Текст книги "Тени Атлантиды»"
Автор книги: Гарри Сейрос
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
«Пристану к берегу на закате, тогда и отосплюсь», – подумал он и прикрыл глаза.
Нутхес не сразу понял, что спит. Он увидел, как из-за речного мыса выступил город с глинобитными невысокими стенами, разглядел фигурки людей на причалах. Солнце уже клонилось к закату.
«Это Туит. Как быстро я добрался! А мне говорили, плыть надо три дня и три ночи…»
Тут он увидел стоявших на причале седобородого наместника Тшепи и верховного жреца и сообразил, что это сон.
Точно зверь, попавший в сеть, Нутхес попытался вырваться из сна и невероятным усилием воли открыл глаза: он сидел на дне лодки. А она плыла прямиком к речной отмели, засыпанной камнями. Жрец навалился на руль, заложив такой крутой поворот, что едва не перевернулся. Речная галька зашуршала по дну, и лодочка замерла…
Нутхес перешагнул через борт и сел на плоский камень, лежавший на отмели. Руки его дрожали.
«Это Сатх хранит меня в пути».
Не проснись он, не поверни в последний миг руль, нос лодки был бы смят о камни, как яичная скорлупа, и тогда идти ему до Туита пешком…
Жрец понимал: плыть сейчас дальше нельзя, сон все равно его одолеет. Тогда он забрался с ногами на камень, устроился поудобнее и сосредоточился. Затем он закрыл глаза и постарался выровнять дыхание. Сперва его отвлекал плеск воды. Но скоро все звуки пропали, а красноватый сумрак перед глазами сменился беспредельной ослепительной далью. Здесь не было солнца, но отовсюду с неба лилось золотое сияние. Вокруг холма, на котором сидел Нутхес, вился прохладный ветерок. И невесомые сверкающие пылинки летели по воздуху, будто цветочная пыльца…
Нутхесу казалось, что он пробыл в Верхнем Сияющем Мире несколько мгновений, но, когда открыл глаза, солнце уже стояло в зените, а камень, на котором он сидел, раскалился так, что обжигал ноги.
Прежде всего кхешиец напился из реки и выкупался, а затем, не одеваясь, столкнул лодку с отмели и забрался внутрь.
Он чувствовал себя замечательно отдохнувшим, как будто только что проснулся после долго сна. Жутко хотелось есть, но с этим Нутхес решил повременить.
Он плыл по реке, пока солнце не скрылось за кронами деревьев, пристав к берегу только однажды, когда увидел дикое плодовое дерево, стоявшее у самой воды…
В зеленых вечерних сумерках, не разводя костра, благо ночь была теплой, он заснул на речном мысе, предусмотрительно вытащив лодку на берег.
Нутхес надеялся, что на рассвете его разбудит солнце. Но, увы, смертным не дано знать своей судьбы. Когда жрец уснул, а из сумерек соткалась ночь, кто-то неслышно выскользнул из-за стволов и изо всех сил ударил его узловатой дубинкой чуть выше уха.
*
– Как все же странно порой оборачивается жизнь. Судьба преподносит нам подарки, которых мы не ждем, и потом не знаем, благодарить ее или проклинать, – промолвила Иссария после затянувшегося молчания.
– О чем ты? – удивился Кулл.
Они стояли на корме «Великого Хотата». Кулл, опираясь руками о резной борт, смотрел на Таис. Корабль разрезал зеленую речную гладь, словно нож – ткань.
– Мне вдруг вспомнился день, когда мы впервые встретились с тобой, – пояснила Иссария. – Я очень изменилась за это время и не знаю, хорошо это или плохо.
Кулл взглянул на женщину, что стояла бок о бок с ним, и невольно залюбовался ею: белоснежное платье оттеняло загорелую кожу, синие глаза сияли, подобно драгоценным сапфирам.
– Ты все так же прекрасна, – улыбнулся он. – И ничуть не изменилась. Что тревожит тебя?
Иссария покачала головой:
– Ты меня не понял. Раньше я была другой. Свободной. Я не боялась ни людей, ни богов
– А сейчас?
– Пожалуйста, дай мне договорить. Просто молча послушай.
– Повинуюсь, моя госпожа.
– Не называй меня так! Я была госпожой в былые дни, госпожой самой себе. Но ты сделал меня рабыней.
Кулл был изумлен и рассержен.
