Текст книги "Конан в Венариуме"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Но из леса больше не вылетело ни одной стрелы. Киммериец выкрикнул еще раз издалека: «Враги!», потом все стихло.

Мелсер выждал какое-то время. Наконец, решив, что Конан больше не появится, гандер все же поднял куропатку и задумался. Он сам бы не стал делать врагу подарков. Может, киммериец рассчитывал оскорбить его этим жестом, или, наоборот, проявил уважение? Поселенец пожал плечами. Так или иначе, но не стоило отказываться от вкусного ужина.

Скоро вновь застучал топор. Мелсер работал с удвоенной силой. Независимо от того, что вбил себе в голову киммериец, он будет строить дом и ферму, а остальное не имеет значения.

* * *

Лорн был ремесленником и мелким бродячим торговцем, посещавшим Датхил раз в год, а то и в два. Когда он приходил, то обычно гостил у Мордека. Кузнец, время от времени, исполнял заказы ремесленника, ставя заплаты на котелки и тому подобное. Но и Лорн был мастером. Он также восстанавливал треснувшую или прохудившуюся посуду, делая работу, которая не поддавалась рукам Мордека. Он имел при себе набор крошечных инструментов и клепал изделия почти без швов. Обычно, занимаясь ремонтом очередного кувшина для пива или воды, Лорн любил сопровождать свою работу шутками или песнями, а так же обсудить сплетни и новости.

О последних событиях, происшедших на юге Киммерии он не знал и услышал новости только по прибытии в Датхил. Еще, ведя своего осла к кузнице, Лорн начал кипятиться.

– Подумать только! Кром! Аквилонское войско в Киммерии! – возмущенно выкрикнул он, едва переступив порог. – Аквилонские солдаты! Что они здесь делают? Почему вы не выгоните их? – его голос звучал так, будто в напасти он обвинял лично кузнеца.

Мордек оторвался от заточки конца железного штыря.

– Что они здесь делают? – переспросил он хриплым голосом. – Свалились вдруг на наши головы, чтобы захватить новые земли. Почему мы их не прогоним? Так ведь пробовали. Но они разбили нас, и в настоящий момент могут делать все, что им заблагорассудится.

– Плохи дела, – вздохнул Лорн, низкорослый, тощий человек с отвислыми пегими усами. – И какой позор! Они остановили меня и рылись в вещах, как будто я какой-нибудь воришка. Они, вполне, могли бы даже ограбить и убить меня, и кто бы с них за это спросил? Вести об аквилонском вторжении еще не достигли севера, где проживает мой клан.

– Теперь ты можешь донести эти новости до своих, когда отправишься назад, – сказал Мордек и Лорн согласно кивнул. – Эй, Конан! – крикнул кузнец и повторил еще громче – Конан!! Куда запропастился мальчишка? А, ты уже здесь… Принеси гость что-нибудь поесть и кружку пива, видишь, он с дороги.

– Конечно, отец, – Конан склонил голову. – Добро пожаловать, Лорн, – юноша заспешил в заднюю часть дома.

Взгляд ремесленника проследовал за ним.

– Он уже догнал меня в росте. Сколько ему лет? Пятнадцать?

– Двенадцать.

– Кро-ом! – протянул удивленно коробейник. – Эдак, он скоро перерастет тебя самого на два, а то и три дюйма, прежде чем окончательно созреет.

– Я знаю, – Мордек понизил голос: – Я всеми силами старался препятствовать ему, присоединиться к ватаге, которая сражалась с захватчиками. Он-то сам считает себя давно мужчиной.

– Я могу его понять, – сказал Лорн. – Все-таки, как же случилось, что вас разбили в пух и прах? Такого я не припомню на своем веку.

– Мы не бросили достаточно воинов на открытое пространство, чтобы задавить врага, – хрустнул литыми плечами кузнец, – к тому же, атака их рыцарей явилась для нас неожиданной, а тактика боя непривычной. Кроме того, многие кланы нас не поддержали.

– И теперь, вся Киммерия пострадает от их бездействия, – добавил Лорн.

