Текст книги "Мой неотразимый граф"
Автор книги: Гэлен Фоули
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Глава 4
Да что с этим человеком такое? Мара задумчиво покачала головой. Прошло уже несколько дней, а она все вспоминала поспешный и неучтивый уход Джордана с вечера у Дилайлы. Она до сих пор не хотела верить, что Джордан ушел, не сделав ни единой попытки поговорить с ней. Если не считать нескольких, в основном неприятных, фраз за обедом, он не сказал ей ни слова.
Однако чему тут удивляться?
Джордан Леннокс именно так и поступает – исчезает без всяких объяснений, несколько цинично думала Мара, пока карета, грохоча колесами, въезжала в Найтсбридж. Она с сыном возвращалась после очередного – раз в две недели – визита в дом родителей в южном Кенсингтоне и чувствовала себя основательно измученной – таков был обычный итог подобных встреч. После ядовитой атмосферы родительского дома единственным утешением Маре служил тепло укутанный мальчик у нее на коленях.
Томас тряс погремушкой, пытался ее жевать, потом захотел стащить с головы шапочку, но Мара его остановила. Сегодня было теплее, чем раньше, но она все еще опасалась последствий простуды. Нельзя допустить, чтобы болезнь вернулась.
Мальчик занялся своими башмачками, а мысли его матери снова вернулись к графу. «Заносчивый, упрямый, несправедливый!» – с гневом повторяла Мара про себя.
Как видно, бедняжку взбесило то, что она тотчас не прогнала всех своих поклонников и не бросилась ему на шею. Забавно… Однако ей было лестно, что она сумела вызвать подобную реакцию у надменного космополита. Но чего он ждал после своего бестактного вопроса за обедом? Как посмел спросить, почему у нее только один ребенок?! Какое варварство! Задеть столь деликатную тему! Впрочем, Мара с неохотой признавала, что скорее всего Джордан не желал ее обидеть. Наверняка он даже не подозревал, какие болезненные струны задел…
Тут Маре пришлось напомнить себе, что в мужской слабости супруга нет ее вины. Врач не раз говорил Тому, что именно пьянство мешает ему исполнять супружеские обязанности. Но Мара так и не поняла, почему, даже трезвый, Том избегал супружеского ложа. Ей было тяжело сознавать, что муж, которого, впрочем, она никогда сама не желала, отказывается ложиться с ней в постель. Припомнились упреки, которыми осыпал ее Том, обвиняя в своих любовных неудачах. В этом крылась одна из причин того, что Мара никогда всерьез не обдумывала совет Дилайлы завести любовника. Мысль, что кто-то может вновь отвергнуть ее, ужасала.
Возможно, много лет назад ей следовало прислушаться к словам Джордана. Он ведь предупреждал ее, что неудачный брак может оказаться более тяжким бременем, чем жизнь под родительским кровом. В то время Мара считала свой выбор удачным. Том так настойчиво добивался ее, очаровал обоих родителей, но как только она стала принадлежать ему, тут же потерял к ней всякий интерес. Постоянно раздражался, обращался к ней с сарказмом, а когда напивался, становился по-настоящему опасен.
Отбросив грустные воспоминания, Мара вернулась к мыслям о Джордане. Трудно поверить, насколько он изменился! Исчез юный и нежный рыцарь Галахад, чья душевная теплота согревала ее звездными летними ночами. Элегантный красавец за столом был так сдержан, так недоступен, светский лоск так надежно скрывал его душу! Казалось, единственный человек, который заинтересовал его на вечере у Дилайлы, был несчастный израненный майор. Похоже, старому воину выпало немало испытаний, но ведь жизнь дипломата вовсе не так тяжела.
Лепет сына отвлек Мару от размышлений. Мальчик с энтузиазмом стучал игрушкой в стекло.
– Да, мастер Том, конечно, вы знаете это место. Это Гайд-парк. Умница! – воскликнула миссис Басби, не отрывая любовного взора от своего воспитанника. Верная старая няня сидела, закутавшись в накидку, на противоположном сиденье кареты.
