Текст книги "Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне?"
Автор книги: Геннадий Лукьянов
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
В действительности, Сталин и Берия (а не Гитлер) собственными руками разгромили всю советскую стратегическую агентурную разведку[86]86
Стратегическая агентурная разведка (или САР) предназначена для сбора, добывания и аналитико-синтетической обработки разведывательной информации в интересах военно-политического руководства страны и ее вооруженных сил. Основным способом добывания разведывательной информации в САР является агентурная работа.
[Закрыть], что подтверждается многочисленными историческими фактами. Применительно к трагедии 22 июня все эти факты сводятся к тому, что в Москве ничего не знали о масштабной работе в штабах вооруженных сил фашистской Германии по разработке плана войны с СССР. Эта работа, которая по указанию Гитлера развернулась с июля 1940 года, длилась вплоть до начала войны, то есть почти год. На первом этапе, то есть до декабря 1940 года, немецкие стратеги должны были определить концепцию войны с Советским Союзом, отталкиваясь от двух противоположных подходов:
• концентрическое наступление на Москву, предложенное главным штабом сухопутных сил Германии;
• наступление по расходящимся направлениям, выдвинутое Верховным главным командованием Германии.
Свести воедино все подходы и концепции, а также учесть замечания и предложения Гитлера и разработать единый план войны с СССР было поручено Фридриху Паулюсу, чем он и занимался вплоть до июня 1941 года. Совершенно очевидно, что добыть информацию об этой работе нельзя было ничем иным, кроме как агентурными средствами, но агентов в немецких военных штабах у советской разведки не было. А если даже они и были, то их агентурные возможности, судя по всему, стремились к нулю, и отмеченная масштабная работа для военно-политического руководства СССР осталась незамеченной.
С июля 1940 года во главе разведывательного управления Генерального штаба Сталин поставил послушного и удобного человека Голикова Филиппа Ивановича, который докладывал ему лично, минуя начальника Генерального штаба и наркома обороны. Так вот, этот «выдающийся» военный начальник накануне 22 июня 1941 года намеренно предоставил Сталину ложную информацию о состоянии военно-политической обстановки в мире и о ближайших планах Гитлера. В соответствии с его выводами, Германия не планировала агрессию против СССР. Такие действия главы всей военной разведки обычно расценивают как полное невежество в военных вопросах и исключительную степень конформизма. Однако действия Голикова можно определить и как государственную измену, так как сделанная им «неверная оценка»[87]87
В данной ситуации трудно подобрать «интеллигентный» термин, учитывая то, к чему привела неверная оценка Ф.И. Голикова. Самое «приличное», что можно высказать, так это назвать его государственным преступником.
[Закрыть] стала одной из основных предпосылок трагедии 22 июня. И все же, несмотря на это, Сталин не расстрелял начальника разведывательного управления, а отправил его командовать армиями и даже фронтами.
Можно привести похожие цифры и факты, характеризующие колоссальный ущерб от сталинских «чисток» и в службах, отвечающих за контрразведывательную деятельность, то есть за противодействие шпионажу, за борьбу с диверсантами, пресечение саботажа и терроризма. К 1940 году число только расстрелянных чекистов «дзержинской» школы[88]88
Как бы мы ни относились к Феликсу Дзержинскому, но невозможно принизить его заслугу в создании «на ровном месте» одной из самых эффективных спецслужб в мире, укомплектованной высококвалифицированными, подготовленными и преданными Родине кадрами. Попутно хотелось бы отметить, что Дзержинский одним из первых увидел в Сталине могильщика революции.
[Закрыть] достигло 20 тысяч человек.
Кто же пришел в органы государственной безопасности, и чем они занимались? Пришли люди малограмотные, но члены партии и готовые решать задачи, которые им «поставит партия». На 1 января 1940 года доля сотрудников ГУГБ с высшим образованием не превышала 9%, но беспартийных при этом было менее 2% [53].
Эти люди не разбирались в политике, обороне, науке и технике, но они усердно занимались тем, что «выявляли» таких несуществующих «врагов народа», как троцкисты, эсеры и меньшевики, церковники и иные «вредители». Термин «выявляли» взят в кавычки потому, что для этого не надо было прилагать абсолютно никаких усилий. Всех арестованных в тот период можно условно разделить на две категории: к первой относятся те, арест которых предписан Сталиным и его приспешниками, а вторая категория формировалась на основании многочисленных доносов.
