Текст книги "Сказковорот (СИ)"

Автор книги: Геннадий Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Ке-ке-ке-ке-е-е! Тох-тиби-дох шоптысдох!

– Чего это он? – Испугался Милляр.

– А то, отвечает мальчик, что будущее ваше птица хохлатая сказала. Четко вижу: всех богатств своих вы лишитесь, Газпромом же... я рулить буду.

"Говори, говори, – разумеет Милляр, – мне б только выцепить тебя, поганец эдакий – уж я тебе устрою... газпромовскую школу!"

Вернумшись в Башню с добычею, немчишка велит парнишке отдохнуть пока, а сам наизлюбленнейшего своего охранника вызывает и приказывает сделать так, чтоб мальчик исчез раз и навсегда. Если на наш русский язык сие иносказанье перевести, велит злодей пацана погубить – и в лесу дремучем зарыть. А потом матери свою правду скажет: убежал, мол, твой шпаненыш, неведомо где гуляет. У нас в царстве-государстве тыщи постреленышей в год пропадает – и ничего... живем, во всякую правду веря.

Повез охранник мальчика куда приказано, хотя сказал, что в школу газпромовскую пристраивать. Там, в лесу дремучем, уж яма вырыта; охранник из деревни родом, с молоком матери привычку впитал заготавливать впрок. Приказал охранник мальчику встать на колени и молитву сказать любую которую знает. Парень и говорит:

– О, Господи праведный, он грех опять на душу берет, а не знает, что жена егойная радость в себе несет!

– Ты чё гонишь, сопляк? – Отрезает охранник.

– А ты домой позвони. Я четко вижу...

Звонит охранник жене – и та сообщает: беременна. Двенадцать лет они тыкались и так и эдак, лечились, к шаманам ходили, но зачатия не получалось...

Не стал охранник мальчика убивать. И даже до времени на своей квартире его упрятал, Милляру же туманно доложил: пропал пацан, как и полунамекнуто было. Ну вот, подумал немечишка, из своей башни газпромовской засможенную Москву озирая: одним конкурентом на этом свете меньше.

А кстати, вельможа Буханкин вскоре в опалу впал, бизнес его отжали вместе с Золотом Партии Коммунистической. Послали вельможу в Сибирь, космодром Восточный строить. Гадалкой не надо быть, чтоб понять, кто ручищу-то приложил. Ну, там он не пропал, все же на Русской земле мы, а не на собачьем хр... а вот как раз о собаках речь зараз и пойдет.

В то время сидит на Кремлевском холме, в палатах каменных царь, иначе говоря, Президент Всея Руси. Тому тож скушно, а его пиарщики сотворили хозяину имидж похуже того: Отца Всех Народов и Национального Лидера. Ну, любят у нас, наверное, правители, когда их демонизируют, народу же с добрым царем и злыми боярами как-то спокойнее, что ли. Много лет уж Президент на троне, народ истомился ждать перемен, попривык к тирании и рассуждает: "Уж лучше так, небось другой придет – опять передел собственности начнется и всякая Чечня..." И за глаза прозвали правителя Царем Кощеем.

Но неспокойно в последние дни Президенту. Кажную ночь к нему приходит один и тот же сон: Георгиевский зал, посередь него три миски с черной икрой стоят, и приходят три пса холеных. Поклюют, скуксятся, и ворчат дружно: "Вот щас бы кашки манной, а то за Державу обидно!"

Вызвал президент Милляра – немчишка сам виноватый, что себе такую славу устроил – сон рассказал и приказал к утру все как есть доложить и растолковать, даже если здесь Фрейд или Достоевский замешаны. Ежели не раскроет немчишка загадку сна – в сортире замочат как последнюю гадину.

Перепугался Милляр, и от стресса зачатки дара егойные запропастились. Сонники, учебники да книги святые перелопатил, но никак не может постичь причины святого сна президентского. А между тем уже и утро близится. Вот, думает, сюда бы постреленыша! Вызывает любимого охранника, корит:

– Вот почему ты все так сделал, деревенщина неотесанная! Был бы жив пацанчик, щас он бы он меня и выручил.

