Текст книги "Тени Атлантиды»"
Автор книги: Гарри Сейрос
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Я стану заботиться о людях, научу их многому из того, что умею сам. А если придут враги, я буду защищать мой народ.
И ответила Всевидящая Нут:
– Хорошо ты решил, Усир. Тот народ, у которого нет бога, погибнет.
И бог Усир выполнил свое обещание. Он научил людей возделывать почву и находить путь к дому по звездам, строить суда, чтобы ходить по реке, а из руды с помощью огня делать топоры и мечи. Когда люди овладели этими знаниями, Усир обучил их грамоте и дал им справедливое управление. Бог заботился о своем народе, и Кхешия стала так прекрасна, что чужеземцам казалось, будто это небо опустилось на землю. Пустыню прорезали каналы, а в городах дома простых граждан стали похожи на дворцы вельмож. В те далекие дни и крестьянин, и владыка были счастливы и славили бога Усира.
Но благоденствие продлилось недолго, по счету небожителей, хотя на земле минула не одна тысяча лет. И все это время Сатх смотрел с неба на дела брата своего Усира, слушал, как люди возносят ему молитвы, и в душе его день ото дня скапливалась, точно яд, черная зависть. Зависть затмила богу Сатху рассудок и закрыла глаза, и он возненавидел брата. Больше всего на свете он возжелал, чтобы люди почитали его так, как почитают Усира.
И вот однажды Сатх спустился по золотой лестнице на землю и пришел во дворец правителя Кхешии, где в то время гостил Усир. Точно накидку, Сатх набросил на плечи ночь, под ней он миновал стражу и вошел в покои, где отдыхал его брат, снял со стены серп и зарезал Усира. Тело его сжег, а пепел развеял над Кхешией. Земля приняла прах бога и стала необычайно плодородной…
Люди не знали, что Усира погубил брат. Они думали, бог оставил их. А на другой год земля дала небывалый урожай, и Сатх, спустившись с неба, сказал, что теперь он станет заботиться о кхешийском народе. У людей короткая память и черствые души. Вскоре они забыли своего благодетеля и стали почитать братоубийцу. И черные капища выросли на кхешийской земле…
А слугами Сатха были злодеи со змеиными ликами. Проклятые колдуны, сковавшие цепью проклятий нашу прекрасную землю и души ее людей. Тех, кто был достаточно силен, чтобы восстать против них, они погубили сталью и магией. Остальным пришлось подчиниться. И вскоре большинство забыли, что когда-то жили совсем иначе.
Если сегодня вы скажете этим людям что еще пару десятков лет назад они поклонялись благому Усиру, они не поверят. Сила заклятий змеелюдей такова, что кхешийцы и впрямь поверили, будто всю свою жизнь служили одному лишь Сатху.
Лишь избранные хранят память об убитом боге. Но теперь, благодаря этому древнему свитку, который предсказал все, что должно случиться в будущем, и хранит истинную кровь Усира, мы сможем снять проклятие с Кхешии!
Усирзес оторвался от свитка и замолчал.
– И все же это грустный рассказ, – вздохнула Иссария. – И он как будто незакончен…
– Да, у этой истории нет конца, – согласился жрец. – Она продолжается по сей день. И то, что происходит с нами здесь и сейчас, – часть этой истории.
– Но разве это не притча? – спросил Рамдан.
– Нет, – покачал головой Усирзес. – Все это случилось в действительности. Я знаю мудреца, который видел своими глазами, как Сатх убил Усира. Он не был жрецом. Он служил во дворце и в ту ночь считал и записывал на свитки папируса, сколько в какой провинции собрано зерна. Комната, в которой работал писец, находилась как раз напротив покоев, где отдыхал бог Усир.
Писец засиделся допоздна и собирался уже идти домой, но вдруг заметил, как в покои к Усиру скользнула тень. Тогда он подошел ближе, заглянул в приоткрытую дверь и увидел, как брат поднял руку на брата…
На другой день человек этот отказался от высокой должности при дворце и покинул столицу. Он стал жить как отшельник в шалаше на краю пустыни. То, что довелось ему увидеть, изменило его жизнь…
Я встречался с ним. Он рассказал мне о том, чему стал свидетелем. И это его рассказ помог мне снять оковы забытья, которые сковывали мою память, подобно всем прочим кхешийцам. С его помощью я одолел магию змеелюдей и помог освободиться еще нескольким людям, в том числе и своему брату. 4
Правда, до вашего появления мы были бессильны сделать что бы то ни было. Ибо смерть за отступничество грозила не только нам, но и всем нашим близким
– Ты веришь, что твой бог воскреснет? – спросил, прищурясь, Кулл.
