Текст книги "Тамбу-ламбу. Три звонка"

Автор книги: Галина Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Три звонка

Просто так

Как громко стучат башмаки! По лестнице нового дома бежит вниз мальчишка.

Там-тра-та-там!

Мальчишка очень спешит. Он перепрыгивает через ступени, и его башмаки будто выколачивают барабанную дробь: там-тра-та-там!

На одной из площадок мальчишка задержался и торопливо позвонил в квартиру номер семь.

В этой квартире, наверно, живёт его товарищ?

Нет, он не знает, кто там живёт.

А зачем же он позвонил?

Просто так. Позвонил и убежал.

Это что! Вот раньше, когда мальчишка жил в старом доме, по дороге в школу он успевал позвонить в три и даже в четыре квартиры. Позвонить да ещё послушать снизу, как наверху хлопают двери и ругаются жильцы:

– Наверно, опять мальчишки звонили! Безобразие!

А он невидимка, его никто и не видел.

Там-тра-та-там!

Сегодня он очень спешит. Вот и последняя ступенька.

Там-там!..

На верхней площадке открылась дверь, но никто ни о чём не спросил, и дверь захлопнулась.

Ветка ли-чи

Как только в это утро Шура открыла глаза, то увидела, что рядом с её постелью на столе лежит ветка с удивительными шишками. Шура потрогала их шероховатую чешую и вдохнула пряный, незнакомый запах. Это ли-чи – виноград в шишках; он растёт далеко за океаном, где никогда нет зимы и круглый год жаркое лето.

Стараясь ступать неслышно, Шура обошла стул, на котором висел синий морской китель.

Дядя Дим спит рядом, за прикрытой дверью.

– Ты тут потише, – сказал отец, уходя на работу.

– Хорошо, я буду потише, – обещала Шура.

И теперь она размешивает в чашке сахар, стараясь не стучать ложечкой.

Во сне дядя Дим похрапывает. Спит он крепко. И наверно, может проспать целый день. В этом нет ничего удивительного. «Плавать по океану, да ещё самому вести корабль – устанешь», – думает Шура. Она дует на блюдце, чтобы скорее остыл чай.

Шура с радостью не пошла бы в школу; разве легко уйти от Дима, которого она не видела целый год? Правда, папа сказал, что теперь Дим приехал надолго, но так было и год назад.

«Я теперь домой, может быть, насовсем», – сказал тогда дядя Дим. Но прошло два месяца, он уехал в свой порт, к друзьям, и пришлось ему вдогонку посылать чемодан. Потому что он прислал телеграмму:

ОПЯТЬ УХОЖУ В МОРЕ ЗДОРОВЬЕ ПРЕКРАСНО

ДИМ

«Прекрасно»! – сердился Шурин отец, укладывая чемодан. – Знаю я это «прекрасно»!» И сунул в чемодан лекарство, которое Диму прописал врач.

И вот дядя Дим снова приехал.

Шура вчера не успела поговорить с ним: такая при встрече была радостная суматоха. И он ничего не рассказал. Но сегодня такой день… Первое сентября! В этот день ни один школьник не захочет остаться дома. Даже дядя Дим вчера сказал:

– Был бы я помоложе лет на пятьдесят, побежал бы завтра в школу вприпрыжку.

Шура ещё раз проверяет свою школьную сумку. Как будто всё на месте: книги, тетради, ручка, карандаш. Но она не торопится. Ещё рано, у неё есть время.

– Откуда ты приплыла, приехала, ли-чи?

Шура трогает ветку. Потом рассматривает якорь на тусклой золотой пуговице на рукаве капитанского кителя. Из кармана кителя выглядывает кожаный футляр.

«У него был другой, – вспоминает Шура. – Наверно, старый потерял. Или теперь у него новые очки?»

Шура берёт свои туфли, идёт в чулках в переднюю и там обувается. Потом она подходит к вешалке, на которой висит шинель. Шура прижимается к ней лицом. Чёрная шинель, пропитанная дождями и высушенная всеми ветрами, которые дуют со всех сторон света.

– Зюйд-вест, норд-ост… – шепчет Шура.

И вдруг раздаётся громкий звонок.

– Кто это? – спрашивает дядя Дим.

