Текст книги "Изумрудный трон (СИ)"

Автор книги: Гавань Васильевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

  Сознание призывно манило утонуть в мягких пучинах сна. Гирем потряс головой. Не время спать. Как бы ни хотелось завернуться в одеяло и повернуться спиной ко всему, он сейчас отвечает за отцовские земли, пока Рензам беззаботно охотится в окрестных лесах.

  "Отец, боги видят, своими действиями ты питаешь несчастья".

  Он слез с кровати и принялся собирать рассыпанные по полу кристаллы. Аккуратно сложив их в мешок, дотянулся до листов с рисунками. Наброски карандашом были его любимым занятием, когда требовалось отвлечься от насущных проблем.

  С одного из листов смотрел Сиверт – выразительная лысина и надлом в выражении лица. Он так и не оправился от потери способности к рефрамантии.

   С другого рисунка глядел отец – блестящие чёрные волосы завязаны в пучок на затылке, борода подстрижена, глаза хищно прищурены.

  Были среди рисунков и портрет Элли, и детей Алана – Негала и Бедоса, и Хэка, и других обитателей крепости. Гирем бережно сложил все рисунки, положил их в мешок к кристаллам, и покинул комнату.

  Двумя комнатами дальше по коридору открылась дверь. Из проёма осторожно высунулась белобрысая голова Негала.

  -Дядя Гирем, что с нашим папой? Тётя Элли говорила, что он занят, но его не было дома уже два дня.

  Следом из проёма выглянул русоволосый Бедос, требовательно и доверчиво посмотрев на юношу. Обоим мальчишкам было по девять лет, а их мать, Алексия, гостила у родственников в Сибельниле.

  Гирем свёл брови над переносицей, соображая, что ответить. Отец бы внушительным голосом сказал, что им пора узнать горечь потери. Дядя – что они ещё успеют познать жизнь.

  -Он немножко приболел, – сказал юноша, чувствуя лёгкое угрызение совести. – Когда он поправится, вы с ним увидитесь.

  -Обязательно?

  -Обязательно.

  -А ты почитаешь нам вечером книжку? Вчера ты не читал.

  Юноша слабо улыбнулся.

  -Почитаю. А сейчас идите, гуляйте, только комнаты ни шагу, ладно? Дождитесь кого-нибудь из служанок.

  -Ладно.

  Гирем потрепал детей по голове, и собрался было идти дальше, как внезапно замер.

  -Если вдруг придёт Шейла и позовёт гулять – прикажите ей позвать с собой Хэка. Если она откажется, то ведите себя хорошо. Понятно?

  Дети удивлённо кивнули.

  3

  Джаркат с сочным хрустом откусил кусок от жёлтой груши, а другой рукой извлек из мешка очередной свиток пергамента. Положив его на стол, задумчиво посмотрел перед собой в другой конец обеденного зала.

  – Итак, со вчерашнего дня не вернулся никто из следопытов. Просить помощи у девоны глупо, поэтому пора прибегнуть к моей магии. Слово Поиска определит местоположение твоего отца. Для этого нужен какой-нибудь предмет, которого он касался, ну и, собственно, восемь кристаллов.

  Гирем молча положил на стол прозрачные камни.

  -Вот это мне нравится, – Джаркат отложил грушу в сторону, разгладил пергамент и аккуратно разложил на нём кристаллы, так, что они образовали собой окружность. – Фокус у нас есть. Давай предмет, которого касался дивайн.

  Гирем протянул ему костяной гребень. Джаркат хмыкнул.

  -Я представил, как он расчёсывается перед зеркалом.

  -Дурное влияние дивайна Кархария, – усмехнулся Гирем.

  -Они близко знакомы?

  -Да, ещё до событий в Треаттисе. Потом они повздорили, разумеется.

  -Не очень разумно ссорится с Теургом, – заметил историк и достал рефрактор.

  На рукоятке щёлкнул предохранитель, и кристалл-фокусатор вспыхнул нежным охристым светом. Гирем прищурился.

  Джаркат коснулся жезлом гребня и затем ткнул фокусатором в центр окружности, образованной кристаллами сциллитума. Свет вокруг него замигал, постепенно ускоряя темп. На пергаменте начали проступать чёрные линии, мало-помалу складываясь в план местности. Появился Герран, окрестные поля и река, а затем и лес. Неподалёку от его границ, но всё ещё в пределах, мерцала алая точка.

