Текст книги "Возвращение. Части 1-3 (СИ)"
Автор книги: Геннадий Ищенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц)
– Можешь ответить на вопрос? – спросил я Семена, который работал веслами нашей прогулочной лодки. – Как ты оказался в группе Юрковича?
– Интересно, по каким критериям подбирались люди? – спросил он.
– Естественно, – ответил я. – В том, что затеяли, самое главное – это люди. И они же – самое слабое место. Стоит попасться одной гниде, и нас даже положение Машерова не спасет. Если, конечно, предателю поверят.
– Можешь не беспокоиться, – сказал он, прекращая грести. – Людей подбирают очень тщательно, даже тех, кого используют втемную. А тех, кому открывают правду, – и подавно. Мой отец и Илья Денисович старые друзья. Отец ему обязан если не жизнью, то свободой точно. Да и меня он однажды вытащил из дерьма. Возможно, ты на него до сих пор обижаешься, но если так, то зря. Человек он тяжелый, но честный, преданный друзьям и для дела себя не пожалеет. И потом, любой из нас, ознакомившись с твоими тетрадками, сделает все, чтобы остановить ту гнусь, которая развалила страну. Я ведь первые две твои тетрадки прочитал. Не сами тетрадки, конечно, их я видел только когда отвозил Юрковичу. Все, что ты написал, сразу же распечатали в нескольких экземплярах. Как это выглядело?
– Хреново выглядело, – ответил я. – Но при Люсе не хочу рассказывать.
– Не смеши, – сказал Семен. – Вы оба теперь под колпаком, и за вами будут присматривать даже тогда, когда Машеров уйдет в Москву. Кто тебе поверит, что она ничего не знает? Ведь знаешь?
– Немного, – призналась Люся. – Подробности он не хотел рассказывать.
– То, о чем я прошу, рассказывать можно, – сказал он. – Не нужно имен и дат, просто расскажи, что ты тогда чувствовал. Для любого это не секрет, а бред сивой кобылы.
– Для того чтобы развалить нашу страну ее сначала довели до ручки, а потом избрали генсеком одну личность с хорошо подвешенным языком. Какие он говорил правильные вещи! Мы на кухне не осмеливались обсуждать то, о чем он вещал с высоких трибун! Все ему аплодировали, и я тоже не был исключением. Гласность и перестройка – эти слова были тогда у всех на устах. И вроде немало хороших проектов запустили. Опять заговорили об отмене привилегий чиновникам, да и вообще об их сокращении. Все закончилось пшиком. Все реформы спустили на тормозах, все выхолостили и превратили в болтовню. Объяснять вам подробно будет слишком долго и сложно. Реформы действительно были нужны, но не такие, какие пытались проводить. Проводить рыночные реформы, поддерживая на плаву множество убыточных предприятий простым увеличением числа денег в обращении, это даже не глупость, а нечто худшее. А потом в экономике, где чуть ли не каждое предприятие является монополистом, отпустили цены, и все рухнуло. В девяносто втором году рубль обесценился в двадцать шесть раз! Зарплату выдавали нерегулярно раз в полтора-два месяца, поэтому начали расти долги предприятий по зарплате. На иных заводах людям вообще не платили по полгода, а то и больше.
– Это я все читал в тетрадях, – сказал Семен. – Я просил рассказать о другом.
– Она не читала, – показал я рукой на Люсю. – Раз вы ее взяли под колпак, пусть хоть знает за что. Хотите впечатлений? Мы их тогда наелись вдосталь вместо продовольствия. Как выжить семье, где муж и жена работают на одном предприятии, не платящим зарплаты? Моя жена работала в аптеке, а я на заводе, причем умудрялся подрабатывать, поэтому мы сильно не бедствовали. Но другие… Шахтеры, которые по полгода не получали зарплаты, перекрывали шоссейные и железные дороги и колотили своими касками об асфальт перед Домом Правительства. Многие вообще голодали, в том числе и дети. Старики насмерть замерзали в неотапливаемых квартирах, а в городах появились беспризорники. Мы быстро догоняли Запад по наркотикам и проституции, а по пьянству давно уверенно держали лидерство. Взятки почти открыто брали все представители власти. Как вы посмотрите на то, что воинскую часть, находящуюся на боевом дежурстве, государственные чиновники отключают от электропитания из-за неуплаты счетов? А как они их могут оплатить, если военные ничего не получают от государства? Представьте себе офицера, который должен кормить семью, а ему месяц за месяцем ничего не выплачивают. Я прочитал в газете, что один такой майор, не в силах больше смотреть в глаза голодным детям, бросился вниз головой на асфальт с третьего этажа. Люди пытались выжить и хоть как-то сохранить свои зарплаты, а по телевизору им могли посоветовать только покупать водку. Сам слышал эту передачу. Полки магазинов были почти пустые, а в промышленности многие уже не покупали, а обменивали товары. Мы хотим купить комплектующие, а нам говорят, что наши рубли им и даром не нужны, вот если у нас есть голубые унитазы… Мы свеклоуборочные машины меняли на сахар, еще что-то меняли на муку, а потом через профком выдавали желающим в счет погашения долгов по зарплате. Было бы чудом, если бы Союз выжил. Этот период я описал очень подробно и не хочу о нем говорить.
