Текст книги "Войны Рима в Испании. 154—133 гг. до н. э."

Автор книги: Гельмут Симон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Оно определялось, с одной стороны, тем, что Сципион был его родственником и благодаря браку (по-видимому, несчастливому) находился в свойстве с ним, а с другой, был известен как противник тех, с кем Гракх сотрудничал на политическом поприще, отчасти связанный с ними родственными отношениями; позднее эти люди оказали ему помощь в предпринимавшихся им попытках реформ. Цицерон называет их всех в одном пассаже (De rep., I, 31) зачинщиками раздора в римском народе. На первое место он ставит консула 131 г. Публия Лициния Красса Дивеса Муциана^{321} и консула 143 г., цензора 136 г. Аппия Клавдия Пульхра, затем консула 143 г. Квинта Цецилия Метелла Македонского и консула 133 г. Публия Муция Сцеволу^{322}. Ни для Манцина, ни для признания заключенного им договора Сципион ничего не сделал (Plut. Tib. Gr., 7, 5). Не вступился он, по-видимому, и за самого Гракха. Все это навлекло на него новые нападки[296]296
  Plut. Tib. Gr., 7, 5: «He обошлось, по-видимому, и без помощи Сципиона» (пер. С. П. Маркиша), т. е. Плутарх ничего не знает об этой помощи. Его предположение, вероятно, вызвано стремлением увидеть и представить обоих героев в наилучшем виде. Ср.: Neu-mann К. Geschichte Roms wahrend des Verfalles der Republik. Bd. I. Breslau, 1881. S. 148—149 о развитии отношений Сципиона Эмилиана и Тиберия Гракха (там же и о соответствующем пассаже Плутарха). К. Бильц также не очень верит в ходатайство Сципиона за Гракха (Bilz К. Die Politik des P. Cornelius Scipio Aemilianus. S. 56).


[Закрыть].

Что касается реформаторской политики Гракха, то ее причиной было неудовлетворительное состояние дел (ср.: Plut. Tib. Gr., 9, 4; Flor., II, 2, 3 = III, 14, 2). Однако если говорить о персональной составляющей этой политики, то события, связанные с Манциновым договором, имели для нее огромное значение. В результате трения между различными группировками обострились до такой степени, что не брались в расчет соображения, которые при других обстоятельствах, видимо, мешали решению насущных вопросов, таких как аграрная проблема (Cic. Brut., 103; De har. resp., 43; Oros., V, 8, 3; Flor., Ill, 14, 2; Veil. Pat., II, 2, 1-2; Dio Cass., XXIV, 83, 2-3). Победа, которую одержали противники Манцинова договора в 136 г., серьезно подорвала их моральный авторитет. В пользу этого свидетельствует, по-видимому, оценка Манцина у Цицерона. Оживление сил, потерпевших неудачу в 136 г., было лишь делом времени. Предметом крупнейших раздоров стал аграрный вопрос. В 133 г. час настал: в отсутствие Сципиона Эмилиана его противники Публий Муций Сцевола и Тиберий Семпроний Гракх были избраны на должности: первый – консула, второй – народного трибуна[297]297
  Выборы обоих и разделение полномочий таким образом, что Муций сохранял за собою ведение дел в Риме – успех партии, сочувствовавшей реформам (ср.: Münzer F. Mucius. Sp. 425—428).


[Закрыть]. Позволю себе высказать предположение, что не случайно это произошло именно в данный момент. Уже переговоры о воинском наборе и денежных средствах для испанской войны показали, как мало друзей у Сципиона в сенате (Plut. Apopht. Scip. Min., 15). Наконец, его отсутствие, несомненно, облегчило карьерные успехи противников. В этом отношении примечательно, что в решающий момент не нашлось магистрата, который бы выступил против партии реформ, и инициативу взял на себя Публий Корнелий Сципион Назика, бывший тогда частным лицом.

Таким образом, испанские войны не только вызвали серьезную проблему обезлюдения в сельской местности[298]298
  «Республика истекла кровью из-за жертв, которых постоянно требовали испанские войны, из-за необходимости содержать войско, стоявшее в Испании»; «Войны 154—133 гг. увеличили бедствия римского государства и, в отличие от событий 200—168 гг., стали для него роковыми» (Meyer Ed. Kleine Schriften. Bd. I. 2 Aufl. Halle, 1924. S. 401).


[Закрыть] – в ходе ее обострились и трения между представителями нобилитета^{323}, и, в конце концов, решающая борьба за Нуманцию в связи с отсутствием Сципиона дала сигнал для начала внутриполитической борьбы[299]299
  «Сторонники реформ в связи с отсутствием Сципиона явно рассчитывали на успех своих мероприятий» (Bilz К. Die Politik des P. Cornelius Scipio Aemilianus. S. 66).


[Закрыть].