– Да, мой король, об этом тоже говорится в этом пророчестве, – кивнул Усирзес. – Когда мы построим светлые храмы вместо капищ и вознесем молитву Усиру, Истинный бог, вернется к нам. Потому что бога, мой король, нельзя уничтожить.
К полуночи бочонок с вином опустел. От реки долетали стук деревянных молотков и отборная ругань.
Иссария поправила покрывало на плечах и зевнула.
– А луна здесь всегда такого цвета? – спросила она. – И звезды?
Кулл пожал плечами. Ему хотелось спать, а не любоваться звездами.
– Нет, ты посмотри, – настаивала девушка.
Атлант взглянул на небо. Звезды светились холодным светом, а луна, поднимавшая над кронами деревьев, походила на налитый темной кровью пузырь.
– Что за дрянь такая? – пробормотал Кулл.
– Может быть, это связано с временем года? – предположил Брул. – Или в воздухе висит цветочная пыль… Или еще что-нибудь…
Усирзес покачал головой:
– Я никогда не видел такой луны и ни о чем подобном не слышал.
Люди, сидевшие вокруг костра на циновках, смотрели на небо. Чернокожие слуги, прислуживавшие им, застыли, задрав головы. Телохранители валузийского короля тоже не отрываясь глядели ввысь. Все видели одно и то же: небо было точно забрызгано кровью.
– Это определенно не цветочная пыльца, – сказал негромко Рамдан.
– Тогда что же это такое? – спросил Брул.
– Знамение, – ответил маг. – Он поставил на стол пустую чашу и пристальным взглядом обвел сидевших у огня.
– Змей, который напал на галеру, – тоже знамение, – продолжал Рамдан, – Брул оказался прав – это морской змей. А морскому змею не место в реке. И луна не должна быть красной. Это знаки. Предвестья богов.
– Я так понимаю, – сказал Кулл, – битва будет кровавой.
– Да, мой король, – кивнул Рамдан. – Я не говорил об этом прежде, потому что не был уверен. Теперь другое дело… Я хочу, чтобы все взглянули на Щит Хотата.
В руке мага, будто прямо из воздуха, возник талисман.
Иссария приподняла голову и прищурилась, всматриваясь в камень.
– Он светится? – неуверенно спросила она.
– Похоже, что на него падает свет от костра, – заметил Брул.
Кулл промолчал.
Тогда Рамдан прикрыл талисман широким черным рукавом своего одеяния. Теперь блики костра не падали на камень, и все увидели, что в глубине Щита Хотата мерцает яркая сапфировая звездочка.
– Талисман начинает светиться, – начал объяснять Рамдан, – если я или другой маг с его помощью выполняем какое-то магическое действо и если тебе, мой король, угрожает опасность…
Брул хотел что-то сказать, но Рамдан знаком остановил его.
– Я не задействовал талисман, – продолжал Рамдан. – А Брул, я полагаю, хочет сказать, что опасность нашему королю не угрожает. Произошло вот что. В ту ночь, когда мы по подземному ходу проникли в храм Сатха в Тшепи, Щит Хотата зажегся сам собой. Сейчас оно светится ярче. И я уверен, завтра огонь внутри камня будет виден при солнечном свете.
– Ну и что все это значит? – нахмурился Кулл. – Сперва морской змей, потом эти звезды, а теперь талисман. Послушай, Рамдан, из того, что ты тут наговорил, я пока не понял ни слова!
– Я все объясню, мой король, – склонил голову маг. – Щит Хотата вспыхнул, потому что где-то в Кхешии появился другой магический талисман. Оба талисмана чувствуют друг друга за десятки лиг. Если они окажутся рядом, скажем, по обе стороны поля брани, может произойти все, что угодно: землетрясение, ураган, или Таис выйдет из берегов. Все, что угодно, вплоть до конца света. Вот об этом и предупреждают нас звезды.