– А потом? – тихо спросила Люся.
– Потом была независимость России и чудовищное разграбление национальных богатств. Все, что мы считали общим достоянием, отдали в руки всякой швали. Нас еще утешали тем, что и на Западе период первоначального накопления капитала тоже проходил тяжело. Нет ничего плохого в том, что все отдали сволочам и быдлу, потому что уже их дети станут вести дела культурно, и мы все будем в шоколаде. Хрена! Детишки выучились в престижных западных вузах, приобрели лоск на ворованные деньги и плевать хотели на всех остальных и на свою бывшую родину. Президент-алкоголик и череда никому не запомнившихся премьер-министров. Попался только один-единственный умный и пытающийся что-то сделать. У него начало получаться, поэтому, наверное, и отправили в отставку. Пока его еще мало кто знает, сейчас он работает собкором "Правды" за границей.
– Но ведь ты говорил, что вы потом неплохо жили?
– Нельзя же разваливаться до бесконечности. Со временем все как-то понемногу начало выправляться. Многие по-прежнему жили тяжело, но того маразма уже не было. А мне к тому же повезло. Так, заканчиваем политинформацию, иначе останемся без обеда. Может быть, я сяду на весла?
– Сиди уж, политинформатор, – сказал Семен, развернул лодку и быстро погнал ее к причалу.
Мы отдыхали на море больше двадцати дней и загорели, как негритосы. Люся стала уверенно чувствовать себя в воде, и мы уже рисковали вдвоем плыть к буйкам. В таких случаях недовольный Семен плавал где-нибудь поблизости. В той жизни мне хватало провести на море пару недель, а потом однообразие пляжной жизни начинало надоедать. Сейчас вместе с Люсей я бы отсюда еще месяц не уезжал. В этом отдыхе нас устраивало все, разве что немного раздражала забота, которую к нам проявляли. Прошло уже много времени после концерта, но многие отдыхающие продолжали оказывать нам знаки внимания. Часто они ездили в Туапсе, после чего буквально заваливали нас сладостями. Не брать было нельзя, есть – тоже, поэтому мы потихоньку набивали конфетами и шоколадом свои чемоданы. Перед публикой больше не выступали, но через пару дней после концерта начальник МУРа принес магнитофон "Весна" и попросил исполнить, как он выразился, "нашу песню".
– Для вас, Анатолий Иванович, запишем прямо сейчас, – сказал я ему. – Только у него качество не очень…
– Эту вашу песню у нас будут петь, – ответил он. – А разучить ее по записи не составит труда. У меня самого, к сожалению, со слухом проблемы. Не с обычным, с музыкальным.
– Здорово вам помогла эта песня, – признал Семен, когда довольный полковник ушел, унося магнитофон. – Эти связи и для нас могут быть полезны.
Все когда-нибудь заканчивается, закончился и наш отдых в "Сосновом". До Туапсе мы добрались автобусом, а потом по заранее купленным Семеном билетам загрузились в купе и ехали до Москвы. Затем был еще день езды поездом до Минска, а от вокзала мы уехали на такси. Семен довел каждого до квартиры и распрощался. Родители Люси уже вернулись из отпуска, но мои уезжали позже их, поэтому я застал дома только сестру.
– Черный, как негр! – сказала она с завистью. – А что у тебя в чемодане, что его нельзя поднять? Камней с пляжа натащил?
– Подарки поклонников, – правдиво ответил я. – Конфеты и шоколад. Я тебя в детстве объедал, вот решил рассчитаться.