Ну, и сознался громила в своем проступке. Обругал главарь газпромов охранника (хотя в душе ноги готов был ему расцеловать), велит мальчика тотчас в Башню доставить. Привезли пацана. Милляр, оставшись наедине со своею надеждой, поведал ему гостайну: президентский навязчивый кошмар.

– О'кей, – произнес ребенок с оттенком горькой иронии, – один раз ты меня уж убил, а теперь я, получается, на твои грабли опять наступить должон. Я што – на идиёта похож?

Божится немчишка, в грудь впалую себя бьет. Но не верит пацан, настаивает, чтоб в Кремль хозяин Башни езжал вместе с ним. Что делать – срок назначенный подходит, уже и пытать ребенка некогда. И вот в воронке черном летят Милляр с пацаном в самое сердце Святой Руси.

Охрана кремлевская мальчика впускать отказывается – это же режимный объект, не для черни. И ребенок подыгрывает:

– Иди уж, провидец фигов, без меня, а я здесь как-нибудь перетерплю. Пришлось прибегать немчишке к обычной нашей методе, мзде щедрой. Пропустили мальчика привратники, правда, перед тем в сканере просветили.

Итак, в тронном зале подводят к Президенту главаря газпромовского и безвестного ребенка из нищей семьи. Кощей вначале понять не может, зачем тут мальчик. Ребенок сходу, по-наполеоновски берет инициативу в свои руки:

– Ваше высокопревосходительство, не вели гнать, дозволь слово молвить.

– Ну, не стоит заискивать. – С чувством обласканности парирует Президент. – Здесь все запросто – и для вас, молодой человек, я просто дядя Боря.

– У нас с этим... – Ребенок кивнул на Милляра. – Две разных версии. Пусть изначалу он скажет.

– Говорите, батенька. – Обращается Президент к туманному германскому гению. – Не томите.

Так исторически сложилось, что Царь Кощей неравнодушен ко всему немецкому. Был... В свое время Милляра Президент, тогда еще будущий, из дерьма вытащил, чтоб вместе делишки мутные ворочать. Тогда немчишка еще не скурвился.

– М-м-м... а-а-а... ы-ы-ы... – Милляр и не знает, что сказать.

– А я все четко вижу. – Несуетливо заявляет пацан. – Три пса, дядя Боря – то министры вашего двора: обороны, чрезвычайных ситуаций и внутренних дел. Задумали они гадство нехорошее: вас свергнуть, погубить, а самим в Кремль заселиться и править народом российским безжалостно. Кодовое название операции злодейской: "Три толстяка". По одному адресочку, – мальчик назвал место – вы обнаружите всю доказательную базу.

Ну, прям Кощей в животик от радости мальчика чмокнуть хочет! Но сдержался. Как все, оказывается, просто! Схватили трех псов-министров – и замучили. Правда, при этом по адресочку-то забыли съездить, ну, в случаях государственного мятежа доказательная база – лишь суета да томление. Милляра же в ссылку отправили – представителем Президента на архипелаге Новая Земля.

И еще порядком подчистили президентское окружение, вот уж прокатилось Красное Колесо – так прокатилось! Это тоже русский обычай: летать – так летать, любить – так любить, стрелять – так стрелять.

А мальчик подрос и встал во главе Газпрома. Заселившись в Башню, зачал портиться характером; завидки стать брали... то есть брать стали на молодых и перспективных. Как завидит юное дарование – давай давить. Да и к тому же дар свой четковидения растеривать стал. Но по счастью, Царь Кощей оказался вовсе не бессмертным, дух таки испустил. А новый Президент нашего героя из Башни выкинул и своего атамана на Газпром поставил. Милляра того же помиловал, с Новой Земли вытащил и взял к себе в советники. Вот так и в жизни: успех – это как хрен земли Русской. Время от времени хрен этот забирает кого-то из толпы, семнадцать мгновений внимательно рассматривает – и бросает наземь, произнося: "Полукровка. Ошибка. Опять..."

