Текст книги "Рождение античной философии и начало антропологической проблематики"

Автор книги: Геннадий Драч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Необходимо принять во внимание возражения М. И. Челидзе против распространенного на Западе противопоставления "неписаного" и "писаного", эзотерического и экзотерического учений Платона [1]. Убедительно показывает несостоятельность отождествления "писаного" учения Платона с экзотерическим и "неписаного" с эзотерическим Т.В. Васильева [2]. Как "писаное", так и "неписаное" учение Платона сохраняет следы пифагореизма. Небезынтересно обратить внимание на комплекс идей, характеризующих учение Платона о душе. Как доказано в специальных исследованиях К. Рейнгардта и К. Вилли, многообразные мифы Платона концентрируются вокруг его мифа о душе и представляют собой продукты сознательного мифотворчества, осуществляемого на основе орфико-пифагорейских мифов [3].

1 См.: Челидзе ММ. "Неписаная" философия Платона с позиций "неписаной" диалектики // Вопросы философии. 1981. № 7. С. 127-132.

2 См.: Васильева Т.В. "Стихослагающая" герменевтика М. Хайдеггера как метод историко-философского исследования // Проблемы марксистско-ленинской методологии истории философии. М., 1987. С. 94-116.

3 См.: Reinhardt К. Platons Mythen. Bonn, 1927; Willi К. fersuch einer Grundlegung der Platonischen mythopoiie. Leipzig; Berlin, 1925.

Особой ценностью обладают свидетельства Аристотеля. Специальный трактат Аристотеля "О пифагорейцах" до нас не дошел, однако его замечания о пифагорейской философии весьма многочисленны и содержат ценнейшую информацию. Особенно это относится к учению пифагорейцев о числах. Для Аристотеля были важны именно философская и математическая стороны пифагореизма.

170

Поздние свидетельства I-V вв. н.э. принадлежат Диогену Лаэртскому, Ямвлиху и Порфирию. Диоген Лаэртский в сочинении "Жизнь Пифагора" донес до нас собрание мнений ранних авторов (Ксенофана, Гераклита Эфесского и др.), о которых уже говорилось. Ямвлих сохранил для нас фрагменты из сочинений Аристоксена (IV в. до н.э.), в которых сообщается о жизни Пифагора, об истории пифагорейского союза, о пифагорейской акусматике и символике. В целом же трактаты Ямвлиха, как и Порфирия, представляют собой компиляции, составленные из источников, имеющих большую историческую ценность, но часто противоречащих друг другу и критически не переработанных.

Современная литература по пифагореизму весьма обширна. Охарактеризуем некоторые работы отечественных ученых. Одним из первых советских исследователей философии древнего пифагореизма был Г.Е. Жураковский. Ему принадлежит монография "Очерки по истории античной педагогики". Обращая внимание на педагогические идеи пифагорейцев и связывая их содержание с характеристикой "пифагорейской общины", Жураковский отмечает, что "в их этических построениях, внешне постоянно имеющих дело с коллективом, по сути острие направлено на индивидуума" [1].

Весьма своеобразно освещает древний пифагореизм А.Ф. Лосев, посвящая ему в "Истории античной эстетики" раздел под названием "Эстетика конечных числовых структур, древнее пифагорейство" [2]. Характеризуя античную эстетику, Лосев связывает ее со своеобразием античных форм проявления личности. Человеческое в античности есть телесно человеческое, но отнюдь не личностно человеческое [3]. Поскольку в эту эпоху весь мир должен был восприниматься как прекрасно изваянное живое тело, как это повелевается опытом рабовладельческой общественно-экономической формации, античная эстетика не приемлет чувства личности и индивидуального сознания: "В античности не было чувства и опыта личности, как таковой личности, как свободной духовной индивидуальности" [4].

1 Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики. М., 1940. С. 115.

2 Лосев А.Ф История античной эстетики. М, 1963.

3 См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. М., 1986. С. 60.

