Текст книги "Скажи им, мама, пусть помнят..."

Автор книги: Гено Генов-Ватагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

ПАРТИЗАНСКИЕ ПУТИ-ДОРОГИ…

Партийные и ремсистские организации в Голямчардакском крае с некоторым опозданием восстанавливали свою боеспособность. Весной 1944 года они быстро активизировались, и буквально за несколько дней отряд имени Стефана Караджи превратился в грозную силу. Кара и Страхил носились днем и ночью по дорогам, долинам, полям и селам, поднимая на борьбу надежных людей и всех, способных носить оружие. Этот богатый край расправил свои могучие плечи и уже в первые дни весны был готов к революционным выступлениям. Здешние жители отличались медлительностью, но уж если они обещали что-нибудь, то только смерть могла бы помешать им это выполнить.

– Поверь мне, Ватагин, всему свое время. У нас люди добрые, только не надо торопить события, – утверждал Старик. Так прозвали одного старого партизана, который первым встретил меня в этом крае, куда я прибыл в качестве уполномоченного штаба второй оперативной зоны. К хорошим людям необходимо всегда относиться с доверием и любовью. Мы именно так и поступали.

Вскоре мы разделили отряд по районам, и отдельные его подразделения оказались настолько тесно связанными с селами, что трудно было определить, где находятся партизаны и какова их численность. Мне пришлось выполнять задания среди красновской молодежи. Но вскоре пришел приказ, который меня, Христо Проданова, Васила Терзиева отзывал в Пловдив.

В стране в это время только что пришел к власти новый кабинет министров во главе с Багряновым.

На землю спускались сумерки. В отряде наступило оживление. Партизаны готовились к боевым действиям.

Со стороны Баррикад подул прохладный ветерок. После невыносимого дневного зноя ночь сулила измученным людям покой и прохладу. В долине давно уже началась жатва, и в этот тихий вечер до нас доносились приглушенные покрикивания возчиков. Люди уходили с полей и торопились попасть домой.

– Интересно, где сейчас наши матери? – произнес кто-то.

– Наши матери? – прошептал я. – Возможно, они жнут на поле какого-нибудь кулака и льют слезы, вспоминая нас.

Нам снова предстояло пуститься в дальний путь. Партизанские пути-дороги, в который раз мне придется пересечь Фракийскую равнину!

Мы простились с товарищами и ушли.

Ночь застала нас на южных склонах красновских гор. Перед нами открылся прекрасный вид: по всей долине мерцали огоньки, и казалось, что это звездное небо спустилось на землю. Наше золотое фракийское небо! Несмотря на грозящую нам опасность, мы решили устроить привал и перекусить. Все вглядывались в звездное небо и в огоньки далекого поля, напоминавшие нам о мирной жизни, о наших близких, о друзьях, оставшихся там, в селах, расположенных всего в нескольких километрах, и вместе с тем пока таких далеких.

Христо, романтично настроенный парень, не упустил случая выразить вслух свое восхищение.

– Давайте помолчим, товарищи! Ощущаете ли вы аромат родной земли? Эх, свобода, свобода!

У нас в отряде по Христо сверяли часы, потому что он вместе с одной девушкой из города поклялся каждый день в 12.00 думать друг о друге. Но в тот раз он вспомнил о ней и в неурочное время и тихо, мелодично запел нашу любимую песню:

 
Скажи, скажи мне, тучка белая,
Откуда ты пришла, где побывала?..
 

А потом добавил от себя то, что терзало его сердце:

– Не видела ль ты моей Танюши?

Я любил эту песню и начал подпевать Христо. Васко же, задумавшийся о чем-то, слушал нас и улыбался. Мы перенеслись в мечтах в древний Пловдив с его тысячами тайн и уже в мыслях бродили по его красивым холмам, где каждый камень был для нас таким близким и таким дорогим.

Неожиданно частые выстрелы прервали наши мысли. Пришлось проститься с мечтами и подумать о встрече с врагом. Нам предстояла сложная и опасная дорога.

