Текст книги "Невеста Солнца (Роман)"

Автор книги: Гастон Леру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Приближение праздника Солнца

– Почему это, – осведомился Раймонд, – мы от самого Кальяо не встретили ни одного индейца, и здесь, в городе, тоже?

– Да все потому же, сударь, – сказала старая Агнесса. – Потому что праздник близко. У них идут тайные собрания в горах или просто в норах, известных им одним; тут есть даже настоящие катакомбы, в каких прятались первые христиане. Достаточно приказа, полученного Бог весть из какого ущелья в Андах, чтобы они все разом исчезли, а потом вдруг опять нахлынули, как саранча.

– Моя сестра преувеличивает, – улыбаясь, прервал маркиз, – и, между нами, индейцы не слишком-то опасны.

– Но ведь и ты не совсем спокоен, Кристобаль. Ты же сам сказал.

– О, я считаю, что они вполне способны на какую-нибудь неожиданную манифестацию.

– Разве они когда-либо бунтуют? – спросил Раймонд. – Мне они показались до того отупевшими…

– Не все… да, несколько восстаний было, но не особенно серьезных.

– А много их?

– Две трети населения. Но они так же мало способны к серьезному восстанию, как к труду. Это Гарсия взволновал их своей авантюрой. Они слишком долго жили безмятежно. А что говорит президент? – обратилась молодая девушка к отцу.

– Президент не особенно тревожится. По-видимому, такое брожение среди индейцев повторяется каждые десять лет.

– Почему каждые десять лет? – заинтересовался дядюшка Гаспар, уже вытащивший свою записную книжку.

– Потому что каждые десять лет индейцы-кечуа с особой торжественностью отмечают праздник Солнца, – объяснила древняя Ирена.

– Где же они его празднуют и как? – спросил Раймонд.

– В точности этого никто не знает, – начала тетушка Агнесса, понижая голос и словно собираясь доверить своим слушателям большую тайну. – Видимо, на этом празднике совершают жертвоприношения… тела жертв сжигают, а пепел бросают в ручьи, которые в своем течении уносят все грехи народа.

– Великолепно! – вскричал Франсуа-Гаспар. – Как бы мне хотелось присутствовать на этом празднике.

– Молчите, сударь, – простонала тетушка. – На этом празднике приносят человеческие жертвы.

– Человеческие жертвы?!!

– Ну, тетя уж нарассказывает, только слушай ее, – засмеялась Мария-Тереза.

– А почему же не слушать? Почему не верить? – возмутился дядюшка. – Всем известно, что инки приносили такие жертвы Солнцу; а мои исследования, труды Прескотта и все, что написано о Перу, подтвердят вам, что индейцы-кечуа, сохранившие прежний свой язык, сохранили и прежние верования и обычаи.

– Но ведь они все приняли католичество после того, как были завоеваны испанцами, – возразил Раймонд.

– Ну, этим-то они нисколько не стесняются, – сказал маркиз. – Просто у них теперь две религии вместо одной, и они путают обряды с поразительной наивностью.

– Но чего же они добиваются? Вернуть владычество инков?

– Разве они знают, чего хотят? – вмешалась Мария-Тереза. – До того, как сюда пришли испанцы, под владычеством инков все они, мужчины, женщины и дети, вынуждены были работать каждый по мере сил и способностей. Сыны Солнца держали их в железных рукавицах. Теперь, когда никто не стремится их поработить, индейцы пользуются своей свободой исключительно для того, чтобы проводить время в праздности. Отсюда и нищета, и материальная зависимость, которая заставляет их вздыхать о прежних временах и желать возвращения царства сынов Манко Капаки; так, по крайней мере, объяснял мне Гуаскар… Я могла только ответить, что это не принесло бы счастья его братьям, так как они утратили привычку к труду. Лично я очень довольна, что избавилась от банды Гуаскара… Это стоило мне одного китайца – я нахожу, что это не слишком дорого.

– А это правда, что они и теперь приносят человеческие жертвы? – спросил Раймонд.

– Да нет же, что за вздор! – засмеялась девушка.