– О чем ты, женщина?! Смилуйся Валка над тобой, ты гневишь небеса своими речами! – Иссария часто действовала на него именно так. Дразнила, приводила в замешательство и даже в ярость. Иногда ему казалось, он готов убить ее. Ни одна женщина никогда не вызвала в нем подобных чувств. И одновременно он не мог прожить без нее и дня, начинал скучать, если не видел ее прелестного лица, не слышал звонкого, точно колокольчик, голоса.
Долгое время Куллу не удавалось разобраться в собственных эмоциях. И лишь в последнее время он начал подозревать, что, возможно, это просто любовь. Та самая, которую он ждал и страшился всю свою жизнь. Она все же настигла его.
Тем временем Иссария, заметив, что слова ее разгневали короля, успокаивающим жестом опустила ему на запястье свою тонкую руку без единого украшения.
– Не сердись, ты не понял меня. Я лишь хотела сказать, что в прежние дни была свободна от всего на свете. У меня не было ни привязанностей, ни обязательств. Но теперь, встретив тебя, я изменилась. Теперь я боюсь за тебя. Не проходит дня, чтобы я не тревожилась о твоей судьбе, не боялась тебя потерять. Моя любовь делает меня рабыней!
Впервые за эти полтора года, что они провели вместе, Иссария заговорила с ним о своей любви. Кулл был поражен. И надо же чтобы это случилось именно в тот миг, когда и он сам осознал свои чувства к этой женщине!
Однако непривычное смущение сковало уста атланта. Он хотел и не мог раскрыть женщине свое сердце. Вместо этого, чтобы скрыть неловкость, Кулл засмеялся:
– Вот это да! Никогда не думал, что услышу такие речи от тебя! Помнится, в тот первый день ты была далеко не так любезна.
О, да! Иссария тоже рассмеялась, видно, вспомнив, как осыпала отборнейшими проклятиями Брула Копьебоя и Ка-Ну, втащивших ее – дерзкую воровку, пойманную ими во дворцовой сокровищнице, – в тронный зал, на суд короля.
Воровка была очень ловкой, пиктам помогла обнаружить ее лишь врожденная подозрительность, да приобретенная в диких лесах привычка подмечать любые мелочи.
Удержать дерзкую грабительницу было еще тяжелее: она царапалась, кусалась и наносила обоим мужчинам совсем не женские, весьма чувствительные удары.
Приведенная под очи короля, она еще какое-то время продолжала отчаянно сопротивляться, но затем вдруг, взглянув на нахмурившегося правителя, гордо выпрямилась, сверкнув синими, как небо, глазами. Такого же цвета было небо над Атлантидой.
И, встретившись с ней взглядом, Кулл понял, что погиб.
Он приказал освободить пленницу, пригласил ее стать гостьей в его дворце. Она, нимало не смягченная неожиданной милостью, дерзко ответствовала, что удержать ее здесь – это все равно что пытаться поймать ветер И осталась во дворце на долгих полтора года.
– И все же, – заметил Кулл, посерьезнев, – мне горько думать, что ты можешь быть несчастлива со мной. Если вольные просторы манят тебя. Мне будет тяжело с тобой расстаться, но ради твоего счастья, Иссария»,,
Женщина покачала головой.
– Нет, мой король, я стала твоей пленницей добровольно и ныне не желаю для себя иной доли. Тем более, что – синие глаза сверкнули лукавством, – я еще не сдалась на милость победителя. Что бы ты ни говорил, а верхом я скачу не хуже тебя. А из арбалета стреляю лучше!
Кулл ничего не ответил, только едва заметно усмехнулся и снова отвернулся к реке.
Иссария закусила тубу и посмотрела по сторонам.
– Эй, Манорг! – крикнула она слуге с белыми, точно снег, волосами. – Спустись в каюту и принеси мой арбалет и стрелы.
– Слушаюсь, моя госпожа.
*
Отцы города пожаловали в цитадель на рассвете. Кулл еще досматривал пьяные сны, и седобородые кхешийцы смиренно дожидались его пробуждения.
С трудом превозмогая головную боль, Кулл вошел в зал и очень удивился, когда стоявшие перед ним старцы пали ниц. Король взял у слуги кубок с питьем, которое приготовил Рамдан, и сделал большой глоток. Голова не прояснилась, но звон в ушах пропал. Атлант заметно повеселел:
– Кто такие?
– Мы городские старшины Тшепи.
– Зачем пожаловали? – грозно нахмурился король.
