Текст книги "Одинокая леди"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 19

Мистер Карсон просмотрел финансовый отчет, который положил перед ним Джон Рэндол.

– Вы проверили все обязательства с передаточной надписью?

– Да, сэр, – ответил Джон.

– А подтверждения распоряжений о выплате, полученные по телеграфу?

– Там все в ажуре: налицо все подтверждающие получение денег документы.

– Тогда я абсолютно ничего не понимаю, – развел руками президент банка.

– И я, сэр, – удрученно сказал Джон. – Я просто извелся. Как только обнаружил все это, сэр, места себе не нахожу.

– Когда вы обнаружили?

– Пару дней назад.

– Почему вы не пришли ко мне сразу?

– Надеялся, что допустил где-то ошибку, и снова, и снова проверял и перепроверял. Но, к сожалению, – итог остается прежним.

Карсон поднял глаза от страничек с отчетом и строго посмотрел в глаза Рэндолу.

– Пожалуйста, оставьте все это у меня на несколько дней. Я должен подумать.

– Хорошо, сэр. Но если аудиторы из штата приедут до того...

Карсон не дал ему закончить фразу.

– Я знаю, я все знаю, – сказал он с раздражением. – И тем не менее, я хочу сам лично проверить все отчеты до того, как мы что-нибудь предпримем.

Он подождал, пока не закрылась дверь за его служащим, и снял трубку личного телефона. Набрал номер. Сиплый, низкий голос произнес безразлично:

«Хэлло!»

– Попросите мистера Дженнитури, пожалуйста. Говорит Карсон.

Голос в трубке сразу же изменился, стал обычным и даже дружелюбным.

– Это я, мистер Карсон. Что я могу для вас сделать сегодня?

– Пока еще не знаю, – сказал Карсон. – Как наши дела?

– Вчерашний день дал неплохие результаты. Та молодая кобылка пришла первой и привезла вам шесть к десяти. Так что ваш должок сократился на одиннадцать штук.

– А две другие?

– Увы, за чертой, – в голосе букмекера появились нотки сочувствия. – Это все ваша система. А так они и не должны были выиграть. Я сразу же подумал, что, ставя на них, вы дадите мне подзаработать.

Карсон промолчал. Потом сказал:

– Пит, у меня неприятности. Мне нужны деньги.

– Вы хороший клиент, мистер Карсон. Я могу одолжить вам десять штук, – не задумываясь, сказал букмекер.

– Но мне нужно гораздо больше. Очень крупная сумма...

– Сколько?

– Около трехсот тысяч. Букмекер свистнул.

– Это для меня за чертой... Вам придется обратиться к крутым парням.

– А вы смогли бы связаться с ними для меня?

– Вероятно, – ответил осторожно букмекер. – Что у вас есть? Что вы могли бы дать им за их деньги?

– Вы имеете в виду – какое обеспечение?

– Да, да, кажется банкиры называют это именно так.

– Не так уж много из того, что в случае чего можно было бы реализовать: дом, акции моего банка.

– Акции банка? – переспросил Дженнитури, – Сколько они стоят?

–  – Пять, может быть, теперь уже шесть сотен тысяч, – ответил банкир. – Но дело в том, что они привилегированные.

– В том смысле, что вы не можете их продать?

– Только по разрешению совета попечителей банка.

– И вам не так просто получить это разрешение, да?

– Мне пришлось бы рассказать им все, – сказал банкир, – чего я, как вы сами понимаете, сделать не могу.

– В таком случае все усложняется.

– Вы попытаетесь переговорить с этими людьми ради меня?

– Не так-то и легко, да...

– Но вы все же попробуете? Я буду очень обязан.

– Попытаюсь, мистер Карсон, – сказал букмекер. Карсон развернул газету и положил перед собой страницу с итогами скачек.

– Пит! – сказал он.

– Да, мистер Карсон.

– Поставьте тысячу на Ред Ривер в пятом заезде в Белмонте.

