Текст книги "Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук (Повести, юмористические рассказы, фельетоны)"

Автор книги: Геннадий Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Ольга, смотри сюды. Я дохтур, глазник.

– Надо говорить: окулист, – строго поправила Оля.

Ветхий кавалер не согласился:

– Окулисты – они кто? Нищие. А я глазник. Станем мази готовить, заговаривать научу.

Чьи-то руки схватили глазника за чесучовый пиджак и втянули в строй. Неожиданно Оля увидела в шеренге Вадима Сазоновича.

– Вадим Сазонович! – вскрикнула она, – но вы ведь на другую букву?!

Десятки разгневанных женихов повернулись к мошеннику. А он, нимало не смутившись, ответил:

– Я боюсь, Ольга Максимовна, что вы за буквой не увидите современного человека.

Поднялся ропот. Кто-то из женихов, перед тем как вмазать Вадиму Сазоновичу, показал ему золотой значок ГТО. И он бы вмазал. Но тут с улицы сквозь бетонную заграду раздался истошный женский вопль:

– Юрка, черт окаянный, а ну марш домой!

Самым удивительным было то, что и с трибун, и из шеренги к выходу разом сорвалось человек тридцать и нельзя было понять: то ли они все «юрки», то ли устыдившиеся женатые женихи.

Нина Васильевна схватила со стола микрофон и потребовала немедленно предъявить ей паспорта. Ручейки, стекавшиеся к беговой дорожке, вдруг резко изменили направление и стали исчезать в тоннеле, а то и перехлестывать через забор. Тогда Нина Васильевна пошла на попятную и сказала, что, у кого нет паспортов, хватит и удостоверения личности. Но и послабление режима не помогло: женихи хмуро перли на выход.

Вдруг Оля увидела, как с пятого ряда трибуны поднялся сухощавый паренек с чемоданчиком в правой руке и направился прямо к столу. Оля узнала его: это был телемастер Игорь.

– Ну, что я говорил? – поставив чемоданчик на-попа и усевшись напротив Оли, спросил он.

– Я… Я не помню, – ответила Оля.

– Я говорил, что не для молодых эта затея с брачными объявлениями, – популярно разъяснил Игорь.

Оля виновато опустила голову и чуть слышно проговорила:

– А где я возьму… жениха?

Игорь хмыкнул и спросил:

– И не стыдно?

Оля отрицательно покрутила головой:

– Нет.

– Эх ты! «Тихая, скромная девушка с высшим образованием», – без запинки процитировал он строчку из объявления. – Ведь ты молодая! А молодым за свою судьбу бороться надо.

– А как бороться?

– Не знаешь?

Игорь хлопнул ладонью по колену и твердо объявил:

– Тогда я скажу. После работы сиди до полуночи у телевизора. Если нечего смотреть – читай какую-нибудь глупую книжку. Ну, а если и это надоест, иди в свою компанию, где вы друг другу опротивели до чертиков, и кури там, и пей вино, и всем показывай, что тебе это нравится.

– Я так и делаю.

И тут Игорь стал грубить. Он сказал:

– Дура! Я ведь иронизирую.

– Нашел время иронизировать. Ты лучше скажи, как мне жить дальше?

– Я царь-бог, что ли? – Игорь заерзал на своем чемоданчике, поднял голову, проводив глазами крестик-самолет, и спросил:

– Где твой столетний Ромео?

– Откуда я знаю? Нужен он мне, как бане гудок. Ты не увиливай, отвечай.

Игорь нахмурился, поскреб пятерней затылок и великодушно разрешил:

– Ладно, записывай.

У Оли откуда-то в руках появилась ученическая тетрадка и – совсем странно – огрызок химического карандаша. Она прилежно склонилась над листочком.

– Слушаю.

Игорь авторитетно сказал:

– Первое. Старики не любят заводить новых друзей. Почему? Боятся нарушить привычную жизнь. Спрашивается: для кого созданы стадионы, парки, горы, концертные залы, костры, лыжные прогулки, балы, путешествия?.. Для кого? Для кого? Для…

Оля подняла голову, удивленная, что голос Игоря доносится все глуше и глуше. Отбросив тетрадку, карандаш, она вскочила, готовая броситься вдогонку, но почему-то не тронулась с места. Как вросла в землю. А Игорь все удалялся, мельчал, а потом и вовсе испарился.

– Мама! – на весь стадион закричала Оля и… проснулась.