– Врешь, наверное, – она положила чемодан на пол, расстегнула замок и убрала лежавшие сверху вещи. – Ни фига себе! Ограбил магазин?
– Спел песню. Родители не писали писем?
– От мамы было письмо. У них все в порядке. Твои книги раздали родственникам, в Таганрог съездили, и примерно через неделю должны вернуться. Из редакции было уведомление о том, что тебе нужно получить деньги по договору за изданную книгу. Она дней пять, как поступила в продажу. Как ты и просил, я пять штук купила. Сама, кстати, тоже прочитала. Ничего, читать можно.
– Ничего – это пустое место, – отозвался я. – За книги спасибо. Телефон поставили?
– Через пару дней после твоего отъезда. Так что можешь звонить своей Люсе, если лень спуститься на один этаж.
– А ее номер?
– А я знаю? Я с ними общалась, но не по телефону. Они из отпуска приехали всего неделю назад. Ольгу у меня один раз оставляли. Сколько всего пришлось выслушать на тему о том, какой ты хороший. Мне кажется, что в тебя обе сестры влюблены. А вообще, тебе с Люськой повезло. И Черзаровы к тебе относятся, как к родному. Думаю, родители с ними теперь подружатся.
– Очень хорошая семья, – ответил я. – Ладно, ты занимайся шоколадом, а я пойду к себе отдохну с дороги.
Я зашел в непривычно большую комнату и прилег на застеленную кровать. Отдых мне был не нужен, я и так в поездах почти всю дорогу пролежал, но заняться все равно было нечем. Идти к Черзаровым было рано. Пусть родители хоть немного пообщаются с дочерью. А что еще делать? Даже телевизор пока не успели купить. На столе лежала стопка купленных сестрой книг, но смотреть их не хотелось. В прихожей зазвонил телефон, и я поспешно встал с кровати.
– Гена, тебя! – крикнула Таня. – Подойди к телефону.
Я вышел в прихожую и взял трубку.
– Это опять я, – услышал я голос Семена. – Чем занимаешься?
– Скучаю, – ответил я. – Есть работа?
– Пока нет. Просто тебя нужно кое с чем ознакомить. Спустись на улицу и иди к выезду со двора. Там машина.
– Я должен ненадолго уйти по делам редакции, – сказал я сестре. – Какой номер нашего телефона?
– Там под телефоном бумажка, на ней записано. С тобой не нужно ехать?
– Нет, спасибо, прислали машину.
Я сбежал вниз по лестнице, вышел в пустой и еще не до конца благоустроенный двор и пошел по дороге к стоявшему на выезде "Москвичу". Возле машины меня дожидался Семен, а за рулем сидел Васильев.
– Не дают отдохнуть с дороги? – спросил я Семена и наклонился к открытому окну: – Здравствуйте, Виктор.
– Здравствуй, – ответил он. – Мог бы и со мной на "ты".
– Я уже на два года вперед наотдыхался! – хохотнул Семен. – Забирайся в салон, надо поговорить.
– Пока надобности в твоих консультациях нет, – сказал Виктор, когда я уселся в машину, и мы выехали на улицу, чтобы освободить въезд. – Но такая надобность может возникнуть, поэтому тебе нужно узнать, как с тобой будут работать. Гонять каждый раз машину никто не будет. Незачем привлекать к тебе лишнее внимание, да и вообще связывать тебя с группой. Действовать будем так. В пятую квартиру рядом с Черзаровыми поселился наш человек. Это сотрудник областного УГРО Петр Сергеевич Деменков. У него есть сын твоего возраста, зовут Сергеем. Парень умный и физически крепкий. Ходит в ту секцию, куда будешь ходить и ты. Я думаю, вы с ним подружитесь. Ваша новая школа в двух кварталах отсюда. Район новый, поэтому школу строили с запасом. Восьмых классов в ней пока два. С руководством школы есть договоренность, что вас и Черзарову примут в один класс. Постарайся не решать в школе свои личные дела. Ты у нас, конечно, человек известный, но директором у них женщина в возрасте, которая не любит тех, кто позволяет себе лишнее, а мы в ваши школьные дела без крайней необходимости вмешиваться не собираемся. Это понятно?
– Что тут непонятного? – ответил я. – Будем скромнее. Сергей знает?