§ 4. Поход Децима Юния Брута в Лузитанию

Мы слышали уже о Дециме Юнии Бруте (у Аппиана (Iber., 73, 301) ошибочно Секст) в связи с его выборами и последовавшими затем трудностями при воинском наборе, его первыми мероприятиями в Дальней Испании и, наконец, продлением ему командования на 137 г. Со смертью Вириата и расселением его людей реальная угроза провинции со стороны лузитан перестала существовать. Однако, как мы уже неоднократно видели, банды Вириата были не единственными. При совершенно неясной ситуации с границами для римлян было совсем несложно найти повод для военной экспедиции в пределы собственно Лузитании. Неясно, насколько был готов к этому новый командующий, который, несомненно, привел с собою новые войска[300]300
  Столь энергично проведенные воинские наборы (Liv., per. 55; Ер. Oxyrh. 55, Z. 202—205) оказались на руку исключительно Дециму Бруту, поскольку в 140 г. подкрепления прибыли в Ближнюю Испанию (Арр. Iber., 78, 334), а в 139/138 г. там не было смены командования.


[Закрыть]. По-видимому, он даже не получил на сей счет четкого приказа из Рима.

Лузитанская война[301]301
  Покорение Лузитании кратко упоминается у Ливия (per. 59) и Страбона (III, 3, 1, р. 152). События 138 г. описываются в Оксиринхской эпитоме Ливия (55, Z. 212).


[Закрыть] приобрела теперь совершенно иной характер. Вместо набегов и нападений лузитан началось планомерное наступление римлян. Брут сделал выводы из многочисленных поражений, понесенных римлянами в ходе длительной борьбы с лузитанскими отрядами и решил обратиться против их городов. Он хотел таким способом разгромить эти отряды, надеясь, что угроза родным местам заставит их разойтись по домам (Арр. Iber., 73, 301—302). По-видимому, в 138 г. во время операций, которые Брут начал на юге у кельтиков, он достиг океана и реки Дурий[302]302
  Установление хронологии expeditio Bruti затрудняется, прежде всего, двумя обстоятельствами: мы не знаем точно, сколько лет командовал Брут в Hispania Ulterior. Его триумф состоялся лишь в 132 г. (Eutrop., IV, 19), но отсюда не вытекает, что все это время он воевал. Надежные в хронологическом отношении источники, как Оксиринхская эпитома, заставляют отказаться от 137 г. В своем из-ложении в этом вопросе мы следуем, за небольшими исключениями, выводам Ф. Мюнцера (Münzer F. Iunius. Sp. 1021 ff.).


[Закрыть]. Земли, где он появлялся с войсками, подвергались разорению (Арр. Iber., 73, 303). Поначалу лузитаны взирали на приближающихся врагов с простодушным презрением – как, например, жители города Контобриса^{324}.[303]303
  Э. Хюбнер идентифицирует Контобрис с Контребией (Hübner Е. Contrebia (1) // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1163) – см. выше, с. 150. Эпизод относится к числу ватиканских эксцерптов, описывающих события между 139 (Diod., XXXIII, 19: Попилий – Вириат) и 137 гг. (XXXIII, 26, 1 – по-видимому, сражение с галлаиками); консул, вероятно, тот же, что и в XXXIII, 26,1 (Юний). Однако на основании предшествующей традиции вряд ли можно сказать, когда и в какой ситуации Брут оказался у Контребии. Поэтому следует, видимо, считать Контобрис городом в Лузитании с неизвестным местоположением.


[Закрыть] Впрочем, если население не скрывалось в труднодоступной горной местности, оно оказывало ожесточенное сопротивление. Несмотря на весь свой героизм, они были побеждены римлянами. Лузитаны – как мужчины, так и женщины, сражавшиеся наравне с последними, – умели мужественно принять смерть^{325}.[304]304
  В том же контексте надо воспринимать пассаж Диодора (XXXIII, 25): «Он (лузитанин?) отвечает, что лучше погибнуть, доблестно сражаясь, чем, лишившись оружия, отдать свое тело в жалкое рабство». (Этот фрагмент занимает в ватиканскм эксцерпте положение между рассказами о взятии Контобриса и сражении с галлаиками.)