– Принято.

Карсон положил трубку, проклиная себя. Он поступил глупо и сам отлично понимал это. Но ничго не мог с собой поделать. Лошадка имела все шансы, и его расчеты говорили за то, чтобы рискнуть. Он уставился на газетный лист и почувствовал, как скрутило живот и заколотилось сердце.

Независимо от того, какие шансы, по всем расчетам, есть у облюбованной лошади, она никогда не выигрывает в тот момент, когда выигрыш особенно необходим. Он в который раз пообещал себе, что если выпутается на этот раз, больше не позволит себе даже взглянуть в сторону этой безжалостной западни, игры на бегах.

Джери-Ли вынырнула из теплой воды и вылезла из бассейна. Уолтер положил на столик газету, взял большое купальное полотенце и укутал ее плечи.

– Спасибо, – улыбнулась она. Он улыбнулся в ответ.

– Воздух в октябре, как мне кажется, вам на пользу.

– В определенном смысле я ужасно огорчена, что приближается зима.

Что мы тогда будем делать?

– Вы можете приходить и сидеть у камина.

– Наверное, это здорово. Но вы скоро уезжаете. Вы же сказали, что репетиции пьесы начнутся через несколько недель.

– Да, – подтвердил он. – Если, конечно, мы решим все вопросы с составом артистов.

– Мне казалось, что все уже оговорено и решено.

– Да, но за одним исключением, – он как-то странно посмотрел на нее.

– Вам известна семнадцатилетняя актриса, которая могла бы сыграть роль девушки так, как если бы она была женщиной?

– Никогда не задумывалась над этим. Мне всегда казалось, что таких, по крайней мере, несколько.

– Не совсем... Режиссер должен с минуты на минуту приехать ко мне, чтобы еще раз поговорить. Мы собираемся рассмотреть некоторые варианты.

– В таком случае, я вытираюсь, одеваюсь и немедленно убираюсь, чтобы не мешать вам.

– Не торопитесь, – сказал он быстро. – Вы нам не помешаете.

– Вы уверены?

– Я бы не стал говорить, если бы не был уверен.

– Я хотя бы сниму мокрый купальник. Он задумчиво смотрел, как она вошла в кабинку, и только когда она скрылась, снова взял газету. Но читать не стал. Думал. Пьесы – это одно. Тут он полностью владел ситуацией, и персонажи делали только то, чего он от них хотел. Другое дело жизнь.

Совсем другое дело...

Дверца кабинки открылась, и Джери-Ли вышла. Он поднял глаза. На ней были выцветшие до голубизны джинсы и просторный вязаный свитер. Она встретила его взгляд и улыбнулась.

– Может быть, принести вам что-нибудь выпить?

– Пожалуй, – сказал он и вдруг почувствовал, как кто-то невидимый сжал его сердце, и стало трудно дышать. – Виски с содовой.

– О'кей.

Она скрылась в доме. Нахлынувшее на него внезапное чувство, боль в сердце вдруг с отчетливостью дали ему понять впервые, что он влюблен в эту девочку.

– Хорошо, Гай, – сказал Уолт Торнтон режиссеру, – если мы не находим актрису на роль девчонки, мы не начинаем репетиции в ноябре. И тогда придется ждать весны.

– Невозможно, – твердо сказал режиссер, худощавый, долговязый человек.

Очки в тяжелой роговой оправе и манера держаться только подчеркивали облик человека, знающего, чего он хочет, и умеющего добиваться желаемого.

– Мы потеряем Бо Дрейка, если отложим и будем ждать. Он связан контрактом с киношниками и начинает сниматься в фильме в мае. А без него нам предстоит начать все с самого начала. Нам ничего иного не остается, как рисковать и начать работать с той девушкой, которая окажется наилучшей из имеющихся, так сказать, в наличии.

Уолтер задумался и покачал головой.

– Пьеса сама по себе уже достаточно необычная и предполагает большой риск, – сказал он. – А если еще и актриса нас хоть чуть-чуть подведет, то пьеса вообще провалится.