  – Отец? – спросил Гирем.

  Джаркат кивнул и протянул ему исчерченный пергамент.

  – Спасибо. Я покажу его начальнику стражи.

  – Покажи.

   Когда Гирем побежал к выходу, держа в руке карту, губы историка насмешливо изогнулись. Он сгрёб ладонью кристаллы сциллитума и положил их в мешок.

  4

  Вручив карту мрачного вида артарианцу, Гирем спустился в подвальные помещения крепости, где находилась темница. Здесь пахло сырой землёй. Пламя факелов разгоняло тьму, играя бликами на пластинчатых доспехах солдат.

  Возле темницы, в которую заключили Элли, стояло несколько арбалетчиков, держа наготове взведённое оружие, приставленное к зазорам в стене. В случае любого странного движения девоны они должны были спускать курки.

  -Всё спокойно? – Гирем встал возле двери в камеру.

  -Да, дивайн. Она замерла как ледяная глыба. Ни одного движения.

  -Хорошо. Я сейчас войду. Стреляйте только в том случае, если я подам знак. И постарайтесь не зацепить меня, ладно?

  -Хорошо.

  Кивнув, юноша отпер дверь, вошёл в камеру и сел на колючую солому напротив Элли.

  Спрашивать "ты как?" было глупо – женщина имела безразличный и усталый вид. Длинные светлые волосы спутались, на лбу красовался кровоподтёк – место, куда в горячке короткой рукопашной угодил жезл Джарката.

  -С твоим ребёнком всё в порядке, – произнёс Гирем. – Хорошо, что вы позволили Хэку провести над ним обряд экзоркуции после родов.

  -Спасибо, Гирем.

  -Не нужно меня благодарить, – вскинулся тот.

  "Сейчас размякать нельзя. Элли водила нас за нос десять лет. Эта женщина сама демон хитрости".

  -Расскажи мне, как ты стала девоной.

  И Элли рассказала всё. О том, как её мать по какой-то причине не сообщила служителям Триединой Церкви, что девочка может призывать чертей и вызывать потопы. О том, как прятала её, и о том, как обучала её травничеству, созданию ядов и лекарств.

  -А что же демон?

  -Он проявлял себя время от времени. К счастью, ничего серьёзного не случалось.

  Гирем с сомнением посмотрел на женщину. С ним сейчас мог разговаривать сам демон, и, разумеется, бессовестно лгать.

  -Потом я встретила Сиверта. Мне было его жалко, и мало-помалу я прониклась к нему симпатией. А потом и вовсе полюбила. Свою одержимость я не проявляла, так что соседи и ваша семья ничего не заподозрили. До недавнего времени....

  Немного поколебавшись, Гирем задал самый важный вопрос.

  -Может быть, тебя кто-то подставил?

  Элли удивлённо посмотрела на него.

  -Я не знаю. У нас не было врагов.

  Гирем озадаченно провёл рукой по короткой бороде.

  -Ты пытаешься меня оправдать? – Элли не шелохнулась. – Это... странно. Особенно учитывая то, что я сделала тогда...

  "Она всё же решилась затронуть эту тему".

  -Признаюсь честно, в глубине сердца я до сих пор не хочу прощать тебя за то, что ты тогда сделала.... Я понимаю, что это была случайность, но... это тяжело.

  Элли спрятала лицо в бледных ладонях. Так они просидели несколько минут, в неловком молчании. Гирем вздохнул.

  -Но в десять лет я помогал тебе пропалывать грядки катрейла, а год назад помогал Хэку и Сиверту принимать твои роды. Мне тяжело сходу поверить в твою вину, как бы я не старался убедить себя. Это непросто – с одной стороны желать твоей смерти, а с другой – знать, что ты, вероятно, её не заслуживаешь.

  Элли слабо улыбнулась.

  -В другой ситуации я была бы рада твоим словам. Но девонам пощады нет. Нас сжигали на протяжении многих столетий. Так будет и в этот раз. Крестьяне ещё не стоят с вилами под стенами Ректагеррана, требуя мою голову?

