Текст книги "Коракс: Повелитель теней (ЛП)"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

XX
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Поредевший флот Двадцать седьмой экспедиции вернулся к Киавару под командованием Коракса и, без всяких торжеств, тут же отправился в орбитальные доки. В сражениях корабли основательно потрепало. Их количество заметно сократилось, а войска, переправленные на борт сопровождающих транспортников, понесли тяжелые потери. Старшие стратегосы докладывали, что месть Коракса обошлась экспедиции в восемьдесят семь тысяч убитых. В кулуарах примарха в открытую чихвостили за то, что тот пренебрёг своим долгом.

Слухи о походе на Каринэ разлетелись было, но тут же утихли. Терранские власти сочли проступки Коракса во время приведения системы к Согласию достаточно серьезными, чтобы позволить информации о них стать достоянием общественности. Поэтому о том, что Содружество вошло в состав Империума, объявили коротко и сухо, не выпустив ни одного доклада летописца об этом событии. А войскам, отправленным в гарнизоны Тысячи Городов, практически ничего не рассказывали о том, как те были захвачены.

Подобное отсутствие новостей само по себе не было удивительным – Гвардия Ворона часто действовала скрытно. Корвуса Коракса мало заботило общественное признание – для него успешное выполнение задания было достаточной наградой, ― но в этом случае кампанию умышленно предавали забвению.

Никто не должен был видеть, что примархи могут ошибаться.

Погрузившись в невеселые размышления, Коракс почти не разговаривал со своими сыновьями. Только братья Бранн и Агапито Невы пытались обсуждать недавнее Согласие, пока, наконец, Коракс не вызвал их к себе в личные покои в Вороньем Шпиле. Оба вышли оттуда подавленными и после того разговора оставили примарха в покое.

Император, без сомнения, знал о том, что натворил Его сын. Но что Он об этом думал, оставалось только гадать.

Скоростной лифт гудел, преодолевая многочисленные уровни крепости Гвардии Ворона. Освобождение было маленьким, его масса – небольшой, но после невесомого касания гравитации Тысячи Лун, каждый шаг казался Кораксу неимоверно тяжелым.

Легко крутившиеся колеса негромко зажужжали, магнитные тормоза постепенно замедлили движение лифта и служебный экран показал короткий номер. Отсюда совсем недалеко было до Красного Уровня – этажа, где в темные времена стражи Ликея пытали своих узников.

Коракс опустил глаза, глядя Белтанну в затылок. На мгновение он задумался, не обладал ли кто–нибудь из его сыновей достаточным упрямством, чтобы нарушать его запрет и заходить на ужаснейший этаж Вороньего Шпиля. Но лифт миновал еще пять этажей, и уже там остановился, распахивая двери.

– Его держат здесь, милорд, ― сообщил Белтанн.

– Он позволил себя арестовать, ― полувопросительно–полуутвердительно проговорил Коракс.

– Именно так, ― кивнул Белтанн и замолк на мгновение, явно подбирая слова. – Милорд, могу ли я говорить с вами откровенно?

– Любой из моих сыновей может, ― ровно откликнулся Коракс.

Белтанн помедлил, гадая, означает ли это разрешение, и, наконец, решился продолжить:

– Вы даете Эррину то, что он хочет, милорд. Он все эти два месяца желал поговорить с вами.

– Именно так, ― согласился Коракс. – Но любой, кто сражался рядом со мной за освобождение Ликея, имеет право поговорить со мной. Я обязан сделать для него хотя бы это, перед тем, как казню его.

К удивлению Коракса, Белтанн остановился.

– Почему вы вообще обязаны что–то для него делать? Он убивал только ради того, чтобы поговорить с вами. Он поставил под угрозу мир на Киаваре – и ради чего? Ради собственного тщеславия?

Коракс воззрился на Белтанна тяжелым, по–птичьи хищным взглядом.