Но тетушка Агнесса и старая Ирена запротестовали:

– Она не знает… Она воспитывалась в Париже… Откуда же ей знать? Дорогой месье Озу, вы нас послушайте… Тут ничего нет смешного – напрасно ты смеешься, Мария– Тереза… Мы безусловно уверены – слышите: безусловно уверены, – Бог мой, доказательств сколько угодно, – что каждые десять лет (у инков это считалось большой мерой времени)… каждые десять лет кечуа избирают невесту Солнца и приносят ее в жертву.

– То есть как невесту? – задыхаясь от любопытства, допытывался дядюшка.

– Да так… В своих старинных, уцелевших с древних времен храмах, куда не ступала еще нога европейца, они приносят в жертву Солнцу молодую женщину… Это ужасно, но это правда.

– Молодую женщину… в жертву… Убивают ее?

– Ну да, убивают… Убивают в честь Солнца.

– Как же они ее убивают? На костре сжигают?

– Нет, нет… Гораздо ужаснее… Да, да, месье Озу, много ужаснее. Костер – это что… На празднике Интерайми они берут девушку из вражеского племени, самую красивую, какую только могут найти, и самого благородного происхождения – и приносят ее в жертву, в супруги Солнцу, замуровывая ее живой в храме своего бога. Да, да, дорогой месье Озу, я вам правду говорю.

Мария-Тереза покатилась со смеху при виде растерянного лица дядюшки. Он бросил ей обиженный взгляд ребенка, которому мешают насладиться вдоволь, и вступился за старушек. Все, что они рассказывают, вполне согласуется с тем, что известно из истории о «девах Солнца» – и дядюшка поспешил выложить все свои познания. Человеческие жертвы, заявил он, всегда были в чести у инков. Иногда они приносились богу Света, иной раз – самому царю, а порой бывали добровольными, как, например, на похоронах царей, когда кровь текла обильней слез. Осиротевшие жены почившего инки одна раньше другой спешили принести себя в жертву.

– Прескотт, вместе с Винером написавший лучшую книгу об империи инков и о завоевании Перу испанцами, – продолжал дядюшка, – Прескотт утверждает, опираясь на свидетельства, вполне достойные доверия, что на могиле монарха приносились таким манером в жертву более тысячи жен, слуг и служанок. И законные жены подавали пример, сами налагая на себя руки…

– Ах, безумные!.. Ах, сумасшедшие! – ужасалась тетушка Агнесса, молитвенно складывая руки.

Старая Ирена перекрестилась и начала шептать молитву.

– Все это верно, дорогой друг, – вмешался маркиз, – и изыскания нашего географического и археологического обществ, я вижу, не скажут вам ничего нового. Тем лучше, тем удобнее будет работать вместе с вами. Если хотите, завтра же, после торжественной встречи, я повезу вас на место предпринятых мною раскопок, и вы лично убедитесь, что инку в самом деле хоронили вместе с драгоценной утварью и женами, которые обязаны были следовать за царем в волшебные жилища Солнца.

– А что такое, собственно, «дева Солнца»?

– «Девы Солнца», – с детской радостью начал объяснять Франсуа-Гаспар, – или «избранницы», как их называли, были молодые девушки, посвященные служению божеству. Их с ранних лет отбирали у родителей и помещали в монастыри под надзор почтенных матрон – мамаконас, состарившихся в стенах этих монастырей. Избранницы учились рукодельям, тканью, вышиванию. Из яркой, мягкой шерсти они ткали ковры для украшения храмов и дворцов инки, а также материи для его одежд.

– Ну, это не главное, – возразила старая Ирена. – Главная их обязанность заключалась в том, чтобы поддерживать священный огонь, который зажигался на празднике Райми.

– Да, да, я знаю, – поспешил согласиться академик. – Они жили уединенно, не имея никаких сношений с внешним миром, даже с родными и друзьями. Только Инка – царь и Койя, царица – имели право входить в священную ограду. За нравственностью девушек тщательно следили мамаконас; ежегодно посылали особых ревизоров осматривать монастыри и доносить о том, крепка ли в них дисциплина.

– И горе бедняжке, которую поймали бы за любовной интригой! – вскричала тетушка Агнесса. – Суровый закон инков предписывал зарыть ее живьем в землю, а город или селение, из которого она была родом, стереть с лица земли и засыпать каменьями, чтобы уничтожить и само воспоминание о ней.

– Совершенно верно, – поддержал дядюшка.

– Милая страна! – сказал Раймонд.

