Текст книги "Кровавый триптих"

Автор книги: Генри Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– В каком смысле... мерзкий?

– Мерзкий, злой, мстительный, отвратительный... Вот в каком смысле. Я его до смерти боюсь. Я не могу тебе передать, каким кошмаром для меня были эти четыре месяца. К счастью, он много времени проводил в плавании.

– А со стариком ты об этом говорила?

– Нет. Зачем его расстраивать. Фрэнк уже взрослый. Какой смысл бегать к его отцу и жаловаться.

– А какой тогда смысл жаловаться мне?

– Потому что ты... Я хочу, чтобы ты мне помог.

– Но как?

– Я хочу, чтобы ты меня защитил от Фрэнка. И... – Она запнулась на мгновение. – Я хочу оставить себе подарки Фрэнка.. Я их заработала.

– И в каком сейчас состоянии дело?

– Какое дело?

– Ваш роман.

– Я расторгла помолвку накануне его ухода в рейс.

– Когда это произошло?

– Три недели назад.

– Когда он возвращается?

– Сегодня.

Я неловко заерзал. Мне предстояло затронуть малоприятную тему.

– Кто платит гонорар?

– Какой гонорар?

– Ну, мне надо есть пить, платить за квартиру...

– Я тебе ничего не могу предложить. Я практически разорена.

– То есть как ничего?

Наши глаза на секунду встретились, и потом, точно два подростка, застигнутые врасплох под темной лестницей, мы страшно смутились. Уставившись на солнце и заморгав , я заметил:

– Между вами что-то произошло – ссора, что-то в таком духе?

– Да.

– Нечто, что обострило ваши отношения. Нечто, из-за чего все рухнуло?

– Ну да. Соблазнительная брюнетка по имени Роуз Джонас. Певичка в клубе "Рейвен". В каком-то смысле можно сказать она стала для меня подарком судьбы. Ее появление дало мне прекрасный повод.

– Он с ней давно знаком?

– Пару месяцев.

– Как они познакомились?

– Понятия не имею.

– А когда он её встретил?

– Не знаю.

– А когда у вас произошла ссора? И где?

– Я же сказала. Накануне его отплытия в рейс. В его городской квартире. Ссора была серьезная. Очень. Он меня даже ударил – один раз, но и этого было достаточно. Он потребовал вернуть кольцо и машину, и заявил, что перепишет полис – немедленно – на её имя.

Я сел в шезлонге и взглянул ей в лицо. Полис! Тут пахло деньгами. Деньги. Ни одна ищейка в мире не может похвастаться лучшим нюхом, чем я, когда дело касается хрустящих зеленых бумажек дяди Сэма.

– Какой такой полис?

– Ну, это был его очередной широкий жест – надо думать. Вроде шестикаратного кольца и кадиллака.

– К черту жесты! Что за полис?

– Он застраховал свою жизнь и составил страховой полис на мое имя. С условием выплаты двойной компенсации в случае смерти от несчастного случая.

– Ты вдруг заговорила как страховой агент. Не обращай внимания – я опять пытаюсь острить. И сколько же?

– Пятьдесят тысяч долларов ноль-ноль центов.

– Неплохо.

– Неплохо-то неплохо, но все уже в прошлом. Он же сказал, что собирается изменить завещательное распоряжение и уж если он сказал, так он и сделает. Так что можешь губы не раскатывать.

– Мои губы не имеют никакого отношения к страховым полисам, – возразил я.

– Неужели? – коварно изумилась она и встала – Ну так что, берешься за мое дело?

Я оглядел её с ног до головы.

– Надо подумать.

– Подумай в бане. Я изнываю от жары.

Мы двинулись к коттеджу.

– Умираю от голода, – сказала Лола. – Не надо одеваться. Мы примем душ, выпьем, я приготовлю чего-нибудь этакое.

– Не возражаю.

В коттедже я сразу потерял её в анфиладе спален, принял теплый душ, побрился, оросил лицо приятно пахнущим лосьоном, который нашел в аптечке, и причесался. Все ещё голый, я стал рыскать по всем шкафам и наконец в какой-то кладовке нашел белоснежный махровый халат. Я надел его, и он тут же впитал в себя весь солнечный жар, полученный моим телом на воздухе. Я ширко зевнул. Мною вновь овладела дремота. Но меня ждала работа – и ещё было не время погружать свое размякшее тело в маняющий уют мягкой постели. В ящике письменного стола я нашел ручку и листок бумаги. И написал:

"Настоящим поручаю Питеру Чемберсу представлять мои

интересы в отношениях с Фрэнком Палансом. Его гонорар

составит двадцать процентов от суммы, причитающейся мне

по договору страховвания жизни вышеозначенного Фрэнка

Паланса, оформленного в мою пользу."

