Текст книги "Пятые приходят на помощь"

Автор книги: Геннадий Блинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Поздравляю, Черданцев. Ты делаешь успехи.

– «Поздравляю»,– взорвался Ромка.– Издеваться проще всего, а что мне делать? Нет, ты скажи, что?

Галка примирительно сказала:

– Ну что ты взъелся? Думаешь, я знаю?

Она вздохнула и посмотрела в окно.

– Знаешь, Ромашка, давай сходим к этому пресвитеру. Ведь человек же он, должен понимать, что нельзя девчушке калечить жизнь,– неуверенно предложила Галка.

– Ходили уже к баптистке,– напомнил Ромка.

– Но не ждать же теперь, когда твоя Аленка за ум возьмется.

...Пресвитер Руденко обрадованно повторял:

– Рад, дети, рад...

Он провел Галку и Ромку через большую светлую комнату. Посредине ее возвышался квадратный стол, застланный бархатной скатертью, на стенах висели плакатики в деревянных рамках. Ребята мельком взглянули на них. В плакатиках упоминались бог и Иисус Христос. В комнате стояло десятка три мягких стульев. На одном из них сидела тетка Феклинья. Увидев ребят, она приподнялась и, обращаясь к пресвитеру, сказала:

– И эти вот покоя не дают. Впились, как клещи, в девочку, не отстают от нее.

– Все образуется, сестра,– улыбнулся Руденко.

Он привел гостей в комнату поменьше. В ней ребята и увидели Аленку. Она сидела за пианино и стучала по клавишам, подбирая какой-то мотив. Аленка оторвалась от инструмента и, заметив ребят, вздрогнула. Пресвитер легонько провел по ее голове ладонью и ласково сказал:

– Играй, горлица.

И обратился к ребятам:

– Плохо это – учиться играть на пианино? В школе-то нет у вас. А надо бы. Аленушка тянется к музыке, по душе ей она. Пусть учится...

Ни Галка, ни Ромка ничего не могли возразить. Конечно, плохо, что в школе нет пианино. Или музыкального кружка...

Галка однажды вместе с дедом была в детской комнате милиции. Тогда они ездили в город, и дедушка по делам заходил в детскую комнату. Галка помнит, что там видела много игрушек. Но здесь, в молитвенном доме, их было гораздо больше. И не какие-нибудь побитые и поношенные игрушки, а совершенно новые плюшевые и синтетические медвежата, волки и зайцы, заводные и инерционные машины, танки, луноходы... Глаза разбегались от многообразия игрушек, каждую хотелось потрогать руками. Пресвитер, видимо, заметил интерес гостей к игрушкам и подбодрил их.

– Вы берите, смотрите... И будьте как дома. Я вот уже старый, можно сказать, а нет-нет, да и приду сюда, полюбуюсь, а то и поиграю тайком...

И он доверительно засмеялся.

Ромка посмотрел на склонившуюся над пианино Аленку и, набравшись смелости, сказал:

– Не надо нам ваших игрушек. Это вы малышей заманиваете. И пианино у вас для заманивания.

– Люди, которые приходят к нам, не скучают,– согласился пресвитер.

– Гоните вы их, брат Фома,– сказала тетка Феклинья. Она стояла у порога и со злостью смотрела на ребят.– Такие же вот отлучили сына моего от веры, теперь и до племянницы добираются.

– Спокойнее, сестра. Причем здесь ребята? Многое они еще не понимают. Они ведь не партийные люди, вот и объяснить им надо, что к чему...

Галка Павлова посмотрела па пресвитера и, поправив галстук, твердо сказала:

– Ошибаетесь. Мы – партийные. Мы – пионеры. И не надо нам объяснять ничего. Что такое религия – нам известно. Это мы будем объяснять Аленке...

– Вот и поговорите с ними,– осуждающе вздохнула тетка Феклинья.– Им слово, а они десять в ответ. Старших и слушать не хотят.

Галка повернулась к тетке Феклинье и посмотрела ей в глаза.

– Зря вы, тетенька,– сказала она.– Старших мы никогда не будем слушать, если они нас станут заставлять верить в какого-то бога.– Галка волновалась:

– Таких старших не будем слушаться,– поправилась она.– Мы никогда не скажем и слова против таких, как мой дедушка. Потому что мой дедушка думает не о загробном царстве, а о коммунизме, вот!

Пресвитер сел на стул.

