Текст книги "Конан в Венариуме"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Конан не нашел подходящего ответа, чтобы не разразиться самыми мерзкими ругательствами, которые знал. В это время с другой стороны улицы раздались восклицания седовласой женщины:

– Почему он говорит совсем молодой девушке то, что ей еще не рано слушать?

– Ты сама знаешь, Груч. Не хуже моего! – откликнулась ее товарка.

Обе, словно куры, принялись кудахтать.

Их пронзительные крики ужаснули Конана чуть ли не больше, чем визит в Датхил Стеркуса. Щеки Тарлы раскраснелись, будто спелые яблоки. Дочь ткача юркнула в дом и захлопнула дверь. Ее поспешный уход только усилил кудахтанье женщин. Конан не дрогнул ни перед змеей, ни перед волками, ни перед аквилонским рыцарем. Но женщины из его собственной деревни были другим делом. Он тоже поспешил ретироваться, а соседки, ничего не замечая вокруг, все продолжали тараторить.

Отец Конана занимался заточкой ножа, когда сын зашел в кузницу. Не отводя взгляда от точильного круга, Мордек сказал:

– Рад, что ты вернулся. За домом лежат дрова, которые надо поколоть.

Дрова на тот момент заботили Конана меньше всего.

– Мы должны перебить всех проклятых аквилонцев, что топчут нашу землю! – выпалил он.

– Думаю, на днях мы приложим все усилия для этого.

Мордек отвел лезвие ножа от точила и снял ногу с педали привода станка.

– А чего это ты стал рвать и метать, словно огнедышащий дракон из северной тундры?

– Неужели сам не знаешь, отец? – удивился Конан. – Разве ты не видел того самого проклятого графа Стеркуса, который недавно проезжал мимо нашей двери?

– Я действительно заметил какого-то аквилонского рыцаря, – Мордек пристально посмотрел на сына, глаза его сузились. – Ты хочешь сказать, что это был сам их командующий?

– Да, именно он, – кивнул Конан.

Его отец помрачнел.

– Надеюсь, ты не попался ему на глаза? Помниться, даже офицер из лагеря аквилонцев предупреждал нас остерегаться этого человека.

– Попался. Он даже знает, что я немного говорю на его языке, – опустил голову сын.

– Может, это не обернется для тебя серьезной неприятностью, – предположил кузнец. – О твоих способностях уже знают некоторые аквилонцы. Да и кое-кто из захватчиков в небольшой степени овладели киммерийской речью.

– Этот Стеркус, в отличие от других, овладел слишком хорошо, – сказал Конан.

– Да уж, плохие новости, – еще больше нахмурился его отец. – Обычно, аквилонцы используют наш язык, когда собираются что-нибудь у нас отобрать.

– Он говорил, – с трудом выдавил из себя Конан. – Он говорил с дочерью ткача.

Юноша специально не назвал Тарлу по имени, чтобы отец не решил, что судьба девушки волнует его больше, чем судьба любой другой в Датхиле.

– Кром! И что он? – Мордек стал мрачнее тучи.

По тому, как он смотрел на сына, Конан понял, что его тайные чувства никакой не секрет для отца.

– Если Стеркус заигрывал с Тарлой, то мне необходимо предостеречь Баларга, – продолжил кузнец. – Этот человек, по словам капитана Тревиранаса, прославился растлением девушек, хотя я раньше не мог подумать, что его взгляд остановится на слишком юной девочке, такой как она. А теперь, кто знает? Если кто-нибудь уже провалился в болото, и ему там понравилось, захочет ли он вылезать из трясины?

Конан не разбирался в таких тонкостях. Он весьма смутно представлял, что значит «растление». Для него было важно только, как Стеркус смотрел на Тарлу и что ей говорил. Ему решительно не нравилось ни то ни другое.

– Ты считаешь, что после вашего разговора Баларг велит ей держаться подальше от аквилонца? – спросил он.

– Я надеюсь на это, – ответил Мордек. – Будь она моя дочь, я бы так поступил. Однако Баларг свободен в своем выборе, как любой из нас. Хотя, какая там свобода под ярмом Нумедидеса! В общем, пусть сам выбирает. Главное, чтобы он узнал правду.

