Текст книги "Войны Рима в Испании. 154—133 гг. до н. э."

Автор книги: Гельмут Симон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

§ 6. Возобновление войны Квинтом Сервилием Цепионом

Уже при отъезде из Рима Цепион показал, на какую бесцеремонность он способен[219]219
  Münzer F. Römische Adelsparteien und Adelsfamilien. S. 249: «Квинт, самый молодой из Цепионов, являл собой весьма характерный тип барчука».


[Закрыть]. Во время своего командования в Испании он проявил немалую энергию, но также и беззастенчивость. Поначалу казалось, что его силам не найдется применения. Прежде чем Цепион прибыл в Hispania Ulterior со своим войском, в составе которого находилось 600 римских всадников (во всяком случае, так много их было там позднее – Dio Cass., fr. 78), война с Вириатом закончилась[220]220
  У Обсеквента (§ 23) налицо ошибка, возникновение которой можно объяснять по-разному. Он замечает о том годе, когда были консулами Кв. (в первом издании Гн.) Цепион и Г. Лелий: «В этот год был обретен мир благодаря победе над Вириатом (annus pacatus fuit Viriatho victo)».


[Закрыть]. С самого начала все помыслы и желания Цепиона были направлены на возобновление войны (Арр. Iber., 70, 296—297). Он стал изображать заключенный Сервилианом и утвержденный народом договор как недостойный Рима (Ер. Oxyrh. 54, Z. 185—186: deformis pax; Арр. Iber., 70, 296: άπρεπέσταται συνθήκαι; Diod., XXXIII, 1, 4: συνθήκαι… άπάξιοι 'Pωμαίον), в результате чего вновь всплыло то же самое понятие, которое доминировало во время дискуссии в 152 г. по поводу Марцеллова договора. Но на этот раз оно не сыграло такой роли, как в 152 г., поскольку аннулирование договора означало бы резкий выпад в адрес Сервилиана^{255}. В противоположность тому, что имело место в 152 г., теперь уже действительно имел место договор aequis condicionibus. Однако это не стало препятствием для Цепиона. Он засыпал сенат все новыми и новыми письмами с просьбой о разрешении возобновить войну (Арр. Iber., 70, 296)[221]221
  По мнению В. Дальхайма, Цепион ехал в Испанию, уже имея инструкции разорвать мир с Вириатом (Dahlheim W. Gewalt und Herrschaft. Das provinziale Herrschaftssystem der römischen Republik. Berlin; New York, 1977. S. 99), что, впрочем, не находит опоры в источниках. – Примеч. перев.


[Закрыть]. В конце концов ему удалось склонить сенат дать половинчатое согласие: позволялось наносить различными способами ущерб Вириату (Арр. Iber., 70, 297). Цепион, очевидно, воспользовался этим разрешением, однако не был им полностью удовлетворен. После дальнейших усилий он, наконец, добился, по-видимому, в 140 г.[222]222
  А. Шультен датирует расторжение договора сенатом 140 г. (Schulten A. Geschichte von Numantia. München, 1933. S. 74). Также и Т. Моммзен полагает невозможным, чтобы подготовка этого акта началась в более раннее время (Mommsen Th. Römisches Staatsrecht. Bd. II³. S. 12). X. Гундель датирует командование Цепиона лишь начиная с его проконсульства в 139 г. (Gundel И. Viriatus. Sp. 221). Однако прибытие Цепиона в провинцию в 140 г. засвидетельствовано оксиринхской эпитомой (54, Z. 182—184).


[Закрыть] формального постановления сената, которое поручало ему возобновление войны^{256}.[223]223
  О решении народного собрания, которого следовало бы ожидать в данном случае, ничего не сообщается. От слова έψηφισμένου у Аппиана (70, 298) толку немного. Во всяком случае, у Диона Кассия глагол ψεφίζομαι используется для обозначения как голосования и постановлений сената (например, XXXVII, 21, 1; 21, 3; 22, 4; 36, 1 и 2), так и народного собрания (XXXVII, 9, 2; 28, 1; XXXVIII, 41, 1), но в случаях с сенатом значительно чаще.


[Закрыть] Об уловках, с помощью которых римляне перешагнули скрепленный клятвами договор, ничего не сообщается^{257}.[224]224
  По мнению Моммзена, сакросанктный закон, по сути, нельзя было отменить, но если скрепленный клятвой договор не соблюдался одной из сторон, то и другая в этом случае не была им более связана.


[Закрыть] Если учесть, что на границе с лузитанами было неспокойно, то для Цепиона не составляло большого труда сообщить в Рим о каком-нибудь инциденте, в котором Вириат предстал бы как зачинщик (ср.: Арр. Iber., 68, 289—290; согласно этому фрагменту, в 141/140 г. наряду с Вириатом против римлян сражались и другие лузитанские банды). Так что желанный предлог появился. Совершенно невероятно, что Вириат действительно не придерживался договора, когда ему подсказывало это политическое чутье^{258}.

Как только у Цепиона были развязаны руки, он развернул наступление против Вириата и вторгся на подконтрольную ему территорию, в Бетурию[225]225
  Поскольку Вириат погиб в 139 г. (Ер. Oxyrh. 54, Z. 197-198), а перед этим еще имели место крупномасштабные операции Цепиона и переговоры Попилия с Вириатом, то первые столкновения между Вириатом и Цепионом я предпочитаю датировать 140 г.


[Закрыть]. Он захватил город Арсу[226]226
  Ср.: кроме того, Арса упоминается у Харакса (fr. 28), Плиния Старшего (NH, III, 14) и Птолемея (II, 4, 10). Точное местонахождение неизвестно.


[Закрыть], которую Вириату пришлось оставить, и начал преследовать отступавшего противника, который при этом разорял территории, где он проходил, пока не настиг его в Карпетании (Арр. Iber., 70, 298). Цепион имел значительный численный перевес над лузитанами, и Вириат поэтому не осмеливался на сражение (Арр. Iber., 70, 298—299). В этой тяжелой ситуации он вновь осуществил свой типичный маневр, при котором использовал весь свой опыт и особенности местности. С меньшей частью войска Вириат построился на холме как бы для сражения, а большую часть своих сил вывел через незаметное для римлян ущелье. Как только он увидел, что его люди находятся в безопасности, с оставшимися воинами Вириат ушел, не опасаясь более римлян, причем с такой быстротой, что преследователи потеряли его след (Арр. Iber., 70, 299-300; 62, 260-264; Frontin., II, 13, 4)^{259}.