[Закрыть] Еще одна черта, характерная для этого похода, – очевидное стремление консула к захвату добычи, о которой нам известно не только в связи со взятием Цингиннии[305]305
  Val. Max., VI, 4, ext. 1. Hübner E. Cinginnia // RE. Bd. III. 1899. Sp. 2560: «Этот рассказ, являющийся описанием черт характера лузитан, восходит в конечном счете к Посейдонию». По мнению Э. Хюбнера, город находился в северной Лузитании, немного южнее Дурия, и «был тогда, по-видимому, разрушен». Ф. Мюнцер не дает датировки этого события (Münzer F. Iunius. Sp. 1023). Если покорение Цингиннии состоялось в конце завоевания Брутом Лузитании, как то можно заключить из рассказа Валерия Максима, тогда выходит, что это произошло в конце 138 г., когда Брут достиг Дурия, который являл собою северную границу Лузитании (ср.: Schulten A. Lusitania // RE. Hbbd. 26.1927. Sp. 1867 ff.). О том, что Брут стремился к захвату добычи для себя и для своего войска, ясно говорит в начале своего рассказа Аппиан (Iber., 73, 302). Добыча и рабы упоминаются и в других местах: 73, 303 (опустошение страны; дарование пощады в обмен на контрибуцию); 74, 306 (рабы); 74, 309 (добыча из Талабриги); Diod., XXXIV/XXXV, 4, 1 – 2 (рабы, вероятно, захваченные Брутом); Veil. Pat., II, 5, 1 (большое число рабов).


[Закрыть]. Он даровал пощаду тем, кто добровольно сдавался ему, и захватывал у них лишь добычу (Арр. Iber., 73, 303). Диодор приводит его слова о беспощадности по отношению к тем, кто оказывает сопротивление и мягкости к покоряющимся[306]306
  Но эта реплика относится, по-видимому, к событиям следующего года – после сражения с галлаиками в 137 г. (Diod., XXXIII, 26,1).


[Закрыть], которые имеют прямую параллель у Вергилия: «Милость покорным являть и смирять войною надменных (parcere subiectis et debellare superbos)»[307]307
  Verg. Aen., VI, 853 (Пер. С. А. Ошерова). Diod., XXXIII, 26, 2: римляне тяжко карают сопротивляющихся, но тот, кто покоряется им, с избытком ощущает на себе их мягкость. Ср. в XXXIII, 24 характерную реплику, вложенную в уста консула: «Злодеи, которых римляне карают».


[Закрыть]. О подробностях его похода мы информированы довольно плохо. Тем не менее нельзя не заметить, что его успехи были обманчивы, и некоторые города ему пришлось завоевывать дважды, прежде чем он обрел уверенность в том, что римляне надежно завладели ими (Арр. Iber., 74, 307-75, 309).

При подготовке кампании 137 г., но, вероятно, уже при проведении операций 138 г., Бруту оказал поддержку флот (это можно заключить на основании различных мест у Страбона). Реки, протекавшие на пути продвижения его войск, становились, с одной стороны препятствием, но, с другой стороны, поскольку в его распоряжении были корабли, воротами в удаленные от моря районы Лузитании. О самих же лузитанах нам известно, что они использовали кожаные лодки (Strabo, III, 3, 7, p. 155). В качестве опорного пункта Брут использовал город Морон на Таге, примерно в 90 км от устья реки. Одновременно он укрепил в Олисипоне дамбы для обеспечения судоходства вверх по реке (Strabo, III, 3, 1, p. 152). Это свидетельствует, что подвоз осуществлялся преимущественно морским путем.

В следующем году – мы знаем, что командование Бруту было продлено, – состоялось форсирование Дурия. Он также опустошал и покорял эту страну (Арр. Iber., 74, 304). Однако Брут прославился переходом не через Дурий, а через маленькую реку между Дурием и Минием[308]308
  Ныне Миньо; Миний у Страбона (III, 3, 4, p. 153), Плиния Старшего (NH, IV, 115) и Помпония Мелы (III, 10); Нимий – у Аппиана (Iber., 74, 305).


[Закрыть], которая ныне называется Лима^{326}. В древности эта река носила еще одно название помимо Лимеи, а именно Белион. Это название римские солдаты запомнили в искаженной форме «Обливион»[309]309
  Так у Страбона (III, 3, 4, p. 153). Это название сохранилось в имени озера Беон, из которого вытекает Лима.


[Закрыть]. Волнения, которые, по-видимому, охватили войска Брута из-за того, что они и так уже зашли слишком далеко, усилились из-за связанной с ее именем легенды о том, будто пересекший эту реку теряет память (ср.: Strabo, III, 3, 4, p. 153 – история о кель-тиках). Римские войска вынуждены были перейти реку после того, как сам проконсул, схватив штандарт, пересек ее (Liv., per. 55; Ер. Oxyrh. 55, Z. 216-217; Арр. Iber., 74, 304-305; Flor., I, 33, 12 = III, 17,12; Plut. Quaest. Rom., 34).

Брут вторгся в область галлаиков, с которыми вряд ли римляне прежде имели дело, поскольку едва ли о них слышали (Veil. Pat., II, 5,1: aditis quae vix audita erant – «дойдя до тех, о которых едва ли кто слышал»). Только Цепион однажды совершил набег на их внутренние районы (Арр. Iber., 70, 300). Тем многочисленнее стали легенды, которые ходили о стране и народе на берегах океана^{327}.[310]310
  То, что во время похода войска Брута дошли до океана, было вторым деянием, снискавшим ему славу: Liv., per. 55; Flor., I, 33, 12 = II, 17, 12; Euseb. Chron., II, 128i, 129m Schoene.