– Ловко подвел, – ухмыльнулся Кулл. Похоже, обещанный магом конец света ничуть не беспокоил валузийского короля. – А что тогда значит змей в реке?
– Бога Сатха называют также Великим Змеем, – ответил Рамдан. – На наш корабль напал змей, и это значит, что другой талисман – это талисман Сатха.
– Сатх и Хотат, – сказал задумчиво Кулл. – Два древних бога. Насколько я знаю историю, они много попортили друг другу крови…
Нутхес последовал совету бродяги: лежал и смотрел на звезды. Луна в эту ночь напоминала темное кровавое пятно, однако жрецу было все равно: отчаяние захлестнуло его…
Он так задумался, жалея себя, что сначала даже не обратил внимания на шорох в траве. Но вскоре трава зашуршала снова, уже громче. Жрец перестал пялиться на звезды, повернул голову и увидел у костра зверька, сидевшего на задних лапках, размером примерно с крысу, с пушистым хвостом. Зверек перебежал к дереву, осторожно забрался в брошенную возле него сумку, выбрался наружу, а потом сел на ногу бродяги и уставился на Нутхеса.
«Завтра он зарежет меня, как барана, – думал тот. – А человек-птица приготовит жаркое. Так-то вот, зверек.»
Пушистый гость спрыгнул с ноги спящего, порыскал в траве, сел на задние лапки и принялся грызть найденный возле костра финик. Он сидел так близко, что Нутхес разглядел в полутьме его глаза – маленькие черные бусинки.
Внезапно жрец почувствовал, как по его лицу заструился пот, закрыл глаза и заставил себя успокоиться. В этот миг он осознал, точно увидел молнию в ночном небе: Великий Сатх был всегда рядом с ним и, когда пришло время, снова помог ему.
Подчинить себе тело человека – вот настоящее чудо. Не подавить его волю, не погрузить в сон, а украсть, отобрать тело, как будто это плащ или башмаки, и пользоваться им самому – вот высшее умение. И далеко не у всякого мага такое получится.
Похитить тело у животного или птицы – немного проще, но все равно не всем это под силу. В храме Сатха в Тшепи жрецы часто развлекались, отбирая тело у орла в полете или у крысы, чтобы подслушивать, что происходит в других кельях, а то и в комнате верховного жреца.
Обычно в этом участвовали двое. Тот, кто хотел попасть в тело животного, сосредотачивался и отрешался от всего земного.
Затем он искал дверь в Мир, Где Живут Души Меньших Братьев, который напоминал огромный погруженный во тьму зал. Попав туда, жрец начинал разыскивать нужную ему душу.
Между тем второй жрец читал нараспев необходимые заклинания. Одни открывали дверь в Мир, Где Живут Меньшие Братья, другие помогали занять тело животного.
Чтобы отрешиться от всего, жрец должен был уметь полностью сосредотачиваться. Такой же навык требовался и для того, чтобы читать заклинания. В этом-то умении и заключалась разница между жрецом и магом.
Маги в отличие от простых смертных умели достигать совершенной сосредоточенности на разных уровнях сознания.
Они могли расщепить свою личность на несколько и поручить каждой части себя какое-то вполне определенное дело, поэтому, чтобы перебраться в чужое тело, им совершенно ни к чему были помощники.
Нутхес последние несколько лет безуспешно пытался перешагнуть этот порог, и верховный жрец как-то пояснил ему, что человек становится магом в одно мгновение и случается такое, как правило, когда ему что-то угрожает.
Если жизнь жреца висит на волоске, а его сознание достигло крайней точки отчаяния, он может угадать и совершить некое волевое усилие, которое спасет ему жизнь. В следующий миг его сознание расщепится, жрец начнет мыслить на нескольких независимых друг от друга уровнях и тогда станет магом.
*
Зверек с глазами, точно черные бусинки, не спешил уходить. Он сидел на краю поляны на расстоянии вытянутой руки от Нутхеса и грыз свою добычу.
«Да поможет мне Великий Сатх», – пожелал себе удачи кхешиец.