Для решения же задач разведки и контрразведки у вновь пришедших сотрудников органов государственной безопасности не было ни квалификации, ни желания, да и задачи такие перед ними «партия не ставила». Они разбивали молотками пальцы на руках и ногах у арестованных, дробили палками кости, отбивали внутренние органы и просто издевались над подследственными. Необходимо было лишь выбить признательные показания, никаких других доказательств в Советском Союзе не требовалось, чтобы выполнить «задание партии» и приговорить к высшей мере наказания любого человека. Именно за эту «работу» они получали медали, ордена, квартиры и иные награды. Для того, чтобы отличиться, не надо было рисковать своей жизнью, прилагать физические усилия по выявлению и поиску диверсантов, не требовалось создавать сложную систему сбора и анализа разведывательной информации. У них не было нужды штудировать иностранные языки, изучать историю, культуру и традиции разведываемых стран, вести кропотливую работу по поиску и вербовке агентуры, в первую очередь источников, способных добывать ценную разведывательную информацию.
Нельзя сказать, что в органы государственной безопасности набирали только отъявленных подонков и мерзавцев, но даже попавшие сюда некоторые порядочные люди не имели необходимой квалификации для решения сложных задач разведывательного и контрразведывательного обеспечения действий советских войск. Например, разведывательный «опыт» руководителя внешней разведки НКВД Павла Ивановича Фитина (назначен в 1939 году) ограничивался работой в редакции издательства «Сельхозгиз». Разведывательное же образование он получил в 1938 году на ускоренных курсах в Школе особого назначения НКВД.
Для некоторых сотрудников органов государственной безопасности атмосфера стала настолько неприемлемой, что они вынуждены были даже кончать жизнь самоубийством. В частности, 04.04.1937 застрелился из табельного оружия начальник Управления НКВД по Горьковскому краю (области) Матвей Самойлович Погребинский, так как ему все чаще и чаще приходилось исполнять сомнительные «задания партии». В июле 1937 года застрелился начальник Харьковского управления НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Соломон Самойлович Мазо, оставив записку: «Товарищи, остановитесь! К чему приведет избиение коммунистов и выколачивание из них ложных показаний?»
Сейчас телевидение все чаще показывает фильмы о героизме сотрудников НКВД, о том, как они «ковали» победу в войне с фашизмом, рискуя жизнью, «сражались» с вражескими диверсантами. Во всех этих фильмах старательно обходится один принципиальный вопрос: почему при таких героических усилиях этих деятелей в приграничной зоне и в тылу у наших войск накануне войны оказались сотни немецких диверсионных групп? Ведь деятельность вражеских диверсантов сводила на нет усилия советских командиров и начальников по обеспечению боеготовности и боеспособности в самый критический момент – в момент начала войны. Почему же герои фильмов о «славном» прошлом органов государственной безопасности не арестовали хотя бы одного диверсанта и не допросили его так же, как в свое время они допрашивали Рокоссовского или Мерецкова? Полученные таким образом сведения имели бы большую ценность, чем показания перебежчика в ранге фельдфебеля, для своевременного приведения приграничных войск в полную боевую готовность.
Знакомясь с такой крайне негативной оценкой деятельности сталинских органов государственной безопасности, многие читатели (особенно знающие) могут сказать, что среди их сотрудников все же были люди патриотически настроенные и даже смелые и бесстрашные. И это истинная правда: любой честный и порядочный человек не может не признать заслуг тех (даже сотрудников НКВД), кто проливал кровь за Родину (пусть даже за Сталина и за Родину) и отдал свою жизнь за победу над фашизмом.
Действительно, в рядах НКВД таких было очень много: начать хотя бы с пограничных войск, которые структурно входили в это карательное ведомство. На пограничные войска был возложен ряд задач по обеспечению государственной безопасности, и они (войска) в отличие от войск подчиненных Тимошенко и Жукова не дрогнули в тяжкую для нашей Родины годину и не побежали, а сражались до последнего патрона, до последней капли крови. Однако, уважаемый читатель, принадлежность пограничных войск к НКВД носила слишком формальный характер – куда только их ни присоединяли за всю историю нашей страны, и даже делали отдельной службой, подчиненной напрямую Верховному главнокомандующему. Для Лаврентия Берии пограничные войска были дополнительной и ненужной ему нагрузкой, которая никакого отношения к карательным функциям его ведомства не имела и не могла иметь.
Другой пример – полковник Танкопий Иван Алексеевич, командир 17-й стрелковой бригады войск НКВД. В ходе боев за Харьков в марте 1943 года именно бригада полковника Танкопия, а не «прославленные» войска Красной армии, составила костяк обороны города. Причем сражаться воинам 17-й стрелковой бригады войск НКВД пришлось с самым сильным соединением в немецких вооруженных силах, а именно со 2-м танковым корпусом СС в составе трех дивизий – «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас Райх» и «Мертвая Голова» (не считая частей и подразделений обеспечения).