Он проснулся.

Шура бежит к двери, распахивает ее. Но на лестнице никого нет. «Кто же это, в самом деле?» – думает Шура, оглядываясь.

А мальчишка шагает по улице. Он идёт в новую школу. Кому приходилось переходить из одной школы в другую, знает, что это совсем не просто. Почти всем жаль старую школу. Как храбро ни держись, а в новую школу идти не так легко. За какой партой он будет сидеть? Будут ли новые учителя придираться? Каких друзей встретит он?

Громко стуча башмаками, шагает мальчишка по улице.

Если бы сегодня было не сегодня

– Кто это там? – спрашивает дядя Дим, когда Шура появляется в комнате.

– Спи, спи, там никого нет.

Шура ставит у его постели тёплые зелёные тапочки. Шурин папа зовёт эти тапочки «крокодилы».

– Спасибо, – говорит дядя Дим. Он уже совсем проснулся и оглядывает Шуру. – Ну, школьница, собралась уходить?

– Ещё рано, – отвечает Шура. – Может быть, тебе принести чаю?

– Нет, Шурок, – отвечает Дим. – Я ещё постараюсь вздремнуть.

Дим натягивает одеяло и укладывается поудобнее.

– Тогда спи, – говорит Шура и на цыпочках выходит из комнаты.

– Постараться-то постараюсь, – говорит ей вслед Дим, – только вряд ли усну.

Если так, можно побыть с ним ещё немножко. И Шура возвращается.

– Ты знаешь, – говорит ей Дим, хитро прищуривая глаз, – если бы сегодня было не сегодня, а пять лет назад, тогда я бы стряхнул с себя все сто снов. Вскочил бы и пошёл тебя провожать, а теперь ты большая, пожалуй, ещё обидишься.

– Я на тебя никогда не обижаюсь, только ты знаешь, что пятиклассников никто не провожает.

– Знаю, – соглашается Дим.

Он смотрит на Шуру, которая стоит у зеркала и приглаживает волосы его щёткой, – этой щётки тоже не было дома целый год.

– Не слушаются? – спрашивает Дим.

– Не слушаются, – смеётся Шура.

Волосы у неё пушистые. Она старательно прижимает их щёткой – вот так, вот так, – но они всё равно не хотят лежать гладко.

– Может, всё-таки проводить в новую-то школу? – спрашивает Дим уже серьёзно.

– Ну что ты! – пугается Шура. – Я сама.

Она целует дядю Дима в колючую, ещё не бритую щёку и храбро выходит из дому.

На земле – не на луне

Мальчишка – вы уже знаете, какой мальчишка, – шагал по дороге, обгоняя прохожих, и вид у него был такой, будто он опаздывает.

У перехода через улицу его окликнул милиционер. Милиционер сидел в высокой серебряно-стеклянной будке.

– Куда летишь? – спросил он строго. – Ты что, не видишь светофора?

Мальчишка действительно ничего не видел, он летел…

Где-то высоко в небе гудел самолет, а когда в небе гудит самолёт, не только он – и другие мальчишки не могут спокойно шагать по земле.

Широко раскинув руки, мальчишка, как лайнер, подрулил к милицейской будке. Жёлтый глаз светофора помигал и стал зелёным.

– Теперь иди! – сказал милиционер. – И не зевай по сторонам: по земле, а не по луне ходишь.

Мальчишка, опустив руки, пошёл через дорогу. Рыча моторами, машины ждали, когда он ступит на противоположную сторону улицы, а самолёт в небе скрылся, его уже не было ни видно, ни слышно.

Школьная дверь была закрыта. Казалось, что школа совсем пустая и что в ней ещё никого нет.

Так казалось, но в школе была хозяйка – школьная нянечка.

Сегодня она ревниво хранила блеск натёртых полов и поэтому держала дверь на запоре.

Дверь-то на запоре, а стрелки часов движутся по циферблату, и скрепя сердце нянечка повернула ключ.

Дверь школы распахнулась, на пороге стоял ученик.

– Ты что это в такую рань? – удивилась нянечка.

– Я новенький, – ответил ученик. – Ещё у вас не учился, – объяснил он и стал старательно вытирать ноги о резиновый коврик, хотя на улице было совершенно сухо.