4 Там же. С. 87.

Не вызывает сомнений, что уже для наших старейших исследователей вопрос об идее индивидуального, личностного в раннем пифагореизме был спорным. Заметим, что он был производным от других,

171

связанных с ним вопросов, прежде всего от вопросов общей направленности раннего пифагореизма. Религиозная направленность пифагореизма проявляется в учении о переселении душ (метемпсихозе). А это учение оценивалось советскими исследователями с противоположных позиций. Лосев пишет: "Учение о периодическом переселении и воплощении душ... есть как раз доказательство отсутствия тут опыта истории как неповторимого процесса, отсутствия опыта личности как индивидуальной и никогда не повторимой личной жизни и судьбы" [1]. Жураковский же отмечает, что "только следование основам пифагорейской морали вело к личному спасению каждого сочлена общины и выводило его из того круга рождений (на основе учения о метемпсихозе), на который были обречены все непосвященные" [2].

Каково же соотношение рационального и религиозного в древнем пифагореизме? На этот вопрос мы и сегодня не найдем достаточно обоснованного ответа, хотя за последние годы появились интересные исследования. Вопрос об эстетически-пластическом отношении к миру как источнику пифагорейского мировоззрения рассматривает А.В. Ахутин [3]. Вновь рассмотрена этическая и в большей степени политическая направленность пифагорейского союза в книге B.C. Heрсесянца "Политические учения Древней Греции" [4]. Специальное исследование истории пифагореизма представляет собой первая часть монографии А.Н. Чанышева "Италийская философия" [5].

Проблема соотношения религии и науки в раннем пифагореизме выносится в центр анализа в монографии Ф.Х. Кессиди "От мифа к логосу" и рассматривается как проблема перехода от "религиозно-мифологического образа" к "рационально-научному понятию". Для автора ясно, что число пифагорейцев несет на себе все особенности этого перехода: это не абстрактная величина, а нечто родственное живому существу, формообразующему началу. Кессиди признает также и другое противоречивое сочетание в пифагореизме: религиозной мистики и математического рационализма [6]. Соответственно религиозно-мистическая сторона пифагореизма (культ Диониса и орфизм) получили в книге Кессиди достаточно полное освещение.

1 Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 87.

2 Жураковский В.Е. Указ. соч. С. 115.

3 См.: Ахутин А.В. У истоков теоретического мышления // Вопросы философии. 1973. № 1.

4 Нерсесянц B.C. Политические учения Древней Греции. М., 1979. С. 28-50.

5 Чанышев А.Н. Италийская философия. М., 1975.

6 См.: Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. (Становление греческой философии.) М., 1972. С. 144-174.

172

Итак, интересующий нас вопрос о личности, этике и в целом антропологической тематике составляет часть проблемы общей оценки раннего пифагореизма, в котором религиозная сторона переплеталась с занятиями математикой и учением о числе.

Перейдем к обзору иностранной литературы о раннем пифагореизме. Остановимся на ключевых работах прежних лет и некоторых новых исследованиях. Наиболее известные исследования истории раннего пифагореизма принадлежат перу Ф. Корнфорда [1]. Школа Пифагора представляет, согласно его мнению, "главное направление, противодействующее научной тенденции". При этом Корнфорд отмечает, что досократики не противопоставляли друг другу науку и религию и говорили о двух аспектах мира: религии – для праздников и науки для будней [2]. Сама пифагорейская школа развивала научное направление, однако в отличие от милетских философов пифагорейцы имеют в основе своих философских построений иной тип религии, в центре которого находилась фигура Диониса. Дионисийская религия была реформирована в орфизме, пифагореизм же представляет собой "результат интеллектуализации основного содержания орфизма".