– Может быть, именно поэтому я и должен с ним поговорить – чтобы узнать, почему он поступал так.

– Милорд, ― не отступил Белтанн, ― он рассказал мне о некоторых причинах своих поступков. Мои собратья–теневые стражи считают, что он сошел с ума.

– А ты что думаешь?

– Я так не считаю, ― сознался Белтанн.

– Тогда почему ты оспариваешь мои решения?

– Потому что, милорд, я опасаюсь, как бы вы не начали перед ним оправдываться.

– Даже если я и начну, тебе–то что за печаль?

Белтанн поднял глаза на своего генетического отца. Коракс с удовольствием отметил, сколько дерзости было в этом взгляде.

– Вы – мой отец и мой спаситель, милорд. Вы не должны оправдываться ни перед кем.

Коракс несколько мгновений сверлил его взглядом.

– Я делаю то, что нужно, сержант, а не то, что мне нравится. Отведи меня к пленнику и оставь нас. Я хочу поговорить с ним наедине.

Камера, в которой держали Эррина, была единственной освещенной на всем этаже. Легион на Красный Уровень почти не заглядывал, и потому в затхлом воздухе висел запах масла, а люмены мерцали, не сразу прогревшись после долгого бездействия. У Коракса почти не было нужды, и еще меньше – желания использовать эти камеры. Он предпочитал наказывать преступников по–другому. Те, кто нарушал его законы, должны были искупить вину службой или умереть. Поэтому Эррин был здесь совсем один.

– Коракс, ― воскликнул тот, когда примарх вошел в камеру. Он поднялся со стула и вытянул руки, заставляя зазвенеть цепи, сковывавшие его запястья и лодыжки. – Излишняя предосторожность, не находишь? Когда это место было тюрьмой, я еще мог удрать, но сейчас, когда оно превратилось в крепость легиона, не думаю, что у меня что–то получится.

– Эррин, ― откликнулся Коракс. Предатель отражался в его обсидианово–черных глазах. Эррин заговорщически улыбнулся, словно у них с Кораксом был общий секрет.

– Рад тебя видеть, Корвус. Как там поживают мальчишки Невы? А Эфрения?

– Живы и здоровы, хотя и очень огорчены тем, что ты натворил, ― Коракс смерил Эррина взглядом. Тот стал фанатиком, но явно оставался в своем уме.

– Я благодарен за то, что ты пришел.

– Вместе со мной против ликейских надзирателей сражалось очень много людей, ― бесстрастно проговорил примарх. – Ты думаешь, у меня есть время разговаривать с ними всеми? Расскажи мне, почему ты так поступил. У меня есть более важные вопросы, чем твоя дальнейшая судьба.

– Тогда зачем ты вообще пришел?

– Мне стало любопытно. Мы сражались плечом к плечу, чтобы принести мир на эту луну и ее планету, а ты сделал все, чтобы пошатнуть его. Ты так огорчился из–за того, что оказался слишком взрослым для имплантации? Для меня твои усилия по освобождению луны не стали меньше из–за того, что ты не вступил в легион. Ты мог прожить свою жизнь в почете.

– Ты думаешь, это все из–за могущества? Думаешь, это все потому что я не стал одним из твоих так называемых «сынов»? – Эррин от души расхохотался. – Мне не нужна сила, которую предлагал Император!

– Вступление в ряды легионеров – это ответственность, а не сила, подаренная из прихоти, ― ответил Коракс.

– Ну, тебе видней, ― Эррин пожал плечами. – Ты действительно считаешь, что все те, кто стал легионерами, чувствуют ее? Не допускаешь мысли, что кто–то из них может и возгордиться полученной силой?

– Большая их часть понимает, что это – ответственность, ― ответил Коракс. – Те, кто злоупотребляют этим даром, подвергаются суду и соответствующему наказанию.

Эррин уселся на грубую потертую скамью – единственную мебель в камере. Его цепи зазвенели, потащившись следом.