  -Они бы стояли, если бы не мы с Джаркатом, – признался юноша. – И да, ты права – вне зависимости от твоей причастности к этим преступлениям, ты остаёшься Одержимой.

  Элли склонила голову. Гирем бороздил взглядом участок стены над ней.

   -Так Сиверт знал или нет?

   -Нет, – быстро ответила женщина. – Я уже говорила это, и буду говорить всегда.

  Юноша устало потёр переносицу, сдерживая закипавший гнев.

  -Тогда почему он побежал убирать трупы в ваш дом?

  -Я ему внушила.

  Гирем запрокинул голову и испустил болезненный стон.

  "Ничего нового".

  Юноша встал.

  -Тебя сожгут этим вечером.

  Элли ничего не ответила, лишь закрыла глаза. Гирем уронил взгляд на мешок в своих руках руках. Покопавшись в нём, достал портрет Сиверта и протянул его женщине. Та приняла кусок пергамента.

  -Я не пущу его наблюдать за казнью, – сипло произнёс Гирем.

  -Я понимаю. Спасибо.

  Он протянул руку к дверной ручке.

  -Гири.

  -Что?

  -Скажи Сиверту, что я всегда буду его любить.

  Гирем помедлил с ответом.

  -Скажу.

  Он вышел в коридор и обернулся в последний раз.

  -Я не хотел, что бы всё получилось именно так, Элли. Прощай.

  Дверь со скрипом закрылась, и из-за неё не донеслось ни звука.

  5

  Сиверта заперли и охраняли на втором этаже, в их с Элли собственной комнате. Подойдя к двери, Гирем кивнул солдатам и коснулся дверной ручки. Стиснув зубы и вперившись сумрачным взглядом в пол, постоял так некоторое время.

  "Я не могу...".

  Потом он опустил руку, развернулся и ушёл.

  6

  К вечеру жители Геррана сложили на месте сожжённого поля большой костёр со столбом в центре. Ступая по настилу из тёплого чёрно-белого пепла, Элли не обращала внимания ни на оскорбления толпы, собравшейся поглазеть на казнь, ни на холодную сталь клинков, приставленных к горлу солдатами. Руки ей не освободили. Гирем шёл позади, держа наготове свой рефрактор, который назывался Вишнёвые оковы.

  Вот и костёр. Кругом толпился народ. На мгновение Гирема оглушили улюлюканье, свист и брань, адресованные Одержимой. Слева от него стоял Хэк. Справа находился Джаркат. Лицо приезжего историка, зачастую весьма лукавое, на сей раз выражало учтивую скорбь. Юноша прислушался к себе. Было ли ему жаль девону? Или она заслужила насмешки и смерть?

  Элли стояла напротив, никак не реагируя на четыре клинка, приставленных к тонкой шее. В какое-то мгновение Гирем поймал себя на мысли, которой боялся, потому что она ослабляла его решимость. Если они действительно ошибаются на счёт её причастности к событиям последних дней, то что сейчас чувствуют Элли и Сиверт, зная, что она ни в чём не виновата?

  "Ну, почти ни в чём. Она всё же девона. Одного этого достаточно для казни", – утешил он себя.

  -Что мне сказать, Хэк? – негромко молвил он. – Обвинить её во всех злодеяниях, или только в том, что она Одержимая?

  Хэк сморщил лоб.

  -Вообще-то я должен запротоколировать решение суда и отправить его в Забрасин. Если вы укажете в причине для казни лишь то, что она девона, то нам придётся искать виновного в порче и гибели множества людей. Если вы хотите отдать на растерзание кого-то ещё, кроме Элли, то дерзайте. Если честно, Церкви это не очень интересно. Разницы нет – девона заслуживает смерти как минимум потому, что она девона. Остальное не столь важно.

  -Но для меня разница существует, Хэк. Если она не сделала ничего плохого, то казнить её только за отличие....

  -Дивайн, вы подступаете к черте, за которой лежит ересь, – клирик поднял бровь. – На моём месте другие клирики разразились бы праведными речами и написали жалобу куда надо.

  "Поэтому отец тебя и терпит", – подумал Гирем и, сделав глубокий вдох, вышел вперёд.

  Люди замолкли.