ЧЕЛОВЕКОПЕС

Жили-были в одном селе бедняк да богатей. Такое тоже бывает, даже, говорят, на Рублевке. Бедняк поживает за плетнем дырявым, богатей – за забором бетонным. Любил богатей с псом своим породы бойцовой по селу променад трусцой делать: он желал быть не только богатым, но и здоровым. И как-то бедняк, сильно с бодуна, навстречу поутру брел, похмелиться желал. У нас ведь если денег нет на жизнь, на пойло завсегда найдется. Пес бойцовый больно не любил перегар – набросился на бедняка с лаем истошным. Бедняк в сердцах оружие пролетариата булыжник схватил – и прибил благородную псину.

Дело до суда дошло. А с богатым судиться – что с сильным драться, тем паче у богатея адвокаты грамотные, а у бедняка одна дурость праведная. Прокурор просил три года условно, но у богатея своя мысль. Уж очень он к псу своему бойцовому привязан был. И присудили бедняку особую кару: должен он каждую ночь восемь часов богатею служить... цепною собакою. Хотел богатей вообще в рабство собачье бедняка заполонить, но более восьми часов в сутки законодательство батрачить не позволяет, ведь у нас права человека и все такое (но не все работодатели о сем знают). Зато по судебному установлению бедняк по ночам права не имел на голос человеческий, а только лаять должон в служебном порядке. И дополнительное наказание, так сказать, в порядке изощрения: в присутствии богатея и днем бедняк никакого права на голос человеческий не имеет, а только гавкать да скулить обязан. Вот, какие судьи у нас бывают.

Конечно, прежде всего богач хотел бедняка прилюдно унизить. А для того, чтоб было наказанному стыднее, богач приказал в заборе бетонном окошко прорубить со стеклом бронебойным. Все село в очередь к тому окошку выстраивалось, чтоб, значит, на торжество правосудия глянуть.

Надо сказать, бедняка того на селе не любили: с детства рос обалдуем и скотиною, учиться не хотел, зато по садам лазил и плоды крестьянского труда мародерствовал. Было время, бедняк и в художественной самодеятельности выступал, и надежды подавал. Но на волне местной славы запил и пустился во все тяжкие. Так что общество в целом оказалось на стороне богатея, человека на самом деле работящего и трезвого. Был бы человекопес толковым, может, в люди бы выбился, стал бы музыку сочинять или, что ли, картины маслом писать. Но все иначе срослось.

Ночью бедняк на дворе богатея собакою служит, днем обиду вином горьким топит. Это ж надо такое издевательство форменное! Даже в тюрьме – и то права с понятиями сходятся. На самом деле, полагаю, в том селе фашизм случился: посчитали некоторые, что двуногое существо недостойно звания человеческого. Сегодня тунеядца на цепь посадили, завтра – педараста какого-нибудь, а послезавтра глядь – и еврея. Как говорится, дай только волю народу – он и не попросит броду. Одно слово: сброд.

Месяц проходит – селянам история приелась: никто уж не ходит пялиться на человекопса: достало. Наш же бедняк злодейство задумал: связался с бандой разбойников – и обещал в усадьбу богатееву впустить, когда тот в отлучке будет. Окрылились жулики, ждут подходящей ночи, чтоб, значит, добычу забрать.

И она не преминула настать. Отворил ворота бедняк, супостаты и проникли. Тащат воры добро – и мужик себе лает, причем со всей мочи, на все село слышно. Селяне еще тогда подумали: ну вот, крышу снесло у пьянчужки нашего, то слава Всевышнему! Вынесли воры все – и широкою, вольную дорогой лихою пропали в ночи. Бедняка же на прощанье по холке потрепали и удачи пожелали.

Возвращается богатей поутру... Господи Боже ты мой! Полное разоренье в палатах наведено. Хотел потерпевший человекопса прибить на хрен, но вспомнил, что у нас есть правосудие. К тому временя старый судья исдох: на охоте по случаю прокурор застрелил. А судья, женщина молодая, попалась принципиальная, системой еще не испытанная. И учинила она на суде форменный допрос:

– А скажите-ка, уважаемый потерпевший, лаяла ли ночью собачка ваша?

– Откель мне знать, – отвечает богач, – коли меня дома не было?

– Тогда давайте свидетелей спросим...

Полсела показало: гавкал человекопес всю ночь как проклятый.

– Но надо было еще орать, что грабят, мол!

