Текст книги "Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне?"
Автор книги: Геннадий Лукьянов
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
ЭКОНОМИМ КРОХАМИ, А ПРОМАТЫВАЕМ ВОРОХАМИ
Иногда кратчайший путь на юг лежит по дороге, ведущей на север.
Китайская мудрость
В соответствии с целями исследования осталось определить, насколько адекватно Гитлер и Сталин оценили военно-политическую обстановку того времени, основываясь на имеющихся у них исключительно объективных и достоверных данных. Сейчас не вызывает сомнений тот факт, что оба фатально ошиблись, поэтому главное в таком анализе состоит в том, чтобы выявить эти ошибки и вскрыть причины их возникновения.
Так как в любой сложной деятельности (а руководство государством – это, безусловно, самый сложный вид деятельности) ошибки и просчеты неизбежны, то в приведенном анализе речь идет о фатальных с точки зрения проблемы 22 июня ошибках. Там, где уместно, отмечаются и иные существенные просчеты, но которые все же не были решающими в смысле предмета исследования.
Начало конца (ошибка Гитлера)
Идя на бой, готовься к пораженью,
Нет лавров у судьбы победу увенчать.
Молчат оракулы и ложь те откровенья,
Что пифии должны нам прорицать.
Джеймс Томсон. Город жуткой тьмы[190]190
Перевод с английского. В оригинале:
То sense that every struggle brings defeat
Because Fate holds no prize to crown success;
That all the oracles are dumb or cheat
Because they have no secret to express.
James Thomson. The City of Dreadful Night. 1882.
[Закрыть]
Как бы мы ни относились к общефилософским законам развития природы и общества, которые открыли и сформулировали сотни лет тому назад великие мыслители, но феномен 22 июня еще раз подтверждает их объективный характер и неотвратимость действия. Главная ошибка нацистской верхушки при оценке объективных данных с военно-политической точки зрения состояла в том, что не был принят во внимание один из основных законов философии, а именно закон перехода количества в качество, хотя Гитлер располагал всей необходимой информацией, чтобы предвидеть результаты его действия по двум направлениям.
Во-первых, суть молниеносной войны заключается в достижении тактической внезапности, быстром прорыве обороны противника и стремительном продвижении танковых (механизированных) соединений, не считаясь с потерями и невзирая на открытые фланги. Успешный прорыв и быстрое продвижение необходимо немедленно использовать для окружения войск противника концентрическими ударами с целью последующего расчленения и уничтожения окруженных группировок. Краеугольным моментом в этом кратком и внятном изложении является обязательное сочетание тактической внезапности и быстрого продвижения ударных группировок – без тактической внезапности невозможен эффективный прорыв обороны и, соответственно, последующее быстрое продвижение ударных группировок. В этой связи крупнейший идеолог танковой войны Гудериан считал, что артиллерийская подготовка только вредит достижению внезапности и поэтому в случае реализации принципов танковой войны ее проводить нецелесообразно [26]. В то же время он придавал большое значение авиационной поддержке ударным танковым группировкам при прорыве обороны и их последующем продвижении в глубь обороны противника.
В качестве основы для разработки теории молниеносной войны служили исследования австрийского генерала Эймансбергера, который ввел термин «танковая война» в одноименной книге, изданной в Мюнхене в 1934 году. В своих исследованиях он исходил из огромных масштабов будущей войны, в которой примут участие массовые армии, вооруженные большим количеством танков, авиации, артиллерии и других боевых средств. Однако, обосновывая общевойсковой характер и значительные масштабы будущих войн, а также необходимость развития всех родов войск, Эймансбергер считал ключевым и решающим родом сухопутных сил танки. Все прочие рода войск, по его мнению, должны были лишь содействовать танкам и использовать их достижения. Только танк способен противостоять силе современного огня, преодолеть его и привести к решающей победе. Пехоту он рассматривал как второстепенный и маломощный род войск, в задачу которого могло входить лишь пленение противника, уцелевшего после наступления танковых войск.
