Текст книги "Пятые приходят на помощь"

Автор книги: Геннадий Блинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Они стали перебирать всех знакомых, которые что-либо смыслили в религии.

– Вот если Ваську Фонарикова попросить. Конечно, он не так уж ученый,– сказала Галка.– Я слышала, что у него раньше бабка в церковь молиться ходила, а потом сказала: «Хватит мне дурака валять», и отказалась от бога...

– Так то бабка...

– Неужели Васька ничего у нее перенять не сумел? В конце концов, дадим ему поручение, и пусть он выведает у бабки все, что потребуется для беседы.

К Ваське Фонарикову им пришлось идти по улице, с обеих сторон обнесенной тесовыми заборами. Кое-где за воротами гавкала собака, и Галка ускоряла шаг.

Васькина бабка, согнувшись в три погибели, ходила по двору с костылем и что-то искала. Поздоровавшись с ребятами, бабка  объяснила:

– Васятка коз погнал. А я вот где-то конфорку от самовара посеяла. Знаю, что в ограде обронила, а найти не могу.

Галка и Ромка тоже взялись за поиски. Бабка сокрушалась:

– Вроде и не иголка, а поди ты...

Галка решила сама убедиться в том, что Васькина бабка не стала верить ни в черта, ни в бога.

– Черт, черт, поиграй,

Да мне отдай,—

запела она, косясь на бабку. Но та будто и не слышала Галкиной песенки. Тогда Павлова на ходу изменила текст:

– Бог, бог, поиграй,

Да мне отдай...

Бабка никак не реагировала. Галка осмелела:

– Не отдашь мою игрушку,

Я сожгу твою избушку,– пристращала она. Бабка ткнула костылем в небо и безнадежно сказала:

– Сожгешь его хоромы – жди. Он сидит там, на тверде небесной, как чурбан бесчувственный...

– Кто, бабушка?—спросила Галка.

Бабка пужанула костылем подвернувшуюся курицу и сердито сказала:

– Оба они одинаковы. Что черт, что бог – одной веревочкой связаны, часу друг без друга прожить не могут.

Она присела на ступеньку крыльца и уперлась подбородком в костыль.

– Уж я ли не молилась господу, уж я ли не просила счастья для своих детей и внуков,– тихо, будто себе самой, говорила бабка.– Ан нет! Вот и Васятка остался сиротой...

– Бабушка,– ласково сказала Галка.– Вы не расстраивайтесь, бабушка. Васька у вас что надо мальчишка.

– Спасибо, милая,– и старушка провела шершавой ладонью по Галкиной голове.

...Ваську нашли под кустом. Он лежал на фуфайке и читал книгу о космических полетах. Васька сейчас следом за космонавтом Леоновым выходил в простор Вселенной и неумело шагал в безвоздушном пространстве. Васька забыл обо всем на свете. Несколько мгновений он бессмысленно смотрел на Галку и Ромку, потом начал что-то соображать и облегченно вздохнул.

– А, это вы! А то думаю, откуда в космосе появились Павлова и Черданцев? Уж не сплю ли я?

И Васька весело засмеялся. Потом мечтательно сказал, захлопывая книгу:

– Вот людям везет. Летят на звезды, летят миллионы километров, это я понимаю – житуха.

Когда Васька узнал, что привело к нему Галку и Ромку, то вздохнул и важно заметил:

– Религия – пережиток прошлого.

– Васька,– с надеждой в голосе начала Галка,– ты, наверное, разбираешься в религии. Надо вытащить Аленку из баптистских сетей.

– Надо,– согласился тот.– Только от меня толку мало. Бабка-то у меня православная. К попу ходила, иконам молилась. Ну, в православной вере я еще кое-что смыслю, могу провести беседу, а вот о баптистах толком почти ничего не знаю. Так что искать надо другого кого.

Ромка развел руками: попробуй, мол, найди. Задумался и Васька. Конечно, надо искать. Иначе позор всему классу. «Ашники» на смех поднимут, особенно Звягинцев будет злорадствовать. Еще по радио передаст очередной фельетон.

Васька неуверенно сообщил:

– Знаю я одного. При Дворце пионеров в кружок юных атеистов ходил. Он, конечно, мог бы баптистов распесочить.

– Васька,– обрадовалась Галка,– ну, говори быстрее, где разыскать этого атеиста...