Томас не унимался, вновь и вновь повторяя свой загадочный лепет.
– Он хочет покормить уток! – вдруг поняла Мара и рассмеялась.
– Так вы хотите покормить уточек, мастер Томас? – заворковала миссис Басби.
Мальчик залепетал с новой силой, задрыгал ногами, энергично замахал ручками. Обе женщины пришли в восхищение. Мара плотнее притянула сына себе на колени.
– Ладно, ты был послушным мальчиком, хорошо себя вел у бабушки и заслужил награду. – Она кивнула миссис Басби. Та приоткрыла окошко и крикнула кучеру:
– Джек, отвези нас в парк. Его маленькая светлость желает покормить уток.
– Да, мэм. – И кучер хрипло расхохотался и повернул в сторону парка. Первые признаки возвращения весны стали еще заметнее. Каждая неделя приносила нечто новое. Живые изгороди пока оставались темными, но на сирени набухли почки. Ветви деревьев были еще обнажены, но чувствовалась, что по стволам уже движется сок. На земле вовсю цвели крокусы и подснежники, а среди пятен побуревшего снега раскрылись яркие звездочки нарциссов. Бутоны тюльпанов были еще закрыты, они, как артисты за кулисами, словно ожидали своего выхода. Мара усмехнулась своим романтичным мыслям. Экипаж остановился у извилистого Серпентайна, чьи воды шевелил ветер.
Томас уже заметил уток и нетерпеливо подпрыгивал у Мары на коленях. Наконец кучер спустился с облучка и помог дамам и своему юному господину выйти из кареты.
– Еще грязновато, – заметил он.
В сопровождении матери и няни Томас двинулся по гравийной дорожке вдоль озера. Он так радостно верещал, что даже немного напугал местную водяную живность, однако утки, лебеди и другие птицы оказались слишком опытными созданиями, чтобы пренебречь даровым угощением.
Мара нервничала оттого, что мальчик находился так близко к воде, но надеялась, что с эскортом из двух женщин ему ничто не угрожает.
Утки были величиной почти с двухгодовалого малыша; он ковылял между ними, шумно отгоняя их со своего пути. Наблюдая за сыном, Мара забыла о напряжении, которое всегда сопутствовало визитам к родителям. Дух свободы, который царил здесь, развеял ее мрачное настроение. Кругом пели птицы, снова и снова напоминая, что весна не за горами. Над лужайками перекликались дрозды; жаворонки стремились поведать о своих зимних путешествиях. В поисках обеда пронеслась черно-желтая стайка щеглов. Маленький самец коноплянки, такой элегантный в красном сюртуке и шляпке, уселся на крышу экипажа, своим ярким нарядом привлекая самок. Мара не успела показать этого красавца Томасу. Тот, как истинно городской джентльмен, уже упорхнул – должно быть, в своей мужской клуб. И вот, провожая взглядом его полет, Мара заметила Джордана. В этот момент она придерживала сына, но тут выпрямилась и замерла при виде всадника на белом коне.
Она сама не могла понять, как догадалась, что это Джордан. Он находился ярдах в ста от нее, тем не менее Мара узнала его безошибочно и мгновенно.
Топот копыт приблизился. Лошадь скакала галопом. Сердце Мары дрогнуло – уж очень хорош был этот наездник, а лошадь выглядела просто великолепно! Оба казались мощными, мускулистыми, подтянутыми и самоуверенными. Круп белого гунтера был весь в грязи. Джордан выглядел не чище – от белых сапог до элегантного редингота забрызган темными каплями.
Вдруг напористый галоп гунтера сменился легкой рысью. Мара решила, что всадник ее узнал. Да и как могло быть иначе? Гуляющих почти не было. Модный час для прогулок еще не настал. Мара не могла сделать вид, будто не замечает Джордана.
Как неловко! Ее сердце отчаянно билось. Вдруг он проедет мимо, игнорируя ее? Глупости, с усмешкой одернула себя Мара, лорд Фальконридж слишком цивилизованный джентльмен, чтобы поступить столь неучтиво.