– Теперь и я уверился, что говорю с партийными людьми,– усмехнулся он.

– А вы не смейтесь,– сказала Галка.– И пионеры, и комсомольцы – тоже партийные, потому что у них одно дело.

– Знаю,– кивнул Руденко.– Знаю и не смеюсь, дети. Все мы – и партийные, и беспартийные – под одним небом живем, под одним богом ходим. Все дела наши от него, всевышнего, зависят. Вон люди как жить стали: дворцы построили, на машинах ездят, па самолетах летают. Не жизнь – радость.

Галка замотала головой и сказала:

– Что-то не то вы говорите... Получается, что все доброе и хорошее ваш бог делает. А люди? Не бог – люди строят и дворцы и самолеты. Совсем ни при чем здесь ваш бог. Мой дедушка говорит: «Мы, коммунисты, землю раем сделаем». И ты не верь, Аленка, баптистам, а собирайся, и пойдем домой.

– Никуда она не пойдет, не приказывайте,– шагнула к девочке тетка Феклинья.– Ради бога, отстаньте от нее.

Аленка спряталась за баптистку.

– Пусть побудет еще,– мягко сказал пресвитер.– Да и вы бы не спешили. Играйте, мы мешать не станем.

– Не то место, чтобы играть,– с усмешкой выдохнула Галка Павлова. Феклинья легонько подталкивала ее к порогу.

Пресвитер заметил это и упрекнул тетку:

– Разве можно так, сестра? Грешно... Вы не обижайтесь, ребятки. Если сейчас торопитесь – завтра забегайте. Для вас мой дом в любое время открыт.

Самсонов еще бросил колбасы дворняжке, собака, гремя цепью, подпрыгнув, поймала подачку.

– Ловкая, а дура, на чужого даже не лает,– вслух сказал Самсонов.

С березы испуганно сорвалась стайка воробьев. Витька развеселился.

– Эй, тебя как зовут? – спросил он дворняжку. Та завиляла хвостом, встала на задние лапы, а передними замолотила по воздуху, будто била палочками по барабану.

– Вот циркачка! – восхитился Самсонов.– Ты, случайно, не ученая? Ты по следу ходить умеешь?

Собака заскулила, выпрашивая подачку. Витька немного откусил колбасы и стал жевать, а остальное бросил дворняжке.

– Ешь, циркачка. Ты не знаешь, зачем к твоему хозяину Павлова с Ромкой пожаловали?

Собака, понятно, этого не знала. Самсонов задумался. Витьку все еще не покидало какое-то тревожное чувство, ему все еще казалось, что голос хозяина этого особняка он слышал на острове. Может быть, проверить, нет ли плах с острова в этой пристройке?

Самсонов без опаски спустился с березы и погладил собаку. Та легла на спину и замахала лапами.

– Дура,– сказал Витька.– А если бы я был вором? Ты представляешь?..

Он перебежал двор. Вдруг Витька услышал, как скрипнула дверь в сенях. Через секунду-вторую кто-то выйдет на крыльцо. Самсонову сделалось жарко. Он хотел было метнуться к пристройке, но мгновенно сообразил, что добежать не успеет. Витька взглянул под ноги и увидел собачью конуру. Сыщик встал на колени и шмыгнул в узкую лазейку, уткнувшись лицом в пропитанное собачьими запахами тряпье.

Прошли по двору Галка Павлова и Ромка. Они о чем-то разговаривали. Витьке сейчас было не до того, чтобы прислушиваться. Он свернулся калачиком, однако, все равно чувствовал, что ноги торчат наружу.

Дворняжка принялась рычать, стараясь пролезть в конуру,-ее, видимо, притягивал запах Витькиного кармана, в котором еще недавно лежала колбаса. Самсонов изловчился, уперся ногой в собаку и толкнул ее. Та отлетела прочь, прогромыхав цепочкой.

Потом сыщик почувствовал, что его кто-то вытягивает из конуры. Но это уже была не дворняжка. Витька машинально ухватился за кучу тряпья, на котором лежал, и вместе с тряпьем поехал наружу.

– Ого! Ухо-то будто специально такое большое выросло, чтобы за него держаться! —услышал Самсонов ласковый голос. Витька перевернулся на спину и увидел перед собой человека в расшитой украинской рубашке. Тот ухватил сыщика за ухо и потянул вверх.

– Вставай, голубь, вставай,– почти нежно повторял хозяин дома.