– Что ж, они не единственные, на ком лежит ответственность, ― улыбнулся Эррин. – Я делал это все для тебя, ― ткнул он пальцем в сторону примарха.

– Вот как?

– Ты бросил дело на середине, Корвус Коракс. У гильдий все еще есть власть, а люди страдают так же, как и раньше. Я хотел, чтобы ты увидел это.

– Люди получили свободу, ― ответил Коракс. – Ты ошибаешься.

– Они получили свободу страдать, ― отрезал Эррин. – Ты позабыл про нас, Коракс. Императору нет дела до людей. Наши тяготы ничего не значат для Него. А если Его это волновало, то почему Он отдал наш мир Механикум? У нас нет с ними ничего общего. Их религия оскорбляет здравый смысл! Они поклоняются машинам… ― издевательски протянул он.

– Ни твой, ни мой разум не в состоянии охватить весь замысел Императора, ― ответил Коракс. – Я видел только его часть. Уверяю тебя – все наладится. Человечество обретет законную власть над звездами.

Эррин покачал головой.

– Коракс, Коракс… Император – тиран. И положение Механикум как нельзя лучше иллюстрирует Его лицемерие! Он насаждает Имперскую Истину одной рукой, а другой при этом поддерживает марсианские суеверия, ― Эррин сочувственно покосился на Коракса. – Тебя водят за нос – единственного, кто, как мы считали, стоит выше заблуждений и низменных желаний. Ты разочаровываешь меня.

– Ты понятия не имеешь о том, что стоит на кону, ― Коракс спокойно посмотрел на него. – Ни малейшего понятия. В этой вселенной существуют силы, которые нельзя описать никакими словами. Я не могу править здесь, как того хотят граждане. Я не могу быть здесь для них. Они страдают. Я знаю. Но человеческие существа страдают повсюду. Есть миры, где сама жизнь состоит из таких ужасов, какие ты себе и вообразить не сможешь. По сравнению с ними чудовищные пытки Красного Уровня покажутся ласками. Я не могу остаться здесь, налаживая жизнь киаварцев, когда в спасении нуждаются миллиарды.

– Значит, ты прекратил борьбу, ― заключил Эррин.

– Я продолжаю бороться, но в куда более крупных масштабах.

– А как же справедливость?

– Для того, чтобы воцарилась справедливость, требуется много времени, но она наступит однажды.

– Ты ошибаешься. Справедливость нельзя дискредитировать. Ты не можешь жить, руководствуясь принципами лишь наполовину, Коракс. То, что справедливо для одного, справедливо для всех, так было во все времена. Не должно быть так, чтобы в одном месте было одно, а в другом – другое. Ты несешь возмездие, когда тебе это удобно, но при этом оставляешь в живых наших мучителей.

– Я несу возмездие всегда. Я принес его и Каринэ, и теперь меня за это осуждают. Справедливость восторжествует, но сейчас, здесь, возмездие – не самый лучший шаг, ― ответил Коракс. – Я отказался от мести техногильдиям. Они еще принесут свою пользу Империуму. Этот мир будет процветать. Все миры будут процветать. Грядет золотая эпоха, но за нее нужно побороться.

– Значит, справедливость ты пока отставил в сторону?

– Каждый мир, присоединенный во время Великого крестового похода – это еще один шаг ко всеобщей справедливости.

– А что тогда каждая смерть каждого голодного ребенка здесь, на Киаваре? Разве это справедливость? А каждый житель Освобождения, лишенный работы? Каждое проявление коррупции? Разве это не преступления?

Коракс вздохнул. Он неоднократно задавал самому себе те же самые вопросы.

