Текст книги "Годы испытаний. Книга 1"
Автор книги: Геннадий Гончаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Он смотрел с грустью на свои широкие ладони с янтарными бугорками мозолей, будто видел их впервые в жизни.
– Мне все наши лесорубы гутарили, выхолишь руки в армии, не захочешь опять за топор браться. А тут, гляди, какие мозоли нагнало, – показал он Ефиму, – Больше чем в гражданке были. Эх, – вздохнул он, – сколько эти руки земли перекидали, пока солдатской наукой овладел!
– Да, землищи перевернули дай бог каждому, – щурясь ш затягиваясь, поддакивал Еж.
…В одном конце казармы тускло светит одинокая дежурная лампочка. Слышны глухие шаги дневального. После напряженного дня полевых тактических занятий бойцы спят как убитые.
– Как думаешь, Андрей, будет завтра тревога? – приглушенно спрашивает Еж. – Что-то лейтенант наш шибко носился по казарме перед отбоем, все отделенных накручивал.
– На той неделе пойдем в лагерь к Серебряному ручью, к показным тактическим учениям готовиться. Сегодня Правдюк рассказывал, как гонял их там наш лейтенант.
– А давай поспорим – завтра тревоги не будет, – предложил Еж.
Спорить было его страстью. Еж приметил: когда ожидается тревога, роту перед отбоем навещает кто-нибудь из командования батальона, а вот сегодня никого не было.
– Кто проиграет, один всю неделю пулемет чистит и к городскому отпуску пачку «Казбека» покупает для шика. По рукам?
Они протянули руки, молча разняли их о тумбочку и вскоре заснули.
4
Едва забрезжил рассвет, роту подняли по учебно-боевой тревоге. Командир роты подозвал командиров взводов.
Пока ставилась «боевая задача», бойцы вполголоса переговаривались. Еж ворчал и сердито косился на всех. У него все валилось из рук, лопата не лезла в чехол, в спешке он схватил чужой противогаз.
Взвод Миронова был назначен направляющим в роте. Когда вышли за город, лейтенант подал команду: «Бегом марш!»
– Поправь котелок, – жалобно молил Андрея Ефим (он был вторым номером пулеметного расчета), – а то всю спину станком перерезало.
– Надо на месте укладываться хорошо, – поучал Андрей, поправляя у Ежа вещмешок с котелком под скаткой. – Гузырь [5] от вещмешка у тебя болтается, как поросячий хвост. У-у-у, баглай [6] . И лопата у тебя, смотри, бьет держаком по ногам… Да сдвинь ты ее на бок, легче бежать будет.
Еж недовольно покосился на Андрея, стирая рукавом крупные капли пота.
– Долго ли еще будут эти скачки? – жалобно спросил он вполголоса, будто Андрей мог знать. – Километров пять, наверное, уже отмахали, а ему хоть бы что, планшеточку только поправляет, – кивнул Еж в сторону Миронова. – Куда там, и на вожжах не удержишь.
– Ему бы нашу солдатскую обузу, – угрюмо отозвался Андрей, – тогда не больно шибко бегал бы.
У подножья безыменной высоты при подъеме перешли на шаг, а как только добрались до вершины, опять побежали. И тут вдруг боец Ягоденко оступился и упал со станком пулемета. Тяжело дыша, он вскочил на ноги и, прихрамывая, хотел было опять бежать, но подскочивший Миронов приказал ему снять станок, ловко взял его на свои плечи и показал рукой:
– Идите вон на ту высотку с кустарником.
Подбежал Правдюк:
– Разрешите мне станок…
– Нет.
Бойцы в недоумении переглянулись. Лейтенант и со станком бежал так же легко. Полагута подумал: «Зря я о нем нехорошо сказал, надо взять станок».
– Мухтар! – крикнул он своему подносчику, и, не говоря ни слова, Полагута вырвал у него из рук коробки с пулеметными лентами. – Возьми станок у лейтенанта…
Мухтар подбежал к Миронову.
– Товарищ лейтенант, разрешите взять станок?
Миронов отдал станок и, как только приблизились к подножью высоты с кустарником, подал команду перейти на ускоренный, а затем на нормальный шаг.
Ехавший на машине Канашов видел все это и. хотел остановиться, отругать лейтенанта, но потом улыбнулся и кивнул шоферу: «Поехали!»