– Я никогда не давал вам плохих советов, Уолтер. Существует много возможностей несколько изменить ситуацию, акценты и не делать весь упор на девушку...

– Я не стану переписывать, – заявил Уолтер непреклонно. – Если бы я хотел, чтобы характер девушки был иным, я бы так и написал.

Гай пожал плечами и изобразил на лице покорность.

– Пьеса – ваше детище, Уолтер.

В этот момент стеклянная дверь, ведущая к бассейну, немного распахнулась от порыва ветерка и привлекла внимание режиссера. Он оглянулся и через стекло увидел Джери-Ли, сидящую в кресле и читающую газету. Он стремительно повернулся к Торнтону.

– Кто эта девушка? Подружка Уолта-младшего? Уолтер почувствовал, что краснеет, и ответил почему-то неопределенно:

– В известном смысле.

Гай сразу же почувствовал в ответе странность.

– Весьма забавный ответ, – сказал он, провоцируя драматурга. – Хотя... я уверен, что она не ваш друг, Уолтер.

– Заткнитесь, Гай! Она еще совсем ребенок.

– А сколько ей лет? – спросил режиссер как бы между прочим, тщательно гася сигарету в пепельнице. – Семнадцать?

Уолтер встревоженно поглядел на него.

– Она может играть? – продолжал режиссер.

– Да вы с ума сошли, Гай! Она студентка колледжа и мечтает стать писателем.

– А способности для этого у нее есть?

– Как мне кажется, да. В ней вообще есть что-то экстраординарное. И если она будет неуклонно идти тем путем, которым идет сегодня, я уверен, что в один прекрасный день она добьется признания.

– Но у вас есть сомнения, – режиссер не спрашивал, а утверждал.

– Пожалуй, есть лишь одно, что могло бы остановить ее на этом пути.

– И что это?

– Она девушка, и есть что-то очень животное в ней, вернее, в ее женском начале. Но она еще сама об этом не знает, не догадывается. Мне иногда кажется, что в ней притаилась тигрица, которая только и ждет возможности вырваться.

– Вы дали великолепное по точности описание героини вашей пьесы и актрисы, которую мы ищем, Торнтон. Дело за небольшим: если бы только она могла хоть как-нибудь играть.

Уолтер молчал.

– Попросите ее заглянуть к нам.

Когда она на мгновение остановилась в дверях, Гай по наитию предложил ей чисто режиссерскую игру – произнес внезапно, даже не поздоровавшись, первые строки из пьесы Уолтера: «Только что звонил ваш отец. Он хочет, чтобы вы немедленно ехали домой, и сказал мне, что не желает, чтобы я продолжал с вами встречаться».

Режиссерское чутье его не обмануло – она читала пьесу и знала ее настолько, что ответила ему точно по тексту:

"Мой отец псих. Если я не принадлежу ему, то не должна принадлежать никому – так он считает.

– Энн! Разве можно так говорить о родном отце!"

Она посмотрела на режиссера из-под ресниц, и на губах ее медленно проступила дразнящая и одновременно невинная улыбка.

"Не надо изображать, что вы потрясены и шокированы, мистер Джексон.

Неужели у вас никогда не появлялись не совсем отеческие мысли при взгляде на свою дочь?"

Гай повернулся к Торнтону, который следил за всем происходящим, как зачарованный.

– Что вы думаете?

Тот продолжал вглядываться в лицо девушки.

– Вот же она, наша девчонка, Уолтер! – сказал режиссер.

– О чем он говорит? – спросила Джери-Ли, сбитая – совершенно с толку.

Уолтер наконец обрел дар речи.

– Он хочет, чтобы ты сыграла роль девушки.

– Но я не актриса!

Режиссер снисходительно улыбнулся и изрек:

– Все, что необходимо, чтобы стать актрисой, – это быть актрисой!