– Вот и поведай обо всем этом у себя на севере, – сказал Мордек. – Может, тогда все кланы выйдут на борьбу с захватчиками… – тут он прервался и усмехнулся. – Хотя, если бы такое произошло, то могло бы считаться чудом. А когда Кром в последний раз творил чудеса на этой земле? Нет, наш бог не из таких. Он видно считает, что его народ сам способен на чудеса.

Лорн хмыкнул. Он не стал возражать Мордеку. Ни один киммериец не мог сказать, что его бог хоть в чем-то помог ему или обеспокоился его делами. Так, что кузнец был прав, относительно того, что строгое божество мешается на этот раз в людские дела. Скорее всего, он опять оставит народ наедине со своими проблемами.

Его размышления прервал приход Конана, который нес деревянный лоток с овсяными лепешками, жаренными свиными ребрышками и парой кружек пива для гостя.

– Спасибо тебе, парень, – поблагодарил Лорн и вдруг воскликнул: – А, хозяйка Верина! Я знаю, что ты тяжело больна. Не следовало ей суетиться ради меня.

– Не тревожься, Лорн, – откликнулась из-за спины Конана его мать.

Мгновение спустя, она зашлась в кашле. Ее лицо пошло пунцовыми пятнами, а на губах повисла розоватая пена.

– Возвращайся в кровать, Верина, – рыкнул Мордек и залпом осушил пивную кружку. – Лорн прав. Не делай того, что для тебя тяжело. Не ухудшай свое состояние.

– Я все еще могу исполнять часть работы по дому, – сказала Верина не без гордости.

Кузнец заскрипел зубами со смесью гнева и отчаяния. Его жена была готова пожертвовать здоровьем и жизнью, только бы отстоять свою точку зрения. Она всегда была такой, и в прошлые годы, когда болезнь еще не овладела ею. Мордеку иной раз казалось, что Верина пользуется своей слабостью, как оружием против него там, где сил не хватало. Но он хранил свои мысли в себе. Если бы кузнец говорил ей все что думает, то это еще больше разожгло бы разногласия между ними. Поэтому он и старался проводить больше времени вдали от дома.

Его частые отлучки, конечно, только усиливали близость между матерью и сыном. Когда Верину скрутил новый приступ кашля, Конан с тревогой спросил:

– С тобой все в порядке, мама? Может, тебе помочь?

– Займись гостем, пожалуйста, – отмахнулась она. – Я пока в состоянии позаботиться о себе.

– Конан насупил брови, но промолчал. Он повиновался ей охотнее, чем отцу. Мордеку же, при первой возможности, юноша старался продемонстрировать свою силу воли. Кузнец тоже скривился, но по другой причине. Он знал, что Верина не будет лишний раз демонстрировать свою хворь сыну, в отличие от мужа, чем она и занималась на протяжении долгих лет. Мордек просто сожалел, что в кружке кончилось пиво.

– Лучше, поделитесь со мной мыслями относительно того, как освободиться от проклятых аквилонцев, – подал голос Лорн, чтобы разрядить обстановку. – Когда я вернусь на север, мне зададут много вопросов, и я должен буду суметь на них ответить.

Прежде, чем Мордек успел открыть рот, Конан сказал:

– Не только солдаты пришли в Киммерию. Сюда приехали поселенцы вместе с женами и детьми. Они собираются отнять у нас земли остаться здесь навсегда.

– Он правду говорит, – проворчал Мордек, вставая с табурета, и сердито бросил жене: – Если не хочешь ложиться в постель, по крайней мере, присядь. Конан, принеси матери пива. Возможно, это предаст ей немного сил.

Ради возможности помочь матери, Конан беспрекословно подчинился словам отца. Он метнулся на кухню, чтобы налить пива. Верина с неохотой села на табурет, который освободил для нее Мордек. По мнению кузнеца, она вряд ли бы так поступила, находись в доме только ее муж. Она бы упрямо оставалась стоять на ногах, пока не рухнула бы на пол, что, вероятно, не заставило бы долго ждать. Однако в присутствии гостя, женщина не стала в открытую препираться с мужем.