Корни стратегии танковой войны лежат в Первой мировой войне, когда на поле боя наряду с авиацией (и, конечно, артиллерией) впервые появились танки и сразу проявились их уникальные боевые возможности. Благодаря талантливой организации боевых действий со стороны немецких военных начальников, учитывающей реальные условия боевого применения и особенности оперативной обстановки, стратегия танковой войны прекрасно себя оправдала в «ухоженной» Западной Европе на относительно небольших территориях при оккупации Германией Польши и Франции в 1939–1940 годах. Забегая далеко вперед, приходится признать оперативную грамотность Гудерина и его способность стратегического предвидения. Через несколько десятков лет эту тактику буквально так, как она была изложена в 30-х годах (прошлого столетия), блестяще и с ошеломляющим успехом применил Израиль в 1967 году в ходе так называемой шестидневной войны с Египтом на Синайском полуострове. При этом Египет, как наверняка догадается читатель, имел значительное численное преимущество перед Израилем и располагал лучшей боевой техникой советского производства[191]191
На вооружении египетской армии стояли лучшие по тем временам советские танки Т-55 (мощная броневая защита и пушка калибра 100 мм), а Израиль располагал устаревшими машинами Второй мировой войны, а также небольшим количеством американских танков М-48 (или «Патон 48») разработки 1950 года с пушкой калибра 90 мм. Однако в любой войне, а тем более в танковой, решающую роль играет не качество боевой техники (в данном случае танков), а качество командиров и экипажей.
[Закрыть], но тем не менее потерпел сокрушительное поражение.
Однако, как известно, самые «красивые» стратегические планы остаются лишь бумагой, если их реализация не подкреплена материально-техническим обеспечением (далее МТО), в первую очередь боеприпасами, горюче-смазочными материалами и продовольствием. И это требование наиболее актуально для танковой войны в связи с высокими темпами продвижения ударных группировок и существенным усложнением решения задач МТО, что обусловлено растягиванием линий снабжения, не говоря уже об условиях местности. И в этом случае, как, впрочем, и во всех других, количественные характеристики танковой войны могли достигаться только в пределах некоторого круга качественных условий. Диалектический подход неизбежно наталкивал на мысль, что в целом правильная идея молниеносной войны может разбиться вдребезги о «мелкие, но острые камешки» некоторых уникальных геополитических факторов, отличных от тех, которые характерны для Западной Европы.
Философское противоречие между быстрыми темпами продвижения ударных группировок и отставанием служб МТО начало проявляться уже в ходе вторжения Германии во Францию. Достаточно вспомнить, что из-за нехватки боеприпасов и топлива для наступающей бронетанковой техники Роммель в ходе своего рейда при «прощупывании» обороны противника вынужден был остановить свою 7-ю танковую дивизию в 50 километрах за линией фронта – дистанция малосущественная для бескрайних просторов СССР. Да и Израиль столь блистательной победы над Египтом в июне 1967 года добился на территории, которая по площади не сравнима даже с зоной ответственности советских приграничных военных округов на границе с Германией. Фактически на Синайском полуострове не могло быть и речи о стратегической глубине обороны, так как она составляла не более 150 километров. Поэтому главные оперативные задачи в той шестидневной войне были решены израильскими танковыми группировками уже в первый день операции.
Таким образом, исходя из соотношения между глубиной обороны и возможностями по продвижению ударных танковых группировок, следовало ожидать, что фактор тактической внезапности нападения Германии на СССР при увеличении глубины фронта и растягивании линий снабжения на многие сотни километров[192]192
Гитлер планировал дойти до Урала, и тогда протяженность линий снабжения составила бы несколько тысяч километров.
[Закрыть] начнет постепенно «угасать» и на первый план выступят стратегические преимущества обороняющейся стороны. И действительно, в ходе вторжения Германии в Советский Союз по мере расширения линии фронта и увеличения его глубины, а также усложнения территории и ухудшения климатических условий ситуация начала качественно меняться. Так, для обеспечения действий 2-й танковой армии[193]193
2-я танковая группа была переименована в армию 5 октября 1941 года, но новое название не добавило Гудериану ни одного лишнего танка и ни одного лишнего солдата. Вслед за этим 25 октября в армию была переименована 1-я танковая группа генерал-полковника Эвальда фон Клейста, а 3-я и 4-я танковые группы были переименованы в армии 1 января 1942 года.