Кхешийцы переглянулись и вытолкнули вперед тучного благообразного старца.
– Мы смиренно молим тебя о милости – увести армию из Тшепи и не грабить наш город, – начал он.
– Кто-то грабит ваш город? – Кулл сдвинул брови. – Назови виноватых, и их повесят. Надеюсь, это не мои воины.
– Нет, господин, – сразу нашелся старик. – Но по улицам разбежалось много рабов, которые и творят безобразия. Мы принесли с собой скромный дар. И молим тебя о защите от распоясавшихся сол… Извини, рабов.
Отцы Тшепи принесли четыре ларя, полные золотых кхешийских монет. Кулл поломался немного, только для приличия, и выторговал еще ларь серебра.
Затем валузийский владыка торжественно представил просителям нового наместника, с которым он оставлял три тысячи таваронской пехоты, призванной защищать жителей Тшепи от всяческих напастей.
Между тем погрузка на корабли затянулась. Воины, утомленные бурной ночью и дармовым вином, ползали по раскаленному пирсу, словно мухи по патоке.
Армия Кулла понесла ощутимые потери: на пристань не явились две тысячи человек. Из них большинство было ранено, убитых и дезертиров числилось не больше пятисот.
Куллу ничего не оставалось, как восполнить потери таваронцами. Теперь с Затулом отплывали всего пять тысяч человек, но он против этого особенно и не возражал, считая, что тылы должны охранять лучшие.
Однако в душе командир таваронской пехоты все же недоумевал, почему именно его сотни поредели больше всех, ведь и валузийские, и шемит-ские воины были ничуть не хуже. Правда, по этому поводу он не сказал ничего, ибо прекрасно знал: с Куллом спорить бесполезно.
Только в полдень флот, насчитывавший около трехсот судов, покинул Тшепи. Большую часть его составляли речные галеры, отнятые у противника.
Валузийская конница под командованием Кан-дия и конный отряд шемитов Энкеши сопровождали флот по берегу Таиса.
«Великий Хотат» на сей раз уступил место флагмана другому кораблю. В трюме галеры лежали драгоценности из храмовой сокровищницы и лари с выкупом за Тшепи. Кроме корабельной команды на борту «Хотата» разместились отряд Алых Стражей и два десятка грондарских лучников. Рамдан, валузийские маги и Усирзес тоже были здесь.
Усирзес с самого отплытия сидел на палубе, держа на коленях истлевший папирус и пытаясь прочесть древний текст. Рамдан же, напротив, ни разу не поднялся наверх. Он не выходил из каюты и просил без особой нужды его не беспокоить.
Одноглазый Мун быстро нашел, чем занять лучников: он поручил им наловить рыбы. Один Валка знает, откуда он раздобыл длинные удилища с тонкой бечевкой и железными крючками, но вскоре грондарцы так увлеклись, что стоявшие вдоль бортов садки начали быстро наполняться добычей.
*
Манорг принес из каюты арбалет и стрелы и остановился поодаль, ожидая новых приказаний.
– Брул! – крикнула Иссария. – Будь судьей на нашем состязании.
Брул, наблюдавший за рыбной ловлей, поспешил на корму.
– Мы поспорили, – объяснила ему Иссария. – Я говорю, что стреляю из арбалета лучше Кулла.
– Ясно, – кивнул Брул. – А во что моя госпожа желает стрелять?
– Не знаю… – Иссария, прищурившись, посмотрела на левый берег. – Вот! Те зеленые яблоки… В самый раз.
Кулл и Брул многозначительно переглянулись.
– По три выстрела, – сказал атлант.
– Вообще-то это не яблоки, – пояснил Брул, рассматривая стоявшее у самой воды дерево. – Это шамары. Они созреют только к сезону дождей, когда кончится осень.
– Манорг! Арбалет! – приказала Иссария. – Не надо заряжать, я сама.
Женщина поставила деревянное ложе на палубу и, сильно нажав на ворот, натянула тетиву.
– Болт!
Манорг протянул ей арбалетную стрелу, окрашенную в красный цвет.
– Смотри, Брул, – сказала Иссария. – Когда дерево будет точно против корабля, я собью стрелой одно из этих зеленых яблок, или как ты назвал эти дички?
– Шамары, моя госпожа, – с поклоном ответил Копьебой…
Иссария вложила болт в углубление, выточенное в деревянном ложе, и прижала приклад к плечу. Крупный рубин в ложе вспыхнул в солнечных лучах и на миг ослепил Кулла.