В боях за Харьков полковник Танкопий Иван Алексеевич проявил исключительное мужество, бесстрашие и презрение к смерти. В отличие от некоторых советских военных начальников, например адмирала Ф.С. Октябрьского, который в 1942 году бросил свои войска в Севастополе на произвол судьбы и позорно бежал в тыл, Танкопий до последнего дыхания оставался со своими бойцами. Даже будучи раненым, он управлял боем на западном берегу Северского Донца, пока вверенные ему войска переправлялись на восточный берег реки. Второе ранение оказалось для него смертельным, и он погиб, как настоящий герой, в неравном бою с врагом – вечная ему слава.
Однако давайте посмотрим, какое отношение полковник Танкопий имел к НКВД и к карательным функциям этого ведомства. Начинал он свою службу в Красной армии, а затем его перевели в пограничные войска. С начала 1942 года работал в Управлении боевой подготовки внутренних войск НКВД и этом же году назначен командиром 17-й стрелковой бригады войск НКВД. То есть фактически Танкопий всю жизнь был военным, а не сотрудником органов государственной безопасности.
Чтобы понять принципиальную разницу, следует привести сравнение с типичным палачом и карателем, которым, например, был генерал Гвишиани Михаил Максимович.
В 1944 году он руководил насильственной депортацией чеченцев и ингушей в Казахстан, для чего загонял их, как скотину, в товарные вагоны и отправлял по назначению, собственно, как это делали эсэсовцы в Германии. Всех тех, кто не мог передвигаться, то есть стариков, больных, детей Гвишиани убивал. В ауле Хайбах он загнал в конюшню имени Лаврентия Берии более 700 таких бедолаг и сжег их заживо. Гвишиани не сражался с врагами, не спасал Родину от фашизма, он ничем не рисковал и, конечно, не пролил ни капли своей крови, но получил высшую государственную награду за убийство невинных, безоружных и беззащитных людей. Почувствуйте разницу во вкладе обоих в дело боеготовности и боеспособности советских вооруженных сил, в консолидацию советского общества.
Таким образом, наряду с приведением войск в (полную) боевую готовность только при выполнении как минимум всех перечисленных выше условий можно было рассчитывать если не на разгром агрессора, то хотя бы на решительный отпор противнику. Правда, неясно, решился бы Гитлер на войну против СССР, если бы он видел готовность советской военной машины к войне, способность советских командиров и начальников принимать смелые и правильные решения, решимость советских войск оказать упорное сопротивление немецким ударным группировкам, дать сокрушительный отпор агрессору. Пошел бы Гитлер на подобную авантюру, если бы он понимал, что на направлении главного удара войсками ЗапОВО командует грамотный, инициативный, уверенный в себе командующий, способный предвидеть развитие ситуации, предусмотреть своевременные и адекватные меры и взять на себя ответственность за организованное применение вверенных ему войск против агрессора – это большой вопрос.
Судя по всему, трусливая и капитулянтская позиция Сталина, вряд ли достойная руководителя могущественного государства, а также его политика умиротворения фашизма воспринимались военно-политическим руководством нацистской Германии как крайняя форма проявления слабости и недееспособности советского руководства и вселяли в Гитлера уверенность в необходимости и возможности победоносной войны с СССР.
СКАЗКИ ПРО ТО И ПРО ЭТО
В теории фактор неожиданности может сыграть вам на руку. Но на практике в ход вступает сила трения, когда скрип вашей машины предупреждает противника об опасности.
Карл фон Клаузевиц
То, что боевая готовность является лишь одним из обязательных составляющих обороноспособности, но далеко не достаточным, наглядно демонстрирует ситуация с ПрибОВО, войска которого буквально накануне войны все же были приведены в (полную) боевую готовность на основании устных приказов командующего округом генерала Ф.И. Кузнецова[89]89
Никаких (письменных) распоряжений подобного рода из Генерального штаба в ПрибОВО, как, впрочем, и в другие военные округа, так и не поступило.
[Закрыть]. Однако это не спасло их от разгрома.