– Вот, мама, пожалуйста, – Конан вернулся с полной кружкой.

– Спасибо, сынок, – Верина произнесла эти слова с нежностью, которая давно не распространялась на Мордека.

Тем временем, Лорн поглощал пищу с жадностью, поскольку действительно давно не ел и был очень голоден.

После того, как от еды остались только крошки, да несколько обглоданных костей, он облизал пальцы и вытер их об штаны.

– Благодарю вас за вашу доброту, – поклонился он стриженой головой. – Вы остались примером гостеприимства даже в столь трудные времена. Пусть меня заклюют вороны, если я знаю, чем вам отплатить.

– Твоей компании вполне достаточно, – сказала Верина, настроенная не заострять внимания на проблемах.

Но Мордек тряхнул головой.

– Если хочешь отблагодарить, то расскажи подробно обо всем, что тут произошло в родных местах, чтобы остальная часть Киммерии поучилась на нашем примере и сделала выводы.

– Я и сам бы так поступил, – сказал ремесленник. – И я с удовольствием теперь сделаю это также для вас. Слово чести.

По указанию Мордека, Конан принес для гостя подушку и одеяло, чтобы Лорн смог растянуться возле горячей печной кладки, сохраняющей тепло в течение всей ночи самого утра. Юноша отдал свою подушку, но не сожалел об этом. Лорн не должен испытывать неудобство в их доме. Гостеприимство по отношению к друзьям было столь же важным, как и месть врагам.

Жажда этой мести кипела в крови Конана, когда он лежал на своем узком ложе. Он представил себе, что граф Стеркус забавляется с Тарлой, также как с той девушкой из Росиниша. В своих мечтах, он убивал своей рукой и Стеркуса и всех остальных аквилонцев, пришедших с ним. Такие кровавые видения помогали ему заснуть не хуже, чем игрушки детям в цивилизованных странах.

Мордек также не мог заснуть.

Интересно, что будут делать киммерийцы с севера, когда узнают, что их южные сородичи попали в зависимость от Аквилонии? Кузнец надеялся, что такие вести сподвигнут их бросится спасать соотечественников. Но это только его надежды. А сколько в них правды? Остальные киммерийцы вполне могут посчитать, что соседи оказались слабаками, которые сами заслужили все то, что с ними произошло. Как и их Бог, люди из этой страны не терпели проявление слабости и безволия.

Все же, Мордек возлагал надежды на врожденную любовь каждого варвара к свободе. Когда другие киммерийцы, видя, как часть их земли попадает под пяту короля Нумедидеса, могли бы задуматься о том, что и остальные земли постигнет та же участь. Вероятно, они захотели бы сначала убедиться, что подобное бедствие минут их самих. Конечно, именно так и будет. Или иначе?

Терзаемый сомнениями, кузнец долго кряхтел и ворочался, пока сон, наконец, не сморил его.

Глава 5. Волки и Демон

има рано пришла в Киммерию, впрочем, как и обычно. Ледяные ветры дули с севера, со стороны Ванахейма и Асгарда. В это время часто случались набеги рыжих и светловолосых волков на двух ногах, которые периодически совершали вылазки в Киммерию, в поисках наживы. Иногда, людям из южных кланов приходилось помогать северным сородичам, отбивать атаки мародеров, даже более диких и необузданных, чем сами киммерийцы. Теперь же, в связи с оккупацией аквилонцами южных земель, северянам пришлось бы в случае опасности рассчитывать на собственные силы.

Пока, однако, вестей о нападении асиров или ваниров не поступало в Датхил. С севера, одна за другой, долетали только снежные бури, укутывающие кусты и деревья белым покрывалом. Охотиться стало непросто. Даже простое перемещение по глубокому снегу давалось с трудом. В суровую зимнюю пору люди, в основном, жили за счет летнего урожая, надеясь, что его запасов хватит до весны, и что не придется трогать зерно для посева, чтобы не умереть с голоду.

Для тех же, кто не кормился непосредственно от полей, как, например, семья Конана, зимнее время становилось и вовсе тяжелым вдвойне. Что если у людей не окажется достаточно ржи и овса, чтобы заплатить Мордеку за работу? Что тогда будет есть семья кузнеца? Раньше нередко случались голодные зимы, вот и эта обещала быть такой же.