Она потерла виски, лоб и, скосив глаза на будильник, увидела, что еще целых пятнадцать минут имеет право понежиться в постели. Сквозь шторы сияло голубое небо, шумели во дворе машины, подготавливаемые к утреннему броску, обиженно скулила у подъезда собака, которую силком возвращали с прогулки. Обычное утро. Вот только сон…

Оля выскользнула из-под одеяла и набросила халат. Нина Васильевна, увидев Олю на кухне, подставила ей щеку.

– С добрым утром, дочка!

– С добрым утром.

Позавтракали молча. Поднимаясь из-за стола, Оля сказала:

– Мама, поделись опытом: как вызвать мастера?

– Какого мастера?

– Из телеателье.

– Это не так просто. В последний раз я звонила в приемную министра… Постой, а зачем нам мастер? Телевизор ведь исправен.

– Мама, – строго сказала Оля. – Мне лучше знать, что у нас исправно, а что нет.

– Но, Оленька…

– Мама, если ты задашь еще хоть один вопрос, я чокнусь.

– О господи!..

РАССКАЗЫ ФЕЛЬЕТОНЫ

Обвороженные старцы

У Архипа Петровича Нилина в тот год произошло два ярких события: грустное – он ушел на пенсию, радостное – он получил отличную квартиру. И вот радостному событию, а его простыми словами не обскажешь, Архип Петрович решил посвятить стихотворение. А надо сказать, что жил он тогда с внуком, которого в скором времени собирались забрать его непутевые родители.

И вот сидит Архип Петрович и сочиняет стихотворение. Долго, трудно сочиняет. Хотел он его от всей души написать – поначалу рифма не пускала. А потом ничего – пустила. Получилось такое стихотворение:

 
Нам квартиру с внуком дали,
Вот спасибо за уют!
Туалет не за горами,
И живем теперь мы тут.
 

Если кто думает, что я для смеха это стихотворение привел – ошибается. Я его прочитал в стенной газете «За здоровый быт» и сразу выучил. Тогда я не думал, что когда-нибудь судьба сведет меня с его автором А. Нилиным.

Архип Петрович по-прежнему пишет стихи в стенную газету, их заучивают студенты и на вечеринках рассказывают в компании. И еще одну причуду знали за Нилиным. Архипу Петровичу назначили пенсию, а он отказался: «Своих сбережений хватит», – заявил он, а в газету написал стихотворение. Начиналось оно так:

 
Зачем мне пенсия,
Если в сердце песня…
 

– Питекантроп ты, однако, – сказал Архипу Петровичу частый абитуриент медицинского института. – Презентовал бы мне пенсию. А я б потом веночком отблагодарил.

По-разному, словом, относились жильцы к Нилину: кто с пониманием, а кое-кто считал, что Архип Петрович старичок-простачок. И однажды «кое-кто» объявился у дома, где жил и творил А. П. Нилин. Объявились они на черной «Волге» с лишними фарами. Первой порог переступила эдакая кокетливая дамочка лет сорока пяти, по локоть в перчатках, в крикливой шляпке. Назвалась Екатериной Александровной.

– Архип Петрович, голубчик, – сказала она. – Жить негде. Не сдадите ли уголок?

– Ну если негде – прошу.

– Голубчик, я не одна. Со мной сестра будет жить.

Архип Петрович пожал плечами.

– Где она?

– Не беспокойтесь, голубчик, моя сестра очень интеллигентна, импозантна. – Она приоткрыла дверь и крикнула: – Леночка, заходи!

Появилась Леночка. Зашла в прихожую, повернулась к Нилину спиной.

– Ну? – сказала она.

– Что «ну?» – не понял Нилин.

– Перестань таращить глаза и прими манто.

Архип Петрович не шелохнулся. Тогда Лена спросила сестру:

– Он что, с приветом?

– Леночка, мы пока мало знакомы. Будь, пожалуйста, поаккуратнее. – И Нилину: – А где тут будет наша спальня?

– Простите великодушно, – спасовал после такого напора Архип Петрович, – но у меня всего две комнаты.

– Отлично! В другой мы будем принимать гостей. Итак, Архип Петрович, приготовься к новой эре.

Одно удивляет: почему Архип Петрович не спровадил бесцеремонных гостей? Он сказал: не знаю. Подумал и присовокупил.

– То ли зельем каким опоили, то ли по компании я соскучился, то ли просто заробел от нахальства.