«Ладно, – с затаенной надеждой думали бойцы, – прибежим на место, передохнем. Скоро взойдет солнце, осушит росу на травах. Хорошо после утомительного марш-броска полежать на прохладной траве. А еще лучше уснуть часок-другой. Глядишь, а там и походная кухня подъедет, можно подзаправиться».
Но не тут-то было! Едва достигли небольшой безыменной высоты, поросшей редким кустарником и молодым ельником, получили приказ: после десятиминутного отдыха готовить огневые позиции для пулеметов.
Готовили позиции весь день, с небольшими перерывами на завтрак и обед.
Андрей закончил вкусный обед, протер котелок пучком травы и, приглядев местечко в тени под разлапистой елью, с наслаждением растянулся на земле, расправляя затекшие руки и ноги. Поодаль от него долго примащивался Еж. Проспорив Андрею, он теперь старался держаться подальше от него. Во время обеда не проронил ни слова, боясь, как бы Андрей не вспомнил об их вчерашнем споре. «Авось пройдет несколько дней, гляди – и забудет».
Бойцы расположились на отдых. Одни усталыми голосами неторопливую беседу, другие дремали, третьи курили молча.
Командир отделения сержант Правдюк проверил, как собраны пулеметы, как составлены винтовки в козлах, где сложено снаряжение, нашел все, к своему удивлению, в порядке и даже слегка расстроился, что никому не пришлось делать замечаний.
Когда, как показалось Ежу, Андрей уснул, он расстелил шинель рядом. Здесь хорошая тень, да и трава погуще. Но только Еж закрыл глаза, как Андрей толкнул его в бок.
– Ефим, а Ефим, руки у тебя болят?
Еж сделал вид, что спит, и только после третьего сильного толчка ответил:
– Болят, ох, как болят, Андрюшка! И не только руки, всю спину разломило. А ты думаешь, это все? На этом лейтенант успокоится? Плохо ты его знаешь…
– Типун тебе на язык, вечно каркаешь, как ворона, на свою же голову! – прикрикнул на него Андрей. Он не раз замечал: о чем бы ни заговорил Еж – обязательно сбудется. А у Андрея сейчас было только одно желание – поспать бы хоть часок.
– А ты как думаешь,– не унимался Еж, лукаво прищурившись,– выстроит нас Правдюк и скажет: «Товарищи, получена боевая задача – спать до утра».
– Да ну тебя! – Андрей лениво отмахнулся, как от надоедливой мухи, и перевернулся на другой бок.– Спи лучше, чем язык чесать…
Но как только Еж устроился поудобнее и набросил на себя шинель, взвод подняли. Догадка Ежа оправдалась. Правдюк приказал бойцам отрыть запасные позиции и соединить их с ходами сообщения.
– Работу вмисти с маскировкой, – приказал Правдюк,– закончить до рассвета.
Поплевав остервенело на руки, Еж начал отрывать ход сообщения в сторону Андрея, ворча:
– Отдохнуть толком не дадут. Помнишь, политрук на политзанятиях читал нам статью из «Правды»?
Андрей перестал копать и уставился на Ежа, а тот продолжал:
– Умно сказано было в той статье, что по-новому надо проводить боевую подготовку. Не только рыть окопы полного профиля.
– А слыхал, что Миронов говорил? «На войне лопата солдату жизнь бережет», – вставил Полагута.
– Это нескладно. Лучше так: «За лопату держись – сохранишь жизнь».
– Нет, ты скажи мне все-таки, за что наш взвод землекопами окрестили, – спросил Андрей Ежа.
