Текст книги "Конан в Венариуме"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Слишком поздно до юноши дошло, что старик так и не научил его своим хитрым трюкам.

– Эй, вернись! Вернись, ты, старый вонючий мошенник! – закричал Конан, хотя Рхайдерч вряд ли заслуживал такое обидное прозвище, ведь он ни в чем не обманул молодого варвара.

Пророк не собирался возвращаться, чтобы обучать всяких невеж тайным знаниям. Так что Конану не довелось овладеть тогда искусством внезапного появления и исчезновения. Если и суждено было познать ему это впоследствии, то только благодаря собственному упорству.

А сейчас, молодой киммериец понуро сидел на камне, бормоча проклятия и сокрушаясь о пустой трате лепешек и сыра. Если б они сохранились, то, питаясь ими, Конан смог бы подольше оставаться в лесу и не возвращаться в Датхил, по крайней мере, в течение следующий половины дня. Быть вдали от деревни, особенно от дома Баларга – вот то, что он желал в настоящее время больше всего.

В тот же день, но чуть позже, Конан сумел раздобыть оленя. Пожалуй, это был его самый меткий выстрел в жизни. Стрела попала точно в сердце, и животное рухнуло замертво, не успев сделать и пары неровных шагов. Юноше хотелось реветь от восторга, как какому-нибудь дикому коту. Однако громкий крик мог привлечь любителей легкой наживы или падальщиков. Неважно, двуногих или на четырех лапах. Помня об этом, он сдержался.

Все же, удачливый охотник не остался без награды. Конан разжег маленький, почти бездымный костер и поджарил оленьи почки и кусочки печени вместе с грибами, найденными поблизости. После сытного ужина, он напился и умылся чистой, холодной водой из ближайшего ручья. Юноша прикопал остатки трапезы, затем завернул остальное мясо в шкуру оленя и запихнул между двух сосновых ветвей, как можно выше. Теперь волкам до него точно не добраться! Также забравшись на раскидистое дерево, он завернулся в плащ и заснул.

Проснувшись ранним утром перед восходом солнца, Конан первым делом поспешил к сосне, где спрятал мясо. Возле ствола на земле и на самой коре, почти на уровне его головы, виднелись следы волчьих когтей. Ночью звери сделали все возможное, чтобы ограбить охотника, но их усилия так и пропали даром.

Молодой киммериец снова запалил костерок и плотно позавтракал большими кусками печенки и сердцем оленя. Он сокрушался, что не может взять с собой столько свежего мяса. Посетовав, юноша взвалил на спину часть туши и двинулся по лесной тропинке к Датхилу.

* * *

Выехав из Форта Венариум, граф Стеркус проезжал по улицам городка, носившего такое же название. Аквилонцы продолжали расширять границы Венариума, и это должно было подтверждать тот факт, что цивилизация пришла на юг Киммерии. Но Стеркус придерживался иного мнения. Взирая на этот городок, он все больше укреплялся во мнении, что культурные ценности никогда не приживутся здесь.

Граф покидал шумные, зловонные улицы со вздохом облегчения. В отличие от такого места, киммерийская деревня, по крайней мере, оставалась чисто варварской территорией. Венариум же носил лишь безвкусную маску, пытаясь неумело подражать городам аквилонского королевства. Граф попробовал представить короля Нумедидеса или другого утонченного вельможу, который бы искренне восторгался таким диким захолустьем, но у него ничего не получилось. Любой, действительно культурный человек бежал бы сломя голову из этих ужасных мест.

– Да и не может быть иначе, – пробурчал Стеркус, пуская лошадь в галоп.

Безусловно, среди всего этого убожества при желании можно найти что-либо более – менее стоящее. И пример тому – девчонка из занюханной киммерийской деревушки. Он могла бы стать действительно приятным подарком, если удастся ее хорошенько обломать. Да и в самом процессе обольщения тоже имелась определенная изюминка.