[Закрыть] Хайнца Гудериана по мере ее продвижения к Туле в сентябре – ноябре 1941 года немцам пришлось пойти на крайние меры, и топливо для танков они сбрасывали в бочках с транспортных самолетов, так как задачу снабжения ударных танковых группировок не удавалось решить успешно с помощью автоколонн. Достаточно почитать мемуары немецких танковых мастеров и командиров, которые знали ситуацию не понаслышке, чтобы увидеть, что по мере удаления от 22 июня 1941 года в их описаниях исчезают термины, характерные для молниеносной войны в целом и танковой в частности.
Весьма примечательна в этом плане оценка хода наступления второго дня (а не второго месяца), которую дает командующий 3-й танковой группы Герман Гот в своей знаменитой монографии «Танковые операции» [24]:
«После огромного успеха, достигнутого в первый день наступления, события второго дня не оправдали ожиданий. Причина – не действия противника и не ошибки наших войск и командования, а трудности, связанные с условиями местности. Моторизованным соединениям предстояло в этот день продвигаться по холмистой песчаной местности, покрытой густым девственным лесом, по местности, где, пожалуй, еще не появлялась автомашина. Все обозначенные на карте шоссе, ведущие с запада на восток, оказались полевыми дорогами. Движение по ним (особенно автомашин французского производства) было почти невозможно. Машины, проходя по глубокому песку или преодолевая крутые подъемы, все время застревали и останавливали всю следующую за ними колонну, так как возможность объезда на лесных дорогах полностью исключалась. Колонны становились длиннее, продвижение медленнее. Даже слабое сопротивление противника, оказываемое головным подразделениям, вынуждало всю колонну останавливаться на длительное время, ибо о развертывании и думать было нечего».
Исключительно тяжелую картину развития событий в ходе наступления немецкой 2-й танковой армии на Тулу после того, как Гудериан 26.10.1941 отдал своим войскам соответствующий приказ, описывает Франц Куровски[194]194
Франц Куровски (17.11.1923–28.05.2011) – видный немецкий писатель. В годы Второй мировой войны служил в Африканском корпусе под командованием Эрвина Роммеля. Автор многочисленных работ по теме Второй мировой войны.
[Закрыть] на основании собранных им материалов[195]195
В книге собраны свидетельства и воспоминания лучших немецких танковых мастеров Курта Книспеля, Карла Николусси-Лека и Германа фон Оппельн-Брониковски, а также документальные материалы о боевых действиях с их участием.
[Закрыть] [19]:
«Установилась теплая погода, и проходившие машины превращали дорогу в грязное болото. Танки постоянно застревали в глубоких ямах, их приходилось вытаскивать… Немецкие танки стреляли спорадически, поскольку боеприпасов осталось мало. Из-за глубокой грязи смогли пробиться лишь немногие грузовики с припасами… Пройти не представлялось возможным, немецкие наступающие силы были слишком слабыми. Причина этой слабости была не в предшествовавшей обороне русских, решающим фактором стала глубокая, липкая грязь. Именно она затормозила все продвижение. Не хватало боеприпасов. Подбитые танки невозможно было ремонтировать, поскольку ремонтники не могли добраться до них… В итоге немногие оставшиеся танки встали из-за отсутствия горючего».
В приведенном описании также обращает на себя внимание тот факт, что его автор не жалуется на «упорное» сопротивление советских (в тексте русских) войск, которое без цифр и фактов представлено во многих ура-патриотических повествованиях. Суть происходившего состояла в том, что реальные технические характеристики бронетанковой и иной техники в тех конкретных природно-климатических и географических условиях не позволяли немецким танковым и механизированным группировкам продвигаться в принципе. В результате в ноябре 1941 года о молниеносной войне пришлось забыть напрочь, и ранним утром 06.12.1941 в 15 километрах южнее Тулы, в Ясной Поляне, генерал-полковник Гудериан принял решение прекратить наступление (без согласования с Гитлером)[196]196
За что и был вскоре отстранен от должности и отправлен в Германию.
[Закрыть]. Он был вынужден отвести передовые части 2-й танковой армии и перейти к обороне, чтобы сохранить основные силы своего объединения.