Но дело не в этом. Мы расскажем, как в жизни старика началась новая эра. Гости, вино, музыка до полуночи, пышный день рождения Архипа Петровича, на который ему вскладчину купили самую необходимую вещь, – раскладушку – вот главные приметы первых дней новой эры. А где-то через неделю Екатерина Александровна сказала Нилину:

– Архип Петрович, голубчик, ты у нас в квартире весь пейзаж портишь.

– Это почему?

– Ну хоть бы приоделся, а то в пижаме ты, как арестант.

– Я и не думал об этом.

– А зря. Давай, голубчик, двести рублей, и я куплю тебе костюм с искрой и бабочку.

Надев картуз, Архип Петрович вздохнул, пошел в сберкассу и принес деньги. На другой день побывал в парикмахерской и стал ждать костюма с искрой и бабочку. Наконец зажурчала у окна машина, и вскоре появились квартирантки. Похвастали обновами: отрезами на платье, туфлями.

– И о тебе, голубчик, не забыли, – сказала Екатерина Александровна. – Как жених будешь.

– Скажете ведь, – засмущался Архип Петрович.

– Получай, – она развернула сверток и достала оттуда галстук-бабочку.

Ах, что это была за бабочка! Цвета морской волны и в крапинку. И на резинке.

– Хороша штучка! – обрадовался Нилин. – А костюм-то, боюсь, впору ли купили?

– Какой костюм?

– Ты что, с приветом? – спросила импозантная Лена.

Старик поначалу насупился, да, спасибо, квартирантки напомнили, что не себе на костюм он деньги давал, а им, в долг. Отошел Архип Петрович.

– Надо ведь, – казнился он, – чуть не обидел квартиранток.

Прошел месяц. Сидят как-то они втроем – хозяин и квартирантки, Пугачеву слушают.

– Что-то гостей не видать, – сказал Архип Петрович.

– Не придут больше, голубчик, – ответила Екатерина Александровна.

– А что так?

– Что им в этом хлеву делать?

– То есть как в хлеву? Тут и полы паркетные, и ванна с уборной отдельно.

– Отстаешь от моды, Архип Петрович. Ведь об твои сундуки да шкафы до костей пораниться можно. Ты смотри, какие чудесные гарнитуры в магазине: «Гавора» «Перепица», «Адмирал»…

– Дорого, поди.

– Одному, конечно, дорого. А если вскладчину? – предложила Екатерина Александровна.

Купили. Гарнитур стоил рублей восемьсот, а вот вскладчину он обошелся Архипу Петровичу во всю тысячу. Надо было продавца «подмазать». Когда разгружали мебель, сбежались соседи и наперебой стали расхваливать: красивый до чего, гладкий! Екатерина Александровна терпеливо объясняла:

– Мы хотели с Леночкой взять подороже, да денег не хватило.

Архип Петрович только головой качал. «Ну и любят ведь эти женщины прихвастнуть!» И смолчал.

Новая эра продолжалась. И что ни вечеринка, у Нилина на двадцатку меньше. Взаймы давал квартиранткам. Вот и триста, вот и пятьсот рублей набежало… Однажды Архип Петрович решился. Покашлял в кулак, попереминался с ноги на ногу, попросил:

– Мне б, тово, должок бы получить.

– Какой должок, голубчик?

– Ты что, с приветом? – удивилась импозантная Лена.

– Пятьсот шестьдесят целковых дал я. Да и за постой рассчитаться бы.

Екатерина Александровна перевернулась на тахте.

– Всего-то! – сказала она. – Завтра рассчитаемся.

В этот вечер дом ходил ходуном. Хватил лишку в первый раз, пожалуй, и Архип Петрович. Неожиданно посреди танца квартирантка подхватила его под руку и утащила в спальню. И тут перед Нилиным Екатерина Александровна раскинула необыкновенные карты: дамы с хвостом русалки, валеты с кинжалами…

– Голубчик, говори только правду, – предупредила Екатерина Александровна.

– Буду как на исповеди, – заверил Нилин.

– Сколько на твоей сберегательной книжке осталось?

– Ну, положим, две тысячи.

– Не две, а две триста, – строго поправила Лена.

– Ну хорошо, не будем мелочными. Итак, я гадаю. Мои карты не лгут… Ой, что это? – вдруг вскрикнула Екатерина Александровна. – Леночка, ты посмотри, что выпало Архипу Петровичу.