Взгляды Корнфорда были подвергнуты критике Т. Рейвеном, автором книги "Пифагорейцы и элеаты" [3]. Рейвен полагает, что религия – это только аспект пифагореизма. Рассматривая развитие ранне-греческой философии как своего рода дискуссию между пифагорейцами, с одной стороны, и элеатами – с другой, он характеризует Пифагора не только как великого религиозного реформатора, но и как выдающегося ученого.

Научную сторону пифагореизма подчеркивает Ф. Клеве в книге "Гиганты дософистической философии" [4]. То, что Пифагор был религиозен и не имел научных интересов, расценивается им как заблуждение. Сам Клеве тщательнейшим образом исследует вопрос о пяти геометрических телах – основах Вселенной как пифагорейских, а не платоновских. Но Клеве уделяет большое место и пифагорейской доктрине переселения душ. В связи с этим возникает вопрос: кем же были пифагорейцы? Философская суть пифагореизма в работе Клеве остается нераскрытой: хотя автор и говорит о религиозной стороне пифагореизма, доктрину переселения душ он соотносит с астрономическими наблюдениями пифагорейцев, совершенно игнорируя ее связь с орфическими представлениями.

1 См.: Cornford F.M. From Religion to Philosophy. N.Y, 1957.

2 Ibid. P. 194-214.

3 Raven Т.К. Pythagoreans and Eleatics. Cambridge, 1948.

4 Cleve F.M. The Giants of Pre-Sophistic Greek Philosophy. The Hague, 1969. Vol. 2.

173

Более обстоятельно обосновывается трактовка пифагореизма как синтеза религии и науки в работе У. Гатри "История греческой философии" [1]. Это наиболее полное исследование пифагореизма за последние годы. Гатри констатирует, что одни ученые видят в Пифагоре лишь основателя религиозной секты, другие же выдвигают на первый план рациональную и научную стороны его мировоззрения, игнорируя все остальное. Попытки принизить ту или иную сторону учения Пифагора объясняются, по мнению Гатри, тем, что современному уму трудно совместить приверженность к своду религиозных суеверий с рациональными поисками в области космологии и математики. Первый аспект пифагореизма, отмеченный Гатри, является, по его мнению, решающим, второй подчиненным. Синтез возможен на основе религиозной веры в единство природы и религиозного идеала единства души с божеством. Хотя Гатри и подчеркивает (и обстоятельно показывает вслед за Рейвеном) дуалистическую природу пифагореизма и тем самым оспаривает монистическую трактовку пифагореизма, его позиция весьма близка к позиции Корнфорда.

В связи с этим Гатри своеобразно интерпретирует учение о человеке в раннем пифагореизме. Цель, к которой должен стремиться человек, уподобление богу. В конечном счете, стремиться посредством философии лучше понять структуру божественного космоса – значит развивать божественный элемент в себе. В пифагореизме выдвигается на первый план ассимиляция человека не только с низшими формами жизни, но и с душой и разумом Вселенной. По сути, антропологическая составляющая пифагореизма превращается не более как в аспект теологии. Гатри, как и О. Гигон (который также подчеркивал, что пифагореизм поднял до уровня проблемы вопрос о "судьбе человека"), скорее, говорит о теологии Пифагора, чем об антропологии.

Монография американского исследователя Э. Майнера посвящена рассмотрению политики ранних пифагорейцев в ее практической и теоретической составляющих [2]. Завершающая глава книги Майнера раскрывает вопрос о взаимоотношении политики и философии пифагорейцев. Причем делается попытка объяснить политическую активность пифагорейского союза из его внутренних особенностей. Здесь Майнер обращается к характеристике представлений пифагорейцев о божестве, в которых подчеркивается приоритет силы и власти, внося

1 Guthrie W.K.C. A History of Greek Philosophy. Cambridge, 1965. Vol. 2.

2 См.: Minar E.L. Early Pythagorean Politics. Baltimore, 1942.

174

ших благоразумие и порядок в человеческие дела. Каждый человек должен выполнять свой долг, сохраняя гармонию мира.