Я поставил дату и провел черту для её подписи. Положив составленнй документ на стол, я улегся в кровать, вздохнул, потянулся и уже был готов погрузиться в сон, как в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул я.

На ней тоже был махровый халат. Тоже белоснежный, но немного не такой, как у меня, да и форму имел несколько иную. В верхней его части отчетливо просматривались две выпуклости, далее он сужался к поясу, а ниже опять расширялся. Мое сердце забилось так, словно в нем поселился маленький негритенеок с там-тамом. Она расчесала свои золотистые волосы, которые ниспадали волной на плечи, и наложила косметиу на лицо. Ее пухлые губы сияли красной помадой. Как же романтично, черт побери!

– Подпиши бумагу там на столе! – стараясь сохранять спокойствие, сказал я.

Лола прочитала, поставила подпись и, отложив ручку, улыбнулась.

– Хоть ты и умный парень, ты себя обманываешь. Ведь этот полис уже не в мою пользу. Я же Фрэнка знаю. Но если все пока остается в силе – что ж, тебе же лучше. Я с удовольствием заплачу тебе двадцать процентов. – Теперь улыбка была ширкой и радостной. – потому что тогда мне достанется восемьдесят процентов... Но я надесюь, ты не собираешься его укокошить?

– Нет. Не собираюсь.

– Очень жаль. Ладно, теперь, когда бумага подписана, ты будешь работать на меня?

– Угу.

– Ну тогда тебе причитается настоящий гонорар. По крайней мере, аванс.

– Неужели?

– Аванс, – повторила она, подходя к кровати. – Небольшой аванс! Улыбка сползла с её полураскрытых губ, и ноздри слегка затрепетали. Она наклонилась надо мной: от неё исходил сладкий аромат – солено-сладкий, если говорить точнее, – и она прижалась к моему рту пухлыми красными губами.

Я не шевелился. И не обнял её. Мы соединились только ртами, только широко раскрытыми влажными губами и горячими языками. Потом её щека заскользила по моей щеке, а язык проник мне в ухо, и я услышал её дыхание и теплый шепот:

– Я люблю вас, мистер Чемберс. Я от вас с ума схожу, и знаю это, но я вас люблю, люблю, люблю...

Потом она выпрямилась, отошла и встала около кровати. Не улыбалась только глаза сверкали и губы блестели. Ох уж этот её влажный теплый блеск...

– Я тут недавно думал кое о чем...

– О чем же? – Ее голос долетел до моего слуха точно издалека.

– Ты такая смуглая.

Теперь она заговорила хрипловато и медленно.

– Нет. Вовсе не смуглая. Я же блондинка. И кожа у меня молочно-белая. А это загар.

– Мне очень нравится твоя смуглая кожа.

– Так странно. Даже смешно. когда смотришься в зеркало. Словно я какая-то двухцветная. Коричневая – белая, потом опять коричневая и белая...

Я молчал. Ни слова не сказал. Я не произнес: "Интересно было бы посмотреть" – я молчал как рыба, и тут эта её улыбочка опять зазмеилась по губам, по блестящим красным полным губам, и губы эти извивались словно две маленькие непоседливые гусеницы позади которых виднелись ослепительно белые зубы. Не отрывая от меня взгляда, она медленно развязала пояс и резким движением отбросила халат в сторону.

В Нью-Йорк мы вернулись в пятом часу. Она жила в доме номер 880 по Мэдисон-авеню. Поцеловав её на прощанье, я сказал:

– Сиди дома и ни о чем не думай, я буду действовать.

Я доехал на такси до отеля "Вэлли" – угол Восемьдесят шестой и Вест-Энд-авеню. Здесь жил старик Паланс. Я позвонил ему снизу, и он с радостью пригласил меня зайти. Он ждал меня у раскрытой двери. На нем была футболка, джинсы и сандалии. Старик Паланс был здоровенный, но не жирный. В момент рукопожатия с ним вам сразу становилось ясно, что он все ещё мужчина в расцвете сил.