Во-первых, почти вся авиация ПрибОВО, так же как и ЗапОВО, была сожжена на аэродромах ударами противника с воздуха в первый же день войны. Во-вторых, легко видеть, что и здесь фронт начал «разваливаться» с началом боевых действий и остановить немцев, совсем ненадолго, удалось только на линии Западной Двины. В-третьих, разгром войск ПрибОВО стал отчасти причиной поражения войск ЗапОВО. После того как 3-я танковая группа под командованием генерал-полковника Германа Гота опрокинула советскую оборону в Литве, 39-й и 57-й механизированные корпуса из ее состава повернули на юго-восток и совместно с соединениями 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Гудериана замкнули кольцо окружения войск ЗапОВО западнее Минска, как представлено на карте 1.
Удивительно, что об этом очевидном факте маститые историки не пишут, да и «гений» глубокой наступательной операции не акцентировал на нем внимание читателя в своих воспоминаниях и размышлениях. Правильную оценку реального «вклада» приведения войск ПрибОВО в (полную) боевую готовность в их боеспособность и обороноспособность в тех конкретных условиях дали только несколько исследователей, в числе которых и Никита Баринов [5].
Правда, отмечая это существенное обстоятельство, предпринимаются попытки переложить основную вину за поражения в Белоруссии на командующего ПрибОВО, основываясь на том историческом факте, что он в стык с Западным фронтом (то есть ЗапОВО) расположил 184-ю стрелковую дивизию из состава 29-го литовского стрелкового корпуса.
Действительно, эта дивизия по непонятным причинам в день вторжения дислоцировалась в районе между Алитус и Варена как раз на пути 57-го механизированного корпуса из состава немецкой 3-й танковой группы, то есть на направлении главного удара Сувалки – Алитус – Вильнюс, как представлено на карте 2.[90]90
Как видно из приведенной карты, оборону Вильнюса должен был обеспечивать только один 29-й литовский стрелковый корпус в составе двух стрелковых дивизий – 184-й и 179-й.
[Закрыть]
С началом боевых действий литовские солдаты этой дивизии подняли мятеж[91]91
По некоторым источникам, этот мятеж был заранее спланирован и организован абвером.
[Закрыть], расстреляли своих командиров, а также советских солдат и дезертировали, обеспечив беспрепятственное продвижение соединениям Гота на обширном участке фронта. Совершенно очевидно, что целиком вину с генерала Ф.И. Кузнецова снимать нельзя, однако что реально он мог сделать в той конкретной ситуации, приняв округ в декабре 1940 года, то есть всего лишь за полгода до начала войны?
Во-первых, несмотря на крайне негативные оценки надежности литовских войск[92]92
Генерал Павлов, например, предлагал полностью разоружить национальные армии и ни в коем случае не использовать их в составе советских вооруженных сил.
[Закрыть], 29-й литовский стрелковый корпус (в который и вошла 184-я стрелковая дивизия) был создан приказом наркома обороны № 0191 от 17.08.1940[93]93
Но ведь и нарком обороны подписал этот приказ хоть и в здравом уме, но не по своей воле, а в соответствии с решением Центрального Комитета ВКП(б) и Совета народных комиссаров «По вопросу о преобразовании армий в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР».
[Закрыть] на базе литовской национальной армии[94]94
Этим же приказом были созданы стрелковые корпуса и в остальных двух прибалтийских республиках на базе национальных армий: 22-го эстонского и 24-го латвийского стрелковых корпусов.
[Закрыть] еще в то время, когда ПрибОВО командовал А.Д. Локтионов[95]95
Был арестован 19 июня 1941 года по ложному обвинению в предательстве. Подвергался чудовищным пыткам и издевательствам со стороны палачей из НКВД. Расстрелян без суда и следствия по личному распоряжению Л. Берии 28 октября в Куйбышеве.
[Закрыть] (с июля по декабрь 1940 года). Соответственно, тогда же решался вопрос и о дислокации 29-го стрелкового корпуса и входящих в него дивизий.
Во-вторых, организация взаимодействия двух оперативно-стратегических объединений – это прерогатива Верховного главнокомандования. В данном конкретном случае именно Жуков как начальник Генерального штаба должен был предвидеть очевидный замысел вермахта по охвату группировки войск ЗапОВО концентрическими ударами с юга и с севера через Прибалтику, а значит, предусмотреть меры по усилению стыка двух округов (то есть фронтов) боеспособными и надежными соединениями. Таким образом, если уж и искать виновного в трагедии 22 июня, то начинать нужно именно с начальника Генерального штаба (если не считать Верховного главнокомандующего, то есть Сталина, и наркома обороны, то есть Тимошенко), а уж потом переходить к командующим двумя военными округами.