Жрец закрыл глаза и стал медленно произносить первое из цепочки заклинаний, необходимых для магического действа. От первого он перешел ко второму, потом к третьему. Читая заклинания, Нутхес пытался одновременно отрешиться от внешнего мира, но у него ничего не выходило.
Нутхес понимал, что делает что-то не так: Он замолчал и попробовал сначала сосредоточиться.
Дыхание его замедлилось, все звуки исчезли. Нутхес огляделся вокруг, чтобы найти дверь, за которой находится Мир, Где Живут Меньшие Братья, и отыскал ее на прежнем месте. Оказавшись рядом, он толкнул ее, но дверь не открылась. Конечно, по-другому и быть не могло. Дверь открывало заклинание.
Стоя у двери, Нутхес попытался вспомнить первую строку, но ничего не получилось. Жрец сосредоточился, все необходимые слова всплыли в памяти, и В то же мгновение Нутхес очнулся на берегу реки.
Сидевший поблизости зверек внимательно смотрел на жреца. Вдруг он завертел головой, будто услышал звук, который человеческое ухо уловить не могло, и быстро посеменил в лес. Кхешиец проводил грызуна отрешенным взглядом.
Ночное небо над поляной понемногу светлело.
«Все кончено», – сказал себе Нутхес.
Он почувствовал себя бесконечно усталым. Досада на самого себя, злость на свое бессилие обрушились на жреца, точно шквал, и он заплакал. С тех пор, как он плакал в последний раз, прошло столько лет, что жрецу казалось: это было в другой жизни.
Неожиданно зверек снова появился на поляне и начал что-то искать в траве рядом с человеком-птицей.
Нутхес приподнял голову и принялся снова читать заклинания из цепочки. И тут же прекратил.
«В такие мгновения становится ясно, кто есть кто, – разозлился кхешиец. – Я – никто. Ублюдок, дурак, сын рабыни – вот кто я такой. Баран, которого беззубый бродяга зарежет на рассвете. Так и должно быть.»
Кусая губы, Нутхес беззвучно засмеялся. Он смеялся над собой и своей жизнью, мысленно повторяя, что нет на свете ничего более нелепого и смешного, чем он.
Жрец задыхался от смеха, когда услышал хруст.
«Кажется, вывихнул себе шею», – подумал он и почувствовал, как новый приступ злого веселья, будто стайка пузырей, поднимается откуда-то из глубины души.
Но Нутхес не засмеялся.
Все, что в последние мгновения заполняло его душу: обида и злость на самого себя, страх, отчаяние и тоска – все это исчезло. Нарыв прорвался, и гной вытек.
Нутхес прислушался и ощутил внутри себя Великую Тишину.
*
Когда воруешь тело у другого существа и смотришь на мир его глазами – мир меняется.
Человек взглянул на поляну глазами грызуна, и она превратилась в поле. Было светло, как днем. Присмотревшись внимательнее, Нутхес понял, что рассвет еще не наступил, просто теперь он стал лучше видеть в темноте.
Не теряя времени, зверек подбежал к лежавшему на земле человеку, на отрешенном грязном лице которого застыли бороздки от слез.
С веревкой на щиколотках жреца он расправился в два счета, помчался к рукам и вдруг замер: человек лежал на спине, и до веревки, которой связаны его запястья, грызуну не добраться.
Конечно, он мог вернуться в свое тело, перекатиться на живот И попробовать снова занять тело зверька, но для этого нужно было время, а времени уже не оставалось. К тому же насмерть перепуганное животное почти наверняка успеет удрать, и тогда все пропало.
Прежде чем Нутхес сообразил, что делать, он обежал вокруг потухшего костра четыре круга. Грызуну не под силу перевернуть на бок человека, но ведь он может прорыть ход у него за спиной, добраться до рук и перегрызть веревки!
Он начал копать канавку в верхнем слое земли. Дело шло скоро, пока на пути не встал корень. Нутхес попробовал обойди его, но наткнулся на другой.
Он выбрался наружу. До рассвета оставались считанные удары сердца. Человек-птица пошевелился во сне, но не проснулся и глаз не открыл. Нужно было спешить. Грызун снова юркнул в норку и стал обкапывать корень снизу. Обойдя его, он начал продвигаться верх до тех пор, пока в норку не свесились веревочные концы. Он так спешил перегрызть их, что прокусил самому себе руку, и, едва дело было сделано, выпрыгнул из тела зверька.