– Наши нарвались на засаду, – первым заговорил Васко.

Мы прислушались: стрельба то стихала, то снова вспыхивала где-то в темноте.

– Эх, гады… скоро вам конец… – выругался Христо, смял сигарету и вскочил на ноги: – Пошли, товарищи!

Мы шагали напрямик через поля, ориентируясь на далекие огоньки, и обходили стороной села, где часто устраивали засады. Ночь выдалась ясная и тихая. Ярко светила луна, и нам казалось даже, что она согревает нас. И только время от времени она ныряла в какую-нибудь небольшую тучку, словно хотела помочь нам незамеченными обойти встречающиеся по пути села. Тогда длинные ночные тени сливались и накрывали всю долину, и мы чувствовали себя спокойнее.

Мы подошли к селу Голям-Чардак. Обошли его с северо-запада и, спрятавшись в тени большого дерева, стали прислушиваться. Жизнь в селе замерла. И только лай собак временами нарушал этот покой. В сотне шагов от нас стоял дом Стоила Кашила, куда мы намеревались зайти. Я не раз приходил в этот партизанский дом и сейчас испытывал такое чувство, будто приближаюсь к родному очагу. Мы быстро перебежали через сад, снова прислушались, стоя у задней стены дома, и тихонько постучали в маленькое окошко.

– Кто там? – отозвалась бабка Стойлица.

– Свои, отопри. Это Ватагин.

– Да ты ли это, Ватагин? Входите же, в селе спокойно. Да и Стоил здесь, только что лег, а то все читал газету.

Бабка Стойлица так ласково разговаривала с нами, точно встречала не партизан, а сватов.

В этой семье все, даже маленькая Пенка, настолько крепко связали свою судьбу с революционной борьбой, что всегда встречали нас, партизан, как долгожданных гостей. Они не могли нам нарадоваться и как будто не замечали, какой опасности ежечасно подвергают себя.

– Намедни получили письмо от Тошо. Он тебе посылает большой привет, как будто знал, что ты появишься в наших краях, – продолжала свои душевные излияния бабка Стойлица. – Эх, Ватагин, почему нет здесь моих сыновей? Кто знал, что им на роду написано гнить в тюрьмах! Пешо в Пловдивской, ну это хоть недалеко отсюда, а Тошо эти негодяи увезли аж в Варну! А мой Стоил уже собирается уйти к вам, ждет только приказа.

– Хорошо, мама, скоро фашистам уже конец, все будет в порядке. Дядя Стоил крепкий человек и отомстит за сыновей.

В этот момент дядя Стоил, уже приготовившийся к встрече гостей, вмешался в наш разговор:

– Ну хватит болтать-то, подай людям что-нибудь поесть, а уж после этого наговоримся.

Все уселись за стол. Партизан никогда не отказывается от угощения, только бы оно нашлось.

Пенка, дочь дяди Стоила, быстро обежала село и созвала все партийное и ремсистское руководство. Товарищи информировали нас о положении в селе, а мы, в пределах возможного, – о дальнейших планах и обещали, что, возвращаясь из Пловдива, снова заглянем к ним.

Обменявшись еще несколькими фразами, мы начали собираться в путь. Всему приходит конец, и, как бы хорошо мы ни чувствовали себя в этом гостеприимном доме, пришла пора уходить. Нам принесли переодеться, чтобы больше походить на мирных горожан, и, оставив у них все оружие, кроме пистолетов, мы ушли.

Дядя Стоил немного проводил нас, показал нам, в каком направлении надо идти, и мы исчезли в зеленых садах.

Луна недвижно повисла где-то в западной части неба, и тени деревьев стали еще длиннее. Нам казалось, что мы идем через лес.

Только мы обошли село Малы-Чардак, как восточная часть неба стала светлеть. Вскоре огромный диск солнца возвестил о наступлении дня.

В поля вышли крестьяне, по дорогам заскрипели телеги. Стало ясно, что нам нельзя днем идти дальше, и мы решили укрыться посреди несжатого поля.