Не будем специально характеризовать исследование Корнелии де Фогель [1]. Отметим лишь, что она пишет о Пифагоре как о воспитателе и в связи с этим рассматривает вопрос о заповедях и нормах, характерных для пифагорейского союза. Эти нормы требовали безусловного повиновения богу (т.е. исследование проводится в "теологическом ключе"). Принципом же божественного порядка для пифагорейцев выступало число. Изучение чисел служило формой созерцания божественного закона.

Можно констатировать, что в мировой литературе пифагореизм изучен в самых различных аспектах. Однако поставленный Корнфордом вопрос о связи пифагореизма с орфизмом не получил своего разрешения. Орфизм или идентифицируется с религиозной составляющей пифагореизма, или игнорируется при акцентировании внимания на научной стороне пифагореизма. Однако почему именно орфизм выступил предпосылкой философского учения? Этот вопрос требует своего рассмотрения.

1 См.: Vogel C.J. de. Pythagoras and Early Pythagoreanism. Assen, 1966.

ОРФИЧЕСКАЯ ПРЕДФИЛОСОФИЯ

Отношение философии Пифагора к религии варьировалось в различных частях его учения: в учении о душе, в теории чисел и т.д. Исследователи отмечали, что в учении Пифагора связь зачатков научного мышления и фантазии, религии, мифологии постоянно меняется: эволюционирует сам пифагореизм, и меняется соотношение научного мышления и религиозной фантазии, их пропорция. Поэтому принято говорить о раннем и позднем пифагореизме. Реализация данного положения в практике исторического исследования затруднена, поскольку религиозно-философская традиция пифагореизма едина. Но все-таки обращение к раннему пифагореизму несомненно предполагает изучение орфической религии и мифологии и их корней в дионисийской религии. Мы предполагаем остановиться лишь на отдельных явлениях дионисизма как религиозного течения, изучение которого могло бы пролить свет на орфизм как на предфилософский источник пифагореизма и в какой-то степени на сам пифагореизм. Такая постановка вопроса не освобождает, конечно, от необходимости общего обзора истории дионисизма, т.е. рассмотрения его исторических связей с орфизмом. Однако мы, во-первых, будем различать дионисизм как явление историко-литературное (развитие мифа в культурном кон

175

тексте) и историко-религиозное (развитие мифа в культовом контексте) и, во-вторых, ограничимся лишь кратким описанием истории культа Диониса.

Культовая сторона дионисизма поражала воображение и ум современников и оставила след в памяти потомков. Особенно ярким и захватывающим было впечатление, вызываемое менадами (вакханками – спутницами Диониса). Служение Дионису приводило вакханок в исступление, они становились одержимыми: "Вакханки, когда они одержимы, черпают из рек мед и молоко, а в здравом уме не черпают..." (Платон, Ион, 534А). Культ Диониса, представленный в дионисийских мистериях (оргиях), распространился в Древней Греции в XIII-XII вв. до н.э. Мы не ведем речи о Дионисе Критском и о Дионисе гомеровском, речь идет лишь о так называемом оргиастическом культе Диониса и последующих его трансформациях, в которых можно выделить три направления: слияние с традиционными земледельческими верованиями вообще и с элевсинскими мистериями в частности; подчинение дионисийских мистерий государственному регулированию и превращение их в общенародные празднества; реформа культа Диониса орфиками и создание на основе дионисийской мифологии грандиозной религиозной системы орфиков.

Согласно одной из версий, культ Диониса фракийский по своему происхождению [1]. Б.В. Казанский полагал, что "культ Дионисия-Вакхия получил распространение и значение в связи с морской торговлей, которая породила новые общественные отношения и связи, создала денежное обращение и явилась сильнейшим фактором в распаде родового строя" [2]. Для нас важен тот факт, что этот культ действительно получил широкое распространение в связи с почитанием Диониса как бога – покровителя профессии; за ним прочно было "закреплено" виноградарство и виноделие. Нельзя, видимо, отрицать и того факта, что культ Диониса в обличьи веселого бога вина распространился в среде городского населения, прежде всего в среде ремесленников, торговцев и моряков. Однако основным в этих процессах было то, что Дионис вошел в круг земледельческих божеств, вписался в традиционные земледельческие религиозные представления.