Нутхес открыл глаза и осторожно пошевелил затекшими руками, потом приподнялся и, опершись о землю, сел.
Небо между мохнатыми стволами налилось тяжелым светом, словно на том берегу начался лесной пожар. Бродяги спали. Костер прогорел еще среди ночи, и угли подернулись пеплом.
Морщась от боли, жрец сидел на земле и ждал, когда сможет нормально двигаться. Сейчас ему больше всего на свете хотелось тихо спуститься по обрыву к реке, сесть в лодку и оттолкнуться шестом от берега, но ему был нужен кристалл.
Кристалл лежал в сумке, а она под самым носом у спящего бродяги. Можно, конечно, попробовать подкрасться к нему, но Бу обладает необычно чутким слухом. А если человек-птица проснется, Нутхес окажется меж двух огней.
Нутхес растер затекшие лодыжки и снова посмотрел по сторонам: того короткого меча, который достался ему от десятника, нигде не было видно. Бродяга был человеком неглупым и, скорее всего, избавился от клинка, чтобы валузийские воины в Тшепи не задавали лишних вопросов.
Жрец подобрал с земли увесистый камень, выровнял дыхание, поднялся на ноги и тремя быстрыми бесшумными шагами пересек поляну. Бродяга лежал на боку, тихо посапывая. Нутхес присел на корточки возле его головы, поднял камень и с размаху опустил его. Душа бродяги мгновенно рассталась с телом.
Жрец быстро схватил в одну руку сумку, а в другую – дубинку бродяги. Как он и ожидал, человек-птица проснулся, разбуженный шумом, вскочил и что-то заклекотал, обращаясь к приятелю, но тот не ответил. Тогда Бу все понял и бросился на бывшего пленника, но тот был готов к нападению, и через пару ударов сердца второй бродяга валялся на траве с проломленным черепом. Он умер сразу, но Нутхес еще долго, бил его, вымещая на бедолаге свою бешеную злобу на преследовавшие его злоключения.
Наконец он успокоился и устало присел рядом с бездыханными телами, затем сунул руку в сумку и достал оттуда кристалл. В первых лучах восходящего солнца камень запульсировал голубым светом, словно звал жреца в путь.
До Туита было еще далеко. Нутхес поднялся и побрел к лодке.
Глава шестнадцатая
К полудню воздух от зноя загустел, словно масло, над рекой повисла дымка. Нутхес сидел голышом на скамье и правил лодкой. Он так устал, что уже и не замечал этого. Жрец пообещал самому себе, что, пока не увидит пристань Туита, к берегу не причалит и не сомкнет глаз.
Ближе к вечеру зной немного спал. Солнце больше не обжигало плечи, а раскаленное добела небо уже не слепило глаза.
Он не причалил к берегу, когда краешек распухшего алого солнца коснулся верхушек деревьев. Речная вода на закате окрасилась в кровавое золото, а потом погасла. Близилась ночь, и Нутхес накинул жреческий плащ.
Он плыл сквозь зеленые сумерки, такие густые, что, казалось, по воздуху можно грести, как по воде. Плыл, когда на небе зажглись звезды, а над рекой встала черная и прозрачная, как хрусталь, ночь.
Мимо в тишине проплывали покинутые деревни и маленькие городки. Так было везде, по всей реке: густые заросли сменялись покинутыми селениями. Люди ушли в глубь страны, опасаясь войска варвара.
Незадолго до рассвета третьего дня пути он увидел огни на правом берегу Таиса и направил туда лодку. Река круто поворачивала, а из-за поворота появлялись все новые и новые огоньки.
Наконец Нутхес увидел пристань и множество кораблей, стоявших у причала. Его окликнули, к нему быстро подплыла лодка, в которой сидели воины…
Кхешийский десятник, подавив зевок, с тоской в глазах смотрел за окно. На столе перед ним лежали перемазанная речным илом сумка Нутхеса и кристалл. С крюка, вбитого в потолок, свешивалась лампа. Фитиль потрескивал и коптил.
