Текст книги "Тамбу-ламбу. Три звонка"

Автор книги: Галина Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Белая птица

Но на следующий день они никуда не поехали – отца вызвали зачем-то на работу.

Володя пообедал и пошёл гулять. Двор нового дома был полон всяких сокровищ. Из-под земли торчали концы толстой проволоки, среди битого кирпича можно было разыскать ролик, пластмассовую дверную или оконную ручку. Мальчишки превратились в кладоискателей.

– Чур, моё! Чур, моё! Я первый нашёл! – раздавалось по двору.

Володя Рогов оказался счастливцем. Он нашёл совершенно целую тёмно-зелёную фаянсовую плитку с белой птицей. Ковырнул землю железкой, железка задела за что-то твёрдое, и вдруг плитка, с обратной стороны серая, ничем не приметная, перевернулась, и белая птица, распластав крылья, лежала у его ног.

– Чур, моя! – закричал Рогов.

И тотчас же набежали мальчишки:

– Дай поглядеть!

Володя держал плитку над головой, и все могли видеть её великолепие.

– Надо её на крепость проверить, – посоветовал кто-то из мальчишек. – Трахни её о землю.

– Найди сам и трахай, – ответил Володя.

Дома он вымыл плитку под горячим краном, и она засияла…

– Наверное, в квартире люкс такие, – сказала мать. – В пятом подъезде квартиры для академиков, там такие, а у нас, видите, можно только, до половины облицевать ванную, да и то обыкновенными плитками.

Володя поставил плитку на полку для книг. Смотрел на неё и радовался…

Плитка как зелёное море. Если сидеть тихо и долго смотреть на неё, кажется, что птица то опускается, задевая крылом взметнувшуюся волну, то взлетает вверх. Птица может сложить крылья и покачаться на волне, может нырнуть… Это морская птица. Она счастливая. Она может плавать в море сколько хочет.

Володя был на море. Они летом ездят к морю, море от их города недалеко. Если вечером сесть в автобус, к утру приедешь. Володя часто думает о море и почти всегда, когда засыпает.

Небо тоже похоже на море. Когда смотришь с берега, то море и небо где-то далеко встречаются. И кажется, что там они вместе. Вот в зелёном море мелькнула тень. Может быть, проплыла медуза, а может быть, рыба. Поймай её, птица!

Сверкнуло солнце. Это зажглась лампа. Пришёл с работы отец.

– Дома Владимир? – спросил он.

Мать ответила:

– Дома. Наверно, читает…

Володя заслонил плитку с морем книгой, а потом повернул её так, чтобы свет от лампы на неё не падал и чтобы её никто, кроме него, не видел.

Это была чудесная находка. И повезёт же так человеку! «Если я познакомлюсь с капитаном, – думал Володя, – я непременно покажу ему белую птицу».

Все эти дни Володя, если видел на улице человека в морской форме, то либо догонял его, либо спешил навстречу. Но капитана Проценко, которого, конечно, он узнал бы сразу, он ещё не встретил.

Унывать Володя не унывал. Во-первых, прошло ещё очень мало дней. А потом, он надеялся, что они всё-таки встретятся. Непременно встретятся.

«А почему всё сто и сто?»

Время шло и приносило новые заботы.

В пятом классе «А» шёл пионерский сбор. Отряд принимал план по пионерской двухлетке.

– «Посадить сто деревьев, подарить детскому саду сто книг, – читала Нина Короткова, похожая на Шурину подругу Настеньку. – Сшить сто воротничков для нахимовцев, наших шефов».

Нина читала: громко, чётко, останавливаясь на запятых и точках.

– А почему всё сто и сто? – спросил Миша Коршунов.

– Я что, неясно читаю? – удивилась Нина.

– Ясно. Только я не понимаю, почему сто? Нас тридцать человек, мы можем посадить сто деревьев. Решим и посадим, это не так уж трудно. Но почему же сто книг?

– Странный вопрос! Надо же указать, сколько.

– Ничего странного. Я, например, отдам книги, которые я читал, когда был маленький, и другие отдадут, сколько смогут. И получится столько, сколько будет.