1 См.: Зелинский Ф.Ф. Вакх // Новый энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 9. С. 326.

2 Казанский Б.В. Общественно-историческая обстановка возникновения драмы // Из истории Древнего мира и Средних веков. Л., 1956. С. 7.

Обрядовая сторона служения земледельческим божествам не получила освещения в поэмах Гомера и по отношению к "олимпийской" (тронутой рефлексией) религии представляла собой богослужение,

176

непосредственно входящее в сельскохозяйственный цикл. Наблюдения над земледельческой цикличностью находили выражение в поклонении богам, которые олицетворяли начало и конец жатвы, посев и т.д. При этом божество обычно содержало в себе то явление, персонификацией которого оно выступало. Божество не было отделено от природы: Зевс шел дождем и падал снегом, Гея участвовала в рождении урожая всем своим телом, и т.д. Б.Л. Богаевский справедливо отрицает возможность проявления в такого рода верованиях поэтического (анимистического) одушевления природы [1].

В культе Диониса воссоединились земледельческая и олимпийская религии. Однако примечательно, что Дионис вошел в круг древнейших хтонических божеств, относящихся к семейству богов-олимпийцев (Деметра, Кора, Аид). Ф.Ф. Зелинский отмечает: "Этим он был поставлен на одну плоскость с богиней земледелия Деметрой (Деметра – хлеб, сухая пища; Дионис – вино, влажная пища), что не замедлило сказаться на культе обоих. С одной стороны, Дионис, под именем Иакха (Вакха), принимается в элевсинский культ Деметры (матери) и Коры (дочери), будучи поставлен к первой в отношения сына... С другой стороны, хотя тут, по-видимому, имели значение и другие, исконные элементы Дионис, как бог растительных сил, подобно Деметре и Коре, был поставлен в связь с подземным царством и стал владыкою душ преисподней" [2].

В элевсинских мистериях Дионис начинает занимать центральное место страдающего и возрождающегося божества (первоначальной основой элевсинских мистерий была судьба Коры – Персефоны, дочери Деметры, похищенной Аидом). Частью мистерий становится ритуальный брак Деметры и Зевса, от которого рождается Дионис-Вакх. В умирающем и воскресающем боге природы находят свою вторую жизнь местные аграрные культы. Дионис символизировал плодородие земли и в то же время самую великую жертву, принесенную для обеспечения плодородия: для того чтобы Дионис мог одушевлять, он должен был сам погибнуть и воскреснуть. Основа мистерий была этической: борьба человека со злом, его счастье за гробом и т.п. "Обещание счастья после смерти тем, которые приняли посвящение, составляет отличительную черту элевсинских мистерий, их краеугольный камень" [3].

1 См.: Богаевский Б.Л. Земледельческая религия Афин. Пп, 1916. Т. 1.

2 Зелинский Ф.Ф. Вакх. С. 329.

3 Новосацкий Н.И. Орфические гимны. Варшава, 1900. С. 174.

Обратимся к центральному явлению в дионисийских мистериях – менадизму. С флейтами, тимпанами, тирсами в руках менады убегали далеко в горы и леса, чтобы там, вдали от людей, встретиться с Диони

177

сом. Можно заметить, что изначально Дионис чужд городской (полисной) жизни. Как подчеркивает Л. Жерне, Дионис не враждебен городской жизни, а именно чужд ей [1]. Его сфера – сфера первобытной жизненной общности, порождающего начала, исконным носителем которого были женщины. Ведущая роль в дионисийских мистериях отводилась женщинам, хотя в них принимали участие и мужчины. Дионис олицетворяет жизнь, выходящую за пределы обработанной и облагороженной почвы, символизирует празднество жизни, триумф вечного возрождения природы, дикой, необработанной.