Васька пожал плечами. Назвать атеиста ему нетрудно. Только радости немного, если Галка с Ромкой узнают его фамилию. Едва ли он согласится проводить беседу.

– Как это не согласится?—возмутилась Галка.– Речь о судьбе человека идет.

– А ты не горячись,– осадил ее Фонариков.– Дело в том, что...

– В чем же?

– А в том, что атеист этот из пятого «А». И не кто-нибудь, а друг Звягинцева. Славка Добычин. Ну, поняла?

Галка прикусила губу, а Ромка присвистнул. Славку они знают. В школе этого мальчишку прозвали Профессором Кислых Щей. Что Профессором – это понятно: Славка читал не какие-нибудь приключения разведчиков, а толстые книги о театре. Но почему добавляли слова «кислых щей», сейчас, пожалуй, никто объяснить бы не смог.

Как и положено профессору, Профессор Кислых Щей ходил в очках, постоянно был взъерошен и растрепан. В отличие от настоящих профессоров, Славка Добычин на переменах очки снимал и совал в футляр. А футляр у него был подвешен на шее на синенькой капроновой тесемочке.

Было время, когда ребята поднимали Профессора Кислых Щей на смех, но он честно признался, что уже потерял несколько очков и родители предложили ему сберегать их именно таким образом. И получается неплохо: можно прыгать, крутиться на турнике, ходить на руках. Профессор Кислых Щей все это не мог не делать. Он не любил отставать от других ребят.

Было у Добычина еще одно увлечение, о котором знали немногие: он писал пьесы.

– К Профессору надо найти подход. А это нелегко,– сказала Галка.

– Нелегко,– согласился Ромка.

– А ты все-таки поищи,– наказала Павлова.– У каждого человека есть какая-нибудь слабинка. Разведай толком – и действуй.

Дом, в котором жил Профессор, Ромка нашел быстро. Он поднялся на третий этаж и перед дверью Добычина остановился, прислонившись к перилам. Сердце вожатого звездочки колотилось. Он волновался. Ромке и самому было смешно: ведь идет-то он не к какому-нибудь знаменитому ученому, а всего-навсего к пятикласснику. Но сейчас от Профессора зависело слишком многое. Только он мог толково разъяснить Аленке вред баптизма, на примерах показать, куда девочку может завести вера в бога.

Ромка нажал кнопку звонка. Через минуту дверь распахнулась, и в ноздри шибануло каким-то смрадом. Перед Ромкой с ножом в руках стоял Профессор. У него из глаз катились слезы. Ромка стушевался и вежливо поприветствовал:

– Здравствуйте...

– Здорово,– рыкнул Профессор. И ринулся на кухню, на бегу сообщая:

– Картошка уже горит, а я лук еще не приготовил...

Ромку атеист усадил за стол почти насильно. Картошка оказалась недосоленой и сухой.

– Ну, как? – поинтересовался повар.

– Бывает и хуже,– уклончиво ответил гость, все еще не решаясь начать разговор о цели своего визита.

– Жарынь начинается,– сказал Добычин.– Сейчас бы мороженого после такой дрянной жратвы...

– Тогда пойдем,–пригласил гость.– Я угощаю.

Пока собирались, Профессор то и дело посматривал на Ромку. Потом поинтересовался:

– Ты, кажется, «бешник»?

Ромка кивнул. Славка снял очки и принялся вытирать стекла кончиком носового платка.

– Я, конечно, извиняюсь. Ну, как бы это спросить?.. Ты, наверное, двоечник, и тебя послали ко мне на исправление? По какому предмету хромаешь?

Ромка вспыхнул, с обидой в голосе ответил:

– У меня круглые пятерки.

– Извини, – смутился Профессор Кислых Щей.—

Мы ведь соревнуемся, вот я и подумал.

Ромка заинтересовался странной логикой Профессора. Правильно, пусть два класса соревнуются между собой, но зачем же двоечников посылать на исправление к соперникам? Они ведь специально какого-нибудь лентяя могут так запутать, что он век из двоек не вылезет... Чудной этот Славка,– решил Ромка.– И плохо он, наверное, знает Звягинцева. Павлик что угодно сделает, лишь бы его класс вышел победителем.