– Очень рад тебя видеть, Пит. Молодец, что заглянул ко мне.

– И я рад тебя видеть, Бен.

– Ну, заходи, заходи. – Он впустил меня в комнату и закрыл дверь. Давай-ка я тебе налью стаканчик. – Он махнул рукой на почти пустую бутылку на бюро. – Я предпочитаю бурбон. Но у меня есть и для гостей. А если нет, я заказываю в баре. Ты что будешь?

– Ничего, Бен, спасибо.

Его глаза опечалились.

– А что такое? Ты не болен?

– Нет.

– Завязал?

– Нет.

– Значит, это деловой визит. В чем дело?

– Дело связано с Фрэнком.

В голосе старика зазвучали тревожные нотки.

– У него неприятности?

– А почему ты спрашиваешь, Бен?

– Потому что он, дурак, сам нарывается на неприятности. – Бен залпом осушил свой стакан, выдвинул стул для меня, а сам уселся на другой. и, набив трубку и закурив, продолжал. – Ты садись, садись. Моя старуха, мир её праху, родила мне шестерых. Пятерых девчонок – ангельских созданий, а шестого – мальчишку. И он недоделком вышел. – Старик передернул плечами. Не знаю, может, общий баланс и хороший. Так что случилось, Пит?

Я вкратце изложил ему суть. Когда я умолк, он покачал своей седой головой и заговорил, не выпуская изо рта трубку.

– Она хорошая девочка, эта Лола. Слишком хорошая для него. Слушай, Пит, не хочешь сегодня вечерком сходить со мной?

– Куда?

– Я встречаюсь с ним поле рейса. Вечером в у него в офисе. Он должен прибыть в восемь. Парню уже тридцать пять, а старый папаша все равно за ним ходит как за малым дитятей. У меня есть ключ от его конторы. Я буду его там ждать. Мне надо с ним кое-что обсудить. Не Лолу – массу других вещей, но сегодня у нас состоится последний разговор. Или мы поладим, или конец всему. Я уже три недели только об этом и думаю.

– Но я-то что могу сделать? Я же к вашим делам никакого отношения не имею.

– Ты мой друг. И ему это известно. Он про тебя все знает. Вы же с ним не знакомы?

– Нет.

– Ну, тогда пойдем вместе. Дело пахнет скандалом, знаешь, какие бывают разборки между отцом и сыном, но пусть уж все одно к одному. В конце концов ты представляешь своего клиента. – И он грустно улыбнулся. – Мне это не нравится. Сильно не нравится. Может быть, поэтому я и не хочу идти туда один, мне нужен кто-то для поддержки. Кто-нибудь помоложе да поэнергичнее. Ничего себе разговор отца о собственном сыне, да?

– Я тебе сочувствую, Бен.

– Пора нам с ним кое-что выяснить раз и навсегда. И я хочу, чтобы ты присутствовал, Пит.

– Хорошо.

– Куда мне за тобой заехать?

– Я сам за тобой заеду. Сюда. Около половины восьмого.

– Отлично.

Далее мой путь лежал в клуб "Рейвен" в Гринвич-виллидж. Клуб оказался типичным "подвалом" – злачным местечком со всеми характерными примочками. Посетителей здесь развлекали слащавой попсой, танцем живота и пародиями на популярных актрис, причем местным пародистам не надо было слишком напрягаться, чтобы изображать особ женского пола. Это было обыкновенное кабаре, где все – от бармена до гардеробщика – норовили тебя обжулить, но дела тут шли хорошо, ибо отбоя не было от публики, обожающей подобные низкопробные зрелища. Этот "Рейвен" находился здесь довольно продолжительное время и по праву считался старейшим увеселительным заведением в округе, постоянно обновляя свой репертуар. Многие наши нынешние знаменитости начинали свою карьеру на эстраде "Рейвена" и нередко стремительное падение с вершины славы забрасывало их обратно на эту же сцену. Интерьер заведения был прямо скажем мрачноватым: черные стены, черные столики с черными стульями и красные фонари, освещающие красный потолок. Оживал клуб довольно поздно – около десяти вечера, а последний заказ на спиртное тут принимали в четыре утра. В столь ранний час главный зал был ещё заперт, но бар уже работал, и всякий мучимый жаждой посетитель, которому удавалось сюда проникнуть, обслуживлася по первому классу. Менеджера звали Том Коннорс – в своем заведении он подрабатывал вышибалой и в этом качестве в иные ночи ему приходилось крутится почище уличного пса, сражающегося со своими блохами. В одну из таких ночей ( точнее, ранним утром) я случайно оказался в этом клубе и наблюдал следующую сцену: изрядно подвыпивший – и, видно, имевший слишком высокое о себе мнение – громила замахнулся на Тома пивной бутылкой, и Том ответил ему ударом в челюсть, одним, но точным ударом. Парень рухнул на пол, а когда кто-то решил его все-таки поднять, обнаружилось, что он мертв. Потом выяснилось, что у этого скандалиста пошаливало сердчишко – оно-то его и доконало в тот вечер, но сие происшествие и для Тома, и для "Рейвена" могло обернуться серьезными неприятностями, не слишком крупными, но нервотрепки бы всем хватило (ведь строго говоря, никакого преступления Том не совершил). В те времена мое слово для городской администрации кое-что да значило, и я это слово произнес. С того дня в глазах Тома Коннорса я стал большим человеком.