Операции римлян в кампании 140 г. против лузитан на этом закончились. Консулами 139 г. были избраны уже упоминавшийся Попилий Ленат^{260} и Гней Кальпурний Пизон^{261},[227]227
  Его преномен мы теперь твердо знаем благодаря оксиринхской эпитоме (Oxyrh. 54, Z. 191; ср.: Broughton Т. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. Vol. I. P. 476).


[Закрыть] люди, в политическом отношении близкие друг другу[228]228
  Ср.: Volkmann H. Popilius. Sp. 60—61; позднее имел место брачный союз между представителями этих семейств.


[Закрыть]. Что касается их отношений с другими политическими группировками, то можно предполагать их близость к Фульвиям и Эмилиям Лепи дам, которые как раз в это время добились немалых успехов в достижении магистратур[229]229
  В 137 г. Марк Эмилий Лепид Порцина был избран консулом, в 136 г. Квинт Фульвий Нобилиор стал цензором, в 135 г. Сервий Фульвий Флакк, а в 134 г. Гай Фульвий Флакк – консулами. Ср.: Münzer F. Römische Adelsparteien und Adelsfamilien. S. 237—238; Bilz K. Die Politik des P. Cornelius Scipio Aemilianus. S. 46. Anm. 122: «Ни о том, ни о другом нет сведений, что они были друзьями Сципиона».


[Закрыть]. Помпеи уже два года находился в Испании. В 139 г. Hispania Citerior была вновь объявлена консульской провинцией (возможно, по настоянию консулов, поскольку, как казалось, военная обстановка сама по себе этого не требовала), а Попилию было поручено командование там. Учитывая отношения между консулами, дело было решено полюбовным соглашением. Пизон, очевидно, вел дела в Риме. Командование Сервилию Цепиону в Hispania Ulterior было продлено, так что теперь он мог продолжать войну с лузитанами, которой так желал.

Как кажется, в начале кампании 139 г. Цепион обратился не против самого Вириата – осторожность в отношении противника и недоверие к собственным войскам, видимо, давали для этого достаточные основания. Вместо этого он предпринял поход в область веттонов, которые, как мы уже видели, выступали в качестве союзников лузитан (Арр. Iber., 56, 235; 58, 244), вероятно, в нынешней Эстремадуре. Цепион даже проник до земель галлаиков в северо-западной Испании, так что он должен был пересечь Дуэро (Арр. Iber., 70, 300). Примерно на полпути между Тагом и Аной он заложил укрепленный пункт Кастра Сервилиа^{262}. Равным образом, по-видимому, к этому походу Цепиона восходит более поздняя дорожная станция Цепиана (Caepiana) в южной Португалии, местоположение которой неизвестно^{263}.

§ 7. Переговоры Вириата с Марком Попилием Ленатом и Цепионом. Убийство Вириата по наущению Цепиона

Во время этого похода, который не затронул самого Вириата, на последнего обрушился удар со стороны Марка Попилия Лената. Попилий, прибывший для ведения войны с кельтиберами, поначалу был обречен на бездействие, поскольку должен был ожидать решения сената по поводу договора, заключенного Помпеем. Теперь угроза, возникшая еще и со стороны армии ближней провинции[230]230
  Правда, как справедливо отмечает X. Гундель, то, что операция обоих наместников проводилась сообща, недоказуемо (Gundel H. Viriatus. Sp. 222).


[Закрыть], побуждала Вириата к мирным переговорам, несмотря на предшествующий неудачный опыт (Diod., XXXIII, 19; Dio Cass., XXII, 75; Auct. de vir. ill., 71, 2). После того как Цепион вновь начал войну, Вириат предпочел вступить в переговоры не с проконсулом дальней провинции, а с Попилием Ленатом. Ему, однако, пришлось разочароваться, если он ожидал мягких условий. На этот раз, в отличие от предыдущего года, диктовали условия римляне. Его положение предводителя лузитанских отрядов было, как и прежде и судя по дальнейшим событиям, небесспорным. Если простые воины были ему преданы (Арр. Iber., 72, 319; Diod., XXXIII, 21а), то отношения Вириата со знатными людьми в его войске были явно натянутыми. Правда, при той популярности, какой пользовался последний, они не имели возможности самостоятельно выступить против него[231]231
  Ср. мнения Хаака (Pauly. Bd. VI. Sp. 2669) и А. Гарсиа-и-Бельидо (Hispania. Т. 5. 1945. Р. 575; цит. по: Gundel H. Viriatus. Sp. 217—218). Оба автора пытаются объяснить стремление Вириата к миру семейными трудностями и трениями между предводителями лузитан. Несмотря на то что данный тезис нужно, по-видимому, отвергнуть, как это делает X. Гундель, налицо факт раздоров, который Гундель, на мой взгляд, слишком недооценивает. Иначе никак не объяснишь сведения, изложенные у Диона Кассия (XXII, 75).


[Закрыть], несмотря на то что сами командовали небольшими отрядами (Dio Cass., XXII, 75). Уже история его брака показывает, насколько прохладными были у него отношения с собственным тестем Астолпой (Diod., XXXIII, 7, 1—4). Последний принадлежал к числу состоятельных и знатных лузитан, которые имели разносторонние дружественные связи с римлянами (Diod., XXXIII, 7, 4). Поэтому то, что они держали сторону Вириата, могло истолковываться римлянами как измена. Так что их положение меж двух огней было весьма сложным, тем более что они явно не пользовались симпатиями у простых лузитан. Затруднительность ситуации, в которой они оказались, иллюстрирует описанный выше пример города Тукки.