[Закрыть] И хотя Брут никоим образом не покорил всю Галлекию[311]311
  Страбон называет Миний в качестве рубежа, до которого дошли войска Брута (III, 3, 4, р. 153). Поэтому Флор (III, 17, 12) преувеличивает, когда пишет о «всех народах Галлекии (omnis Gallaeciae populos)»; аналогичным образом и у Веллея Патеркула (II, 5, 1): «обойдя все народы Испании (penetratis omnibus Hispaniae gentibus)».


[Закрыть], тем не менее по имени ее народа он получил прозвище Галлекийского (Gallaicus) – благодаря тому обстоятельству, что прежде о галлаиках едва ли кто слышал (Veil. Pat., II, 5, 1; Strabo, III, 3, 2, p. 152; Ovid. Fast., VI, 461-462; Schol. Bob. ad Cic. Pro Archia 179 St., 359 Or.). Галлаики, о которых говорили, что они пришли на помощь лузитанам (Oros., V, 5, 12), показали себя весьма серьезным противником. Дело дошло до большого и жаркого сражения – вероятно, 9 июля 137 г.^{328},[312]312
  Ср.: Münzer F. Iunius. Sp. 1023: вероятно, этот самый день, когда он торжественно пообещал посвятить храм Марсу. Орозий сообщает о 60 000 галлаиков, из которых 50 000 погибло в бою, 6000 попало в плен (V, 5, 12). Ф. Мюнцер пишет о «раздутых цифрах», восходящих к современным этим событиям римским анналистам (Münzer F. Iunius. Sp. 1021). Ус-пехи Брута в операциях против галлаиков кратко упомянуты у Ливия (per. 56) и Ампелия (47, 3). Фрагмент Диодора (XXXIII, 26, 1а) может восходить к воодушевляющей речи Брута перед этим сражением. Равным образом фрагмент 26, 1b из описания самого сражения.


[Закрыть] – в котором они были разбиты. Теперь путь на север для Брута был свободен. Он дошел до Миния, очевидно, постоянно сопровождаемый флотом, который плыл по этой реке[313]313
  Такой вывод позволяют сделать ясные указания Страбона (III, 3, 4, р. 153) на характер берега реки и возможность приставать к нему.


[Закрыть]. Намеревался ли полководец продолжать свое продвижение по ту сторону Миния, в точности сказать трудно[314]314
  О Минин как рубеже, дальше которого не пошли войска Брута, говорится у Страбона (III, 3, 4, р. 153). Информация Страбона о тех краях базируется на описании похода Брута (ср. также о кожаных лодках лузитан). Это подтверждается тем обстоятельством, что он говорит о реках к северу от Миния, не вдаваясь в подробности, поскольку ничего о них не знал.


[Закрыть]. Во всяком случае, на это его подвигло нападение на римский обоз живших в горных краях к северу от Дурия бракаров (Арр. Iber., 74, 305). В начавшихся боях, которые также оказались успешными для римлян, мужчины и женщины бракаров сражались плечом к плечу и умирали с величайшим мужеством^{329}.[315]315
  В двукратном упоминании о том, что мужчины сражались вместе с женщинами, Э. Норден усматривает влияние Посейдония (Norden E. Die germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. Leipzig, 1920. S. 163. Anm. 4).


[Закрыть] Женщины и дети, будучи проданы в рабство, не раз кончали жизнь самоубийством (Арр. Iber., 74, 306; Diod., XXXIV/XXXV, 4,1). Оставшиеся в живых выказывали глубочайшую скорбь, когда покидали пределы отечества, чем пробудили сочувствие даже у врагов^{330}.[316]316
  Неясно, связан ли фрагмент Диодора с контекстом, который мы наблюдаем у Аппиана. Если исходить из его содержания, это возможно. Помимо данного случая речь как о «войне с варварами» может идти еще только о завоевании Нуманции, но там обращаемые в рабство интересны другими чертами (одичание, см. ниже, с. 262 – 263). По времени речь должна идти примерно о 133 г. (у Аппиана – 137 г., несмотря на это, в обоих случаях может подразумеваться expeditio Bruti), поскольку у Диодора предшествующие фрагменты из ватиканского эксцерпта (XXXIV/ XXXV, 2; XXXVIII; XL; XLI; XLIV/XLVIII) захватывают сицилийское восстание рабов, а последующий, XXXVI, 6—7 – революцию Гракхов. Мысли, которые возникают у Диодора в связи с проявлениями великой любви к родине у варваров («общая по природе скорбь»), ясно указывают на Посейдония как на источник, для которого общность греков и варваров являлась важным элементом его мировоззрения (Reinhardt К. Poseidonios (3) // RE. Hbbd. 43. 1953. S_P. 640, 656).


