Текст книги "Зона действия"

Автор книги: Геннадий Блинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава вторая. Антошка знакомится с комсоргом стройки. Жора-бульдозерист назначает ребят консультантами

Стройка набирала темпы. Почти каждый месяц на площадку прибывало пополнение. Сначала добровольцев встречали цветами и оркестрами, произносили зажигательные речи, но потом о торжественных встречах как-то забыли. Наступили будни, они требовали работы. Надо было строить жилье, потому что к осени ждали восемьсот отслуживших службу солдат. На первый план вставало сооружение новой котельной. Потому что без тепла дома ничего не стоили. Расширялся бетонорастворный узел: уже сейчас стройка задыхалась от нехватки бетона и раствора. Целые бригады слонялись без дела и на чем свет стоит ругали начальство, которое не могло вовремя обеспечить людей фронтом работ.

Сейчас еще не ощущалось острой необходимости в заводе железобетонных конструкций, но строители понимали, что через год, когда начнется сооружение первой домны, все будет зависеть именно от этого завода. И значительные силы были брошены на него. Строилась автобаза, велись земляные работы под будущую теплоэлектроцентраль. Объектов, крупных и мелких, насчитывалось больше десятка, и у комсорга стройки Глеба Коржецкого голова шла кругом. На своем стареньком «ковровце» он колесил по стройке из бригады в бригаду, разговаривал с людьми, чем-то помогал им, но в общем-то Глеб не был доволен своей работой. Он чувствовал, что делает что-то не так, но как надо делать – понять не мог. Ему посоветовали начинать с подбора активистов. Теперь Глеб знал по имени всех комсомольцев и из самых боевых создал штаб. Свое первое заседание штаб провел в кабинете начальника строительного управления. Тот вежливо намекнул, что при всем своем уважении он очень часто, видимо, не сможет отдавать свой кабинет штабистам.

– Комсорг, слово джигита – я обеспечу тебя помещением, – сказал Коржецкому Жора-бульдозерист.

Глеб пропустил мимо ушей эти слова – Жора любил прихвастнуть. И когда его уличали в этом, он горячился, бил себя кулаком в грудь, доказывал, что говорит истинную правду, и было похоже, что сам начинал верить этому.

Комсорг не обратил бы внимания на обычный вагончик, который тянул бульдозер. Мало ли этих теплушек ежедневно перемещают бригады с места на место. Но к задней стенке теплушки прицепилась девчонка, ее мотало из стороны в сторону. Коржецкий испугался, что любительницу прокатиться может отбросить под колеса встречной машины. Он нажал на газ, и мотоцикл рванулся вперед, обгоняя бульдозер. Комсорг сразу же узнал своего штабиста. Жора высунулся из кабины и ткнул пальцем в сторону вагончика. Глеб велел ему притормозить, но Жора замотал головой.

Комсорг поставил мотоцикл посреди дороги, но бульдозерист прижался ближе к обочине, и теплушка проехала мимо Коржецкого.

– Ты что, с ума сошел? – крикнул тот, снова обгоняя Жору.

Бульдозерист сидел как каменное изваяние. Жора не замечал Коржецкого. Тогда Глеб чуток притормозил и велел девчонке немедленно отцепляться и идти домой. Девчонка еще плотнее прижалась к стенке теплушки.

Комсорг вздохнул и потихоньку поехал следом за вагончиком.

Жора остановил бульдозер у котлована, где начиналась закладка завода железобетонных конструкций. Он заглушил машину и встал на гусеницу.

– Прости, дорогой, – сказал он комсоргу, прикладывая руку к сердцу, – Жора не любит бросать слова на ветер. Жора – хозяин своих слов. Комсорг, я обещал помещение под штаб. Получай его и не благодари. Я выполнил свой комсомольский долг…

– Какого черта прешь напропалую – чуть не задавил, – сердито сказал Коржецкий.

– Я что, извозчик? Я классный механизатор, – обиделся Жора.

– Ну ладно, – уже более миролюбиво сказал Глеб, – бульдозерист ты отменный, всем известно.

Жора расплылся в улыбке и признался:

– Не мог я остановиться на полдороге. Боялся, что ты глупость сделаешь…

Коржецкий недоуменно пожал плечами.