Дворянин прикидывал: должен ли он забрать ее к себе в крепость и уже там превратить в послушную наложницу? Конечно, некоторые варвары никак не успокоятся по поводу предыдущей девушки, с которой он развлекался до недавнего времени. Но разве это может служить веской причиной, чтобы сдерживать свои эмоции? Тут нечто другое. Слишком явная демонстрация наклонностей графа в Тарантии закончилась для него позором. Если б не это, то он никогда бы не попал в такую, забытую богами, часть обитаемого мира. В некоторой сдержанности, Стеркус также видел пользу. Кроме того, такая игра может оказаться забавной.

Тем не менее, во всем другом, Стеркус не собирался себя ограничивать. Он ехал с обнаженным мечом, лежащим на поперек седла, готовым к немедленному применению. Должны пройти годы, прежде чем аквилонцы смогут ездить по этой стране без оружия наготове. Граф продолжал корить себя за то, что позволил своим офицерам убедить его воздержаться от мести киммерийцам за исчезновение гандера в окрестностях Датхила. Он продолжал считать, что солдат пропал не без чужой помощи. Будь по-другому, тогда нашли бы тело или хотя бы кости. А так – никаких следов.

Дорога была узкой. Не намного шире той, что оставалась до прихода аквилонской армии в эту злосчастную страну. Темные, колючие ели зловеще нависали с обеих сторон. Прекрасное место для внезапного нападения. Да и вообще, большая часть Киммерии являлась идеальным местом для засады. В этом крылась другая причина для сомнений относительно сгинувшего солдата по имени Хондрен.

– Проклятые, скрытные варвары, – то и дело бормотал про себя Стеркус.

Но варвар, которого он встретил на пути за очередным изгибом дороги, не прятался. Этот малый шагал вперед смело, как будто имел право свободного прохода, что и любой цивилизованный человек. Его волосы и борода поседели от времени. Единственные украшения, которые он носил, представляли собой ожерелье и браслеты из янтаря.

Граф чуть не наехал на дикаря. Он и сам вряд ли смог до конца осознать, что заставило его придержать лошадь.

– Эй, ты, – Стеркус ткнул пальцем в киммерийца, – Ну-ка отойди в сторону!

При этом дворянина не заботило, понимает ли варвар аквилонское наречие. Вполне достаточно, указующего перста и громкого командного голоса, чтобы догадаться о смысле сказанного.

Как оказалось, киммериец отлично понимал родной язык графа, и даже умел на нем разговаривать.

– Сейчас, сейчас, – сказал он миролюбиво. – Только сначала я хочу узнать, что за человек передо мной.

– Митра! Я покажу тебе, каков я человек! – разозлился Стеркус и замахнулся клинком. – Я тот, кто не потерпит любое препятствие на своем пути!

Он надеялся нагнать страху на варвара, но его ждало разочарование. Старик спокойно приблизился к дворянину и произнес:

– Если ты дашь мне свою ладонь, то я расскажу, что ждет тебя в дальнейшем.

Его слова показались графу любопытными.

– Ты прорицатель, не так ли? – спросил он и получил утвердительный кивок. – Ладно. Посмотрим, что ты за пророк, – сказал Стеркус, протягивая левую руку, чуть опустив меч в правой, – Но предупреждаю. Если вздумаешь, собака, выкинуть какую-нибудь шутку, то тут же расплатишься жизнью, – пообещал он.

– Можешь доверять мне, как собственному отцу, – сказал старик, чем вызвал оглушительный смех графа.

Он никогда бы не доверился своему папаше. Будь-то золото, вино или случайная женщина. Стеркус даже не представлял, что какому-то варвару может быть известно о его жизни больше, чем ему самому.

– Давай, начинай, – Стеркус подал ладонь вперед царственным жестом, подражая королю Нумедидесу.

Старик взял руку. Его собственная ладонь оказалась теплой и жесткой. Он кивал про себя – один, два, три раза.