Не задал бы Миша вопроса, сбор шёл бы и шёл, а тут поднялся такой галдёж! Все спорили, доказывали, соглашались и не соглашались.

– Тише! – кричала Нина Короткова, взобравшись на стол и размахивая двухлетним планом.

Миша Коршунов уже ничего не спрашивал и никому ни на что не отвечал. Он сидел, зажав уши, и молчал. Рядом с Коротковой на столе очутился Рогов. Он поднял руку:

– Я сейчас скажу, почему сто!

И он очень толково объяснил, что сто – это план, меньше которого нельзя выполнять, а больше – пожалуйста, сколько угодно. Например, можно собрать триста книг и даже тысячу, никто не запрещает. А чего все орут, просто непонятно.

– Правильно! – закричала Наташа Левашко и даже захлопала в ладоши.

Когда всё стало ясно, Нина слезла со стола и отряд стал обсуждать второй очень важный вопрос. Надо было выбрать нового председателя отряда.

– Я отказываюсь, – сказал Серёжа Лапин. – Пусть выберут другого. У меня ничего не получается, я никогда раньше не был председателем.

Вопрос был серьёзный, и очень хорошо, что, когда его начали обсуждать, пришла вожатая из восьмого класса, прикреплённая к отряду пятого класса «А». Она опоздала на сбор, потому что, наверно, по дороге ела мороженое: в руках у неё ещё была палочка от «эскимо».

– Почему ты отказываешься быть председателем отряда? – спросила вожатая Лапина и облизала сладкую палочку.

– Я лучше буду выпускать стенгазету, а председателем у меня ничего не получается, – сказал Лапин.

– Можно, я скажу? – Наташа Левашко подошла к председательскому столу, за которым сидела Нина Короткова.

И вот она сказала:

– В прошлом году мы всё время вовлекали Лапина в пионерскую работу. Помните? Теперь я предлагаю выбрать председателем Рогова. Хотя он и новенький, но он активный и его не надо будет вовлекать, как Лапина.

– Правильно! – закричал Лапин. – Пусть его вовлекают, а меня не надо!

И опять все раскричались. Вожатая из восьмого класса предложила выбрать Нину Короткову.

– Она вас всех знает, и вы её знаете. А Рогов ещё совсем новенький.

Нина стала отказываться. Ей, наверно, не хотелось отказываться, но она отказывалась, потому что всегда, когда кого-нибудь выбирают, отказываются. Но Володя не отказывался. Наташа Левашко опять взяла слово и стала говорить, как у них было интересно на первом собрании полярного кружка. Володя слушал, и ему нравилось, что она так про него говорит.

– А если мы его выберем председателем, кто же будет в полярном кружке? – опять спросил Миша. – Тогда кружок развалится.

– Ничего не развалится, – сказала Наташа и закричала: – Давайте выбирать!

И ровно через минуту Володя Рогов стал председателем отряда. Вожатая из восьмого класса сказала:

– Ну хорошо, пусть будет по-вашему. Только зря Короткова отказалась. Мы с ней договорились, а всё получилось наоборот. Рогов, ты был когда-нибудь председателем? – спросила она Володю.

– Нет, – ответил Володя.

– Нинка тоже не была! – закричала Наташа.

– Раз выбрали – значит, выбрали, – сказал Лапин, взял у Коротковой папку с планами и протоколами и передал её Володе.

Трудно быть председателем

– Мне нужно на рукав две красные нашивки, – сказал Володя, когда вернулся из школы.

Отец выслушал, как Володю выбирали председателем, и сердито произнёс:

– Это, Вовка, несерьёзно. Тебе нужно сначала осмотреться в новой школе, подружиться с ребятами, а потом уже браться за такое ответственное дело.

– Ты думаешь, он не справится? – спросила мать.

– Я не думаю, но…

– Если не думаешь, зачем же зря разговаривать.

И взволнованная Володина мама быстро нашла красную ленту, из которой вышли две отличные нашивки на левый рукав школьной куртки.