Но зато сейчас Ромка был почти уверен, что Славка Добычин не откажется провести с его звездочкой беседу на антирелигиозную тему. Конечно, трудность заключается в том, что об этой беседе не должны знать «ашники», особенно сам Звягинцев. Иначе Профессору Кислых Щей здорово влетит. Но такой человек, как Славка (а это Ромка чувствовал), сможет пойти на риск. Вот только как об этом начать разговор? Удобный момент был, когда Профессор высказал предположение, что Ромка двоечник, но теперь такую возможность не вернешь.

Мальчишки остановились около толстой мороженщицы. Ромка вытащил юбилейный рубль и протянул его:

– Пломбир. На все.

Профессор принялся протирать очки.

Нагруженные обжигающе холодным пломбиром, ребята сели на садовую скамейку. Припекало солнце, земля парила, и деревья казались зелено-голубыми, воздушными, готовыми вот-вот взмыть в глубокое небо.

Профессор Кислых Щей, болтая ногами, аппетитно уплетал мороженое.

– Хоть и зубы ноют, а ничего – вкусно,– признался он.

Ромка протянул ему и свою долю.

– Мне нельзя – ангина,– сказал он.– Да и вообще я мороженое не очень.

– Бывает, – нисколечко не огорчился Профессор.– Я вот, например, горчицу терпеть не могу.

В это время около мороженщицы остановился мальчишка. Ромке была видна его спина, она очень напоминала Звягинцева. Ромка моментально сполз со скамейки и дернул Профессора за рукав:

– Удираем отсюда!..

Атеист настороженно покрутил головой и, загипнотизированный поведением спутника, на цыпочках побежал за густую стену акации.

Укрывшись за кустами, Добычин осторожно высунулся и осмотрелся. Около мороженщицы увидел Пашу Наоборот.

– Мы от кого убегали? – спросил Профессор.

– Как от кого? – удивился Ромка.– Понятно, от Звягинцева.

Славка фыркнул и оценивающе с ног до головы окинул Ромку взглядом.

– Звягинцев – мой друг,– сухо сказал он...– Или, может, ты ненормальный? Тогда я крикну Павлика, и мы вместе разберемся...

Ромка понимал, что все решают секунды. Надо немедленно что-то предпринять, удержать Профессора от поступка, который приведет к провалу всех планов.

– Молчи,– умоляюще прошептал он.– Честное пионерское, я ничего плохого не делаю.

Звягинцев, откусив мороженое, шагнул было к скверу. У Ромки перехватило дыхание. К счастью, Павлик что-то сказал вслух самому себе и, круто повернув вправо, зашагал по переулку.

– Ну, говори,– потребовал Профессор.

И Ромка рассказал о девочке Аленке, которая стала баптисткой, и о том, что Звягинцев никогда не разрешит помогать отряду, с которым соревнуется его класс. Для большей убедительности добавил:

– Об этом все наши знают. Павлик и тебя может поколотить...

– Ерунда на постном масле,– покачал головой Профессор Кислых Щей.– Ты говоришь глупости.

– И никакие не глупости,– обиделся Ромка.– Дело твое, конечно. Можешь не помогать нам. Не один ты ходишь в кружок атеистов.

Добычин усмехнулся:

– Был кружок, да сплыл, Развалился. Руководителя нет...

– Как же теперь? – разочарованно спросил Ромка, чуток надеясь еще на помощь Профессора. Тот твердо сказал:

– Беседу я проведу. Хотя заранее предупреждаю: у меня нет опыта.

– У тебя без опыта получится. Только где нам собраться, чтобы вашему классу на глаза не попасться?

Славка на минуту задумался, повертел очки.

– Соберемся у меня на квартире. Веди свою звездочку...

Глава одиннадцатая

ПАШУ НАОБОРОТ ПРЕСЛЕДУЕТ МИСТИКА

Выслушав Ромку, Павлова сказала:

– Хорошо начинаешь, Черданцев.

Ромке была приятна похвала председателя совета отряда. Но он понимал, что пока не заслужил ее, и поэтому заметил:

– Я что... Профессор Кислых Щей – вот кто молодец. Даже Звягинцева не побоялся.

Ромка побежал на перемене к своим октябрятам, чтобы договориться о месте сбора.

Первым на глаза попался Витамин. Пуговиц у него на пиджаке не было, и чтобы полы не распахивались, Венка подвязался проволокой. Увидев вожатого, он хотел улизнуть, но Ромка подозвал его к себе.

Витамин виновато опустил голову.

– В чехарду играли,– сказал он, протягивая ладонь, на которой лежали три пуговицы. Ромка осуждающе посмотрел на Венку и спросил:

– Шить умеешь?