Мара ясно видела, с какой неохотой Джордан направляет жеребца по изогнутой дорожке к экипажу и маленькому обществу вокруг него.
Мог бы и не утруждаться, сердито подумала Мара, но собралась с духом, понимая, что он проявляет вежливость и не более того. Кивнет, приподнимет бобровую шапку, коротко бросит: «Добрый день», – и все. Ей вовсе незачем признавать, что его приближение разбудило в теле странное беспокойство, словно в самом дальнем его уголке вспыхнул огонек.
Джордан заставил жеребца сменить рысь на размеренный шаг. Лошади ее экипажа замотали головами, стараясь через шоры разглядеть белого гунтера.
Стоя рядом с Томасом, Мара крепко сжимала его ладошку в варежке, а когда Джордан свернул с гравийной дорожки на тропу, натянуто улыбнулась ему. Джордан остановил лошадь в нескольких футах от матери и сына, положил руки в крагах на загривок гунтера и несколько долгих мгновений молча смотрел на Мару и Томаса.
Мальчик тоже умолк и неуверенно рассматривал всадника.
– Лорд Фальконридж, – наконец прервала неловкое молчание Мара и настороженно кивнула.
– Леди Пирсон. – Казалось, Джордан боролся с желанием подойти ближе, но его тон звучал очень сдержанно. – Так, значит, это и есть тот, кому принадлежит ваше сердце? – И он поклонился Томасу.
Мара невольно улыбнулась:
– Да.
– Ну что же, – он прочистил горло, – не стану вас задерживать. Мне хотелось посмотреть на вашего молодого человека, которому вы на днях пели дифирамбы. Должен сказать, вы были правы: прекрасный мальчик.
– Благодарю вас, милорд. – Не сводя настороженного взгляда с Джордана, Мара подхватила Томаса на руки. Ну что же, подумала она, в конце концов, он ведь дипломат. Разумеется, он знает, что сказать, чтобы понравиться ей. Тем не менее комплимент сыну ей польстил. К тому же, решила Мара, Томасу полезно взглянуть на такого статного мужчину. Отец Томаса умер, и у мальчика было мало возможностей видеть столь привлекательных представителей своего пола. Мару уже беспокоило отсутствие у мальчика мужского примера. Она искренне верила, что лишь забота о сыне заставила ее открыть рот:
– Милорд, сделайте одолжение, позвольте представить вас должным образом, – проговорила она, когда Джордан уже стал разворачивать коня.
Он удивленно оглянулся, пожал плечами и ответил:
– Почту за честь.
Он спрыгнул с лошади и с бесстрастным лицом направился к Маре. Мара вздернула подбородок, а Томаса страшно заинтересовала черная бобровая шапка. Однако его мать тоже не могла оторвать глаз от собеседника. Холодная синева его глаз гармонировала с цветом весеннего неба, лицо разрумянилось от верховой езды.
– Лорд Фальконридж, – наконец заговорила она, стряхивая с себя наваждение, – позвольте представить вам Томаса, следующего виконта Пирсона.
– Рад с вами познакомиться, милорд. Буду с нетерпением ждать вашей первой речи в парламенте. – Джордан отвесил ребенку поклон.
Мара сдержала улыбку.
Томас пальчиком показал на шапку Джордана и что-то пролепетал на своем языке.
– Значит, вам понравилась шапка? Так возьмите ее. Должен сказать, молодой человек, у вас отличный вкус. – Он снял головной убор и водрузил его на голову малышу.
Томас расхохотался, несмотря на то что шапка почти закрыла ему глаза. Джордан улыбнулся и слегка кивнул миссис Басби и Джеку.
– Мы приехали покормить уток, – сообщила Мара. Голос ее потеплел. Казалось, холодность того вечера у Дилайлы забыта. – Можете к нам присоединиться, если хотите.
Джордан на мгновение задумался.
– Жеребца надо прогулять, чтобы он остыл, но я все же останусь ненадолго.