Менады, встречающие Диониса, получали возможность непосредственного общения с ним. Достигалось это в момент исступления (экстаза), овладевавшего менадами. К сожалению, в нашу литературу вкрались грубые ошибки: менадизм часто отождествляют с совершенно иным, исторически более поздним явлением вакханалиями – и приписывают менадам опьянение и половой разгул, которые в действительности были присущи римским вакханалиям. Такого рода явления продукт позднейшей городской жизни. Менады вина не употребляли. По отношению к менадам можно говорить лишь о коллективном трансе, о последующем "расслабляющем комплексе", но не об опьянении. Сам эффект экстатического состояния достигается в результате прямого "присутствия" бога в человеке, происходящего в этом акте перевоплощения.

"Эпифания" (явление бога) Диониса давно вызывала интерес исследователей. 3. Дымшиц отмечал близость являющегося в мистериях Диониса и древних богинь плодородия и мести Эриний [2]. Эринии похищали у человека ум: Орест, преследуемый ими, был на грани сумасшествия. Несомненно, "эпифания" Диониса свидетельствует о радости встречи и перевоплощения – в противоположность негативному воздействию Эриний. Это перевоплощение освобождает человека. Один из эпитетов Диониса – Лисий ("Освободитель").

1 См.: Gernet L. Anthropologie de la Grece antique. P., 1968.

2 См.: Дымшиц 3. Эпифания Диониса в мифе и обряде // Ученые записки Ленинградского университета. № 33. Серия филологических наук. Вып. 2. Л., 1939. С. 274.

В акте мистического единения с богом перед человеком открывается весь мир: ему послушны животные, земля сама плодоносит, реки текут молоком и т.п. Для того чтобы добиться такого единения, человек должен отказаться от наличного бытия. Культ Диониса восходит к самым древним магическим обрядам. Ритуалы погони, коллективный транс и перевоплощение – все это напоминает ритуалы древних инициации – "посвящения в имя". Молодой человек подвергался испытаниям, становился обладателем коллективной души и индивидуального имени. Он получал теперь новую жизнь, которая протекала в ином измерении,следовании полученному знанию.

178

Сам Дионис оказывался посредником между жизнью и смертью. Встречающиеся повествования о путешествии Диониса в Аид близки к подобного рода мифологическим сюжетам: человек (в образе животного) спускался в царство мертвых, проходил ряд испытаний, прерывая на определенное время все отношения с людьми. Удачи достигал тот, кто выдерживал испытания, что в данном случае было равным погружению в себя, подчинению себя воздержанию и переходу на этой основе от царства тьмы к свету [1]. Отзвуки древнейших религиозных представлений, ощущаемых в дионисизме, говорят о том, что Дионис обслуживает мистерии более древние, чем он сам. Дионис в определенной степени олицетворял жизненный континуум, частицей которого становился человек. Осуществляя спуск в Аид и выход на свет, Дионис опосредовал жизнь и смерть, снимал между ними непроходимую грань. Человек находил спасение в единении с Дионисом. Заключительным этапом было "превращение" человека в самого себя. Расслабляющий комплекс (смех) позволял "возвратиться к себе".

Предания о Дионисе-Загрее, как и учреждение таинств, приписывают самому Орфею Фракийскому. Принято говорить об Орфее как о "полумифическом" поэте и рапсоде. Суть интересующего нас вопроса состоит в том, что с его именем связывают реформу дионисийской религии и приписывают Орфею эпические и теогонические поэмы, религиозные гимны, в которых были переосмыслены культ Диониса и сопутствующая ему мифология. В центре дошедших до нас мифологических версий о Загрее находится повествование о его рождении и последующем растерзании его титанами [2]. Несмотря на наличие нескольких версий о происхождении Диониса-Загрея, равно как и нескольких образов Диониса под именами Вакх, Либер, он не только неизменно рассматривается как сын Зевса (в различных вариациях – от Деметры, Персефоны, Семелы), но и как его преемник. Последнее обстоятельство, т.е. передача Зевсом власти Дионису-Загрею, и даже отождествление Зевса с Дионисом обосновывается в орфической литературе. Прокл находит возможным цитировать Орфея (20 I):

Зевс-отец над вселенной царил,

А Вакх был преемник.