– Что же, это доказывает только, что она была очень цивилизована – даже в религиозных обрядах мы находим следы обычаев древнего Рима. Христофор Колумб, высаживаясь на берег, где его встретили только грубо вооруженные дикари, и не подозревал, что неподалеку от этих первобытных племен – целый мир со своими особыми законами, памятниками, историей, два народа: ацтеки в Мексике, инки – в Перу, которые в те времена смело могли соперничать с западной цивилизацией. Это все равно, как если б кто-нибудь из восточных владык вообразил, что открыл древний свет, увидав степи, где кочевали скифы. Он мог бы так и вернуться в свои владения, не догадываясь, что за этой пустыней – целая Римская империя.

– По крайней мере, он не разгромил бы его, как ваши Писарро и Кортесы… – начал было Раймонд и запнулся на полуслове, вспомнив, что предки маркиза были в числе спутников завоевателя. Мария-Тереза под столом наступила ему на ногу в виде предупреждения, но маркиз, к счастью, не расслышал. Тетушки услышали и были поражены таким легкомысленным и «некатолическим» суждением о покорении язычников представителями истинной веры; но Мария-Тереза поспешила перевести разговор с этой опасной почвы на местные легенды.

– Все это прекрасно, – сказала она, – но это вовсе не доказывает, что человеческие жертвоприношения существуют в наше время.

– Ах, несчастное дитя! Ты одна способна усомниться в этом.

Тетушка Агнесса укоризненно покачала головой:

– Да у меня самой в молодости была служанка из племени кечуа, с берегов озера Титикака, которая своими глазами видела трижды, как на празднике Интерайми замуровывали живыми в стену трех молоденьких девушек из города.

– Из какого города?

– Из Лимы.

– Ну, полноте, об этом знали бы, – подтрунивал Раймонд, подстрекаемый насмешливыми взглядами своей невесты.

– Об этом и знают все, кому охота знать… Имена последних двух жертв общеизвестны – одну из них замуровали живьем двадцать лет, другую – десять лет тому назад.

– Знаем! Знаем! – засмеялся маркиз.

– Тут нечему смеяться, – рассердилась тетушка.

А старая Ирена тихо повторила:

– Нет, нет. Тут нечему смеяться…

Но маркиз расшалился.

– Ну что ж, оплачем их, как подобает, – рыдающим голосом простонал он. – Бедные девочки, вырванные во цвете лет из объятий родителей…

– А не можете ли вы объяснить нам, братец, каким образом исчезли без следа Амелия де Варгас и Мария-Кристина д’Орельяна?

– Да, да. Пускай он скажет, – подхватила Ирена.

– Ага! Я так и знал, что вы назовете эти имена.

– Я прошу вас быть серьезным, братец. Вы знали Амелию де Варгас.

– Прелестная девушка… Что за улыбка… Красивей не было на плаза Майор… Тому уже двадцать лет… Как время– то бежит!.. Да, да, она исчезла без следа двадцать лет тому назад… с одним из своих кузенов.

– Намедни мне говорили, что это было с тореадором, – прервала Мария-Тереза. – По-видимому, об этом вспоминают каждый раз перед праздником Интерайми…

– В свое время эта история наделала шума, взволновала весь город… На плаза дес Торос произошло какое-то замешательство… поднялась суета… в давке молодая девушка исчезла… и больше уж не появлялась… Многие видели, как ее уносили индейцы, и отлично знают, что она была замурована заживо…

– Полет воображения! Я правду говорю: она бежала со своим кузеном, он скрылся вместе с нею… Где они поселились – неизвестно.

– Это вы так думаете, братец… А Мария-Кристина?

– Да, эта история была печальнее… Она гуляла со своим отцом в окрестностях Куско, вошла в подземелье и, очевидно, заблудилась. Что может быть естественнее? После этого правительство отдало приказ забить все входы в подземелья[13]13
  Вот что пишет Поль Валле в своем «Перу»: «Инки были люди практичные и не любили, чтобы за ними подсматривали, даже когда они просто собирались для бесед или игр. Для того, чтобы не быть захваченными врасплох, они построили близ города Родадеро подземелье, имевшее несколько выходов: один ход вел к укрепленному холму; другой – ко входу в Куско; третий, самый длинный, – через весь город, к тому месту, где теперь находится церковь Сан-Доминго, построенная над бывшим храмом Солнца. Эти интересные подземелья могли бы быть чудеснейшим предметом исследования для туристов, но правительство приказало забить в них входы под тем предлогом, что в них заблудились несколько человек» (Прим. авт.).