– Подумать только! – схватилась за щеки Леночка. – Везет ведь простофилям.

– Лена! – прикрикнула Екатерина Александровна.

– Что там такое? – заинтересовался Нилин.

Екатерина Александровна поднялась с кушетки и чмокнула Нилина в лоб.

– Поздравляю, голубчик! Вы будете жить сто лет.

– А я меньше и не думал. Ну и что?

– Не понял? Но ведь это очень просто. Ты нам отдаешь деньги, а взамен получишь… Ну угадай, что?

– Драгоценности какие-нибудь?

– Нет, дедуля, облигации.

– Трехпроцентные?

– Зачем трехпроцентные? Обычные. В этом-то и вся прелесть! И к своему столетию все до единой погасишь. Давай руку, голубчик!

Как хорошо, что «голубчик» был «под мухой»! А иначе бы у него никогда не хватило духу так грозно спросить:

– Что-о-о?! – И грозно добавить: – Завтра я иду в милицию.

Спозаранку он написал заявление и пошел в милицию. Вернулся, а в квартире хоть шаром покати. Лишь галстук-бабочка лежит на подоконнике. Соседи тут как тут. Говорят:

– Гарнитур свой забрали и укатили.

– Это мой гарнитур.

– Не скажи, Петрович. Помнишь, когда разгружали его, жалели, что другой не купили. И ты им не подзанял.

– Это мой гарнитур.

К вечеру из милиции пришел сержант. С ним два старика. Тихие такие, благообразные. Один и спрашивает у Архипа Петровича:

– Костюм с бабочкой покупали?

– Покупали.

– Это две сотни, – подытожил старик.

– Гарнитур покупал?

– Покупал.

Благообразный старик повернулся к сержанту.

– Это они, товарищ милиционер, язви их в душу!

А вскоре обворованные старики в качестве свидетелей предстали перед судом. Не знаю, как проходил этот процесс, но аферисток, понятное дело, уличили и наказали. И еще в приговоре отметили: возместить старикам убытки. Услышав такое, Лена из-за перегородки помахала ручкой и сказала:

– К столетию, дедуля, как раз и рассчитаемся. Карты – они не врут.

Процессом обвороженные старцы остались очень довольны. Я потому так думаю, что однажды прочитал в стенной газете новое стихотворение А. Нилина. Называлось оно так:

 
Прокуратура и суд
В обиду не дадут.
 

Выходит, за старое принялся Архип Петрович. И правильно сделал: поэзия – не всегда прокормит, но уму-разуму в любом возрасте учит…

Я – официант

Я решил стать официантом. Нравится мне эта работа. Разве не удовольствие – целый день принимать гостей. А ведь известно: если в дом – гости, значит, в дом – радость. Слышал я, знал я, что подчас гостям в ресторане портят настроение хамством, завышенными счетами, равнодушием. Я постараюсь быть хорошим официантом.

Уроки мне давал великий знаток общепита, ныне пенсионер, Аркадий Семенович Левин. Когда я впервые по его просьбе сервировал стол, то грешным делом подумал, что это будет последний урок. Спохватившись, я дал ему понюхать нашатырный спирт и, когда он оклемался, то сказал:

– Да за это пятнадцать суток дать мало!

Но не боги горшки и тарелки носят. Понемногу и я опыта поднабрался. Конечно, двенадцать блюд без подноса (в ресторане говорят: без разноса) мне до стола не дотащить, но все-таки кое-чему я научился. И вот я в ресторане «Звезда».

– С деньгами, наверное, туго? – участливо осведомился директор ресторана. – Знаешь, где дела поправлять. А где ты раньше работал?

– Самоучка я.

– Тогда ты не по адресу. Начни с пивной. А это ведь рес-то-ран!

И верно. В ресторане без специального образования делать нечего. Словом, ушел я ни с чем. Зато назавтра, скажу не хвастая, мне повезло: я стал работать (по протекции!) в лучшем ресторане города – «Люкс». На радостях решил вести дневник.

День первый

Рабочий день мы встретили, как в пионерском лагере.

– На линейку становись! – пророкотал под сводами зала голос директора ресторана Василия Кузьмича Трюкова.

Наши груди, упрятанные под черными смокингами, приняли форму колеса.

– Если посетитель заказал сто граммов, принесите сто, – напомнил директор, – и рассчитывайтесь с посетителями тютелька в тютельку. Разойдись!