– Ты обречен, – наконец, молвил прорицатель. – Тебя найдут. Нет смысла противиться, как нет смысла стоять на месте. На смену старому змею приходит молодой волк.

– Рассказывай свои лживые байки в другом месте, – прорычал Стеркус, вырывая свою руку. – Нет ни слова правды в твоем пророчестве. И тебе надо благодарить Митру за то, что я не отнял твою жизнь.

– Можешь теперь насмехаться, издеваться и злословить, – невозмутимо сказал киммериец. – Наступит день, когда тебе станет не до смеха. Время покажет, кто будет смеяться последним.

– Немедленно проваливай, или я проткну тебя мечом и оставлю валяться в пыли, – вконец разозлился граф. – Мне приходилось убивать более крепких людей, чем ты за меньшую дерзость!

– Все, ухожу. Но это ничего не меняет. Я отвечаю за свои слова. Я видел волка и сосчитал его зубы. Ладно. Можешь считать себя большим куском мяса, если тебе будет так легче. Вот, что я могу сказать в утешение.

С яростным криком Стеркус взмахнул мечом. Но киммериец, называвший себя предсказателем, проворно отскочил в сторону и скрылся между двумя стволами деревьев, которые росли так близко друг от друга, что дворянину пришлось бы спешиться, чтобы пуститься в погоню. Посчитав, что грязный варвар не стоит того времени, затраченного на погоню за ним, граф плюнул и продолжил путь к деревне.

К тому моменту, когда аквилонец добрался до Датхила, он почти забыл про предсказание варвара, если оно и было им в действительности. Граф крутил головой высматривая Тарлу. В своих фантазиях он уже неоднократно овладевал ею. Порой ему казалось, что сладостное ожидание иногда оказывается более привлекательным делом, чем быстрое исполнение всех тайных желаний.

Вскоре, ему попался на глаза сын кузнеца, который шел по улице с доказательством успешной охоты на плечах. Аквилонский дворянин осадил коня и помахал рукой.

– Привет, Конан, – выкрикнул он. – Как идут дела?

Лицо юноши пошло красными пятнами. Стеркус знал, что мальчишка его не жалует. Правда, это лишь подстегивало графа подразнить молодого киммерийца. Еще он подозревал Конана в юношеской привязанности к Тарле, но не видел смысла вообще заострять на этом внимание. Что может противопоставить юнец опыту и чувственной страсти взрослого?

– Я спросил – как ты? – повысил голос Стеркус.

– Хорошо, до настоящего времени, – ответил Конан, передразнивая манеру дворянина говорить.

Стеркус про себя отметил, что его акцент стал менее заметен с тех пор, как граф в последний раз посещал деревню. Видимо мальчишка еще и научился подражать звукам, словно попугай только лучше.

Аквилонец быстро понял, что Конан просто насмехается над ним. Любой из соотечественников графа, если б решился на подобную дерзость, то смыл бы такое оскорбление только своей кровью. В Аквилонии дуэльный кодекс чтили с давних пор. Но марать меч о какого-то малолетнего сына кузнеца из варварской страны, Стеркус счел ниже своего достоинства. Он пришпорил лошадь, и боевой конь рванулся вперед, грозя растоптать наглеца копытами. Но юноша проворно увернулся и отпрыгнул, несмотря на свой немалый вес и размер. Смеясь, Стеркус поскакал к дому ткача, к дому, где находился предмет его страсти.

Конан нашел свою мать за домашней работой. Она подвешивала большой котелок с водой на крюк над очагом.

– Тебе следует отдыхать, – сказал ей сын укоризненно.

– Да? Если я буду отдыхать, то кто же тогда приготовит вам еду? – удивилась Верина. – У нас ведь нет рабов. К тому же, как ты себе представляешь мой отдых? Когда твой отец начинает стучать, каждый удар молотка отдается в моей голове, – она потерла висок.