– Землекопами? – переспросил Еж удивленно. – Не землекопами, а кротами. В конце декабря это было. Морозище стоял лютый. Бывший наш взводный, младший лейтенант, с чудной такой фамилией – Ерза, занятие должен был проводить с нами по тактике в поле. Сам ли он мороза спужался или сжалился над нами – не знаю, а в поле не повел. С утра, значит, два часа в полковом клубе политзанятие было. Политрук нам лекцию читал, а после пришел наш Ерза. росточка он махонького, поменьше меня, головища большая, уши лопушистые. Смешной такой с виду и все бесконечно вынает расческу и причесывается. Оттого, наверно, у него и волосы редкие, все сыплются. Достал он из сумки какое-то наставление и давай нам читать. Долго читал, нудно, как дьячок на клиросе. В сон так и клонит всех. Кто поближе сидел – вздремнули, а подальше – всхрапнули. Видит он, что к концу занятия замертво все уснем, поднял нас, положил на пол и давай объяснять, чтобы мы правильно на боку лежали, голову чтобы пригибали пониже к полу от пуль, значит лопату как надо быстро доставать из чехла. А тут в самый что ни на есть разгар занятий комбат Горобец входит…
Сержант Правдюк подошел к ним и долго смотрел, как они работают. Морщил лоб. Видно, ему что-то было не по душе…
– Товарищ Полагута, вы шо робите? – спросил он озабоченно.
Андрей спокойно взглянул.
– Ход сообщения к Подопрыгоре, товарищ сержант.
Правдюк присел на корточки.
– Скилько вам треба время на отрывку хода в полный профиль?
– До рассвета управлюсь, – потупил взгляд Андрей.
– Ну, а шо, як противник будэ туточки раньше? Як вы будите с суседом сообщаться, як змините цю огневую позицию и перейдете на нову?
…Сержант Правдюк был одним из тех ревностно-исполнительных и требовательных командиров, о которых в армии говорят – «служака»: всегда аккуратный, подтянутый, строгий к подчиненным, хорошо знал уставы. К ленивым и нерадивым был беспощаден. С приходом лейтенанта Миронова он стал во всем подражать ему и даже ходил теперь такой же пружинистой походкой.
Правдюк терпеть не мог, если кто-нибудь из его подчиненных действовал на занятиях не так, как этого требовал устав.
Но за справедливость бойцы его любили.
Через два часа ход сообщения для движения ползком был готов. Опять неожиданно появился Правдюк.
– Товарищ Подопрыгора, – приказал он, – возьмите пулемет и ползите к Полагуте.
Подопрыгора, неуклюже передвигая широкое грузное тело и тяжело сопя, пополз.
– Докладывайте, товарищ Подопрыгора, де вам трудно, а вы, товарищ Полагута, запоминайте, шоб подправить можно було.
Проверка отрытого Полагутой хода сообщения прошла благополучно. Правдюк приказал проверить работу Ежа. Андрей старался проползти как можно лучше, но в одном месте застрял и, как ни пытался ползти дальше, не смог.
– Шо там такэ, товарищ Полагута? – будто недоумевал Правдюк.
– Противогаз зацепился,– пробормотал Андрей.
Но Правдюка трудно провести.
– Не противогаз виноватый, а Еж, шо поленился и узкий ход отрыл.
– Для такого борова, товарищ сержант, не человеку надо копать, а землечерпалке, – пытался оправдаться Еж.
– За плоху работу объявляю вам замечание и приказываю ше одну запасну позицию отрыть… Понятно?
Отдав приказание, он ушел. Еж проводил его сердитым взглядом,
– Вот ты и отдохнул, Ефим… Проковыряешься тут до полночи. Сама себя раба бьет, что не чисто жнет…
Он с завистью поглядел на Андрея, тот, аппетитно зевая, расстилал шинель.
И вдруг тяжелая рука Полагуты легла на плечо Ежа.
– Давай-ка вместе, Ефим, отроем.
Глаза у Ежа просияли.
– Я и так тебе проспорил вчера, – дрогнул его голос.
– То само собой,– бросил Андрей, поплевав на руки. Он с силой ударил лопатой в сухую землю, комья ее полетели в разные стороны.
Никогда еще Еж не чувствовал себя таким виноватым…
5
Обходя позиции, которые готовились для тактических учений, Канашов подозвал Миронова. Сделав несколько замечаний, он сказал:
– Надо, лейтенант, проявлять больше выдумки на тактических занятиях. Бойцы должны чувствовать, что их обучают полезному делу. У вас на занятиях много рассуждений… «Откуда это он знает?» – подумал Миронов.
– Вот ваш товарищ по училищу – Жигуленко – провощит их куда лучше…
Миронов стоял, смущенно теребя гимнастерку. «Тоже мне нашел, с кого пример брать!»