Кузнец взглянул на нож, лежащий на раме точильного станка. Лезвию все еще требовалась дальнейшая заточка. Он вздохнул, и вышел на улицу, направляясь к жилищу ткача.

Мордек возвратился довольно скоро, но Конану его отсутствие показалось вечностью.

– Ну что? Все в порядке? – спросил юноша с нетерпением.

– Он уверял, что сделает все, что в его силах, – пожал плечами кузнец. – Правда, я так и не понял, что он имел в виду. Да и думаю, Баларг сам не знает. Ткач не в состоянии сторожить Тарлу дни и ночи напролет. Есть еще работа, равно как и у всех в Датхиле.

Если бы от Конана хоть что-то зависело, то он заставил бы Баларга завернуть Тарлу в одеяла и спрятать подальше в кладовой. Чтобы глаза Стеркуса никогда бы не смогли увидеть ее снова. А как же он сам? Тогда девушка будет скрыта и от его глаз. В туманной, вечно сумрачной Киммерии солнце редко баловало своим сиянием, и юноша дорожил каждым лучом света. Для него возможность видеть Тарлу, было сродни такому лучу, льющемуся с чистого неба.

Мордек положил ему на плечо свою тяжелую ладонь.

– Не стоит беспокоиться раньше времени, – сказал кузнец. Может, завтра Стеркус подыщет себе девчонку в другой деревне, или даже утешиться какой-нибудь аквилонской шлюхой, и больше не заглянет к нам.

– Если он тронет Тарлу, то я убью его своими руками, – с отчаянием в голосе пообещал Конан.

– Если он притронется к Тарле, то каждый мужчина в Датхиле захочет его смерти, – сказал Мордек. – А если ты увидишь, что он прислал кого-то еще за твоей подружкой, то, как поступишь?

– Кто бы это ни был, ему конец, – сказал юноша.

* * *

Всякий раз, когда Конан ходил в лес на охоту и стрелял из лука, он представлял, как стрела вонзается в холеное, с аккуратной бородкой лицо Стеркуса. Видение воображаемого отверстия между темных глаз аквилонца, заставляло целиться его особо тщательно.

Птицы щебетали на ветвях хвойных деревьев. Повсюду на ветках, Конан мазал специальным клеем. Конечно, он надеялся на жирных рябчиков, но если попадется что-нибудь еще, то и этому будет рад. Пища всегда остается пищей. Юноша подходил к охоте с прагматизмом варвара и без излишней жалости.

Он не наведывался к ферме Мелсера с тех пор, как Стеркус посетил Датхил. Конан, даже в глубине души, не хотел признавать, что стал испытывать что-то похожее на симпатию к гандеру. Сама мысль о возможной дружбе с любым из захватчиков была отвратительна ему. И визит Стеркуса в деревню только подчеркнул, что между теми, кто незвано пришел в Киммерию и теми, кто живет здесь испокон веков, никогда не сложатся теплые отношения. Может, у себя на родине Мелсер и считался хорошим человеком и надежным товарищем. Только на земле Конана он стал вором и мародером.

Молодой варвар шел через лес, чуть в стороне от звериной тропы, когда услышал треск сучьев где-то позади. Он достал стрелу и приготовился стрелять. Кто там может шуметь? Обычно, олени отличались осторожностью и не объявляли о своем присутствии.

Прислушавшись, он понял, что это никакие не олени. Также это не был один из соплеменников Конана. Киммериец не станет лезть сквозь чащу напролом. Сын кузнеца недобро усмехнулся. Что может быть лучше, чем слежка за аквилонцем, забредшим в лес. Конан подумал, что врага можно и пристрелить. Правда, отец запретил ему это делать. И поступил мудро, поскольку тогда Датхил дорого заплатит за убийство.

Скоро, среди деревьев показалась фигура человека. Конан узнал в ротозеи, гандера по имени Хондрен. Губы юноши презрительно скривились. Ему всегда не нравился этот грузный, приземистый человек. Солдат был груб и сыпал проклятия всякий раз, когда заходил в Датхил. Он ругался и отвешивал подзатыльники всем мальчишкам, не успевшим вовремя уступить ему дорогу. Правда, он никогда не поднимал руку на Конана, но и тот, в свою очередь, не попадался на его пути. Проучить гандера было бы удовольствием.