– Дяденька, отпустите! – попросил Витька, морщась от боли.– Я же ничего не сделал, дяденька ...

– Пусть милиция разберется: сделал – не сделал. Смех и грех – в конуру забрался.

Пресвитер ухватил Самсонова за руку и предупредил:

– Не вздумай убегать. А ну, пойдем.

И он вывел Витьку на улицу.

Они сделали несколько шагов, когда услышали, как мальчишка на всю улицу извещал:

– Самсонов с главным баптистом под ручку идет... Самсонов в баптисты записался!..

Витька узнал Витамина. Тот стоял у забора и ухмылялся.

– Богу молился, да, Самсонов? – громко спросил Витамин.

Пресвитер остановился и укоризненно покачал головой. Сказал, обращаясь к Венке:

– Нехорошо, мальчик, кричать на весь поселок.– Потом посмотрел на помятого Самсонова и улыбнулся: – Погорячился я немного. А сейчас остыл и подумал: зачем человеку делать плохое? Милиция – это, брат, учреждение не из приятных. В нее только попадись... Иди с богом и не думай плохого о баптистах.

Самсонов, опустив голову, зашагал по переулку. Ныло ухо. Оказывается, его, Витьку, черт понес к баптисту в ограду. Всем известно, что эти сектанты в руки чужого не возьмут. А он, Самсонов, подозревал дядьку в расшитой рубашке... Еще хорошо, что дядька не повел Витьку к старшине Копытову. Иначе со стыда бы хоть сквозь землю проваливайся.

Неудачливый сыщик услышал за собой легкие шаги. Боязливо оглянулся. Это шел Витамин. Он спросил:

– Ты что, Самсонов, баптист, да?

– Пошел к черту! – ответил Витька.– Это, может, твой вожатый Ромка – баптист. Что-то он дружбу завел с главным баптистом...

Витамин присвистнул.

– Ромка не баптист,– убежденно сказал он.

Галка Павлова возмущалась:

– Ну и наглый человек, этот пресвитер. Надо же, «все от бога зависит»...

– Забьют они Аленке мозги всякой чепухой,– согласился Ромка.

Ребята решили, не откладывая на потом, сходить к Ирине Владимировне.

Выслушав ребят, учительница заволновалась:

– С Руденко говорить бесполезно,– раздумывала она.– Пресвитер и меня может под всякими предлогами выпроводить. Надо нам обратиться к Егору Николаевичу Копытову. Он лучше знает, как надо поступить...

Увидев в своем кабинете Ирину Владимировну, старшина засуетился, принялся сдувать с совершенно чистого стола несуществующую пыль.

– Здравствуйте, Егор Николаевич,– сказала учительница, осматривая кабинет.– У вас цветы здесь? Уютно...

Участковый вспыхнул, смущенно пригласил гостью:

– Присаживайтесь. Люблю цветы...

Ирина Владимировна рассказала о том, как Галка Павлова и Ромка ходили к пресвитеру.

– Молодцы, ребята! – улыбнулся им Копытов.– А Руденко-то, оказывается, гусь еще тот. Побеседую с ним, Ирина Владимировна. Предупрежу – если еще раз услышу, что в его доме видели детей, будем наказывать. Это противозаконно – водить в молитвенный дом малолетних.

Учительница облегченно вздохнула:

– Гора с плеч...

Участковый улыбнулся.

– Полгоры, Ирина Владимировна. Есть еще тетка Феклинья... От нее труднее отгородиться. Не пускать к ней девочку? Это полумера. Надо добиться, чтобы девочка перестала верить в бога.

– Да-да, – кивнула учительница.– Ребята задумали снимать какой-то антирелигиозный фильм. Рома рассказывал содержание, и мне показалось оно чересчур старомодным, смахивающим на пьесы воинствующих безбожников в тридцатые годы...

Копытов тоже знал о замысле Профессора Кислых Щей снять такой фильм. Больше того, участковый посоветовал режиссеру и сочинителю побывать у Алексея Чернова. И вот забойщик стал консультантом Профессора Кислых Щей.

Только сегодня старшина спрашивал у Алексея, как идут дела со сценарием. Тот ответил:

– Переписываем. И знаете, вообще-то смешно получается. У нас в школах говорят коротко: бога нет. А что об этом боге пишется в Библии и Евангелии – ребята не представляют. По-моему, ребятам полезно знать, в каком свете там представлен и бог-отец, и бог-сын...