Нашивка на рукаве не только у председателя отряда, у звеньевых тоже нашивки – одна полоска. Вот у председателя дружины, у того три. У капитана Проценко тоже нашивки, только у него золотые. Во флоте у всех золотые нашивки. Сразу можно узнать, кто идёт: капитан, штурман, старшина, младший помощник. А сколько нашивок у адмирала?

Володька то и дело поглядывал на свою куртку. Завтра он наденет её и придёт в класс. Он был очень доволен собой.

На следующий день Володя Рогов пошёл в школу так же рано, как первого сентября. Когда все собрались, Володя объявил, что сегодня после уроков звеньевые останутся, потому что совет отряда будет разрабатывать план.

– Вот это председатель! – сказал Лапин.

Сколько заседал совет отряда, неизвестно, только на следующий день в пятом классе «А» сидели за партами не просто ученики. За партами сидели ответственные люди, и у них были ответственные поручения. Наташа Левашко, например, отвечала за сбор кружка полярников; Нина Короткова и Лапин – за стенгазету; Миша Коршунов отвечал за сбор книг для детского сада. Шура Проценко ни за что не отвечала.

– Мы тебе обязательно дадим нагрузку, – пообещал Рогов.

– Мне не надо нагрузки, я буду участвовать в драмкружке.

– Это не считается, – возразил Рогов. – Каждому обязательно нужно дать пионерское поручение.

– А мне сейчас нельзя обязательно, я сейчас должна из школы сразу идти домой, – ответила Шура.

– Слушай! – Рогов даже хлопнул рукой по парте. – Что значит – домой?

– У меня уважительная причина.

– Какая может быть причина? – продолжал Рогов. – Ты понимаешь, что такое дисциплина? – Рогов уже еле сдерживался. – Если все пионеры будут отказываться от поручений…

– Не ори, – сказала Шура.

В это время в класс вошёл учитель, и начался урок истории. За время урока между Шурой Проценко и председателем отряда Роговым выросла стальная граница. Парта, за которой они сидели рядом, была поделена пополам. Рогов истратил целую коробку перьев. Он втыкал перо за пером, ровно по одной линии, и злился. Шура молча смотрела, как воздвигался забор, а когда урок кончился, сказала громко, чтобы все слышали:

– Председатель отряда, если тебе собственных перьев не жалко, так зачем же школьную парту портить?

Рогов смолчал. Но решил эту Проценко проучить. Прежде всего должна быть дисциплина, а потом уже всякие уважительные причины. И Проценко должна выполнять поручения, вот и всё.

– Мы на следующем совете тебя обсудим, – пообещал он Шуре в раздевалке, когда они уже уходили домой.

И хотя, как мы с вами знаем, им было по дороге и даже в один и тот же дом, они шли по противоположным сторонам улицы и не замечали друг друга.

Богатая Дунька

В последние дни Стёпа после работы часто идёт в город, в дом, где его приветили.

– Здравствуй! Пожалуйста! – встречает его Шура.

И капитан Проценко, который уже поднялся с постели, но пока ещё посиживает в кресле, тоже ему радуется:

– Рабочий класс пришёл! Как дела?

– Порядочек, – отвечает Стёпа.

Стёпа прилаживает к постели капитана лампу, относит в библиотеку связку книг и приносит по списку целую охапку новых. Капитан много читает.

– Я думаю вот здесь полочку приспособить, – говорит Стёпа.

И вскоре около кресла появляется низкая полка на ножках, очень удобная, с которой можно, не вставая, брать нужную книгу.

Шура с завистью смотрит на Стёпино мастерство. И как бы невзначай спрашивает:

– А ты маленькую мебель можешь сделать?

У Стёпы никогда не было сестры. Братьям он точил городки, ладил мельнички, тележки, деревянные ружья. А тут совсем другое.

– Пусть будет маленькая, но как настоящая, – просила Шура.

Шура теперь учится в пятом классе, но по-прежнему шьёт Дуне платья, заплетает косы и укладывает её спать. Правда, теперь она её иногда укладывает на целую неделю – уложит и забудет разбудить, и спит Дуня, закрыв стеклянные глаза пушистыми ресницами, с субботы до следующего воскресенья, в нижнем ящике стола, за которым Шура учит уроки.