– Скажешь, зачем теплушку уволок? Скандал, мол, будет… А зачем скандал, когда она ничейная…

Из-за будки вынырнула длинноногая девчонка и крикнула:

– Есть у нее хозяева. И вы еще отвечать будете…

– Марфушка? – удивился комсорг. – Это еще что за новости? Рассказывай, что случилось.

Девчонка насупилась и молчала.

Жора развел руками.

– Хочешь – выговор объявляй, хочешь – благодарность пиши. Я давно присмотрел этот сарай. А приехал – около него девчонка да еще мальчик был. Говорят: динамит в теплушке.

– Человек там, – горько сказала Марфа Посадница. – Только теперь его оттуда не выпустить. – У меня нет ключа…

Коржецкий поставил в сторону мотоцикл и с укоризной сказал:

– Жора-Жора, непутевая твоя голова. В лесу твое место – дубы ломать…

– Я же как лучше хотел, – виновато сказал Жора и с любопытством спросил девочку, когда же и как мальчишка умудрился залезть в эту проклятую будку: – Ведь я видел, как он убегал по тропке…

Коржецкий нашел стальной арматурный прут и заломил им пробой. Железные петли со скрипом поползли из косяка.

Дверь распахнулась, и в теплушку ворвались лучи солнца.

– Это не мой мальчик, – сказал Жора, оглядывая Антошку, – мой был стриженый.

Антошка соскочил на землю. Жора вытер ладони о пучок ветоши и протянул ему руку.

– Здравствуй, Динамит, – подмигнул он Антошке. – Чудаки-рыбаки, хотели провести Жору. А где мой мальчик?

– Убежал, – тоскливо сказала Марфа Посадница.

– Он плохой друг, – махнул рукой Жора. – С таким на Кавказе не ходят в горы.

– Нет-нет, Яша что-то придумал. Он не бросит.

Коржецкий осмотрел будку и задумчиво сказал:

– Не знаю того мальчика, а ты в общем-то хороший парень, Жора. Но эту штуку придется вернуть на место… Ты же не бандит с большой дороги, Жора? Не забывай: мы – комсомольский штаб.

Потом комсорг уехал, а Жора растерянно смотрел то на Антошку, то на Марфушу.

– Ответьте хоть вы: плохой или хороший человек Жора Айропетян?

Антошка покосился на чумазого парня в залатанной гимнастерке, и ему показалось, что в этот момент Жора в самом деле ждет от них ответа: какой он? плохой или хороший? и что их ответ будет играть какую-то важную, еще непонятно почему, но все-таки важную роль.

– Хороший, по-моему, – несмело сказал Антошка и посмотрел на Марфушу. Та подтвердила:

– Маленько хороший, маленько – нет…

Жора повеселел.

– «Маленько нет» не принимается. Жора не бандит с большой дороги. Вы – пионеры, мы – комсомол. Мы завод строим, вы будете работать на нем. Так говорю? Неужели мы из-за какой-то паршивой будки станем терять дружбу?

Эта теплушка, из-за которой разгорелся сыр-бор, для Антошки не представляла никакой ценности. Хранить удилища да ласты можно под любым кустом. Он понимал, что Жора вез вагончик не ради забавы. Он нужен здесь. И серьезный комсорг, пожалуй, зря ругал бульдозериста. Насколько понимал Антошка, будку бросили те, кто рыл канал.

Он наклонился к девочке и шепотом предложил:

– Отдадим, а? Зачем нам она.

– Без нее обойдемся, – согласилась Марфуша. – Пусть берут…

– Вы настоящие друзья, – торжественно сказал Жора. – Если хотите, я научу вас водить эту могучую машину, и все ребята будут лопаться от зависти.

Жора похлопал по радиатору бульдозера и задумался.

– Нет, Жора не бандит, – вслух рассуждал он. – Но если найдутся хозяева этой кибитки, они назовут Жору разбойником, грабителем и еще как угодно. И они будут правы, эти люди, которые бросают государственное имущество без присмотра… Вывод один – пусть Жору назовут грабителем, но комсомольский штаб будет иметь свою крышу… Жора готов принести свое доброе имя в жертву общему делу.

Антошке стало весело. Бульдозерист все больше нравился ему.