1 См.: Brunei P. Le mythe de la metamorphose. P., 1974. P. 80-95.

2 Тексты приводятся в подборке А.Ф. Лосева: Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. С. 161 – 182.

179

"Царствование" Диониса вводится в теокосмогонический процесс, т.е. рассматривается как "космическая эпоха". Олимпиодор сообщает: "У Орфея передается о четырех царствах. Первое принадлежало Урану. Его принял Кронос... После Кроноса воцарился Зевс, отправивший своего отца в Тартар. Зевсу наследовал Дионис..." (23 1). Дионис символизирует, таким образом, последнее космическое состояние, эпоху, в которой протекает жизнь человека, и то настоящее, для понимания которого привлекаются рассказы о прошлом. В настоящем сам Дионис охватывается высшим единством, которым выступает, в соответствии с орфическими представлениями, Зевс. Юстин сообщает следующий фрагмент орфиков: "Знай: бог единый Зевс; бог единый – Аид; бог единый Гелиос; бог Дионис – бог единый. Единый во всем бог. Нужно ли порознь твердить все то же единое слово?" (24).

О соотношении настоящего и прошлого говорится в чрезвычайно разработанной теокосмогонии орфиков. До нас дошло несколько вариантов орфических теогоний; одна из них, содержащаяся в "Рапсодии", передается Дамаскием. Согласно Дамаскию, сначала было Время, затем Эфир и Хаос, от них же рождается космическое яйцо. Космическое яйцо лопается, и из него выходит Фанес, который рождает космические явления – Ночь и Свет; Уран (Небо) и Гею (Землю); Солнце и Луну. От Геи и Урана берут начало боги и титаны. Зевс, проглотив первородного Фанеса, становится и первоосновой мира, его генетическим и субстанциональным основанием и его властелином [1].

1 См.: Новицкий О. Постепенное развитие древних философских учений в связи с развитием языческих верований. Т. 2. Религия классического мира и первая половина греческой философии. Киев, 1860. С. 160-161.

Обратимся к дальнейшим событиям основной теогонической версии орфиков. В процитированном выше отрывке из Олимпиодора далее следует: "...Дионис, которого, как говорят, по наущению Геры растерзали титаны и тела которого они вкусили. В связи с этим разгневавшийся на них Зевс поразил их молнией; а из копоти дыма, который поднялся от их сожжения, появились люди. Поэтому нам не следует выходить за положенные нам пределы – не потому, что мы (как, очевидно, гласит само это учение) находимся по своему телу в каких-то узах, – ведь это ясно и так, и об этом не говорилось бы прикровенно,– но потому нам нельзя выходить, что тело наше дионисично (dionysiacoy ontos). Ибо мы сами являемся его (Диониса) частью, раз мы состоим из копоти вкусивших его тела титанов" (23 1).

180

Излагаемые события происходят с космическим Зевсом и космическим Дионисом. Рождение Диониса и его растерзание – часть теотонического (не отделенного от антропогонического) повествования. События, происшедшие с Дионисом, характеризуют космическую драму и вместе с тем рождение человека. Человек оказывается не только последним звеном теокосмогонического процесса, но и противоречивым соединением дионисийского и титанического начал, бессмертной души и смертного тела.