[Закрыть]

§ 5. Марк Эмилий Лепид и Брут против Палантии

Успешное завершение этого похода развязало армии Брута руки для других операций[317]317
  Успешные кампании Брута против галлаиков и катастрофа Манцина произошли одновременно. Несмотря на это, Брут должен был считать положение в Лузитании вполне надежным, иначе бы не стал покидать только что завоеванные земли.


[Закрыть]. Снова военные события в ближней и дальней провинциях сплелись в одно целое. Командование в Hispania Citerior, как уже говорилось, осенью 137 г. принял Марк Эмилий Лепид Порцина (Арр. Iber., 80, 348). По отношению к Нуманции он был обречен на бездействие, пока сенат не принял решение о признании недействительным Манцинова договора. Отсюда вытекает, что это решение, поскольку оно было связано с судьбой консула Манцина, состоялось не ранее чем накануне 136 г. Таким образом, возможное возобновления войны против Нуманции последовало не раньше весны 136 г. Поэтому Лепид мог даже счесть, что инструкции по поводу Нуманции прибудут вместе с его преемником. Несмотря на то, что Лепид не отличался телосложением полководца, он захотел воспользоваться неожиданно выпавшим ему удобным случаем, чтобы снискать себе военную славу[318]318
  Лепид метко охарактеризован у Диодора (XXXIII, 27). «Палантийскую войну» (bellum Palantinum) упоминает Луцилий (972М): «Был в Паллантийской войне плешивый бесславный вояка (calvus Palantino quidam vir non bonus bello)». He подразумевает ли здесь Луцилий самого консула Лепида? Во всяком случае, его данные хорошо согласуются с текстом Диодора.


[Закрыть]. То, что развязывание новой войны на Иберийском полуострове было не в интересах Рима, его не беспокоило, равно как и то, что отсутствовал повод для войны[319]319
  Арр. Iber., 80, 349: «Ведь в то время некоторые полководцы стремились начать войну ради славы, добычи или триумфа, а не ради блага государства». Эта мысль, которая восходит скорее к его источнику, чем принадлежит самому Аппиану, вполне соответствует взглядам Посейдония, историку упадка, который датировал поворот к худшему 146 г. (ср.: Reinhardt К. Poseidonios. Sp. 632).


[Закрыть]. Как это уже было один раз, ваккеям пришлось опять расплачиваться за соседей. Лепид обвинил их в том, что они снабжали нумантинцев, несмотря на то что они никоим образом не нарушали заключенное с римлянами соглашение – с какого времени оно существовало, мы не знаем (Арр. Iber., 80, 349—350; Oros., V, 5,13). Тем самым Лепид начал, бесспорно, несправедливую войну (bellum iniustum) (Oros., V, 5, 13)[320]320
  Как мало известно нам об этих отношениях, показывает рассказ Фронтина (IV, 5, 22), из которого мы узнаем о союзе ваккейской Сеговии с римлянами только потому, что это стало поводом для нападения на город со стороны Вириата; см. выше, с. 81.


[Закрыть]. Ему удалось привлечь к участию в этой операции своего родственника Децима Юния Брута, уже закончившего свой поход (Арр. Iber., 80, 350)[321]321
  Конкретнее о родственных связях Лепида и Брута ничего неизвестно, ср.: Münzer F. Römische Adelsparteien und Adelsfamilien. S. 242.


[Закрыть].

Целью римского наступления стал город Палантия, под стенами которого в свое время уже понес большие потери Лукулл. Оба полководца – Брут наверняка привел с собой часть войска – приступили к осаде этого города (Арр. Iber., 80, 350). Когда они уже начали войну, к ним прибыли два посла сената, Цецилий и Цинна, которые привезли инструкции для Эмилия Лепида. Они заявили, что сенат удивлен, почему Лепид после совсем недавно понесенных поражений в Испании затеял новую войну. Сенатское постановление недвусмысленно запрещало Лепиду нападать на ваккеев (Арр. Iber., 81, 351; более подробных сведений об этих послах нет). Едва ли эти инструкции появились случайно. Что касается хронологии, то сложно представить, что Лепид начал кампанию до начала зимы[322]322
  Согласно Ливию (per. 56) и Орозию (V, 5, 13), Лепид вел войну против ваккеев, будучи проконсулом, т. е. в 136 г. То же самое подразумевает Обсеквент (§25) под 136 г.: «Римское войско уничтожено ваккеями (a Vaccaeis (конъектура ab Achaeis) exercitus Romanus caesus)».


[Закрыть].