– Какое великолепное животное!
– Благодарю вас. Он устал от конюшни. Да и я тоже. Прекрасный день, сударыня. Чувствуется, что скоро весна.
– О да. Ятоже так думаю.
Они были так близки друг другу когда-то, а теперь напряженным тоном вели пустой разговор о погоде. Но ведь надо же с чего-то начинать…
Мара спустила Томаса на землю и рассмеялась, когда он сдвинул шапку с глаз и, задрав голову, стал рассматривать графа.
– У него ваши глаза, – мягко проговорил Джордан, в свою очередь рассматривая мальчика.
– Это правда, – улыбнулась Мара.
– Да ты не выше моих сапог, – засмеялся Джордан и наклонился, чтобы перехватить ручку малыша, когда тот потянул в рот кусочек гравия. – Не стоит, парень.
– Вы любите детей, – заметила Мара, забирая у сына камешек.
– У меня две дюжины племянников и племянниц, миледи. Мне пришлось научиться обращению с детьми, иначе было не выжить.
– Две дюжины… – повторила Мара. – Ваши братья и сестры очень плодовиты.
– О да. Во всяком случае, титулу ничего не угрожает, даже если со мной случится что-нибудь неожиданное.
– Как дела в вашей семье?
– Благодарю вас. Все в порядке. А у вас?
Мара бросила на него быстрый взгляд.
– Вы же знаете моих родителей. Они не могут быть счастливы, если им некого притеснять.
Джордан сочувственно кивнул:
– Я помню.
– Мы только что от них, – сообщила Мара и вздохнула. – После такого визита поход в парк просто необходим. А может быть, и стаканчик бренди.
– Это уж точно, – пробормотал Джордан и усмехнулся.
После сегодняшней встречи с родителями ей требовался именно такой понимающий взгляд. Однако их взаимно настороженные улыбки взволновали ее. Сердце застучало сильнее. Мара отвела взгляд. Наблюдая, как Томас гоняется за утками, она остро чувствовала присутствие Джордана и вдруг ощутила такую тоску по всем потерянным годам, пока его не было в ее жизни.
Внезапно Мара испугалась, что через секунду он вновь исчезнет, ускачет на своем чистокровном жеребце, и она никогда его больше не увидит. Мара поняла, что сегодня он сделал первый шаг, сам подошел к ней, и сейчас наступила ее очередь ответить. Возможно, это ее последний шанс приблизиться к нему. Кровь стучала в висках. Не отрывая глаз от играющего у ног сына, она осторожно проговорила:
– В тот вечер вы так рано уехали…
Мара почувствовала, как Джордан напрягся.
– Я и не знал, что вы заметили.
– Конечно, заметила. – Мара все так же холодно улыбалась и не поднимала глаз. – У нас даже не было возможности поговорить.
– И о чем же именно мы могли бы поговорить?
Услышав его бесстрастный голос, Мара удивленно взглянула ему в лицо.
– Будьте же откровенны, леди Пирсон. Прежде всего вы не хотели, чтобы я ехал к миссис Стонтон. Вы сами заявили, будто это не самая удачная мысль. – Джордан оглянулся на свою лошадь. – Мне следовало прислушаться к вашему мнению.
– Значит, вы совсем не получили никакого удовольствия?
Джордан повернулся и посмотрел ей в глаза.
– Мара, я пошел туда не для того, чтобы получить удовольствие. Я хотел увидеть вас.
Мара не знала, как ответить.
Утки крякали, Томас смеялся. Бдительная миссис Басби не отходила от него ни на шаг.
– А вот вы, – продолжал Джордан, – зная, что я там буду, не явились.
– Но я же приехала, – слабо запротестовала Мара. – Просто немного опоздала.
Джордан с иронией приподнял бровь. Мара оставила попытки изобразить безразличие.
– Ну хорошо. Я признаюсь. Наша встреча в «Кристиз»… испугала меня. Столько лет прошло… Но потом я передумала и поехала на обед, чтобы повидаться с вами. – Она пристально посмотрела ему в глаза, затем пожала плечами. – А вы говорили с кем угодно, только не со мной, и при первом же удобном случае ускользнули.