[Закрыть].

– Да, – перебила тетушка, – а отец ее после этого сошел с ума. Он до сих пор бродит в окрестностях Куско, вокруг подземелий, и зовет дочь – вот уже десять лет. Вы попробуйте его убедить, что дочь его не была похищена индейцами для принесения в жертву на празднике Интерайми.

– Но вы же сами говорите, что он сошел с ума.

– От уверенности, что дочь его погибла такой ужасной смертью. За несколько дней до своего исчезновения Мария– Кристина получила странный подарок – старинный, тяжелый золотой браслет с изображением солнечного диска.

– Милая Агнесса, вы отлично знаете, что наши ювелиры изображают солнце под всеми соусами.

– Да, но этот браслет был настоящий – тот самый, который был прислан и Амелии.

– Ах, сестрица, все-то вы выдумываете… Бог знает, что такое вы изобретаете… Вот и пиши историю с такими россказнями!.. Пожалуйста, не записывайте этого, дорогой профессор, прошу вас.

– Я ничего не выдумываю, – обиделась тетушка. – Это был настоящий браслет Золотого Солнца, настоящий жертвенный браслет. Каждые десять лет, со дня смерти последнего царя из дома Инков, Атагуальпы, сожженного заживо Писарро, жрецы инков посылают этот браслет девушке, которую они избрали в невесты Солнцу с тем, чтобы замуровать ее живой… Бедняжка Орельяна всем рассказывала о своем чудном браслете… Весь город говорил об этом.

– Да, да, сестрица, мы знаем, как у всех здесь в городе разыгрывается фантазия перед праздником Интерайми. – И, нагнувшись к Франсуа-Гаспару, маркиз прибавил:

– Вы не можете себе представить, с каким трудом нам, членам Географического и археологического общества, приходится развенчивать все эти легенды… Вы истинный ученый…

– Ученые не должны презирать легенды, – возразил академик. – Я лично страшно рад, что попал в страну, где еще живы легенды.

В эту минуту вошел лакей и подал Марии-Терезе какой– то ящичек и книгу.

– Заказная посылка… Почтальон один раз уже приходил, но барышни не было дома. Я велел ему зайти вечером. Распишитесь, барышня.

Мария-Тереза расписалась в получении.

– Позвольте! – воскликнула она. – Да это из Каямарки… Я никого не знаю в Каямарке… Что бы это могло быть?.. Вы позволите, господа?

Она сняла веревки, распечатала и вскрыла ящичек.

– Браслет! – Она немного нервно рассмеялась. – Вот так совпадение!.. Да ведь это браслет Золотого Солнца… Даю вам слово… браслет, который посылается невесте Солнца.

Все вскочили с мест, кроме двух старушек, обессилевших от ужаса. И все взгляды сосредоточились на тяжелом золотом браслете, потемневшем от времени, с солнечным диском, лучи которого словно погасли под слоем веками копившейся пыли.

– Однако!.. Шутка недурна, – смеялась девушка.

– Очень даже недурна! – вскричал маркиз несколько изменившимся голосом. – Это, очевидно, месть – впрочем, красивая и очень изящная – нашего Алонсо де Куэльяра, которому ты отказала на днях в своей руке. Недаром он сказал мне с обычной грустной и милой улыбкой: «Я отомщу деве Солнца»… Ты ведь знаешь, у нас в клубе все зовут тебя «девой Солнца» за то, что ты открещиваешься от замужества… Да что вы все так испугались?

Он повернулся к двум старушкам.

– Что это? Неужто вы способны расхвораться из-за простого фарса?

Мария-Тереза, любуясь браслетом, показывала его дяде и племяннику.

– Папа, скажите дону Алонзо, что я принимаю его подарок и буду носить его в знак нашей дружбы… Браслет, действительно, очень красив… Теперь таких не делают… Как вы находите, господин Озу?

– Я… я готов поклясться, что этому браслету, по крайней мере, лет четыреста-пятьсот.

– Подобные сокровища еще находят на раскопках царских могил, но и там они редки… Я не удивляюсь, что дону Алонзо пришлось съездить в Каямарку, чтобы раздобыть этот, – сказал маркиз.

– Где это – Каямарка? – поинтересовался Раймонд.

– Юный невежда… – отозвался дядюшка. – Знай, что Каямарка – это древняя Кахамарка инков, вторая столица их империи во времена Писарро.

– И, вместе с тем, город, где их последний царь был сожжен заживо, – умирающим голосом выговорила тетушка Агнесса.

И упала в обморок. Тетушку унесли в ее спальню. Старая Ирена шла за нею, бледней своего кружева у воротника, и все время большим пальцем крестила себе лоб.

Кто подарил браслет?

На другой день после приезда академика Франсуа-Гаспара Озу ему устроили торжественную встречу в географическом обществе, посвятившем себя изучению и исследованию Перу. С обеих сторон были произнесены хвалебные, торжественные речи. Больше всех радовался и гордился маркиз Кристобаль, чувствовавший и себя озаренным отблеском славы своего друга. У выхода из залы торжественного заседания, на котором, само собой, присутствовали также Раймонд и Мария-Тереза – надевшая таинственный браслет, несмотря на мольбы и слезы двух старых теток – маркиз встретил дона Алонсо де Куэльяра, красивого и симпатичного юношу.

– Мой друг, а я думал, вы еще не вернулись из Каямарки.

Дон Алонсо широко раскрыл глаза, видимо, не понимая.

– Послушайте. Куэльяр, не притворяйтесь удивленным. Я не сержусь. Вы очень мило отомстили моей дочери за ее отказ.

– Я?

– Ну да. А браслет?

– Какой браслет?

Тем временем к маркизу подошли Мария-Тереза с Раймондом. Молодая девушка, видя, что отец ее, смеясь, разговаривает с доном Алонсо, не сомневалась, что тайна браслета уже разъяснилась.

– Спасибо, друг… – сказала она, протягивая дону Алонсо руку, на которой блестел тяжелый браслет. – Вы видите, я ношу его, как залог нашей дружбы.

– Но я не решился бы позволить себе… – смущенно запротестовал молодой человек, глядя по очереди то на маркиза, то на девушку и на Раймонда.

– Вы серьезно говорите?.. Это не вы?

– Клянусь вам… Но что же это значит?.. Что за странный браслет!

– Вы не узнаете его?.. По-видимому, это браслет Золотого Солнца, который индейские жрецы посылают невесте Солнца перед праздником Интерайми, – шаловливо улыбаясь, объяснила Мария-Тереза. Ей все не верилось, что браслет был прислан не этим обиженным претендентом на ее руку… – И, так как именно вы пустили в ход мое теперешнее прозвище, мы и подумали, что это вы прислали подарок невесте Солнца…

– К сожалению, мне это не пришло в голову, – вздохнул дон Алонсо. – В самом деле, очень мило и удачно придумано. Я никогда не прощу себе, что это не мне пришла в голову такая замечательная мысль. По всей вероятности, ее предвосхитил кто-нибудь из моих друзей, которые – увы! – не были счастливее меня, сеньорита… Кстати, вон идет Педро Рибейра, мрачный и унылый. Честное слово, у него такой вид, как будто это дело его рук.

Он окликнул приятеля, но и Рибейра не сразу понял, о чем его спрашивают. И он восхищался странным украшением и сожалел, что его прислал кто-то другой.

Маркиза это начинало раздражать, и теперь он уже жалел, что заговорил с этими господами. Нельзя же было попросить их не рассказывать о странном подарке, не выставляя себя в смешном виде, и он знал, что через два часа весь город будет говорить о таинственном браслете, поднесенном «деве Солнца». Мария-Тереза отлично понимала, что творится в душе отца.

– Послушай, папа, история с этим браслетом становится нелепой. В ожидании, пока объявится тот, кто устроил мне этот маленький сюрприз, я лучше сниму его… и не будем больше говорить об этом.

Она грациозным жестом сняла браслет и спрятала его в свою сумочку.

– У меня есть одно предположение, – сказал Раймонд. – Что, если это Гуаскар?

– Гуаскар? Почему вы думаете – Гуаскар?