Продираясь через чащу, Хондрен выискивал какую-нибудь дичь, но ничего не находил. Да и что он мог найти, если возвещал о своем появление громче армейского барабана, в отличие от киммерийца, который следовал за ним бесшумно, как тень.

В течение часа Конан прилагал все усилия, чтобы не засмеяться вслух над неловким гандером. Он имел возможность пристрелить его сотню раз, а Хондрен бы так и не узнал, кто и за что убил его. Юноша с трудом себя сдерживал, постоянно вспоминая про жестокое наказание для всей деревни, если что-нибудь случится с этим несчастным увальнем.

Хондрен ругался все громче и более грязно, сетуя на отсутствие везения. То, что это являлось следствием его собственного ротозейства, даже не приходило ему на ум. Конану надоело постоянно красться за ним, и он перестал скрываться. Молодой варвар гадал, сколько времени понадобится Хондрену, чтобы заметить его. Однако гандеру требовалось значительно больше, чем ожидал юноша.

Все же, в конце концов, до Хондрена дошло, что он в лесу не один.

– Эй! Кто – там? – грозно зарычал он. – Лучше выходи, собака, а то пожалеешь!

Конана разобрал смех.

– Что? Ничего не ловится? – спросил он на плохом аквилонском, появляясь из-за деревьев.

– Нет. Митра! Кругом ни души, вся дичь попряталась, – лицо Хондрена покраснело от ярости. – И я теперь знаю почему! Зловонный варвар поблизости отпугивает все зверье.

– Я никого не распугал, – Конан рассмеялся еще задорнее. – Я долго следовать за тобой. Ты распугать всех сам.

– Врешь! Ты лжец! – Хондрен отвесил юноше оплеуху, как привык поступать с ребятишками на улице Датхила.

Но они находились далеко от Датхила, и Конан давно не был маленьким мальчиком. Хотя в его ушах звенело от удара, однако это не могло его запугать. Гнев овладел молодым варваром. Он нанес ответный удар, вложив в него всю силу. Да не ладонью, а сжатым кулаком. Голова Хондрена откинулась назад. Кровь ручьем хлынула из разбитого носа. Гандер замигал, приходя в чувство. Зловещая улыбка расползалась на его лице.

– Ты заплатишь за это, свинья, – злорадно произнес он и бросился на Конана, сбивая юношу с ног.

Сын кузнеца сразу понял, что Хондрен не просто хочет наказать его за оскорбление. Гандер будет стремиться забрать его жизнь, и заберет, если не расстанется с собственной. Руки Хондрена жадно искали горло противника. Конан всеми силами прижимал подбородок к груди, чтобы избежать смертельного захвата.

Удар колена в живот, заставил солдата исторгнуть сдавленный хрип. Но Хондрен был все еще силен и главное, весил гораздо больше Конана, который еще не обладал теми мускулами и ростом, что в будущем приобретет без сомнения. Вес гандера угнетал нещадно, и киммерийцу казалось, что противник просто раздавит его своей массой, даже не добравшись до горла.

Слепо шаря рукой по земле, Конан нащупал увесистый камень. В приливе дикой ярости, он схватил его и обрушил на голову Хондрена. По телу врага пробежала дрожь, его руки ослабил хватку. С победным криком, Конан ударил снова и бил до тех пор, пока кровь из рваной раны не залила его всего, а череп гандера не раскололся. Пришелец с юга обмяк и перестал дергаться.

Удостоверившись, что Хондрен не дышит, Конан постоял немного, размышляя о содеянном. Если обнаружится, что к смерти солдата причастен он, то погибнут десять жителей Датхила. Но если Хондрен просто пропадет в лесу без вести – кто скажет наверняка, что с ним случилось?

Решение пришло само собой. Конан подхватил гандера за голенища сапог и, кряхтя, поволок труп к ручью, который струился в лесу на расстоянии менее ста ярдов отсюда. После того, он вернулся на место схватки и тщательно уничтожил все признаки борьбы и следы вокруг. Наконец, работа была закончена, и юноша сомневался, что даже опытный киммерийский охотник распознает в этом месте что-то наподобие поля битвы. Не говоря уж об аквилонцах, которые были плохими следопытами, не чета его народу.