Джордан плотно сжал губы. Смотрел он только на Томаса.
– Ну что же, я прошу простить меня за неразговорчивость. Но если бы вы действительно хотели поговорить, то не стали бы окружать себя полудюжиной других мужчин. А вы ждали, что я стану проталкиваться сквозь толпу, чтобы побеседовать с вами? Совсем как в старые времена?
Мару неприятно поразили жесткие ноты в его голосе, но она сдержала гнев.
– Боже, если бы я вас не знача, то решила бы, что вы ревнуете.
– Но, дорогая, разве вы не этого добивались? – отозвался Джордан. – Вы, очевидно, забыли, что я никогда не играл в эти игры, даже когда мы были молоды. А вот вы, насколько я помню, всегда любили доводить бедных мужчин до всяческих сумасбродств.
Мара ответила ему непреклонным взглядом.
– Это было давно, – сухо проговорила она, но Джордан не сдавался:
– На самом деле, всего несколько дней назад. – Он холодно улыбнулся, а Мара нахмурилась.
– В семнадцать лет все девушки – кокетки! – воскликнула она. – Возможно, я и поощряла некоторых из моих поклонников. И правильно делала. Потому что оказалось, что на вас я не могу положиться.
Джордан фыркнул, но отвел взгляд. Мара с горечью продолжила:
– В любом случае мы оба знаем, что не в моей власти заставить вас ревновать, милорд. Вы давно дали понять, что вас не волнует, жива я или нет.
Глядя на воду, Джордан холодно произнес:
– Как скажете, миледи.
Его равнодушие подняло в ней волну гнева. Мара хотела промолчать, но не сдержалась, и горькие слова слетели с ее губ:
– Если бы вам было до меня дело, вы не уехали бы столь поспешно с того вечера. А вы уехали. Вы ведь такой, Джордан: решаете, будто человек не стоит ваших усилий, и просто уходите, ни разу не оглянувшись.
– Вы сами не знаете, что говорите, – глухо произнес он, повернулся и заглянул ей в глаза.
– Тогда объясните! Скажите все, что я должна услышать! Я двенадцать лет ждала хоть какого-нибудь объяснения.
– Ждали? Вы? – Он старался не крикнуть, чтобы не напугать малыша. – Мара! Я уехал, чтобы исполнить свой долг. Надеялся, что в мое отсутствие вы перестанете изображать из себя кокетку и, черт возьми, повзрослеете! Думал, что, когда вернусь, мы с вами сможем… – Джордан замолчал и опустил взгляд. – Но этому не суждено было случиться. Пока я отсутствовал, вы вышли замуж за старину Тома.
Мара напряженно вглядывалась в его лицо.
– Значит… значит, вы любили меня?
– Если вы сомневаетесь, то я уж не знаю, кто из нас глупее.
– Но вас не было так долго!
– Господи, всего один год! – с легкой насмешкой в голосе произнес он.
– Вы мне ни разу даже не написали!
Глаза Джордана сузились.
– Я был очень занят.
Мара рассвирепела.
– Заняты? – Да разве он может представить, сколько раз она засыпала в слезах! – Слишком заняты, чтобы написать мне одну-единственную строчку? Просто дать мне знать, есть ли для нас надежда или нет? Как, как вы могли так поступить со мной?
Джордан открыл было рот, но не смог произнести ни звука.
Мара покачала головой:
–Нет, я вам не верю. Вы никогда не собирались вернуться ко мне. Это все ложь.
– Это правда. Мара.
– Вы забыли меня и ни разу не вспомнили. Поэтому и не писали. Я для вас ничего не значила.
– Можете так считать, если вам от этого легче.
– Разве от лжи может стать легче? – дрожа всем телом, крикнула она.
– Может. Потому что правда еще хуже, – мрачно проговорил он. – Время упущено. Все было зря.