– Я стреляю, – предупредила она.
Красная стрела прожужжала в воздухе, и в то же мгновение плод разлетелся вдребезги.
– Поздравляю тебя, моя госпожа, – улыбнулся Брул. – С первого выстрела.
– Теперь ты, – повернулась Иссария к атланту.
Ее синие глаза смеялись.
Оглянувшись, Брул заметил, что Усирзес оторвался от папируса и с интересом наблюдает за происходящим.
– У тебя что-нибудь получилось? – спросил его Брул.
– Да, немного… – ответил Усирзес. – Мой король, извини, я хотел выразить восхищение меткостью твоей возлюбленной. Этот выстрел сделает честь любому стрелку.
– Спасибо, Усирзес. Только ты набрался мужества и признал это. – Иссария с вызовом посмотрела на атланта.
– Что ты там топчешься? Поднимайся на корму, – позвал Кулл.
Жрец подошел ближе:
– Таким оружием не пользуются в Кхешии.
– Он бьет намного дальше лука, – сказала Иссария.
– Это так, – кивнул Брул. – Только и гораздо медленнее. Пока ты, моя госпожа, перезаряжаешь арбалет, лучник успеет выпустить пять стрел подряд. Да и сделать хороший арбалет значительно труднее, чем лук.
Иссария пожала плечами.
Кулл, нажав на ворот, натянул тетиву.
– Болт, – приказал он коротко.
Манорг протянул королю красную арбалетную стрелу.
Кулл вложил ее в выточенный в ложе паз и стал ждать, когда корабль проплывет мимо следующего дерева с плодами шамары.
– Из какой страны это оружие? – поинтересовался Усирзес.
– Из той же, что и этот юноша, – ответил Брул. – Его зовут Маноргом, как и командира грондарцев.
Манорг поклонился жрецу. Его длинные белые волосы рассыпались и закрыли лицо.
– Они оба с севера, – продолжил Брул. – Для вас, кхешийцев, это край мира. В его стране арбалетом пользуются наравне с луком. Манорг – хороший стрелок…
– Я стреляю, – предупредил Кулл.
Он поднял арбалет. Плоды шамары на гибких ветках показались ему на редкость мелкими. Берег быстро скользил мимо, и вот дерево оказалось точно напротив «Хотата».
Кулл прицелился и нажал на крючок…
В то же мгновение галера содрогнулась от носа до кормы, палуба под ногами качнулась, два лучника-рыболова вывалились за борт. Усирзес тоже не удержался на ногах и упал на палубу. Арбалет Кулла повело вверх. Болт сорвался с ложа и ушел в раскаленное кхешийское небо.
– Кажется, мы налетели на камни! – крикнул Брул.
Но это были вовсе не камни.
Зеленая вода за бортом галеры вздулась, образовав огромный пузырь, который тут же прорвался, и на поверхности реки появилось чешуйчатое тело толщиной с приличную бочку. Ни головы, ни хвоста чудовища видно не было. На спине чешуя была черной с синеватым отливом, а на брюхе – желтой, почти белой. Каждая чешуйка – с ладонь взрослого мужчины.
Никто не мог сказать, какой длины был змей. Наверное, он мог перекрыть Таис от берега до берега.
Показавшаяся вскоре над водой морда зверя походила на огромный молот с маленькими для такого монстра глазками – не крупнее обеденного блюда.
Судя по всему, чудовище лежало на дне много веков, а тени кораблей, заскользившие над ним, разбудили его. Змей приподнял голову, пытаясь разобраться, что его потревожило, и случайно ударил по днищу корабля Кулла.
Корпус «Хотата» выдержал удар, и тогда змей решил выглянуть наружу, чтобы понять, на что наткнулся…
Приплюснутая морда змея раскачивалась вровень с верхушками мачт корабля, и на несколько мгновений люди на палубе задрали головы вверх и застыли, будто статуи, с изумлением глядя на поднимавшийся из реки почти вертикально, точно ствол невиданного исполинского дерева, толстый чешуйчатый столб.
А змей разглядывал судно и странных букашек, толпившихся на нем.
Не успел никто из людей опомниться, как монстр изогнулся и ударил тяжелой мордой по палубе, возле носа. Настил разлетелся в щепки, а змей просунул голову в трюм.
– Ты в порядке? – шепнул Кулл Иссарии.