Потом, возвратившись к ручью, он набил камнями штаны, тунику и сапоги Хондрена для того, чтобы труп не всплыл. После чего опустил тело в самом глубоком месте, не менее ярда от поверхности воды. Однако и этого ему показалось мало. На всякий случай, он натаскал достаточно тяжелых валунов и завалил мертвеца, полностью скрыв тело. Кроме того, Конан разворошил мох и хвою в тех местах, где брал камни. Может, кто-нибудь, хорошо знающий ручей, и заметит какие-то изменения, но для постороннего глаза место выглядело вполне обычным.

К тому моменту, когда был наведен порядок, Конан промок с ног до головы. Это только подтолкнуло его снять рубаху, вымочить ее в холодной воде и оттереть пятна крови на теле и одежде. Закончив с последней деталью, юноша, как ни в чем не бывало, продолжил охоту.

Мордек оторвался от работы, когда Конан вошел в кузницу со связкой рябчиков и куропаток.

– Будет вкусный обед, – сказал кузнец и затем бросил внимательный взгляд на сына. – Что с тобой произошло? Ты весь мокрый!

– Я упал в ручей, – ответил Конан.

Заметив его неуверенность, Мордек надвинулся на сына, поигрывая молотком в руках.

– Что с тобой случилось? – повторил он более грозно. – Только сначала обдумай ответ, а то, как бы не пришлось сожалеть, – кузнец поднял тяжелый инструмент, демонстрируя, как именно Конану придется жалеть.

Но его сын не вздрогнул. Глядя Мордеку прямо в глаза, он тихо сказал:

– Я убил в лесу человека.

Кузнец ожидал любого ответа, но не такого.

– Кром! – воскликнул Мордек, хватаясь за голову, однако быстро взял себя в руки. – Это был житель деревни или чужеземец? И что теперь? Кровная месть коснется только нашей семьи или всего Датхила?

– Он был аквилонцем. Той самой скотиной по имени Хондрен.

– О, Кром! – снова воскликнул кузнец и запнулся.

Он встречал, убитого сыном, человека и знал, что тот действительно был скотом. Но также хорошо помнил предупреждение захватчиков: Если погибнет один из них, то десяток киммерийцев отправятся следом, сопровождать его дух в загробный мир.

– Рассказывай, как это произошло. Во всех подробностях. Не утаивай любую мелочь. Ты слышишь меня?

– Да, отец, – кивнул Конан и все рассказал, а в конце добавил: – Я хорошо скрыл труп. Аквилонцы – глупцы и не разбираются в лесу. Не думаю, что они натолкнутся на тело. Скорее всего, они решат, что Хондрен заблудился и сгинул, – сказал юноша, гордясь своей смекалкой.

Тут же от сильного удара, он оказался на полу. Пока Конан пытался встать, кузнец влепил ему еще раз, а после добавил ногой.

– Это тебе напомнит, что не следует хвастать о своих подвигах, где попало, – приговаривал Мордек. Может, тогда аквилонцы и решат, что Хондрен заблудился, и спишут все на несчастный случай. А хвастовство – коварная вещь для мальчика, возомнившего себя воином. Запомни это навсегда, тогда проживешь дольше. Главное – молчание, иначе смерть! Кончились игры. Ты понял?

– Я все понял, отец, – Конан потряс головой, которая гудела, ведь Мордек не сдерживал своих ударов. – После твоей тяжелой руки трудно не усвоить урок.

– У тебя толстый череп, но может, в нем и родятся здравые мысли, – сказал кузнец, усмехнувшись. – Я должен был удостовериться, что твое поведение не вызовет у них подозрения.

– Я буду сдержан, – пообещал Конан. – Я знаю, что сотворил и не собираюсь кричать об этом на улице. Я – не Баларг.

Мордек откинулся назад и расхохотался. Он придерживался таких же мыслей относительно ткача. Хотя, вероятно, и сам Баларг имел не высокое мнение о кузнице. Их обоюдная неприязнь, все же, не мешала им совместно действовать при необходимости. К примеру, касательно аквилонцев.