В-третьих, дислокация соединений опять же входит в компетенцию Генерального штаба и без его санкции командующий военным округом не имел права ее изменять. В-четвертых, применение литовского корпуса (в том числе и 184-й стрелковой дивизии) для прикрытия столицы Литвы Вильнюса был вопросом сугубо политическим: Сталин во что бы то ни стало хотел продемонстрировать пролетарскую солидарность новых советских республик, и это ему «блестяще» удалось. Великолепный пример политической «зрелости» и «дальнозоркости» советского партийного руководства[96]96
Чтобы снять любые сомнения в непредвзятости предлагаемого исследования, необходимо отметить, что 22-й эстонский стрелковый корпус, в отличие от двух других прибалтийских соединений, с первых дней войны сражался доблестно и оказал ожесточенное сопротивление ударным немецким группировкам в районе Порхова, Дна и Старой Руссы. Более того, после войны в Хилове был воздвигнут памятник героическим бойцам этого корпуса.
[Закрыть].
Единственно, что мог в той ситуации сделать (и сделал) Ф.И. Кузнецов, так это категорически запретить любые взаимоотношения с тремя национальными прибалтийскими корпусами по мобилизационным вопросам.
В частичное оправдание командующего ПрибОВО в связи с прорывом советской обороны в направлении Сувалки – Алитус – Вильнюс можно привести еще одну достаточно вескую причину, которая заключается в том, что он располагал силами в полтора с лишним раза меньшими, чем Павлов. А ведь Ф.И. Кузнецову необходимо было организовать оборону и на остальном участке фронта к северу от Сувалок. Здесь весьма уместно отметить, что хотя Гитлер главный удар наносил в направлении Брест – Барановичи – Минск силами самой мощной 2-й танковой группы Гудериана, именно в районе Сувалки была достигнута наибольшая концентрация немецких войск, в основном за счет 3-й танковой группы Гота, что и демонстрирует карта 3.
Соответственно, такая дислокация немецких войск и вытекающие из этого очевидные планы вермахта требовали от советского командования построения эшелонированной обороны не вообще, а именно на угрожаемых направлениях (а как иначе?). Можно предположить, что эти прописные истины не в полной мере были знакомы командующим ЗапОВО и ПрибОВО и они не смогли правильно разобраться в обстановке. Но где же были выдающиеся военные начальники (как об этом пишется во многих энциклопедиях) Тимошенко, Жуков и Шапошников?[97]97
Не приходится даже говорить о руководящей и вдохновляющей роли коммунистической партии (тогда партии большевиков). Совершенно неясно, какая сила помешала партии в тот исключительно тяжелый для страны момент вдохновить личный состав и руководство ЗапОВО и ПрибОВО на решительный разгром врага и победу малой кровью.
[Закрыть]
Даже если допустить, что они в оценке численности и концентрации немецких сил в районе Сувалки ошиблись раз в десять в меньшую сторону (хотя, конечно, это никак не красит ни наркома обороны, ни тем более начальника Генерального штаба), то образовавшийся здесь «классический» выступ (как это видно из карты 3) должен был натолкнуть любого мало-мальски разбирающегося в оперативном искусстве генерала на мысль о возможности удара именно оттуда. Если к этому добавить, что южнее направления Сувалки – Алитус – Вильнюс советских войск, по существу, не оказалось[98]98
Из карты 3 видно, что немецкому 57-му механизированному корпусу на границе противостояла только 128-я стрелковая дивизия. Других советских войск на глубину до 100 километров на пути у этого корпуса не было.
[Закрыть], то станет ясно, что тут и больших сил-то не требуется, чтобы, не встречая никакого сопротивления, «доехать» до Минска с северо-запада, а не с боями прорываться к столице Белоруссии.
Даже беглое изучение опыта боевых действий в Польше и Франции, поверхностные представления о методах ведения маневренной войны, а также минимальные знания принципов применения механизированных соединений позволяют уверенно предсказать, по каким направлениям немцам следует наносить удары из района Сувалки. И действительно, 57-й механизированный корпус беспрепятственно прошел именно по маршруту Сувалки – Варена – Вороново с тем, чтобы, не ввязываясь в бои, в максимально сжатые сроки охватить приграничную группировку войск ЗапОВО и совместно со 2-й танковой группой окружить ее в районе Минска.