Схожую оценку роли пространства и климата дают и представители других военных профессий (не танкисты). Так, сотрудник разведывательного отдела 8-го армейского корпуса, входившего в битве под Сталинградом в пресловутую 6-ю армию вермахта, Иоахим Видер проводит такую параллель между нашествием в Россию Наполеона в 1812 году и вторжением в СССР фашистской Германии [30]:
«Зловещее русское пространство еще раз поглотило сотни тысяч людей. Несмотря на трагический опыт Наполеона, снова были в ужасающем масштабе игнорированы элементарные факторы – географический и метеорологический. Современное суеверие, будто с помощью машин и моторов можно совершить невозможное и преодолеть опасности, которые таят в себе безграничные пространства, также способствовало нашей катастрофе».
Приведенные Видером довольно жесткие термины – «проигнорированы элементарные факторы – географический и метеорологический» – необходимо воспринимать исключительно применительно к высшим руководителям фашистской Германии и непосредственно к Гитлеру. Как было уже отмечено ранее, профессиональные военные при разработке планов вторжения эти «элементарные» факторы поставили чуть ли не на первое место. Дилетантское и легкомысленное отношение нацистской верхушки к исключительно сложным проблемам неопределенности исхода сражений стратегического масштаба и учета природно-климатических и географических условий подтверждает реакция Гитлера на доклад генерала Паулюса (заместителя начальника главного штаба сухопутных сил) о трудностях снабжения войск в зимних условиях [36]:
«Эту болтовню… я не намерен больше слушать. Никакой зимней кампании не будет. В этом отношении вы можете положиться на мое дипломатическое искусство. Нашей армии нужно только нанести русским несколько хороших ударов… Тогда выяснится, что русский колосс стоит на глиняных ногах. Я категорически запрещаю говорить при мне о зимней кампании!»
Тем не менее, несмотря на заверения Гитлера, зимняя кампания все же наступила, и много написано на тему пагубного воздействия русских морозов на немецкую армию. Все эти аргументы сводятся примерно к следующей формулировке [38]:
«Однако германская и чехословацкая[197]197
Хотелось бы еще раз напомнить читателю, что значительная (то есть более одной трети) часть танков в составе немецких ударных группировок была чешского производства. Все они имели слабое бронирование (лобовая броня 25 или 35 мм) и вооружение (пушку калибра 37 мм). Говорить об их готовности к эксплуатации при низких температурах вообще не приходится.
[Закрыть] бронетанковая техника оказалась совершенно не приспособленной к условиям эксплуатации в условиях низких температур…
Внедорожники, как и другие германские автомобили и танки, создавались для европейских условий (имеется в виду – для условий Западной Европы), и их эксплуатация в сорокаградусный мороз не предполагалась. Масла и дизельное топливо в условиях низких температур загустевали, а личный состав германской армии просто не имел опыта по оперативному “оживлению” замороженной техники».
Весьма показательна в этом отношении история со служебным автомобилем командующего Западным фронтом, то есть Г.К. Жукова. В конце 1941 года он сменил отечественный ГАЗ-61 на германский штабной «Хорьх»[198]198
Жуков понимал толк в роскошных автомобилях, а «Хорьх» в ту пору был, пожалуй, самым роскошным. Именно этот автомобиль предпочитали высшие нацистские чины, в частности Геринг, Гиммлер, Борман и Риббентроп. Хотелось бы обратить внимание читателя на тот факт, что «маршал победы», несмотря на свою «исключительную» занятость государственными делами, вывез из Германии несколько (не один и не два, а больше) автомобилей марки «Хорьх», видимо подаренных ему побежденными руководителями Третьего рейха. И это при том, что за мародерство в Германии был расстрелян не один десяток советских офицеров.
[Закрыть]. Этот автомобиль имел полный привод, отопление салона, антиобледенители лобового и заднего стекол и, конечно, очень мягкий ход. Однако в сорокаградусный мороз на фронте мотор «Хорьха» заглох, после чего в колонну сопровождения командующего фронтом стали брать и отечественный ГАЗ-61 [38].
Если говорить четким военным языком, то немецкая автобронетанковая техника никоим образом не отвечала условиям ведения войны даже на европейской части Советского Союза.