Но смех скоро умолк. Положив руку на плечо сына, Мордек сказал:

– Ты поступил правильно, когда враг напал на тебя. Теперь остается надеяться на то, что аквилонцы – дрянные следопыты, как ты утверждаешь. Я тоже так думаю.

В ту минуту, произнося эти слова, кузнец очень сожалел, что их бог – Кром никогда не прислушивается к мольбам своих почитателей.

Глава 7. Дочь ткача

огда армия Аквилонии вступила на земли Киммерии, то натолкнулась на непроходимые леса. Не было никакой возможности обойти их, чтобы продвинуться дальше вглубь этой страны. Передовым отрядам приходилось прорубать топорами дорогу, зато колонны воинов получили свободный проход, и все гандеры и боссонцы были в пределах видимости друг друга.

Но сейчас Грант шел не по проторенной дороге, а по тропинке едва ли превышающей ширину его плеч. Он обеими руками сжимал копье, готовый в любой момент поразить того, кто может скрываться в гуще деревьев. За ним брел его родственник Валт, тоже вооруженный подобным образом, а чуть позади, шагал боссонец Бенно, держа наготове натянутый лук. Насколько сын Бимура знал – никаких других аквилонцев, кроме него и его товарищей не было в пределах мили, а то и двух.

– Хондрен! – громко выкрикивал он. Хондрен! Ты где? Ты меня слышишь? – потом, более тихо добавил: – Если мы найдем этого вонючего пса, то обязательно следует прочистить ему мозги, чтобы он больше не играл в такие игры ерундой и не заставлял людей заниматься разной ерундой.

– Неужели ты думаешь, что сможешь вбить ему в голову хоть каплю ума? – спросил мимоходом Валт и тут же принялся вторить кузену: – Хондрен! Где ты, паршивая собака?

– Кому – какая разница найдем мы его или нет? – подал голос Бенно и сплюнул под ноги. – Я терпеть не могу этого ублюдка, да и не только я один.

Грант даже пожалел о том, что Бенно не сказал – кто именно. Он сам также не слишком жаловал Хондрена и не знал никого, кто бы относился с симпатией к такой скотине. От Хондрена всегда приходилось ждать только одних неприятностей. Этот урод достал всех в лагере возле Датхила, а уж про саму деревню – и говорить нечего. Гандер думал, что теперь многие вздохнули свободно после того, как Хондрен пропал без вести.

– Видит Митра, мы не занимаемся поисками ради него, – сказал Валт. – Нам просто надо выяснить, что же все-таки с ним случилось. Если киммерийцы пробили ему башку, то следует наказать их, а то они решат, что мы мягкотелые.

– Что касается меня, то я бы еще и приплатил им, если б они его прикончили, – Бенно плюнул вновь.

– Все же, он был хорош в драке, – продолжал Грант (такого признания своих заслуг Хондрен никогда и не слышал). – Однако его нет уже трое суток. И за это время никому не удалось напасть на его след.

– Да, действительно подраться он был не прочь, – согласился Валт, но без явного восторга. – Любил это дело так, что сам всегда искал повода для драки.

– Если он собрался искать драки в этих местах, то просчитался, – хмыкнул Бенно. – Сейчас кто-то наверняка уже обгрызает его кости, – в голосе боссонца сквозило злорадство.

– Кто-то или что-то, – уточнил Валт. – Не советовал бы я варварам лакомиться его плотью.

– Любой, кто съест Хондрена, будет долго болеть впоследствии, – засмеялся Бенно и сделал вид, что блюет.

Еще через час бесплодных шатаний по темному лесу, Гранта перестала заботить судьба Холдрена. Что бы с ним не случилось – больше не волновало гандера.

– Мы никогда не найдем доказательств того, что именно киммерийцы расправились с ним, – сказал он.

– Возможно, придется уничтожить десяток дикарей в деревне, но только ради развлечения, – оскалился Бенно. – И мы должны начать с мерзкого кузнеца. Надеюсь, вы знаете о ком я? Такой здоровенный громила, с взглядом, загоняющим в гроб всякий раз, когда проходишь мимо его дверей. Я не удивлюсь, если это он порешил Хондрена.

– Он почти не ходит в лес, – возразил Грант. – Кузнец обычно занят работой и посылает сына охотиться вместо себя.