Как мне кажется, для ведения переговоров Вириат лично прибыл в лагерь консула и своей лишенной показного блеска манерой поведения снискал репутацию настоящего воина[232]232
  Такой вывод делает К. Цикориус на основании данных Луцилия (476 М), где описывается лошадь Вириата: «Стати нет в жеребце, зато легконог и вынослив он» (ipse ecus, non formonsus, gradarius, optimus vector). Появляется у Луцилия (615—616 М) и сам Вириат: «Но бесчестьем не считаем быть побитым варваром – Вириатом, Ганнибалом» (bello vinci a barbaro Viriatho Annibale). Интерпретация этого места спорна (ср.: Gundel H. Viriatus. Sp. 203—204). Однако мне кажется весьма интересным дополнение А. Шультена (Schulten A. Viriatus. S. 234. Anm. 2). Он полагает, что Луцилий называет Вириата Ганнибалом иберов, подобно тому как Флор (I, 33, 15 = II, 17, 15) именует его Hispaniae Romulus – испанским Ромулом.


[Закрыть].

Попилий по обыкновению римлян выдвигал требования одно за другим – вновь налицо скрытая форма deditio, – и Вириат выполнял их по мере предъявления[233]233
  Данные Диона Кассия (XXII, 75) и автора сочинения «О знаменитых мужах» (71, 2) истолковываются благодаря фрагменту Диодора (XXXIII, 19). О реальном содержании deditio см. изложение Полибия (XXXVI, 4,1-3).


[Закрыть]. Так, он отрекся от всех, кого римляне считали перебежчиками. Часть их лузитаны казнили сами, среди них и Астолпа, часть была выдана римлянам, которые наказали их отсечением рук (Dio Cass., XXII, 75). Следующее требование римлян касалось выдачи оружия. Это требование – оно явно не стало бы последним – привело к провалу переговоров. Ни сам Вириат, ни его войско не могли заставить себя претерпеть такой позор (Dio Cass., XXII, 75; Auct. de vir. ill., 71, 2). To, что после прекращения переговоров дело дошло до борьбы между Вириатом и Попилием, совершенно невероятно[234]234
  В этом также сомневается и X. Гундель (Gundel H. Viriatus. Sp. 222). Нужно отклонить точку зрения А. Шультена о том, что у Аппиана (79, 345) произошло смешение названий, и вместо лузонов речь должна идти о лузитанах (Schulten A. Polybius und Posidonius… S. 602). He говоря уж о том, что сама эта мысль имеет препятствием lectio difficilior, мне кажется, что заметка Аппиана относится к 138 г.


[Закрыть]. Думается, что после прояснения вопроса о договоре с нумантинцами консул должен был уделить все свое внимание этим событиям.

Теперь непосредственным противником Вириата, который все это время, как кажется, оставался в Карпетании, вместо Попилия стал Цепион. Римляне пока сохраняли уважение к Вириату. Он, очевидно, вернулся на гору Венеры, в то время как римляне разбили свой лагерь на южном берегу Тага^{264}. По-видимому, Цепион боялся вступать в борьбу с Вириатом. Вместо этого он стал демонстрировать свои барские замашки, которые уже испытал на себе народный трибун Азелл. Грубость проконсула породила отчуждение между ним и его войском, в особенности всадниками, при том, что он не снискал реальными успехами авторитета, пусть даже и вопреки отвращению, которое он вызывал. Солдаты отводили душу, насмехаясь над ним за глаза. Цепион прекрасно знал об этом, но, естественно, не мог отыскать зачинщиков. Поэтому он решил прибегнуть к коллективному наказанию и дал всем служившим у него римским всадникам чрезвычайно опасное задание: они должны были, не имея прикрытия, нарубить дрова на холме, находившемся в руках Вириата^{265}, – занятие, при котором римляне, как известно, обычно несли потери (см. выше, с. 82). Его офицеры, военные трибуны и легаты пытались уговорить Цепиона отменить приказ, но безуспешно. Всадники же были слишком горды, чтобы молить Цепиона о прощении. Они отправились выполнять распоряжение проконсула, причем к ним присоединились всадники союзников и другие добровольцы. Им удалось справиться с заданием. Однако когда всадники вернулись, то стали укладывать свежесрубленные поленья вокруг палатки Цепиона, чтобы сжечь ее. Цепиону не оставалось ничего иного, как спасаться бегством с претория (Dio Cass., XXII, 78; Ер. Oxyrh. 54, Z. 195 – 196, с серьезными дополнениями). Как развивались события дальше, мы не знаем, однако сомнительно, что Цепион еще имел власть для суровых наказаний.

Этот эпизод, однако, не означает, что римская армия перестала признавать дисциплину. Вмешательство офицеров показывает, что голос разума не умолк, даже если им не всегда удавалось заставить командующего выслушать их. Мы не знаем, насколько Вириат был осведомлен об этих событиях. Чем дальше, тем больше мощь римлян должна была ему представляться подобной гидре, у которой отрастают все новые и новые головы на месте отрубленных. Что же касается его лузитан, то здесь он не мог быть уверен, что они продержатся долго. Прошли времена первых победоносных возмущений, первых сокрушительных ударов по римлянам, консолидации сил. Уже в период начавшихся неудач была одержана победа над Сервилианом, которая могла бы решить дело в пользу лузитан, если бы римляне с помощью крючкотворства не изменили слову. Иначе как чувством бессилия не объяснишь переговоры^{266},[235]235
  А. Шультен предполагает, что лузитаны испытывали непреодолимую усталость от войны (Schulten A. Viriatus. S. 226—227). X. Гундель усматривает здесь связь с походом Цепиона в земли галлаиков, который проходил через тыловые области Вириата и изолировал их (Gundel H. Viriatus. Sp. 221).


[Закрыть] которые Вириат начал в 139 г. с Цепионом лишь после того, как попытка прийти к соглашению потерпела провал из-за требований римлян. На этот раз он вел переговоры не лично, но отправил к римскому консулу трех своих вернейших, как он считал, друзей^{267}. Их звали Авдас, Диталкон и Минур[236]236
  Так считает и А. Шультен (Schulten A. Viriatus. S. 227). У Аппиана (Iber., 71, 311) – Авдакс (Audax), Диталкон (Ditalkon), Минур (Minuros); Ер. Oxyrh. 54, Z. 197: Авдакс (Audax), Минур (Minurus), Диталкон (Ditalco, где сохранилось только -ita-); у Диодора (XXXIII, 21) – Авдас (Audas), Диталкес (Ditalkes), Никоронт (Nikorontes). Во всяком случае, Audax представляет собою по отношению Audas более латинизированную форму – по образцу audax, -acis, ср.: Schulten A. Viriatus. S. 227. Так же и Ditalco является более латинским вариантом, a Ditalces – более греческим. Что касается имени третьего убийцы, то здесь, очевидно, имели хождение две версии, которые соседствовали в источниках наших авторов. [Р. Тувено предполагает, что имя «Никоронт» позаимствовано у Посейдония; по его мнению, следует принять указываемое Ливием и Аппианом имя «Минур» как более соответствующее иберийским формам (Thouvenot R. Essai sur la province romaine de Betique. Paris, 1940. P. 129—130. Not. 5). – Примеч. перев.] Латинские формы имен у Аппиана могут свидетельствовать в пользу тезиса Э. Шварца о том, что Аппиан или его информатор пользовались, по-видимому, латинскими источниками (Schwartz E. Appianus (2) // RE. Bd. II. 1896. Sp. 217). В сочинении «О знаменитых мужах» говорится о «двух сообщниках» (duos satellites). Это различие не имеет значения, как и то, что у Иоанна Антиохийского говорится о большом числе убийц.