За исключением неблагоприятного времени года войско, которое только что избежало катастрофы при Манцине, нуждалось в отдыхе, тем более что вооружение и обоз были потеряны. Отсюда, конечно, не следует, что уже осенью 137 г. Лепид не принял необходимых мер, видимо, он также провел дипломатическую подготовку, если о таковой можно говорить. Известия об этих мерах в течение зимы могли достичь Рима и стать причиной отправки упомянутого посольства, которое было поставлено перед свершившимся фактом.

Для Лепида было важно использовать время, остававшееся до прибытия его преемника. Консулов 136 г. мы знаем. Из них Луций Фурий Фил по жребию (на это недвусмысленно указывает Валерий Максим: III, 7, 5) получил командование в Ближней Испании, что полностью соответствовало его желаниям (Val. Max., Loc. cit.).

С Брутом складывалась иная ситуация. Вопреки традиции ему продлили командование в дальней провинции во второй раз. Во время дискуссии по этому поводу Сципион Эмилиан выступил в сенате с речью «Об империи Брута» (De imperio D. Bruti) и, вероятно, советовал продлить ему полномочия (Fest., 241)^{331}. Обе меры – запрет Лепиду воевать с ваккеями и продление командования Бруту – были связаны с нумантинским разгромом.

С одной стороны, не должно было возникнуть новых осложнений, с другой – дальнейшее пребывание на своем посту испытанного военачальника, как предполагалось, гарантировало укрепление римского господства.

Между тем Лепид, несмотря на запрет сената, и не думал отказываться от своего намерения[323]323
  To, что Лепид действовал вопреки решению сената, особо подчеркивает Орозий (V, 5, 13).


[Закрыть]. Он объяснил послам, что их инструкции обгоняют ход событий и что он не считает себя связанным ими; в сенате не знают ни о том, что ваккеи помогали Нуманции деньгами, хлебом и войском, ни о том, что в походе участвует Брут; к тому же отступление может поколебать римское господство во всей Испании[324]324
  Подобная драматизация обстановки напоминает слова послов дружественных Риму общин из Ближней Кельтиберии в 152 г. (Pol., XXXV, 2, 8—9). В остальном Лепида характеризует необдуманность поступков. К счастью, ситуация в Испании была не столь неустойчивой, как то изображал Лепид.


[Закрыть]. С этим ответом послам пришлось вернуться в Рим^{332}.[325]325
  Эти переговоры проливают свет на трудности управления Римской империей.


[Закрыть]

Осада Палантии продолжалась с усиленным рвением. Возводились редуты, сооружались метательные орудия, заготовлялся провиант[326]326
  Как обычно: укреплять лагерь (castra munire), делать метательные орудия (tormenta efficere), свозить хлеб (frumentum comportare); ср.: Caes. ВС, I, 18, 4; III, 9, 3.


[Закрыть]. Легат Флакк (более подробно неизвестен), атакованный врагами во время фуражировки, спасся от них с помощью хитрости: он распустил слух, будто Палантия пала. Когда враги услышали ликующие возгласы римлян и узнали об их причине, то приняли это на веру и удалились (Арр. Iber., 81, 353—354). Однако осада затягивалась, положение римлян постепенно ухудшалось. Питание было скудным, начался голод, все вьючные животные были съедены, многие солдаты умерли (Арр. Iber., 82, 354). После долгих колебаний военачальники в конце концов вынуждены были уступить обстоятельствам. В самый неожиданный момент, около времени четвертой стражи, они дали сигнал к отступлению. Военные трибуны и центурионы попытались навести порядок среди начавшейся неразберихи. Несмотря на это, отход больше напоминал бегство – воины оставляли оружие, имущество, больных и раненых, не обращая внимания на их мольбы (Арр. Iber., 82, 355—356; потеря лагеря и оружия – Oros., V, 5, 13). Палантийцы, естественно, воспользовались замешательством и весь день непрерывно со всех сторон преследовали римлян, которые несли при этом тяжелые потери. Число погибших римлян определяется источниками в 6000 (Арр. Iber., 82, 356; Oros., V, 5, 13). Когда наступила ночь, солдаты от голода и усталости не смогли разбить лагерь, но палантийцы отказались от преследования – как сочли римляне, благодаря божественному вмешательству[327]327
  Палантийцы ушли, «словно какой-то бог удалил их (θεού σφας άποτρέποντος)». А. Шультен предполагает лунное затмение, возможно, 1 апреля 136 г. (Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 365. Anm. 2). [Затмение началось 31 марта в 23 ч 46 мин, закончилось в 1 ч 15 мин 1 апреля 136 г. Тень закрыла 0,73 лунного диска (Доценко Н. П. Римская агрессия в Испании и борьба испанских племен за независимость (154—133 гг. до н. э.). Дисс…. канд. ист. наук. Ростов-на– Дону, 1966. С. 203. Примеч. 4. – Примеч. перев.]