Наконец, еще одно заблуждение некоторых историков относительно боевой готовности, которое они всеми силами пытаются навязать неискушенным читателям, связано с тем, что мероприятия по повышению боевой готовности подменяются действиями по приведению войск в повышенные степени боевой готовности. Смысл сказанного состоит в том, что любая тренировка, учение и занятие потенциально направлены на повышение боевой готовности, но не эквивалентны действиям по приведению войск в повышенные степени боевой готовности. Так, отработка действий инженерно-техническим составом по подвеске на самолеты снаряжения, боеприпасов и оружия способствует повышению боевой готовности, так как такие тренировки потенциально[99]99
Термин «потенциально» применен не для красного словца, а потому, что любая тренировка в мирное время проводится в идеальных условиях. При этом ее время, как правило, выбирается с таким расчетом, чтобы не нарушать учебных планов.
[Закрыть] позволяют сократить время подвески первого боекомплекта, а значит, сократить и время приведения авиационной части в полную боевую готовность.
Даже внедрение и освоение технологии закрытой заправки самолетов топливом способствует повышению боевой готовности, так как позволяет сократить время подготовки самолета к (повторному) вылету и повысить безопасность этого ответственного технологического процесса.
Повышению боевой готовности содействует и совершенствование системы оповещения с целью сократить время доведения сигнала (тревоги) до личного состава и оптимизировать алгоритм его передачи. Таким образом, система оповещения является компонентом боевой готовности, условием обеспечения высокой боевой готовности и средством приведения войск в повышенные степени боевой готовности. Касаясь оповещения как важнейшего компонента боевой готовности, весьма уместно охарактеризовать «идеально продуманный» порядок доведения до войск сигнала подъема по тревоге в 1941 году.
Этот сигнал передавался от инстанции к инстанции (сверху вниз) шифрованной телеграммой с довольно кратким содержанием, которое однозначно требовало приступить к выполнению плана прикрытия, а значит, объявить в войсках тревогу и привести их в полную боевую готовность. Таким образом, он должен был пройти следующую цепочку:
нарком обороны → командующий военным округом → командующий армией → командир дивизии (части)
Причем на каждом этапе телеграмму необходимо было расшифровать, прочитать и уяснить ее смысл, вновь зашифровать новое сообщение (другим шифром) и отправить в нижестоящую инстанцию. В каждом случае телеграмма должна быть подписана командующим (наркомом обороны), начальником (Генерального) штаба и членом (Главного) военного совета. И только командир части (дивизии) доводил этот сигнал до подчиненного ему личного состава без подписей и применения шифровальной техники, а именно звуковой сиреной, голосом по телефону, а также посыльными через (оперативного) дежурного.
Читатель может сам прийти к пониманию абсурдности существовавшего в то время порядка доведения сигнала о приведении войск в (полную) боевую готовность и оценить время, необходимое для его передачи от наркома обороны до солдат и офицеров непосредственно в войсках. По-хорошему начинать оповещение необходимо было чуть ли не за сутки, почти как в Римской империи в I веке до нашей эры. Описанный порядок – не шутка и не розыгрыш, а показатель степени деградации сталинской «школы» государственного и военного управления.
Особое «восхищение» вызывает тот факт, что и командующий военным округом, и командующий армией вынуждены были подписывать у (своего) члена военного совета приказ о подъеме войск по тревоге, несмотря на то, что такая директива из Москвы должна приходить за подписью наркома обороны, начальника Генерального штаба и члена Главного военного совета. Создается впечатление, что Сталин этот порядок исходно задумал таким образом, чтобы нельзя было своевременно привести войска в (полную) боевую готовность или по крайней мере максимально затруднить этот процесс.
Нелепость указанного порядка была столь очевидна, что командующий ПрибОВО генерал Ф.И. Кузнецов вынужден был в пределах своих полномочий пойти на крайний шаг и внести в него некоторые коррективы, а также предусмотреть дополнительные меры по оперативному оповещению. В директиве военного совета ПрибОВО № 00224 от 15.06.1941 «О порядке оповещения войск округа» предусматривалась возможность передачи информации о начале войны по радио открытым текстом с применением кодовых слов [2]:
«4. Донесения по радио посылать открытым текстом, ему должен предшествовать пароль “СЛОН” и цифра, шифрующая должность доносящего (см. приложение 1). Для проверки подлинности донесения в конце его должен стоять отзыв “СНАРЯД”. Донесение должно быть отправлено через радиостанции 11-АК или РСБ на волне 156. Для своевременного получения донесения приемники всех штабов соединений с 17.6.41 г. должны стоять на волне 156».