– Да просто потому, что украшение это индейское, а я никакого другого индейца не знаю… Может быть, он нашел браслет и, не придумав, что с ним делать, подарил его вашей дочери, так как он очень предан вашей семье…

– Ну, будет об этом, – слегка краснея, сказала Мария– Тереза. – Гуаскар ли это, или кто другой – не все ли равно?.. К чему такое нетерпение?.. Быть может, завтра или послезавтра к нам приедет кто-нибудь из папиных друзей из Сьерры и, целуя мне руку, скажет: «А что же вы не носите мой подарок?»

– Разумеется, рано или поздно это должно разъясниться, – с напускным спокойствием сказал Раймонд.

Маркиз, сам несколько взволнованный, нашел это спокойствие неестественным и вдруг обрадовался:

– Держу пари, что это вы.

– Что… я?.. Да я же только что приехал… Как же я мог?..

– Как? Вы могли купить этот браслет в Гуаякиле и послать его французскому агенту в Каямарке с тем, чтобы он переслал его сюда. Ну да, конечно… это должно было известить нас о вашем прибытии. Вы прочитали легенду о «деве Солнца» и о солнечном браслете в одной из книг вашего дядюшки.

– Папа!.. Папа!.. Господин Озу серьезный человек, инженер, приехавший в Перу, чтобы попытаться осушить золотые россыпи в Куско с помощью изобретенного им нового сифона…

– Да, да, ты об этом уже говорила… Это не помешало ему прислать браслет…

– Но, папа, по какому же праву?

– По праву жениха, дочь моя.

На этот раз Мария-Тереза покраснела до ушей, а Раймонд закашлялся, как-то глупо улыбаясь. Маркиз лукаво и упорно смотрел на обоих.

– Ну-ка, посмейте сказать, что это неправда… Ты думаешь, я ни о чем не догадываюсь? За дурака меня считаешь? А я давно знаю, что ты оставила свое сердце там, в Париже, и только для того, чтобы проверить это, направлял к тебе столько женихов. Ах, господин Озу, вас можно поздравить: она вас очень любит – это испытанная любовь…

– Сударь… – бормотал Раймонд со слезами на глазах. – Маркиз, уверяю вас, никогда… никогда… я не думал… не мог думать…

– Молчите. И наденьте сами ваш обручальный браслет на руку невесты.

– С какой радостью я теперь буду носить его! – молвила молодая девушка и, оглянувшись, нет ли поблизости посторонних, кинулась отцу на шею – точнее, привлекла отца к себе, нежно обняла, расцеловала и раскрыла свою сумочку перед Раймондом, торопливо шепча ему на ухо:

– Скажите же, что это вы его прислали. Ну, что вам стоит?

Раймонд трепетной рукой надел браслет на руку молодой девушки. В ушах у него так звенело, что он даже не слышал ликующих речей маркиза по поводу собственной проницательности, проникшей в тайну и влюбленных, и браслета Золотого Солнца… Он только кивал головой, подтверждая все, что говорил его будущий тесть.

– Да уж, – закончил тот, – вы можете похвастаться, что провели нас. – И маркиз побежал разыскивать дядюшку, чтобы поделиться с ним радостной новостью.

Играв в келли черепами

На несколько секунд жених и невеста остались одни; но не успели они обменяться нежным взглядом, как их увлек за собой живой поток участников заседания, хлынувший к выходу.

– Но что же скажет ваш батюшка, когда объявится тот, кто на самом деле прислал браслет? – волновался Раймонд.

– Ничего не скажет… простит. Я ведь заставила вас солгать лишь для того, чтоб успокоить его… потому что, между нами, сказки тетушек все-таки немного тревожат его… он же как малое дитя, мой папочка. Мы будем очень его любить – не правда ли?

У подъезда уже ждали казенные кареты и частные экипажи, которые должны были отвезти именитого гостя и членов общества на раскопки в окрестностях города; затем предполагалось съездить по железной дороге в Анкуф на большие раскопки. Маркиз уселся напротив академика; оба сияли. Условлено было, что вечером они пообедают и проведут ночь на вилле маркиза, лежащей на берегу моря между Лимой и Анконой, чтобы дядюшка со следующего же утра мог заняться научными исследованиями – это летнее жилище маркиза, заваленное, как музей, выкопанными из земли сокровищами, расположено было в самом центре раскопок.