В баре "Рейвена" я заказал себе шотландский виски с содовой и спросил у бармена, где Том.

– А ты кто такой будешь, земляк?

– Питер Чемберс.

– Сию минуту!

Бар представлял собой отгороженное от главного зала темное круглое помещение с кабинками вдоль стен и единственным официантом, который выглядел куда более потрепанным жизнью, чем престарелый молодожен. Бармен подал знак официанту, тот подошел, перегнулся через стойку, выслушал шопот бармена, взглянул на меня, не разгибаясь, ускользнул прочь и вернулся с Томом Коннорсом. Том положил свою лапу мне на спину и слегка потрепал по плечу.

– Здорво, Пит-приятель. Давненько не виделись.

– Выпьешь со мной, Том?

– Не возражаю, – Он бросил бармену. – Джин и тоник в бокале. И в счет не ставь. Это старый друг заведения. Когда бы он ни появлялся здесь, счет ему не выставляй. Ты меня понял?

– Да, – бармен смешал ему джин с тоником и поставил бокал на стойку. Том поднял бокал и отсалютовал мне.

– Так вот я и говорю, давненько ты у нас не появлялся. Что, надоели наши представления? У нас тут появились две девочки, они танцуют самбу так, что у тебя волосы на голове зашевелятся.

– Может, перейдем в кабинку, Том?

– А чего ж нет. Бери свой стакан. – Мы зашли в кабинку и устроились за столиком друг напротив друга. – Ну, выкладывай, что у тебя за дело. Не скрывай ничего от старины Тома. У тебя здесь дипломатический иммунитет. Выкладывай.

– Ты знаешь парня по имени Фрэнк Паланс?

– Знаю.

– И что за парень?

– Парень и парень. Постоянный клиент. Больше ничего о нем сказать не могу. В кредит не просит, ведет себя тихо. Хорошая рекомендация, как думаешь?

– А кто такая Роуз Джонас?

– Малышка поет у меня.

– И какая связь?

– Ты о чем?

– О связи между Фрэнком Палансом и Роуз Джонас.

Он неспеша пил джин с тоником, и его зубы слегка лязгнули о край широкого бокала, когда он расплылся в усмешке.

– Нет мне это нравится – как ты со мной толкуеешь. Прямо-таки следователь или адвокат. Я тебе никогда не рассказывал, как меня однажды вызвали свидетелем в суд? Взяли как-то одну дамочку, которая держала веселый дом, и нашли в её записной книжечке мое имя, а я женатый человек, у меня сын учится в колледже в Нью-Джерси...

– Какое это имеет отношение...

– К Нью-Джерси?

– Нет, нет к Фрэнку Палансу и Роуз Джонас.

Он оттолкнул пустой бокал и сложил руки на столе.

– Мальчик любит девочку – вот какое отношение.

– А девочка мальчика?

– А девочка нет.

– Ну, и на что это похоже?

– Она им играет.

– И велика ли её добыча?

– Судя по тому, сколько он просаживает, – велика.

– А у неё кто-то есть? Кто-то особенный?

Он кивнул, многозначительно подмигнув.

– Большой человек.

– Кто?

– Джо Эйприл.

– Большой человек?

– Очень большой.

– Но очень глупый?

– Как пробка.

Я запустил эту информацию в свой компьютер, но никакого вразумительного ответа не получил

– Джо Эйприл, говоришь... Большой и крутой. – Я покачал головой. Что-то не склеивается. Не может он быть таким большим, каким ты его мне обрисовал. Я давно в этом бизнесе, но о таком ничего не слышал.