– Может, тогда мальчишка убил Хондрена? – предположил его кузен. – Этот парень обещает стать крупнее своего отца, когда вырастет.

– Щенок и сейчас не маленький, – буркнул Грант.

– Но у него даже борода еще не начала расти, – презрительно хмыкнул боссонец. – Правда, окажись он причастным к смерти Хондрена, то пусть демоны растерзают меня, если ублюдок не заслужил своей смерти.

Слова были жестокими, однако и гандер считал примерно так.

Щегол пролетел вдоль тропинки – яркий всплеск красок среди бесконечного, мрачного однообразия киммерийских лесов. У него было пестрое оперенье: черно-белая головка, красная спереди, и желтые разводы на черных крыльях. Три или четыре других, кувыркались в воздухе чуть позади, заполняя лес веселым щебетом. Когда пичуги улетели, вновь воцарилась обычная тишина и серость.

Правда, где-то вдали слышался, еле различимый ухом, плеск воды в ручье. Грант повернул голову в ту сторону и спросил товарищей:

– Ну, что? Пойдем туда? Моя фляга совсем опустела.

Его родич отстегнул от ремня свою баклажку.

– На, отхлебни из моей. Я не хочу тратить время напрасно. Вряд ли, Холдрен обнаружится в том ручье, только если сам он не пошел и не утопился.

– Он не таков, не дождетесь! – хихикнул боссонец. – Чтобы Хондрен сделал вам такой подарок! Слишком много народу поблагодарило бы его за это.

Грант поднес флягу кузена к губам и, запрокинув голову, сделал несколько глотков. Сладкое, крепкое вино из Пуантена приятно освежало горло, и отрываться от него не хотелось.

– Я правильно сделал, заполнив свою флягу только водой, – подмигнул он, вернув, наконец, баклажку Валту.

– Вино является самым полезным для утробы, – глубокомысленно изрек родич.

– Без сомнения, – вставил Бенно. – Оно также лучше, чем вода проскакивает в горло и лучше обволакивает тело.

Вдоволь повеселившись, трое аквилонцев зашагали дальше по дорожке. Ручей же, журчавший на расстоянии полета стрелы от них, если б мог, то обязательно бы усмехнулся. Его тайна так и осталась нераскрытой.

* * *

Конан знал, что враги прочесывают лес в поисках пропавшего солдата. Он видел, как группа воинов вошла в лес утром. Сам юноша следил за ними, оставаясь невидимым для захватчиков. Точно также он скрывался ранее от Холдрена. Только сейчас, Конан не собирался проявлять себя. Если аквилонцы заметят его ненароком, то, пожалуй, подумают – не подкрадывался ли он, таким образом, к их исчезнувшему товарищу.

Его прямо подмывало похвастаться тем, что он совершил. Ему хотелось взобраться на крышу дома и объявить об этом всему Датхилу, нет – всей Киммерии. Сдерживать себя оказалось делом трудным, может быть, даже более трудным, чем победить Холдрена. Только мысли о мести аквилонцев жителям деревни, да о том, что сделает с ним еще раньше отец – заставляли его держать свой рот на замке.

Мордек видел, как мается его сын. По прошествии нескольких дней, отец спросил Конана:

– Может, тебе провести некоторое время с Нектаном? Если будешь помогать ему пасти овец, то, в таком случае, тебе придется скрывать свой секрет только от одного человека, а не от всей деревни. Возможно, для тебя так будет легче.

– Хорошо, отец, – начал Конан, который никогда не отказывался помочь пастуху, но тотчас заколебался: – А как же мать? Кто станет заботиться о ней?

– Тебе должно быть известно, что я заботился о твоей матери еще до твоего рождения, – сказал Мордек. – Можешь об этом не волноваться. Конечно, она сейчас огрызается на меня. Но поверь, ее капризы – следствие тяжелой болезни. А так, мы понимаем друг друга достаточно хорошо.

Успокоившись, Конан бросил буханку черного хлеба и кусок копченой баранины в заплечный мешок и побежал к лугам, чтобы присоединиться к Нектану. Пастух ничуть не удивился, завидев его. Только чуть позже мимоходом поинтересовался, знает ли об этом отец.