– Мне очень жаль, – пробормотал Конан, которому громкие звуки не мешали спать, даже если бы Мордек ковал очередной меч в шести дюймах от его уха. – Теперь посмотри, мама, какую я прекрасную добычу я принес из леса. У нас будет свежая оленина! – юноша снял со спины тюк с мясом.

Мать посмотрела, понюхала и закашлялась. К счастью, приступ долго не продлился.

– Это на завтра, – сказала она без особого восторга. – Сегодня у нас будет тушеная курица. Думаю, ее нам хватит.

– Ну… – протянул Конан разочарованно. – Ладно, – он постарался убедить себя, что мать права.

– Если хочешь быть полезным, пойди, настругай репу, пастернак и лук, а также поруби кочан капусты. Он давно уже лежит и его надо быстрее использовать, пока совсем не увял, – сказала Верина.

– Как скажешь, – не стал спорить сын.

Когда Конан кромсал овощи ножом, то сильно сожалел, что это не была плоть графа Стеркуса. Ему воочию привиделась кровь, бьющая струей из репы, вместо бесцветного сока. Это его вдохновило, и он работал с завидным усердием.

– Спокойней, спокойней, – дала совет мать. – Все же овощи не головы врагов, которые надлежит повесить над дверями дома. Никакой потребности в расправе здесь нет.

– Еще как есть! – воскликнул Конан. – Если кого-то и надо уничтожить немедленно, то только того самого проклятого аквилонца.

– Сомневаюсь, что он настолько хуже остальных захватчиков, – вздохнула женщина.

– Нет, хуже, – настаивал Конан. – То, что он все время вынюхивает и вьется вокруг деревни – не иначе, как мерзость, – сын постеснялся пояснять матери, что имел в виду в основном Тарлу.

Но она и без того поняла, о чем речь.

– Это все из-за девчонки, – сказала Верина, покачав головой. – Если бы не она, то и аквилонцу было бы нечего тут делать. Я не знаю, почему ты так переживаешь за нее. Дочь ткача тебя недостойна.

В ответ, Конан накинулся на овощи с еще большим ожесточением. Откуда матери известно, кто подходит – кто не подходит для него? Он сам в этом до конца не разобрался. Становясь с каждым днем все взрослее, Конан стал меньше думать о том – действительно ли Тарла так уж хороша. Другое дело – как дочь Баларга относится к нему? Лишь это пробуждало в юноше жгучий интерес.

– Ладно. Не обращай внимания на мои слова, – добавила мать. – Я уверена, что после моей смерти, вы с отцом прекрасно разберетесь, относительно своих симпатий, – ее снова скрутил приступ кашля, правда, не столь жестокий.

– Вот. Выпей воды, мама, – Конан поспешно налил питье из кувшина в кружку.

Пока Верина пила, сын стоял рядом. Он помнил не столь уж далекие времена, когда его мать была выше него ростом. Теперь юноша намного возвышался над ней. Наверное, скоро он обгонит даже отца. Такие перспективы не могли не радовать. А ведь никто в Датхиле и близко не мог сравниться статью с кузнецом.

Тут в кухню зашел Мордек, будто мысли о нем чудесным образом воплотились в реальность. Ручейки пота стекали с покрасневшего лица и с предплечий, смывая сажу и копоть.

– Я бы также не отказался от кружки воды, сынок, – прохрипел он. – Будь добр, налей и мне.

Конан выполнил его просьбу.

– Благодарю, – Модек осушил большую кружку в один глоток, потом сам наполнил ее снова до краев, но пить не стал, а вылил на голову. – Уффф! – он выдохнул удовлетворенно и не стал вытирать воду, струящуюся по волосам и бороде, капающую с кончика носа.

– Когда ты заходишь, моя кухня сразу превращается в свинарник, – буркнула Верина недовольно.

Как и в кузнице, пол здесь тоже был земляной. Когда на него попадала влага, то действительно становилось грязно.

– Да он скоро высохнет, – пожал плечами кузнец, глядя на мокрый пол. – Что касается меня, то мне это было просто необходимо. Кром! Я удивляюсь, как я не зашипел, словно раскаленное железо, когда плеснул на себя водой.