– Склеивается, ещё как склеивается.

– Как?

– А так, что он гангстер из Калифорнии.

– Да ну!

– Из Фриско. Прибыл к нам со своей маленькой мафией. Играет по-крупному и выигрышем сорит направо и налево. Либо он у нас все под себя подгребет, либо его быстро скрутят. Тут же высшая лига. У этого парня кишка не тонка. Но что касается шариков в башке – тут я не уверен в их наличии. Я же видал их, приятель. Самые башковитые как правило сидят тише воды ниже травы. А этот парень звонит очень много.

– А что Роуз Джонас?

– Он привез её с собой с Запада.

– Кто, Эйприл?

– Ну я же говорю.

– Тогда как сюда затесался Фрэнк Паланс?

– Этот Эйприл перетрахал половину телок в Нью-Йорке. Паланс смазливый парень. Я думаю, она его использует как кнутик для Эйприла.

– А с чего это ей надо зарабатывать себе на жизнь?

– Да они ведь разные бывают, приятель. Одни любят полеживать себе на шелковом белье да спать до полудня, другим нравится чем-то заниматься, не сидеть на месте, быть в центре внимания – аплодисменты, успех...

– Ну и как, удается ей вызвать ревность у своего друга?

– По-моему, не очень. Я так думаю, что Эйприл уже сыт по горло девчонкой Роуз. И похоже, Роуз это тоже чует. У неё в последнее время даже туго стало с деньгами.

– А что Паланс?

– Не понял.

– Ну, допустим, Эйприл снял её с довольствия.

– Ну и?

– Фрэнк-то Паланс, насколько я знаю, подаяния не просит. Так что Роузи-малышка , наверное, с голоду не умирает.

– Да ты бы видел эту Роуз, приятель. Имеет страстишку к купюрам. Но у неё прямо-таки дар растратить все вмиг – тут с ней никакая дама не сравнится, я уж, должу тебе, видал всяких. Она может поспорить на шампанское для всех посетителей клуба – а их бывает до двух сотен челлвек и если проигрывает, может поспорить по новой. Просто хохмы ради.

– И что она хороша?

– В каком смысле?

– Как певица.

– Ничего себе.

– И внешние данные?

– Красавица.

– А как счиатешь, хоть чуточку она к Фрэнку испытывает теплые чувства?

– Я считаю, она его терпеть не может.

– Но почему?

– Когда леди играет крапленой колодой, а у неё все идет наперексяк, она может эту самую колоду порвать и выбросить. Так они часто поступают, бедовые леди. Посмотрел бы ты, как она на него иногда смотрит... когда он сам этого не замечает... – Том поднял руки над столом и хлопнул в ладоши. Недобрым взглядом смотрит она на него , вот что я тебе скажу.

– И как они познакомились?

– Их свел Эйприл.

– А откуда он Эйприла знает?

– Вот тут я пас. Слушай, приятель, дай-ка я тебе дорасскажу ту историю, как я был свидетелем в суде, где та маленькая мадам начала колоться насчет своей маленькой черной записной книжечки, которая вовсе не была маленькой, да и черной её назвать было трудно, что бы газеты там ни писали на этот счет...

Я зашел за стариком Беном в половине восьмого. Мы с ним выпили по стаканчику, поболтали, потом спустились вниз, поймали такси, и старик Бен сказал шоферу:

– Саут-стрит. Когда приедем, я покажу дом.

Саут-стрит без пяти восемь летним вечером тиха, пустынна и пропитана смогом, а старые дома выглядят мрачными и сильно потрепанными временем. Мы вышли из такси и оказались на абсолютно пустой улице, чью пустоту нарушал только черный автомобиль, замерший у тротуара. Сидевший за рулем человек спал. На улице не было ни души. Я последовал за Беном в узкий темный подъезд пропахший ароматами кухни, мы поднялись пешком по деревянной лестнице и оказались у двери с табличкой, освещенной желтым светом коридорной лампы:

ФРЭНК ПАЛАНС – МЕЖДУНАРОДНЫЕ МОРСКИЕ ПЕРЕВОЗКИ

– Лихо? – пробурчал старик. – А по мне, так черт знает что.