– Прочтите вчерашнюю передовую в «Красной звезде» – «За отличную подготовку станковых пулеметчиков». Она вас касается. Вы, молодые командиры, должны быть особенно беспокойными. Мало хорошо знать то, что в военном деле уже сделано до вашего прихода в армию. Служить надо так, чтобы постоянно искать… А вот со станком у вас хорошо получилось, – слегка улыбнулся Канашов. – Это верный путь к завоеванию авторитета командира.
Канашов простился и уехал. «Пойти проверить, как идут работы?» – подумал смущенный Миронов. Нет, сейчас хотелось остаться одному и хорошенько обдумать сказанное Канашовым.
Солнце щедро пекло, хотелось пить. Разговаривая с Каиашовым, Миронов видел, как принесли ведро воды – норма на взвод, как бойцы с шутками делили ее, и даже слышал, как смеялись над лежащим на траве Ежом, выливая ему в котелок остатки воды. «Неужели Правдюк обо мне забыл? – подумал Миронов, направляясь на позицию, где ему приготовили наблюдательный пункт. – Ничего, расстегну ворот гимнастерки, полежу на прохладной земле и забуду про жажду».
По пути он остановился у запасной позиции, где работали Еж и Полагута. Потный, перепачканный землей Полагута бросил рыть и протянул котелок с водой.
– Пейте, товарищ лейтенант,
– Спасибо, товарищ Полагута. Я не хочу, – отказался тот.
На наблюдательном пункте кто-то уже позаботился принести соломенные подстилки.
Миронов прилег на солому, расстегнул ворот гимнастерки, вытер платком пот. От близости сырой земли было легче дышать. И вдруг он увидел в нише, вырытой в боковой стенке, чей-то котелок. Он взял его. В нем была вода. Отхлебнул глоток, пополоскал рот и выплюнул. На боку котелка были выцарапаны четыре буквы: «Ягод». «Так это Ягоденко проявил обо мне заботу?» – догадался Миронов. И тут зашуршала, посыпалась земля, сверху показалось лицо сержанта Правдюка, тот протягивал котелок.
– Товарищ лейтенант, это ваша порция осталась…
Миронов встал, застегнул ворот гимнастерки и взял у него котелок. Затем протянул ему чужой.
– А этот отдайте Ягоденко. Он тут наблюдательный пункт оборудовал и, наверное, забыл его.
Глава девятая
1
Вскоре после майских праздников в дивизию пришла телеграмма, подписанная командующим войсками военного округа. В ней приказывалось отложить до конца мая проведение генеральной «репетиции» тактических учений с боевой стрельбой. На учения прибудет сам командующий с группой работников штаба округа. Русачев срочно собрал командиров полков и начальников штабов, начальников родов войск и служб. Пришел никем не приглашенный и новый парторг полка Канашова – старший политрук Ларионов. Высокий, стройный мужчина с усталым лицом и красивыми черными цыганскими глазами и бровями. Русачев недовольно покосился в его сторону. Комдив начал с того, что отругал хозяйственников.
– Черепашьи у вас темпы… До сих пор даже трибуны нет для выступления командующего!
– И дорога к месту учения такая, что сам черт ногу сломит…– добавил полковой комиссар Коврыгин.
– Если мне хоть на какой-нибудь недостаток укажет командующий, – погрозил Русачев, – я вас всех разгоню. Попомните мое слово!!!
И, несмотря на то, что начальники продфуражного снабжения или технической службы не имели никакого отношения к этим вопросам, они сидели красные, потные, боялись встретиться взглядом с комдивом.
К удивлению всех, Русачев не сделал никаких замечании Канашову. За последнее время комдив часто бывал на занятиях в полку Канашова и не раз спорил с командиром полка, иногда дело доходило до резких разговоров, но сейчас, на совещании, он даже не обмолвился о своем недовольстве. А ведь только позавчера они снова столкнулись. Канашов предложил ознакомить расчеты полковых минометов с устройством мин и дать им отстрелять упражнения до того, как они примут участие в учениях, а Русачев решительно воспротивился, ссылаясь на приказ, запрещающий знакомить с этими минами и тем более отстреливать.
– Что ж это выходит, Василий Александрович, будто мы своим людям не доверяем? Ведь воевать-то будут они. Какой же прок, если они толком не знают своего оружия?
– Не торопитесь, товарищ Канашов. Будут воевать, тогда и узнают, а нарушать приказ я не разрешаю.