Мы изнывали от жажды: в такой зной мы не имели ни капли воды. Вышло так, что почти повсюду вокруг нас работали люди, и нам следовало остерегаться, чтобы не быть замеченными. Хлебом мы запаслись, но о воде и не подумали. Да кто же мог предположить, что нам придется провести весь день в таких условиях! А солнце, как назло, пекло вовсю. С трудом дождавшись наступления темноты, мы тотчас же выбрались из своего укрытия.

Первым делом позаботились о том, чтобы найти воду. Наконец после получасового поиска нашли колодец, напились вдоволь и продолжили свой путь в Пловдив. Тамошние подпольщики оказались пунктуальными людьми, они давно уже ждали нас в условленном месте и сразу же повели в квартал «Кючук Париж». Там, в тесной комнатушке, мы застали нескольких товарищей. Это были пожилые люди. Все они казались нам сосредоточенными и ждущими чего-то очень важного. Немного погодя пришел еще один товарищ с кудрявой шевелюрой и усами. Он поздоровался с каждым из нас и спросил:

– А товарищи из партизанского отряда пришли?

Я встал, чтобы засвидетельствовать свое присутствие, и снова сел. Среди собравшихся я узнал Васила Маркова, Гочо Грозева и Стояна Попова.

– Давайте начнем, – предложил кто-то, и тот, что с усами, взял слово.

– Товарищи, в стране создалась сложная и весьма своеобразная обстановка. Сейчас нам необходимо иметь полную ясность о всех ходах, предпринимаемых врагом. – И он изложил точку зрения Политбюро нашей партии и оценку положения в стране, а затем наметил задачи, которые нам предстояло решать.

Товарищ из Политбюро говорил коротко и четко. Каждый из нас старался не пропустить ни одного его слова. В комнате установилась полная тишина, и никто не решался даже пошевельнуться.

Через несколько дней нам следовало пуститься в обратный путь. На сей раз на окраине города в Каршиаке нас должны были ждать товарищи, которые вместе с Гочо Грозевым и Стояном Поповым выведут нас из Пловдива. Мы договорились встретиться к вечеру, а пока находились в противоположном конце города. Вот почему нам предстояло пересечь его еще засветло. Как мы раньше не подумали об этом?!

Сразу же после обеда мы стали готовиться в путь. Группе предстояло пройти через весь город, да еще и днем.

Оделись соответствующим образом, но нам следовало прихватить с собой также и некоторые вещи, столь необходимые в горах.

Стоян Попов то и дело повторял:

– Ну, как я выгляжу? Не усомнится ли кто-нибудь в моей благонадежности?

И подкручивал кончики своих длинных усов.

– Послушай, Стоян, – подшучивал над ним Гочо Грозев, – с этими усами ты похож на старого фельдфебеля. Мы ни в коем случае не пойдем с тобой вместе. Я предчувствую, что из-за тебя могут возникнуть осложнения.

Через какое-то время пришла Фигена. Эта молодая девушка, дочь наших помощников, часто выполняла обязанности нашей связной. Красивая, с приятной улыбкой, она была стройной, как молодой тополек. В этот раз ей вменили в обязанность идти впереди нас и указывать самый безопасный путь. Фигена пригладила волосы и вопросительно взглянула: не пора ли уже идти?

Однако у нас вызывал опасения подозрительный вид Стояна Попова, обутого в новые солдатские сапоги.

– Эх, Стоян, Стоян, – засмеялся Гочо Грозев, – никуда ты не годишься с этими усами и в этих сапогах!

– Ошибаетесь, – вмешался я, – все знаменитые воеводы носили усы.

Наконец решили, что мы пойдем впереди, а Стоян в пятидесяти – шестидесяти шагах позади нас, причем по другой стороне улицы.

Солнце уже приближалось к горизонту. Город пока что казался почти безлюдным. Мы втроем шли впереди, а Стоян чеканил шаг в своих подкованных солдатских сапогах, ну совсем как фельдфебель, отправляющийся на парад в день святого Георгия. Люди оборачивались, чтобы поглазеть на него, а он только подкручивал усы, совсем как Боримечка[18]18
  Боримечка – один из героев романа классика болгарской литературы Ивана Вазова «Под игом». – Прим. ред.