– И вовсе не так все просто! – возразила она. – Я никогда по-настоящему не была на сцене, если не считать нескольких постановок в школе.

– Ваша задача – убедить ее, Уолтер, – сказал Торнтону режиссер.

Уолтер молчал, но на лице его появилось странное выражение, и он стал как-то по-иному разглядывать Джери-Ли.

Режиссер пошел к двери.

– Я возвращаюсь в город, – сказал он. – Позвоните мне, когда решите, что вы собираетесь делать.

Уолтер не ответил, продолжая рассматривать Дже-ри-Ли.

Она почувствовала его взгляд и спросила:

– Вы за что-то сердитесь на меня? Он отрицательно покачал головой.

– Тогда в чем дело? Почему вы так смотрите?

– Я вдруг осознал, что похож на отца в моей собственной пьесе – я ревную вас!

Карсон посмотрел на часы – было четыре часа дня. К этому времени они уже знают результаты пятого заезда. Он нетерпеливо набрал номер своего букмекера.

Дженнитури ответил в своей привычной осторожной манере, чуть измененным голосом: «Хелло!»

– Пит? Как прошел пятый заезд?

– Невезуха, мистер Карсон. Лошадка не привезла вам выигрыша.

Карсон помолчал, затем спросил:

– Вам удалось связаться с вашими друзьями?

– Я разговаривал, – голос Дженнитури не выражал ничего. – Они, так сказать, не заинтересовались.

– Они, наверное, просто не поняли... Я не какой-то заурядный игрок на бегах. Я заплачу!

– Они знают. Но это касается не лично вас – они просто не заинтересованы. Все, с кем я ни говорил.

Карсон поглядел в газету, лежащую перед ним. По его расчетам, в восьмом заезде шла лошадь, которая наверняка могла выиграть.

– О'кей, Пит. Поставьте две тысячи в восьмом заезде на лошадь по кличке Мен-Итер.

– Не могу, мистер Карсон-голос Дженнитури стал непреклонным, – вы уже должны мне двенадцать кусков, и я вынужден закрыть вам кредит до тех пор, пока вы не вернете долг.

– Но в прошлом я, бывало, набирал у вас гораздо больше, – пытался протестовать Карсон.

– Я знаю, – холодно подтвердил букмекер. – Но тогда дела обстояли иначе. Ваши дела, мистер Карсон. Вас не лихорадило.

– Ну хотя бы тысячу! – сказал Карсон. – Вы просто обязаны дать мне шанс хотя бы отыграться за вчерашнее.

– К сожалению, ничего не могу сделать, – сказал букмекер и повесил трубку.

Некоторое время Карсон в задумчивости разглядывал телефонную трубку в руке, потом медленно положил ее на рычаг, откинулся в кресле и так просидел почти целый час, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью в банке. Когда он убедился, что все ушли домой, он открыл маленький ящик в самом низу тумбы письменного стола, достал револьвер, вложил дуло в рот и нажал курок.

Глава 20

Джон Рэндол устало посмотрел на большие настенные часы. Три часа дня.

Банковский охранник стоял в ожидании. Джон поднял руку и махнул. Охранник пошел закрывать входную дверь. Одновременно двое кассиров захлопнули окошечки, опустили решетки и стали запирать кассы.

Возмущенная толпа вкладчиков, стоявшая в двух длинных очередях к кассам, загудела и двинулась к Джону. Да, пдумал он, самоубийство Карсона взбудоражило Порт-Клер, словно цунами.

Он оглянулся – дверь в кабинет президента оставалась закрытой. Рядом, в помещении операционистов, контролеры из финансового управления штата продолжали педантично просматривать документы. Им удалось обнаружить еще несколько нарушений, но до окончательного результата еще было далеко – Карсон проделал все как настоящий профессионал. Документы о транс-ферных операциях, передаточные надписи, отчеты – на всех этих отчетностях все было тщательно подделано. Правда, теперь, когда вышло наружу все, никто не понимал, как мог Карсон столько времени удерживаться на плаву.