– Но ведь командующий дал согласие. И, по-моему, незачем засекречивать каждый пустяк… В иностранной печати публикуются все сведения о таких тяжелых минометах, и даже «Красная звезда» о них писала, а мы засекречиваем.
– Сказать, товарищ Канашов, все можно: разрешаю, мол, делайте. А где документ? Меня, а никого другого, тряхнут за это. Ты уж лучше черкни официальную бумажку. Подпишет командующий – тогда и обучай. Я не возражаю.
Но, и об этой стычке не упомянул Русачев на совещании. И вдруг, к еще большему изумлению, впервые за много месяцев сказал:
– Вчера на занятиях у Канашова был, беседовал с некоторыми бойцами. Умеет он с людей требовать. И все они ему, как богу, верят. – Русачев тяжело вздохнул и добавил неохотно: – Неплохой бы из тебя, Канашов, политработник вышел.
Заместитель комдива по политчасти Коврыгин недовольно покосился на Русачева.
К Канашову он все больше и больше питал неприязнь за его резкое выступление на партийной конференции в адрес политотдела.
– Я это без шуток говорю… Умеет он находить путь к людям.
Эта внезапная похвала настолько смутила Канашова, что он слегка растерялся. А через неделю после этого совещания прибыло письмо от командующего военным округом. В письме указывалось, что генеральная «репетиция» назначается на двадцатое мая, а сами учения – на конец июня, после окончательного выхода войск в лагеря. Сам командующий обещал быть на «репетиции».
Канашов был доволен. А Русачев считал все это ненужной затеей, которая сулила только лишние хлопоты.
2
Как– то, возвращаясь из кино, Наташа сказала Евгению, что она и ее отец -друзья и она доверяет ему все свои секреты. А вскоре после этого Канашов пробрал Жигуленко за опоздание на стрелковый тренаж. Евгений задумался: «Не откровенность ли Наташи с отцом – причина придирок Канашова? Ведь недаром же говорят командиры; «Если хочешь вывести из себя Канашова, ухаживай за его дочерью». Я это принимал за шутку, а это не шутка. Мне она вообще-то нравится: у нее красивые глаза, она умная, много читает, но и только».
Поразмыслив, Жигуленко решил: «Дружбу с Наташей прекратить и как можно скорее. Гляди, еще влюбится… И я не устою. А к чему это приведет? Да и Рита куда интересней Наташи. И зятем комдива быть неплохо».
Хотя за Ритой всегда неотлучно следовал лейтенант Дубров и выглядел, как старый кряжистый грубокожий дуб рядом с молоденькой бело-розовой березкой, все же Рита украдкой от Дуброва бросала на Евгения загадочные взгляды и ласково улыбалась ему.
И, наконец, Евгению повезло: он по пути в клуб встретил Риту одну. Из разговора с ней он понял, что к Дуброву она равнодушна и просто терпит его, ценя слепую, беззаветную преданность ей. Евгений не без радости отметил, что с Ритой легче и проще. «Она не насмешлива, как Наташа, и всегда во всем соглашается».
И скоро Евгений и Рита начали назначать друг другу свидания то на опушке леса, то изредка в кино. Об этих свиданиях ничего не знали ни Наташа, ни Миронов.
«Тайную любовь» первым обнаружил Дубров. Это произошло случайно. Жигуленко и Рита в условном месте, под большим поросшим мхом камнем, клали записки. Ребятишки, игравшие там, однажды подглядели, как Рита положила что-то под камень.
…Записка попала к Дуброву.
Сгоряча он хотел было отправиться к Рите и потребовать объяснений, но не решился: «Ну, что это даст, насильно мил не будешь». Потом появилось желание круто поговорить с Жигуленко, но и этого он не сделал, боялся унизить Риту.
Тем временем Жигуленко представился вполне благоприятный предлог порвать дружбу с Наташей.
Он узнал, что Наташа и Миронов были вместе на вечере, посвященном памяти Маяковского. На другой день он увидел их в библиотеке. Они горячо спорили о романе Достоевского «Униженные и оскорбленные». Евгений сухо поздоровался и хотел пройти мимо, но они задержали его.
– Садись, – указал на диван Саша. – Будешь нашим арбитром.
Евгений сел и ответил с подчеркнутым равнодушием:
– Достоевского не люблю… Копается в душах. Романа этого не читал и не собираюсь.