Старшина был полностью согласен с Алексеем.

– Между прочим, Ирина Владимировна,– сказал Копытов,– кружки воинствующих безбожников сделали великое дело. Я где-то читал, да и по рассказам односельчан знаю, что эти кружки помогали верующим перебарывать страх перед небом и адом, в конце концов, помогали отрешиться от веры. Я понимаю, что в новое время должны быть и новые песни. Но что мы предлагаем? Лекции, беседы, выставки? Все это для взрослых, для людей, подготовленных к атеистической работе.

– Послушать вас – и можно подумать, что ничегошеньки-то школа не делает,– усмехнулась Ирина Владимировна.– Мы же ведем атеистическое воспитание на уроках. А документальные фильмы о научных достижениях, а художественные антирелигиозные фильмы, да и, собственно, вся жизнь постоянно доказывают, что бога нет. Человек на Луне, человек ходит по небу – это ли не удар по религии?

Копытов думал обо всем этом. И ему показалось, что многие атеисты, надеясь на успехи науки и техники, несколько самоуспокоились и стали рассуждать примерно так же, как и Ирина Владимировна. Конечно, жизнь – великий агитатор. Еще недавно, десятилетия четыре-пять назад, верующие считали, что трактор или автомобиль – колесница сатаны, радио – голос нечистой силы. Теперь верующие летают на реактивных самолетах и считают это обычным явлением, смотрят телевизор – и не удивляются... Но все-таки они остаются верующими. А религиозники не дремлют и, чтобы не уплыла почва из-под ног, приспосабливаются к сегодняшнему дню.

Человек полетел в космос? В этом нет ничего удивительного. Такова воля бога. Ведь бог дал человеку разум. Все от бога. Так говорят столпы религии рядовым верующим.

– Все правильно, Ирина Владимировна,– сказал участковый.– Жизнь агитирует. Но вот вы встретились с конкретным случаем—девочка попала под влияние баптистов. А что делать– не знаете, растерялись... Но зато Галя и Рома знают. И Профессор Кислых Щей знает. Они хотят действовать, продолжить дело воинствующих безбожников. Пусть они где-то ошибутся. Без ребячьей лихости, может быть, наивности, наверно, не обойтись. Но они будут бороться... И это здорово!

Ромка и Галка улыбались. Правильно говорит старшина.

Глава шестнадцатая ПЕРВАЯ РЕПЕТИЦИЯ

После неудачного сбора Звягинцев появился в классе только через день. На переменах он первым выскакивал в коридор и закрывался в радиобудке. Ребята посмеивались, делали вид, что ничего не произошло с их председателем совета отряда. Дня через три Павлик немного осмелел.

– Может, после занятий сходим на реку вместе? – предложил он как-то Профессору.– Я знаю, где пескари ловятся...

Профессор Кислых Щей выразил сожаление, что не может составить компании, так как накопилось много домашних дел. Паша Наоборот отозвал в сторону Орлова и спросил:

– Ты куда удрал тогда? Я занял десятник, прихожу к магазину, а тебя нет...

– Милиционер там что-то высматривал,– соврал Орлов.– Вот я и подумал, что лучше удрать.

– Конечно,– согласился Звягинцев.– А ты не знаешь, почему ребята молчат, будто мы и в окно не выпрыгивали? Что-то ненормальное...

– Все нормально,– успокоил его Ежик.– Они даже обрадовались, что ты тогда сиганул на улицу – скучно на сборе сидеть... Я слышал, мальчишки так рассуждали: «Сегодня Павлик удрал со сбора, завтра мы удерем – вот и будем квиты, и не надо шума поднимать».

– Это правильно,– одобрил Паша Наоборот.– Только чтобы «бешники» ничего не знали.

Звягинцев пригласил Орлова к себе домой, но тот понес околесицу насчет того, что поклялся день и ночь сидеть за учебниками, чтобы не подвести класс.

Павлик подозрительно посмотрел на Орлова.

Между тем, в пятом «А» классе Ромка уже завербовал пять апостолов и одного змия-искусителя. Апостолы, в свою очередь, тоже вели агитационную работу, сманивая «ашников» для участия в массовых сценах.

Среди артистов оказался и сыщик Самсонов.

А дело было так.

– Витя, ты что, правда в бога веришь?

Самсонов ухмыльнулся и покачал головой:

– А ты вербуешь к себе в секту, да? Не думал, Ромка, что ты баптист.