Несмотря на глубокий снег, Конан выходил на охоту при первой возможности. От холода его спасали штаны из овчины и куртка из волчьих шкур, которые добыл его отец. Теплая шапка – ушанка, выделанная из тех же шкур, прикрывала голову юноши. Валенки были не по размеру большие, но он напихал туда мягкой шерсти, и они хорошо сидели на ногах.

Но даже при всем этом, ледяной холод пробрал его до костей, как только он покинул кузницу. Казалось, мороз особенно больно кусался после домашнего тепла. Изо рта молодого киммерийца вырывались клубы пара.

– Собрался на охоту, Конан? – спросила дочь ткача Тарла, которая ведром зачерпывала чистый снег, чтобы тот, когда растает в доме, превратился в питьевую воду.

– Да, – кивнул он, и даже одно это слово показалось ему длинной речью.

– Тогда удачи тебе, – сказала девушка, и ее лицо осветилось теплой улыбкой.

– Благодарю, – Конан смутился, опять коротко кивнул и заспешил к лесу.

Рядом с Датхилом раскинулся лагерь, полный боссонцев и гандеров. Сейчас он казался гораздо более приспособленным к погодным условиям, чем деревня. Часовые стояли на страже за частоколом, возле утепленной будки, заменившей летнюю палатку. Один из них приветливо помахал Конану, но он сделал вид, что не заметил. Ответный жест с его стороны мог расцениваться, как признание дружеских отношений с захватчиками.

Юноша не долго пробыл в лесу, когда послышались голоса ненавистных аквилонцев. Он тихонько прокрался между деревьев на звуки. Оказалось, что телега с продовольствием, вышедшая из Форта Венариум к лагерю возле Датхила, увязла в снегу.

– Не делай этого! – кричал охранник, поскольку возница поднял кнут, чтобы подхлестнуть лошадей. – Разве ты не видишь, что мы сначала должны расчистить путь?

– Митра! Пусть сами справляются, – возразил кучер. – Почему я должен за них работать? Этот проклятый климат не пригоден даже для скотины и варваров, не говоря уж о честных людях!

Конан не все понял из их разговора. Его знания языка захватчиков были далеки от совершенства. Хотя, и то, чему он успел нахвататься за несколько месяцев, урывками, было достойно удивления. Тем не менее, в главную суть он вник. В горле его родилось рычание. Юноша потянулся к колчану, висевшему за спиной. Он и сам не знал, возникло ли у него желание застрелить возницу за презрительные слова в адрес киммерийцев, или просто за грубое поведение.

Все же, он не стал лишать солдата жизни. Ни кучер, ни охранник так и не узнали, что были на волосок от смерти. Им было невдомек, что, презираемый ими варвар стоял в двух шагах и мог их с легкостью уничтожить, однако сдержал свой порыв. Конан бесшумно скользнул в чащу. Он уходил все дальше, выискивая дичь, а не людей.

Пуночки щебетали в вышине, на ветках деревьев. Они были одними из тех немногих птиц, которые не улетели в теплые края, с наступлением зимы. И Конану это нравилось. Как всякий хороший охотник, он мог выслеживать их часами. Они имели белый окрас и были почти не заметны на снегу. Только когда они взлетали, их выдавали черные концы крыльев. Тем самым, они напоминали белых горностаев, имевших черную кисточку на хвосте и такой же нос.

Жареные пуночки вполне годились, когда живот подводило от голода. Юноша предпочитал ловить их сетью, чем стрелять на излете. Птицы были быстрыми и проворными летунами. К тому же, тела их не большие, и потеря стрел вряд ли возместит сомнительную выгоду за количество мяса в тушке.

Юноша пошарил взглядом вокруг. Ему нужен был сейчас даже не горностай, а другие животные, которые в большинстве своем тоже побелели к зиме. Упитанные зайцы и куропатки, пирующие сосновыми и еловыми шишками. Мелькнувшие мимоходом, косые черные глаза зайца так же, как и темное оперение хвоста куропаток являлись хорошим сигналом для охотника. В зимнее время мясо куропаток становилось менее вкусным, чем летом, но для голодного человека и такое сгодится, тем более что выбор невелик.