– Когда мы получим наши деньги? – закричал нервный клиент в конце очереди. – Почему вы опять закрываете кассы у нас перед носом?

– Мы всегда закрываемся в это время. Вы знаете наше расписание, – сказал Джон терпеливо. – Вы получите ваши деньги, я заверяю вас. Мы застрахованы, и все, что мы, возможно, потеряли, будет вам возвращено благодаря страховке. Не волнуйтесь.

– Откуда мы знаем, что нас не обманывают? – продолжал кричать тот же вкладчик. – Я помню, как нам говорили то же самое в тридцать втором году, когда погорел банк Соединенных Штатов.

– Тогда все было иначе, – пытался объяснить Джон, – а сегодня по федеральному закону все счета в сумме до десяти тысяч долларов обеспечены покрытием из казны. Кроме того, наш банк застрахован и против краж, и против мошенничества. Вы получите все до пенни!

– Это вы так говорите, – настаивал беспокойный клиент. – Но признайтесь, у вас нет сейчас наличных, чтобы выдать нам наши деньги.

Признайтесь, ну!

– Да, у нас нет наличных. Но ни один банк не имеет постоянно в кассе столько наличности, чтобы можно было сразу же отдать вклады такому количеству клиентов. Наличность приходит и уходит. У каждого банка точно такие же проблемы – мы должны пускать деньги в оборот для того, чтобы прирастал капитал и мы могли бы выплачивать вам проценты по вашим вкладам.

У нас сотни депозитов – и все они в обороте. Так работают все банки. И если вдуматься, то все очень просто.

– Не такой уж глупец! – не унимался человек. – Если я не уплачу проценты по закладной, вы, то есть банк, отберете мой дом. А если банк не выплачивает мне мои денежки – что я должен делать?

– Банк выплатит вам все.

– Как, если вы закрылись?

– Банк не закрылся! – повторил в который раА Джон. – У нас на счетах достаточно средств, чтобы вернуть вам всем ваши деньги. Но нам необходимо время, чтобы получить по нашим счетам наличность в других банках. И если вы дадите нам это время, я. обещаю вам, что все вы получите ваши деньги полностью.

– Мистер Рэндол, почему мы должны верить вам после того, что произошло? – спросил другой мужчина. Джон отыскал его глазами в толпе и посмотрел ему прямо в лицо. Он заговорил громко, медленно, четко, так, чтобы все могли его расслышать:

– Потому, мистер Сандерс, что я, так же, как и вы, всегда работал, чтобы заработать на жизнь, И каждый грош, который я мог отложить, вкладывал в этот банк. И я не волнуюсь.

Мистер Сандерс некоторое время молчал, вглядываясь в лицо Джона, затем повернулся к окружающим его людям и сказал:

– Я буду ждать вместе с мистером Рэндолом, люди. А как вы?

– Мы тоже, – крикнул кто-то из толпы. Мистер Сандерс протиснулся к Джону, протянул ему руку и сказал:

– Верю, что вы сдержите обещание, мистер Рэндол!

Джон кивнул. Он боялся произнести слово – в горле стоял комок. Еще несколько людей

пожали ему руку, и затем толпа медленно вылилась через открытые охранниками входные двери на улицу.

Возвращаясь к своему столу, Джон увидел, что Артур Дейли и еще несколько других членов совета попечителей вышли из кабинета президента банка и стоят в дверях, глядя на него. Несколько часов они просидели там, закрывшись с главным контролером, обсуждая положение дел, и, наверное, вышли, привлеченные шумом. Как бы в подтверждение этой мысли, Артур кивнул ему, и попечители вернулись в кабинет.

Через три дня Джон был избран президентом Порт-клерского национального банка.

Джон только что сел за завтрак, когда спустилась Джери-Ли и присоединилась к нему.

– Последнее время ты встаешь рано, – сказал он, – особенно сегодня.

– Почему особенно сегодня? Я всегда встаю рано, – возразила Джери-Ли.