– А как же сей гражданин орать мог, – отвечает судья, – коли вот установление, в котором человеческим языком черным по белому записано: не может он по-людски по ночам, а только гавкать обязан.

– Так пусть здесь словами расскажет, как все дело было!

– Так тоже невозможно, гражданин потерпевший. Срок апелляции по тому суду истек, а там четко указано: не может ответчик при вас словами. Дура лекс – сет лекс.

Вот, дура, злится про себя богатей. Но соглашается на то, что бедняк при отсутствии присутствии богача человеческие показания даст. Вышел богатей из зала, а бедняк принялся пургу всякую нести. Что якобы богатей сам, наверное, грабителей нанял, чтоб страховку получить, человекопес всю ночь пролаял, пытаясь остановить злодеев, но никакая сволочь не услышала и не спохватилась. Хотел человеческим голосом на помощь позвать, на вспомнил епитимью, судом наложенную.

Заходит богатей в зал... дали ему почитать показания человекопса – так у богатея аж шары на лоб:

– Брешет, брешет он все, скотина!

– Что он такое брешет? – Спокойно говорит судья. – Что не мог человеческим голосом на помощь звать? Что вы можете по существу-то сказать, истец...

Богач заскулил.

– Хорошо. Давайте выслушаем ответчика.

Бедняк тявкнул. Спохватилась судья, что не может бедняк при богатее говорить, велит последнему выйти. Бедняк и докладывает:

– Службу я вынес, товарищ судья. А за остальное можете карать.

Тамбовский волк тебе товарищ, привычно хотела парировать женщина, но, видимо, испытывая некоторую симпатию к маргинальному элементу, ласково произнесла:

– Никто вас карать не собирается, друг мой, у нас здесь не ку-клукс-клан.

И присудила: в иске отказать, хотя превращение человека в человекопса уже не отменишь.

– Вот, с-сука! – Воскликнул богатей, услышав судебное решение.

За что и пострадал: выписали потерпевшему штраф за оскорбление Суда.

Не смирился богатей, а даже завелся: повез бедняка в областной город, в суд инстанции повыше. Вот тут и напоролся наш крутой. Тамошний судия, изучив дело по существу, пришел к выводу, что суд районный нарушил ряд актов законных, принудив человека лаять. Тот судья, которого прокурор шлепнул, превысил полномочия. Оказалось, нет на Руси-матушке закона такого озверять даже бичей, а есть Конституция, в которой как топором вырублено: никто права такого не имеет лишать свободы другого. Да и установление лаять есть попрание смысла здравого – то ж не бедлам лондонский. Судья областной напрочь запретил богатея заставлять бедняка гавкать. Богач совсем уж обозлился, судью собакой последней обозвал, штраф изрядный заплатил – и вместе с бедняком во град Москву отправился, в суд Верховный. Мужик было противился, но адвокаты богатеевы настояли, что пока суд Верховный отмену унижения бедняка не подтвердил, оно в силе остается.

Едут богач с бедняком лесом глухим – тут рев раздается. Бедняк заранее договорился с бандитами, чтоб те попужали.

– Что? Почему... – Испужался богач здорово.

– А то, – говорит бедняк, – что это леший с лешатами. Окружили нас, застремали, и лишь собака лаем отогнать сможет.

– Так лай же, ч-чёрт!

– Не-е-е. Мне гавкать судья запретил напрочь. Иди ты к лешему.

– Не хочу. Ну, дружок, погавкай... а?

– Такого желания не имею. Сам бреши.

Что делать... пришлось богатею гавкать. Лесная нечисть воет – богатей заливается. Так полночи и пролаял. К рассвету вой затих, а бедняк смеется.

– Ты што, пес поганый, – возмутился богач, – провести меня вздумал?!

– Это точно. – Признается бедняк.

– Так я тебя в суд, на дыбу, в мешок каменный!!!

– Валяй. – Отвечает бедняк. – В суде я и расскажу, как ты всю ночь пролаял.

– Гнида ты.

– Сам такой. Ну, что... поехали в суд, что ли.

– Постой. Ладно. Дам я тебе часы золотые швейцарские. Только ты не говори никому, что я лаял.