Коротко и ясно. Но мои коллеги, узнав, что я новичок, поспешили дать мне полезные советы:

– Не вздумай счета выписывать, – сказала официантка Дуся Кимина, – в нашем ресторане это не принято.

– Если придут парень с девушкой, – присоветовал руководитель оркестра Федор Тупаков, – смело завысь счет рублика на три. Парень постесняется шум поднимать.

– Закажут пол-литра водки, – подала голос Нина Полупьянова, – принеси четыреста пятьдесят. Разумеется, в графине.

Ну и чудаки! Прямо целую науку придумали про посетителя, которого, как я понял, надо обдирать как липку.

– Официант! – раздается крик моего первого клиента, – триста граммов водки…

– Более ста не могу! Закон.

Ты принеси, – подмигивает он, – потом рассчитаемся.

– Как это потом?

– Рупь дам.

– А я в чужих рублях не нуждаюсь.

Как хорошо, что в нашем ресторане дежурят дружинники! А то бы – клянусь! – мой посетитель обидел меня действием. Немного постонав, он приказал:

– А ну, зови мэтра!

Мэтр – это заведующий залом. Я позвал. Они о чем-то посовещались, и мэтр сказал:

– Принеси ты ему триста – пусть отвяжется. – Он с интересом посмотрел мне в глаза: – Ты какой-то чудной официант.

Мэтр ушел, а я принес посетителю сто граммов. Посетитель чертыхнулся, плюнул и пересел за другой столик.

Я стою у раздачи, жду бифштексы. Слышу сзади голоса:

– Говорят, какой-то ушибленный в нашем ресторане работает.

– Да ну?

– Точно! Брать чаевые не хочет.

– А может, мало дали?

А я стою и думаю: «Часу не проработал и – пожалуйста – ушибленный. Сколько я километров пробежал? Сколько тонн перетаскал?» Сдав смену, я вышел на улицу. У подъезда – кавалькада такси. С банкета, что ли, разъезжаются? Но нет. Один за другим мои коллеги ныряют в машины: и те лихо разбегаются по улицам. Официантка Дуся Кимина жалуется:

– Что-то моя машина запаздывает.

И едва она сказала это, как сразу подрулило такси.

– Извините, что заставил ждать, – сказал шофер.

– Чтоб в последний раз! – объявила сердитая Дуся.

Они уехали. А я потопал пешком: благо живу неподалеку.

День второй

Суббота. От посетителей нет отбоя. Грохочет музыка. Ужас, а не музыка! Восемь микрофонов и каждый гремит на пределе. Ну почему бы не отнять у оркестра микрофоны?! Ресторан – он ведь для отдыха. Тихо чтоб было, пристойно. Бегу к буфету.

– Четыреста водки!

– Семь рублей! – бойко откликается буфетчица Фитова. Грустно размышляю: «Опять нагрела на двенадцать копеек. Четыреста граммов стоит шесть восемьдесят восемь. Думает, что я с клиентов больше беру».

Снова вспоминаю советы бывалых: «Посетитель – твоя дойная корова». Скажут ведь! А впрочем, попробую подсчитать. Подсчитал и не поверил. «Левый» заработок проворного официанта за день составляет пятнадцать рублей. И сто рублей заработная плата. Поэтому стоит ли удивляться персональным такси?

Поделился я своими мыслями с работницей кухни Галиной Чакиной.

– Пятнадцать? – засмеялась она. – Есть и по тридцать выколачивают! Особенно на свадьбах и на банкетах.

Послушал я ее и вспомнил случай с Софьей Искандеровой. Рассказывают, что за год работы в «Люксе» она умудрилась купить кооперативную квартиру, «Москвич», ну и, понятно, что «Москвич» покупается не сразу после раскладушки. Я, по наивности, тогда спросил: «Ее, конечно, посадили?».

В ответ – смех:

– Она в другой смене мэтром работает.

День третий

За мной, как за новичком, закреплены два стола. Эти столы, как принято говорить в ресторане, моя позиция. И вот однажды смотрю я на свою позицию час, другой – нет посетителей. Иду к швейцару – Ивану Егоровичу. А он весь мокрый от работы: посетители норовят в зал пройти, а Иван Егорович не пускает.

– Иван Егорыч, моя позиция пустая, – сказал я.

– Не слепой – вижу. Но за твои столы я хочу благодарь получить.

– Благодарь?! Что это за штука?

В этот момент кто-то рывком открывает дверь, и в фойе появляется жизнерадостная компания.