[Закрыть].

Отступление велось в сторону Нуманции, поскольку незадолго перед этим состоялась выдача Манцина. Бруту после провала операции пришлось вернуться в свою провинцию[328]328
  У Ф. Мюнцера предполагается, что участие в bellum Palantinum стало последней операцией Брута в Испании (Münzer F. Iunius. Sp. 1023).


[Закрыть]. В Риме ответ Лепида послам был воспринят очень отрицательно. Следствием этого стало немедленное отстранение его от командования (Арр. Iber., 83, 358; Аппиан ошибочно пишет о лишении Лепида консульской должности). Однако в отношении этой меры можно говорить скорее о формальном акте, чем о фактическом ее значении для римской политики в Испании. Сообщение об этом Лепид должен был получить более или менее одновременно с прибытием своего преемника Фурия Фила, если – что вероятно – его вообще не привез сам Фурий Фил. Марк Эмилий Лепид Порцина вернулся в Рим после этой насколько несправедливой, настолько и неудачной войны в качестве частного лица. Хотя он был всего лишь оштрафован (Арр. Iber., Loc. cit.), это тем не менее нанесло большой ущерб его авторитету (Sempronius Asellio fr. 4 HRR: «поскольку ненависть к Лепиду понемногу росла (ut maior invidia Lepido glisceretur)». Его поражение упоминается в одном ряду с разгромом Манцина^{333}.[329]329
  Мюнцер, выступая в защиту Лепида, подчеркивает тот бесспорный факт, что традиция неблагосклонна к нему: «Историческая традиция воспроизводит здесь обвинения политических противников. Однако совершенно очевидно, что люди, которые хотели ограничить решающее влияние завоевателя Карфагена во внутренних делах, стремились к увеличению собственного авторитета с помощью успехов и почестей на военном поприще» (Münzer F. Römische Adelsparteien und Adelsfamilien. S. 241).


[Закрыть]

§ 6. Луций Фурий Фил и Квинт Калъпурний Пизон

По-видимому, поблизости от Нуманции, где война к этому времени прекратилась, Фурий принял командование над войском от потерпевшего поражение и лишенного власти Лепида. Он предлагал Квинту Цецилию Метеллу Македонскому и Квинту Помпею стать его легатами, что было весьма странно, поскольку оба они перессорились как друг с другом, так и с Фурием Филом (Val. Max., II, 7, 5; Dio Cass., XXIII, 82). Как говорили, он хотел сделать их невольными свидетелями своих военных успехов^{334},[330]330
  К. Бильц предполагает, что Метелл и Помпеи «были приданы стороннику Сципиона, представителю другой партии, в каком-то смысле для присмотра» (Bilz К. Die Politik des P. Cornelius Scipio Aemilianus. S. 60—61). С учетом 16-го фрагмента Ливия я считаю это маловероятным, ибо, согласно последнему, для Помпея вторичное пребывание под Нуманцией было неприятно.


[Закрыть] поскольку теперь, по мнению римлян, вновь появилась возможность вести справедливую войну с Нуманцией[331]331
  Учитывая события, последовавшие за Кавдинским договором и катастрофой с армией Манцина, X. Ниссен допускает, что в соответствии с религиозными положениями римлян срок в два года мог вновь сделать войну справедливой и угодной богам (duellum purum piumque) (Nissen H. Die Caudinische Friede. S. 63). Хотя между 136 и 134 гг. не произошло крупных военных событий, тем не менее ни в коем случае нельзя считать, что война прекратилась, намерения сделать паузу не было (ср.: Val. Max., III, 7, 5; Dio Cass., XXIII, 82; Obseq., 26).


[Закрыть]. Однако ожидаемых успехов не последовало. Тяжелое состояние войска, по-видимому, заставило Фурия отказаться от первоначальных намерений и учесть риск поражения. Таким образом, часть пригодного для боевых операций времени 136 г. была проведена римлянами в бездействии.

На выборах консулов на 135 г. победу одержали Сервий Фульвий Флакк^{335} и Квинт Кальпурний Пизон^{336}. Оба консула получили военное командование, Фульвий в Иллирии (Liv., per. 56; Арр. 111., 29), Пизон – против нумантинцев. Распределение провинций, по-видимому, было произведено на основании особого постановления (Арр. Iber., 83, 362: στρατηγός δ’ έπ’ αύτοϋ αίρεθείς… см., однако, выше, гл. III, § 1). Пизон рискнул предпринять атаку на Нуманцию. Однако и он сразился с врагами неудачно, римское войско потерпело поражение[332]332
  Obseq., 26: «В Нуманции дела плохи, римское войско разбито (in Numantia res male gestae, exercitus Romanus oppressus)»; App. Iber., 83, 362: «он не пошел против Нуманции». А. Шультен поэтому предполагает, что Обсеквент подразумевает войну с ваккеями (Schulten A. Numantia. Bd. I. S. 365. Anm. 8). Из Аппиана, однако, не следует, что римляне потерпели поражение. Мне кажется более вероятным, что Аппиан уже не обнаружил в своем источнике сведений о поражении римлян под Нуманцией и сделал соответствующее замечание по собственному разумению.