В диалоге Платона "Менон" Сократ ссылается на "мужчин и женщин, умудренных в божественных делах (т.е. жрецов и жриц), которым не все равно, сумеют ли они или не сумеют дать ответ насчет того, чем они занимаются", а также на Пиндара и "многих других божественных поэтов": "А говорят они вот что (смотри, правда ли это): они утверждают, что душа человека бессмертна, и, хотя она то перестает существовать – это и называется смертью,– то снова рождается, она никогда не гибнет. Поэтому и следует прожить жизнь как можно более благочестиво:

Кто Персефоне пеню воздаст

За все, чем встарь он был отягчен,

Души тех на девятый год

К солнцу, горящему в вышине,

Вновь она возвратит.

Из них возрастут великие славой цари

И полные силы кипучей и мудрости вящей мужи,

Имя чистых героев им люди навек нарекут.

(Менон, 81 В-С)

Цитируемые стихи Б. Снелль относит к "Плачам" Пиндара – "чистейшего орфика", по словам А.Ф. Лосева [1]. О переселении (перевоплощении) душ говорится и во "II Олимпийской оде" Пиндара. По всей вероятности, говоря о "многих других божественных поэтах", Платон имел в виду в числе других самого "божественного" Орфея. Во всяком случае, его имя неоднократно встречается в диалогах Платона: "Апология Сократа" (41А); "Ион" (533С, 536В); "Протагор" (315В, 316Е); "Кратил" (402В). В последнем случае Платон приводит стихи Орфея. К орфикам Платон относит положение о теле как о "гробнице души", "погребение" в теле выступает своего рода наказанием для души, за что бы она его ни терпела (Кратил, 400С). В другом случае Сократ ссылается "на одного мудрого человека", от которого он слышал, "что теперь мы мертвы и что тело – наша могила, и что та часть души, где заключены желания, легковерна и переменчива, и что некий хитроумный слагатель притч, вероятно сицилиец или италик, одну часть души, в своей доверчивости очень уж неразборчивую, играя созвучиями, назвал бочкой..." (Горгий, 493А).

1 См.: Лосев А.Ф. Комментарии к сочинениям Платона // Платон. Соч.: В 3 т. М., 1968. Т. 1.С. 588.

181

Подробно разработан орфический миф о загробных воздаяниях в "Государстве" Платона. Наибольший интерес исследователей вызывает космологическое описание, содержащееся в рассказе некоего Эра, который был убит в сражении, но потом ожил и смог рассказать о судьбе душ, о судьях, двух путях душ, о повторном выборе душами образа жизни (614В-621В). Космологические описания, содержащиеся здесь, позволяют апеллировать не только к Пиндару и так называемым орфическим золотым таблицам, в которых содержатся наставления посвященному в орфические таинства, но и к "Аргонавтике" Аполлония Родосского. Говоря об орфических элементах в эсхатологических мифах Платона, Лосев замечает: "Дело в том, что в диалогах Платона все эти элементы складываются в одну стройную картину, части которой, разбросанные по диалогам "Горгий", "Федон", "Федр" и "Государство", соответствуют, вместе собранные, орфической концепции Пиндара, целостно преподанной им во "II Олимпийской оде" [1].

Свидетельства Платона позволяют реконструировать основные элементы религиозно-мифологической концепции орфиков (тело как гробница души, переселение душ, эсхатология) и объединить их в единую систему. Основные трудности состоят в интерпретации орфизма. Диапазон его характеристик простирается от оценки его как "религиозного движения" до характеристики орфических мифов как "орфической философии" [2]. Говорят иногда об орфиках и как о "религиозно-философском течении" [3], однако наиболее традиционным, пожалуй, будет отнесение орфиков к "теологам" (разделение "фисиологов" и "теологов" принадлежит Аристотелю). В. Йегер относит орфиков к "натуртеологии" (естественной теологии) и полагает, что теогонические учения, которые возникают после Гесиода, не имеют большого значения в религиозной жизни того времени. По его мнению, они являются попыткой решить те проблемы возникновения мира и божественных сил, которые философия исследует своими средствами, но решает их в духе старой веры и с помощью конструирующего рассудка [4].