Влияние природно-климатических условий на боевые действия не имеет каких-либо национальных, этнических или партийных границ, и от бездорожья в равной степени страдали и советские войска, что убедительно подтверждает следующее описание хода переброски танковой бригады Катукова из Кубинки в район поселка Чисмены (под Волоколамском) в октябре 1941 года [48][199]199
Как утверждает Катуков, он планировал перебросить бригаду по шоссейным дорогам через Москву (видимо, по Минскому и Волоколамскому шоссе), но некий генерал из штаба (Западного) фронта, должность и фамилию которого он в своих мемуарах не называет, потребовал организовать движение по проселочным дорогам напрямую от Кубинки до поселка Чисмены.
[Закрыть]:
«Танки и штабные машины с трудом пробирались по разбитым проселочным дорогам. Даже “тридцатьчетвертки” садились днищем на междуколейные бугры.
Это был тяжелейший марш. Танки, густо коптя, надсадно ревели, выбираясь из глубоких колдобин».
Вероятно, многим читателям покажется банальным следующее утверждение, но климатические и природные условия в жизни человека всегда играли решающую роль, и это в полной мере относится и к военной сфере. Для иллюстрации зависимости хода и исхода боя от природной среды и климата можно привести малоизвестный, но весьма поучительный исторический факт разгрома римской армии германскими племенами. Это уникальное событие произошло в сентябре девятого года нашей эры в Тевтобургском лесу (в западной части современной Германии). Три римских легиона общей численностью около 37 тысяч человек, которыми командовал Квинтилий Вар, были наголову разгромлены германскими племенами под руководством сына вождя херусков Арминия, который имел в своем распоряжении в четыре раза меньше сил, чем римский полководец[200]200
Здесь необходимо пояснить, что римляне в ту пору широко практиковали призыв на службу в свои вооруженные силы мужчин из покоренных территорий. Таким образом, Арминий, будучи юношей, оказался в римской армии и получил хорошую военную подготовку. Однако не должно быть никаких сомнений в том, что по уровню боевой подготовки и опыту управления войсками он не мог равняться с профессиональным полководцем Квинтилием Варом.
[Закрыть].
Историки и специалисты объясняют это невиданное в истории Римской империи поражение двумя крайне неблагоприятными для римлян факторами природного характера. Во-первых, рельеф и иные условия местности лишали римлян их основного тактического преимущества, то есть согласованных действий подразделений в годами отработанных боевых порядках. Во-вторых, непогода, принявшая в то время крайние формы, сделала римское войско неповоротливым и небоеспособным: сильные ливни и бури, а также низкие температуры чрезвычайно затрудняли движение и действия римских легионов, промокшие щиты римлян потеряли свои боевые характеристики, грязь не давала возможности продвигаться воинам в тяжелых доспехах. В то же время легко вооруженные германцы перемещались быстро, что обеспечивало им преимущество в маневре силами. Римские легионы, идеально подготовленные к сражениям в хороших климатических условиях, на равнине при относительно статичном характере боя, оказались полностью не приспособленными к маневренным боевым действиям в непогоду на пересеченной и лесистой местности.
Ситуацию для Квинтилия Вара серьезно усугубляло и то, что его войско полностью лишилось «огневой» поддержки, так как намокшие от дождя луки римлян совершенно потеряли боеспособность. Дело в том, что для изготовления тетивы римского лука шли сухожилия животных. Такой лук был великолепным оружием в сухую погоду, но при воздействии влаги тетива полностью теряла упругость и лук превращался в бесполезную палку. Благодаря этому германцы могли с близкого расстояния безнаказанно забрасывать своих противников дротиками и легкими копьями, нанося им сильный урон.
В результате трехдневного сражения Римская империя впервые за всю свою историю потеряла 10% своих вооруженных сил[201]201
Оставшиеся в живых римские офицеры и сам Квинтилий Вар покончили жизнь самоубийством, чтобы не попасть в плен к германцам.