– Порой нашими собственными чувствами, равно как и улучшением собственной жизни, необходимо пожертвовать во имя всеобщего процветания. Я не прошу от других жертвовать больше, чем я сам. Я всю свою жизнь провожу на войне. Думаешь, мне нравится роль убийцы? В каждой битве я вижу, как гибнут мои сыновья. Я стирал с лица земли целые цивилизации ради торжества другой, более великой. А теперь я вижу, что мои давние товарищи предали меня в моем собственном доме, пока я сражаюсь за судьбу всего человечества! Ты считаешь себя праведником, но на деле ты просто вредитель. Твой эгоизм застилает тебе глаза, и ты не в состоянии увидеть весь масштаб того, что пытается создать Император.

– Справедливость не терпит полумер! – возразил Эррин. – Если ты хочешь, чтобы в тебе видели справедливого судью, ты не должен подчинять правосудие своим прихотям. Или ты – несгибаемый заступник, или ты такой же политик, как и все остальные паразиты, сосущие кровь из тех, о ком ты так заботишься. Есть множество мест в разы страшнее Киавара. Но это не значит, что нужно бросать работу на середине. Здесь остались слишком глубокие раны, которые никогда не исцелятся. Лучшее решение – отрезать поврежденную конечность целиком. И если ты этого не сделаешь, то в конечном итоге поплатишься. Механикум завидуют секретам техногильдий. Техногильдии злятся на Механикум. Киаварцы, лишившись власти, сделали нужные выводы, а ликейцы по–прежнему страдают.

– Значит, они должны страдать! – оборвал его Коракс. – Ты и впрямь не понимаешь. Ты не можешь осознать, насколько все на самом деле сложно. И сейчас ситуацию нужно оставить такой, какая она есть.

– Коракс, я все понимаю. Я все прекрасно понимаю, ― улыбка Эррина заледенела. – Когда–то ты был свободным человеком. Ты учил нас ненавидеть тиранию, а теперь сам, сознательно, переходишь в услужение тирану. Все эти теоретики от политики учили тебя, учили, а ты бросил их вот так.

– Возмездие иногда нужно, но справедливость важнее, ― ответил Коракс. – Но даже тогда необходимы компромиссы. Благо человечества должно быть важнее всего.

Несколько мгновений примарх и смертный смотрели друг на друга, и, наконец, Эррин пожал плечами.

– Я сказал все, что должен был сказать. Я сделал все, что должен был сделать. На Киаваре неспокойно. Тебе придется вмешаться.

– Я не буду этого делать, ― отрезал Коракс. – С этим разберутся Механикум. Это не моя забота. Все эти убийства были напрасными, Эррин. Ты напрасно сломал свою жизнь.

Коракс смерил его долгим взглядом и направился было к двери.

– Полагаю, теперь ты убьешь меня? – раздалось за его спиной.

– Да, ― ответил Коракс, задержавшись у выхода. – За то, что ты предал лично меня. Этого я не смогу простить. Я оказываю милость техногильдиям, и я окажу ее и тебе. Ты умрешь тихо и быстро, и не покроешь свою голову еще большим позором.

– Ты не заслуживаешь моей верности. Ты погряз в насилии, ты стал рабом собственных прихотей. Ты несешь возмездие, когда захочется, и избегаешь правосудия, когда оно необходимо.

– Я воплощаю замысел Императора, ― ответил Коракс, и в его черных глазах полыхнула ярость. – Каким бы тот ни был.

– Однажды ты поймешь! – Эррин сорвался на крик. – Ты увидишь, Корвус Коракс! Ты ошибаешься! Ты не сможешь вечно прятаться в тенях!

– Это решать Императору, а не тебе, Эррин, ― ответил тот.

Дверь в камеру захлопнулась. Коракс помедлил, прислушиваясь к крикам Эррина. Мольбы, угрозы, настойчивые просьбы к Кораксу вернуться к своим людям… Примарх коснулся двери ладонью.

– Однажды я вернусь, ― сказал он себе. – Я вернусь сюда и сделаю Киавар идеальным образцом человеческого общества. Но все впереди, и до тех пор нас ждет множество черных дней.

С этими словами Коракс скрылся во мраке Вороньего Шпиля.