Однако зимой не только человек становится менее разборчивым. Скоро Конан понял, что из охотника сам превратился в преследуемую жертву. В течение дня, он несколько раз слышал завывание волков. Правда, вдалеке так, что не было повода для тревоги. Но слишком рано он успокоился. Вой слышался все ближе, и юноша с ужасом понял, что стая вышла на его след.

Первым порывом молодого киммерийца, как и у всякого преследуемого существа, было желание нестись как ветер в поисках укрытия. И он побежал, поскольку прекрасно знал повадки охотников. Волки бегали гораздо быстрее людей. И любой человек, который думал иначе, был обречен.

Все же Конан не убегал сломя голову и не расходовал понапрасну сил. Его глаза искали подходящее место, где можно хоть как-то противостоять диким зверям, для которых он представлял лакомый кусок. И вскоре ему повезло. Конечно, если б юноша удирал без оглядки, то, возможно, так ничего бы и не заметил на своем пути.

Два валуна, оба выше человеческого роста, склонились друг к другу таким образом, что представляли узкую арку, способную защитить с боков. Прямо возле одного из сквозных отверстий росла высокая ель, к стволу которой Конан прижался спиной. У него были лук и стрелы, а также отцовский, длинный нож на поясе. У волков имелись когти и острые зубы. По врожденной свирепости противники могли поспорить друг с другом.

Звериное рычание сменилось высокими, возбужденными завываниями, когда волки поняли, что загнали жертву в западню. Первый волк бросился на юношу, взбивая лапами рыхлый снег. Красный язык вывалился из пасти, с желтоватых клыков капала слюна. Янтарные глаза зверя горели ненавистью и голодом.

Вожак стаи прыгнул и тут же выстрелил Конан. Он выпустил отравленную стрелу, натянув лук до отказа. Ему было необходимо поразить зверя наверняка. Яд оказался такой сильный, что волк без звука покатился по снегу. Он умер раньше, чем достиг земли. Его дымящаяся кровь, толчками вытекала из раны.

Следующая стрела вылетела за первой, менее чем через один удар сердца, посланная твердой рукой, закаленной работой в кузнице. Она вошла почти по самое оперение в глаз волка, ближайшего к вожаку. Он также умер мгновенно. Третий выстрел поразил еще одного волка, однако не смертельно. Этот зверь, скуля от боли, пополз прочь от человека.

Конан выстрелил еще три раза. В результате смерть настигла еще одного противника, другой оказался ранен, а третья стрела не нашла цель и пропала бесследно. Некоторые, из оставшихся в живых, накинулись на трупы и принялись рвать клыками тела собратьев. В это голодное время года любое мясо оставалось мясом. Снег вокруг побурел от крови. Конан смог уложить точными выстрелами еще двоих волков, когда те жадно пожирали сородичей.

Но некоторые, сосредоточили свое внимание на человеке. Один из них прыгнул на него через труп вожака, пока Конан доставал новую стрелу. Человек, выросший в цивилизованной стране, скорее всего, продолжил бы тянуться к колчану, даже сознавая, что не успеет. Или заколебался, прежде чем бросил бы лук и схватился за нож.

Однако Конану были чужды колебания и сомнения. Руководствуясь инстинктом варвара, он молниеносно выхватил нож из ножен и ударил волка в тот момент, когда зверь вцепился в него. Зловонное дыхание вырывалось из пасти, тянущейся к горлу юноши. Одной рукой молодой киммериец отстранял от себя страшную морду, одновременно нанося яростные удары ножом снова и снова, куда попало, пока его правая рука не обагрилась кровью по локоть.

Внезапно, волк решил, что больше не хочет сражаться, и попробовал вырваться. Но слишком поздно. Его лапы уже не держали вес тела. Он обмяк и безжизненно привалился на Конана, увлекая его за собой на землю.