– Не знает и не должен знать. Единственное, что ему известно – это то, что у тебя есть какие-то дела с его отцом. В случае необходимости вызывать тебя будет он. Или по телефону, или просто поднимется в квартиру. Все вопросы будешь получать у его отца, ему же отдашь ответы. В случае необходимости поговорить, к ним будут приезжать наши люди. Большой необходимости в конспирации нет, но и излишне светиться тоже ни к чему. Теперь дальше. Тебя привлекут к работе, а любая работа должна вознаграждаться.
– Я пока не нуждаюсь в деньгах, – покачал я головой.
– Счастливый человек, – засмеялся Семен. – Ты у нас, наверное, такой один на весь Советский Союз.
– Дело хозяйское, – сказал Виктор. – Нужны будут деньги – скажешь. Если нужна будет в чем-то помощь, можешь тоже обращаться, все, что в наших силах, сделаем. Семен говорил, что ты пел в "Сосновом" песню о милиции. Для нас спеть сможешь?
– Конечно, – ответил я. – Только сначала нужно подобрать мелодию на пианино, под одну гитару будет хуже.
– Будете готовы – скажешь. И возьми у Семена номер телефона. Это для экстренной связи, если почему-то не сможешь выйти на Деменкова. К ним сходи сегодня же. Завтра у Сергея секция, так что можешь приходить с ним, только не забудь трико.
– Вы можете для меня достать план Минска? – спросил я. – Или хотя бы нашего района, а то я города почти совершенно не знаю.
– Сделаю, – кивнул Виктор. – Только отдам на время, и ты этим не слишком свети. Подробные планы только для служебного пользования. Никаких секретов в них нет, но у посторонних могут возникнуть вопросы, откуда они у тебя взялись. Выучишь – вернешь. Все, приехали, выходи.
Я вышел из машины и пошел к подъезду. Решив не откладывать знакомство, я задержался на лестничной площадке второго этажа и позвонил в пятую квартиру. Открыл мне крепкий, невысокий мужчина лет сорока с грубоватыми чертами лица и с рыжеватым цветом зачесанных назад волос.
– Проходи, – посторонился он. – С Виктором уже говорил?
– Да, Петр Сергеевич, – ответил я. – Мне уже все рассказали.
– Тогда держи номера телефонов. Верхний – домашний, нижний – рабочий. На работу постарайся без необходимости не звонить, этим телефоном не один я пользуюсь. Пойдем познакомлю с сыном.
Обычно дети мало походят на родителей. За всю прошлую жизнь я лишь один раз видел дочь, которая была копией матери. Сейчас был второй такой случай. Если не учитывать разницу в возрасте, сын от отца совершенно ничем не отличался.
– Геннадий, – протянул я ему руку.
– Сергей, – он попытался сжать руку покрепче, но со мной этот номер не прошел. – Мне о тебе сказал отец. Будем учиться вместе.
– В секцию тоже будем вместе бегать, – сказал я. – Меня предупредили, чтобы завтра приходил вместе с тобой.
– Это точно написал ты? – спросил он, показывая рукой на лежавшую на кровати книгу.
Она была раскрыта посередине, и названия я не видел. Я взял ее в руки и посмотрел на обложку. "Поселок". Ну и что отвечать?
– Читать умеешь? – сказал я. – Зачем тогда задаешь вопросы?
– Ты чем любишь заниматься? – спросил он. – Или из-за писательства ни на что другое времени не остается?
– Если бы не оставалось, я бы не рвался в секцию. А писать я пока больше ничего не собираюсь.
– Ну и зря! – сказал он. – Классно получилось. Хороших книг и так мало…
– Надо будет заняться одной песней со своей подругой, а это тоже время. Пока нет учебы, свободного времени вагон, потом его будет мало. Послушай, ты Минск хорошо знаешь?
– Тот район, где мы раньше жили, знаю хорошо. Центр – тоже, а здесь раньше ни разу не был. Мы переселились всего несколько дней назад, так что я пока особо нигде не был. Знаю только, где поблизости магазины, и к школе ходил. А подруга – это та девочка, с которой вы вместе пели?
– Да, она живет рядом с вами в шестой квартире. Зовут Людмилой.
– Познакомишь?
– Конечно, познакомлю, – сказал я. – Мы все будем учиться в одном классе. Только со знакомством повременим. Мы с ней только сегодня приехали с моря, и я сам у них еще не был. Послушай, а ты чем-нибудь занимаешься, кроме секции?
– Раньше сильно увлекался шахматами, а сейчас только рисую. Но редко и только для себя.
– Покажешь? – заинтересовался я.