Наташа поглядела на него удивленно: как это он может судить так категорически о том, чего не знает? Она заметила, что Евгению не нравятся ее встречи с Сашей. А ведь, назначив эту встречу, она прежде всего хотела отомстить самовлюбленному Евгению за то, что тот в последнее время стал заметно избегать ее. До Наташи дошли слухи, что он встречается с Ритой. Сначала она не поверила, но после того, как Евгений не пришел на свидание, сославшись на служебные дела, убедилась сама. Ей стало обидно: ведь она не набивалась ему в друзья. Не хочешь дружить, скажи об этом честно и прямо.
А Миронов чувствовал себя неловко. Ему казалось, что он неосторожно вклинился в их дружбу и виноват в начавшейся между ними отчужденности. И, желая их помирить, он сказал:
– Может, сходим сегодня на новую постановку драмкружка? Ну, а после – танцы… Говорят, начальник клуба новые пластинки привез.
Наташа подняла вопрошающие глаза на Жигуленко. Тот, глядя в сторону, неторопливо разминал папиросу.
– Кстати, поглядим на дебют наших друзей – Сергея и Риты. Я на репетицию как-то заглянул. Дубров – Кудряш прямо привел меня в восторг. С большой душой играет роль,– уговаривал Миронов.
– А Катерину играет Рита. Здорово получается. Можно просто влюбиться в нее,– сказала Наташа.
Миронов спросил:
– А почему бы вам не сыграть эту роль? Ведь вы любите театр и состоите в драмкружке?
– Где мне, – засмеялась Наташа, – Ведь я же не красавица, чтобы играть такие сильные роли. К тому же у нас в кружке роли распределяются по служебной лестнице.
Жигуленко не выдержал.
– Это ваша фантазия.
– Вы шутите? – вырвалось и у Миронова.
Наташа, слегка нахмурив брови, улыбалась.
– Представьте, не фантазия, Евгений Всеволодович. И не шутка, – повернулась она к Миронову. – Я и Рита намечались на эту роль. Предпочтение отдали ей. Некоторые кружковцы высказывали недовольство, предлагали тянуть жребий. Я добровольно уступила, потому что начальник клуба, не стесняясь, заявил: «Не забывайте, чья дочь Рита…» И тут же поправился: «Ведь в искусстве основное – красота!» Он у нас тонкий ценитель искусства и умеет выходить из самых затруднительных положений. Чтобы не обидеть меня, он пообещал, что я буду играть эту роль в случае болезни Риты…
– Ну, хорошо, сходим поглядим,– снизошел Жигуленко. – А сейчас я спешу… – И он оставил растерянных Наташу и Миронова.
Хоть Жигуленко и дал слово прийти на постановку, но не пришел.
Наташа ждала его, глядела по сторонам, ей хотелось поговорить с Евгением, разрешить все разом. На вопросы Миронова она отвечала односложно, нехотя.
Вот уже и постановка окончилась, зрители дружными аплодисментами проводили любителей-артистов, начались танцы, а Жигуленко не появлялся.
Наташа танцевала с Мироновым, досадуя на каждую мелочь. Саша, по ее мнению, танцевал тяжело и скованно. Несколько раз она наступала ему на носки, смущалась и от этого танцевала еще хуже.
В перерыве, гуляя по кругу, они встретились с Ритой и Дубровым. Наташа похвалила обоих за удачный дебют. Дубров застенчиво улыбнулся и никак не знал, куда ему спрятать большие грубые руки, а Рита приняла похвалу с легкой рассеянной улыбкой. Она, как подметила Наташа, изредка поглядывала на дверь, словно ждала кого-то, должно быть Евгения. А когда подруга перехватила ее взгляд, Рита сильно смутилась. Значит, действительно ждет Евгения, горько отметила Наташа.
Потом опять танцевали. Наташа устала и, наконец, сказала Миронову, что хочет идти домой. Когда они уже направились к выходу, неожиданно появился Евгений, – лицо озабоченное, хмурое. Остановившись у входа, он оглядел всех, будто искал кого-то. Одним он кивал головой, другим слегка улыбался. Встретившись взглядом с Ритой, он широко заулыбался. Наташа нетерпеливо подошла к Евгению, Здороваясь, он спросил раздраженно:
– Уже уходишь? Не могла подождать?