[Закрыть]. Они были друг другу родственниками и друзьями и происходили из города Урсон (из группы лузитан, оказавшейся меж двух огней, о которой шла речь выше). В ходе переговоров – мы не можем точно сказать, кто первым подал мысль, – возник план убийства Вириата. Даже если Цепион не сам высказал это предложение, все равно он сразу согласился с ним. Кроме того, он обещал трем лузитанам безнаказанность и личную безопасность (это имело немалое значение, если вспомнить о судьбе других знатных лузитан: Dio Cass., XXII, 75). Он также сделал свое предложение более заманчивым с помощью богатых подарков, обещая новые после умерщвления Вириата. Для скрепления договоренности Цепион и трое убийц обменялись клятвами (Diod., XXXIII, 21). Возвратившись к Вириату, эти трое, чтобы их вождь чувствовал себя в безопасности, стали тешить его надеждами на лучшее будущее. Они утверждали, будто римляне готовы пойти на мир (Diod., Loc. cit.). Исполнение своего замысла заговорщики организовали с учетом образа жизни Вириата. При этом, принимая во внимание его популярность, все зависело от того, удастся ли им скрыться, оставшись нераскрытыми. Вириат мало спал (Diod., XXXIII, 1, 2; 21а; Арр. Iber., 71, 312) и даже во сне не расставался с оружием (Арр. Iber., 71, 312 и 315; ср. Diod., XXXIII, 1, 2), чтобы всегда быть готовым ко всему. Его друзья имели право в любое время, даже ночью, заходить к нему (Арр. Iber., 71, 312; Diod., XXXIII, 21). Поэтому убийцы смогли проникнуть в палатку спящего Вириата, не возбудив подозрений[237]237
  Auct. de vir. ill., 71, 3: «…задушили Вириата, напоив его вином (Viriathum vino depositum peremerunt)» (пер. В. С. Соколова). Это, бесспорно, является выдумкой автора, который хотел таким образом объяснить происшедшее. Напротив, о воздержности Вириата сообщает Диодор (Diod., XXXIII, 21).


[Закрыть]. Одним точно нанесенным ударом они пронзили ему горло так, что он не издал ни звука (Арр. Iber., 71, 313-314; Diod., XXXIII, 21). Когда, наконец, лузитаны следующим утром, забеспокоившись, вошли в палатку полководца и обнаружили, что он мертв, убийцы давно уже ушли обходными путями, на которых мало кто появлялся, к Цепиону, где оказались в безопасности (Diod., XXXIII, 21). Когда же они потребовали обещанных им даров, он оказался глух к их настояниям (Арр. Iber., 71, 314). Он представил как уступку то, что разрешил им владеть тем, чем они обладали и прежде, для разбора же прочих требований отослал их в Рим (Арр. Iber., Loc. cit.). Там, однако (между тем начался уже 138 г.), сенат отказал им (датируется по: Ер. Oxyrh. 55, Z. 201—202; Auct. de vir. ill., 71, 3). Сенат, конечно, был проинформирован письмом Цепиона в том смысле, что трое убийц предложили свои услуги по собственному почину. Поэтому последние получили гордый и лицемерный ответ, что римляне никогда не приветствовали убийство полководца своими солдатами[238]238
  X. Гундель соглашается с В. Ине, который «с большой вероятностью» расценивает эту версию как «восприятие событий, искаженное из-за стыда за происшедшее». С этим можно согласиться, когда обоснование отказа приписывается Цепиону. Саму же мотивацию я считаю аутентичной (Gundel H. Viriatus. Sp. 223; Ihne W. Römische Geschichte. Bd. III. Leipzig, 1872. S. 337).


[Закрыть]. Такой образ действий вызвал всеобщее одобрение (Oros., V, 4, 14), тогда как в остальном сенат не мог скрыть, что все поведение Цепиона не слишком достойно. Его победа омрачалось упреком в том, что он «не заслужил, а купил ее»^{268}.[239]239
  Ф. Мюнцер полагает, что о поведении по отношению к убийцам после умерщвления Вириата имелись различные сведения, отголоски различных представленных в сенате точек зрения (Münzer F. Servilius (48). Sp. 1783).


[Закрыть] Цепион увековечил свое имя в дальней провинции возведением укрепленного маяка недалеко от устья Бетиса, который вызывал немалое восхищение, и до сих пор городок Чипиона (Chipiona) носит имя римского консула^{269}.[240]240
  M. Хофман (Hoffmann M. De Viriathi Numantinorumque bello. P. 55) видит в этом мероприятие, которое должно было обеспечить связь между Италией и дальней провинцией по морю (корабли двигались оттуда против течения до Кордубы: Strabo, III, 2, 1, p. 141). См. также ниже гл. IV, § 4 о мероприятиях Д. Юния Брута: Strabo, III, 3, 1, p. 152).