Сын кузнеца отбросил труп в сторону и вскочил на ноги прежде, чем другие смогли напасть на него. Он снова взялся за лук и стрелы, готовый если и умереть, то принять смерть в битве.

Но волки получили достаточно. Те, кто выжили и избежали ран, унеслись прочь в поисках более легкой добычи. Боевой клич Конана наполнил притихший лес радостью победителя. После, он добил двух раненных зверей, которые все еще корчились на снегу. А затем, занялся снятием шкур с тех, кого не успели до конца пожрать товарищи. Кроме того, молодой варвар вырезал несколько кусков плоти. Лютой киммерийской зимой не приходилось особо выбирать, и он был рад поживиться даже худшим, чем мясо волка.

Обремененный добычей, он шел домой. И возвращение в Датхил казалось ему более тяжелым, чем поход из деревни в лес. Он застревал в сугробах, с трудом выбираясь на наст. Несмотря на холод, юноша весь покрылся потом под меховой одеждой, пока, наконец, не достиг дома. От высокой температуры, царящей в кузнице у Конана, только что пришедшего с мороза, даже закружилась голова.

В это время, Мордек наносил удары молотком. Он трудился над железной подставкой под дрова, придерживая ее на наковальне чугунными клещами. Кузнец, обернулся, когда Конан ввалился в дверь.

– Здоров ли ты, парень? – спросил он озабоченно, в его голосе звучала тревога.

Конан удивленно посмотрел на себя. Он сначала и не понял, что с ног до головы был заляпан кровью.

– Это не моя кровь, отец, – с гордостью объявил юноша и стал складывать перед собой на полу шкуры и волчье мясо.

Мордек молча следил за его действиями. Только когда его сын закончил, он спросил:

– Неужели ты сам расправился со всеми ними?

– Кром! Конечно, сам! – воскликнул Конан и сбивчиво поведал отцу про сражение со стаей; энергии в тот момент из него вышло не меньше, чем во время схватки.

После того, как Конан закончил свой рассказ, его отец долго молчал. Когда он, наконец, заговорил, то обращался больше к себе, чем к сыну:

– Возможно, я был не прав…

Глаза Конана округлились. Он никогда не слышал от отца ничего подобного.

– Когда мы снова соберемся на войну, я не буду пытаться удержать тебя, – продолжил Мордек, поворачиваясь к сыну. – Нельзя судить о некоторых вещах по их внешнему виду.

От этого признания Конану захотелось вновь победно закричать. Даже громче и торжественнее, чем когда волки, поджав хвосты, убегали от него в лес.

– Я убью аквилонцев, – сказал юноша. – Убью и разграблю их лагерь.

Его отец задумчиво разглядывал свернутые, заиндевевшие шкуры и куски сырого мяса на полу.

– Может, так и случиться, – пробормотал он. – Я от своих слов не отказываюсь. – А пока, – Мордек тряхнул головой, – спрячь добычу в снегу за домом. Это сохранит мясо и шкуры от разложения.

– Хорошо, отец, – сказал Конан, нагибаясь. – Только кроме волчьей плоти ничего больше нет…

– Все лучше, чем ничего, – прервал его кузнец. – Если потушить это мясо в горшке достаточно долго, то оно потеряет большую часть неприятного запаха. И еще, Конан… – добавил он, – когда вернешься – хорошенько помойся. В крови не только твоя одежда.

Конан любил мыться не больше любого другого подростка его возраста, но согласно кивнул. Он сам чувствовал, что насквозь тяжелым запахом крови. Неся мясо по двору, он услышал звон железа. Это Мордек заталкивал подставку в печь, чтобы еще раз раскалить. Скоро молоток кузнеца застучал вновь. Работа продолжалась.

* * *

Поле, расчищенное впопыхах, не могло прокормить Мелсера и его семью в достаточной мере в течение их первой зимы на земле Киммерии. Но поселенец и не ожидал другого результата. При переезде на север, он прихватил с собой все серебро, что накопил. Деньги были спрятаны в крепкой железной коробке, закопанной под земляным полом домика, построенного фермером, и ждали своего часа.