– Ты сегодня видел Стеркуса, отец? – спросил Конан.

– Конечно, рассмотрел даже слишком хорошо, – скривился Мордек. – И что из того?

– Разве у него не лицо человека, который заслужил смерть? – попытался уточнить помрачневший юноша.

– Видал я людей, которые будут посимпатичнее на первый взгляд, – ответил его отец. – Но я догадываюсь, что тебя больше беспокоит не то, как он выглядит, а в чью сторону смотрит.

Конан густо покраснел. В тот момент ему тоже мучительно захотелось кружку ледяной воды. Но, заупрямившись, как всегда, он сказал:

– Аквилонцу здесь не место.

– Видимо, Стеркус считает иначе, – усмехнулся Мордек.

– Ну, а я думаю, он собирается… – начал юноша и запнулся.

Конан не решался сказать при матери, каковы грязные намерения графа. Слова застряли в горле.

– Что ты думаешь, не имеет значения, – сказал отец. – Прежде всего, хотелось бы знать, что думает Баларг. В конце концов, это его родная дочь.

За спиной Мордека Верина вновь скорбно покачала головой.

– Почему же тогда Баларг не предпринимает никаких мер? – воскликнул Конан.

– В настоящее время я сам хочу, чтобы он хоть как-то повлиял на ситуацию, – нахмурился кузнец. – И желаю, чтобы Тарла прекратила прихорашиваться всякий раз, когда только завидит аквилонского дворянина. Баларг должен серьезно с ней поговорить. Но мир устроен таким, каков он есть. И остается лишь сожалеть, что нам не дано изменять положение некоторых вещей. Может, именно поэтому, Кром не хочет прислушиваться к нашим просьбам и молитвам.

Конан едва воспринимал отцовские откровения. Видя такое, Мордек предположил, что осуждение поведения Тарлы только приводит сына в бешенство. И это несмотря на то, что девчонка не хочет с ним общаться и оказывает явное предпочтение Стеркусу. Верина опять начала кашлять, но юноша обратил на нее не больше внимания, чем на слова отца.

Кузнец отвел жену назад в спальню. С мрачным, усталым лицом он возвратился на кухню и молча занялся приготовлением ужина, который она так и не закончила.

* * *

В период сбора урожая, Датхил будто вымирал. Даже те люди, кто не участвовал в посеве, сейчас вышли в поля, чтобы помочь убрать рожь и овес. Пока погода позволяла, и не начались дожди, требовалось спрятать спелое зерно в амбары. От этого зависела надежда на сытую жизнь в течение долгой зимы.

Мордек и Конан тоже работали косами, лезвия которых кузнец тщательно заточил. Невдалеке трудился и Баларг. Тарла, наряду с другими женщинами обвязывала снопы. За всем этим молча наблюдали аквилонские солдаты из своего лагеря поблизости. Ни один из них не вызвался помочь киммерийцам. В первую осень своего пребывания на захваченной земле, они пытались присоединиться к деревенским жителям. Но все в Датхиле делали вид, что не замечают таких помощников. Из этого аквилонцы сделали вывод: их пока терпят, но никогда им не будут здесь рады.

Мордек выпрямился. Он хмыкнул и потер поясницу.

– Все же такая работа не по мне, – проворчал кузнец. – И каждый год моя спина напоминает об этом все громче и громче.

Его сын продолжал неустанно махать косой. Этим он напоминал водяной поток, который без устали крутит жернова мельницы, перемалывая зерно в муку. В свои неполные четырнадцать лет, он был столь же далек от боли в костях, как от седых волос и клюки.

Как всякий селянин, юноша частенько с тревогой посматривал на небеса. Низкая облачность и густые туманы были обыденным явлением даже в разгар лета. А сейчас и подавно вызывали беспокойство. Дождь во время уборки урожая мог бы стать настоящим бедствием. Но хуже всего был град. Если он пойдет, то, скорее всего, многие старики, женщины и маленькие дети рисковали не встретить следующую весну. Надеяться, по словам Мордека, на Крома не приходилось и все, понимая ответственность, вышли на покос.