– Всегда неплохо иметь пару дополнительных рук и глаз, – приговаривал он. – К тому же, сейчас наступает пора окота и грех отказываться от помощи в такое время.

Он не стал использовать юношу при овечьих родах, Конан не разбирался в таких делах, в отличие от самого Нектана. Сына кузнеца всегда поражало, как быстро новорожденные ягнята начинают резвиться на траве возле матери, и как быстро ухитряются попадать в различные неприятности.

Вот и сегодня, молодому варвару пришлось вытаскивать их из ручья, струящегося через холмистый луг. Он видел, как некоторые ягнята кувыркнулись со склона, правда, затем поднялись, без видимых повреждений. Только один остался лежать, поскольку, очевидно, сломал заднюю ногу. Нектан склонился над ним и быстро перерезал горло. Этой ночью его и Конана ждал ужин из свежей баранины.

– Такие вещи случаются каждый год, – сетовал пастух, поджаривая мясо на походном костре. – Все это плохо, но что поделать? Подай-ка мне лучше немного листиков мяты. Они придают мясу барашка аромат и сладковатый вкус.

Сезон окота привлекал волков и хищных птиц. Они любили мясо новорожденных ягнят не меньше, чем Конан или Нектан. Пастуху и его помощнику приходилось отгонять их градом камней. Сыну кузнеца удалось подбить крыло одному большому ястребу. Ему сначала показалось, что он убил вора, но птица, удержалась в воздухе и сумела улететь, клекоча от боли и страха.

– Неплохой бросок, – похвалил юношу Нектан. – Не хотел бы я угодить под камень, выпущенный твоей рукой.

– Вообще-то, я собирался поразить его насмерть, – недовольно пробурчал Конан, его всегда устраивало только полное уничтожение врагов.

– Не стоит убивать каждого ястреба, – пожал плечами пастух. – Они смелые птицы и довольно редкие в наше время. Не то, что волки. Вот если бы твой камень раскроил череп серого разбойника, я бы даже слезинки не проронил. Посуди сам, после ягненка я для волка самый лакомый кусочек, вот и приходиться вести смертельную борьбу, кто – кого. Хотя, по моему мнению, мясо молодого барашка – все же вкуснее, – захихикал он.

Однако, несмотря на все усилия, пастухи потеряли нескольких ягнят. Не будь Конана, Нектан, конечно же, лишился бы еще многих. Помощник, например, подстрелил из лука волка, который уже был в прыжке, попав точно в сердце. Его старший товарищ освежевал зверя и протянул шкуру юноше.

– Оставь себе. У меня есть другие, – сказал Конан, вспомнив про смертельную схватку с целой стаей нынешней зимой.

Но Нектан и слушать ничего не желал.

– Волчья шкура? Мне? – его разобрал смех. – Кром! Думаешь, овцы станут любить меня больше, завидев на моих плечах плащ из этой шкуры? Да они тут же бросятся от меня врассыпную. Если кому-то и будет от нее прок, то только тебе самому.

Видя, что пастуха не переубедишь, Конан кивнул.

– Что ж, благодарю, – сказал он. – Если появится нужда в кузнечной работе, приходи. Мы с отцом будем рады тебе помочь.

– Я, особо, не пользуюсь скобяными изделиями, но все равно, спасибо на добром слове, – ответил Нектан. – Вот иногда, как любой другой, кто стреляет из лука, я теряю стрелы. Если не случается возможности придти в Датхил, то приходится делать кремневые наконечники. Конечно, я в этом не так преуспел, как проклятые пикты, но справляюсь.

– Пикты… – пробормотал Конан и нахмурился.

В Киммерии, аквилонцы считались неприятелями так, как жили по соседству. А в настоящее время еще и потому, что были захватчиками. Но кровавая вражда между пиктами и киммерийцами шла всегда. Восходя своими корнями к той эпохе, когда Атлантида еще возвышалась среди морских волн. С тех самых пор потомки обоих народов, выживших в Великой катастрофе, пронесли обоюдную ненависть сквозь тьму веков.

– Я не говорю, что питаю к ним любовь, парень, – продолжал пастух. – Но они действительно знают толк в обтесывании камня. И это для них к лучшему, поскольку в обработке металла пикты смыслят не больше младенцев.