– Не слишком ли богатая будет твоя Дунька? – говорит дядя Дим, рассматривая маленький шкаф, в который Стёпа ухитрился вставить зеркало.

– Тебе нравится? – спросила Шура.

– Нравится, искусно сделано. Только, гляди, зазнается твоя Дуняха, начнёт жадничать, как в сказке о золотой рыбке, потребует ещё шкаф, ещё комод, ещё…

Шура поняла, что это Дим говорит не про Дуню, и быстро сказала:

– Ничего она ещё не потребует, хватит.

– Вот и я так думаю, – согласился Дим.

Когда Стёпа в этот вечер уходил, капитан сказал ему:

– Подожди, Степан! Есть у меня для тебя подходящая вещь, – и подарил ему свой перочинный нож.

Это был удивительный ножик. В нём было столько всяких штук!

– На все случаи жизни, – сказал капитан. – Часы починить, медведя освежевать.

Кто же сможет отказаться от такого подарка? И Стёпа открывал и закрывал ножи, ножички, ножницы, крохотные стамески, пилки. И всё удивлялся, где это они умещаются.

– Этот нож, наверно, раз десять вокруг света со мною обернулся, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Ты его береги.

– А может, вам самому понадобится?.. – Стёпа протянул нож обратно. – Как вы без него в плавание пойдёте?

Дим Димыч молча отстранил Стёпину руку.

– Бери, бери… И береги его, – повторил он. – Нож мне послужил, пусть тебе послужит. Другому бы я его не отдал.

Стёпа поблагодарил и, счастливый, унёс подарок с собой. Шура пошла его проводить.

– У нас скоро контрольная, – сказала она. – Только я не боюсь.

– Очень-то не хвастай, – посоветовал ей Стёпа. – Бывает, с виду задачка лёгкая, а на самом деле в ней какая-нибудь заковыка. Ты подумай хорошенько, прежде чем решать.

– Подумаю, – сказала Шура. – А ты когда теперь придёшь?

– В праздники, – пообещал Стёпа. – Раньше не получится, работы много.

Шура вернулась домой.

– А у нас гость, – сказал Дим.

В комнате никого не было.

– Он сидит под столом.

И Шура заглянула под стол. Под столом спряталась Настенька. Она расставила Дунину мебель и устроила настоящую кукольную комнату.

Шура бросилась целовать подружку.

– Ещё торшерчик нужен, – сказала Настенька.

Они целый вечер играли с Дуней, и Настенька, уезжая, пообещала:

– В следующий раз приеду, привезу лоскуточков – нашьём Дуняше платьиц, фартучков.

Про школу они даже не поговорили. Так соскучились друг без друга и так давно не играли в куклы.

Капитан бросает курить

Капитан был дома один, когда пришёл доктор.

– Я не хочу вам сказать, что дело плохо, но должен предупредить: вам обязательно нужно расстаться с трубкой, – сказал доктор, выслушав сердце Дмитрия Дмитриевича. – Курить вам нельзя. В противном случае…

– Что в противном случае? – переспросил его капитан Проценко.

– Я не смогу вам помочь.

Врач волновался. Он был очень молод и, если снять с него халат и белую шапочку, совсем не был похож на доктора. Он очень хотел помочь капитану.

– И ещё я хочу сказать, – продолжал он, – что это совершенно обязательно.

– Понял, понял. – Капитан Проценко приподнялся в кресле и протянул врачу руку. – Всё я, дорогой мой, понял.

– Ну вот и прекрасно! – обрадовался доктор.

Капитан крепко пожал доктору руку, но доктор почему-то не уходил. Он смотрел на трубку, которую капитан бережно положил рядом с собой, старую, обкуренную трубку. Где только с нею не побывал этот седой человек! И доктор, уже совсем как мальчик, попросил робко:

– Очень прошу вас.

Потом он пошёл в прихожую. Дим Димыч слышал, как доктор одевался, шаркал галошами, как хлопнула входная дверь, и он остался один.

Закурим последний раз… Капитан подвинул к себе коробку, щёлкнул замок, открылась одна крышка, вторая, потом третья. Взяв щепоть табаку, капитан стал набивать трубку, не спеша, старательно прижимая лёгкий табак сильными пальцами.