[Закрыть]. Чтобы иметь повод доложить еще об одном успехе, Пизон совершил нападение на область палантийцев, опустошил небольшую ее часть, а оставшееся время года провел на зимних квартирах в Карпетании (Арр. Iber., 83, 362). Таким образом, после восьми лет войны Нуманция все еще не была побеждена.

§ 7. Последний поход Брута в Лузитанию

Возвратимся еще раз в Дальнюю Испанию. Там в отсутствие Брута ситуация изменилась к худшему. Было ли причиной тому отсутствие полководца, наводившего ужас на врагов, или это явилось эхом поражения римлян под Палантией в 136 г.[333]333
  Ф. Мюнцер рассматривает это отпадение как результат катастрофы, постигшей армию Манцина (Münzer F. Iunius. Sp. 1022). В этом случае Брут жестоко обманулся насчет положения в Лузитании. Поэтому, как я полагаю, правильнее говорить о том, что дополнительное влияние оказало поражение под Палантией, которое потерпел сам Брут.


[Закрыть] – так или иначе, но ряд городов, которые в138и137гг. сдались Бруту, вновь отпали от римлян (Арр. Iber., 74, 307 – 75, 309). Однако Бруту по возвращении в свою провинцию удалось вернуть отпавшие города под власть римлян. Довольно подробно излагаются эти события в случае с Талабригой (Арр. Iber., 75, 308—309). Этот город не раз отпадал от римлян и потому имел все основания страшиться репрессий с их стороны. Брут потребовал от талабригийцев капитуляции (deditio) и добился ее. Были выданы перебежчики, военнопленные, оружие и заложники, после чего Брут приказал жителям покинуть город. Он окружил их своими воинами и стал перечислять им их проступки. Жители приготовились к самому худшему. Однако на сей раз Брут ограничился лишь тем, что крепко пригрозил им[334]334
  Ф. Мюнцер не совсем верно пишет о «вероломстве» в отношении талабригийцев (Münzer F. Iunius. Sp. 1023), поскольку они с самого начала знали, что должны быть готовы к любому исходу.


[Закрыть]. Лошади, хлеб, общественные деньги и другое общественное имущество он забрал в пользу римлян, но самих талабригийцев вопреки их ожиданию вернул в город. В конце года Лузитания, по-видимому, вновь была умиротворена – в римском понимании.

Однако остается неясным, действительно ли 136 г. был последним годом операций Брута в Hispania Ulterior. Бросается в глаза, что его триумф состоялся непосредственно перед триумфом Сципиона Эмилиана[335]335
  Eutrop., IV, 19; по мнению Ф. Мюнцера, нет полной уверенности, что триумф Брута состоялся лишь в 132 г., «поскольку порядок событий у Евтропия не слишком точен» (Münzer F. Iunius. Sp. 1022).


[Закрыть]. Тем не менее в этом нет ничего невозможного. Во-первых, едва ли не могло не сказаться его участие в походе Лепида, во-вторых, видимо, более раннему проведению триумфа Брута помешали его неудачные операции в ближней провинции[336]336
  О его раннем триумфе пишет Аппиан (Iber., 99, 428). Упомянутые у Аппиана сенатские комиссии работали обычно вместе с полководцами (ср.: Meyer Ernst. Römischer Staat uns Staatsgedanke. S. 170). По-видимому, в пользу раннего триумфа свидетельствует и Диодор (XXXIV/XXXV, 4). Судя по контексту соответствующего фрагмента, речь идет о победоносном войске, которое покинуло покоренную страну и возвращается в Рим для триумфа. Больше всего к этому подходит ситуация с Брутом.


[Закрыть]. К тому же политическая обстановка в 132 г. после провала попытки гракханских реформ вновь стала для Брута более благоприятной (см. выше о гипотетических отношениях Сципиона Эмилиана со Сципионом Назикой, гл. III, § 7). Поздний триумф, вероятно, скорее означает не столько необычно долгое ведение войны, сколько некоторое ожидание. Видимо, Децим Юний Брут Галлекийский отпраздновал блестящий триумф, действительно, только в 132 г. (Eutr., IV, 19; Plut. Tib. Gr., 21, 3; возвращение в Рим: Арр. Iber., 75, 310). Обустройство завоеванных территорий началось только в 133/132 г. комиссией десяти представителей сената, которые выполняли аналогичное задание в областях, покоренных Сципионом Эмилианом (Арр. Iber., 99, 428).