Он вставил в замочную скважину большой ключ, отпер замок, толкнул дверь внутрь и, оставив ключ торчать в замке, пропустил меня вперед, потом вошел следом. Мы оказались в старомодном большом офисе. Письменный стол, кресла, скамейки, шкаф для бумаг, телефон и напротив входной дери у стены огромный сейф.

– Тут в такое время суток прямо чувствуешь себя как в фантастическом замке, тебе не кажется? – заметил я.

– Да нет. Что тут такого фантастического. – Он выдвинул нижний ящик письменного стола и извлек оттуда бутылку и два стаканчика. – Шотландский. Ты ведь это предпочитаешь?

– Как всегда. А что же ты, Бен?

– Я могу пить все что угодно. Хотя предпочитаю определенные этикетки. – Он разлил виски по стаканам. – Воды плеснуть?

– Сделай милость.

Он подошел к раковине в углу комнаты, повернул кран и подставил мой стакан под тонкую струйку воды со словами:

– Скажи, когда будет довольно.

– Довольно.

Он подал мне стакан. Свой виски он выпил неразбавленным. Потом выдвинул кресло, уселся в него и задрал ноги на стол. Он наполнил свой стакан и продолжал пить виски как воду. Я же, опустившись на деревянную скамью, стал неторопливо поглощать содержимое своего стакана. Он пустился рассказывать мне всякие морские байки, и я слушал его вполуха и клевал носом. Так прошел час. Потом дверь распахнулась и появившийся на пороге парень весело произнес:

– Привет, шкипер!

Он появился бесшумно. Это был высокий мужчина с сильно отросшей щетиной. У него были черные быстрые глаза, тяжелые черные брови, квадратная нижняя челюсть и волевой подбородок. Одет он был в черные полотняные штаны, в черный свитер с высоким горлом, сюртук и флотскую фуражку. В руке он держал тяжеленный саквояж.

Старик снял ноги со стола и поднялся. Я поставил свой стакан на скамью и тоже встал. Вошедший поставил саквояж на пол и обменялся со стариком рукопожатием.

– Привет, шкипер, – повторил он и спросил. – А как зовут твоего друга?

– Питер Чемберс.

– А... я о вас слышал. – Он выбросил вперед ладонь и я её пожал. – Я Фрэнк. Паршивая овца в стаде. – С этими словами он улыбнулся. У него были большие белые зубы. Он сдвинул фуражку на затылок. У него оказались черные волосы, сальные и курчавые. Заметив бутылку на столе, он налил себе в отцовский стакан, выпил до дна и со стуком поставил стакан на стол. – Ну так. Чем обязан столь неожиданному визиту?

– Нам надо поговорить, сынок. Прямо сейчас.

Фрэнк указал на меня пальцем.

– В его присутствии?

– Он мой друг. Все, что ты намерен сказать мне, можешь говорить и при нем. Даже если ты скажешь, что ты убийца, мне наплевать – говори при нем. Он друг, а я своим друзьям доверяю.

– Что ж, друг так друг.

– Ну, говорить будем? Пора бы наконец нам все выяснить.

– Ладно, говори. Но у меня времени в обрез. Что тебя тревожит, шкипер?

– Мне кажется, ты занимаешься перевозкой нелегальных грузов, и это меня тревожит. Мне кажется, ты связался с мафией, и это меня очень тревожит. Мне кажется...

– Перестань, шкипер.

– Как ты мог в это вляпаться? Чем ты занимаешься? Откуда у тебя взялись деньги на покупку собственного торгового судна? А дом в Скарсдейле? А вся эта роскошная жизнь? На какие шиши? – В голосе старика зазвучали металлические нотки.

Парень ухмыльнулся.

– Да я ещё и не раскрутил дело по-настоящему. – Он наклонился к саквояжу, раскрыл его и вытащил стальной чемоданчик-сейф. Он поставил его на стол и любовно погладил ладонью. – Ты только посмотри сюда, папа. Здесь выручка от продажи груза, который я доставил в Южную Америку... наличными... американскими банкнотами. Знаешь, сколько тут? Сто пятьдесят "кусков" – вот сколько! И из них десять процентов – чистыми, не считая накладных расходов – мои! Неплохо, а, за один рейс? А дальше будет больше. Я сейчас над этим работаю.

– И что ты собираешься с этим делать?

– С чем?

– С этими деньгами. С наличными.

– Положу их в сейф, сяду и буду ждать. Потом зазвонит телефон. Потом приедут двое и заберут. Плохо ли?