– При чем здесь я?—удивился тот.– Витамин говорит, что это у тебя великая дружба с пресвитером Руденко. Будто бы вы с ним под ручку ходите, о божьих делах разговариваете? Не скрывай, Витя.

Самсонов потрогал распухшее ухо.

– Мне нечего скрывать... А вот вы с Павловой скрываете,– сказал он.– Это вас баптистский главарь встречает и провожает в своем доме.

Ромка подозрительно посмотрел на Самсонова и напрямик спросил:

– Ты что, подсматривал за нами?

– Еще этого не хватало,– обиделся Самсонов.– Просто я подружился с баптистской собакой, ну, пришел к ней, ну, вас видел... Слушай, Ромка, ты не виляй и не хитри, а расскажи всю правду.. Случайно, не этот пресвитер ночью на острове был, а?

– Вполне возможно,– изумился Ромка.– Я об этом не подумал. Но голос похож...

И он рассказал Самсонову об Аленке, о своем пионерском поручении и сценарии Профессора Кислых Щей.

– Иди к нам, у нас артистов не хватает,– позвал Самсонова Ромка.

– Пойду, раз надо,– согласился Витька Самсонов.– Только, чур, Павлику не надо пока говорить. Узнает, начнет пилить...

Об ожидаемой съемке антирелигиозного фильма по сценарию Профессора Кислых Щей, можно сказать, знали все, кроме Звягинцева.

И вот пришел долгожданный день первой репетиции. «Ашники» разными путями отделывались от своего председателя. Их ждали «бешники» в ограде дома Васьки Фонарикова. Там собирались не только артисты, но и группа костюмеров и гримеров, которую возглавляла Галка Павлова.

Часам к четырем к Фонариковым пришла большая орава школьников. Они имели при себе обрывки сетей, лопаты, тяпки, один из будущих апостолов держал кочергу, другой – деревянные вилы-двурожки, третий – плотницкий ящик с инструментами. В руках апостола Марка была маска льва, к куртке апостола Матфея Галка Павлова пришивала ангельские крылышки. Апостол переминался с ноги на ногу и косился на ангельское облачение.

Ежик важно прохаживался среди артистов и глубокомысленно насвистывал, Профессор оценивающе осматривал каждого.

– Выше нос – ты же князь апостолов,– сказал он святому Петру.– Свою автобиографию продумал?

– Все как есть,– ответил святой Петр, ковыряя в носу.

– Кем ты был, пока не взялся вместе с Иисусом обманывать народ?

– Ходил в рыбаках.

– Верно,– одобрил Славка.– Теперь тоже рыбак, но ловишь уже живые души. Ты бы, святой Петр, взял в руки для декорации старенькую сеть.

– Нету.

– Сгодится и обрывок волейбольной сетки. Вон в углу валяется.

Бабка восхищенно смотрела на святое семейство и качала головой.

– Вот варнаки! А ты что, Васька, самый главный – бог-отец?

Васька сидел на ступеньке крыльца в сверкающей разноцветными стекляшками короне и с высоты своего величия высокомерно посматривал на апостолов, боясь повернуть голову,

так как корона оказалась малой и еле держалась на голове.

Бабка долго смотрела на апостолов, потом спросила у внука:

– Где же у тебя бог-сын, Васька? Вроде всех проходимцев узнаю – вон Лука, вон Иуда, а Иисуса Христа не вижу...

Профессор покрутил головой и позвал:

– Сережка, чертова душа! Куда запропастился? Иисус Христос, кому говорю, иди сюда, пока бока не намял. Это тебе не шуточки...

Но Иисус не откликался. Кто-то вспомнил, что Сережка жаловался на головную боль. Автор сценария и режиссер позеленел от злости и прошипел в сторону бога-отца:

– А ты тоже хорош! Отец называется... Сынка выбрал себе...

– Мне Ромка посоветовал... Говорит, Иисус будет – лучше не придумаешь... А что глаз немного косит, так это еще смешнее,– оправдывался бог-отец, придерживая корону.

– «Косит»,– передразнил Профессор Кислых Щей.– Репетиция срывается. Самсонов, может, ты возьмешься? Правда, тебя придется остричь.

Витька, изображавший змия-искусителя, подполз на четвереньках к режиссеру, помахав тремя хвостами из ветоши, разинул картонную крокодилью пасть с красным языком.