– Шеф, – сказал один швейцару, – мы тут столик заказывали. Помните? – И он подмигнул.

– Помню, помню, проходите. Граждане, не шумите, – объявляет швейцар в дверь, – у этих товарищей заказан столик.

Посетители зашли, а швейцар разомкнул ладошку и показал мне три рубля.

– Это и есть благодарь, – сказал он.

Благодарь. Ну и слово! Я потом кучу талмудов перерыл и не нашел этого самого «благодаря». Откуда оно взялось? И думаю, я угадал, откуда оно появилось. Сейчас никто не скажет – ни в такси, ни в ресторане – «а это возьмите на чай». Тут постаралась печать: она убедила, что получать «на чай» при всем при том унизительно. Но «чаевые» не малая статья дохода для шофера такси или официанта. И поэтому при обоюдном согласии выражение «на чай» исчезает. Сейчас это говорится так: «Сдачу, пожалуйста, оставьте себе» или «Получите с меня не три шестьдесят, а четыре рубля». Но в любом случае эта форма взаимоотношений требует своего названия, И вот Иван Егорыч придумал новое слово: «благодарь».

Интересно, долго ли оно протянет?

День четвертый

Перечитал я свой дневник и посочувствовал читателям. «Надо ведь, – скажут они, – эдакое непорочное дитя и в такой вертеп попало!» Неправда это! Ресторан – нужное и вполне приличное предприятие. И если получается, что я пользуюсь не очень радостными красками, то и это объяснимо. Представьте, идем мы по улице: сотни, тысячи мужчин и женщин незамеченными проходят мимо.

И вдруг на той самой улице появляется парубок. Он пьян, что называется, в зюську. Ревет песни, гогочет, машет руками. Мы его запомним, ибо он необычен. Приблизительно подобная история происходит с моим дневником. Я пишу о том, что необычно, что из ряда вон и что, наконец, отравляет времяпребывание в ресторане. Кому не портили настроение в «Люксе»? Кого «не грабили» официанты средь бела дня? Портили. Грабили. Но, поверьте прогнозу, сегодня работники ресторана будут не столь жестоки к посетителю, как вчера. И день ото дня они добреют. А кто работает по-старинке, по принципу «посетитель – твоя дойная корова», тому в ресторане сейчас неуютно. И проделайте, пожалуйста, опыт. Скажите жене, что сегодня приглашаете ее в ресторан. Я готов спорить, что лишь один процент жен удивится: «В ресторан? Где всякие-рассякие…»

Коль скоро я упомянул о процентах, стоит, думается, продолжить этот разговор. В рабочее время (каюсь) я занялся подсчетами. В нашем ресторане работают сто пятьдесят человек. Будь я тут самый преглавный человек, я бы завтра, с согласия местного комитета, конечно, уволил четырнадцать человек, т. е. почти десять процентов. Ресторан улучшил бы работу процентов на триста, как минимум. Ибо эти четырнадцать человек – рвачи и хамы. И, к сожалению, они зачастую придают ресторану эдакий ухарски-забулдыжный вид.

– Что ты тут строчишь? – спросил подошедший официант Николай Левин.

– Подсчитываю, сколько человек стоило бы уволить.

– A-а, фигня все это! Глянь на ту парочку. Смотри, как они пьют с наслаждением. Умора! Попросили марочного казахстанского вина, а я им приволок… вермут. Провинция.

Пятнадцатым для моего будущего приказа я записал этого официанта.

День пятый

Сегодня ресторан посетили директор треста столовых и ресторанов, его заместитель и старший инженер. Директор сам встретил начальство, усадил за стол и написал мне записку: «Коньяк – 1 бут., „Пшеничную“ – 1 бут., закуску в ассортименте, 4 бифштекса. Трюков».

Начальство сытно пообедало, выпило, а рассчитаться, видимо, позабыло. Я бросился за ними в фойе.

– Товарищи, извините, но…

Директор подошел ко мне.

– Ты зачем тут?

– Понимаете, они забыли расплатиться.

– Ты что, с ума сошел?! – Директор прямо в лице изменился. – Ты, может, еще и мне счет выпишешь?

– А я уже выписал.

Василий Кузьмич побледнел и что-то сказал. Мне послышалось: «Ойпырмай!»

День шестой

Работал до обеда. Позвонили из редакции:

– С работой официанта кончайте. Надо сдавать фельетон в набор.