Трудно назвать какие-либо мероприятия в повседневной деятельности войск (не связанные со строительством гаража для командира части или соединения[100]100
Предвидя ухмылку тех читателей, которые абсолютно уверены, что во времена Сталина коррупции не существовало, хочется, например, отметить, что маршал Кулик Григорий Иванович, злоупотребляя своим служебным положением, в сентябре – ноябре 1944 года, то есть когда шла война, а Путин и Медведев еще не родились и до назначения Сердюкова на должность министра обороны было еще очень далеко, привлекал красноармейцев к строительству своей личной дачи под Москвой. Кроме того, он использовал подчиненных ему военнослужащих для охраны незаконно захваченной им дачи в Крыму.
[Закрыть]), которые бы не способствовали делу повышения боевой готовности. Весьма поучителен в понимании деятельности по обеспечению боевой готовности уже упомянутый Приказ войскам ПрибОВО № 0052 от 15.06.1941 [1], в котором, в частности, говорится:
«Проверка боевой готовности частей округа показала, что некоторые командиры частей до сего времени преступно не уделяют должного внимания обеспечению боевой готовности и не умеют управлять своими подразделениями и частями. <…>
Готовность бойцов 90-й стрелковой дивизии плохая – ранцы не укомплектованы, воды во флягах нет, снаряжение не подогнано. <…>
Распределение продуктов на суточные дачи в 286-м стрелковом полку не произведено, и бойцы суточной дачи на руках не имеют».
Приведенный фрагмент из приказа командующего ПрибОВО наглядно демонстрирует блестящее знание генералом Кузнецовым Федором Исидоровичем всех тонкостей воинской службы и прекрасное владение им информацией о состоянии вверенных ему войск[101]101
Нужно учитывать, что Ф.И. Кузнецов хоть и имел хорошую подготовку, но на должность командующего ПрибОВО был назначен только в декабре 1940 года. Разобраться же в таком большом «хозяйстве», как военный округ, непросто, а тем более навести в нем порядок.
[Закрыть].
Еще один яркий пример по обеспечению боевой готовности можно найти в директиве Генерального штаба войскам западных военных округов от 13.06.1941. В ней, в частности говорится:
«1. Для повышения боевой готовности войск округам все глубинные стрелковые дивизии и управления стр. корпусов с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)».
В самой директиве нет ни слова о приведении войск в (полную) боевую готовность, и она этого не требует. Но из нее вытекает, что новая (видимо, более выгодная) дислокация некоторых (глубинных) соединений будет способствовать повышению (обеспечению) боевой готовности.
Поэтому главнокомандующий, а тем более Верховный, должен очень хорошо понимать, что именно он требует от подчиненных ему войск, применяя в директивах термин «боевая готовность».
Завершая условно теоретическую оценку соотношения между боевой готовностью и другими составляющими обороноспособности и боеспособности, необходимо показать реальное состояние советских войск и системы их управления в 1941 году, а также общий уровень подготовки советских командиров и начальников. Все эти показатели наиболее ярко продемонстрировала вторая агрессия Советского Союза во Второй мировой войне[102]102
Сторонники преступного сталинского режима стыдливо обходят принципиальный политический вопрос вступления Советского Союза во Вторую мировую войну в качестве международного агрессора, да еще и в роли союзника фашистов. Сталин начал эту войну хоть и с опозданием, но именно с того, что вместе с Гитлером как шакал утопил в крови Польшу, растоптав при этом Польско-Советский договор о ненападении от 25 июля 1932 года, согласно которому стороны, в частности, обязались воздерживаться от всяких агрессивных действий друг против друга. После этого, пользуясь враждебным нейтралитетом Германии по отношению к Финляндии, Сталин решил уничтожить и эту скандинавскую страну.
[Закрыть], то есть захват силой части территории Финляндии.
Против этой крошечной (по советским меркам) страны Сталин выставил группировку войск, на порядок превышавшую все вооруженные силы Финляндии. Так, на 11 февраля 1940 года группировка советских войск составляла более 460 тысяч человек, то есть почти в три с лишним раза превышала войска финнов. Танков же было выделено в 44 раза, а самолетов почти в 12 раз больше. Казалось бы, что при таком немыслимом перевесе советские войска должны были за пару дней буквально стереть финнов с лица земли. Однако все оказалось совсем не просто, и горстка защитников Финляндии действительно смогла оказать жесточайшее сопротивление советским войскам и нанести им огромный урон. В результате этой кампании потери Советского Союза составили без малого 400 тысяч человек по личному составу (в шесть с лишним раз больше, чем у финнов), почти 2400 танков, или в 300 раз больше, чем у финнов[103]103
Финляндия из имевшихся 30 морально устаревших танков потеряла только восемь, отсюда такое немыслимое соотношение в потерях 1: 300.