– Можно и без жертв, – заговорщицки сказал он. – Взять краски и перекрасить будку. Ни одна живая душа ее не узнает.

Бульдозерист обрадованно потер ладонью о ладонь и одобрительно бросил:

– Золотые слова. Большим человеком будешь.

Он вытащил из кабины газетный сверток, развернул его в вагончике на столе и пригласил ребят:

– А ну, навались на железную «краковскую» колбасу… А я насчет краски соображу.

Жора ушел. Антошка разломил колбасу и половину протянул Марфуше. От колбасы пахло костром.

– Вкуснота, – сказала Марфуша. – Не могу понять, куда запропастился Яша?

Антошка не ответил. Он думал о комсомольском штабе. Не прошло еще и дня, а у него на стройке появились знакомые. И среди них – комсорг. Сердитый. Жора его побаивается. Это видно сразу.

Антошка не представлял, что это такое – комсомольский штаб, но ясно было одно: здесь этот штаб играет важную роль. Не зря вся стройка называется Всесоюзная комсомольская.

– Марфуша, – сказал Антошка. – Тебе не приходилось малярничать?

– Нет, – ответила она. – Только картинки раскрашивала.

– А я как-то помогал маме панели наводить…

Жора торопливо шагал от насосной станции. В руках у него было по ведерку. Из них торчали малярные кисти.

– Разжился, – обрадованно сообщил он. – Маляры ни в какую. Мол, у самих краски в обрез. Тогда я им волшебное словцо: это же для комсомольского штаба, девоньки. Ну, понятно, они сразу же: бери, дорогой Жора, хоть бочку… А Жоре бочки не надо.

Он поставил ведерки на гусеницу бульдозера и сокрушенно сказал:

– Жора умеет оживить мотор, подковать блоху, а вот малярничать ему не приходилось. Что делать с этой зеленой и красной краской? Перемешать их – цвет будет серо-буро-малиновый.

– Полосками покрасить, – посоветовал Антошка.

– Штаб не зебра, дорогой.

– Напишите крупными красными буквами «Комсомольский штаб». Чтобы все знали, – предложила Марфуша.

– О! – воскликнул Жора. – Тебя зачисляю в свой штаб консультантом.

Марфуша покраснела от похвалы.

Антошка взял кисть с красной краской и стал старательно выводить аршинные буквы. Жора отошел в сторонку, прищурил глаз, прицокнул и удовлетворенно сказал:

– Художник. Назначаю главным консультантом.

Жора и Марфуша работали одной кистью попеременно. Один красил верхнюю часть стенки, другая – нижнюю. Антошка выводил буквы. Работа спорилась.

Глава третья. Этот непонятный человек – Лорин. Марфуша – звездочет. На Маяковой горе

Яшку ребята встретили в поселке. Он шел по тротуару и ел мороженое. Антошка подумал, что сейчас Яшка станет извиняться за свое позорное бегство, изворачиваться, но не тут-то было. Яшка напустился на Марфу Посадницу:

– Марфуша, так не делают. Я жду-жду тебя, чтобы пленника выручать…

Он вытащил из кармана ключ от замка, на который была закрыта будка, и повертел его на пальце.

– Ты как, Антон, выбрался?

– Замок ломом вырвали – вот и выбрался…

– Для этого ума много не надо.

Антошка вспылил:

– Чтобы убежать и друзей бросить, много ума надо, да?

Яшка присвистнул и остановился. С укором покачал головой.

– Зря вы на меня телегу катите.

Оказывается, Яшка, как угорелый, бегал по строительной площадке, чтобы выручить товарищей из беды, а они, эти товарищи, его же еще и обвиняют.

Яшка сразу же нашел своего отца. И все рассказал ему: и о ничейном вагончике, и о бульдозеристе, который прицепил этот вагончик на буксир, и об Антошке, запер том в будке. Отец заинтересовался ничейной теплушкой и сказал:

– Для нашей бригады она была бы кстати. Зимой без тепляка не обойтись.

И вот Яшка ждет-ждет Марфушу, когда та прибежит и расскажет, куда же бульдозерист уволок вагончик. А остальное его отец сделает. И Антошку выручит, и будку себе заберет.

Выходило так, что Яшка ни в чем не виноват и его надо не ругать, а благодарить.