– Мы же договорились ровно в семь.
– Но у меня служба, а не танцы в голове.
В Наташе все закипело, и горький комок застрял в горле. Это уж слишком!
Подошел Миронов. Они стояли втроем чужие, притихшие, растерянные. Из неловкого положения выручила музыка. Радиолу выключили «отдохнуть», и сейчас вступил оркестр. Он заиграл, как и в тот первый вечер знакомства, «Осенние грезы». Теперь это был любимый вальс Наташи.
– Пошли! – еле слышно прошептала она Евгению, глядя на него ласковыми, прощающими глазами.
Полупрезрительная гримаса передернула его пухлые красивые губы.
– Нет… Не пойду. Танцуйте, я собираюсь курить.
Миронов проговорил примирительно:
– Успеешь, надымишься. Потанцуй, развей мрачные думы…
Но Наташа не дала ему договорить. Она решительно протянула Миронову руку, метнув на Жигуленко гневный взгляд.
– Пошли…
И они закружились.
Жигуленко безразлично улыбнулся и, облегченно вздохнув, пошел курить. Вскоре он вернулся из курилки и пригласил танцевать Риту. Танцуя, он что-то нашептывал ей на ухо, она краснела, смущенно улыбалась.
Потом Евгений танцевал с другими девушками и, наконец, победоносно подошел к Миронову и Наташе.
– Теперь мы с тобой в расчете… Идем… – и он протянул Наташе руку:
Все смотрели в их сторону. Наташа колебалась. «Конечно, он ведет себя ужасно глупо. Ревнует беспричинно…» тогда Наташа вдруг резко отстранила руку Евгения и, попрощавшись кивком головы с Мироновым, направилась к выходу. Саша попытался ее остановить, но Жигуленко удержал его.
Весело и снисходительно улыбаясь, он злобно шепнул:
– Не валяй дурака! На нас все смотрят… Не позорь командирской чести из-за какой-то взбалмошной девчонки.
Миронову было жалко Наташу.
– За что ты ее обидел?
– Больно нужно мне каждой девчонке кланяться. Иди утешь, пожалей!…
Миронов, не ответив, вышел из клуба. Ему было неприятно, что он стал причиной их ссоры. Выходя, Саша слышал, как кто-то насмешливо сказал: «Как бы дело не кончилось дуэлью!»
…Он быстро шел в сторону дома, где жила Наташа. Во тьме он увидел ее в белом платье, ускорил шаги, догнал. Она пугливо оглянулась, пошла быстрее. Оставшуюся часть пути шли рядом, не проронив ни слова. Миронов напряженно думал: «Чем помочь ей, обиженной?» И когда подошли к калитке сказал:
– Наташа, я не думал, что так получится… Я виноват перед вами.
Глаза девушки наполнились слезами.
– Я виню только себя… Прощайте!
Послышались чьи-то торопливые шаги. Наташа, хлопнув калиткой, ушла. Мимо прошел Жигуленко, Миронов еще долго стоял обескураженный.
3
Вот уже в течение нескольких дней батальон Горобца работал по оборудованию окопов и огневых позиций, где по замыслу тактических учений должен был обороняться противник.
Андрей Полагута восхищенно глядел на могучие ели с серой шероховатой корой, на золотоствольные сосны и белые, с глянцевитой кожей березы и чувствовал себя в родной стихии.
Тут можно развернуться! Он гордо ходил, поплевывая на большие мозолистые ладони и похлопывая сильной рукой стволы деревьев, словно друзей по плечу.
Взводам Миронова и Жигуленко выделили участки рядом. Миронов разбил свой взвод на команды: одну из них, во главе с Полагутой, назначил пилить и рубить деревья, другую – очищать ветки, третью – уносить готовые бревна, а четвертую – на подсобные работы: носить хворост, очищать местность от кустарника.
У Жигуленко весь взвод занимался всем одновременно, причем из-за плохой организации многие сидели без дела. Евгений ходил чем-то расстроенный и безразличный к окружающему.
– Тоже мне нашли подходящую работенку! – ворчал он. – Есть же в дивизии саперы. Не наше это дело!