Будучи истинным киммерийцем, Конан мог думать о пиктах, как о врагах, безоговорочно подлежащих уничтожению. Размышляя о них и их искоренении, он все реже вспоминал убитого гандера. Время бежало своим чередом и юноше все меньше хотелось похвастать перед кем-нибудь своей победой. Кроме того, постоянная бдительность по охране отары тоже играла свою роль. Помощь пастуху отвлекала его от шальных мыслей. Отец позволил ему оставаться с Нектаном почти месяц. К тому моменту, когда Мордек решил, что сыну пора возвращаться и пришел за ним, Конан полностью овладел пастушьим ремеслом.

– Я должен вернуться в Датхил? – спросил он неохотно, общение с овцами стало казаться ему более приятным, чем с людьми.

– Я уж было начал надеяться, что ты оставишь мне парня подольше, – вставил Нектан. – Он справляется здесь так, как, наверное, не смог бы никто другой.

– Приятно слышать, – сказал Мордек. – Но он мне и самому нужен. Работы в кузнице навалом. Пошли, сынок, – кивнул он Конану.

Вид и настрой кузнеца не допускали возражений.

– Да, отец, – понуро кивнул юноша, с большим сожалением оставляя Нектана.

Он, не оглядываясь, плелся за Модеком, пока поле не сменилось густым киммерийским лесом. Только тогда, Конан обернулся и махнул рукой пастуху. Нектан тоже замахал в ответ, но отец и сын уже скрылись среди деревьев.

* * *

Они шли к деревне, неслышно ступая по ковру из сосновых иголок. Пробегавшая по своим делам рыжая лисица наткнулась на их след. Зверь удивленно покрутил головой, но его чуткие уши не почуяли никого поблизости. К тому же, ветер дул от лисы в сторону людей, и их запах оставался недоступным для ее носа. Махнув хвостом, лисица исчезла за ближайшей елью. Конан, потянувшийся было к колчану, не успел выстрелить.

Где-то в вышине раздался пронзительный крик ястреба. Снова юноша достал стрелы, и опять выстрела не последовало.

– Правильно, – сказал Мордек, одобрительно кивнув. – Пусть теперь Нектан сам беспокоится о своих ягнятах.

– Ягнята скоро подрастут, и никакой птице будет не под силу их унести. Вот волки – другая история. Они будут таскать из отары в любое время года. Жалкие, вороватые существа! – Конан скривился и поправил шкуру убитого волка, которую нес на спине.

– Такие же, как и некоторые люди, – заметил его отец и, чуть помедлив, спросил: – Тебе понравилось у пастуха?

– Да, отец! – Конан не сдержал восторга. – Обстановка там более простая и понятная, чем в Датхиле.

– Без сомнения, – Мордек шагнул вперед и продолжил: – За время твоего отсутствия, дела в деревне ухудшились.

– Что случилось? – Конана встревожил тон отца. – Как мать?

– С ней все, как обычно, – ответил кузнец. – По-прежнему болеет, но не выглядит хуже, чем до твоего ухода.

– Хоть это хорошо, – пробормотал Конан.

Его мать болела всегда, насколько помнил юноша. Было бы действительно чудом, если б она вдруг поправилась.

– Ладно, а что в самой деревне? – спросил он.

– Ах, да. Деревня… – с явной неохотой начал Мордек. – Тут, граф Стеркус снова наведывался…

– Он приезжал?! – воскликнул сын и схватился за колчан, хотя в нынешней ситуации этот его жест выглядел нелепо. – Что он делал? Почему никак не оставит нас в покое?

– Стеркус говорил, что его приезд связан с исчезновением аквилонского солдата, – ответил кузнец. – Я тогда даже подумал, что он собирается нас наказать, даже если его люди никогда не найдут тело соратника. Но сейчас мне кажется – граф просто искал оправдание своему визиту.

– Оправдание? – изумился Конан, его голос заметно дрогнул.

Потом к нему пришла ужасная догадка о вещах, которые его отец старался не озвучивать.

– Тарла! – вспыхнул юноша.

– Похоже, что так, – признал кузнец. – Он все отирался вокруг нее, все принюхивался к дому Баларга, словно голодная собака к куску мяса.