– Там нет ничего интересного, – заколебался он.
– Ладно, – успокоил я его. – Не нужно ничего показывать, я просто так сказал. Пойду домой, помогу сестре. Родители еще не вернулись из отпуска, а я ей о своем приезде заранее не сообщал.
Выйдя от Деменковых, я постучал в квартиру Черзаровых. Они, как и мы, еще не повесили звонки. Дверь мне открыла Надежда.
– Проходи, пропавший, – сказала она. – Такой же черный, как дочь? Иди в комнату, а то здесь плохо видно.
В большой комнате, кроме нее, был Иван Алексеевич.
– Здравствуйте, – поздоровался я.
– Здравствуй, – отозвался с дивана отец Люси. – Что ты его вертишь, мать? Я и отсюда вижу, что подрос и почернел.
Из своей комнаты, услышав мой голос, вышла подруга.
– А где Ольга? – спросил я ее. – Куда дели ребенка?
– У нее теперь своя комната, – засмеялась Люся. – Она затащила в нее мой чемодан и сейчас потрошит. Даже из-за тебя не вышла.
– Сестры они все такие, – улыбнулся я. Что маленькие, что большие. Моя тоже сразу начала дегустировать шоколад. А Ольга не объестся?
– Пусть за ней мама следит, – сказала Люся. – Давай пройдемся к школе? Я, как приехали, там уже один раз была, но все посмотрела мельком. Заодно и прогуляемся.
Мы начали спускаться, но Люся придержала меня на площадке между первым и вторым этажами.
– Подожди, я хочу поцеловаться, а то за всю дорогу ни одного поцелуя.
– Все, хватит! – оторвался я от нее. – А то придется возвращаться. Я твоего платья совсем не чувствую, а мы с тобой не в воде. Вот будешь в зимнем пальто…
– Нахал!
– Вы чем здесь занимаетесь? – подозрительно спросила полная женщина лет пятидесяти, которую мы не заметили, затеяв возню.
– Аэробикой! – нахально ответил я. – Что, не знаете? Как можно! Женщинам вашей комплекции это самое то, что нужно!
Пока она, как рыба, выпучив глаза, открывала и закрывала рот, силясь что-то сказать, я схватил подругу за руку, и мы со смехом выбежали во двор.
– Как быстро это можно реализовать? – спросил Машеров. – И что для этого нужно? Вы уже работаете два месяца, полсотни людей собрали, пора дать хотя бы предварительное заключение!
– Конкретных сроков я вам назвать не могу! – ответил собеседник Машерова. – Записи, которые вы нам дали, Петр Миронович, могут совершить переворот в электронике и во многих смежных областях, но для этого необходимо привлечь больше людей и средств, закупить кое-какое оборудование и сделать то, чего пока вообще ни у кого нет. Нельзя перескакивать через этапы. А если мы это начнем делать, вряд ли удастся сохранить все в тайне. Да и не вижу я в этом смысла. Если привлечь большие силы, сроки могут сократиться в разы. Я на всякий случай набросал в своей записке, с кем лучше всего скооперироваться. Необязательно объяснять, откуда взялись новые технологии, авторов для них всегда можно найти.
– Убедили, – согласился Машеров. – Жду вместо вашей записки проработанную программу действий. Какие коллективы подключить по каждому вопросу, что нужно для работы и примерные объемы финансирования. Потом все запустим через правительство. Вы просмотрели остальные записи?
– Очень бегло, и еще не со всем разобрался. Многое упирается в то, что мы делаем сейчас, поэтому пока бесполезно. Например, сварка в азоте при непрерывной подаче проволоки не пойдет без стабилизации тока, а тиристоры такой мощности это пока сказка. Как их сделать, мне понятно, вопрос в том, что у нас нет для этого необходимого оборудования. Одно цепляется за другое. Поэтому лучше действовать последовательно, как все и записано, а остальные записи пока припрятать. Единственно, раздел по ядерной физике я сам оценить не могу. И заключение по оружейным системам должны давать специалисты. А в записях еще много всего, вплоть до лекарств. Наверное, нужно делать выписки по отдельным вопросам и посылать на проработку в профильные институты. И не вываливать все, а небольшими порциями. Мы сами очень долго провозимся.
– Хорошо, Рудольф Карлович, я подумаю. Наверное, так и сделаем.
В тот же день уже совсем в другом месте состоялась еще одна встреча.