Нянечка разрешила ученику войти. Она поднялась с ним на второй этаж и показала пятый класс «А», где он будет учиться. Ей нравился этот новенький ученик. Пришёл рано, заботливый, наверно, и так вежливо разговаривает.

Мальчишка заглянул в стеклянные двери. В пятом классе «А» было торжественно и тихо. На столе учителя стояла большая ваза с водой, приготовленная, наверно, для цветов.

Когда они шли обратно, нянечка показала новому ученику школьный буфет.

– Теперь иди погуляй, – сказала нянечка.

Она никого бы сегодня не пустила в школу раньше положенного часа, но этот мальчишка был новенький, а кому, как не школьной нянечке, знать, что у новенького на душе.

В школу, в школу!

Нагруженные букетами, к школе шли первоклассники. Их охраняли папы, мамы и дедушки. Букетов было так много, что хватило бы на всю школу по десять букетов на каждый класс. Стайками стали подходить уже бывалые школьники.

Несмотря на удивительно белые воротнички и разглаженные брюки, мальчишки были как мальчишки. И, если бы не первое сентября, некоторые из них с удовольствием бы подрались, чтобы все могли убедиться, как окрепли за лето их мускулы. Однако всё это у них впереди.

А девочки? Девочки в это утро были совсем неузнаваемы. Если даже они шли вместе, всё равно каждая шла как бы сама по себе. Девчонки и так всегда нарядные, но в первый школьный день они просто красавицы.

Многие из девочек тоже несли букеты. Даже один мальчишка пришёл с цветами. Сначала он держал букет вверх. Когда же подошли приятели, он опустил его вниз, как веник. Потом незаметно положил в сторонку и совсем о нём забыл.

Последними к школе подходили десятиклассники. Они не совсем похожи на школьников. Ни на ком нет пионерских галстуков, а один парень вертел в руках потухшую папиросу.

Десятиклассники смеялись, хлопали друг друга по плечу. Первоклассники робко смотрели на них и ещё не верили, что все они, такие большие и такие маленькие, будут учиться в одной школе.

Шура шла не спеша. Вот окончится дорожка, пересекающая парк, и покажется ограда новой школы. Времени остаётся мало. Но Шура идёт ещё медленнее. Её обгоняет незнакомая весёлая девочка. Шура смотрит ей вслед. Будет ли у неё в новой школе подружка?

«Если отсюда до старой школы идти пешком, то, наверно, придёшь только к вечеру», – думает Шура. В старой школе у Шуры была подружка – Настенька. Они дружили в школе и вместе ездили в пионерский лагерь…

Дорожка кончается. Было бы очень хорошо, если бы сейчас рядом шёл дядя Дим…

«Как тебя зовут?»

Если бы это была старая школа, Шура, наверно, давно бы кружилась, крепко взявшись за руки с Настенькой, так же как кружится обогнавшая её в парке весёлая девочка. А здесь она стоит в стороне, и никому нет до неё никакого дела. И вдруг чьи-то тёплые ладони закрыли ей глаза.

– Ты в какой класс? – спросила Шуру невидимая девочка.

– В пятый «А», – ответила Шура. И, открыв глаза, увидела девочку, приземистую, с тугими косичками, похожую на Настеньку.

– Девочки! Девочки! – закричала она. – Идите сюда, вот наша новенькая!

И вокруг Шуры образовался сразу целый хоровод.

– Как тебя зовут? – спросила девочка, которая обогнала Шуру в парке.

– Подождите, девочки, – сказала другая. – Мы сейчас угадаем…

– Ты А. Проценко! – закричала третья.

– Ты Аня? Ада? Алёнушка? – гадали девочки.

– Нет, нет, – повторяла Шура.

– Как же она может быть Алёнушкой, – кричала девочка, похожая на Настеньку, – ведь Алёнушка – это Е, а она А.

– Я Шура, – сказала Шура.

– Шура. Александра! Шура Проценко! Вот мы и угадали!

– Ты знаешь, – наперебой объясняли девочки, – у нас в классе много новеньких, но всё мальчишки… Ты только одна девочка. А ты знаешь вон того мальчишку? Он тоже из нового дома.