Женщина была необыкновенно бледна.
– Что это? – спросила она.
Кулл пожал плечами.
– Чего вы ждете? К оружию! – крикнул он подоспевшим лучникам. – Стреляйте в эту тварь!
– В Таисе не водятся такие чудовища, – сказал Усирзес.
– Но ведь это не рыбка, верно? – усмехнулся Брул.
Змей между тем вытащил морду из дыры в настиле. В пасти чудовища, будто салфетка торчал запасной парус.
На галере поднялась невообразимая суета. Гребцы повскакивали с мест и выставили перед собой весла, выдернутые из уключин; грондарские лучники, выстроившись полукругом на корме, начали обстреливать монстра. Все стрелы попали в цель, но чудовище, казалось, даже не заметило этого: прочная чешуя надежно защищала его.
– Ему ничего не стоит разбить корабль в щепки, – заметил Кулл.
Иссария подобрала арбалет и, навалившись на ворот, натянула тетиву.
Манорг упал на палубу и так ударился головой, что еще не пришел в себя. Колчан с красными стрелами лежал рядом с юношей.
Иссария взяла стрелу, быстро зарядила арбалет и, прижавшись плечом к ложу, выстрелила. Ее стрела попала чуть ниже головы змея, но, хоть и пробила чешую, побеспокоила монстра не больше, чем человека – заноза.
Продолжая жевать парус, змей повернул морду в одну сторону, потом в другую, как будто оглядываясь.
На корму поднялся Рамдан, держа сосуд из толстого зеленоватого стекла.
– Дайте мне стрелу! – крикнул он лучникам.
Кто-то протянул ее магу.
Рамдан опустил наконечник в сосуд, и густая бесцветная жижа, липкая, как вар, обволокла каленое острие.
– Осторожно! Коснешься наконечника, и ты – покойник! – предупредил жрец, возвращая лучнику стрелу. – Сможешь попасть змею в глаз?
Лучник, молодой парень с редкой, едва пробившейся бородкой, хмыкнул, точно его обидели. Он был родом из Грондара, а любой знает: грондарским лучникам нет равных.
Длинная оперенная стрела тонко свистнула в воздухе и впилась в глаз монстра.
– Вот и все, – выдохнул Рамдан.
Тело чудовища изогнулось и рухнуло в реку. Волна едва не перевернула галеру и разметала ближайшие суда. В зеленой и мутной воде бились чешуйчатые кольца: змей умирал, и его агония походила на стихийное бедствие.
Неожиданно над водой показался хвост монстра. Судорожно извиваясь, он чиркнул по воздуху, перебил канаты, державшие мачту «Хотата», и снова исчез в глубине. Мачта повалилась на корму, парус сбил лучников с ног и накрыл их, точно шатер.
Со всех сторон к королевской галере спешили на помощь суда, но ни одно из них не могло подойти близко.
Наконец вода за бортом в последний раз вскипела и затихла. По реке пошли затихающие волны.
– Что это было? – спросил Усирзес, который разбил нос и теперь стоял запрокинув голову, чтобы остановить кровь.
– Яд, – коротко ответил Рамдан. – Я его нашел в храме Сатха, но не ожидал, что он так скоро пригодится.
Исполинское чешуйчатое тело, покачиваясь, поплыло вниз, увлекаемое течением. Суда обходили мертвого змея стороной, уступая ему дорогу. Скоро к галере подошли десять кораблей, матросы быстро начали устанавливать мачту, плотники – чинить разрушенный настил, ныряльщики проверили днище – в нем не оказалось ни одной пробоины.
Прошло совсем немного времени, и «Великий Хотат» гордо поднял свой парус.
Глава пятнадцатая
Нутхес пришел в себя и слегка пошевелился. Это едва заметное движение отдалось тупой болью в голове, и жрец замер, ожидая, когда боль хоть немного утихнет. Его запястья и щиколотки оказались крепко стянутыми, а из-под головы исчезла сумка, что беспокоило кхешийца больше всего, и невероятным усилием воли он все же заставил себя приоткрыть глаза и оглядеться.