– Я говорила, что Яша не подведет, – обрадованно сказала Марфуша.

– Соображать надо, – поучающе сказал тот.

Около одного из двухэтажных домов Яшка замедлил шаг и тронул Марфушу за руку: – Покажем Антону? – и кивнул в сторону фотографий, помещенных на большой доске под стеклом.

– Покажем, покажем, – обрадовалась Марфуша. – Он же еще не видел здесь своего отца.

Отец с фотографии смотрел на Антошку испытующе, будто спрашивал: ну, как дела, сын? Не подводи, дружок.

– Вот у тебя какой отец! – уважительно сказала Марфуша. – Передовик.

Антошка вглядывался в знакомое и родное лицо, заметил несколько морщинок, которые запечатлел фотограф и которые сам Антошка раньше не замечал.

– Твоего отца вся стройка знает, – сказал Яшка.

– Потому что бригада знаменитая, – добавила Марфуша.

– Ну, ради объективности скажем, что самой знаменитой бригадой командует мой отец. О ней и в газетах пишут: «бригада-маяк». А маяк, как известно, дорогу показывает.

Яшка толкнул Антошку в бок и игриво спросил:

– Отгадай, где здесь мой родитель?

Антошка сразу нашел среди десятка фотографий круглое белобрысое лицо с отвисшей губой. Но, решив разыграть фасонившего Яшку, показал на фотографию курчавого горбоносого дядьки:

– Вроде бы этот.

– Ну, ты да-е-ешь, – обиделся Яшка. – Неужели я такой?

– Как две капли воды.

Яшка понял, что его разыгрывают и миролюбиво сказал:

– Балда, я всерьез спрашиваю.

– Мы с твоим отцом в столовой познакомились, – сказал Антошка. – Так что загадки не загадывай.

– У меня папан молоток, – удовлетворенно сказал Яшка.

На следующее утро Антошку разбудил стук в дверь.

– Ты все дрыхнешь, а здесь такое творится, – услышал он голос Марфы Посадницы.

Оказывается, история с вагончиком не закончилась. Лорин-старший все-таки решил забрать его для своей бригады.

– Папан так и сказал – кровь из носу, а тепляк будет наш. Комсомольцам он для баловства, а нам – для дела.

– Как тебе не стыдно, Яшка. Там же штаб будет заседать, решать разные важные дела, – сказала Марфуша. Яшка пожал плечами:

– Я-то здесь при чем?

– В штаб надо срочно ехать, – предложил Антошка. – Ты уговори своего отца, Яков. Пусть он отступится от этой будки. Думаешь, если он знаменитый человек, то ему все можно?

– Братцы, на меня-то за что вы навалились? – поднял Яшка руки. – Конечно, с папаном переговорю, только он у меня упрямый.

Ребята вышли на пустырь, который пересекала дорога, и стали на обочине.

– Идемте лучше. Все равно никто не посадит, – сказал Антошка. Он еще не знал, что на стройке существовало неписаное правило: надо людям уехать – шофер обязан остановиться и увезти их. Конечно, если свободна кабина. И это правило выполнялось строго, потому что до строительной площадки промышленной базы от поселка добрых три километра. Попробуй потопай каждый день в ту и другую сторону – потеряешь уйму времени.

Остановился МАЗ. Шофер распахнул кабину и скомандовал:

– А ну, кильки, быстро. С выработки тружусь.

Ребята кое-как уместились в кабине. В ней пахло разогретым маслом, ветровое стекло клевал своим длинным носом крошечный Буратино.

– Куда? – спросил шофер.

– Нам в комсомольский штаб, – ответил Яшка. И многозначительно добавил: – Важное дело.

Шофер с ухмылкой взглянул на него и кивнул.

– Понятно, важное. Такие персоны по пустякам не поедут. Только я что-то не помню, чтобы на промплощадке был комсомольский штаб.

– Есть, дяденька, – вмешалась в разговор Марфуша. – Такая разноцветная картиночная будка. Мы ее вчера красили. Вот на руках еще сейчас пятна остались.

– Убедили, – повеселел водитель. – Теперь вижу, что везу рабочий класс. И даже, кажется, знаю, где этот вагончик. Вечером видел. Он мне семафор напомнил.