– Мое имя Нутхес. Я был жрецом в храме Сатха в Тшепи. Но три дня назад Тшепи пал. Варвар обманом занял цитадель и осквернил храм. В Туит я прибыл по распоряжению Амензеса, мага Черного Логова… Прикажите проводить меня к нему или к верховному жрецу Сатхамусу.
– Послушай, жрец, – посмотрел на него десятник. – Я не хочу тебя обидеть, но вот так взять и поверить тебе на слово тоже не могу. Сам понимаешь, время тревожное.
Нутхес кивнул.
– А если на самом деле ты никой не жрец, а пробрался сюда, чтобы убить верховного жреца или, скажем, самого Тха-Таурага, – осторожно продолжил вояка. – Сейчас раннее утро. Жрецы еще спят. Их утомило путешествие по Таису – флот прибыл из Ханнура вчера вечером… Да и ты нуждаешься в отдыхе. Я тебе советую немного поспать в соседней комнате, а мы пошлем гонца…
У Нутхеса вдруг все поплыло перед глазами: беленые стены караулки, лампа, висевшая на крюке, удивленное лицо офицера, кристалл на столе… «Кристалл!» Эта мысль в одно мгновение вернула жреца из забытья.
– Ты прав, мне действительно нужен отдых. Три дня под палящим солнцем кого угодно вымотают до предела. Я подожду в соседней комнате. Только верни мне кристалл.
– Нет, – отрезал десятник. – Он останется у меня. Сейчас я доложу о тебе начальству.
– Кристалл, – повторил Нутхес. – Отдай мне камень.
– Не могу, – покачал головой десятник. – Но я обещаю: двое воин будут стеречь твой талисман, как зеницу ока… Надеюсь, я тебя ничем не обидел?
Последних слов Нутхес не слышал, он провалился в глубокий сон… Он не слышал, как десятник позвал кого-то и сказал:
– Странный он какой-то. А ну, ребята, отнесите его, пусть проспится. А ты передай сотнику его просьбу, пусть сам проверит, не лазутчик ли это.
Проснувшись, Нутхес обнаружил, что лежит на скамье в помещении с низким потолком и каменными стенами. В крохотное окошко под потолком бил косой солнечный луч.
«Где я?» – подумал он, садясь.
Он чихнул, осторожно ощупал зудящую шишку над ухом и все сразу вспомнил.
Судя по тому, что кто-то умыл его, наложил повязки на голову и прокушенную грызуном руку, а на стуле жреца дожидался чистый плащ – десятник выполнил свое обещание.
Одевшись, Нутхес толкнул тяжелую, обитую железными полосами дверь. Она оказалась не заперта.
Воин, стоявший на карауле, вытянулся и гаркнул:
– Да пребудет с тобой Великий Змей!
Нутхес коротко кивнул и сказал:
– Я хочу пить и есть.
*
В тот вечер Нутхесу, простому жрецу из храма в Тшепи, была оказана большая честь: сам верховный жрец Черного Логова, Сатхамус, разделил с ним трапезу.
Трапезничали ближе к ночи на открытой террасе стоявшего у пристани павильона. Рабы, двигаясь совершенно бесшумно, точно их ноги не касались древней мозаики, покрывавшей пол, меняли блюда и подливали в чаши вино. Сперва господин Сатхамус и Нутхес отведали вареной речной рыбы, пряной и необычайно сочной. За рыбой последовало овощное рагу…
Нутхес устало откинулся на спинку кресла: еда и вино совершенно его разморили. Сатхамус понимающе улыбнулся:
– Путь был нелегким?
– Да, верховный, – ответил Нутхес.
Сатхамус кивнул. Они помолчали.
– Я боялся, что валузийский флот меня нагонит, и двое суток плыл, не приставая к берегу, – продолжил Нутхес.
Сатхамус отпил вина из чаши и задумчиво посмотрел на садившееся за реку солнце и ослепительно сверкавшую речную излучину.
– Когда армия Кулла будет разбита, кому-нибудь придется снова проделать этот путь, чтобы вернуть кристалл в Тшепи, – проговорил верховный жрец.
– Варвары осквернили храм, – нахмурился Нутхес.
– Да, – согласился Сатхамус. – Храм осквернен. А настоятель убит. Сейчас Черное Логово ищет ему замену. Ты молод, но доказал нам, что предан Сатху и готов положить за него жизнь. О тебе тепло отзывался покойник, пусть его душе воздастся по заслугам, он готовил тебя в свои преемники. Я не сомневаюсь в тебе, но ты-то что думаешь: по силам ли тебе быть настоятелем храма?
– Я не знаю… Это так неожиданно… – смутился Нутхес.
– Ты справишься, – заверил его Сатхамус. – Мы знаем путь, который ты прошел. Он во сто крат дальше, чем дорога от Тшепи до Туита. Многим достойным не хватило жизни, чтобы одолеть его. Но Великий Сатх отметил тебя и привел на порог гибели. Ты шагнул за свою смерть и наконец родился заново.
Нутхес взглянул на Сатхамуса с изумлением и испугом.
– Мы знаем, что произошло с тобой на реке, – пояснил тот – Простые люди едва ли увидят в тебе перемену, но от посвященных скрыть это невозможно.
Рабы, убрав со стола блюда с остатками овощного рагу, принесли сласти.
Между тем на крепостной стене неподалеку от павильона появились люди. Двое смотрели на реку и говорили о чем-то, остальные почтительно держались в стороне. Нутхес догадался, что это сам Тха-Таураг, его телохранители и свита.
– Тот, что с мечом на поясе, – Халег, – сказал Сатхамус. – А в черном длинном плаще – это Тха-Таураг. В последнее время они неразлучны.
– Халег? – переспросил Нутхес. – Это тот варвар…
– Халег – талантливый полководец. Увы, среди кхешийских воинов равного ему нет… Если ты насытился, мы можем пойти туда…
Они поднялись на стену. Нутхес не бывал прежде в Туите и теперь, окинув взглядом город, заметил, что тот значительно меньше Тшепи, а крепостная стена вокруг него не так высока и прочна.
За городом, со стороны главных ворот, начинались обширные поля и огороды. Леса расступались в стороны на десяток лиг и едва ли не у самого горизонта сходились снова, точно высокая зеленая волна с рваным гребнем.
– Идеальное место для битвы, – заметил Сатхамус. – Что-что, а тесно здесь никому не будет.
– А если Кулл не примет боя и пройдет мимо?
– спросил Нутхес, – Дальше, вверх по реке, к Хан-нуру?
– Вверх по Таису он не пройдет, – покачал головой Сатхамус. – Халег перегородил кораблями реку. Но Кулл не из тех, кто отказывается от битвы. Армии сойдутся завтра, и еще до заката решится судьба Кхешии. Эта битва будет последней
– так предсказала Всевидящая Нут.
– Завтра? – удивился Нутхес.
Но Сатхамус, кажется, его не слышал. Прикрыв рукой глаза от солнечных лучей, верховный жрец пристально всматривался вдаль.
– Он уже здесь, – тихо сказал Сатхамус. – Посмотри на реку…
Нутхес скользнул взглядом по лагерю кхеший-ской армии, вставшей у городских стен, по бесчисленным шатрам, палаткам, огонькам костров, посмотрел на Таис и там, где русло петляло и терялось в зарослях, далеко внизу по течению увидел неяркий блеск. Это, должно быть, щит отразил луч садившегося солнца. Затем жрец разглядел, как вверх по реке плывет маленький, как будто игрушечный, кораблик. За ним из-за поворота появился другой, потом третий…
– Боги не ошибаются, – заметил Сатхамус. – Кулл привел свою армию к назначенному сроку туда, где мы его ждем.
Кулл стоял на палубе «Великого Хотата», ожидая вестей от высланной вперед галеры.
После того как конная разведка с берега доложила, что у кхешийского городка под названием Туит расположилась армия противника, Кулл приказал встать на якорь и выслал вперед корабль проверить донесение. Сейчас галера быстро возвращалась.
На палубу поднялся сотник:
– Мой король, на берегу под Туитом – огромный лагерь, тысячи три палаток и шатров. В лагере полно воинов. Нас обстреляли с городских стен из баллист и атаковали три боевые кхешийские галеры. Мы, не принимая боя, ушли. Издалека мы видели: кхешийцы перегородили реку судами. Наверное, приготовили ловушку. Если мы будем прорываться, то обязательно там застрянем.
– А зачем нам прорываться? – спросил Кулл. – Здесь можно уничтожить всю их армию. Хорошо иди. – Он повернулся к командиру Алых Стражей: – Келкор, слушай приказ. Кораблям пристать к берегу. Войску выгружаться и ставить лагерь здесь. Передай Кандию, Эрадаи и Энкеши, чтобы подтянулись к нам. Выполняй. Завтра я намерен разбить Черное Логово.
*
Смеркалось.
За стволом огромного дерева стоял Усирзес. Вдалеке поднимались в темнеющее небо невысокие стены Туита. Под ними среди походных шатров горели костры… А совсем близко топтались всадники, десятка три. Усирзес видел их темные силуэты, слышал ржание лошадей и кхешийскую речь. Он ждал, прижимая к груди сундучок из брусков железного дерева, заботливо завернутый в серый плащ. Из оружия у жреца был только узкий стилет.
Всадники как будто тоже чего-то ждали: конный разъезд не двигался с места.
Вскоре в небе над Таисом погас последний бледный отсвет заката и стало совсем темно.
Тогда Усирзес вышел из-за дерева и пошел по потерявшейся во тьме тропе, беззвучно читая простое заклинание, благодаря которому ничьи взгляды не останавливались на нем, а скользили мимо, как будто он был не человек, а сухое дерево или трава, или просто пустое место.
Тропа повернула к Таису и пошла под уклон. Вскоре ее пересекла другая тропинка, более широкая. Усирзес остановился, гадая, куда идти. Из задумчивости его вывел глухой дробный гул, который постепенно нарастал: это стучали лошадиные копыта. Похоже, конный разъезд все-таки снялся с места.
Жрец обернулся на звук. Где-то совсем близко заржала лошадь. Звезды, висевшие совсем низко, замигали и исчезли: их заслонили силуэты всадников. Еще через мгновение жрец увидел их. Всадники неслись на него во весь опор.
Продолжая читать заклинание, Усирзес сошел с тропы и лег в канаву, прикрыв своим телом сундучок с реликвией.
Одна лошадь пронеслась над ним. Копыта другой ударили о землю у самой головы жреца… Через три-четыре десятка ударов сердца конный разъезд пропал в ночи, и Усирзес поднялся на ноги и пошел по той тропе, что была шире. Она привела жреца прямо под стены Туита. Пару раз он видел вдалеке конные разъезды, а у самого лагеря, поднявшись на гряду невысоких поросших травой холмов, чуть не столкнулся лицом к лицу со кхешийским воином. Тот держал перед собой лук. Тетива была натянута, а на тетиву положена стрела.
– Ты слышал?
– Не уверен, – ответил другой воин, с пикой. – А может, это шакал? Или еще зверь какой…
Оба стояли перед Усирзесом и пристально всматривались в темноту за его спиной. Губы жреца беззвучно шевелились.
Воины заспорили. Они говорили громко и не услышали, как жрец прошел мимо…
Несколько раньше, на борту «Хотата», в каюте валузийского короля произошло событие, которое могло совершенно изменить дальнейший ход кампании, от которого зависели жизни тысяч и тысяч воинов обоих войск. В каюте сидели три человека: Кулл, Рамдан и Усирзес. Они разговаривали и ели засахаренные фрукты, запивая их вином.
– Ты доверяешь мне, мой король? – спросил Усирзес.
– Да, – кивнул Кулл.
– Мой король, ты дорожишь жизнью своих воинов?
– Валка! Что за глупый вопрос?
Атлант поднялся из-за стола и, подойдя к бочонку, нацедил в чашу вина. Над ней сразу закружились несколько ос.
– Проклятье… – пробормотал Кулл, отгоняя их рукой, – Ты, жрец, не ходи вокруг да около. Не люблю я этих ваших кхешийских тонкостей. Говори прямо, я не дурак – пойму.
– Правитель Кхешии верит в пророчество о северном варваре, который воскресит Усира, – сказал жрец – Он знал о потайном ходе в храм Сатха… Скоро грянет великая битва. Третью ночь луна наливается кровью. Но судьбу Кхешии можно решить иначе, не такой страшной ценой, которую она заплатит, если сражение произойдет. Я хочу переговорить с владыкой о мире на определенных условиях.