[Закрыть], и это сокрушительное поражение им нанесли находящиеся в численном меньшинстве неграмотные, необученные и слабо вооруженные крестьяне из германских племен, а не сильная, подготовленная и хорошо оснащенная армия, типа карфагенской[202]202
Потери римлян в битве при Каннах (на юге Италии) в 216 году до н.э. оцениваются в 60 тысяч человек. Но это поражение римскому войску нанесла сильнейшая в мире армия, подготовленная, обученная и закаленная в боях под предводительством талантливого полководца Ганнибала, а не толпа безграмотных крестьян. Примененные в этой битве Ганнибалом двойные фланговые удары с последующим охватом и окружением группировки войск противника вошли в классику оперативного искусства.
[Закрыть]. Двадцатый век и применение для вооруженной борьбы танков, машин и самолетов только усилили влияние природно-климатических факторов на ход и исход сражения: сложные условия местности и непогода сводят на нет боевые возможности самолетов и танков, что подтверждают уже события межвоенного периода.
Перенесемся из Тевтобургского леса на южный фас Курской дуги в район Белгорода и посмотрим на ход планирования операции «Цитадель» глазами командующего (немецкой) 4-й танковой армией генерал-полковника Германа Гота [46]:
«Для развертывания сразу нескольких крупных бронетанковых соединений найти относительно ровный участок местности оказалось нелегко. Территория, на которой закрепились войска 6-й гв.(ардейской) А(рмии) генерал-лейтенанта И.М. Чистякова в конце марта, была сложной – равнина, пересеченная большим количеством глубоких оврагов и балок, со значительным числом сел и хуторов. Кроме того, на ее левом крыле, перед фронтом (немецких) 2-го тк[203]203
Тк – танковый корпус.
[Закрыть] СС и правым флангом 48-го тк, находились долины рек Ворскла и ее притока Ворсклицы с болотистой поймой, а в центре, перед фронтом 48-го тк, притоки р.(еки) Пены. Таким образом, долины этих рек уже сами по себе являлись серьезным естественным препятствием для наступления (немецкой ударной группировки) с юга в направлении Курска».
Из этого нерадостного для немецких генералов описания следует, что местность на направлении главного удара Белгород – Обоянь – Курск при правильном, даже не очень масштабном инженерном укреплении станет непреодолимым противотанковым препятствием.
Завершая оценку влияния природно-климатических условий на боевую готовность вооружения и (боевой) техники хотелось бы привести малоизвестный (даже «выдающимся» историкам), но исключительно впечатляющий факт, характеризующий пригодность британского танка «Матильда» к русским условиям [52]:
«8 декабря. Павлов. На всех Матильдах надо заменить пневматическую передачу[204]204
Речь идет о пневматическом усилителе управления трансмиссией.
[Закрыть] на механическую. Уже вышли из строя пневматические передачи на 13 танках. При низких температурах выйдут и остальные. Конструирование механической передачи никому пока не поручено и заказом не оформлено. Срочно добиться постановления ГКО[205]205
ГКО – Государственный Комитет Обороны – высший орган военного управления в СССР в годы войны.
[Закрыть] на разработку механической передачи и изготовление ее на 112-м заводе».
Нет сомнений, что применение пневматического усилителя управления трансмиссией – это не просто технический прогресс, – это серьезное улучшение технических характеристик боевой машины, но для соответствующих условий эксплуатации – не русских. Действительно, танк «Матильда» проектировался для действий в пустынной местности – на севере Африки, и, соответственно, его ходовая часть была не пригодна для действий в лесистой и тем более болотистой местности, особенно при отрицательных температурах, необязательно низких, и поэтому советские танкисты хлебнули с этим танком немало горя [56]:
«Наша233-ятанковая бригада 17 сентября (1943 года)была введена в бой на правом берегу реки Десны. Наступление на Рославль развивалось медленно. Во-первых, противник сопротивлялся отчаянно, а во-вторых, танки “Матильда” для действий в лесисто-болотистой местности оказались абсолютно непригодными. Эти машины предназначались для использования в пустынях Африки. Какая “умная голова” в Москве решила их сюда направить – осталось загадкой. Дело в том, что у названного английского танка ходовая часть полностью закрыта фальшбортом[206]206
Фальшборт обеспечивал защиту трансмиссии от повреждений, а также дополнительную броневую защиту экипажа танка.