– По воскресеньям? Когда нет занятий?

Джери-Ли слегка покраснела.

– Я хотела пройтись по магазинам.

– Ты? – удивленно поднял брови Джон. – Хм, я всегда считал, что ты терпеть не можешь заниматься покупками.

– Завтра день рождения мистера Торнтона, – она покраснела еще сильнее. – Я бы хотела найти для него что-нибудь особенное.

– Сколько ему исполнится?

– Сорок семь.

Джон удивился.

– Я почему-то думал, что ему гораздо больше.

– Многие так думают. Мне кажется, потому, что его первая пьеса была поставлена на Бродвее, когда ему было всего двадцать три года.

– Все равно он старше меня... – сказал Джон, которому было сорок три.

– Не так уж и намного, – возразила Джери-Ли. – Самое странное в том, что он совершенно не кажется старым, – она бросила быстрый взгляд на отца.

– Ты понимаешь, что я имею в виду?

Джон кивнул, поднял свою чашку кофе, сделал небольшой глоток.

– Вчера он заходил в банк. Мы довольно долго разговаривали.

Джери-Ли встала, подошла к плите, налила себе кофе, села и только после этого спросила:

– О чем же?

– Главным образом, о делах. Он отнесся с пониманием к тому, что произошло у нас в банке. Если бы он захотел, он мог бы доставить нам очень серьезные неприятности, поставить в трудное положение. Стоило ему решить забрать свои деньги из банка полностью, как началась бы такая цепная реакция, что нам пришлось бы закрыть банк.

– Но он этого не сделал.

– Нет, – ответил Джон и больше ничего не сказал. Но про себя подумал о том, как удивительно все складывается: если бы не Уолтер Торнтон, он бы никогда не был избран президентом банка...

Все произошло в тот вечер, когда контролеры закончили проверку банковских счетов и документов. Выяснилось, что самые большие суммы исчезли со счетов Торнтона – больше двухсот тысяч долларов. Совет попечителей в полном составе поехал к нему и обратился с просьбой выразить банку доверие и не переводить свои деньги в другой банк.

Он согласился без особых колебаний. Но поставил одно условие. Позже Артур Дейли рассказал об этом Джону и даже привел точные слова мистера Торнтона:

«Я не переведу деньги при одном условии, единственном – Джон Рэндол станет президентом банка».

По словам Артура, совет вздохнул с облегчением:

– они и сами пришли к такому же выводу, поэтому согласиться с этим условием было для них легче легкого...

Джон внимательно следил за тем, как дочь намазывает масло на тост.

– И еще мы говорили о тебе, – сказал он наконец.

– Да? – спросила она и откусила тост. Проглотив, спросила с видимым безразличием. – И что же он сказал обо мне?

– Он сказал, что у тебя есть способности и ты можешь писать. И что тебе следует очень серьезно продумать, в какой высший колледж ты поступишь после окончания нашего.

– Он мне уже говорил об этом.

– Ты действительно хочешь стать писателем? – спросил с любопытством Джон. – А что произойдет, если ты выйдешь замуж и у тебя будет большая семья?

– Ой, папа! – вспыхнула она румянцем. – Когда это еще будет! Я до сих пор еще не встретила мальчика, с которым я бы хотела, громко говоря, создавать семью. И, кроме того, писательский труд – единственное, что можно делать в любое время, по своему усмотрению, когда тебе захочется.

– Он сказал, что ты должна уже сейчас начать подавать прошения о приеме. В конце концов, до выпуска осталось не так уж много времени.

– Он обещал мне кое-что разузнать. И тогда я смогу выбирать и на чем-то остановиться.

– Он и об этом упомянул и пообещал держать нас в курсе.

– Держать в курсе? – удивилась Джери-Ли.

– Да, – подтвердил Джон. – Он собирается уехать на длительное время – Голливуд, Европа, потом опять Голливуд.

