Текст книги "Кровавый триптих"

Автор книги: Генри Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Квитанция сохранилсь?

– Конечно, И фамилия покупателя.

– Вы ведете такой строгий учет?

– Да, сэр. Я привез все свои бумаги с собой в Америку.

– Могу я увидеть эти записи?

– Да, сэр.

– Передайте их мне, пожалуйста.

– Не могу.

Паркер озадаченно смотрел на коммерсанта.

– Послушайте, мистер Амстердам...

– Я ведь уже передал, сэр. Они у вас.

Паркер громко расхохотался.

– Полицейский я, может, и хороший, но юрист дрянной. – Он вытащил из кармана листок бумаги и отдал его Амстердаму. – Вот лист бумаги. Вы можете сказать, что это?

– Это мои записи. Я вел такие записи в своем магазине в Антверпене. Здесь содержится информация о продаже ножа эпохи Ренессанса.

Наши стройные ряды дрогнули. Марк Дворак подошел к Паркеру и сказал возмущенно:

– Полагаю, довольно ломать комедию. Можно взглянуть на нож? – Паркер передал ему нож. Тот осмотрел его и вернул. Потом подойдя к Амстердаму, вперил в него взор, улыбнулся и проговорил сквозь зубы:

– Ну конечно! – Потом заговорил с Амстердамом по-французски, тот в ответ улыбнулся и они быстро залопотали друг с другом по-французски и чуть не обнялись.

После этого Амстердам подошел к Паркеру и, указав пальцем на Дворака, произнес извиняющимся тоном:

– Это Марк Дворак. Знаменитый ученый. Это он купил у меня в Антверпене нож.

– Хорошо, – произнес Паркер. – Мистер Амстердам, вы свободны. Уведите!

Полицейский вывел Амстердама из комнаты. А Паркер обратился к Двораку.

– Ну, приятель, теперь ваша очередь.

– Я действительно купил этот нож в Антверпене, – заявил Дворак. – Мне он показался очень красивой вещицей. И полезной. – При этих словах Рита охнула. Дворак повернулся к ней. – Для вскрытия писем, а не для убийства! Тем не менее, мой дорогой лейтенант, уже год как он мне не принадлежит.

– Нам понадобятся доказательства более веские, чем ваши слова.

– Вы их получите.

– Итак, нож вам не принадлежит. Как это понимать?

– Я подарил его.

– Да что вы? А теперь вы будете меня уверять, что счастливый обладатель ножа недавно пропал без вести с экспедицией в Гренландию!

– Напротив. Обладатель ножа присутствует в этой комнате. – Он поклонился и простер руку в направлении присутствующих.

Рука уперлась в Линкольна Уитни.

У Паркера заклокотало в глотке.

– Линкольн Уитни? – прохрипел он.

Уитни приблизился к нему.

– Позвольте взглянуть?

Паркер передал ему нож. Уитни повертел нож в руках и с улыбкой вернул его лейтенанту.

– Совершенно верно, сэр. Марк подарил мне эту вещь около года назад. Я использовал его в качестве пресс-папье у себя в офисе.

– Вы не обнаружили его пропажу?

– Честно говоря, нет. На моем рабочем столе всегда царит страшный бедлам – это может подтвердить любой из здесь присутствующих.

– Так... Но ведь вы могли бы проинформировать меня, что имеете к этому ножу некоторое отношение, – недовольно проговорил Паркер.

Уитни повысил голос.

– Проинормировать вас, сэр? Разумеется, я бы вас проинформирвал, если бы мне показали этот нож! Но этого не сделали! – Его внушительное лицо побагровело, складки на щеках затряслись. – Если это косвенное обвинение, офицер, то вы просто с ума сошли. Да любой мог стащить у меня со стола этот нож. Ежедневно сотни людей приходят ко мне в кабинет...

– Я вас ни в чем не обвиняю, мистер Уитни.

– А я обвиняю! – раздался в комнате мой голос.

Воцарилась тревожная тишина. Все замерли. У Паркера отвалилась челюсть. Уитни подскочил ко мне.

– Послушайте, вы, маленький... – его веснушчатая рука потянулась к моему горлу.

Я ударил.

Я ударил его по одной складчатой щеке, и складки на второй щеке затряслись как желе и он покатился по полу точно пивной бочонок, и когда он вскочил на ноги, в руке у его блеснул маленький пистолет 22-го калибра, а боковой карман пиджака свисал клоком вниз. Я же был безоружен. И снова его ударил. Он тяжело выдохнул – так автобус дает выхлоп, потом я сильно ударил его по руке с пистолетом и "двадцать второй" полетел на ковер. В дело вмешались полицейские и заломили мне руки за спину. На ковре рядом с пистолетом Уитни валялся мой кожаный саквояж. Паркер подскочил ко мне с перекошенным лицом и сверкающими глазами. Он заорал, брызжа слюной.

– Пит! Ты спятил? Ты совсем свихнулся? Что ты себе позволяешь?

Высвободившись из объятий полицейских, я спокойно сказал:

– А ты загляни в этот саквояж. Саквояж принадлежал Адаму Вудварду. Паркер нагнулся и поднял саквояж. – Там полно документов и все они говорят об одном, что... – тут я указал пальцем на Уитни, – этот гад коммунистический агент. Там факты, даты, имена его сообщников.

– Уитни? – задохнулся Паркер.

Уитни забарахтался, но полицейские цепко держали его.

– Старея, люди иногда выживают из ума. Богатым иногда требуется что-то ещё помимо денег. Может быть, власть. Возможно, наше государство перестало устраивать этого ублюдка. Возможно, ему захотелось купить себе звание комиссара или стать суперменом всех времен и народов. Я сам не знаю, чего ему надо было, но этот негодяй затесался в группу "агентов влияния" Москвы. И Вудвард каким-то образом про это узнал.

– Это невероятно! – подал голос Виктор Барри.

– Вудвард тоже так считал. Он считал поначалу, что все улики, какими бы достоверными они ни казались, возможно, были провокацией. И он вызвал к себе Уитни на откровенный разговор. И все ему выложил. И дал ему шанс искупить свою вину, отмыться. Да Уитни не пожелал. Трижды Вудвард заводил с ним этот разговор. В последний раз он вызвал его вчера утром. Вчера утром он предупредил Уитни, что собирается напечатать серию разоблачительных статей и опубликовать их по всей стране, а потом передать все компроетирующие Уитни материалы властям.

– Линкольн Уитни... – обескураженно протянул Дворак.

– Да, Линкольн Уитни. И кстати, вы-то что здесь делаете?

Он улыбнулся.

– Я позвонил сюда от своей знакомой. Мне передали, что полиция хочет меня видеть. Вот я и приехал. Продолжайте!

– Да-да, – заторопил меня Паркер. – Продолжай.

– Уитни попытался замять дело, предприняв попытку заполучить документы. Он проник в дом к Вудварду, устроил там обыск, потом вломился к нему в офис и уже собрался, наверное, проникнуть в личный депозитный ящик Вудварда в банке. Но бумаги были вовсе не там.

– А где? – спросил Паркер.

– Это не для всеобщего сведения, лейтенант. Я сообщу об этом в полицейском управлении.

– Ладно.

– Итак, вчера утром он начал действовать. Он избавился от Вудварда и сильно надеялся, что бумаги уже не всплывут, а если и всплывут, то он как-нибудь разберется и с этой незадачей. Но главной проблемой был Вудвард. И Уитни надо было действовать быстро. И он обратился к Кингсли, завсегдатаю всех злачных мест, приятелю гангстеров, умнику с непомерными амбициями. Далее я могу только догадываться...

– Продолжай играть в угадайку, – заметил Паркер. – Ты только посмотри на него!

Пот градом катился по лицу Уитни, он осел в руках полицейских. его маленькие глазки налились кровью и, не мигая, смотрели на меня – его точно загипнотизирвали.

– Так вот, – он обратился к Кингсли, и тот сделал ему следующее предложение: убери Вудварда и я сделаю тебя выпускающим редактором, а вдобавок хорошо заплачу. Кингсли нанял двух бандитов – Фейгла и Страма – и они выполнли заказ. Фейгл убит – я его убил. А Страм признался в убийстве и назвал имя заказчика – Кингсли.

– Вернемся ко вчерашнему дню, – заметил Паркер.

– Да. Вудварда убили, но за убийством стоял Кингсли. Но наш московский агент не лыком шит. Кингсли был краном, который в любую минуту мог дать течь. Живой Кингсли представлял угрозу – двойную: с одной стороны он знал, что Уитни через него замешан в убийстве Вудварда, плюс Кингсли мог докопаться до истинной причины, побудившей Уитни организовать убийство Вудварда. По понедельникам Кингсли обычно устраивал вечер приемов, причем никто из домочадцев ему не мешал, и Кингсли сам открывал входную дверь. И вот к нему явился наш кремлевский заговорщик и коварно всадил ему в грудь свой клинок. Вот и все.

– Молодец! – похвалил Паркер.

– Он даже меня сегодня нанял. Я должен был заняться собственным расследованием убийства Кингсли. И мимоходом он задал мне вопрос: а не сообщил ли мне Кингсли, зачем он хотел меня видеть? Хитрый старый пройдоха готов был залезть в каждую дыру. Если угодно знать, то Кингсли мне и не звонил. Я пришел в этот дом по делу Вудварда. Старик нанял меня как телохранителя, но он пришел к этому решению слишком поздно, и его убили вскоре после того, как мы вышли из его кабинета. А наш кремлевский заговорщик занял круговую оборону – ведь он вменил мне в обязанность информировать его о том, как продвигается официальное следствие по делу Кингсли.

– Уведите его! – приказал Паркер.

– Я с тобой! – кивнул я ему.

XI

Я был дома в два часа утра и пребывал в отличном настроении. Мне даже спать уже не хотелось: первозбудился. Я обещал Паркеру утром приехать в управление дать показания для протокола. Я пил виски с водой и думал о том, что адвокаты Уитни, вероятно, вытащат его из петли, потому что Кингсли был мертв, а Страм понятия не имел, кто стоит за Кингсли, впрочем обвинения в государственной измене так или иначе никто с него снять не может, и Уитни был весь в дерьме как детский подгузник. Хотя это уже меня не касалось. Моя работа была завершена. У меня осталось чистыми четыреста с гонорара Вудварда, ещё у меня были пятьсот Уитни и ещё предстояло получить пять тысяч вознаграждения. И в сумме это было пять тысяч девятьсот баксов, а за окном вот-вот должно было забрезжить утро вторника, а я сидел дома в перевозбужденном состоянии. И я стал думать о приятной компании и перебирать в уме номера телефонов тех, кто бы мог не спать в столь поздний – или ранний – час. И тут я вспомнил про конверт, который передал мне швейцар.

Я нашел его, вскрыл и прочитал следующее:

В три часа утра ведьмы не колдуют, но я заскочу к вам в три.

Надеюсь застать вас дома.

Я разорвал записку в мелкие клочки и протанцевал с ними к мусорной корзинке, потом принял душ, побрился и надел черные брюки, черные тапки и белую футболку – в таких девчонки бегают по гаревой дорожке. И тут я вспомнил её сильные упругие ноги танцовщицы и безумные черные глаза и загорелую кожу – и заранее возликовал. Я достал бутылку шампанского, заготовил льда, сделал бутерброды и вытер везде пыль. Часы покзывали три часа и зуммер домофона приветливо задребезжал. Я бросился в коридор, распахнул дверь и – увидел Марсию Кингсли.

Я остолбенел. Дубина!

– Ну, что вы стоите? Записку получили, надеюсь?

Вы себе многих можете вообразить, знаю, но многих не можете, но я вот ручаюсь, что вы не можете себе вообразить тип ученой дамы в очках, без всякой косметики на лице и со строгим выражением лица.

Ребята... этих вы себе и представить не можете.

Даже в розовом сне.