[Закрыть]

Традиция об убийстве Вириата при ближайшем рассмотрении обнаруживает удивительные совпадения. Там, где встречаются расхождения, они либо оказываются только кажущимися и объясняются различными сокращениями исходного источника, либо касаются незначительных моментов, которые оспариваются на основании главных источников или как позднейшие искажения. О количестве изменений, которые могли возникнуть в результате сокращения, можно судить, сравнив подробный рассказ Диодора (XXXIII, 21, exc. Esc.) и краткую заметку того же автора (XXXIII, 1, 4, exc. Photii). Из XXXIII, 21 ясно и однозначно вытекает, что лузитаны предлагали Цепиону убить Вириата, исходя из своекорыстных мотивов; в XXXIII, 1, 4 говорится, что Kαιπίων… Ύρίατθον… διά των οίκείνων έδολοφόνησε (тот же глагол, что и в ХХХIII, 21). Вряд ли, как мне кажется, кто пришел бы к мысли, что за краткой заметкой скрывается рассказ, изложенный в XXXIII, 21, если бы не знали наверняка, что это так.

Известно, что Вириат был убит соотечественниками. Об этом сообщают, согласуясь друг с другом, все авторы, за исключением Веллея Патеркула, который не останавливается специально на этом вопросе. Известно, далее, что убийство произошло с ведома Цепиона: об этом или прямо сообщается, или на это достаточно ясно намекается у Аппиана, Диодора (2х), эпитоматора Ливия, Флора (у него вместо Цепиона указан Попилий), автора сочинения «О знаменитых мужах», Валерия Максима, Веллея Патеркула. Оксиринхская эпитома хранит молчание на сей счет. Поздние авторы – Орозий, Евтропий, Иоанн Антиохийский – также не могли обойти этот вопрос (отчетливее всего у Иоанна), причем у них убийство совершается без ведома Цепиона; убийцы требуют задним числом награды, но Цепион отклоняет их претензии со словами, что римляне никогда не приветствовали убийство полководца собственными воинами (Евтропий, Иоанн). Рука об руку с вопросом об осведомленности Цепиона часто недвусмысленно упоминается о подкупе, совершенном им. Речь идет об обеспечении безнаказанности (Diod., XXXIII, 21; Val. Max., IX, 6, 4) и дарах (Арр. Iber., 71, 311 и 314; Auct. de vir. ill., 71, 3). Только у Аппиана сообщается (но это отчасти подтверждается упоминаниями в Оксиринхской эпитоме (55, Z. 201—202) и в сочинении «О знаменитых мужах»), что Цепион не сдержал обещания после того, как все совершилось, и отослал убийц в Рим. Там требование награды было отклонено (Оксиринхская эпитома, «О знаменитых мужах») и принято решение, обоснованное теми словами, которые Евтропий и Иоанн Антиохийский ошибочно вкладывают в уста Цепиона[241]241
  О том, что римляне не одобряют убийство полководцев своими воинами. – Примеч. перев.


[Закрыть].

Что касается вопроса о том, от кого исходила инициатива убийства Вириата, то источники дают ответ на этот вопрос: лузитаны. Психологическая ситуация, в которой оказались убийцы, подробно и правильно описано у Диодора (XXXIII, 21; у Иоанна Антиохийского с большими искажениями и с передачей лишь общего смысла). Этому описанию не противоречит другой подробный рассказ, содержащийся у Аппиана. О позиции лузитан до подкупа их Цепионом там ничего не сообщается, ведь Аппиан вообще не принимает во внимание известное нам из Диодора противоречивое положение лузитан, о котором мы неоднократно говорили выше[242]242
  Остальные источники в этом вопросе внешне расходятся друг с другом. Цепион представлен инициатором в: Diod., XXXIII, 1, 4 (!); Liv., per. 54; Auct. de vir. ill., 71, 3; Val. Max., IX, 6, 4; Veil. Pat., II, 1, 3; Flor., I, 33, 17 = II, 17, 17 (Попилий); лузитаны как инициаторы: Oros., V, 4, 14; Eutrop., IV, 16, 2; Ioh., fr. 60.


[Закрыть]. Противоречие снимается, на мой взгляд, следующим образом: по Диодору (21) практически был заключен договор между Цепионом и убийцами, лузитаны убили Вириата без согласия со стороны Цепиона. В зависимости от того, на что обращают внимание авторы при всей своей краткости в качестве conditio sine qua поп, на участие Цепиона или, с другой стороны, на истинных виновников, возникла та или иная версия, как то демонстрирует появление соответствующих пассажей у Диодора – XXXIII, 1, 4 и 21.[243]243
  Это, на мой взгляд, дезавуируется кажущимся столь однозначным consilio Servilii Caepionis ливиевой периохи. О последствиях сокращении см. сходные рассуждения М. Хофмана: Hoffmann M. De Viriathi Numantinorumque bello. P. 58. Not. 1. А. Шультен усматривает в рассказе Диодора тенденциозное искажение материала Посейдонием в пользу римлян, которое противостоит в одиночку всей прочей традиции, см.: Schulten A. 1) Polybius und Posidonius… S. 603; 2)Viriatus.S.227.


[Закрыть]

Таким образом, можно утверждать, что традиция приписывает лузитанам лишь предложение убить Вириата. Вопрос же о том, действительно ли они первыми заговорили об этом, остается нерешенным, однако даже если Цепион не был инициатором, его роль в этом деле выглядит в высшей степени сомнительной.

Смерть Вириата завершила целую эпоху в отношениях между римлянами и лузитанами (Diod., XXXIII, 21а; ср.: Iustin., XLII, 2; Flor., I, 33, 15-17 = II, 17, 15-17). Она позволила римлянам вскоре успешно завершить столь долго ведшуюся ими в основе своей оборонительную войну, так что теперь они смогли перейти в наступление. Этот перелом сказался немедленно и дал писателям повод в заключении рассказа о погребении Вириата еще раз дать оценку его личности (Diod., XXXIII, 21а и Арр. Iber., 71, 315—72, 319; то же самое и у Ливия, как показывает периоха 54-й книги), что частично уже делалось ранее при первом его появлении и применительно ко времени наивысшего могущества.

Велики были горе и скорбь лузитан из-за смерти их любимого предводителя (Арр. Iber., 72, 316; Liv., per. 54). К этому примешивался страх за собственные жизни, осознание новой опасности и гнев за то, что они не смогли найти убийц (Арр. Iber., 72, 316). Не беспокоясь о римлянах, чей лагерь находился на некотором удалении от лузитан (как можно заключить на основании Диодора – XXXIII, 21 fin.), и не испытывая беспокойства с их стороны, лузитаны устроили погребальные торжества, великолепие которых должно было еще раз превознести заслуги этого человека^{270}.[244]244
  Обстоятельства его похорон подтверждают слова, которыми Т. Моммзен завершает характеристику Вириата: «Казалось, что в эту глубоко прозаическую эпоху возродился один из героев Гомера» (Моммзен Т. История Рима. Т. П. СПб., 1994. С. 12).