Молодые люди, предпочитавшие живое ископаемому, остались в Лиме, так как Мария-Тереза хотела показать город Раймонду и, лишь нагулявшись вдоволь, вспомнили, что их ищут, и поехали на автомобиле по невозможной дороге, спеша добраться к месту до сумерек. Вечер был уж недалек; над ними кружились зловещие черные коршуны– галиназос, всегда голодные, которых, однако, в Перу терпят и даже почитают, поскольку они содействуют очистке улиц.

Дорога шла безбрежной равниной, мимо гациенд и пойрерас — лугов, на которых растят табуны молодых лошадей – разделенных между собой невысокими земляными оградами-тапиас. Дальше от города картина становилась еще мрачнее: сплошная песчаная пустыня была усеяна костями, белевшими на солнце; то были смертные останки древних жителей этой страны, выкопанные коллекционерами и брошенные.

– Однако! Весело у вас здесь! – поморщился Раймонд.

Мария-Тереза, не переставая править, указала ему пальцем на нескольких метисов. Те бросили лошадей, которых стерегли, и играли возле гациенды в кегли, заменив шары черепами; вместо колышков в землю воткнуты были человеческие берцовые кости.

Они застали все общество разгуливающим среди гуакас – индейских кладбищ времен древних инков. Вся почва здесь была изрыта темными ямами, и в каждой лежала мумия, вырванная из своего тысячелетнего сна. Раймонд и Мария-Тереза сдали автомобиль на руки бою; тот повел мотор в анконский гараж. Но влюбленные не присоединились к остальным, а бродили вдвоем, грустные и сосредоточенные, среди этой огромной усыпальницы.

– Почему не оставить мертвых в покое, когда жизнь так прекрасна? – говорила молодая девушка, сжимая руку Раймонда.

Последний усадил ее на холмик в укромном местечке, скрытом от нескромных взоров, стал перед нею на колени и клялся, что будет всю жизнь любить ее – клялся ей всеми мертвецами, окружавшими их. И на этом мрачном кладбище уста их слились впервые… Чей-то громкий голос нарушил их уединение.

Президент общества объяснял другим значение раскопок и ход работ.

– На этом кладбище невольно встают в памяти тени инков и кажется, что вы находитесь среди них… Вот яма в сажень глубины, где под песком нашли скелет собаки, удавленной на могиле ее господина. Верный пес обязан был следовать за господином, как и его жена, и старейшие из слуг. У собаки еще была на шее веревка, которой ее удавили, и ноги ее были связаны. Дальше мы нашли скелет супруги: ее также удавили – должно быть, потому, что у нее не хватило мужества самой убить себя… И, наконец, услыхали радостный возглас рабочих: «Вот мертвец!». Индеец признает покойником только господина – тела жены и слуг он не считает достойными внимания. Вскоре из этой самой ямы вытащили огромный сверток. Покойника положили у моих ног. Мы развернули ткани, окутывавшие тело, развязали веревки. И ткани, и мумия прекрасно сохранились… даже кожа не отделилась еще от костей; зубы и волосы также все были целы. Сами египтяне не сумели бы забальзамировать лучше!

Его рассказ был прерван шумом и криками. Оказалось, что рабочие только что сделали интересную находку – обнаружены мумии трех главных вождей инков с необыкновенными головами.

Все поспешили туда, в том числе и Мария-Тереза с Раймондом. Действительно, находка была интересная.

В последних трех могилах найдено было множество мешочков с зернами маиса и листьями коки, глиняных сосудов, вероятно, наполненных чичей, – все запасы, необходимые для дальнего пути. И рядом с этим золотые вазы, серебряные амфоры, кубки, кованые статуэтки, драгоценные украшения, – целый клад, выкопанный одним ударом заступа. Мумии трех вождей были вырыты из земли или, вернее, освобождены из-под слоя песка с необычайными предосторожностями. Один из членов общества уже раскрыл их лица. Они были ужасны…