Он лежал в полутьме на краю полянки, посередине которой горел костер. Прямо на углях стояло глиняное закопченное блюдо с высокими краями, и какой-то человек, сидя на корточках, помешивал в нем что-то очищенной от коры палочкой. Пахла эта стряпня довольно противно, но у жреца, который уже давно ничего не ел, рот сразу наполнился слюной, и засосало под ложечкой…
Сколько Нутхес ни вглядывался в лицо человека, сидевшего возле костра, он никак не мог понять, откуда тот родом. Не из Кхешии уж точно. Таких чудовищно длинных носов, скорее, похожих на клюв, во всей стране Сатха днем с огнем не сыщешь. Да и кожа незнакомца отливала неприятной зеленью, хотя в этом, вполне возможно, была виновата игра света от мерцавшего костра. А может, жрецу просто привиделось.
Другой человек в грязной набедренной повязке сидел на земле, прислонившись спиной к мохнатому стволу, и сосредоточенно рылся в сумке Нутхеса. Рядом стояла узловатая дубинка. Спутник длинноносого был невероятно тощим, нечесаные волосы и борода свисали клоками, и уж он-то точно родился в благословенной земле Великого Змея.
Нутхес устало прикрыл глаза. Люди, в чьи руки он попал из-за своего легкомыслия, наверняка бродяги. Такие, ни на миг не задумываясь, за пару медяков могли любому перерезать глотку. Бездомные, вечно голодные. Отчаявшиеся и потому опасные люди.
Запустив в очередной раз руку в сумку жреца, бродяга довольно оскалился. Передних зубов у него не было вовсе.
– Бу! Смотри, что я нашел! – воскликнул он, вынимая магический камень.
Кристалл, озаряемый пламенем костра, ярко горел пронзительно-голубым светом.
Бродяга с длинным носом поднял голову от миски и круглыми глазами уставился на кристалл, потом открыл рот, и до слуха Нутхеса донеслись щелканье и клекот. Бу явно не нравилась находка. Одной рукой он прикрыл лицо, а другой попытался выхватить кристалл у бродяги.
– Хорошо, Бу. Я выброшу его в реку, – пообещал тот. Похоже, кхешиец прекрасно понимал своего спутника. – Тихо, Бу, тихо. Не сердись…
Он убрал кристалл в сумку, и Бу сразу успокоился, нагнулся над блюдом, ловко выловил палочкой дымящийся кусок и бросил в рот, затем переставил блюдо с углей на землю.
Бродяга-кхешиец обошел костер, сел рядом, и оба начали есть.
– Эй, ты, – позвал Нутхеса кхешиец. – Я знаю, что ты очухался. Жрать хочешь?
– Хочу, – сказал Нутхес.
Похоже, притворятся дальше смысла не было.
– Тогда чего в темноте сидишь? Иди сюда, пока мы с Бу добрые, – сказал бродяга и захохотал.
Бу повертел головой из стороны в сторону и весело заухал: шутка ему понравилась.
– Ты ведь из Тшепи плывешь? – спросил, отсмеявшись, бродяга.
Нутхес промолчал.
– Выходит, взял-таки город валузийский король. И крепость пала. Иначе бы ты, жрец, в храме сидел, а не шастал по Таису. Вот как выходит…
– Откуда ты это узнал? – спросил Нутхес.
– Что, интересно? Ладно, расскажу. В деревушке недалеко отсюда нас с Бу хотели повесить. Гады, проклятье богов на их головы! За пару сушеных фиников.
– Тебя поймали на воровстве?
– Если хочешь, да. Только мы с Бу называем это по-другому.
– А что дальше?
– Что дальше? А ничего, – огрызнулся бродяга и уткнулся в миску.
Он прекрасно понимал, что думает о нем жрец, и это раздражало его, однако и поболтать с кем-нибудь ему хотелось, а потому вскоре он снова заговорил.
– А скажи, грабят варвары город? – спросил он. Нутхес промолчал, и бродяга ответил себе сам: – Грабят, конечно. Вот и мы с Бу в Тшепи идем. Тшепи – город большой, глядишь, и для нас что-нибудь найдется…
– Не найдется. Варвар все пожег.
– Вот-вот, точно так нам сотник и сказал: придет варвар и все сожжет. Это тот сотник, что нас с Бу спас от петли. Хотел нас в армию взять – денег, жратвы и баб сулил. Только мы ночью удрали. Ни к чему нам армия, нам и без нее хорошо. Эй, жрец, а что за камушек ты нес? Это что, талисман?
Нутхес понял, что бродягам попался один из вербовщиков, который готов был собирать в войско всякий сброд. Узнав, что хотел, жрец замолчал и задумался о своих делах.