[Закрыть], да знай себе шагал по тротуару.

Без всяких происшествий мы прошли через весь город и явились на место встречи. Товарищи повели нас в горы.

Партизанские пути-дороги, неужели я когда-нибудь вас забуду?!

ШТОКМАН

Вчера мне приснился Штокман живым и полным сил. Он стоял во весь рост, гордый и величественный.

И я решил отправиться на его могилу. Ведь такой день – 2 июня![19]19
  2 июня вся Болгария чтит память своих героев, погибших в борьбе за свободу. – Прим. ред.


[Закрыть] Из окрестных сел, из Калофера и Карлово собралось много людей – почитателей и боевых товарищей героя. Все несли с собой цветы и венки и укладывали их на гранитный пьедестал. Кто-то встал перед памятником, наступила тишина. Оратор рассказал о боевом пути Штокмана, о дебрях и чащобах Среднегорья и Стара-Планины, где водил за собой свою славную бригаду Штокман, и показал скалу, где он закончил свой героический путь. До меня еще издали донеслись слова оратора, и я поторопился подойти поближе к памятнику. Тропинка оказалась очень крутой, и взобраться по ней было нелегко. Меня пронизывал холод. Вокруг все молчало, лишь ветерком приносило издалека песню. Именно здесь, на этом месте, около села Левски, мы любили сидеть со Штокманом. Мне запомнилось стихотворение, которое он любил декламировать:

 
Из каждой капли вашей крови
Вырастут тысячи новых бойцов…
 

Я шел задумавшись. Перенесясь в прошлое, я отчетливо видел перед собой Трилетова, Гынчо, Доктора, Караибряма, Минко, пришедших не только поклониться праху их боевого друга, а, как бы возвращаясь с боевой операции, отрапортовать своему командиру. Вместе с ними пришли и наши помощники: дед Петко Кынчев, старейший член партии тесняков и основатель партийной организации в Калофере, его верный товарищ и жена бабка Стойна, дед Кольо Чонков, Вакльо. На пьедестал памятника поднялся Трилетов. Он начал рассказывать о подвигах и битвах, о встречах и явках.

Когда закончилось торжество, народ разошелся, у памятника я остался один.

– Добрый вечер, Штокман! Я пришел не за тем, чтобы тебя оплакивать, ведь ты бессмертен. Ты жив и будешь жить в памяти народной. Я пришел, чтобы вспомнить путь нашей борьбы, вспомнить боевых друзей.

…Это произошло весной 1943 года, когда мы решили всю свою молодость и энергию посвятить победе восстания в нашем крае. Путь из Пловдива в Среднегорье оказался длинным и опасным. Из города я пошел вместе со Слави Чакыровым и Йонко. Нас повез на повозке дядя Кольо. Колеса поскрипывали на каждом ухабе дороги, идущей вдоль берегов Марицы. Мы проехали рисовые поля и затерялись где-то в тени деревьев. Покорные лошади шли медленно. Время от времени дядя Кольо замахивался на них кнутом и в темноте окликал нас чтобы лишний раз удостовериться, что мы на месте.

Этот бедняк выполнял боевое поручение, как самую обычную работу. Он долгие годы колесил в своей телеге по Фракийской равнине и сейчас ничего не боялся, хотя вез такой опасный «груз», каким являлись мы.

Остряк и балагур, Слави все время шутил и сам захлебывался от смеха. Вдали все явственнее вырисовывались горы. Наше волнение возрастало. Булыжные бульвары Пловдива остались где-то позади. А как меня встретит Штокман? Ох уж этот Важаров! Удастся ли нам справиться с ним?

Я молчал. Йонко, крепко сжимая в руках пистолет, был готов к любой неожиданности.

– Стой! – вдруг прикрикнул дядя Кольо на коня. – Приехали, товарищи. Это и есть западная околица села Чоба.

Мы попрощались с нашим возницей, подтянули рюкзаки, в которые тетя Данка заботливо уложила хлеб, брынзу и мармелад, и скрылись в чобенских кукурузных полях. На исходе ночи время от времени слышался лай собак. Село спало, укрытое тьмой, а на востоке уже показались первые предвестники зари и явственно вырисовывались вершины Среднегорья.

– Послушай, Слави, мы не успеем дойти, – сказал я. – Вот уже светает, и нам лучше днем не пускаться в дорогу. Села полны полицейскими и жандармами. Лучше днем переждать где-нибудь поблизости. Да и встреча назначена только на завтрашний вечер у Девичьего источника. Зачем же нам рисковать?

Мы расположились под развесистой грушей, которая росла посреди большого кукурузного поля.

Йонко взобрался на грушу, чтобы осмотреть окрестности, и подтвердил, что мы удачно выбрали место: с дерева хорошо просматриваются все дороги до самого села Брезово.

Мы даже не заметили, как взошло солнце. Наступил день. Только мы развязали рюкзаки и Слави, всегда отличавшийся знатным аппетитом, успел намазать кусок хлеба маслом, как неподалеку от нас послышался какой-то шум. Нам показалось, что в кукурузу забралась скотина. Мы схватились за оружие. Откуда ни возьмись на меже показался хилый мужчина, который вел за собой двух тощих коров. Увидев направленные на него винтовки, человек оцепенел и выпустил из рук веревку. Коровы набросились на кукурузу.

– Не бойся! – крикнул Слави. – Иди сюда! Ты кто такой и что ищешь в чужой кукурузе?

А человек даже слова вымолвить не мог. Он смотрел на нас вытаращив глаза и никак не мог решить, что же ему делать.

Я узнал его. Это был дядя Аврам из нашего села, который с трудом содержал свою семью продажей молока.

Йонко вскочил, схватил веревку и приказал:

– Привяжи коров вот здесь, наломай початков сколько хочешь и присаживайся к нам поесть.

С величайшей осторожностью, все время пытаясь поймать наш взгляд, Аврам опустился на одно колено, готовый в любой момент броситься бежать. Он заметно побледнел, и глаза его то и дело блуждали по сторонам.

– Да ты не бойся, ешь. У нас и на тебя хватит!

Аврам успокоился и не заставил себя долго уговаривать. Он наелся так, как едва ли когда-нибудь наедался дома даже на рождество или на пасху. Мы расспросили его о селе, о видах на урожай в этом году, но эти вопросы его не занимали – ему принадлежал такой небольшой клочок земли, что он на доходы с него не рассчитывал.

– По правде говоря, я тоже против фашистов, – наконец заговорил Аврам. – Я совершенно уверен, что скоро им придет конец. Вот намедни и дочка Стоянка говорила, что братушки уже близко. Да и в селе поговаривают, что горы полны партизан. Только из одного нашего села ушла уйма ребят в партизаны: Койчо, Ботьо, Генко. А раз такие хлопцы взялись за дело, значит, все будет в полном порядке.

И вдруг Аврам уставился на меня:

– А вы, ребята, откуда сами-то будете? Да как вы не заблудились в наших краях?

И он снова повернулся ко мне, осмотрел меня с головы до ног и воскликнул:

– Генко, да неужто это ты?!

Я решил сделать вид, что не узнаю его.

– Какой еще Генко?

– Послушай, да разве ты не Генко, сын Стойко? Да это же ты! Узнал я тебя. Это ты. На отца похож, на Стойко. Да ты, Генко, оказывается, жив. А знаешь ли, что перед зданием сельской общины висит объявление? Обещают деньги тому, кто тебя поймает. А кто-то даже рассказывал, что тебя убили где-то около Марицы.

Я взглядом спросил товарищей, что же мне делать. Слави понял меня, кивнул мне головой, и я решил больше не морочить голову своему земляку.

– Да так бы и сказали, что вы наши ребята, – осмелел Аврам. – Ох эти фашисты, гады… Целыми днями пьянствуют. Корчма Йоновцев битком набита жандармами, да и корчма твоего дяди тоже. Все выслеживают, как шакалы, мерзавцы… Все ждут, чтобы кто-нибудь донес о появлении партизан, но у них ничего не выйдет. Дядька Аврам не таковский. Он знает, какому богу молиться.

Мы долго разговаривали с Аврамом. На прощание еще раз хорошенько его накормили. При расставании я строго ему наказал:

– Послушай, дядя Аврам, наше дело такое: сегодня мы здесь, а завтра нас даже и днем с огнем не сыщешь. Так что ты хорошенько прикинь: если проговоришься кому-нибудь о встрече с нами, так и знай – это тебе не пройдет даром. Ни звука, понял?

– Ни звука! – поклялся Аврам. – Пусть мне ворон глаза выклюет, если я кому-нибудь хоть словечко скажу.

Мы пришли к Девичьему источнику уже за полночь. Тишина окутала горы, только из соседних сел время от времени доносилось пение петухов. На востоке занималась заря.

В условленном месте нас ждали Штокман и Морозов в сопровождении нескольких партизан. Нам с ними предстояло проделать большую работу.

Мы дружелюбно поздоровались и отправились дальше.

Если с Морозовым мы были знакомы давно, то со Штокманом встретились впервые, и поэтому он вызывал во мне немалый интерес. Этот человек как-то сразу стал мне очень симпатичен. Я с первого взгляда понял, что передо мною сын гор. Его глаза светились искренностью и теплотой. Мы двигались по тропинке. Штокман положил правую руку на мое плечо и проговорил:

– Так, значит, ты и есть Генко из Брезово? Много слышал о тебе, и мне очень хотелось, чтобы ты воевал вместе с нами. У нас здесь много неразберихи, но мы это утрясем.

Мы остановились. Предстояло пересечь большую поляну. Двое партизан из охранения предупредили, что надо соблюдать осторожность.

Штокман спросил:

– Ты выбрал себе псевдоним? Ни к чему, чтобы все знали твое настоящее имя.

– Нет, еще не выбрал.

– А ты читал книгу «Энергия» Федора Гладкова? Убедился, с какой силой и энтузиазмом советские люди строят коммунизм? Нам еще до этого далеко, но и мы пойдем по их пути после победы. Ну а если погибнем, то другие вместо нас доведут дело до конца. Взгляни на горы. Умереть в этих горах за такой народ, как наш, – это же великое дело!

Штокман словно предчувствовал свою гибель.

– Мы будем тебя называть Ватагин!

– Друзья, Морозов, Слави, это товарищ Ватагин. Отныне он будет носить это имя, чтобы оно напоминало нам о великом строительстве социализма в Советском Союзе.

Я с радостью согласился носить это новое имя. Ведь моим крестным стал Штокман! Я поблагодарил его и шутливо заметил:

– Значит, раз ты стал моим крестным, то мы уже не только товарищи, но и родственники.

Штокман рассмеялся и по-отцовски похлопал меня по плечу.

Нам предстояло еще добраться до лагеря. Двигаясь через лес, мы внимательно осматривались по сторонам. Погода стояла теплая и приятная. Дошли до местности Каваклийка. Оттуда хорошо просматривалась вся долина до самого села Голям-Дол.

– Вон та, самая близкая деревня – мое родное село Чехларе, – сказал Штокман. – Ты бывал когда-нибудь в нем?

Я утвердительно кивнул.

– Нищая деревушка, – продолжал Штокман. – Нет плодородной земли – нет и заработков, но люди у нас хорошие. Есть несколько негодяев, но они не в счет… Там, на том конце деревни, наш дом.

Сказав это, он долго всматривался в ту сторону, и я заметил, что его глаза увлажнились. Потом он рассказал мне отдельные эпизоды из своей жизни в Софии.

– В наших судьбах есть что-то общее. Мы с тобой и не крестьяне, и не горожане. Но какое это имеет значение? Сейчас важно уметь объединить людей и действовать. Действовать – это главное.

Как прав оказался Штокман!