– Нет,– протянул тот. Вожатый взял у Витамина пуговицы и опустил в свой карман:

– Надо приучаться к самообслуживанию. Так что после уроков займемся.

Венка начал было объяснять, что пришивает пуговицы, штопает носки и гладит рубашки мама и что ему, Витамину, нет никакой охоты заниматься этим не мужским делом. Но он не успел всего этого высказать. Потому что вожатый звездочки строго оборвал Витамина и сказал:

– Стыдно, Вениамин, эксплуатировать чужой труд. Ты что, капиталист, угнетатель, да?

Венка отчаянно замотал головой. Никакой он не угнетатель. Если надо, то он сам может пришить пуговицы.

– И еще, Вена. После уроков собери звездочку и идите на улицу. Я вас буду ждать в палисаднике.

Витамин шмыгнул в толпу мальчишек.

После уроков Галка и Васька Фонариков увязались за Ромкой.

– Ты знаешь, я хочу про баптистов послушать,– сказал Фонариков.

Галка поддержала Ваську.

– Это точно, любопытно. Нам, может, не раз придется антирелигиозные беседы проводить. Так что у Профессора Кислых Щей стоит побывать.

Октябрята стояли около штакетника и, заметив своего вожатого, пошли ему навстречу.

Аленка была здесь же. Витамин держал ее портфель.

– Она хочет уйти,– пожаловался он Ромке.– Я ей говорю: не уходи, а она меня не слушается...

Галка отвела Аленку в сторону, и девочки о чем-то долго шептались. Мальчишки нетерпеливо посматривали в их сторону. Наконец Галка сказала:

– А ты, Венка, больше не дразни Аленушку.

– Мне все равно,– надул губы Витамин.– А разве она не баптистка?

Аленка взяла у Венки портфель.

– Не бери чужое,– сказала она. Потом посмотрела на Галку и добавила.– Если ему нравится, то пусть дразнит. Тетя Феклинья говорит, что за веру и пострадать радостно.

Около дома Профессора Кислых Щей Ромка огляделся по сторонам и, убедившись, что «ашников» поблизости нет, велел компании быстрее заходить в подъезд.

Славка встретил гостей в коридоре. Октябрята, не понимая, зачем их привели сюда, робко жались к стенке. Профессор нацепил очки и захлопотал:

– Все в комнату. Будьте как дома.

Галка с Фонариковым скромно сели на диван, предоставив Ромке свободу действий.

Профессор приглушенно кашлянул и показал пальцем на горло.

– Ангина,– хрипло сказал он.– После мороженого. Я же целых четыре штуки сожрал.

Ромка сочувственно закивал и подумал о том, что зря угощал Профессора Кислых Щей. Не на пользу пошло мороженое.

Славка откашлялся и сказал:

– Беседу я, конечно, проведу. Однако нам придется сделать ее покороче, потому что мне трудно глотать... Ну, и фактического материала не очень много. Если честно, то ни одного факта.

В этот момент в коридоре резко прозвенело. Профессор Кислых Щей прикусил губу и поднял перед носом указательный палец.

– Звягинцев,– прошептал Славка.– Это он так звонит.

Галка метнулась было к койке, чтобы шмыгнуть под нее, но,

вспомнив об октябрятах, тихо сказала хозяину квартиры:

– Надеюсь, ты нас не выдашь, Добычин?

С лестничной площадки доносилось:

– Чего ты там, Славка? Открывай!

Профессор Кислых Щей молчал.

– Открывай, брось меня разыгрывать. Я ведь слышал, ты с кем-то или разговаривал, или хрипел...

Славка не отвечал.

– Я тебе соду принес. Горло полоскать.

Аленка сидела в уголке и листала книжку. Витамин играл с кошкой. Он совсем забылся и стал изображать собачку.

– Гав-гав, – пролаял Витамин. На лестничной площадке затихло, потом Звягинцев заинтересованно спросил:

– Славка, ты что, собачку купил? Какой породы?

Профессор Кислых Щей не откликался. Звягинцев совсем

обиделся:

– Может, тебе соды не надо?

На минуту за дверью наступила тишина. Потом Паша Наоборот неуверенно сказал:

– Я ведь еще тебе принес книгу о режиссерах. Толстенная книжища.

Профессор Кислых Щей что-то прохрипел и шагнул в коридор. Дальнейшее произошло мгновенно. Скрипнули диванные пружины, и Фонариков через секунду был у двери. Вторая секунда потребовалась, чтобы Профессор снова очутился в комнате. Из его рта торчал кончик платка.

– За кляпом следите,– приказывала Галка.– Как бы он не выплюнул его.

Из-за двери полюбопытствовали:

– Ты что-то сказал, Славка?

– Гав-гав-гав,– пролаял Фонариков.

– Хитрец, Славка. У тебя, оказывается, бульдог, да? – высказал предположение Звягинцев.

– Бе-бе-бе,– проблеял Ромка.

– Мяу-мяу,– весело замяукал Витамин. Галка слушала-слушала и замычала.

От такого веселого концерта октябрята, кроме Аленки, пришли в восторг.

По лестничным маршам торопливо застучало. Этот дробный перестук удалялся. Потом было слышно, как взвизгнула дверь подъезда.

Со двора донеслось:

– У тебя что, зоопарк, Слава?

Звягинцев, сделав руку козырьком, стоял около дерева и смотрел на окна квартиры Профессора, стараясь хоть что-нибудь понять.

– Славка, ты меня не разыгрывай! – кричал он на весь двор.– Корову все равно в комнату не втащишь. Это еще козу можно...

Профессор Кислых Щей улучил момент, вырвал изо рта кляп, подбежал к окну, распахнул створку и, свесившись, крикнул:

– Спасай, Павлик!

Профессора оттащили в глубь комнаты.

Звягинцев нырнул между деревьями сквера.

Освобожденный Профессор потрогал горло и поморщился: ангина давала себя знать. Покосился на Фонарикова и усмехнулся:

– Ловко ты меня скрутил...

И Галка, и Ромка, и Васька с опаской следили за каждым движением Добычина. Они побаивались его – вдруг он выкинет еще какой-нибудь номер.

– Зачем ты крикнул Паше Наоборот? – упрекнула Славку Павлова.

Тот виновато признался:

– Немного перетрусил. А вы тоже хороши – сразу платок в рот толкать.

Протирая стекла очков, Профессор сокрушался:-

– Не знаю, что теперь Звягинцеву говорить буду. Зря я с вами связался.

– Скажи, что он этажи перепутал или даже подъезды. Или... что слышал концерт на магнитофонной пленке. Мало ли что можно придумать,– посоветовала Галка.– Нам просто не хочется, чтобы ваш председатель знал о твоей беседе с октябрятами.

Профессор Кислых Щей кивнул. Он сходил на кухню и оттуда вернулся с мокрым полотенцем. От полотенца шел пар. Профессор замотал им горло и, поправив очки, важно начал:

– Что такое баптист и хорошо ли быть баптистом?

Аленка насторожилась. Она подняла руку, как на уроке.

Профессор спросил:

– Ты что-то хочешь сказать?

Девочка встала и смущенно призналась:

– Я хочу домой. Потому что вы сейчас начнете ругать баптистов, а они хорошие.

Славка прошелся по комнате и улыбнулся:

– Странно ты рассуждаешь. Разве настоящий атеист будет ругать людей, искренне верующих в бога? Баптисты бывают разные. Одни верят, а другие дурачат верующих.

Аленка снова присела на краешек стула.

Ангина не давала Профессору говорить. Он еле разевал рот.

– Баптисты не молятся иконам и не носят крестиков. Еще они не курят, не ругаются и не пьют водку. Поэтому баптисты хвастаются: вот, мол, какие мы хорошие...

– А как они учатся? На круглые пятерки?

Профессор ехидно улыбнулся:

– На пятерки? Несколько лет назад баптисты не пускали ребятишек в школу. А сейчас говорят: в школу ходи, бог тебе судья. А учиться, как хочешь, так и учись. Хочешь на двойки, хочешь на пятерки. Наше, мол, дело маленькое. Главное, не забывай богу молиться, чтобы попасть в рай. Правильно я говорю, Аленка?

– Правильно. Когда я в октябрята записалась, меня тетя Феклинья немножко поругала, а потом говорит: молись, дочка. Проси господа бога, чтобы он простил тебя. И я каждый день прошу.

– Вот видишь,– сказал Профессор Кислих щей.– А какая ты грешница, чтобы просить? Выдумывает твоя тетка, не верь ей.

Тут в беседу вмешался Витамин.

– Я Аленку баптисткой дразнил. Это потому, что не знал, какие они, баптисты. А теперь все узнал и сам запишусь в баптисты... Насчет учебы у них здорово. А богу верить пусть поищут дурака.

Галка Павлова подошла к Профессору и укоризненно покачала головой.

– Эх ты, баптист-атеист. Или, может, такую беседу проводишь по поручению Звягинцева?

Васька Фонариков показал Витамину кулак и спросил:

– Прямо сейчас тебя в баптисты записать?

Витамин съежился. Профессор снял с шеи полотенце. Он тяжело дышал.

– Идемте отсюда,– заторопился Ромка, поняв, что продолжения беседы не будет.

Уже во дворе Галка сказала ему:

– Придется, Черданцев, перед советом отряда ответ держать. Нашел Профессора Кислых Щей...

Фонариков заступился за вожатого звездочки:

– А он виноват, да?

Галка подумала-подумала и ответила:

– Может, Профессор и не виноват. Баптисты – народ хитрый. Сразу не разберешь, чем они дышат. Славка беседу до конца не успел провести.

Ребята прошли уже несколько улиц, когда Ромка остановился.

– У Славки температура. А мы его бросили,– сказал он.

Ромка не сердился на Добычина. Он понимал, что тот хотел,

чтобы получилось как лучше. Кто думал, что Витамин выкинет такой номер.

Ромка побежал к Профессору.

Славкино лицо пылало. Ромка настоял, чтобы он немедленно ложился в постель. Профессор виновато улыбнулся:

– Голова кругом идет.

Старшина в тот же день обнаружил подмену ботинок. Он сразу догадался, что это дело рук Самсонова, и не на шутку рассердился на Витьку. Потом вся эта история ему стала казаться смешной, и он настроил себя на шутливый лад.

Когда Самсонов перед сумерками забежал в кабинет инспектора, чтобы плыть на остров, Копытов погрозил ему пальцем:

– Ну, Виктор, зачем мне другие ботинки подсунул?

Самсонов покраснел и шевельнул ушами.

– Вам же в музей все равно какие,– смущенно сказал он.

Копытов молчал, ожидая, когда Самсонов выложит, что его

заставило пойти на такой некрасивый шаг. Иного Витьке и не оставалось – или навсегда потерять доверие участкового, или посвятить его в историю, происшедшую с Пашей Наоборот.

– Мы в Шушенское собираемся поехать всем классом, Егор Николаевич,– виновато начал Самсонов,– но поедут-то победители. А тут вдруг «бешники» узнают, что у нашего председателя совета отряда ботинки в милицию попали...

Копытов улыбнулся.

– Все постепенно становится на свои места. Вон кто, значит, мне звонил... Как фамилия вашего председателя? Звягинцев? Ладно, Виктор, ничего ему не сообщай о нашем разговоре. И запомни: еще будешь врать – дружбе нашей конец...

Уже потом, на острове, он сказал:

– У тех ботинок шнурки были измызганные, а вы вставили новенькие, с витрины. Непростительно, Виктор...

Ночь они просидели в засаде бесполезно.

Павлик отчетливо слышал голос Профессора. Он звал на помощь. Больше того, он даже на какую-то секунду показывался в окне. Сомнений не могло быть – с ним что-то случилось. Не зря же из его квартиры доносился лай собак, блеяние коз, мычание коровы.

Нужно было немедленно выручать Славку. Но, как назло, никого из одноклассников рядом не оказалось. Паша Наоборот вспомнил, что неподалеку кабинет участкового инспектора. Что если обратиться к нему? Сначала Звягинцев испугался этой мысли– вдруг старшина все знает насчет ботинок? Тогда не оберешься неприятностей. Но, поразмыслив, Павлик решил, что о нем, Звягинцеве, участковому ничего не известно и опасаться по меньшей мере стыдно. Тем более, что в беде товарищ. Товарищ, который ждет помощи...

Участковый листал только что купленные книги, когда в кабинет робко вошел запыхавшийся мальчик.

– Слушаю, молодой человек,– сказал Копытов, поглаживая свои усики.

Вошедший обыскал глазами кабинет, уперся взглядом в рваные ботинки с новыми коричневыми шнурками и покраснел.

– Прошу садиться, молодой человек, объясните, кто вы, почему удостоили меня своим посещением?

Копытов немножко бравировал. Перед мальчишками он этого делать не стеснялся. Посетитель переступил с ноги на ногу и замотал головой:

– Не хочу садиться... Я Павлик... Звягинцев моя фамилия.

Копытов понимающе кивнул. Паша Наоборот виновато

улыбнулся и сказал:

– Конечно, я знаю, что глупо. Но своими ушами слышал. И он кричал о помощи... Я подумал и побежал к вам...

– Говорите понятнее, Звягинцев,– попросил старшина.– И что за манера объяснять... По телефону звонит...– Старшина осекся. Встал из-за стола и улыбнулся:

– Звонит, говорю, один знакомый... Ну, да это неинтересно. Рассказывай, Павлик Звягинцев.

За эти секунды у Паши Наоборот сердце то замирало, то принималось колотиться так бешено, что казалось, того и гляди вырвется наружу. Он потупился и робко продолжал:

– Глупо, конечно. Но в доме номер десять, в тридцатой квартире что-то творится. Будто корова мычит, коза и две собаки. Одна-то породистая, вроде бульдога. Ну, кошку я не считаю.

Старшина видел, что мальчик и в самом деле взволнован. Он вспомнил, что Самсонов говорил, что с их председателем совета отряда часто случается все наоборот. Хочет сделать хорошо, а получается хуже надо, да некуда. Копытов подумал, что, наверное, и сейчас происходит что-то в этом роде. Может быть, Павлика разыгрывают приятели?..

Старшина решил вступить в эту ребячью игру, делая вид, что все принимает за чистую монету.

– Итак, сколько в квартире коз?

– По голосу различил одну,– робко ответил Звягинцев.– Зато собак две, может, больше. А одна породистая.

– Так, так,– раздумывал старшина Копытов.– И ко всему прочему корова?

– Да, одна корова,– подтвердил Павлик.

Старшина одернул китель, нащупал кобуру.

– А вот сейчас мы посмотрим твоих коров и верблюдов,– многозначительно сказал он.– Может, в квартире магнитофон включен? Или ребята озоруют?

– Нет. Профессор не держит магнитофона.

– Профессор? – удивился старшина.

– Ну да,– подтвердил Звягинцев.– Конечно, не настоящий, а Профессор Кислых Щей.

– Все понятно,– сказал инспектор.– Человек связан с уголовным элементом. Видимо, матерый преступник.

– Да нет. Слава Добычин хороший. И зовет на помощь...

– Нет-нет, брат,– сказал Копытов.– Это тебе только кажется, что хороший. Раз у него есть кличка, это уже того...– И старшина для большей убедительности кому-то погрозил.– Ваш Профессор Кислых Щей, любопытно, какой номер обуви носит?

– А зачем? – насторожился Звягинцев.

Старшина указал ему на стоявшие у тумбочки ботинки и доверительно сообщил:

– Тут, брат, преступника ищу. Хозяина вон тех скороходов. Да, да. Этих самых старых дырявых ботинок с совершенно новыми шнурками...

Паша Наоборот, готовый вот-вот разрыдаться, пролепетал:

– Славка никакой не преступник. Он позавчера на реку не ходил.

– Причем здесь позавчера? Причем на реку? – и старшина испытывающе взглянул на Звягинцева. Паша Наоборот готов был признаться, и он бы признался, но Звягинцев не хотел выдавать Самсонова, участвовавшего в подмене злополучных ботинок. Он потупился и молчал.

Копытов поднял ботинки и протянул Павлику. Тот отдернул руки.

– Бери, не бойся, не кусаются,– успокоил Пашу Наоборот участковый. Потом спросил:

– Приметы вашего Профессора какие?

Звягинцев еле успевал за старшиной, и поэтому ему приходилось забегать вперед и задирать голову.

– Носит очки,– торопливо сообщал он.– Длинный, худой... Увлекается книгами о режиссерах.

– Может, случайно приходилось видеть у него передатчик?

– Нет,– замотал головой Звягинцев.– Карманный приемник на полупроводниках делает.

– Так, так. А, может, на каком-нибудь языке говорит?

– По-английски. У него разговорная речь неплохая. Он с детсада учит язык.

– Еще бы. Хоть и кислых щей, а Профессор,– улыбнулся старшина.

Копытов попросил показать окна квартиры Профессора.

– Так, так... Выходят во двор. Местечко удобное. Прошу, товарищ Звягинцев, оставаться здесь, следить за окнами, а я пошел!

И старшина направился в подъезд. У квартиры номер тридцать он остановился и приложился ухом к замочной скважине. В коридоре стояла тишина. Старшина легонько нажал на кнопку звонка. С той стороны забренчали ключами.

– Вам кого? – спросил мальчишка.

– Профессора Кислых Щей,– потребовал старшина, перешагивая через порог.

– Профессор заболел. Сейчас он спит,– сказал Ромка.

Старшина вошел в комнату. На диване лежал мальчишка.

Его лоб был покрыт испариной.

– Что с ним? – шепотом спросил старшина. И приложил ладонь ко лбу мальчика. Потом Копытов на цыпочках направился в коридор и тихо сказал:

– Я сейчас в скорую позвоню.

Старшина вышел на улицу. Звягинцев все еще стоял во дворе и заглядывал на окна.

Переживает, бедняга, подумал Копытов и только тут вспомнил, что так и не спросил о загадочном концерте в квартире. «Корова в комнате мычала»,– усмехнулся про себя старшина. Он погрозил Звягинцеву пальцем и весело сказал:

– Ну, попадешься мне в лапы, пермяк соленые уши...

Звягинцев непонимающе посмотрел на милиционера, скинул

с плеч дырявые ботинки, оглянулся по сторонам и побежал.

– Павлик, остановись! – крикнул Копытов, ругая себя за то, что переиграл. Звягинцев не остановился. «Надо будет по-человечески поговорить с пацаном,– решил Копытов.– А то он начнет от меня бегать, как черт от ладана».

Он посмотрел на валявшиеся в травке ботинки и, вышучивая себя, подумал о том, что наконец-то избавился от «улик», на которые по неопытности своей недавно возлагал надежды.

Не успел старшина скрыться за углом, как услышал тревожный девчоночий голосок.

– Дяденька милиционер! Дяденька!..

Копытов оглянулся и увидел бежавшую к нему девочку лет шести. Она несла брошенные Павликом ботинки.

– Какой-то мальчик как возьмет да как бросит...

Копытов, будто его застали за каким-то дурным делом, смутился.

– Да, да. Я разберусь,– неопределенно сказал он, беря у девочки ботинки.

Хотя это и было немного дальше, но Копытов пошел через скверик. В аллейке он оглянулся и опустил ботинки в урну для мусора. И теперь инспектор не был твердо уверен, что «улики» снова не окажутся у него.

Вернувшись в кабинет, он сразу же взялся за телефон. Старшина набрал номер дежурного скорой помощи. На другом конце провода назвали себя, и Копытов торопливо сказал:

– В доме номер десять в тридцатой квартире по улице Коммунаров мальчишка тяжело заболел.

– Что у него болит, возраст, температура?

– Да не знаю я ничего этого.

– Тогда не беспокойте нас и не отвлекайте от дела. Старшина вспылил:

– Я не отвлекаю. Мне тоже не до шуток.

– Кто вы? Родственник?

– Никакой я не родственник. Я милиционер.

В трубке кашлянуло.

– Хорошо. Сейчас у мальчика будет врач.

Сколько лет себя помнит Звягинцев, его всегда пугали милиционером. В детсадовском возрасте, если он капризничал или не хотел есть манную кашу, мама говорила: «А вот мы сейчас позовем дядю милиционера. Пусть он заберет нашего Павлушу». И Павлуша затихал или через силу совал ложку в рот, выбирая своим детским разумом из двух зол меньшее. Дядя милиционер был в его представлении самым злым человеком: он должен больно нашлепать за любой мало-мальский проступок, отобрать любимую игрушку. Если мальчишки случайно выбили

окно, играя в футбол, или что-то не поделили между собой и расквасили друг другу носы, в школе тоже нет-нет да стращали:

– В милицию хотите попасть... Допрыгаетесь.

Павлик связывал милицию с мрачными камерами, с железными решетками.

Немного повзрослев, Павлик понял, что, пугая его милиционерами, взрослые обманывали. Но несмотря на это, где-то внутри Павлика затаилась боязнь милиционера, он ненавидел эту боязнь, а она все-таки жила в нем и время от времени показывала коготки.

Вот и сейчас он убежал от Копытова. А зачем? Звягинцев остановился. Перебарывая этот глупый безотчетный страх, он пошел обратно. Павлик увидел, как девчонка протягивала милиционеру ботинки. Потом участковый скрылся из вида. Что же все-таки со Славкой? И он решился снова позвонить в квартиру Профессора.