– Ничего хорошего. И ты это прекрасно понимаешь.

– Все изменится к лучшему.

– Каким образом?

– А таким, что я буду полноправным партнером. У тебя, шкипер, очень честолюбивый сын. – Фрэнк взял чемоданчик и двинулся с ним к сейфу. Он встал на колени и начаал крутить цифровой диск, набирая код замка, а мы смотрели за его манипуляциями, отвернувшись от двери.

– А представь, если бы из них семьдесят пять тысяч были мои! воскликнул он ликующе. – Семьдесят пять "кусков" за один рейс! Что ты на это скажешь, шкипер?

– Скажу, что ты подлый вор! Скажу, что ты завяз в грязном бизнесе. И все это мне кажется недобрым делом, а недобрые дела имеют обыкновение рикошетить прямо в тебя.

– И именно сейчас и отрикошетит! – произнес вдруг голос у нас за спинами.

Не успели мы и слово вымолвить, как тот же голос продолжал весьма сурово:

– Не оборачиваться! А иначе схлопочете пригоршню пуль, которые уж точно не отрикошетят. Вот вам для затравочки.

Прогремел выстрел, и пуля влетела в стену. Комнату наполнил ядовитый запах горелого пороха. Мы не шевелились. Голос продолжал:

– Так. Ты там с чемоданчиком, протяни его мне назад и не вздумай оборачиваться!

Голос был тяжелый, горловой и скрипучий – незабываемый голос.

Фрэнк подтолкнул ящик назад.

Голос продолжал негромко отдавать команды.

– Так, ещё немного. Еше немного. Вот умник. Так, теперь достаточно.

Фрэнк проговрил:

– Мне надо сказать одну вещь.

– Говори. Только тихо.

– Я обращаюсь к отцу и его другу. Я вас прошу: не предпринимайте никаких необдуманных шагов. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Если это грабеж – ладно, деньги все равно застрахованы. Поэтому не надо никаких героических порывов.

– Умница, – произнес голос. – А теперь вставай.

Фрэнк поднялся.

– Замечательно. – продолжал невидимый гость. – А теперь положите ладони на затылок. Замечательно. Теперь подойдите лицом к стене – так и стойте. Замечательно.

Все дальнейшее произошло в мгновение ока.

Прогремели пять коротких выстрелов

Фрэнк упал.

Хлопнула дверь .

Лязгнул в замке ключ.

Из коридора донесся топот ног – человек сбегал по лестнице.

Старик склонился над сыном, а я бросился к двери. Она не поддавалась. Внизу на улице взревел мотор и, визжа шинами, автомобиль укатил.

– Он умер, – пробормотал Бен. – Он умер.

Я стал звонить в полицию.

Когда прибыл детектив-лейтенант Луис Паркер, дверь была уже открыта. В кармане у Фрэнка я нашел ключ, вытолкнул из скважины торчащий снаружи ключ и открыл замок. Я выскочил на улицу и огляделся по сторонам, но, конечно, никого не увидел.

Фотографы и эксперты Паркера сделали свое дело и вскоре и они и старик ушли. Труп увезли. Паркер сунул сигару в рот.

– Ну и что ты скажешь, приятель?

– Убийство, малыш.

– И что же это за убийство, приятель? Убийство во время совершения другого преступления – или что-то другое?

– Что-то другое.

– Но ведь из твоих слов следует...

– Чистой воды преступление. И совершил его неизвестный. Фрэнк Паланс сам сказал, что не хочет героических жестов, что не хочет неприятностей. Неизвестный завладел чемоданчиком с деньгами, у него был ключ от двери, а трое мужиков точно манекены покорно стояли у стены, уткнув носы в обои и держа руки на затылках. Ему не обязательно было стрелять, так?

– Неубедительно.

– И еще.

– Что?

– Пять выстрелов в одного. Не в меня, не в старика. Он стрелял не в целях самообороны, лейтенант Это было хладнокровное преднамеренное убийство, убийство первой степени.

– Тут ты прав на все сто, – согласился Паркер.

Раздался стук в дверь.

– Входите! – крикнул Паркер.

Кэссиди, молодой детектив, распахнул дверь, мигнул мне в знак приветствия и обратился к Паркеру:

– Фрэнк Паланс был официальным владельцем судна, лейтенант. – Он сунул руку в карман и вытащил сложенный листок бумаги.