– Ты не молчи, жрец, – сказал ему бродяга. – Будешь молчать, я тебе оба глаза выколю и уши прижгу. Сразу все расскажешь. И под нос себе не бормочи ничего, все равно не испугаюсь. Ты ке маг, в паука меня не превратишь. Бу чародеев за много лиг чует. Он и камешек твой почуял… Ты говори, жрец, не молчи. Тогда, может, и доживешь до утра зрячим.
– Это не драгоценный камень. Это магическим предмет, – отозвался Нутхес.
– Ты что, глухой? – взвился бродяга. – Я тебе разве по уху дубинкой съездил? Я знаю, что в твоем камешке есть магия. Мне сказал об этом Бу. Я хочу знать, какая магия. Может быть, твой камень умеет превращать глину в золото?
– Нет, – ответил Нутхес.
– Нет? – переспросил бродяга. – Жаль. Тогда какой в нем прок?
Нутхес облизал сухие губы. Нужно было что-то придумать.
– Это глаз бога Сатха, – соврал он.
– Глаз? – переспросил бродяга. – Видно, твой Сатх очень мелкий?
– Не гневи бога, – нахмурился жрец.
– Ладно, не буду, – пожал плечами бродяга.
– Если долго смотреть в этот кристалл, можно его увидеть, – продолжил Нутхес. – Можно спросить о чем-нибудь. Только Великий Змей не любит, когда его беспокоят, и тем, кто задает вопросы, выжигает мозг. Вот почему смотреть в этот камень опасно. Можно лишиться рассудка.
Нутхес замолчал.
Бродяга тоже не проронил ни звука. А его спутник, высунув язык, старательно вылизывал блюдо. Нутхес смотрел на это чудо во все глаза: язык Бу был явно не человеческий – длинный, тонкий и липкий.
Бродяга-кхешиец поднял голову и, сощурясь, пристально взглянул на жреца.
– Не пойму, врешь ты или нет, – признался он. – Наверное, нет. Бу мне так и сказал, чтобы я не смотрел на камень, иначе случится беда.
Бу повернулся к приятелю и свистнул.
– Знаю, – ответил тот.
Тогда Бу поднялся и, взяв пустое блюдо, пошел к реке.
– Кто он? – поинтересовался Нутхес. – Я никогда не видел таких людей. Мне померещилось, или у него и правда зеленая кожа?
– Да, это неудобно, – согласился бродяга. – Когда мы входим в город или деревню, я заставляю Бу вымазаться глиной. Чтобы люди на него не глазели. Бу этого не любит.
– Откуда он родом?
Бродяга долго не отвечал.
– Его народ живет на Краю Света, – наконец сказал он. – Жрец, ты слышал что-нибудь о людях-птицах, которые живут на Краю Света?
Нутхес покачал головой.
– Край Света – это там, где кончается пустыня, – пояснил бродяга. – Я оказался там не по своей воле. Знаешь, я видел огромную шахту без дна, вырубленную посреди каменного плато. Ее стены были гладкими, словно камень оплавился, как стекло. А потом я увидел, как в ту шахту садилось солнце, Гнездо, в котором жил Бу, находилось у самого плато…
– Я не верю тебе, – покачал головой жрец.
– Да… – пробормотал бродяга. – Иногда я сам не верю, что видел такое. А он тогда откуда взялся? – И он указал на поднимавшегося от реки Бу.
– Зачем тебе кристалл? – спросил Нутхес. – Этот камень не драгоценный. Ни один ювелир не купит его у тебя, испугается гнева Сатха…
– Может, ты и прав, – согласился его собеседник. – Но я толкну камушек какому-нибудь магу. И знаешь, жрец, мне почему-то кажется, что любой валузийский маг этот кристалл с руками у меня оторвет. Похоже, я угадал, – добавил он, когда увидел, как перекосилось лицо Нутхеса.
– Помоги мне доставить кристалл в Туит, и жрецы Черного Логова щедро вознаградят тебя, – предложил Нутхес. – Ты можешь мне верить. Я преемник верховного жреца в храме Сатха в Тшепи. Освободи меня, и через два дня станешь обеспеченным человеком.
– Ну нет, – усмехнулся бродяга. – Если у меня нет зубов, это еще не значит, что мозгов тоже нет. В Туите мне перво-наперво отрежут голову. И знаешь, жрец, для тебя есть еще одна неприятная новость: в Туит ты не попадешь.
– Как?!