  – Эта женщина, которую наша семья долгое время считала своим членом, созналась в том, что она девона, – Гирем с осторожностью подбирал слова. – Во имя Пророка нашего, Мирата Отраза, властью, данной мне отцом, я приговариваю её к смерти через сожжение.

  Он дал знак палачу, который держал наготове горящий факел. Тот шагнул к костру, а юноша отступил назад, краем взгляда заметив, что Хэк смотрит на него с неожиданным уважением. Толпа внезапно загудела и расступилась в стороны, подобно воде, в которую швырнули увесистый булыжник, пропуская солдат. Во главе отряда шёл Рензам Рект.

  Гирем скрестил взгляд с отцовским, и тотчас же отвёл. Присутствие Рензама всегда подавляло его, словно огромная гора, нависшая над одиноким путешественником. Отец обладал способностью заражать всех своим настроением, и если он был весел, то веселы были все остальные. Но гораздо чаще он был тучей из гнева, угрюмости или раздражительности. И эта мрачная аура казалась юноше почти осязаемой.

  -Здравствуй, отец, – хмуро произнёс Гирем.

  Рензам приветственно махнул рукой, и встал рядом. Бросил взгляд на Джарката, который, приложив руку к сердцу, поклонился и отошёл в сторону. Затем наклонился к уху сына и прошептал:

  -Только не говори мне, что собирался переложить ответственность на палача. По закону казнить девону должен представитель высшей власти, то есть ты.

  Гирем собрал в кулак всю решимость.

  -Я собирался это сделать, но потом явился ты. Теперь это твоя обязанность, отец.

  Он умолк, почувствовав, что переступил опасную. черту, за которой лежит сыновье непослушание.

  Но отец лишь приобнял его за плечо.

  -Пора принимать на себя ответственность. Хоть Джензен и плоть от плоти моей, но он никогда не будет моим наследником. Ты, которого я подобрал ребёнком у горящей хижины, приходишься мне сыном по духу. Именно ты станешь мне заменой. У нас нет выбора. Ты либо выполняешь свой долг, либо я перестаю считать тебя своим сыном. Ты разрушишь наш род из-за какой-то одержимой?

  Гирем почувствовал багрянец гнева на щеках.

  "Боги, он действительно не понимает, что говорит"?

  -Я не умею вызывать огонь, – тихо произнёс он, цепляясь за последнюю возможность избежать пытки. – Я пытался вылечить Алана, но не смог...

  -А сейчас сумеешь, – Рензам едва не коснулся лба юноши своим, всматриваясь в его глаза, словно пытаясь в них что-то разглядеть. – Ключ к огню не страх, а гнев, ярость, любовь. Страсть. Ну же, сын. Ты ведь не хочешь, чтобы все считали тебя ничтожеством, которое я когда-то подобрал у сожжённой лачуги?

  Гирем отшатнулся, словно его ударило молнией; он хотел что-то сказать, но от гнева слова умерли, не сойдя с языка. Он поискал взглядом Джарката – тот стоял далеко от них и смотрел в небо. Кипя от ярости, юноша побрёл к костру. Он не хотел сжигать женщину, привязанную к столбу, однако теперь ясно понимал, что причиной этому была не столько его вера в невиновность Элли, сколько истовое желание пойти наперекор Рензаму. Сейчас он даже понимал Джензена, который уехал в столицу, подальше от отцовского гнёта.

  Элли смотрела только на него, и этот взгляд пронизывал всё его существо подобной калёной игле. В голове били барабаны, стук сердца отдавался во всём теле. Убивать людей никогда не было просто, по крайней мере, для него. Чувствуя, как пульсирует правая ладонь, Гирем вытащил Вишнёвые Оковы. Лающая толпа исчезла. В этом иллюзорном мире были лишь привязанная к столбу девона и он, судья и палач в одном лице. Спиной юноша почувствовал взгляд Рензама, напряжённый и жёсткий.

  Юноша поднял рефрактор.

  -Прости меня, – тихим голосом сказала Элли. – Прости за Создин.

  Сказанное словно сняло с его плеч невидимый груз. Гирем вздохнул. Прощение. Если он не может даровать ей жизнь, то хотя бы избавит от чувства вины. И тем самым облегчит свою.

  -Я прощаю тебя, – сказал он и мысленно произнёс слово Огня. – "Фразх".

  Фразх. Это слово, спускавшее одно из огненных заклинаний, сработало впервые за всю его практику рефраманта. Возникшая перед мысленным взором серая завеса отгородила хаос суетливых мыслей и сиюминутных эмоций; на её фоне возникли десятки темнеющих провалов, в которых затаились невидимые чудовища, ждущие, когда же в их распахнутые пасти сунется неосторожный путник. Но Гирему было нужно не туда. Три провала тянули дозволенностью. Слово Огня толкнуло его внутрь одного из них, что излучал тепло. Навстречу двинулась огненная буря, короткая дрожь экстаза пронзила тело. Вместе с этим завеса исчезла, а все чувства вернулись. В реальном мире прошло лишь мгновение.

  Кристалл-фокусатор взорвался огненным клубом; пламя раздалось в стороны, широкой волной окатив костёр. Огонь с рёвом охватил дрова, лизнул перевязанные ноги женщины и прыгнул на её одежду. Потом он добрался до полуобнажённого тела, и на Гирема дохнуло запахом паленой кожи. Элли завопила, и этот звук едва не заставил юношу упасть на колени. Из костра вылетел пучок стремительно выгоревших волос и упал прямо на его правую руку, сжимавшую жезл. Гирем вскрикнул и отшатнулся, схватившись за запястье. Пламя костра поднялось выше головы. Девона перестала кричать.

  Джаркат опомнился первым. Подскочив к юноше, он схватил его за шиворот и оттащил от бушуюшего пламени. Через несколько мгновений взгляд Гирема стал осмысленным. Слыша рёв толпы, поражённой огненной пляской, он неуверенно зашагал в сторону замка. Отец поравнялся с ним, положил руку на его плечо.

  -Ты в порядке, сынок? – лицо Рензама выражало заботу.

  Гирем стиснул зубы, но через несколько мгновений произнёс спокойно:

  -В порядке, отец.

Глава 2. Город синих огней.

  Пророки и дивайны Изры бахвалятся тем,

  что их государство обладает городом-жемчужиной, прекрасным и загадочным Шуруппаком.

  Разочарую их – Шуруппак никогда не являлся,

  не является, и не будет являться "их" городом.

  Шуруппак – это город-государство.

  Шуруппак – это чужеродное тело на карте Изры.

  Шуруппак – это мир, принадлежащий существам, которых мы называем Диастрийцами.

  Синваль Маэльдун, "Дождливые дни, когда безумие отступает",

  1095 год от создания Триединой Церкви.

  1

  Триксель Нурвин вдыхал сырой утренний воздух Сиары, завернувшись в обветшавший серый плащ со слежавшимся мехом. Под спокойной гладью реки медленно колыхались тёмные кущи водорослей; вода с тихим плеском ударялась о борт ладьи. В голубом небе с полупрозрачной сахарной дымкой облаков кричали морские птицы – судно всего два дня как оставило за кормой бескрайние просторы океана Брусса.

  Рефрамант и матросы северного архипелага Навустроза плыл в виду зарослей рогоза и округлых крон колючего островельника. Далеко впереди угадывались очертания двух гряд Сиарских гор, которые расходились в стороны. У места их схождения призывно сверкал заметный даже с моря голубой огонёк Звёздного Маяка. Там, зажатый горными отрогами, по которым скатывались тысячи чистых ручьев и водопадов, находился Шуруппак.

  Матросы, закалённые солью и ветром, но, как стало понятно за месяц плавания, простые мужчины, которые были не прочь поострить и посмеяться, переговаривались откровенно редко и вяло. В их глазах Триксель видел браваду, а под тонкой плёнкой бравады – страх. Все боялись приближаться к городу диастрийцев.

  -Ну и жара, – проворчал сидевший рядом седой мужчина по имени Фрирнед. – Вроде умеренный пояс, а для конца весны и утра парит уж слишком сильно.

  Триксель оторвался от созерцания подводных растений и косяков змеевидных рыб.

  -Утро здесь не причём, Фриренд. Ваше лицо взывает о помощи к богу трезвости.

  -Такого бога нет, дивайн.

  -Нет, но я могу побыть за него. Смотрите, Фрирнед – выжимка водорослей, из которой готовят вашу любимую мрашку, содержит столько тяжёлых токсинов, что они наверняка уже проедают ваши кишочки. Злоупотребление этим пойлом убьёт вас.

  Фрирнед повёл плечом.

  – Как говорят на Навустрозе, кто пиво и мрашку в жизни не пьёт – тот здоровеньким помрёт. Взгляните на меня, дивайн. Я в любом случае скоро попаду в объятия Ум"оса.

  -Я бы предпочёл умереть безмятежно отдыхая в постели, а не корчась в муках из-за разъеденных токсинами внутренностей, – Триксель неуклюже развернулся, привычно схватившись рукой за бок, а другой потянулся к бурдюку, который лежал среди прочих его вещей. Уродливый горб он ощущал всегда – тот мозолил спину, какое положение ни займи. Мужчина представил, как выглядит со стороны – высокий и тощий, напоминавший клинок серпа.

  Наследие, доставшееся ему от противоестественного союза отца-человека и матери-диастрийки.

  Поморщившись, Триксель отпил из бурдюка. Густая тёмная жидкость отдавала пряностью и хорошо прогревала нутро, а ещё приглушала страх встречи с прошлым своей матери. Об Амфирен он знал немного – лишь то, что она влюбилась в Берруна Нурвина, дивайна обширных территорий на юге Изры, сбежала вместе с ним и разгневала этим своих сородичей. А когда Трикселю исполнилось пять, она исчезла и из его жизни, оставив неприятное наследие в виде горба. О том, ненавидели ли сына Амфирен в Шуруппаке, он старался не задумываться.

  Горбун отпил ещё раз, глядя поверх бурдюка на ладную фигуру капитана, который направлялся к нему, аккуратно ступая в места, где не было ног гребцов, отдыхавших после своей смены. Не дойдя до Трикселя добрых пяти шагов, он опёрся руками о фальшборт. Горбун слегка покривил губами – месяц совместного плавания не избавил Двина Скригида от суеверной брезгливости и недоверия по отношению к ценному пассажиру.

  -Мы будет в Шуруппаке к вечеру. Если диастрийцы меня узнают, то нас впустят во внутренний город без остановок.

  -Вы, несомненно, успокоили меня этой фразой, капитан.

  -Вам что-то не нравится? – мужчина посмотрел на Трикселя, выгнув бровь.

  -Нет, но было бы лучше, если бы вы не говорили, что у вас всё схвачено, перед заключением сделки. Я вам верил.

  -Я им не соплеменник, и не друг. Но когда мы были здесь в последний раз с дивайном Синвалем, нас приняли хорошо и предложили заплывать в гости чаще.

  -Разумеется, с товарами.

  -Разумеется, – пожал плечами Двин. – Они же диастрийцы. Обмен является кровеносной системой их общества.

  Триксель перегнулся через борт, зачерпнул ладонью речной воды и наблюдал, как та тонкой струйкой вливается обратно в зеркальную гладь.

  -Я слышал, что если диастриец что-то отдаёт, для него естественно ожидать взамен чего-то равноценного.

  -Вы вычитали это из книг, не так ли?

  Триксель опустил бурдюк, вопросительно посмотрев на капитана. Тот бросил на него насмешливый взгляд.

  -Из-за тех баек, что вы рассказывали моим ребятам все эти недели, в вас легко разглядеть книжного червя.

  Горбун улыбнулся; его узловатые пальцы вкрутили деревянную пробку в горлышко кожаного сосуда.

  -Книжные черви, как известно, в большинстве своём оказываются умнее других людей, дивайн. Поэтому мне не стыдно признавать свои ошибки. Я сказал что-то неправильное?

  Он протянул бурдюк капитану. Тот поднял бровь и покачал головой.

  -Диастрийцы, может, и были такими, какими вы их описываете, при первой встрече с нашей расой. С тех пор прошла тысяча лет, и даже въевшиеся, на первый взгляд, привычки, стали пережитками прошлого. Они продолжают торговать, и ещё можно воочию увидеть церемонию обмена подарками при встрече, но теперь это просто красивое зрелище, а не строгая необходимость. Платы за проход от нас они не потребуют, если вы вели речь к этому.

  -Думаете, на них так повлияли люди?

  -А почему вас интересует моё мнение?

  -Вы произвели на меня благоприятное впечатление на Хесме. Я искал начитанного человека с широкими взглядами. Мнение таких людей всегда интересно услышать.

  Капитан кивнул.

  -Влияние имело место быть, безусловно. Но я бы не стал говорить о людях, как о ключевой причине изменения. Диастрийцы бы изменились при встрече с любой расой. Они всегда меняются, и очень быстро. Может быть, завтра в Шуруппаке я и сам найду, чему удивиться.

  Триксель смотрел на своё отражение, ничего не отвечая. Поняв, что разговор окончен, Двин Скригид пошёл в носовую часть ладьи.

  2

  Вечерело. Моряки продолжали грести, сменяя друг друга для отдыха. Дневной зной спал, в спину дул свежий ветерок. Вокруг расстилались бескрайние поля ржи, на которых работали местные люди, получившие покровительство диастрийцев; рядом также находились поля зубовяза – растения, которое составляло основной рацион диастрийцев. Триксель знал об этом лишь понаслышке, и поэтому во все глаза всматривался в длинные участки земли, которые скрывались в сплетениях салатовых лиан.

  -Видимо, способности диастрийцев приспосабливаться не распространяются на пищеварение, – ехидно заметил горбун, когда Двин проходил рядом с ним. Капитан повернулся и стал в трёх шагах в стороне от него.

  -Раз уж вы распустили язык, то давайте повторим то, о чём мы говорили раньше. Во внешнем городе проблем у нас не будет – там живут только люди, точно такие, как в Хесме, Канстеле, Забрасине и других крупных городах Изры. Если не будем привлекать внимания, то всё пройдёт гладко. Во внутренний город пустят только нас двоих, остальные останутся в одной из местных гостиниц. Что вы должны сделать прежде, чем встретиться со стражниками внутренних ворот?

  Триксель скривился, представив, как выглядит его физиономия в глазах Двина. Провёл рукой по щеке, пропуская между пальцев мягкие тёмные волосы. Да, вот уже и борода появилась. И как он ещё ни разу за тридцать с лишним лет не научился бриться?

  -Побриться.

  -Верно. Это не определяющий момент в нашей аудиенции, но мелкие детали тоже могут сыграть свою роль. У диастрийцев никто не носит бород и усов, так что не стоит излишне демонстрировать отличия.

  -Как быть с рефракторами?

  Капитан машинально коснулся висевшего на поясе жезла.

  -Их лучше держать при себе. Спрячем их в одежде. Другое оружие у вас есть?

  -Только пузырьки с ядом. Не люблю и не умею пользоваться железками.

  -Не думал, что сына прославленного воина Берруна Нурвина не обучали воинскому искусству.

  -За моей спиной есть такая штука, которая делает меня похожим на древнюю старуху, – Триксель брезгливо ткнул большим пальцем себе за плечо. – С ней сложно фехтовать.

  -И чем вы занимались в юности?

  -Химичил, – нехотя признался горбун. – И, между прочим, добился в этом немалых успехов.

  Капитан насмешливо скривил губы.

  -Но вашего отца алхимия не вылечила.

  Триксель коротко вздрогнул, и с прищуром посмотрел на собеседника. Потом подошёл ближе и наклонился к его уху. В шёпоте горбуна засочился яд.

  -Мне хватило недолгого пребывания в Хесме, чтобы узнать кое-что нелицеприятное о вас и супруге одного могучего, но, увы, безумного Теурга, чьим подчинённым вы являетесь. Если вы не желаете, чтобы Теург что-то узнал, я не советую вам упоминать предмет нашего путешествия в присутствии этих пьяниц. Вы доставите мне неудобства, но я доставлю вам казнь.

  Капитан окинул Трикселя холодным трезвым взглядом и кивнул.

  -Когда мы попадём во внутренний город, старайтесь молчать. Не стоит раздражать их лишними вопросами... – капитан неожиданно оттолкнулся от фальшборта и посмотрел вперёд по курсу. – Смотрите, господа. Это Шуруппак.

  Река сделала крутой поворот влево, скрывшись за пятачком островельника, который подступил вплотную к воде. Чем дальше шла ладья, тем шире морякам открывался берег, протянувшийся между двух горных отрогов. Разговоры стихли, люди разглядывали приближавшуюся гавань.