У Мары комок застрял в горле. Пришлось отвернуться, чтобы стряхнуть с ресниц набежавшие слезы.
– Отлично. Значит, вы из-за этого не возвращались столько лет? Злились, что я вышла замуж за Тома?
– Мара, на самом деле я возвращался. Просто я не вернулся к вам. Я, видите ли, в отличие от большинства обитателей этого города не имею дел с чужими женами.
Его оскорбительное высокомерие снова повергло ее в гнев.
– И вы полагаете, я бы пошла вам навстречу!
Джордан пожал плечами.
– Не обижайтесь, дорогая. Но, честно говоря, я никогда не считал вас образцом добродетели. Кроме того, все это уже не имеет никакого значения.
– Разумеется, нет. Вы правы. Все в прошлом. Там оно и останется, – ровным голосом проговорила Мара.
Джордан опустил глаза, потом расправил плечи, поклонился и холодно произнес:
– Не могу с вами не согласиться. До свидания, леди Пирсон. Не смею вас больше беспокоить. У вас замечательный сын, поздравляю. – Потом не сдержался и добавил прощальную колкость: – Постарайтесь, чтобы он не превратился в эгоистичного и тщеславного интригана, как его мать.
– Да как вы смеете?! – с яростью воскликнула Мара.
– И что же вы со мной сделаете? Пошлете войска своего любовника арестовать меня? – ухмыльнулся Джордан.
– Моего… любовника?
Тут глаза ее распахнулись. Все ясно! Слухи… Так вот почему он так ужасно себя ведет!
– Так вы думаете, что принц и я…
– Пожалуйста, избавьте меня от подробностей! – с горячностью воскликнул Джордан. – Поверьте, в тот вечер я узнал достаточно. Честно говоря, мне нет дела до того, чем вы занимаетесь и с кем. Просто мне не хочется, чтобы вы страдали.
– Вот как? – Мара скрестила на груди руки и гневно посмотрела ему в лицо.
– Будьте осторожны, Мара, – произнес Джордан, все такой же высокомерный и уверенный в своей непогрешимости, как и в их юные годы. – Я провел достаточно времени при королевских дворах и знаю, как легко потерять голову в такой обстановке. Берегитесь, чтобы не стать игрушкой в чужих руках.
Мара покачала головой. Неужели Джордан действительно считает ее такой дурочкой? Если он так легко поверил, что она любовница регента, то стоит ли разубеждать его? Черт с ним!
– Весьма благодарна вам за мудрый совет, лорд Фальконридж.
Джордан прищурил глаза. Ее сарказм задел его.
– Обращайтесь в любое время, – в том же тоне ответил он. – Радуйтесь своему счастью, пока оно не кончилось. Но не жалуйтесь, когда вас бросят ради новой королевской игрушки, – с бешенством в голосе закончил он.
– О Господи, Джордан, да что с вами случилось? – воскликнула Мара, потрясенная его грубостью, а ведь когда-то он был воплощением хороших манер. – Сколько в вас холода и горечи!
Его губы изогнулись в усмешке.
– Поверьте, вам не стоит этого знать. – Он небрежно поклонился, развернулся на каблуках, подошел к своей лошади и взлетел в седло.
Его прощальный взгляд был полон ярости и отчаяния. Пустив лошадь в галоп, Джордан поскакал прочь. Прижав ладонь к губам, чтобы сдержать рыдания, Мара смотрела ему вслед. Слезы застилали глаза. Джордан опять ворвался в ее жизнь, лишил покоя, а теперь уходил, унося с собой надежды, которые не успели еще расцвести. Неужели она никогда не познает любовь?
Взяв себя в руки, Мара все же сумела относительно спокойным голосом позвать слуг.
– Джек! Миссис Басби! – Мара с усилием сглотнула. – Надо ехать. Томасу пора спать.
– Да, мэм. – Кучер открыл дверцу кареты и разложил металлическую лесенку.