[Закрыть], и около 750 самолетов, то есть в 12 раз больше, чем у защищавшейся стороны.
Если оценивать результаты советско-финской войны с позиций большой политики и исходя из стратегической оценки сложившейся ситуации, то Сталин и Молотов нейтральную Финляндию своими собственными руками превратили в заклятого врага Советского Союза. Таким образом, они заранее обрекли Ленинград на полную блокаду, а сотни тысяч его жителей – на голодную смерть. Этого можно было избежать, только лишь следуя народной мудрости «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться». Блестящий пример политической «прозорливости», «глубочайшей» оценки военно-политической обстановки и стратегической «дальновидности».
Оценивая же ход советской агрессии против Финляндии[104]104
При описании войны с Финляндией все без исключения отечественные историки прибегают к самым изощренным лингвистическим «технологиям». Так, у Валерия Замулина находим такую фразу, которую могло придумать только сталинское Политбюро [46]: «В ноябре 1939 г. вспыхнул советско-финляндский конфликт». Этот феноменальный эвфемизм означает буквально, что этой войны никто не хотел, но ударила молния и только от ее воздействия вспыхнул военный конфликт, в результате которого потери СССР достигли астрономической величины.
[Закрыть] с военной точки зрения, нельзя не заметить, что если бы советские войска, которые не уступали вермахту ни по численности, ни по оснащению, в июне 1941 года сражались бы так же, как и финны, с такой же интенсивностью уничтожали бы немецкие танки и самолеты, то непонятно, смог бы Гитлер дойти хотя бы до Минска, а не то что до Москвы.
Как можно было не понять ужасающее состояние советской военной машины при таком унизительном соотношении потерь в войне с противником, которого, по-хорошему, следовало назвать мухой по сравнению с Советским Союзом? Сталин скрыл размер потерь и от советского народа, и от конституционных органов власти, и даже от партийных руководителей. Но ведь кроме Сталина об этом, в конце концов, знал Тимошенко, который командовал группировкой советских войск на Карельском перешейке и который сразу после этого был повышен до наркома обороны[105]105
Сталин буквально вынужден был сместить с этой должности своего партийного друга Климента Ворошилова, который явно ей не соответствовал.
[Закрыть], видимо, за «блестящее» управление войсками в войне с Финляндией.
Неужели Сталину и Тимошенко после этой пирровой победы было непонятно, что они не то что умением, но даже числом воевать не умеют? Что же эти деятели сделали, чтобы исправить ситуацию, какие уроки они извлекли из столь позорной войны? Чтобы не бросать тень на многих советских командиров, которые вынуждены были проливать кровь на поле боя и ценой своей жизни обеспечили реализацию преступных планов Сталина по захвату части территории Финляндии, необходимо совершенно однозначно отметить, что нежелание воевать умением исходило в первую очередь от Сталина.
Для того чтобы воевать не числом, а умением, необходимо было, во-первых, выработку решений и управление войсками поставить на научную основу. Во-вторых, для этого нужны были независимо мыслящие генералы и офицеры. В-третьих, им пришлось бы предоставить право свободно выражать свои мысли, идеи и предложения и даже отмечать ошибки вышестоящих начальников. При таком подходе «дурь» некоторых маршалов и самое главное – будущего генералиссимуса[106]106
Это звание Сталин присвоил себе 27.06.1945, уже на второй день после его введения указом Президиума Верховного Совета СССР по предложению ЦК ВКП(б).
[Закрыть] выплывала бы на поверхность чуть ли не ежедневно. Однако, как известно, научность, творчество и свобода мысли в принципе составляют главную угрозу тоталитаризму, то есть в то время в нашей стране единоличной и безграничной власти Сталина. Для него же власть представляла наивысшую ценность, значительно более высокую, чем идеалы марксизма-ленинизма, а тем более интересы государства, страны и народа. Поэтому главным врагом для Сталина были научность и свобода мысли. В такой системе независимо мыслящие командиры просто не могли выжить, и единственным способом для них остаться в живых был тотальный конформизм[107]107
Чтобы у читателя не было и тени сомнений относительно последствий любой критики в адрес «вождя народов», можно, в частности, вспомнить трагическую судьбу двух генералов, героев Великой Отечественной войны Василия Николаевича Гордова и Филиппа Трофимовича Рыбальченко, разговор которых на квартире у В.Н. Гордова 28.12.1946 года (то есть уже после войны) был подслушан органами государственной безопасности. Оба генерала за критические замечания в адрес Сталина были расстреляны.
[Закрыть].