[Закрыть] Тело поместили в высокую поленницу, было убито множество жертвенных животных, пешие и конные воины двигались вокруг костра и восхваляли мертвого в духе варварских laudatio funebris[245]245
  Laudatio funebris – надгробное похвальное слово (лат.). По мнению Э. Нордена, эта ссылка на «похвальные речи варваров» (βαρβαρικοί επαινοι) характерна для манеры Посейдония (Norden E. Die germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. S. 163. Anm. 4).


[Закрыть]. Затем поленницу подожгли, и все расселись вокруг нее и ждали, пока пламя не погаснет (Арр. Iber., 72, 317). Погребальные торжества завершились – прах Вириата был тем временем, по-видимому, захоронен – грандиозными состязаниями на могиле, когда в память о выдающейся храбрости покойного выступили 200 пар единоборцев (Арр. Iber., 72, 317; Diod., XXXIII, 21, число названо у Диодора). Прощаясь с героем, вызывающим у них симпатию, авторы особо выделяют то, что было характерно для него и его деятельности, – замечательные качества Вириата и как воина, и как полководца (Liv., per. 54; Diod., XXXIII, 21a; Арр. Iber., 72, 318), его справедливость при распределении добычи[246]246
  Diod., XXXIII, 21a; 1, 3 (в контексте труда Фотия сводную характеристику Вириата нужно поставить перед изложением событий); Арр. Iber., 72, 318; Cic. De off., II, 40.


[Закрыть], во время которого он из своей доли вознаграждал храбрейших воинов (Diod., XXXIII, l, 3; Арр. Iber., 72, 318), и факт, обусловленный этим, – войско никогда не выказывало ему неповиновения^{271}.[247]247
  Аппиан прибавляет к этому характерное замечание (предотвращение мятежа): «дело очень трудное, никому из вождей не дававшееся легко». Латинские источники хранят молчание на сей счет. Так ли обстоит дело у Ливия, неясно; в случае с Ганнибалом он весьма подробно говорит о соответствующих событиях (XXVIII, 12,1—9).


[Закрыть] Завершают характеристику указания на продолжительность командования Вириата (правильнее всего восемь лет, 147—139 гг.)[248]248
  Не напрямую или не везде говорится о годах командования Вириата, на число которых дается указание. Его предводительство определенно подразумевается там, где число указывается вместе с замечанием о том, что за столько-то лет в его войске не случалось мятежей. Это мы наблюдаем у Аппиана (Iber., 72, 319: 8 лет) и Диодора (XXXIII, 21а: 11 лет). «Три года» у Аппиана (Iber., 67, 264) исправлены издателями на восемь благодаря другому пассажу. Указание Аппиана считается правильным, что же до Диодора, то он мог вести отсчет от 150 г. до н. э. (вероломство Гальбы), как полагает X. Гундель (Gundel H. Viriatus. Sp. 211), но речь также может идти и об ошибке в рукописной традиции.
  14 лет, упоминаемые латинскими источниками (включая Иоанна Антиохийского), очевидно, имеют в виду всю войну, начиная со 153 г. до н. э., причем подразумевается, что Вириат с самого начала участвовал в ней; нигде expressis verbis не сказано, что Вириат 14 лет был dux Lusitanorum (Liv., per. 54; Flor., I, 33, 15 = II, 17, 15; Oros., V, 4, 14; Eutrop., IV, 16, 2; Ioh. Antioch., fr. 60). Указание на продолжительность всей войны, которое, по-видимому, восходит к Ливию, было куда интереснее римскому читателю. Если дословный текст эксцерпторов, кажется, означает что-то другое, то это и понятно, поскольку имя Вириата прочно связано с лузитанской войной. Веллей Патеркул вновь говорит о двух испанских провинциях (II, 90, 3) и специально упоминает сначала о событиях в Дальней, а затем в Ближней Испании. При этом он называет цифру – 20 лет войны под командованием Вириата (sub duce Viriatho), которую, кроме этого, однозначно называет Страбон в отношении Кельтиберской войны (III, 4, 13, р. 162). Откуда, наконец, взялись 10 лет у Помпея Трога (XLIV, 2, 7) – возможно, округленная величина временного отрезка, о котором идет речь у Диодора и Аппиана, – я в точности сказать не могу.


[Закрыть] и констатация того, что он весьма часто брал верх над римлянами (так у Ливия, per. 54; другие формулировки – Oros., V, 4, 14; Eutrop., IV, 16, 2; Veil. Pat., II, 1, 3; Diod., XXXIII, 21a; Iustin., XLIV, 2, 7).

Здесь мы имеем дело с остатками элогия^{272}, типичного также в том отношении, что он содержит характерные хронологические замечания^{273}. Вириат мог бы пополнить ряд тех, кого Ливии удостоил элогия[249]249
  См.: Ibid. S. 54, а также предположение (Ibid. S. 55) о том, что враждебные Риму властители в этом ряду отсутствовали.


[Закрыть]. На своем исходном месте элогий появляется еще у Ливия (per. 54), равным образом в связи со смертью Вириата он дан у Орозия (V, 4, 14), Евтропия (IV, 16, 2: он включает в себя и вводную характеристику), Веллея Патеркула (II, 1, 3: отсутствует собственно рассказ и указание на годы) и Иоанна Антиохийского (fr. 60). Флор сочетает элементы начальной и заключительной характеристики и поэтому дает указание на число лет предводительства Вириата до рассказа о самих событиях. Юстин (XLIV, 2, 7—8) совершенно самостоятелен в последовательности рассказа о деяниях Вириата и число лет приводит сразу после упоминания его имени. У всех авторов (за исключением Юстина) заметны следы ливианского порядка изложения, отличия же у Флора и Евтропия могут быть легко объяснены их методом сокращения материала.