Чтобы понять, какое зрелище представилось неподготовленному взору Раймонда и его невесты, надо знать, что инки, как и посейчас баски в горных ущельях Апеннин, по желанию придавали черепам живых любую форму при помощи дощечек, которыми обкладывали черепа младенцев, связывая их веревками: то заостряли конусообразными верхушками головы, то делали голову приплюснутой, предоставляя развиваться боковым частям черепа, то превращали всю голову в большую тыкву и прочее. Теперь выяснены мотивы этого уродования: инки были уже знакомы с френологией и производили опыты, пытаясь развить то или иное душевное качество при помощи развития той или другой части черепа[14]14
  Тот же Поль Валле рассказывает в своей книге о Перу: «Каждый путешественник считает долгом побывать в Анконе и посмотреть на подземные кладбища инков, ныне засыпанные песчаными дюнами. Зрелище поучительное, но далеко не привлекательное, и надо иметь воловьи нервы, чтобы без ужаса и отвращения созерцать эту обширную равнину, которую инки сделали своим кладбищем. Повсюду возле гуакас – могил, выпотрошенных и зияющих, валяются туловища мумий, черепа, на которых еще сохранились волосы, руки и ноги, покрытые обрывками пожелтевшей и ссохшейся кожи – все это вперемешку с обломками глиняной утвари и обрывками истлевших от времени материй» (Прим. авт.).


[Закрыть]. Но уродовать таким образом дозволялось лишь младенцев-инков, предназначавшихся к высшим должностям в государстве. Народ обречен был жить с обыкновенными черепами и мозгами.

И обнаруженные три головы были очень характерны.

Одна из них имела клинообразную форму, возвышаясь посередине, как огромная сахарная голова. И страшен, как кошмар, был этот чудовищный лоб апокалипсического зверя, обрамленный волосами, казавшимися еще живыми, так как их развевал ветер. Вторая голова имела лоб, сильно откинутый назад, и была приплюснута, как велосипедный картуз. Третья походила на четырехугольный ящик – на маленький чемоданчик.

Призраки

Мария-Тереза невольно отшатнулась назад и поспешила увести своего жениха от этой картины осквернения кладбищ, хоть ему и любопытно было посмотреть мумии поближе. Они вышли на плоский и отлогий берег у Анконы. Течений и прилива здесь почти не чувствуется; волны набегают на берег спокойно и бесшумно, и с океана веет покоем. Жители Лимы охотно приезжают сюда на купанья, но сезон еще не наступил, и берег был безлюден. Мария– Тереза и Раймонд пешком дошли до виллы маркиза. Уже совсем стемнело. Старинные лица мумий произвели на обоих сильное впечатление, и напрасно они пытались разогнать его шутками. Тотчас после заката солнца, необычайно быстрого, поднялся ветер, который крутил в сумерках легкие вихри песка – и чудилось, что призраки вставали из могил, укоряя пришельцев за их нечестие и осквернение кладбищ. И жених, и невеста по характеру не склонны были «взвинчивать» себя, но оба рады были, когда наконец добрались до виллы, и колосс-мажордом – камердинер маркиза, живой человек из плоти и крови – объявил им, что барин и господин Озу уже приехали. Молоденькая горничная-кечуаска, по имени Конха, бросилась к ногам своей госпожи с обычными изъявлениями любви и преданности, уверяя, что она, Конха, была в отсутствие барышни как мертвая и ожила только теперь, когда та приехала.

– Вот как нас здесь обожают за восемь со лес в месяц! – пошутила Мария-Тереза, уже оправившаяся от волнения и теперь озабоченная ужином. – Вдобавок, эта малютка отлично готовит кухеро, креольскую похлебку. Посмотрим, как она вам понравится, мой милый Раймонд.

– Госпожа, я приготовила вам и локро, которое вы так любите, – хвасталась «малютка», радостно ухмыляясь своими огромными губами, перегораживавшими пополам все ее лицо.

После обеда или, вернее, ужина все вскоре разошлись по своим комнатам, так как чувствовали себя уставшими, а дядюшка вдобавок намеревался рано встать. Раймонд и Мария-Тереза с аппетитом поели локро — маиса, сваренного на сахарной воде, с нарезанной маленькими кусочками говядиной, сильно наперченной и политой острым соусом– чичей. И, прощаясь на ночь, они уже смеялись над своими мимолетными страхами там, на берегу, после бегства с раскопок. Молодая девушка не спешила вынуть свою руку из руки Раймонда.

– Доброй ночи «деве Солнца», – говорил Раймонд, целуя солнечный диск, блиставший на руке его возлюбленной. – А все-таки, сняли бы вы лучше на ночь этот браслет… Бог его знает, откуда он и кто его держал в руках…