Томас, по подсказке миссис Басби, попрощался с утками, и няня отнесла его в экипаж, где уже ждала Мара, которой Джек помог сесть. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы и не расплакаться при ребенке, иначе тот станет ей вторить, и тогда слезам не будет конца.
Коляска тронулась. Мара хранила молчание и просто слушала безмятежное лепетание Томаса. С комком в горле она ждала, пока боль от слов Джордана хотя бы немного утихнет. Миссис Басби с тревогой наблюдала за ней. Тогда Мара отвернулась к окну, считая минуты, пока Джек привычным маршрутом доставит их домой. Двигаясь по главной проезжей дороге Гайд-парка, они выедут из него через северные ворота, как делали уже сотню раз. В Гайд-парке было несколько мощных кованых ворот, ведущих к сотням акров зеленых просторов. Ближайшие к ее дому располагались у шумной Оксфорд-стрит.
Когда экипаж Мары приблизился к ним, выяснилось, что впереди ждет неожиданное препятствие.
– О Боже! Опять! – пробормотала Мара, заметив, что в северном углу парка собралась большая толпа.
С недавних пор именно здесь нижние слои общества протестовали против различных политических действий правительства. После войны такие несанкционированные выступления участились. Англия победила, но, когда страсти утихли, люди вдруг поняли, что практически разорены.
Неспокойно было по всей стране. Возникали волнения из-за Хлебных законов. Новое повышение налогов на продукты питания грозило беднякам голодной смертью. Адмиралтейство задерживало выплаты многим тысячам матросов, и те выражали законное недовольство. На севере луддиты громили машины. По рукам ходили листовки радикального толка. Среди граждан росли опасения, что прямо здесь, на английской земле, а совсем не во Франции, действуют агенты якобитов, стремящихся вновь ввергнуть страну в кровавую междоусобицу. Премьер-министр лорд Ливерпул угрожал приостановкой действия закона о неприкосновенности личности, в случае если порядок не будет восстановлен.
Разумеется, светским леди не полагалось иметь собственное мнение по такому поводу, тем не менее Маре казалось, что запереть человека в тюрьме без всяких объяснений – несправедливо. В конце концов, они же не французы! Она сильнее прижала к себе сына и постаралась выбросить из головы мысли об аристократах и гильотине.
Сейчас в Гайд-парке собралось несколько сот людей, которые с энтузиазмом поддерживали очередного оратора, яростно выкрикивавшего список народных обид.
Обычно эти импровизированные митинги быстро и без особых конфликтов прекращались действиями конной гвардии, чьи казармы располагались в южном конце Гайд-парка. Однако пока драгуны еще не прибыли, и кучер Джек осторожно направлял лошадей сквозь толпу.
– Да что он о себе воображает, наш добрый лорд Ливерпул? Хочет отнять наши права? Людям нужен хлеб, а что нам дают? Новые налоги!
Оратор обрушивал гневные филиппики на головы премьер-министра, всего парламента, казначейства, адмиралтейства и «этого зверя» лорда Сидмута из министерства внутренних дел, но наибольшую ярость толпы вызвало имя принца-регента.
Мара напряженно сглотнула.
– Его королевское высочество все толстеет, а дети бедняков подыхают от голода!
Мара нахмурилась – гипербола поразила ее. Конечно, эти люди имеют право жаловаться, но неужели они не понимают, что в наши дни у регента совсем мало реальной власти?
Георг, правивший Англией вместо своего отца Георга III, был окружен толпой советников, каждый из которых имел собственные интересы. Если регент пытался что-то сделать самостоятельно, а не просто молча подписываться под новыми биллями и политическими документами, ему приходилось выслушивать длинные нотации своих министров о том, что он слишком неопытен в тонкостях государственного управления, чтобы принимать собственные решения. Во власти регент был похож на гигантского беспомощного ребенка. И разумеется, ему без конца напоминали, что, пока жив его безумный отец, он не настоящий король. Этот аргумент всегда побеждал в спорах регента со своими советниками.
Борьба была не в характере принца, а его неуверенность в себе играла на руку окружающим. В результате артистичная натура художника-дилетанта отступала перед доводами политиков, но винили в неудачах всегда именно регента.