Буквы, выведенные Антошкой, было видно издалека. Около будки толпились люди.

Антошка сразу же узнал Лорина-старшего. Он стоял напротив комсорга и грозил тому пальцем. Коржецкий держал в руках мотоциклетный шлем и переступал с ноги на ногу.

Водитель остановил машину неподалеку от вагончика и крикнул:

– Принимайте рабочее пополнение.

Комсорг узнал Марфушу и недовольно спросил:

– Что надо, Марфуша?

Марфа Посадница не нашлась что ответить и покраснела. Коржецкий осуждающе покачал головой и отвернулся от ребят. Обратился к Лорину.

– Продолжайте, Сергей Абрамович.

Тот для чего-то подмигнул Антошке, Антошка спрятал глаза.

– Я же понимаю, Глеб, что комсорг – большая власть, понимаю, что вашему штабу помещение нужно, потому как не в бирюльки играть собираетесь. Все понимаю, но одного не могу понять: как это у вас, комсомольцев, рука на чужое добро поднялась, – удивился Лорин-старший. – И этот камуфляж с перекраской будки чего стоит? Стыд и позор. Вы же вон их, – бригадир кивнул в сторону ребят, – учите таким делам, за которые по головке не гладят.

Комсорг надел шлем, показывая тем самым, что не намерен больше продолжать разговоры.

– Вы правы, Сергей Абрамович, – невесело улыбнулся Коржецкий. – По головке за такие дела не гладят. А вагончик, раз вашего стройуправления, забирайте.

– Заберу. Как говорится, готовь сани летом…

Антошка стоял сам не свой. Ему было стыдно за Яшкиного отца.

– Как же так? – шагнула Марфуша к Лорину. – Мы красили-красили…

– Не пропадет ваш скорбный труд, – ухмыльнулся тот.

Коржецкий возился около мотоцикла.

– Папа, – сказал Яшка. – Зачем ты так делаешь?

Бригадир положил ладонь на стриженую голову сына и задумался.

– Слышь, комсорг, – подошел он к Глебу. – Пионерия на твоей стороне. А устами младенцев, как известно, глаголет истина.

Комсорг промолчал. Лорин достал сигарету, закурил. И, как показалось Антошке, заискивающе сказал:

– Оставляю будку тебе, Глеб. Ну, при случае и ты о моей бригаде доброе слово скажи. Жизнь – она штука сложная.

Коржецкий снова ничего не ответил. Лорин кашлянул:

– Ну, пошел я.

Бригадир зашагал по дороге.

Лорин уходил, и Антошка впервые подумал о том, что, наверное, отец не без основания недолюбливает этого человека. Он в самом деле какой-то скользкий.

– Ну и силен у тебя папаня, – сказал Антошка.

Яшка не понял: одобряет или осуждает товарищ его отца. На всякий случай бросил:

– Предок у меня – что надо…

У подъезда на табуретке сидел Хромой Комендант и наблюдал за Игорьком, который подкрадывался к кошке, а та ползла к воробьям, расшумевшимся около лужи.

Увидев ребят, Савелий Иванович крикнул мальчугану:

– Игорек, хоть и разведчик ты что надо, и по-пластунски ползешь классно, однако пожалей штаны.

Мальчуган нехотя поднялся и подошел к старику.

– Гляжу, будто вы не в настроении. Случилось что-нибудь? – обратился Савелий Иванович к ребятам.

– Все в порядке, Савелий Иванович, – сказала Марфуша. – Вы знаете, на стройке новость – комсомольский штаб образовался.

– Это дело, – оживился комендант. – А то получалось, что стройка молодежная, а комсомол вроде бы в тени.

Дома Антошка взял книгу, но читать не мог.

За несколько дней жизни в поселке он не только многое узнал и увидел. Он стал оценивать людей не по словам, а по делам. Вот только Яшкиного отца Антошка понять не мог. Ведь тот в самом деле лучший бригадир на стройке. Мамка вчера рассказывала, что у них никогда простоев не бывает – и кирпича, и раствора всегда вдоволь.

Отец мрачно бросил:

– А мы снова простояли. Того и гляди из бригады люди начнут бежать – заработков совсем нет.