[Закрыть] с рядом “окошек” небольшого размера в его верхней части. В пустыне через последние с траков свободно сыпался песок. В смоленских лесах и болотах за фальшборты набивалась грязь и корни деревьев. Гусеницу практически заклинивало. Даже мотор глох. Приходилось через каждые 4–5 километров останавливаться и очищать ходовую часть ломом и лопатой».
Уважаемый читатель, как вы себе представляете уровень боевой готовности танкового соединения, если через каждые 4–5 километров необходимо «останавливаться и очищать ходовую часть (танка) ломом и лопатой». А как же быть на поле боя, когда ходовую часть заклинит и танк потеряет ход? Хотелось бы предостеречь особенно патриотично настроенных граждан нашей страны от критики в адрес британцев. Они этот танк делали не для Советского Союза, а для себя, чтобы воевать с фашистами в Северной Африке, и там он (то есть танк) со своей задачей успешно справился. Сталин мог бы эту боевую машину и не брать, и не передавать в войска, но он брал потому, что танк «Матильда» по многим характеристикам оказался не хуже знаменитого советского KB [57]:
«Пехотный танк Мк. II “Матильда” является образцом среднего танка тяжелого бронирования. По своим основным параметрам он в целом не уступает танку КБ и выгодно отличается от последнего меньшей массой и несколько лучшей безотказностью в работе трансмиссии.
В настоящее время рассматривается вопрос по перевооружению танка Мк. II “Матильда” отечественной 76-мм танковой пушкой обр. 1941 г. для полного уравнивания его возможностей с возможностями танка КВ.
Вывод: Практику очернения танков союзников и распространения им обидных кличек “каракатица”, “шарманка” прекратить; заказ танков Мк. II “Матильда” продолжать».
Судя по отчету в адрес начальника Главного автобронетанкового управления РККА Якова Николаевича Федоренко, британский танк вполне пригоден к современной войне (того времени), особенно если учесть, что он в начальный период войны оказался практически неуязвимым для немецких пушек. Из отчета также следует, что танк «Матильда» пригоден к эксплуатации даже в суровых российских условиях, но, видимо, с учетом некоторых природных и климатических факторов. И это понимание мы действительно находим в том же не вызывающем сомнений источнике, а именно в записи от 17 декабря 1941 года [52]:
«Вывод: 3. “Матильды” задержать до марта (это ведь африканская машина)».
Совершенно очевидно, что в Главном автобронетанковом управлении РККА очень хорошо знали «африканское» предназначение танка «Матильда» как минимум с декабря 1941 года, а вот какой именно «умник» направил эти боевые машины британского производства в лесисто-болотистую местность России, выяснить так и не удалось.
Необходимость учета природно-климатических условий при планировании войны с Советским Союзом была тем более актуальна, что даже в европейской части СССР они по характеру серьезно отличались от среднестатистических для территории Польши, Франции и Бельгии. Соответствующим образом следовало пересмотреть требования к технике, вооружению и материально-техническому обеспечению войск. Гитлер не учел все эти, казалось бы, мало значимые для обывателя, но не для полководца обстоятельства, хотя вся необходимая для этого информация была открыта и вполне доступна.
Если же говорить о ширине фронта, то убедительную характеристику ее решающего негативного влияния на темпы продвижения танковых ударных группировок дает Герман Гот, описывая обстановку на начало июля 1941 года, то есть всего через две недели после начала войны [24]:
«Перед фронтом наступления группы армий “Север” обстановка к этому времени сложилась следующим образом. Танковый корпус, входивший в состав войск южного крыла, повернул на Опочку и был остановлен противником, упорно оборонявшим старые пограничные укрепления. Другой танковый корпус этой группы армий, наступая на Псков, 3 июля натолкнулся под Островом на линию укреплений, которая была прорвана 4 июля. В этом районе 5 и 6 июля разгорелись упорные бои.
Таким образом, три танковые группы, входившие в состав войск центра и северного крыла немецкой армии, оказались распыленными на 750-километровом фронте, причем по мере продвижения немецких войск этот участок растягивался бы еще больше. На оперативный простор вышла только одна 3-я танковая группа».