Теперь надо зажечь спичку. Нет, зажжём не спичку, зажжём зажигалку, как всегда в непогоду на мостике. Зажжём зажигалку. Теперь этот патрон-самоделка будет не нужен.

Как хорошо, что никого нет дома, и он покурит один! Если человек молчит, это не значит, что он не разговаривает. Капитан Проценко говорил сам с собой.

«Я должен ходить по суше, ходить, а не ползать! А поэтому…»

Трубка погасла. Капитан выколотил лёгкий пепел, ещё раз потянул через пустой чубук и положил трубку в мягкое золотистое ложе. Захлопнулись все три крышки, и капитан повернул в замке маленький ключ.

Подойдя к окну, он поднял руку. Ключ лежал на его ладони и поблёскивал: я ещё тебе пригожусь.

– Нет, – сказал капитан и швырнул его вниз.

Он потеряется, такой маленький ключик, которым ничего не откроешь, кроме чудесной коробки…

На коробке по жаркой пустыне идёт караван. Плавно следуя друг за другом, верблюды несут тяжёлые тюки, а погонщики в тёплых разноцветных халатах поют нескончаемую песню: «А-а-а-а-а…» Это та самая коробка, о которой Шура подумала, что в ней лежат удивительные диковины. Теперь она заперта крепко-накрепко, и капитан не будет искать потерянный ключ.

«Ты что-то очень гневаешься, королева!»

– Я опоздала? – спросила Шура, на ходу снимая пальто. – Я задержалась в школе. У нас был сбор драмкружка. Мы будем ставить сказку «Двенадцать месяцев». Ты, наверно, её не знаешь.

– Почему же не знаю? – ответил Дим. – Сказка про смелую девочку, как она пошла в лес зимой за цветами.

– Ты знаешь эту сказку? – удивилась Шура.

Шура стряхнула мокрую от дождя шапочку и подошла к Диму.

– И даже знаю, что ты хочешь играть падчерицу, – сказал Дим.

– Ты ошибся, я совсем этого не хочу! Если бы мне дали роль королевы, я непременно играла бы только её. Падчерица! Ты только подумай, она всем подчиняется, а королева всё придумала так, что все всё узнали. И потом, она была неглупая. Помнишь, как она говорит своему профессору: «Если бы я слушалась вас, я бы только и делала, что думала, думала, думала и под конец, наверно, сошла с ума или придумала бог знает что. Но, к счастью, я вас не слушаюсь».

«Вот я и ошибся, – подумал Дим. – Не угадал, чего хочет маленькая Шура».

А Шура, присев перед ним в глубоком королевском реверансе, вдруг выпрямилась и, как настоящая королева, сказала:

– Если бы я смогла, я бы превратила Володьку Рогова в какого-нибудь жука. Вот такого! – И она показала на мизинце, в какого именно жука она хочет превратить своего соседа по парте.

– Бедный Володька! – усмехнулся Дим и протянул было руку за трубкой, которая обычно находилась рядом.

– «Бедный»! – продолжала негодовать Шура. – Нацепил нашивки и распоряжается!

– Как это – нацепил? Ты что-то очень гневаешься, королева!

– Его выбрали председателем отряда, вот и нацепил, – сказала Шура. – Вот такие, как у тебя на рукаве, только у тебя три, а у него две. – И Шура дотронулась до рукава капитанского кителя.

Это был старый китель. Дядя Дим носил его теперь только дома. И нашивки на нём были старые, потускневшие.

– Нацепить нашивки нельзя! – строго сказал капитан. – Я это лично заслужил. Тебе ещё не понять, мала. А если вы Володьку выбрали и ему полагаются знаки отличия, то вы должны уважать своё доверие.

Дим сердился. Шура примолкла.

– Должны уважать, – продолжал Дим. – А он должен выполнять то, что ему поручено. Вот если он зазнается, будет лодырничать, тогда превращайте его в жука, не жалко. А то вчера выбрали, сегодня превращать, – что-то больно рано!

Шура молчала. Она вынимала из школьной сумки учебники, тетради.