  Вдоль набережной уместилось множество каменных пирсов, у которых стояло несколько десятков длинных чёрных кораблей. Были тут и другие суда – неуклюжие и громоздкие в сравнении со стройными диастрийскими собратьями. В них Триксель с лёгким удивлением узнал торговые галеи, приплывшие из Канстеля. Справа, будто выросший из скалы, возвышался чёрный ствол Звёздного Маяка; раскинувшийся над ним купол света окрашивал облака в голубой цвет. Ладья подплыла достаточно близко, чтобы разглядеть на причале людей.

  -Что-то я не вижу здесь диастрийцев, – заметил Фрирнед, оглядывая пристань.

  -Они практически не появляются во внешнем городе, запершись в своё царстве голубых огней, – объяснил Триксель.

  -Книжный червь, – пробормотал Двин Скригид так, что горбун уловил это краем уха. – Ладно, я думаю, нам хватит места между теми фигуристыми красотками. Причаливай.

  Ладья медленно подошла вплотную к пирсу; умелому рулевому не составило большого труда славировать между двумя крутобокими галеями, приплывшими, судя по цветам и знаку герба, с Виноградного Изгиба. В это время Триксель неуклюже облачался в просторные одежды, одиноко стоя на корме и время от времени бросая тоскливые взгляды на капитана, которые сменил давно бесполезный меховой плащ на парадный тёмно-синий. Скорее всего, думал горбун, своей угрозой он окончательно пресёк попытки Двина наладить общение. А ведь сегодня они продвинулись на целых два шага.

  "Впрочем, какая разница. Завтра я отправлюсь обратно домой".

  Встряхнувшись, Триксель первым ступил на гладкий камень пирса. Сойдя на берег, он сделал несколько глубоких вдохов. После месяца борьбы с морской болезнью и морскими драконами, а также войны за уважение моряков, он мог снова ходить по земле. Сначала ему показалось, что пирс тоже качается, хотя, конечно же, подпоры были каменными и никакая волна их пошатнуть не могла.

  Накатила другая волна – дурноты. Надо же, а он думал, что зелье, приготовленное перед отплытием из Хесме, больше не понадобиться. Триксель достал из маленького мешка, привязанного к поясу, зелёную склянку и вылил несколько капель содержимого себе в рот. Тошнота начала отступать и горбун ещё раз с гордостью отметил своим познания в лекарствах и алхимии. Да, в этой жизни он всего добился сам. Пока сверстники лазали по крышам, обкрадывали соседские яблони и портили девчонок, Триксель, скрывшись от чужих глаз, часами штудировал учёные книги из богатой семейной библиотеки.

  Лишь однажды ему пришлось ненадолго отложить в сторону набор колб, мензурок и нагревателей. Тогда, двадцать лет назад, отец отправился на выручку защитникам Треаттиса. Почти месяц десятилетнему Трикселю пришлось управлять дивинаром, обширными землями дивайна, и, как он иногда с удовлетворением вспоминал, довольно успешно. Некоторые люди даже перестали смотреть на него, как на урода. Ему казалось, что горб подчеркнул схожесть между ним и простыми людьми. "Этот парень такой же несчастный, как и мы", – говорили они.

  Глупцы, им ли жаловаться на свою жизнь. Отец и так делал для них больше, чем лорды в других краях Изры. Тёплый климат позволял снимать двойные урожаи и поставлять на столы аристократов сахарные персики, нежную, с кремообразной начинкой, паниоку, и сочные ляристенции, а низкие налоги позволяли расцветать всевозможным малым и средним предприятиям. Беррун Нурвин превратил Кебейскую равнину в житницу Изры.

  "Что, в прочем, не мешает Церкви называть его Сыном Демонов".

  – Триксель, посторонись!

  Горбун вздрогнул, поняв, что уже с минуту стоит на месте с пустым взглядом, не давая сойти на пристань своим спутникам. Он поковылял по пирсу, разглядывая редкие колоннообразные здания, торчащие там и тут среди пёстрого моря палаток. Шедший рядом Двин коротко пояснил:

  -Оборонительные сооружения.

  -Похожи на башни, вырезанные из цельной скальной породы и отполированные до блеска, но вместо бойниц из них торчат какие-то чёрные штыри. Интересно, как они работают?