Джери-Ли некоторое время пила кофе молча. Потом спросила:

– Он ничего не говорил о пьесе на Бродвее?

– Нет, – ответил отец, – он не упоминал ничего похожего на бродвейскую постановку.

Она нажала кнопку звонка, и за дверью мелодично прозвучал сигнал.

Дверь открыла секретарша Торнтона.

– О, Джери-Ли! – воскликнула женщина. – Я не ожидала вас. Мы в разгаре сборов. Укладываем вещи. Я скажу ему, что вы пришли.

Женщина ушла в библиотеку, прикрыв за собой дверь. Подождав немного в прихожей, Джери-Ли прошла через гостиную на террасу. Бассейн был уже укрыт на зиму. Холодный ноябрьский ветер налетал со стороны пролива. Она поежилась и подняла воротник куртки.

– Джери-Ли! – он стоял в дверях. Она обернулась на звук голоса.

– Становится совсем холодно, – сказала она.

– Да, – согласился он. – Входите сюда, здесь гепло Она прошла за ним в гостиную.

– Я не ждал вас сегодня, – сказал он.

– Завтра у вас день рождения, – сказала она и протянула ему маленький, перевязанный ленточкой сверток. – Я хотела бы сделать вам подарок.

Он смущенно взял сверток.

– Откройте, – сказала она. – Мне бы очень хотелось, чтобы вам понравилось.

Он торопливо развязал ленточку, развернул сверток и извлек маленькую записную книжку в обложке из дорогой черной кожи. На корешке в специальном кармашке лежал тонкий золотой карандаш.

– Какая прелесть! Но почему вы выбрали именно записную книжку?

– Потому что вы вечно ищете, куда записали телефон.

Он кивнул.

– С днем рождения! – сказала она.

– Спасибо, – выдавил он улыбку. – Я становлюсь старым.

– Вы никогда не постареете, мистер Торнтон, – сказала она. – То, что вы пишете, делает вас вечно юным.

Он почувствовал, как что-то сдавило ему горло и перехватило дыхание.

– Спасибо... – с трудом произнес он и взял себя в руки. – Действительно, огромное спасибо. Это самое приятное из всего, что когда-либо мне говорили.

Она постояла молча, глядя на него, потом, наконец, сказала:

– Думаю, что мне надо бежать, мистер Торнтон. Меня ждут дома к обеду.

– Джери-Ли, – сказал он, не двигаясь с места.

– Да, мистер Торнтон?

– Завтра я уезжаю, – сказал он, глядя ей в глаза.

– Я знаю. Отец сказал мне.

– Меня не будет здесь долгое время.

– Отец и это сказал мне.

Он опять помолчал, потом буквально заставил себя сказать:

– Пьесу я забрал из театра. Я не считаю, что она закончена.

Она не ответила.

– Вы сами – писатель, – сказал он и криво улыбнулся, – вы скоро на собственном опыте узнаете, что иногда с нами происходят такие вещи.

Она кивнула.

– Где-то в середине повествования, – продолжал он, – вы сворачиваете на неверный путь и через некоторое время сами перестаете понимать, о чем идет речь.

– Или обнаруживаете, что слишком хорошо понимаете, о чем ведется речь, но не хотите себе признаваться в этом, – сказала она тихо.

Он опустил глаза.

– Простите меня, Джери-Ли, мне очень жаль.

– Мне тоже очень жаль, мистер Торнтон, – ответила она, и на последних словах голос ее дрогнул. Она повернулась и вышла из комнаты.

Он подошел к окну, откуда мог наблюдать за тем, как она садится в машину и медленно отъезжает.

В это время из библиотеки раздался голос секретарши:

– Уолтер, вы хотите взять с собой наброски чикагского рассказа?

Он не ответил – непролившиеся слезы жгли ему глаза. Машина Джери-Ли завернула за угол, выехала на дорогу и скрылась за поворотом.

– Уолтер, брать наброски...

– Я скоро вернусь! – крикнул он и выбежал из дома.