Однако бросающиеся в глаза совпадения с последовательностью повествования у Ливия присутствуют не только у Аппиана и Диона Кассия, но и у Диодора, который никак не мог зависеть от Ливия (о «трехступенчатости» возвышения Вириата см. выше, с. 131). Связующим звеном является периоха книги Ливия, которая, прежде всего, требует сопоставления с Аппианом (Iber., 71, 316—72, 319) и Диодором (XXXIII, 21а). На «порою дословное» совпадение между Аппианом и Диодором указывает также А. Шультен, который усматривает здесь влияние Полибия^{274}. У этих трех авторов приводятся следующие восемь пунктов в неизменном событийном ряду почти полностью без существенных дополнений (о дополнении у Диодора будет идти речь ниже):

1. Смерть: периоха Ливия, Диодор (XXXIII, 21), Аппиан (Iber., 71, 311-315).

2. Скорбь: периоха, Аппиан (71, 316), у Диодора не упоминется.

3. Погребение: периоха, Диодор (XXXIII, 21а), Аппиан (Iber., 72, 317).

4. Оценка как солдата и полководца: периоха, Диодор, Аппиан (Iber., 72, 318).

5. Справедливое распределение добычи: в периохе не упоминается, Диодор, Аппиан (Iber., 72, 318).

6. Отсутствие мятежей: в периохе не упоминается, Диодор, Аппиан (Iber., 72, 318).

7. Число лет: периоха, Диодор, Аппиан (о различиях говорилось выше).

8. Резюме о его успехах: периоха, Диодор, у Аппиана отсутствует; в Iber., 63, 265 оно явно предваряется наряду с указанием на число лет.

В связи со всем этим можно уверенно сделать вывод о том, что у всех трех авторов налицо не только одни и те же сообщения, но и их определенный порядок.

Кроме того, помогает сопоставление различных сохранившихся фрагментов о личности Вириата у Диодора (XXXIII, 1, 1—3; 5; 21а). Отдельно следует рассмотреть эксцерпт Фотия, поскольку здесь, естественно, сведены различные главы Диодора о Вириате, причем событийный ряд отдельных сообщений изменен. Поэтому из того, что сообщения, которые тесно связаны с рассказом о смерти и погребении (характеристика – XXXIII, 1,2; общая оценка – 1,3), стоят перед историческим повествованием, ничего не следует. Пассаж XXXIII, 21а дает дополнительную информацию по сравнению с периохой Ливия и Аппианом, сходная с которой находится также в XXXIII, 1, 2: воздержность (continentia) – прежде всего, «непродолжительный сон»; те же черты continentia мы находим во вводной характеристике Вириата у Диона Кассия (XXII, 73), к чему еще вернемся. Я предполагаю это потому, что фраза Диодора (XXXIII, 21а): «Он был умеренным и неутомимым… выше всякого наслаждения (ύπηρχε δέ καί νήπτης… ήδονης κρείττων)», – вероятно, является вставкой по отношению к его источнику независимо от того, что то же самое говорилось уже в начале истории Вириата. Соответствующим образом обстоит дело с Diod., XXXIII, 1, 5 (как 21а о доблестях и образе жизни). Эти сообщения, исходя из последующей заметки о Плавтии, должны были стоять в начале истории Вириата. Нельзя сказать, что подбор таких сообщений внутренне противоречив, однако бросается в глаза, что здесь, как и в 21а (и Арр. Iber., 72, 318) при описании погребения речь идет об общей оценке; вновь, как и там, добавляется, что Вириат из собственной доли добычи одаривал храбрейших воинов. Там, однако, имелось замечание в связи с отсутствием каких-либо мятежей в течение всего его предводительства (с указанием на продолжительность последнего), так что оно должно стоять там и в его исходном варианте. Представляется, что дело здесь обстоит так же, как и в случае с пассажем о continentia, только наоборот: Диодор привел это сообщение вначале, а затем еще раз изложил его в том месте, где оно стояло в источнике. Для его повествовательной техники это могло означать, что он прочитывал крупные фрагменты материала и затем сводил воедино большие связные куски.

То, что удивительно цельная характеристика у Диона Кассия (XXII, 73) является элементом этой концепции личности лузитанского вождя, доказывает сравнение с Диодором (XXXIII, 1, 1^—3), где еще сохраняются важнейшие черты этой вводной характеристики. Обоих авторов объединяют пять пунктов в одинаковом событийном ряду, причем Дион Кассий отчасти более, отчасти менее подробен, чем Диодор, что обусловлено обобщающим характером эксцерпта Фотия:

1. Указание имени и народа, к которому принадлежит Вириат.

2. Сообщение о том, что Вириат был пастухом (у Диона – элемент «трехступенчатой» карьеры Вириата).

3. Благодаря телосложению и тренировке – быстр и силен.

4. Воздержность (continentia).

5. Помимо выдающихся физических качеств налицо и полководческие способности.

Это совпадение, как мне кажется, доказывает, что основные черты и порядок изложения при создании образа Вириата должны восходить в конечном счете к общему для всех авторов источнику. Этим источником, судя по другим сообщениям о Вириате, которые встречаются у Диодора в прочих местах в дополнение к предыдущим и о которых еще будет идти речь, является Посейдоний[250]250
  Ср.: Norden E. Die germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. S. 163: «Господствует точка зрения о том, что наша традиция в конечном счете восходит к Посейдонию. Характеристика Вириата, содержащаяся у Диодора (XXXIII, 1, 7; 21а) и Аппиана (Iber., 71—72), описание времени его наивысшего могущества и посвященный ему элогий являют собой блестящий образец стилистического и повествовательного мастерства Посейдония».


[Закрыть]. В какой мере стилизация у Диона Кассия присуща ему, а в какой – его предшественнику, сказать нелегко.

Характеристике, подобной той, что дает Вириату Дион Кассий, Ливии удостаивает Ганнибала (XXI, 4). Там также делается сильный акцент на его continentia и одинаково выдающихся качествах как солдата, так и полководца и, наконец, на простоте в обращении (у Диона Кассия это выражено рефлектированно, у Юстина (XLIV, 4, 8) более конкретно). То место у Ливия (XXI, 4,9), где наиболее ярко описаны пороки Ганнибала (vitia Hannibalis), у Диона отражено в резюме о ви-риатовых методах ведения войны, которое носит, пожалуй, несколько односторонний характер, но в целом вполне правильно. И в этом можно усмотреть сознательное дистанцирование, поскольку у римлян храбрость (fortitudo) обретает ценность лишь при условии сохранения disciplina и на службе res publica[251]251
  И. Брунс необоснованно, на мой взгляд, оспаривает по отношению к Liv., XXI, 4 функцию вводной характеристики: Bruns I. Die Personlichkeit in der Geschichtsschreibung der Alten. S. 28—29, 44.