– Я совсем не знаю Андропова, – сказал своему собеседнику Юркович. – Ты пять лет до перевода проработал в девятом управлении. Сложно подобраться к секретарю ЦК?
– Не вижу никакой сложности, – ответил тот. – Охраняются члены политбюро и в несколько меньшей степени члены правительства. Остальных, как правило, никто не охраняет. Если возникнет необходимость, тогда да, но при мне такого не было ни разу. Я Андропова видел неоднократно, но, понятно, никаких дел с ним не имел. Секретарей много, практически каждый руководит своим отделом. Об Андропове ходили слухи, что им не очень доволен Суслов, да и у Брежнева было к нему прохладное отношение. Еще говорили, что он набрал себе в отдел умников из интеллигентов, но все это сплетни годичной давности. Если его нужно убрать, то делать это надо срочно. Когда он пойдет в гору, все сразу сильно усложниться. Его можно легко убрать по дороге домой. Кажется, он жил где-то поблизости, хотя могу и ошибаться. Несколько раз видел, как он уходил домой пешком.
– Я слышал, что проезд по Старой площади закрыт, – сказал Юркович.
– Кроме служебных автомобилей. Да и для секретарей, у кого были колеса, делали исключения. Да не важно все это, Илья Денисович! Если эту гниду надо завалить, я его завалю. И напарники мне в этом деле не нужны. Вы одного меня в Минск перевели?
– Еще пять человек. Петров не возражал. Послушай, Игорь, ты не слишком самоуверен? Может быть, тебя все-таки подстраховать?
– Ничего не нужно. Единственное, я не уверен, что удастся скрыть, что это убийство. Даже если я все оформлю, как инфаркт, все равно могут докопаться. Все-таки не какой-то слесарь, а секретарь ЦК, так что землю будут рыть однозначно. Но если не оставить следа, то, по-моему, ничего страшного нет. Дело сделано, мы ни при чем, а результатом будут сорванные у кого-то погоны. Неприятно, конечно…
Через неделю нам нужно будет идти в школу. За половину лета, которую прожили в новых квартирах, мы освоились на новом месте, а я по плану изучил Минск и теперь неплохо знал расположение основных улиц и площадей. Три раза в неделю мы с Сергеем ходили в секцию самбо, и частенько втроем проводили время чаще всего в моей комнате. Мои родители очень быстро сошлись с родителями Люси, особенно матери, у которых было гораздо больше времени для общения. Пару раз все вместе выезжали на Минское море. Отец сидел со своими удочками, все остальные купались, отойдя подальше, чтобы не распугивать ему рыбу.
– Совсем не то что в Черном море! – говорила Люся. – Вода грязней и хуже держит.
– И не поцелуешься, – шепнул я ей на ухо. – И вообще, она не такая мокрая!
– Дети! Прекратите брызгаться! – крикнула мама, отбежав от нас подальше. – Замочите волосы!
Этими поездками все были довольны, поэтому было решено съездить в третий раз, но во второй половине августа резко похолодало, и поездка накрылась. А сейчас мы сидели в комнате Люси и, от нечего делать, перелистывали учебники за восьмой класс.
– Разучили мы эту песню, а спеть так и не позвали, – сказала Люся. – Ну не свинство?
– Еще споем, – сказал я. – Забыл тебе сказать, что Семен передал приглашение выступить на праздничном концерте, посвященный Дню работников милиции. Только это будет еще почти через три месяца. Надо будет к этому празднику приготовить что-то еще. Слушай, а почему мы ее не спели родителям?
– Это легко исправить! – она схватила меня за руку и потянула в большую комнату. – Папа! Мы…
– Тише! – остановил ее смотревший телевизор отец. – Дай дослушать.
– А что случилось? – спросила Люся.
– Умер член ЦК, – ответил Иван Сергеевич. – Андропов. Нет, я о таком не помню. Жаль, всего пятьдесят один год.
– А от чего умер, не сообщают? – весь заледенев, спросил я.
– Что-то с сердцем. Говорите теперь, что хотели?
– Уже ничего, – ответил я, удостоившись удивленного взгляда Люси. – Пошли к тебе.
– Что с тобой случилось? – взволнованно спросила она, когда мы вернулись в ее комнату. – Ты весь побледнел!
– Уже все хорошо, – улыбнулся я. – Не обращай внимания.
Не скажешь же ей, что я только что узнал, что убил человека. Пусть это было сделано руками другого, но это я вписал его номером первым в свой список.