Понимание роли ширины фронта убедительно вытекает и из результатов контрнаступления советских войск под Москвой в 1941 году. Если верить сталинской пропаганде, то гитлеровцы понесли колоссальные потери в живой силе и технике: «Все подмосковные поля и дороги были устланы трупами немецких солдат и офицеров, загромождены разбитой и брошенной немцами бронетанковой и иной военной техникой». То есть перед нами впечатляющая картина полного и сокрушительного разгрома немецкой армии, и, казалось бы, путь на Берлин открыт – еще три, от силы четыре недели, и советские войска окажутся в «логове фашистского зверя».
И эти шапкозакидательские настроения Сталина были официально зафиксированы в директивном письме Ставки Верховного главнокомандования, которое было оформлено в соответствии с его дилетантскими взглядами на сложившуюся стратегическую ситуацию, и исключительно на основе его собственного разумения [58]:
«Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году».
Конечно, трудно найти нормального гражданина Советского Союза, который бы не хотел разгрома фашистской Германии уже в 1941 году, а не только в 1942-м, но ведь одного желания, как известно, мало, и достоверно известно, что последние две недели декабря (1941 года) войска Западного фронта под руководством Жукова вели ожесточенные бои, но не смогли продвинуться ни на миллиметр, а не то что прорвать оборону немцев на рубеже рек Лама и Руза, – о каком разгроме немецких войск в 1942 году можно было вести речь.
Если отбросить пропагандистские приемы с «огромным» количеством трупов немецких военных и разбитой техники врага, то, во-первых, бросается в глаза фанатичное сопротивление немецких войск, о чем советская пропагандистская машина предпочитала помалкивать. Однако фанатизм – это нематериальная субстанция, которая не поддается точной количественной оценке. А вот как оценивают специалисты сложившуюся в конце декабря ситуацию под Москвой точным военным языком [38]:
«Протяженность линии фронта становилась существенным фактором в повышении устойчивости (немецкой) обороны. И потому не случайно германское командование, выбирая тыловую позицию на рубеже Орел, Курск, Гжатск, Ржев, стремилось в максимально возможной степени спрямить фронт, чтобы в любом случае его длина была значительно меньше той, что занимали войска группы армий “Центр” в тот момент».
В результате правильного выбора новых рубежей обороны оперативная плотность двух немецких танковых армий к 20 декабря увеличилась до 6,1 километра на одну дивизию, то есть в два с лишним раза больше по сравнению с началом контрнаступления, когда этот показатель составлял величину 12,6 километра на одну дивизию. Даже с учетом понесенных немцами потерь это очень неплохой показатель для организации устойчивой обороны.
Наконец, для понимания влияния ширины фронта на оперативно-стратегическую ситуацию остается обратиться к мнению одного из самых компетентных и талантливых стратегов того времени, а именно генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Оценивая ситуацию, сложившуюся летом 1942 года на южном театре войны, он обращает внимание на тот факт, что силы двух немецких группировок – Сталинградской и Кавказской – оказались распыленными на весьма обширном фронте наступления. Причем между этими двумя группировками образовалась брешь в 300 километров, которую прикрывала только одна дивизия, так как других сил у вермахта в тех условиях для этого просто не было. На основании этого очевидного факта Манштейн делает следующий вывод [34]:
«Попытки удерживать в течение сколько-нибудь длительного времени столь растянутый фронт не могла не привести к роковым последствиям».
Дотошный читатель может заметить, что это все оперативные детали, которые возникли в силу многих непредвиденных обстоятельств. Это действительно так, как справедливо и то, что, начиная шахматную партию, вы не можете предсказать даже второй ход противника, не говоря уже об остальных. Неужели Гитлер надеялся, что на прямой линии фронта протяженностью три тысячи километров никогда за всю войну не появятся участки произвольной конфигурации, которые вынудят его распылить силы сверх всяких допустимых норм?
Все эти рассуждения, связанные с шириной фронта и протяженностью коммуникаций, сводятся к тому, что при тех показателях, которые сложились и объективно не могли не сложиться даже в европейской части СССР, нечего было и мечтать о таких темпах наступления, которые были достигнуты при оккупации немцами Польши и Франции. Это, в свою очередь, неизбежно вело к затяжной войне, которую Гитлер выиграть не мог по определению. Эти же оценки в явной форме сформулировали и специалисты вермахта при предварительном анализе перспектив войны с Советским Союзом, но они показались Гитлеру малозначащими.