– Не хочу! – рыкнул он.– Я вжился в роль. Я сильнее бога-отца и бога-сына, вместе взятых.

Режиссер осуждающе посмотрел в сторону змия и сказал:

– Поменьше рассуждай, Самсонов.– Потом признал:—По сути ты прав, конечно. Бог ни черта с дьяволом или там со змием-искусителем сделать не в силах. Всегда сам в дураках остается... Но не в этом дело. Без Иисуса мы не сможем начать репетицию.

И тут кто-то предложил:

– А если Звягинцева испытать?

Апостолы из пятого «А» недовольно забурчали:

– Он же нас узнает?

Режиссер, как утопающий за соломинку, ухватился за нелепое предложение.

– Вовеки он вас не узнает,– успокоил Профессор апостолов.– Ромка, ты директор картины, ищи Звягинцева. Тащи его сюда.

Режиссер поднялся на крыльцо и встал рядом с богом-отцом, то есть с Васькой Фонариковым.

– Здесь змий-искуситель верно выразился, что в роль надо войти,– сказал Профессор Кислых Щей с высокой трибуны.—

Я подумал-подумал и решил, что вам не лишне представить, кто вы такие есть...

Режиссер многозначительно замолчал, потом поднял над головой Библию, в которую был вложен антирелигиозный киносценарий, и постучал ногтем по обложке священной книги.

– Библия. Это вы ее написали, имейте в виду. И вы учите верить каждому слову этой книжки. Верно?

Апостолы закивали, еще не понимая, куда клонит Профессор. А на него нашло вдохновение, и он, как заправский оратор, разглагольствовал:

– Учитель, то есть Иисус Христос, заставил вас забыть тяжелое ремесло рыбаков и ремесленников, чтобы последовать за ним. И вы согласились и стали вести праздную жизнь бродяг.

– Апостол Петр, хоть ты и главный, а не вороти нос в сторону. Слушай, что говорят,– сделал замечание Профессор.

Апостол потоптался и обиженно сказал:

– Что ты ко мне привязался? Что я, хуже всех, да?

Добычина уже трудно было остановить. Он усмехнулся и

крикнул в сторону апостола Петра:

– Васька, ты, как главный бог, призови его к порядку. Он еще спорить начнет, что лучше всех. Ведь это он отрекся от Христа, когда увидел его в руках судей. А раньше клялся, что за учителя своего пойдет в огонь и в воду. Вот и верь этому апостолу! А еще святой называется?!

– Да он-то при чем? Так ты всех нас обвинишь!

Апостолы начали волноваться. Святой Марк отбросил в сторону маску льва, а евангелист Матвей принялся отдирать от пиджака ангельские крылья.

– Ты, Профессор, поосторожней. А то живо бока намнем. Унизишь всячески, а потом потей – играй этих жуликов.

– Ага, правда глаза режет? – ухмыльнулся Профессор.

В этот момент кто-то крикнул, что ведут Звягинцева. Ежик быстро накинул на голову рваный мешок, Самсонов встал на четвереньки и помотал тремя хвостами, апостолы накрылись обрывками сетей.

Профессор посмотрел на киногруппу и довольно сказал:

– Порядочек! Встретим Иисуса Христа достойно, встретим его дружными возгласами: «Осанна! Осанна!»

– Что это означает? Может, какое ругательство? – спросил бог-отец.

Режиссер пожал плечами и неуверенно ответил:

– Точно не знаю, но, по-моему, это вроде нашего: «Ура! Да здравствует!»

Васька Фонариков удовлетворенно кивнул и плотнее надвинул на голову корону, взял в руки кочергу.

Скрипнула калитка. Собравшиеся узнали голос Звягинцева. Он спрашивал:

– Козы дома?

Ромка, не подумав, выпалил:

– Дома, дома, не бойся!

Звягинцев попятился назад.

– Да они же на цепи,– соврал Ромка.

– Как собаки, что ли? – немного успокоился Звягинцев.

Профессор только сейчас вспомнил, что забыл замаскироваться, ловко соскочил с крыльца и схватил волейбольную сетку, которую недавно рекомендовал использовать одному из апостолов.

Звягинцев переступил порог калитки и, увидев в ограде льва, змия, ангела и еще каких-то довольно странных людей, отшатнулся и боязливо прижался к заплоту.

– Осанна! Осанна!—дружно гаркнули двенадцать апостолов.