– Сколько будет шестью восемь?! – спросил Дим.

– Сорок восемь, – послушно ответила Шура.

И они помирились.

– Мы с тобой не ссорились, – объяснял Дим. – Я тебе просто растолковал, что к чему.

– Да, просто! Совсем не просто! Ты сердился!

– Сердился, потому что ты неправа. Я не только с тобой, а и с тем, кто постарше, если человек неправ, согласиться не могу.

Дим вспомнил про трубку. Если бы ключ был на месте!

«Он всё ещё сердится», – думала Шура, поглядывая на Дима.

Глупый зверь

Моросил дождь. Во дворе было тихо и пусто. Кто захочет гулять в такую погоду! Присев на корточки, Миша Коршунов вглядывался в вентиляционную отдушину и звал:

– Киса! Киса!

В темноте сверкали два глаза и слышалось насторожённое фырканье.

– Ты не бойся! – убеждал Миша.

Но всё было напрасно. Зверь, который сидел в темноте, боялся.

– Вот я оставлю тебе колбасы, а придёт чья-нибудь собака и всё съест, и ты околеешь с голоду! – грозил Миша.

Он уже третий вечер выманивает кем-то брошенного после новоселья кота. Кот не вылезает. Иногда человек может так напугать зверя, что тот никак не опомнится. Миша ждал, потом поднялся и сказал уже решительно:

– Я ухожу.

Но он не ушёл, а нагнулся и позвал опять:

– Вылезай, кис!

И вдруг Миша увидел рядом с собою на земле маленький ключ. Совсем-совсем маленький.

– Интересно, что им можно отпереть?

Миша поднял ключ и положил его в карман.

– Ты чего тут делаешь? – спросила Шура Проценко у него за спиной.

Она выросла будто из-под земли.

– Так просто, – ответил Миша.

Он не стал ей рассказывать о том, что битый час сидит под дождём и напрасно вызывает бездомного кота.

– А почему ты чего-то подглядывал? – не унималась Шура.

– Просто так, – повторил Миша.

И вдруг спросил:

– Ты завела себе кошку?

– Нет. Зачем мне кошка? – удивилась Шура.

– Ты говорила, что заведёшь. Помнишь, когда я отдавал тебе мышей?

– Да, правда, – вспомнила Шура. – Я уже забыла, – созналась она.

Дождь вдруг полил сильнее, ещё сильнее… Перепрыгивая через лужи, они добежали до дверей дома.

– Это к вам тогда приезжала «скорая помощь»? – спросил Миша.

– К нам. У нас дядя Дим болен, но теперь он уже выздоравливает, – ответила Шура. – А ты боишься? – вдруг спросила она, размахивая сумкой.

– Чего бояться? – не понял Миша.

– У нас завтра контрольная.

– Чего же бояться?

– Я тоже не боюсь, у нас в старой школе очень часто бывали контрольные.

И Шура даже прихвастнула, что за все контрольные у неё были только одни четвёрки и пятёрки.

– А я в прошлом году много пропустил, – сказал Миша. – У меня всё время был какой-то продолжительный, ползучий грипп. Я даже тройку получил, а потом догонял, догонял… Бояться не надо. Когда боишься, ещё хуже всё путаешь.

Из подъезда, в котором жил Миша, вышел человек в прозрачном дождевике.

– Мишук? – удивился он, увидев мальчика. – Ну что же ты, голубчик, на дожде разговариваешь с барышней?

– Это не барышня, это Шура. Мы вместе учимся, в одном классе.

– Очень приятно, что с моим внуком учится такая славная особа, – сказал Мишин дедушка. – Но всё равно не стоит мокнуть под дождём. Идёмте лучше в дом. Идёмте, Шурочка, к нам.

– Спасибо, – сказала Шура. – Мне надо домой, я несу лекарство. – И она открыла тяжёлую дверь своего подъезда. – До свиданья!

Если бы Шура обернулась, то она бы увидела, что Миша Коршунов и его дедушка не пошли домой, а, накрывшись прозрачным плащом, отправились в тёмный угол двора, где в отдушине сидел озябший и голодный кот.