Теперь часть того серебра звенела в мешочке у пояса, когда Мелсер вел одного из своих волов к быстро растущему городку вокруг Форта Венариум. Он был вооружен довольно длинным копьем. На его бедре покачивался кинжал, похожий скорее на небольшой меч. Может, окрестные варвары и казались запуганными, но не находилось глупцов, поверившим в их покорность. Сам Мелсер дураком себя не считал. Некоторые поселенцы тоже были не прочь воспользоваться слабостью ближнего, только он не собирался никому давать шанса поживиться за его счет.

Снегопада не было уже несколько дней. И уже достаточно много людей утоптали дорогу. Хотя шагать по мерзлой земле, занесенной снегом, являлось не очень приятным занятием, но все равно более легким, чем, если бы дорога представляла собой непроходимое болото. Мелсер уверенно двигался вперед, готовый к возможному нападению диких животных или не менее диких людей.

Несколько всадников скакали к нему с севера. Их кольчуги позвякивали в такт копытам лошадей. Фермер, на всякий случай, поудобнее перехватил древко копья. Однако один из них миролюбиво помахал, а другой, коснувшись рукой края остроконечного шлема, сказал:

– Пусть Митра бережет тебя в пути, незнакомец.

– Пусть и вас он хранит, – ответил Мелсер.

Оба всадника еще раз помахали ему уже на ходу. Скоро цокот копыт стих вдали, и фермер побрел дальше своей дорогой, подгоняя вола.

Увидев Венариум, город, названный в честь форта, Мелсеру захотелось протереть глаза. Когда он посещал эти места в последний раз, то поселение было в разы меньше. Теперь же, оно выросло, по крайней мере, до размеров крупного городского рынка, где-нибудь в Гандерланде. Новые дома и склады появились, как грибы после дождя.

Когда фермер входил в городок, то встретил аквилонского рыцаря, который нес новое седло из шорной мастерской. Раньше здесь ничего подобного не существовало. По соседству, кузнец в кузнице подковывал лошадь. Та возмущенно фыркала, когда он забивал гвозди в ее копыта.

– Успокойся, моя красавица. Ты же знаешь, что это не больно, а я скоро управлюсь, – утешал ее кузнец, продолжая работу.

После его слов, лошадь действительно притихла. Так же, как и женщины, животные любили мужскую ласку.

Одна из жительниц города, выглядевшая слишком богатой, чтобы быть женой простого крестьянина, торговалась с хозяином лавки тканей из-за отреза парчи. Возможно, она приходилась женой другому торговцу, а может, даже офицеру, который вывез свою супругу с далекого юга. Лохматый киммериец, закутанный в шкуру барса, спускающуюся до колен, нес рубашку блестящего зеленого шелка. В такой не стыдно было бы предстать пре дворе короля Нумедидеса. Странным же образом варвары приобщались к цивилизации!

Завидев киммерийца, Мелсер сжал пальцы на древке копья. Но северянин пребывал отнюдь не в воинственном настроении. Радуясь покупке, он улыбнулся гандеру и пошел дальше. На лице фермера тоже невольно появилось подобие улыбки. У себя лесу, Мелсер не доверял варварам, после памятной встречи с юношей по имени Конан, хотя тот и не причинил ему явного вреда. Здесь же в Венариуме, даже взрослый дикарь казался не опасным.

Так считал Мелсер, пока не завернул за угол и не увидел пьяного вдребезги киммерийца. Варвар лежал на спине возле двери в таверну и смотрел на мир мутным, безразличным взглядом. Рядом с ним, валялся в луже блевотины светловолосый гандер. Фермер сокрушенно покачал головой. Может, Венариум и приобщал варваров к цивилизации, но также ввергал цивилизованных людей в варварство.

Пройдя мимо, Мелсер постучал в дверь к мельнику. У него он купил муки, в мешках из грубой холстины. Навьючив мешки на спину вола, фермер подстегнул животное, и оно покорно двинулось в путь. А как же иначе? Это всего лишь подневольная скотина. Вот Мелсер не раб и гордился своей свободой.