– Идет. Помолчу, так и быть.

– Ах, ты...

С тем и разошлись. Богатей вновь себе добра нажил, а бедняк все бухал да пировал, пока не пропил – сначала часы швейцарские, а после и жизнь свою непутевую. Как говаривал Федор Михалыч, у нас в Российской империи самые талантливые – самые пьяные. И наоборот.

ЧАДОЛЮБИЕ

Есть такие бабы на Руси, которые детишек любят. Не в смысле попедофилить или еще того хуже, а чисто по-матерински. Они рожают детей сколь Господь (ну, или природа – смотря кто во что верит) даст, а с мужьями что-то не везет. Потому что чадолюбивых мужиков с гулькин... ну, этот.. клюв. Многие желают мать нашу тудыт-растудыть, но дело этих многих – не рожать, а вынул – и бежать. Меж тем плоды любви, произрастающие от Древа Жизни, кто-то еще должон кормить да миловать.

К подобного рода женщинам у нас в обывательском мире относятся однозначно: "За каким таким лядом нарожала... совести совсем уж нету!" Все многодетные – даже с мужиком-производителем – в обществе победивших гламура и криминала даже не порицания достойны, а категорического осуждения. Ну, разве только если вопрос не касается Ромы Абрамовича. Впрочем, олигархи – вовсе уже и не наше общество, а может даже вовсе и не люди. Или все же они таки – наши? Даже Мальчиш-плохиш, подростя и став успешным бизнесменом, все же остается нашим отродьем.

Марья Проказина – из тех самых. То есть, не Абрамовичей, а нарожавших без матбазы. Семеро у ней детишек от пяти мужиков. Как говорится, мал-мала-меньше. Мужик – существо слабодушное. Сколь Марья не старалась умаслить очередного гражданского сожителя, как сквозняком сдувало. Ну, когда семеро по лавкам и кажный норовит напроказить, не то что от сквозняка – от малейшего чиха сдуешься.

Меж тем развилась у нас в России-Матушке ювенальная система социальной защиты народонаселения, сдобренная увесистыми органами общественного презрения. Особенно злобствовать стали работники так называемой опеки и попечительства, выискивая по миру нищих матерей, чтоб детишек у них отнять и в нужные ручки-дрючки передать. Это ж бизнес, в котором есть клиент, купец и товар. Рыскают, прозревают, акулят орды несметные, в море ювенильном отлавливая себе пропитание. Вот они-то чадолюбывы в ином контексте.

Кажное утро и Марья отправлялась на добычу, а ребятню просила изнутри затвориться. А как же ей иначе, ежели детские пособия у нас тоньше гулькиного клюва. Все денежные средства царства-государства уходят на содержание всяких органов да на элитные яхты с особняками для Абрамовичей и прочих отъявленных буржуинов-плохишей. Вечерком мама возвращалась, в певучем стиле произнося пароль: "Ребятушки, зайчатушки, отворитеся-отопритеся, ваша мама пришла, ням-ням принесла!" Покормит, намоет, спать уложит, сказочку на ночь расскажет... как девочка малая с куклами нянчилась Марья со своим выводком, и то было женщине в радость. То ж самое она и с мужьями делала... но и такой рай тех не соблазнил. Утром зайки глазенки продирают: мамульки и нет уже, зато на столе завтрак стынет. Не знали детишки, чем их мама зарабатывала, да им и не надо было знать: к вечеру в животиках ой, как урчало, а поутру дрема одолевала.

Однажды, в мрачный день захотели органы и у Марьи детишек забрать. Они хорошие, здоровенькие и ладные (я подразумеваю не органы, а ребятню), такие ценятся на международном рынке усыновления и удочерения. А в те времена за русских детишек закордонные богатеи больших баксов отваливали, которыми вся система и кормилась.

Специально подгадала чиновница Горюхина вечерком прийти к избушке Марьиной пораньше матери. И запела под дверью:

– Ребяточки, зайчаточки, отворитеся-отопритеся, ваша мама пришла, ням-ням принесла!