– Ура! Да здравствует Иисус Христос! – завопил Васька Фонариков.

Звягинцев ошалело обвел всех остекленевшими глазами, остановил взгляд на трех хвостах Самсонова и испуганно попятился.

– Ма-ма! —закричал он.

Бог-отец сбросил с головы корону и подбежал к удирающему Звягинцеву.

– Не паникуй, Павлуша! Бог терпел и нам велел!

Из сеней выскочила руководитель гримеров и костюмеров Галка Павлова и протянула Звягинцеву кружку воды.

– Павлик, не бойся. Это же мы. Выпей вот...

Узнав Галку, будущий Иисус Христос облегченно вздохнул и взял кружку.

– Я и не боюсь,– несмело сказал он, покосившись в сторону змия-искусителя.

– Зачем ты мне врал, Ромка, насчет глупой девчонки, которая попала к баптистам, а? Зря я тебе поверил. И сам же приперся сюда. Ну, бить будете? За то, что в нашем классе меньше двоек? Надели маски, чтобы я вас не узнал? Глупо,– совсем осмелел Звягинцев.– Надо было сюда позвать Ежа. Он бы заснял ваш маскарад...

Апостолы потихоньку надвигались на Звягинцева.

– Осанна! Осанна! – шептали они, показывая на председателя пальцами.

– А вы не ругайтесь,– храбрился Павлик.—Обзываться ума большого не надо.

Галка Павлова велела апостолам отойти в сторонку и стала терпеливо объяснять Звягинцеву, что Ромка совсем его не обманывал, а позвал по просьбе киногруппы, чтобы предложить сыграть в фильме одну из главных ролей – роль Иисуса Христа.

Павлик растерянно моргал. Он, конечно, за доверие благодарит. Из-за этой глупой девчонки согласен и в фильме сниматься, потому что он человек сознательный. Только вот как на это другие ребята посмотрят. Начнут его, председателя совета отряда, упрекать, скажут – помогаешь, мол, «бешникам» первое место занять. Вот если бы его участие в съемках сохранить в тайне.... А он бы постепенно среди ребят провел разъяснительную работу.

– Сохраним в тайне,– рявкнули пять апостолов из пятого «А» и семь сподвижников Христа из пятого «Б». Змий-искуситель пробежал по ограде на четвереньках и покрутил хвостами.

– Я могу сагитировать Ежа,– сказал Звягинцев.—Он, правда, проявлять пленку не умеет. Но помощником кинооператора сгодится...

– Помощником? – с угрозой спросил человек с кулем на голове. Голос его показался Звягинцеву знакомым. Павлик с подозрением посмотрел на человека, но тот прорычал:

– Осанна!

И поднял над головой кинокамеру.

– Не дразнись,– сказал Звягинцев.– Я дело говорю.

Профессор подошел к Павлику и, изменив голос, сказал:

– Итак, ты с этой минуты Иисус Христос. Будешь его играть.

Павлик виновато улыбнулся и посмотрел на артистов.

– Я боюсь. Наверно, не сумею. Ведь Иисус – он необыкновенный...

Самсонов посмотрел на нового киноактера и насмешливо бросил:

– Болван! – И передразнил: – «Необыкновенный»... Это смотря с какого конца смотреть на Иисуса.

– Ха-ха,– расхохотался сценарист.– «Необыкновенный». Еще ребенком Христос проклял своего товарища, и мальчик на глазах высох. А учителям от него как доставалось? Не хотел бы я быть учителем этого «божьего сына». Как-то учитель не выдержал и трахнул Иисуса по башке. Наверное, тот урока не выучил, точно не знаю, святой Фома не пишет. Ну, Иисус, понятно, в долгу не остался. Он тут же проклял учителя, и тот испустил дух.

Звягинцев почесал затылок и сказал задумчиво:

– Ну его к шутам, такого Иисуса. Не буду я играть убийцу.

– Как не будешь? – подступили к Звягинцеву апостолы.– Тебе доверяют роль бога-сына... Сорвать съемки хочешь?

Павлик попятился и обратился за защитой к Галке Павловой.

– Скажи им, ради общества согласен на жертву.

– Осанна! – прошептал бог-отец.

Профессор Кислых Щей приказал:

– Снимай ботинки!

Павлик помялся и нерешительно спросил:

– Насовсем, что ли?