На углу он остановился, пропуская солдат, которые вели закованных киммерийских пленников к Форту Венариум. Они станут рабами либо здесь, либо на акилонских рудниках. Короткая их ждала жизнь. Короткая и невеселая. Различие между волом и варваром состояло в том, что первый никогда не пробовал вкуса свободы, а так – разница не большая.

В магазинчике, торговавшем всякой мелочью, Мелсер приобрел прекрасные железные иглы для жены. Эвлея извела все, что захватила из Гандерланда и поговаривала об изготовлении костяных. Он также купил ей пакетик с сухими лепестками розы, в качестве благовония. В вечно промозглой Киммерии, сушка цветков выглядела пустым делом.

Потом фермер собирался разжиться небольшим количеством приправ для улучшения повседневной пищи. Эти специи проделали долгий путь из Иранистана в Аквилонию, а после и сюда. Но, узнав их стоимость, он схватился за голову. Продавец лишь пожал плечами.

– А как по твоему? Я продаю товар, который сохранил от бандитов и жадности правителей. Поэтому ты платишь мне за все неприятности и поборы, произошедшие по дороге в эти края, – сказал он.

– А сам-то ты, сколько за них заплатил? – поинтересовался Мелсер.

– Безусловно, меньше, чем объявляю сейчас. И если подумаешь иначе, то ошибешься. Нигде в звездах не записано, чтобы я торговал себе в убыток, и мне неразрешено зарабатывать на жизнь, – объявил торгаш.

Он оставил Мелсеру время на размышления. Но фермер после такой откровенности был не расположен, спорить и препираться с ним, поэтому сразу спросил:

– А сколько стоит и есть ли перец с корицей в других лавках поблизости?

– Иди и ищи, друг мой. Пусть тебе сопутствует удача, – сказал продавец. Тебе повезет, если ты вообще их найдешь. Но если все же отыщешь и даже дешевле, чем у меня, то я возмещу тебе разницу в цене.

Эта речь убедила Мелсера не тратить попусту время на поиски. Он повел своего вола вниз по улице, на которой находился трактир, но не было пьяниц разных национальностей, валяющихся снаружи. Фермер привязал животное к опорному столбу у входа, затем шагнул вовнутрь и заказал кружку пива. Он сел так, чтобы можно было наблюдать за волом. На спине скотины возвышались лишь мешки с мукой, все остальное, более мелкое, он забрал с собой. Но даже без поклажи, вол мог представлять соблазн для воров.

Расправившись с первой кружкой, гандер тут же попросил следующую. Когда же и она опустела, к нему подошла пригожая служанка с широкой, выжидающей улыбкой. Но он не стал брать еще одну, а просто встал и вышел из кабачка. Улыбка мигом сползла с лица служанки, и она отпустила ругательство в его след. Сделав вид, что не расслышал, Мелсер отвязал вола и двинулся в обратный путь.

Он шел по лесу и находился в пределах мили от дома, когда стрела просвистела мимо его уха и вонзилась в ствол ели, справа от него. Гандер стиснул копье и посмотрел в том направлении, откуда вылетела стрела, но ничего не разглядел. Кругом стояла тишина. Кто же тогда стрелял? Неужели бесплотный дух натянул лук? Если бы какой-то разбойник хотел его убить, то не остановился бы на одном выстреле.

После нескольких попыток лазания по сугробам, до фермера донесся чей-то смех. Неожиданно из-за сосны появился Конан, со снегоступами на ногах.

– Зачем так скачешь, – крикнул он на плохом аквилонском. – Ты прыгать высоко! – юноша засмеялся и повторил прыжок, тем самым больше разозлив поселенца.

– Еще бы не подскочить! – заорал Мелсер. – Ты мог убить меня, сукин сын!

– Если б хотел, да, – кивнул невозмутимо Конан. – Но не убил. Слишком просто.

Он добавил еще что-то на своем языке, затем нахмурился, ища подходящие слова. Потом оживился – нашел:

– Так, забава. Забава – это слово?

– Да, забава – это слово, – зарычал Мелсер. А ну-ка иди сюда, паршивец и я надеру тебе зад. Митра! Я проучу тебя, проклятый дикарь!