Антошка думал: разве его отец плохой работник? Если бы был раствор, то отец сутками не уходил бы со стройки. У отца в бригаде раствора нет, а в бригаде Лорина – сколько угодно. Разве это справедливо? А ведь кто-то справедливость должен восстановить.

Он чувствовал, что весь этот запутанный узел человеческих взаимоотношений с налета ему не понять, и, как говорят, надо съесть пуд соли, чтобы знать, кто есть кто. Антошка догадывался, что Марфуша чего-то не договаривает, когда речь заходит о Яшкином отце, и обиженно думал, что все еще остается на стройке чужим. Ему хотелось, чтобы Марфуша больше доверяла ему, и он готов был сделать все, чтобы заслужить это доверие. Антошка ловил себя на том, что эта боевая девчонка для него не как все остальные ее ровесницы. Антошке хотелось чаще видеть ее.

Он уже знал, где живет Марфуша, и решил зайти к ней.

Комната, в которой жила Марфуша, была точно такой же, как и у Антошки. Только над койкой на стене вместо ковра висела необычная карта. В полутораметровом круге, усыпанном разноцветными точками, соединенными то сплошными, то пунктирными линиями, в глаза бросались какие-то загадочные слова «Жираф», «Ящерица», «Дракон»…

Марфуша, заметив недоумение гостя, улыбнулась.

– Почти все так, кто приходит к нам в первый раз, – сказала она. – Смотрят на карту и думают: вот ненормальные живут… ты тоже так подумал, да?

Антошка пожал плечами:

– Чудачка. И ничего я такого не подумал. Только какие это ящерицы и драконы?

Оказалось, что Марфуша совсем никакая не чудачка. Просто она изучает астрономию, конечно самостоятельно, и без звездного неба не представляет своей жизни… А на стене карта неба, и нарисовала ее Марфа сама. Конечно, это только чуть-чутельная часть неба…

– Ты знаешь, Антон, какая самая яркая звезда, из известных конечно? Не знаешь? Так вот, слушай. Это недоступная простому глазу звездочка восьмой величины в созвездии Золотой Рыбы… И входит она в состав соседней звездной системы – Малого Магелланова Облака. Так вот, эта звездочка в четыреста тысяч раз ярче Солнца!

Марфуша подняла вверх палец и смотрела на Антошку, вся светясь и ожидая такой же восторженности от сногсшибательного сообщения. И тот, проникаясь ее настроением, удивленно и как-то растерянно смотрел на маленькие точки, изображавшие созвездие Золотой Рыбы, и на ту звездочку, которая обладает немыслимой яркостью…

– Как же так, – тихо сказал он. – Если она приблизится к нашей Земле, то мы сгорим?

Марфуша хитро ухмыльнулась и успокоила гостя:

– Не бойся, Антоша, не сгорим. Эта звездочка никогда-никогда не приблизится к нам. Ты знаешь, – доверчиво сказала она. – Я умом понимаю, а представить никак не могу: мир бесконечен. Вроде бы во всем есть начало и конец, а звездный мир – бесконечен… Как же это так?

Антошка еще никогда не задумывался над бесконечностью мира, да и, признаться, слышал об этом впервые. Он потупился и сказал:

– Может, ученые ошибаются? Как это – без начала и без конца?

– Не ошибаются, – по-взрослому сказала Марфуша. – Задурила я тебе голову астрономией. Вот выучусь, тогда, может, и сумею объяснить, почему мир бесконечен.

Марфушка вышла на балкон. Теплый ветерок взъерошил ее волосы, и Антошке на миг показалось, что девчонка стоит на капитанском мостике и смотрит в бушующее море… Антошку всегда манили к себе жаркие страны, он любил мечтать о том, как преодолевает моря и океаны. Он бы с радостью стоял на мостике с такой девчонкой, как Марфуша. С ней можно идти в разведку, можно идти в бурное море…

– Антошка, – сказала Марфуша. – Хочешь, мы сходим на Маякову гору. С нее лучше видны звезды. И я покажу тебе Полярную звезду и Млечный Путь. Я покажу тебе Туманность Андромеды и еще много интересных звезд.

– Может быть, возьмем с собой Яшку, – предложил Антошка. Но Марфуша покачала головой.

– Он не любит ходить на Маякову гору, и я знаю, почему не любит.

Ребята миновали последние дома и начали подниматься вверх. Тропка множилась, разбегалась по сторонам, терялась между берез.

– Весной здесь красотища, – сказала Марфуша. – Медунки и кандыки – как голубое небо. А потом появляются кукушкины слезки. От них запах – лучше любых духов. И вообще Маякова гора – это не просто гора. Здесь ведь прошла трасса к поселку. Ее строили и моя мама, и Савелий Иванович, и комсорг Глеб Коржецкий.

Они остановились около огромной высоковольтной мачты, чуть ли не упирающейся в низкие облака.

– Вот около этой опоры и случилось несчастье с Савелием Ивановичем. Тогда здесь еще не было мачты, а зияла ямина, – тихо сказала Марфуша.

Солнце, крадучись, пряталось за горизонт, и голубой сумрак повис над стройкой, постепенно густея и превращая остовы строительных объектов в фантастические чудовища и гигантские космические корабли.

Антошка взглянул в небо. И отсюда, с высоты Маяковой горы, ему и в самом деле показалось ближе к далеким звездам, и горели они ярче. Марфуша сказала:

– Ты не думай, Антошка, что звезды по цвету одинаковые. Если смотреть в телескоп, то они и белые и голубоватые, и желтоватые, и красноватые. Они очень красивые, эти звезды… Видишь на севере яркую звезду?

Антошка взглянул, куда она указывала, и нашел эту звезду, она была на отшибе. Антошка видел ее и раньше – эту звезду ему показывал отец.

– Я знаю Полярную звезду, – сказал он. – Она помогает людям находить дорогу.

– Да, ее еще называют Путеводной звездой. Но ты не знаешь другого. Ты только представь себе, Антошка: луч света, который мы сейчас видим, покинул Полярную звезду где-то четыреста восемьдесят лет назад. А ведь это значит, что мы видим Полярную звезду такой, какой она была во времена Колумба!

– Далековато, – вздохнул Антошка, стараясь как-нибудь представить это гигантское расстояние, но у него не хватило воображения.

Сумерки сгущались. Уже еле видны были провода высоковольтной линии, они терялись где-то в небе, и на миг Антошке показалось, что они тянутся в далекую даль, туда, где над Северным полюсом повисла путеводная звезда. И, будто угадывая его фантастические мысли и стараясь поддержать его, Марфуша тихо сказала:

– Придет время, и человек все равно ступит на звезды… Знаешь, Антошка, я завидую собачке Лайке, которая первая летала в космосе. Я недавно была в Новокузнецке и смотрела у знакомых телевизор. И видела эту счастливую собачку. Я бы хоть что отдала, если бы можно было очутиться на ее месте и посмотреть на нашу землю из космоса. Знаешь, я часто прихожу сюда и всегда надеюсь увидеть спутник. Их ведь уже летает несколько штук. Люди их видят, а мне все не везет и не везет. Но я – упрямая. И когда что-нибудь очень хочешь, и не теряешь надежды, и не пасуешь, то обязательно удача приходит.

Но густо высыпавшие звезды будто замерли, напряженно оглядывая со своих невообразимых высот маленький шарик Земли, и ни одна из этих звезд не мчалась в безбрежном космосе, как мчатся искусственные спутники Земли.

Огромные фарфоровые сережки-изоляторы резко выделялись на фоне чернильного неба.

– Гудят провода, – вздохнула Марфуша. – Я слышала, что это к ненастью. Не знаю, правда или нет.

– Небо будто дегтем намазали. Наверное, к дождю, – сказал Антошка. – Ты расскажи, Марфуша, о своей маме и об этой линии.

Над поселком повисла тишина: вечером не было слышно глухих ударов копров, притихли башенные краны, устав от дневного перезвона.

Марфуша смотрела вниз, задумчиво улыбаясь.

– Знаешь, Антошка, я очень счастливая. Потому что у меня есть мама, что рядом со мной живет Савелий Иванович, и что я на этой стройке, и что есть эта Маякова гора, с которой так хорошо видны звезды. Ты, наверное, слушаешь меня и думаешь, что я наивная и глупая. Может быть, и глупая, но только я не умею притворяться. Я тебе все расскажу. И о маме, и о комсорге Коржецком, и о Яшкином отце.

Внизу, у подножья горы, где-то на краю поселка заиграла музыка. Ее звуки будто убаюкивали уставших за день людей.

– Духовой оркестр, – сказала Марфуша. – Пойдем туда. Это на танцплощадке.

Собственно, никакой танцплощадки не было – Антошка увидел выбитый сотнями ног черный пятачок земли. На нем кружились пары. Парни были в солдатских гимнастерках, в начищенных до блеска кирзовых сапогах, девчата в нарядных платьях. Многие из них пришли сюда в туфлях на высоких каблуках, и танцевать в них было неудобно. Антошка видел, как они изредка легонько запинались на выбоинах и виновато улыбались своим партнерам.

Оркестранты сидели чуть в сторонке на грубо сколоченных табуретках и старательно дули в трубы.

Среди солдат танцевало несколько парней, одетых в штатское. Один из них показался Антошке знакомым, и он, указав на него пальцем, спросил Марфушу:

– Вон тот, в безрукавке, кто?

– Чудак-человек, – сказала девочка. – Это же комсорг, Глеб Коржецкий. Он со своей женой танцует. Посмотри, Антошка, какая она у него красавица. Прямо как в сказке, писаная.

В самом деле, жена комсорга была и чернобровая, и румяная, и косы свисали до пояса. Рядом с ней круглолицый, с жиденьким сбившимся чубчиком Глеб совсем не казался принцем. Он танцевал неумело, сбивался с ритма и толкал соседей.

– Твоему комсоргу медведь на ухо наступил – он же не слышит музыки, – сказал Антошка. Марфуша обиделась:

– И никакой он не мой. Только уметь танцевать – не главное. Коржецкому некогда было ходить на танцы – он работал бетонщиком, а вечером учился в школе. Савелий Иванович говорит, что на таких парнях, как Глеб, Земля держится…

Весело сияли звезды, до которых было будто бы и близко, а на самом деле невообразимо далеко, тихо пели о чем-то провода, шагнувшие в поселок строителей с Маяковой горы, загадочно перешептывались между собой березы, и по жилам, вместе с кровью, лилась теплая музыка солдатского оркестра. Антошка вдруг подумал, что вот такой хороший вечер у него – самый первый в жизни, что жизнь у него только начинается и что он очень счастливый человек…

– Мне хочется вырасти побыстрее и танцевать вместе со всеми, – с заметной печалью в голосе сказала Марфуша. – Ты не смейся, Антошка, я не вру. И еще мне обидно, что я некрасивая.

Антошка робко взял Марфушкину руку и легонько сжал ее. Ладошка у нее была маленькая и теплая.

– Тебе только кажется, что ты некрасивая, а на самом деле красивая, – сказал он.

– Ты, правда, так считаешь, Антошка? – оживилась девочка. – Ух, какая же я дуреха. Я ведь перед зеркалом верчусь-верчусь – и сама себе нисколечко не нравлюсь.

Антошке хотелось сказать, что Марфуша, если по-честному, лучше всех девчонок на свете. Он, конечно, не смог бы объяснить, почему Марфуша лучше всех, но Антошка это знал точно. И еще ему хотелось сказать Марфуше много хороших и необычных слов, но он не мог найти этих слов, а если бы и нашел их, то все равно сказать не решился.

– Антошка, – чуть слышно шепнула Марфуша. – Давай потанцуем.

Антошка никогда в жизни не танцевал. Но Марфуша уже положила ему на плечо руку:

– У тебя получится.

И, прислушиваясь к оркестру, Антошка сделал первый, потом второй шаг. Он неуклюже наступил Марфуше на ногу, но та не обратила на это внимания. Антошка думал только о том, как бы ловчее шагнуть, не причинив вреда партнерше, и то и дело сбивался с ритма, потом он немного успокоился, почувствовал уверенность и теперь уже начал не только слушать музыку, она командовала его движениями, музыка захватила его своими ритмами, он был во власти оркестра.

– Ты неплохо танцуешь, – сказала Марфуша.

Потом они шли домой, и она рассказывала ему о том, что случилось на Маяковой горе тогда, когда еще в поселке было всего несколько домов, когда еще стоял палаточный городок первых строителей Запсиба.