– Это ещё что? – спросил Паркер.

– Таможенная декларация, сэр. Из неё явствует, что было на борту.

– И что же, Кэссиди?

– Канаты, сэр.

– Канаты?

– Да, сэр. Канаты и веревки на тридцать тысяч долларов.

– А как же насчет полутораста тысяч долларов в чемоданчике?

– А ты сам видел? – спросил Паркер.

– Чемоданчик?

– Деньги.

– Нет.

– Тогда откуда же ты знаешь, что в чемоданчике были деньги?

– Я этого не знаю. Но преполагаю, что судно перевозило контрабанду, Я взглянул на Кэссиди. – Этот "торговец" достаточно большой, чтобы взять на борт дополнительный груз?

– На эту громадину можно погрузить Статую Свободы.

– Это только предположения, – заявил Паркер. – Теперь давай займемся тобой, Питер. Ты что здесь делал?

– Пришел со стариком.

– Это мне известно. Зачем?

– Я знаком с девицей, с которой Паланс был помолвлен. У них все разладилось. Девица боялась, как бы он ей не стал мстить. Мы со стариком были много лет друзьями, вот я и пошел поговорить с Беном, а он сказал, что говорить мне надо не с ним и что сегодня он встречается со своим сыном. Он пригласил меня пойти с ним. Вот и все дела.

– Ясно. Теперь уходим. И не исчезай, Пит. Позванивай. Почаще.

Было без четверти одиннадцать, когда я позвонил в дверь Лоле. Она отозвалась из-за двери:

– Кто там?

– Пит.

Лола открыла дверь – и я расплылся в улыбке . Девочка, похоже, с каждым часом расцветала все больше и больше. На ней была голубая атласная пижама с откровенным декольте, доходящим до пояса. Она поцеловала меня, закрыла дверь и прильнула ко мне всем телом, обвив руками мою шею. Лола не отпускала меня и, подхватив её на руки, я отнес её в гостиную. Она умело изобразила бездыханное тело: голова её бессильно свесилась, руки болтались, тело обмякло. Я осторожно положил её на широкий мягкий диван и сел рядом. Я снова поцеловал её, повинуясь требованию, горящему в её взоре. Тут она села и спросила:

– Что случилось?

– А что?

– Ты не расположен к поцелуям. Ты где-то далеко. Не со мной. – Уголок её рта дрогнул. – Как, уже?

– Нет. Не так же быстро.

– Тогда в чем дело?

– Ты подписала со мной контракт.

– Ну и? – На её лице возникло недоумение. – Послушай, если я могу рассчитывать, что ты меня сумеешь защитить от Фрэнка, если мне можно не бескопокиться о сломанном носе или выбитом глазе, тогда я готова выплатить тебе двадцать процентов до последнего цента – чего ты все равно не получишь, потому что, как я уже тебе говорила, он переписал страховой полис.

– А кольцо? А кадиллак?

– Я их не верну. Поверь, я не шутила, когда говорила, что заработала их. Но только не думай, что я какая-то там алчная дрянь. Я не такая. Клянусь, я впервые в жизни не хочу возвращать то, что от меня требуют вернуть. Но только никому не удастся сделать из меня дуру. Никому!

– Никто и не собирается.

– Я ведь не такая плохая, какой могу показаться. Уж поверь мне, – Она отвернулась.

– Верю, – я взял её за подбородок и повернул лицо к себе. – Тебе можно теперь не думать о Фрэнке – до самой смерти.И кольцо, и кадиллак – они теперь твои.

Между бровей у неё пролегла морщинка.

– Что-то я не понимаю.

– Он мертв.

Ладонь Лолы взлетела к её рту, прижалась к губам. Во взгляде, медленно встретившемя с моим, сквозил ужас.

– Ты... убил его?

– Нет.

Ужас растворился в её глазах и сменился испугом, недоумением и отчаянием. Рука бессильно упала.

– Что случилось?

Я ей все рассказал.

Когда я закончил свой рассказ, кровь отлила от её лица, пальцы дрожали.

– Где ты держишь эликсир жизни? – спросил я.

– Что?

– Виски. Тебе надо глотнуть.

Она указала на дверь. Я пошел к двери, толкнул её и оказался в кухне. В белом шкафичке над раковиной я обнаружил целую батарею бутылок. Я налил в бокал брэнди, принес в комнату и заставил Лолу выпить залпом. Ее щеки быстро порозовели.