Нагнуться. Махнуть косой. Увидеть падающие колосья. Выпрямиться. Шагнуть вперед. И снова по кругу. Так проходила сегодняшняя жизнь Конана. От первых лучей солнца до глубоких сумерек. Все трудоспособные мужчины и подростки Датхила работали точно также. Исключение составлял только пастух Нектан, который не оставлял свою отару даже ради урожая.

С наступлением темноты, мужчины разошлись по домам. Голодные, как волки, они наскоро заглотили еду и пиво. После чего, замертво повалились на свои ложа. Чтобы утром, перекусив кашей или лепешками и наполнив мешочки теме же лепешками и сыром про запас, вернуться на изнурительную работу.

В конце концов, на полях остались одиноко торчать лишь редкие колосья. Не считая их, урожай был собран. И тогда, уставшие, заросшие и покрытые грязью, жители Датхила решили устроить день отдыха. В первую очередь, и мужчины и женщины хорошенько отоспались. Потом, поднявшись, занялись только самыми необходимыми делами. Все остальное могло подождать. Множество семей нагревало воду для купания, ведь даже простое умывание уходило на задний план во время страды.

Наступил день праздника. По вековым традициям, народ Киммерии отмечал этот день независимо от того, хорош или плох выдался урожай. Если хорош, то люди праздновали, поскольку это было событие само по себе. Если наоборот, то они тоже пировали, чтобы бросить вызов в лицо судьбе. Тушились цыплята. Хозяйки жарили уток и гусей, бережливо собирая жир. На вертелах шипели свиные туши. Из погребов доставались бочки и кувшины с пивом.

Как любой киммериец, Конан пристрастился к пиву, едва ли не с тех пор, когда бросил сосать грудь матери. Оно было куда приятнее и наверняка полезнее, чем простая вода. Правда, юноша знал ему меру. От сильных возлияний, по утру болела голова, и он помнил об этом. Тем не менее, сегодня пиво лилось в его желудок рекой. Конан наделся, что оно придаст ему храбрости в предстоящем разговоре с Тарлой. Оставались некоторые слова, которые он хотел ей сказать.

Но разговор не состоялся, поскольку после полудня в Датхиле объявился граф Стеркус. Дворянин восседал верхом на коне. И что необычно, к спине лошади были приторочены несколько пузатых бочонков. Высмотрев в толпе селян кузнеца, он поманил его пальцем.

– Подойди ко мне, добрый человек, и послужи для меня переводчиком, – сказал граф на своем родном языке, стараясь казаться предельно вежливым.

– Хорошо, – кивнул Мордек, подходя к аквилонцу, – Что переводить?

– Скажи односельчанам, что до меня дошли слухи о вашем празднике. Передай им также, что никакой пир не будет таковым являться без хорошего вина, – Стеркус указал на круп лошади. – Я считаю, этого достаточно, чтобы поставить последний штрих.

Скорее всего, граф никогда бы не купил себе популярность или хотя бы терпимость даже золотом. Но с вином была другая история. Киммерийцы с удовольствием пили этот напиток, когда удавалось достать. Его изредка привозили аквилонские торговцы на землю варваров, где никакие виноградники просто не могли произрастать. И тут вдруг внушительная партия крепкого, сладкого напитка к празднику урожая! Воистину, хитрый дворянин знал, какой монетой подкупить народ.

И теперь он мог угощать Тарлу красной кровью винограда. Подшучивать над ней, когда походка девушки сделалась шаткой, и язык стал заплетаться. Кружить ее в зажигательном аквилонском танце под звуки дудок и бубнов. Кто мог сейчас воспрепятствовать ему? Никто! Даже тот же Конан, вновь отодвинутый на задний план.