– На время съемки, разумеется. Можно, конечно, в деревянных сандалиях, но где их возьмешь. Лучше босиком,– ответил сценарист. И, раздумывая вслух, продолжил:—Что-то не помню – цыпки были или нет у Иисуса. А у тебя цыпки хороши! Уметь надо, чтобы такие цыпочки вырастить. Тут и гримеры их не сумеют замаскировать. По-моему, их и не надо прятать. Надо подсказать кинооператору, чтобы он их крупным планом снял.

– Не обязательно, – робко возразил Павлик.

Галка Павлова притащила цветастый халат и велела Звягинцеву побыстрее его надевать. Бог-отец сунул своему сыну кусок гнилой веревки, велел подпоясаться.

– Все это хорошо,– сказал Профессор.– Но самое главное все-таки лицо, голова...

Звягинцев насторожился. Профессор Кислых Щей продолжал рассуждать, обращаясь к апостолам:

■– Уж кто-кто, а вы помните внешность своего учителя. Во-первых, разве это Иисусов нос? Это кнопка, а не нос. У Иисуса Христа во какой руль был. Ну, это дело поправимое. Нос увеличим. Слышь, Павлова,– крикнул он.– Насчет Иисусова носа побеспокойся. Можно ему картофельный прибавить, можно из ваты. На твое усмотрение...

– Сделаю из картона,– откликнулась Галка.

– Валяй,– согласился сценарист и режиссер, продолжая осмотр Иисуса.

– У Христа была бороденка. Правда, жиденькая, как у козла, но без нее Иисус не Иисус... Опять же лысина – прямо ото лба.

Профессор потрогал Звягинцева за голову, похлопал по плечу.

– Так что выстричь придется. Я видел где-то овечьи ножницы. Это недолго – выстричь лысину...

Звягинцев совсем пал духом и готов был дать стрекача, но понимал, что убежать невозможно.

– Не дамся выстригать,– промямлил он, прикрывая голову ладонями. Профессор Кислых Щей согласился:

– Понимаю, жалко. Но, как известно, искусство требует жертв...

На выручку пришла Галка. Она сказала, что у гримеров есть медицинская клеенка. Из нее можно было бы попробовать сделать Звягинцеву лысину. Цвет клеенки похож на цвет кожи, и, если клеенку наложить на волосы...

– Мысль понимаю и одобряю,—прервал режиссер.—Но как прикрепить клеенку к волосам?

Кто-то из апостолов предложил приклеить клеенку вареной картошкой, кто-то стал хвалить тесто, кто-то заикнулся о резиновом клее...

Звягинцев втянул голову в плечи. Ему казалось, что по ней уже водят раскаленным железом и волосы потрескивают.

– Товарищи гримеры,– обратился Профессор Кислых Щей к Галкиной группе.– Что выбираете вы – тесто или резиновый клей?

Павлова прикусила губу. Звягинцев, затаив дыхание, впился в Галку глазами.

– Думаю, разумней использовать медицинский клей,—сказала Павлова.– Наверное, от него вреда не будет, потому он и называется медицинским. После репетиции Звягинцев вымоет голову с мылом, и будет все в порядке.

Павлик облегченно вздохнул.

– Надо бы парик сделать,– сказал он режиссеру.

Тот кивнул:

– Верно. Но дело не терпит. Дома этим займешься. А сейчас пока временно. Ну, и бороду, разумеется...

Бог-отец сходил в кладовку и протянул Павловой клок козьей шерсти. Та смазала ее медицинским клеем и стала прикреплять клочья шерсти к подбородку и щекам Иисуса Христа.

Звягинцев уже смирился с судьбой и послушно склонял голову в нужную сторону. Когда Павлова приклеивала клеенку, он даже встал на колени, чтобы гримеру было удобнее работать. Большой картонный нос мешал смотреть вперед, а резинка, с помощью которой он крепился, стягивала голову.

Звягинцев, выпрямив грудь, прошелся по двору, морщась от боли, босые ноги непривычно кололо разными камушками и комочками засохшей грязи.

– Истинный Иисус! – сказала вышедшая на крыльцо бабка Фонарикова.– Вишь, разбойник, с бородкой и при лысине... Дура я, старая! Почитай, всю жизнь молилась вот такому обормоту, просила у него милости и благодати.

Профессор похлопал в ладоши – он видел, что режиссер в клубе, прежде чем начать репетицию, хлопал в ладоши, тем самым требуя внимания,– и залез на перевернутую кадку.