Настроение Жигуленко быстро передалось и подчиненным. Работа шла вяло, чуть ли не через каждые полчаса объявлялись перекуры, курили подолгу. Сержанты, видя, что лейтенант не обращает никакого внимания на темпы работы, перестали требовать с бойцов.
Возвращаясь с обеда, Жигуленко услышал, как кто-то кричит, называя его фамилию. Он прибавил шагу и вышел к месту, где находился его взвод. На этом участке работала сейчас примерно одна треть бойцов во главе с сержантом Горшковым. Жигуленко встретили подполковник Канашов, капитан Горобец и старший лейтенант Аржанцев. «Сплошное начальство! – подумал он. – Жди неприятностей!»
Он отрапортовал Канашову, боясь встретить его суровый взгляд.
– Где ваши люди, лейтенант?
Жигуленко растерянно оглянулся.
– Наверно, там, в лесу, – и он показал рукой на лес.
– Что они там делают?
– Не знаю, – признался он.
– Спят они у вас там, – сердито сказал Канашов. – А вы где пропадали?
Жигуленко не знал, что и сказать в свое оправдание.
– Поднять спящих, дать всем задание, разбить взвод на группы, как сделал ваш сосед, – и он указал на участок Миронова. – Почему вы, лейтенант, опять на стрелковые тренажи опаздываете? – спросил он жестким голосом. – Смотрите, чтобы это было в последний раз. Вот на танцы в клуб вы не опаздываете…
Жигуленко появился во взводе взволнованный и сразу стал кричать на сержантов:
– Распустили бойцов! Безобразие!
Мысль о том, что Миронов получил благодарность за сегодняшнюю работу, а он – выговор, не давала ему покоя. «Канашов из-за дочери придирается… Стоит ли в самом деле из-за этого портить себе службу и жизнь?»
Мысли Жигуленко прервал гудок машины Русачева. Комдив побывал на других участках инженерных работ, остался недоволен и приехал в батальон Горобца. Канашову попало от комдива за медленные темпы работы, но он, терпеливо выслушав упреки, показал ему график работ, утвержденный им же. По этому графику они точно выполнили дневное задание.
Вместе с Русачевым приехала и Рита. Ей хотелось увидеть Жигуленко. Он ей сильно вскружил голову. А тут уже несколько дней подразделения полка Канашова застряли в этом противном лесу и, по словам отца, возвратятся не раньше как к концу месяца.
Беспечно выпрыгнув из машины, Рита направилась к лесу. Теперь Жигуленко неотрывно следил за каждым ее движением, но делал вид, что не замечает ее. Прогуливаясь, Рита попала на участок, где пилили сосны. Она остановилась, любуясь работой бойцов. Богатырь Полагута допилил мощную сосну и оставил немного для подсечки. Еж, как всегда, балагурил, и Полагута, наконец, возмутился:
– Ну и помощник у меня: один раз топором ударит, а час языком треплет.
Еж рассерженно подбежал к сосне и, схватив топор, подрубил ее под запил. Сосна, загребая воздух раскидистыми ветвями, устремилась к земле. И только тут бойцы увидели, что именно там, куда падала сосна, появилась девушка. Она загляделась на лейтенанта и не видела сосны.
Мгновение – и Жигуленко бросился к Рите, схватил ее в охапку и только успел сделать два прыжка, как сосна с грохотом и треском свалилась, верхушкой сбив обоих на землю. Все бросились к ним. Только Еж застыл на месте, оцепенев от ужаса.
Полагута первым подбежал и поднял их. Веткой Рите ободрало щеку, а Жигуленко сучок довольно глубоко разрезал левую руку, кровь обильно сочилась из раны. Очень быстро весь рукав гимнастерки стал мокрым.
Русачев с восторгом глядел на рослого, мужественного лейтенанта, который так самоотверженно спас его дочь. Комдив подошел к нему и молча крепко пожал руку.
Смелый поступок Жигуленко мигом стал достоянием всего полка, а вскоре и дивизии.
4
День генеральной «репетиции» показных тактических учений выдался на редкость погожим. На травах и листьях играли всеми цветами радуги прозрачные капли росы. Солнце поднималось как-то особенно медленно, будто сдерживало свое движение, не желая мешать работе людей и томить их обжигающим зноем. Кругом стояла такая тишина, что издалека можно было услышать, как стрекочет в бескрайном море трав одинокий кузнечик.