[Закрыть]. Несмотря на это, мне кажется, что определенные черты у Диона Кассия свидетельствуют скорее в пользу философа Посейдония: суть сводится к изображению взаимодействия «природы» (φύσις) и «упражнения» (άσκεσις) и соотношения незаурядных телесных и душевных качеств. Сила обаяния его личности основывается на парадоксе между его низким происхождением и выдающимися способностями, и в чисто стоическом духе его превосходство объясняется неприхотливостью[252]252
  Здесь уместно вспомнить вслед за И. Брунсом (Ibid. S. 5) о том, что Полибий, согласно его собственным словам (X, 26, 9), не желал высказываться о характере знаменитых людей в предисловии.


[Закрыть]. С пассажем Диона Кассия (XXII, 73, 2) можно сравнить, в конце концов, фрагмент Посейдония (F 59): «Жители Италии были настолько неприхотливы, что еще в мое время в хороших семьях детям давали пить преимущественно воду, но есть давали лишь то, что было»^{275}.

Самодостаточность (αύταρκεία) играет большую роль также и в материале, который дополнительно излагает о Вириате Диодор (XXXIII, 7, 3; 8), подобно анекдоту о временах могущества Вириата, где приводятся примеры столь часто упоминаемой continenta героя (XXXIII, 7, 2: лишь немного хлеба и мяса). Все сводится к стоическому «жить по природе» (άκολούθως τή φύσει ζη) (7, 7). Проблема образования затрагивается: хотя Вириат и нуждается в «общем образовании» (έγκύκλιος παιδεια) (7, 7), однако он опирается на αύτοδίδακτος καί αδιάστροφος φύσις (7, 3), на свою неиспорченную природу, будучи в известной степени человеком «золотого века» в посейдониевом смысле^{276}, чему очень хорошо соответствует многократно засвидетельствованная источниками простота образа жизни (Diod., XXXIII, 1, 1; Dio Cass., XXII, 73, 2; Auct. de vir. ill., 71, 1). Он определенно уподобляется с помощью эллинистических терминов^{277} как благодетель (εύεργέτης) и спаситель (σωτήρ) своих соотечественников мудрецам незапамятных времен.

Вновь вернемся к лузитанам. Отряды Вириата после его погребения выбрали себе нового предводителя по имени Тавтал (Арр. Iber., 72, 320; у Диодора (XXXIII, 1, 4) – Тавтам) и под его руководством предприняли еще одну наступательную акцию против побережья, цель и объект которой не до конца ясны. Целью мог быть Сагунт или, что также вероятно, Новый Карфаген[253]253
  Указания Аппиана на этот город здесь так же запутанны, как и в 12, 47 и 19, 74. Исходя из соображений топографии, М. Хофман небезосновательно предполагает, что речь идет о Новом Карфагене (Hoffmann M. De Viriathi Numantinorumque bello. P. 59. Not. 2).


[Закрыть]. Во всяком случае, римляне отогнали лузитан и те были вынуждены в итоге пересечь Бетис с юга на север. Но здесь их вновь атаковал Цепион, и они, наконец, прекратили сопротивляться (Арр. Iber., 72, 321). Тавтал и его войско сдались (Арр., Loc. cit.; Diod., XXXIII, 1, 4). Идя на эту deditio, лузитаны действительно были готовы выполнить все требования победителей, а Цепион соглашался предоставить им гарантии того, что будет рассматривать их как подданных Рима. Они должны были выдать оружие, а за это получали землю для поселения, так что теперь у них не было нужды совершать разбойничьи набеги (Арр. Iber., 72, 321; Diod., XXXIII, 1, 4) – запоздалое после долгих бедствий выполнение обещаний, данных Гальбой и нарушенных в 150 г. до н. э. Эта поселенческая акция началась, по-видимому, уже в 138 г. до н. э. и в таком случае должна была быть продолжена и завершена консулом этого года Децимом Юнием Брутом, который получил командование в Дальней Испании. Брут предоставил лузитанам для заселения основанную им колонию Валенцию и область вокруг нее[254]254
  Liv., per. 55; Диодор также сообщает о городе (XXXIII, 1, 4). Речь может идти об одном из трех городов с таким именем: 1) Валенсия дель Гид (Valencia del Gid), упоминающаяся А. Шультеном в связи с per. 55 (Schulten A. 1) Viriatus. S. 228; 2) Valentia // RE. 2. Reihe. Hbbd. 14. 1948. Sp. 2148); 2) Валенса (Valenca) на левом берегу нижнего Миньо, о которой в порядке гипотезы пишет Ф. Мюнцер, причем ее основание произошло, по его мнению, лишь на второй год командования Брута (Münzer F. Iunius (57) // RE. Bd. X. 1919. Sp. 1022); 3) Валенсия де Алькантара (Valencia de Alcantara) в Эстремадуре. Испанский ученый XVIII в. X. Ф. Де Масдеу (цит. по: Menéndez Pidal R. Historia de España . T. II. Madrid, 1955. P. 134-135) отбрасывает первые два варианта (Валенсия дель Гид находилась вне юрисдикции Брута, а область Валенсы не была тогда еще покорена римлянами) и идентифицирует – на мой взгляд, обоснованно – основанный Брутом город с Валенсией де Алькантара, поскольку это та местность, откуда обычно приходили лузитаны. [Обзор точек зрения по поводу основания Валенции см.: Thouvenot R. Essai sur la province romaine de Betique. P. 130. Not. 3; Wiegels R. Liv. per. 55 und die Grundung von Valentia // Chiron. Bd. 4. 1974. S. 153– 154. К числу основанных Брутом городов надо также отнести упоминаемую Стефаном Византийским Брутобригу, находившуюся где-то между Бетисом и Турдетанией: Thouvenot R. Essai sur la province romaine de Betique. P. 130. Not. 2; Wiegels R. Liv. per. 55 und die Grundung von Valentia. S. 170—171. – Примеч. перев.]


[Закрыть]. Тем самым спокойствие в Hispania Ulterior в целом на длительное время было восстановлено.