Она этот код заранее подслушала. Но почуяла шантрапа подвох. Отвечают:

– Голос что-то у тебя, мамка, хриплый. Да и не зайчаточки мы вовсе, а зайчатушки. Наверное, ты – хищник. Не откроем мы тебе, даже если ты и впрямь мамка.

Голос у чиновницы Горюхиной и в самом деле некомильфо: прокуренный донельзя.

– Мамка, мамка я! Честное пионерское... – Продолжает лгать лукавая.

– Нет, не верим! – По-станиславскому реагирует малышня.

И пришлось Горюхиной уматывать несолоно хлебамши.

Чуть позже возвращается мама. Ее детишки сразу же признали, засов отодвинули, стали наперебой вещать о том, сколь страху натерпелись. Ведь это мог быть, к примеру, волк, который в одной детской сказке всех ребятишек взял – да и пожрал. Погладила Марья всех своих чад по головушкам, накормила – и загорюнилась. Еще бы: получается, и на еёйных детишек охота открыта.

Чиновница Горюхина меж тем не сплоховала, злое дело продолжила, а к тому подключила современные высокие технологии. Упрятали ее люди близ Марьиной избы звукозаписывающую аппаратуру. И когда Марья на следующий вечер домой воротилась, весь пароль был зафиксирован стереомикрофонами с нанопокрытием.

Итак, на третий вечер, когда ребятня услыхала знакомый голос и радостно отворила дверь, в избу ворвались верные янычары Горюхиной и принялись детишек хватать. Те врассыпную носились наподобие броуновских молекул, но силы оказались неравны. Янычары в поимке мелкого плебса поднаторели, а у Марьиных чад с опытом небогато. Забрали зайчатушек в приют, где в мрачной комнате с портретом почему-то премьера Медведева с выпученными глазенками на обшарпанной стене они ожидали мрачной участи усыновления и удочерения за кордон. Через неделю должны состояться смотрины, на которые заморские купцы прибудут. Уже и аванс Горюхина получила в виде зеленых денег, так что охота удалась.

На самом деле чиновница Горюхина знает: никто за кордоном русских детишек на донорские органы не разрезает, опыты над ними не ставит. Ну, разве, в исключительных редких случаях, впрочем, маньяков хватает везде. Пропаганда это все: ТАМ сиротинушка, обретший приемную семью, шансы имеет в люди выбиться. ЗДЕСЬ же из зайчонка сделают озлобленного затравленного зайца, да под расход пустят. Я это к тому, что совесть у Горюхиной чиста как слеза Мичурина. Есть правда, а есть правда окончательная, которая все же на чиновничьей стороне.

Марья, возвратимшись домой, обнаружила пустоту. И давай горько рыдать-причитать: не уберегла выводок. Тут кто-то за плечо несчастную мать тронул. Взглянула: чёрт! Ну, мать, упрекнула себя Марья, допрыгалась до чёртиков. Вгляделась пристальнее: да нет – младший, Васятка. Когда облава началась, мальчик в печь запрятался, так и уберегся. Поведал он матушке о том, что случилось. Вместе поплакали. А после стали думу думать: как роднуличек спасти? Васятка заявил:

– Не унывай, матушка, прорвемся! Русские люди и не то сносили, ан не спасовали.

Да и как еще Васятке говорить, коль он теперь за старшего мужчину в семье остался. Тем самым дитятко матушку успокоило, и все же та напилась водки и с глупым выражением лица всю ночь прохрапела на полу. Васятка и такую мамку любил – потому что она родная.

Горюхина, соразмерив результат с оперативными документами, осознала, что маненько просчиталась: зайчатушек семь должно быть, а не шесть. И заказ был на семерых. Дело серьезное: задаток же получен. И посылает в Марьину хату своих янычар вновь, сама же берется возглавить поисковую экспедицию.

Но нет дома ни Марьи, ни поскребыша. Сколь не вынюхивали – след простыл. Старшим детишкам мама не раскрывала род своей добывательской работы, а младшенький волей-неволей разузнал. Трудится Марья наркокурьершей, смертное зелье по точкам разносит. Вид у бабы жалкий, забитый, органы наркокартел... тьфу – наркоконтроля на накую глаз не кладут. А что еще вы хотели: чтоб мать святою была? Но она же не Мадонна Сикстинская, иконы с нее писать все одно никто не будет. Вот он, образ Руси-Матушки: напившаяся вдрызг многодетная мать, потерявшая выводок, а над нею чертёнок бдит. Васятка не оставляет мыслительного процесса по поводу вызволения своих сродственников. Он и для мамки – единственный мотиватор; без сынишки б та плюнула и принялась, как у нас издревле повелось, новых нараживать.

Видно Васятка как личность отыгрался за всю в сущности инфантильность своей матери. Чадолюбие – еще и ответственность за то, что породил, иначе получается какая-то беспечность. Впрочем, чего это я по-обывательски заговорил... Ах, да! Нация русская на убыль идет, а кто у нас наиболее рьяно плодится: поповские семьи, сектанты, дебилы-алкоголики да такие как Марья наивные дуры. Но я сейчас раскрою тайну похлеще леонардовского кода: именно за счет вышеперечисленного контингента народ наш покамест и не вымирает.

Ладно, отвлекся. В общем, влился мальчишка в мамкину работу, с нею по точкам мотается, в дела неправедные вникает. Параллельно, проявив деловые качества, договорился Васятка кой-о-чем с наркобароном. Уж не знаю, как два таких непохожих человечка общий язык нашли. Значит все же похожие, по крайней мере, в глубине душ. И вот однажды...

...Чиновнице Горюхиной доложили: объекты на месте, тепленькие в хатке заперлись. "Берем!" – воскликнула детозахватчица, и началась операция. На сей раз не стали особо церемониться и нанотехнологии применять – дверь выломали ломом. Марья замерла посреди комнаты, Васятка ж подбежал к Горюхиной, обнял тетку и давай визжать:

– Те-е-етенька, ми-и-илая, оставьте вы нас в покое за ради бо-о-оженьки! Не погуби-и-ите...

– Да што ты, што ты... – Рассупонилась Горюхина. Рада она, что добыча так легко далась. – Все будет хорошо, малыш...

Тут – крики: "Стоять! Не двигаться! Руки за голову!" Из углов выскакивают здоровенные мужики и янычар штабелем на пол положили. Это органы госнарко... тролля... тюфу, наркокорт... да ладно – неважно, государевы, в общем, люди. Как бы невзначай и понятые появились, начальник наркотический заявляет:

– Гражданка дорогая, предъявите сумочку свою для досмотра.

Открывают: а там – пакетики с белым порошком. Горюхина нагло так выдает:

– Требую своего адвоката. Это подстава.

– Все вам будет. И небо в клеточку, и ад в алмазах.

Тут же и протокол составляют, и всех – в кутузку.

Итак: одна вельможная группировка попалась в лапы другой. Все одним миром мазаны, но некоторые – более, что ли, намазюканные. Чиновница с порога орет:

– Хрен ты у меня, Марья, шестерых своих назад получишь! Кровь за кровь!

Как вы поняли, мальчонка, когда к чиновнице льнул, втихую ей в сумку зелье-то и впихнул. Ловкий он на руку пацанчик, изворотливый. Похоже, Васятку ждет большое будущее.

Все было продумано и за братьев-сестер. Выходят Горюхина с янычарами, в браслеты закованные, на улицу, видят: те шестеро, что чиновница загубить хотела, смотрят, на нее лыбятся будто она орангутанг в клетке.

Дело в том, что, когда Горюхина с янычарами на охоту отправились, боевики бандгруппировки проникли в приют и Марьиных детишек ослобонили. Вот что значит грамотно разработанная и четко исполненная операция. Я не буду намекать, что наркомафия в чем-то хорошая. В конце концов, они защищали свою не поделом обиженную курьершу. И я не утверждаю, что нарококарт... тьфу – наркоконтроль такой плохой. В конце концов, допущена была подстава, а это подло.

Но я настаиваю вот, на чем: это в сказках все черное и белое: бабло побеждает зло, свет пожирает тьму и все такое. В жизни же даже не серо или коричнево (все художники знают: при смешении всех цветов получается коричневое), а именно что пестро. Бывает, зло оборачивается добром либо наоборот. А случается, то и другое сосуществуют и даже вместе пиво сосут.

Марью с ее детьми еще ждет немало трудных дней. Горюхина выкрутится – бабло не только побеждает зло, но и отмазывает – так что будет, будет ответный удар.

СПРУТ

Один город во самой глубине Руси полонила банда. Столб черный посередь главной площади поставили и заявили: «Наши вы теперячи рабы во веки веков, аминь!» Данью всех обложили, рэкетирствуют нещадно и беспределы всякие творят.

Атамана той банды звали Спрут. Кличка то, фамилия или чин такой, никто не знает. Лагерь бандитский за городом на высокой горе. В народе шепотом говорили: "Засел горбатый на горЕ нам на гОре". Спрут – кряжистый горбун наподобие сатира. А в главари он пробился благодаря личным качествам: коварству и руководящей жилке. Вслух боялись злословить потому как у Спрута в городе много агентов тайных. Да и многим была удобна шайка, потому как кормились эти коллаборационисты стукачеством да наушничеством. К тому же кадры бандитские подкреплялись за счет горожан – есть же такие, кому по душе вольное злодейское житие, а работать – например, за сохою землю взрывать – что-то не очень и охота. Горожане ни за что ни про что пропадают, в особенности девушки из тех, кто в соку. Слова правдивого о Спруте и его щупальцах сказать боятся, да и вообще миром овладел террор. Уже и теоретики появились, которые доказывают: если вас е... ну, то есть как хотят так вами и крутят, следует расслабиться, получать удовольствие и верить в силу идеи непротивления злу насилием.

И как-то приказал Спрут взять в полон дочь городского Головы, прекрасную Елену. Заперли красавицу в тереме на вершине скалы и сказали: "Пока не согласишься за атамана нашего добровольно выйти – век тебе тут гнить". Спрут желает, чтоб все по-честноку было, стерпимо-слюбимо. Тем паче в тереме все обставлено по первому классу, практически – золотая клетка. Приходит в светлицу Спрут чуть не каждый Божий день – с дарами, яствами – и всякий раз вылетает как петух ошпаренный, с ошметками на горбу. Но атаман – дядька упорный, знает, что рано или поздно добьется своего, ведь сердца красавиц к переменам склонные. Если уж совсем правду сказать, стареть стал главарь, в сантименты вдарился, а это губит всех вождей и диктаторов.

Сдружилась Елена с крыской одной, прикормила, а обозвала Крохоткой. И крыска та повадилась в город малявы таскать. Так что Ленин папа по крайней мере знал, что дочь покамест не пропала пропадом. Вроде бы и жаль дочку, да есть надежда, что под Спрутом Елене, может и неплохо будет. Кто ж из градоначальников не мечтает с Хозяином Жизни породниться, даже ежели таковой – Князь Тьмы?

И как-то во время очередного неудачного визита спросила Елена вскользь у злодея: есть ли на свете человек такой, которого Спрут опасается? И сознался атаман: живет в городе парень один, Вася-качок. Всем он хорош, да вот дурачок. Вот коли ума сыскал бы – нашел бы управу на банду Спрутову. Но где такому обалдую умишка добыть...

Пишет Елена маляву, в зубки Крохотке сует – та и несет весточку Голове городскому. Прочел Голова послание и приказал Васю-качка сыскать. Чиновники нашли парня в подвале каменном, в атлетическом клубе самодеятельном. Там много таких, крепких да маслатых, и все, кажется, интеллектом не блещут. Железо звенит, богатыри стонут, дух русский в спертом воздухе витает... Вскричал первый зам Головы:

– Который из вас Вася-качок!?

Вася аккурат штангу тягал, а, испугамшись, на стопу свою сорок девятого размеру обронил. Говорит Вася:

– Пошто страху нагоняете, уважаемый? Я наверное из-за вас травму спортивную получил.

Объяснил зам ситуацию. Ну, что Вася-качок город от разбойников Спрутовых спасти должен, да и Елену прекрасную ослобонить.

– Не буду я этого делать. – Ломается Вася. – У меня режим и все такое. Да и вообще я умом не вышел, идиот, можно сказать, ибо в вашу эту политику не лезу. Сами там разберитесь в верхах. Идите уж себе, пока совсем не расстроился.