К несчастью, королевская кровь в его жилах не позволяла принцу публично выступить в свою защиту или же обвинить кого-нибудь другого. Для этого он был слишком горд. Принц стоически терпел такое положение, но все больше отдалялся от собственного народа. Люди считали его равнодушным, а он страдал от непонимания и всеми силами пытался понравиться своему народу. Вечные скандалы с женой, с которой он давно расстался, лишь ухудшали положение. Каролина Брауншвейгская умела выставить своего мужа в самом невыгодном свете.
«Король-рогоносец» – так называли его оппозиционные острословы. «Как может он управлять королевством, если не в состоянии управиться с собственной женой?» – вопрошали они.
Мара сочувствовала принцу. С детства его окружали лукавые друзья-прилипалы и люди, которым нельзя было доверять. А сейчас высунулись из нор подстрекатели вроде этого оратора и своими опасными речами практически призывают к бунту.
Мара приходила в ужас при мысли, что однажды все эти бунтарские разговоры приведут ее царственного друга к окровавленным ступеням гильотины, как это случилось с таким же королем за Ла-Маншем двадцать лет назад.
– Собаки, – пробормотала миссис Басби. – Где же солдаты? Сколько это будет еще продолжаться?
Мара ответила ей мрачным взглядом. Тем временем кучер кричал на толпу, чтобы люди расступились и пропустили карету. К несчастью, настроение в толпе уже стало воинственным. Возбужденные граждане отказывались действовать по указке ливрейного кучера на облучке элегантной кареты с аристократическим гербом.
Слушатели неистовствующего оратора толклись на месте, угрюмо поглядывали на кучера и закрывали путь. Наконец пара самых отчаянных решилась на вызов:
– Почему это мы должны уступать тебе дорогу? Езжай другим путем.
– Разойдись! – кричал Джек.
– Не тревожьтесь, – успокаивающим тоном обратилась Мара к миссис Басби. – Мы почти у ворот.
Томас тоже выглядел испуганным. Мара прижала его головку к груди и стала что-то нашептывать на ушко. На самом деле она тоже боялась. Хорошо, что она рядом с сыном и сможет его защитить.
Вдруг кто-то в толпе узнал герб Пирсона.
– Ага! Да это же подружка нашего регента!
Мара побелела.
Десятки людей тут же уставились на карету. Оратор услышал этот выкрик и сделал в ее сторону неприличный жест. Мара не расслышала его слов, но толпа ответила ему грубым смехом. Теперь женщину окружали две-три сотни враждебно настроенных лондонцев.
– Прошу прощения, ваша милость, – издевательским тоном обратился к ней оратор. – Не будете ли вы столь любезны, чтобы доставить нашу петицию своему царственному любовнику?
Дальнейших требований Мара не расслышала, но все было ясно и так. Вокруг экипажа бушевала возбужденная толпа. Люди выкрикивали оскорбления, клеймили ее за связь с регентом. Джек щелкал хлыстом, расчищая дорогу. Сама Мара слишком испугалась, чтобы почувствовать себя оскорбленной. Она понимала, что за их насмешками кроется реальная угроза. И оказалась права. Несколько негодяев, выкрикивая мерзости, прыгнули на подножки кареты и стали яростно ее раскачивать. Мара изо всех сил старалась не закричать. В окна заглядывали грязные ухмыляющиеся морды.
Томас тоненько расплакался.
– Это регентский выродок, миледи?
– Оставьте мою карету! Как вы смеете?! – крикнула Мара.
– Палата лордов – это паразиты! – вопили в толпе. Томас заплакал громче. Карета совсем остановилась и лишь раскачивалась из стороны в сторону на рессорах. Мара прижимала к себе сына. Из толпы в Джека бросили камень и сбили с него шляпу. Кучер ответил ударом хлыста. Бледная как мел, миссис Басби опустила шторки на окнах и с ужасом смотрела на хозяйку. Мара не знала, что делать.