– У нас с Бу вышли припасы, – сощурился бродяга, – Он извел на похлебку все, что оставалось: и сушеное мясо, и финики… До Тшепи еще неблизко… Словом, нам нужно хорошо закусить перед дорогой, да и с собой кое-что взять. Скажу тебе жрец, правду: я и прежде не брезговал человечинкой, но, признаюсь, вашего брата пока не пробовал…
Нутхес задохнулся от ужаса, а бродяга зевнул,. лег на теплую землю у костра и положил голову на торчавший корень.
– Ты, жрец, не бойся, я тебя зарежу, мучить не стану, – сказал он. – А почему из тебя сразу дух не выпустил – так не хотел, чтобы мясо тухло и чтобы звери почуяли запах крови. Это нам с Бу совсем ни к чему…
Бу между тем тоже устраивался спать. Спал он, судя по всему, сидя на корточках и прижав локти к бокам.
– Эй, жрец, хочешь спи, хочешь на звезды смотри, удрать все равно не сможешь. Бу чутко спит. Тогда до утра не доживешь, сразу прибью… – пробормотал бродяга.
Вскоре он заснул.
*
«Великий Хотат» гордо плыл в походном строю.
Галера прилично набрала воды и накренилась, так что команде приходилось отчерпывать воду.
– Ну что, корабль будет держаться? – спросил Кулл.
– Да, мой король, – ответил Брул. – Конечно, нужно кое-что починить… Вода понемногу просачивается в трюм, но мы не утонем.
– Я не хочу сейчас терять время, – сказал Кулл. – Пусть вычерпывают воду из трюма на ходу. Будем плыть, пока не сядет солнце.
– Слушаюсь, мой король.
«Великий Хотат» шел вверх по Таису до заката.
Солнце садилось за лесом. Корабли один за другим подходили к правому берегу и бросали якоря, воины прыгали за борт, на полянах ставили походные палатки и разводили костры.
Сотня воинов вытянула «Хотата» на песчаную отмель, и теперь судно лежало на боку, точно выбросившееся на сушу морское чудовище, и на и его мокром борту играли закатные лучи. Уже в сумерках корабельная команда начала латать днище.
Кулл распорядился поставить на берегу шатер и низкие столы для трапезы. На этот раз одноглазый Мун приготовил свежую речную рыбу: часть обжарил, а часть нафаршировал перцем и рисом и потушил.
Из трюма королевской галеры достали бочонок доброго валузийского вина из перебродившего ягодного сока: пальмовое атланту опротивело. Он никогда не любил слишком приторных вин.
Сначала все говорили только о змее.
– Я согласен с нашим кхешийским другом, – сказал Брул. – Это морской змей – в реке ему явно тесно. А в море такие твари водятся, еще и покрупнее есть.
Рамдан к рыбе не притронулся, только тянул из чаши вино, молча слушал и смотрел на пламя.
– Если это морской змей, – спросил Кулл, – тогда какой демон занес его сюда?
– Не знаю, мой король, – признался Копьебой.
Иссария устала от мужских разговоров, но в шатер не шла. Укрывшись накидкой из леопардовой шкуры, красавица полусидела-полулежала, прислонившись к нагретому солнцем камню.
– Скажи, жрец, ты прочел пергамент? – поинтересовалась она у Усирзеса.
– Да, моя госпожа, – ответил тот с поклоном.
– Там написано о том, как брат убил своего брата? – взглянул на него Кулл.
Жрец снова поклонился.
– Если ты не слишком устал, расскажи нам эту историю, – попросила Иссария.
– Валкой клянусь, у человека, который решился на такое, должна быть черная душа, – заметил атлант.
– Да, мой король, – отозвался Усирзес. – Только это был не человек, а бог, и имя его Сатх… А началась эта история давным-давно. Небо тогда располагалось так близко к земле, что добраться до него можно было по обычной лестнице, а боги часто ходили среди людей, и люди этому не удивлялись. Над кхешийской землей стоял дворец богини Нут, которую еще называют Всевидящей… Всевидящая Нут родила четверых детей. Двух мальчиков – Усира и Сатха – и двух девочек, чтобы те стали их женами. Когда дети Нут подросли, они стали спускаться на землю и играть с детьми людей, потому что вчетвером на небе им было скучно. Бог Усир подружился со многими людьми и возлюбил кхешийский народ. Вернувшись однажды на небо, молодой бог сказал своей матери, Всевидящей Нут:
