повнимательнее.

Я поглядел и спросил:

– А зачем?

– Вы с Зигги будете работать в паре. Сегодня. Ты сегодня свободен?

– Если заработок подходящий, то свободен.

Эйприл кивнул Зигги, и тот вышел. Я услышал, как заурчала открываемая металлическая дверь. Потом дверь с таким же урчанием закрылась.

– Садись, сынок, – предложил Эйприл.

– Спасибо, – ответил я и сел.

– Я тебе сейчас обрисую картину. Мы начали по новой заниматься старым рэкетом. Мы перегоняем автомобили по заказу.

– Как это – по заказу?

– К нам поступают заказы со всех концов ... ну, словом, отовсюду – с Кубы, из Мексики, из Южной Америки. Заказчик говорит. что ему требуется. И все. Зеленый "бьюик" с откидным верхом? Пожалуйста. Черный "кадиллак"-седан? Милости просим. Вот так-то. Мы рассылаем наших следопытов, чтобы они разыскали нужный нам образец – и угнали его. Ба-бах и все! Потом мы товар малость перекрашиваем, меняем молдинги – и дело в шляпе. Ну, как тебе?

– Нравится. А какаой навар? Для шестерок вроде меня.

Он выдвинул ящик стола. Там лежал автоматичский пистолет и куча банкнот. Он взял несколько бумажек со словами:

– Тут пять сотен. Ну вот, теперь, считай, тебя внесли в платежную ведомость. Своим я плачу хорошо. Жаловаться не на что. Если будешь работать чисто и прилежно, я сделаю тебя богачом. Скурвишься – ты покойник.

– Как этот Фрэнк Паланс? – тихо произнес я.

– У Тихони слишком длинный язык

– Когда он мне шепчет на ушко, не слишком длинный.

– Фрэнк Паланс. Я взял его в дело, сосунка этого. Стелил ему мягко, купил на свои сухогруз, научил его, как все провернуть.

– А как?

– Он у нас экспортом занимался. Краденые тачки сплавлял за кордон.

– Ну, и где же он лопухнулся?

– Возомнил из себя невесть что, мало ему стало. А когда моим ребятам вдруг становится мало и они пытатся у меня под носом отстегнуть себе лишнего, то им каюк, братец! Я этого сосунка Паланса ввел в дело, я его и вывел. Да только мне захотелось это сделать самому.

– Что-то не совсем ясно.

Глаза у Эйприа были голубые. Он меня ими просто припечатал к стулу. И сказал серьезно:

– Ты как считаешь, Тихоня любит пушкой баловаться?

– Тихоня – нет!

– Он сегодня такой шухер устроил – сильно меня подставил. Я попросил его взять Паланса за яйца, забрать бабки и принести все мне Бабки-то он принес, а Паланса угрохал – дурррак! А может, парень раскаивался, может, он бы смог оправдаться – в чем я сомневаюсь – но я теперь этого уж не узнаю. Тихоня вдруг с катушек слетел. И стал палить... Как думаешь, может, Тихоня слишком нервный для такой работы?

– Не знаю.

Эйприл выложил на стол пять сотенных купюр.

– Вот бабки. Будет больше. Но только смотри, не зарывайся как этот Паланс. Играй спокойно, головы не теряй – и ты далеко пойдешь. Малый неплохо зарабатывал на этом деле, очень неплохо. Но вдруг ему захотелось хапнуть сразу много. Ну вот ему и запихнули весь его навар в глотку. Ну ладно, малыш, бери свои бабки.

Я взял деньги, встал и засунул банконоты в карман.

Заурчав, дверь гаража поднялась, потом снова опустилась.

Вошел Зигги с револьвером в руке.

– Ну что там? – спросил Эйприл.

– Я ходил проверить, как дела у Тихони.

– Так?

– Ни Тихони, никого. Об остальном рассказала мне Лили.

– Что за Лили?

– Хозяйка кондитерской напротив. Тихоню замели.

– Кто?

– Легавые – кто же еще. Легавые замели Тихоню и Роуз Джонас тоже замели. – Он махнул револьвером в мою строну. – Этот гад подсадной.

Эйприл плотно сжал губы.

– Вот тебе и краснобай. Ладно. С ним я сам разберусь. – Он потянулся за автоматическим пистолетом в ящике письменного стола.

Эти ребята не были дилетантами. Обитатели этого гаража были не то что Роуз Джонас, которая держала свой пистолет точно вареную сосиску. Здесь тебя могли бы пристрелить и никто бы бы ничего не узнал, ни одна живая душа. Такое было местечко. Здесь тебя пришьют – ты и глазом не успеешь моргнуть. Так что терять мне было ровным счетом нечего. А вот получить я мог жизнь. Тут дело не в мужестве или отваге... Просто мне ничего другого не оставалось, если, конечно, я не хотел превратиться в труп.

Я прыгнул на него, невзирая на то что другой держал меня на мушке. Я прыгнул на него, хотя он достал свой автоматический, а другой помахивал стволом прямо перед моим носом. Я сделал изящный прыжок, который мог бы оказать честь Лоле Сазерн, мощно оттолкнувшись от пола, и вместе с Эйприлом и его вертящимся креслом покатился по полу, а Зигги заскакал вокруг нас, выбирая удобный момент для выстрела.

Наконец ему показалось, что такой момент настал. Он выстрелил. Дважды. И убил босса.

Автоматический пистолет Эйприла оказался у меня в руке и я, воспользовавшись его трупом точно щитом, три раза выстрелил и промахнулся, а потом пуля попала мне в плечо, а ещё одна прошила труп и достала мою грудь, но потом я уж не промахнулся и во лбу Зигги разверзлась кровавая дыра, из неё хлынула кровь и покрыла ему лицо красной маской, а из дыры вдруг забелела раздробленная лобная кость, и он упал, а я переполз через мертвого Джо Эйприла, попытался встать на ноги, но не смог...

Я полулежал в кровати, прислонившись к подушке, и ждал их появления Паркера и прочих действующих лиц. Радости я не испытывал. Через три дня я собирался покинуть это заведение. Одна пуля прошла навылет через левое плечо и рана оказалась неопасной. Ее промыли, забинтовали – и все дела. Даже кость не задело. Другая пробила мышцу около легкого, но и тут мне повезло. Легкое не было задето. Но все же врачи решили его проверить, и мне сказали, что эта рана неприятная. Потому-то я и оказался на больничной койке. Но на три дня всего.

Заснуть я не мог и в голове у меня крутились одни и те же мысли. Наконец я привстал, снял трубку с телефонного аппарата на столике и набрал номер Паркера. И вот теперь я ждал Паркера с гостями. Единственное, что сказал мне Паркер так это то, что ни Тихоня, ни Роуз Джонас не были поставлены в известность о смерти Эйприла и Зигги, что, конечно, делало честь сообразительности Паркера, но какого черта – убийство Фрэнка Паланса все равно было пока не раскрыто: мы знали, что его продырявил Тихоня, но не знали почему. Пока не знали.

Я услышал в коридоре шаги и попытался придать себе как можно более бравый вид. Первым в палату вошел Паркер и долговязый худой парень с мешками под глазами. Паркер представил нас друг другу – Кейт Грант, Питер Чемберс – но у меня не было времени на обмен любезностями.

– Мистер Грант, – пустился я с места в карьер, – в страховом полисе Фрэнка Паланса действительно был пункт о двойной компенсации в случае смерти от несчастного случая?

– Да, сэр, именно так.

– Полис у вас? – обратился я к Паркеру.

– Нет, он в управлении. Он же вступает в силу.

– Он больше не нужен, мистер Грант, – продолжал я. – Кто бенефициарий? Вы знаете?

– Да.

– Отлично. И кто же?

– Вы хотите знать – кто им был первоначально?

– Да.

– Фанни Ребекка Форцинрассел.

– Что-о?

– Это такое имя, сэр. Фанни Ребекка Форцинрассел.

– Ладно. В таком случае накануне его ухода в рейс три недели назад, насколько я понимаю, вас попросили изменить завещательное распоряжение. Верно?

– Верно.

– На чье имя?

– Простите...

– Вы изменили имя бенефициария – на чье имя?

– А... На некую Роуз Джонас.

– Постойте. Фрэнк Паланс занимался перевозками... противозаконных грузов. Он собирался пробыть на судне целый день. Вы хотите сказать, что он смог выбрать время для того, чтобы покинуть судно, приехать к вам в контору и обсудить страховые дела?

– Нет, все было не так. Он отдал мне распоряжения по телефону. Я подготовил бумаги, как он и просил.

Тут явно был прокол. Огромный прокол, как в автомобильной покрышке, напоровошейся на трехдюймовый гвоздь. Я мысленно скретил пальцы на правой руке.

– Так значит он не успел ничего подписать?

– Нет.

Нет! Я шумно выдохнул Для меня это "нет" означало двадцать тысяч долларов. Нет!

– А он собирался их подписать?

– Да. Я же все подготовил. Но как вы верно заметили, у него в тот день не было времени. Я все сделал, как он просил, и бумаги дожидались его возвращения.

Я заговорил уже спокойно и веско – ну точно дипломированный адвокат.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, мистер Грант, но без подписи субъекта договора страхования изменение завещательного распоряжения не имеет юридической силы. Другими словами, в условиях страхования жизни Фрэнка Паланса сохраняется статус-кво. Правильно?

– Абсолютно.

Паркер усмехнулся.

– Фанни Ребекка Форцинрассел. Повезло девчонке!

– Благодарю вас, – сказал я с жаром. – Премного вам благодарен.

Паркер выпроводил его из палаты и вернулся с Тихоней, Роуз Джонас и полицейским.

– Ох ты, парень, тебе здорово досталось! – сказал Тихоня.

– Тебе будет хуже, приятель. Тебя посадят на стул.

На сей раз он предстал передо мной одетым – ботинки, штаны и плохо сидящий пиджак.

– Очень может быть. – сказал он. – А может и нет. Таким тихоням, как я, частенько выпадает джокер.

– В твоей колоде есть только один джокер, который может спасти тебя от стула. И этот джокер у меня, приятель.

– У тебя? И ты его предлагаешь мне? – В уголках губ этого коротышки показалась слюна.

Паркер удивленно вскинул брови, наблюдая за нами. Роуз Джонас достала пачку сигарет и задымила как паровоз.

– Ты, Тихоня, большой любитель пострелять по живым мишениям?

– Я-то не очень.

– Ты Тихоня такой ненадежный И пострелять любишь по живым мишеням? Жмешь на спусковой крючок от страха, да? Стоит вас пугнуть, как вы уже палите во все стороны без разбора. Ты такой, Тихоня?

– Это не про меня.

– Да ведь над тобой издеваются, Тихоня. Тебя выдают за трусливую собачонку с поджатым хвостом. Ненадежный. Палит почем зря. Да они же смеются над тобой, Тихоня.

– Кто смеется? Кто?

– Да все. Вся братва. Джо Эйприл. Зигги.

Он захихикал.

– А, так ты с ними сцепился. Вот откуда у тебя свинцовые плюхи в брюхе.

– Оттуда, оттуда. Но они надо мной не смеются, Тихоня. Они смеются над тобой. Они хохочут до колик. Они же на тебе крест поставили . Большой жирный крест. Тихоня-то наш – да его хлебом не корми – дай только кого-нибудь замочить. Нервный. Пугливый. Слышал бы ты, какие они шуточки про тебя отпускают.

– Я этого не люблю. Не люблю, когда про меня шуточки рассказывают.

– Да ведь и она над тобой смеется. Роуз Джонас.

– Только не Роузи.

– Она тоже считает, что ты обожаешь палить из пушки почем зря. Она такие шутки откалывает про тебя, когда остается наедине с ребятами. Она даже легавым хохмы откалывает. Про тебя, лопух.

– Только не Роузи. Она-то знает, что я не такой.

– Заткнись! – бросила Роуз.

Тихоня повернул к ней.

– Не надо так со мной разговаривать, Роузи. Разговаривай тихо.

– Заткнись! – повторила Роуз.

Тихоня смотрел на неё так, точно собирался расплакаться.

– Выведи её отсюда, – попросил я Паркера.

Паркер кивнул полицейскому, и тот вывел Роуз из палаты.

– Я же знаю, что ты вовсе не большой любитель стрельбы, – сказал я Тихоне. – Ты не такой. Ты надежный, ты вовсе не трус. И не любишь палить из пушки почем зря. Ведь так?

– Это точно. И не люблю, когда зубоскалят про меня.

– А они все зубоскалят. У тебя за спиной. Особенно Роуз – она больше всех изгиляется. Все хи-хи да хи-хи. Да она же пойдет в отсидку ненадолго, а отсидит, так и выйдет на волю. Вот потому-то она и смеется над лопухом-Тихоней. У нее-то что, на пушку, которую она носит в сумочке, лицензии нет. Вот это она и получит срок – и всего-то делов. По сути-то выйдет сухой из воды. Не то, что ты. Ты-то влип по-серьезному. Сядешь на стул как миленький. А Роузи будет только смеяться над лопухом-Тихоней. Как только остается наедине с ребятами, вечно откалывает про тебя всякие шуточки.

– Не может быть. – глухо ответил Тихоня.

– А ты спроси у лейтенанта.

Паркер вступил в игру.

– Вопроса нет. Роузи над тобой смеется больше всех. Только о тебе и зубоскалит.

На глазах у Тихони выступили слезы. Из этих слабоумных можно веревки вить.

– Мне это не нравится. Зачем надо мной сметься. Надо мной не надо...

– Ты просто лопух.

– Может быть.

– Она же тебя в это дело втянула.

– Может быть.

– Ну и лопух!

– Может быть.

– Она тебя уговорила, но она тебя не включила в список.

– Это ты о чем?

– О бабках.

– О каких бабках?

– О страховом полисе Фрэнка Паланса. Он же пообещал ей, что перепишет завещание на нее. Она тебе об этом говорила?

Тихоня не ответил.

– Говорила она тебе, лопух?

– Нет, не говорила.

– Ну, теперь понимаешь?

– Что?

– Что ты лопух с большой буквы "л". Она тебе про бабки ничего не сказала, потом распускает про тебя байки, что тебя хлебом не корми – дай только замочить кого-нибудь. Ну, не лопух ли ты после этого?

– Лопух, – согласился он.

– И обожаешь из пушки палить?

– Нет.

– Это она попросила тебя. Она знала, что тебя послали туда взять деньги и привести Фрэнка к Джо. И вот она тебе сказала: прихлопни его для меня. Прихлопни его. Он за моей спиной крутил с другой. Я хочу, чтобы он сгинул... и тогда... я буду твоя. Вот что она тебе сказала. Что-то вроде этого, а ты оказался таким лопухом, что клюнул и соглсился. Так дело было, приятель? Так, Тихоня?

– Да, так оно и было.

– Ты от неё без ума, да?

– Да. Я лопух. Ладно. Я лопух, но шутки шутить про меня не надо. Не люблю, когда по меня шутки распускают...

– Теперь послушай меня, Тихоня.

– Я слушаю.

– Если ты скажешь мне правду, может быть, тебя признают виновным в убийстве второй степени. Если её признают виновной в соучастии, тогда тебе не подпалят задницу. Вторая степень – это значит, что тебе дадут пожизненное. А когда у тебя пожизненное, всегда есть шанс помилования. К тому же никто над тобой не будет смеяться. Люди скажут: ну что ж, парень лопухнулся из-за девчонки, с кем не бывает – да таких случаев миллион. И все будут знать, что ты не убийца поганый и не трус, и никто над тобой подшучивать не станет. Понял?

– Да вроде бы.

– Она тебя обвела вокруг пальца, приятель. Надо её наказать.

– Надо наказать.

Паркер увел его. Должно быть, в коридоре толклись полицейские, потому что Паркер сразу вернулся.

– Отличная работа. Окружному прокурору ты бы очень понравился. Как же тебе это удалось?

– Как считаешь, до суда он не передумает давать показания?

– Уверен, что нет. Надо только их держать порознь. Как только мы получим его показания на бумаге, с подписью и печатью... она начнет его топить и очень скоро совсем запутается. Спасибо тебе, Пит. Но как же тебе удалось?

Я поправил подушку. и ответил:

– Я же постоянно находился в центре событий. И наблюдал за их развитием.

Паркер усмехнулся.

– Ты мне зубы не заговаривай.

– Нет, правда. Я же все сам видел. Видел, что она не особенно опечалилась, когда я ей сообщил о смерти Фрэнка. Она знала об убийстве. Потом она повезла меня в дом, где отсиживался Тихоня. И нацелила на меня пушку, прежде чем я успел ей сказать хоть слово. Она спросила, откуда мне известно про смерть Фрэнка, и я ответил, что из газет. Она знала, что я вру, потому что ей было известно даже время убийства. А как бы ей это стало известно, если бы она сама не приложила руку к этому делу? Тихоня ничего ей не сказал после – он принес чемоданчик с деньгами своему боссу, и босс позаботился, чтобы он задег на дно. Он не поехал в клуб смотреть на Роуз и, значит, не общался с ней.

– Но он мог позвонить.

– Мог, но не звонил. За весь вечер Роуз никто не звонил. Это я знаю из первых рук. Я видел, какими глазами смотрит Тихоня на ту девчонку, и знал, что Эйприл – он мне сам сказал – приказал Тихоне доставить ему Фрэнка. Доставить но не убивать. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все эти разрозненные фактики воедино...

– Котелок у тебя варит, Пит. Мягко говоря.

– Мисс Сазерн там?

– Да. Чересчур сладкая булочка даже для Питера Чемберса.

– Пригласи её ко мне, лейтенант. Да, и ... я бы обошелся без свидетелей.

– Вас понял, сэр. Доброй ночи и желаю удачи.

– Доброй ночи, лейтенант.

Несколько минут я провел в одиночестве. Потом вошла Лола – в черном костюме, черной кружевной блузке и черном беретике. Она вошла в палату на цыпочках, немного бледная, немного встревоженная.