Шура посмотрела на мальчишку, который, размахивая портфелем, о чём-то спорил с другим мальчишкой. Нет, она его совсем не знает. Она не знает, что его зовут Володя Рогов, что он живёт с нею в одном доме, что это он сегодня утром позвонил в их квартиру и исчез, когда она открыла дверь.

– Нет, я его не знаю, – ответила Шура.

1357:22=

Все ученики пятого класса «А» сидели за партами.

Володя Рогов сидел рядом с Шурой. Он не стал спорить, когда их посадили вместе.

В старой школе он никогда не сидел с девчонкой. «Потом пересяду», – решил Рогов.

В классе наступила тишина. Учитель захлопнул журнал, отодвинул в сторону вазу, в которой, тесно прижавшись друг к другу, стояли пёстрые гладиолусы, и сказал:

– Начнём знакомиться.

Первым он вызвал к доске Володю Рогова. Примеры по арифметике были нетрудные, и Володя их решил правильно. Он слышал, как учитель за его спиной повторял:

– Так, так, молодчина!

Подчеркнув последний ответ широкой чертой, Володя громко его повторил.

– Хорошо, садись! – похвалил Володю учитель.

И Володя пошёл на своё место так, будто он был только что у доски в своём классе, в старой школе.

Как славно, что первый урок был арифметика!..

После Рогова к доске пошла та самая весёлая девочка, которая обогнала Шуру по дороге в школу.

Она даже не пошла, а побежала и, пританцовывая, стала стирать с доски примеры, написанные Володей.

– Не прыгай! – сказал ей учитель и начал диктовать.

Примеры были уже гораздо труднее. Володя всё равно очень быстро их решил. Заглянув в тетрадь соседки, он подвинул к ней свою так, чтобы хорошо были видны все ответы. Шура незаметно положила на его тетрадь промокашку. Тогда Володя нарисовал на промокашке смешную рожу и написал печатными буквами: «Дура».

Девочка у доски стояла спокойно, потом стала оглядываться.

– Ну, как ты будешь решать? – спросил учитель.

Весёлая девочка молчала, а потом, будто чему-то обрадовавшись, сказала:

– Не знаю.

Рогов торжествовал. Ему не сиделось на месте, и он протянул руку:

– Можно, я решу?

– Я уже тебя вызывал, – сказал учитель. – Теперь пойдёт к доске Коршунов. Иди, Миша!

С первой парты поднялся мальчик в очках. Он покраснел, подошёл к доске и, взяв в руки мел, сказал:

– Я слушаю, – так, как отвечают на звонок телефона.

Миша быстро решил задачу. Учитель не удивился.

– Прекрасно, – сказал он. – А ты?..

Это уже относилось к девочке, которая не могла решить ни одного примера.

– А ты? – повторил учитель. – Ты, Левашко, останешься после уроков, придётся с тобой поговорить. Видно, что за лето у тебя всё из головы вылетело. Итак, продолжаем…

Миша Коршунов весь перемазался мелом. Он волновался, стирал и снова писал цифры, которые ему диктовал учитель, а потом молча стал писать ответ за ответом. Он так сильно нажимал на мел, что тот даже крошился.

– Ну, как же ты решал? – спросил учитель.

– Я? – Миша несколько раз повторил: – Я решал… я решал… – но так и не смог объяснить, как же он решил все примеры.

Ответы были совершенно правильные, и учитель сказал:

– Садись, Коршунов. Я доволен.

Коршунов сел за парту и даже вздохнул – наконец-то он снова на своём месте и никто его ни о чём не спрашивает. Как хорошо!

После уроков в пятом классе «А» выбирали редколлегию, старосту и записывались в разные кружки. Но Володина соседка, Шура Проценко, никуда не записалась. Как только прозвенел звонок, она исчезла. Исчезла так быстро, что никто не заметил.

Как это было…

Шура Проценко спешила домой. Дома её ждёт дядя Дим!

Окно в комнате было открыто, со двора доносился запах отцветающих ноготков и невысохшей краски, которой были выкрашены скамейки. Шура сидела рядом с Димом и рассказывала ему про свой первый день в новой школе.

– Представляешь? Надо было взять старые учебники, чтобы вспомнить то, что вылетело из головы. А я забыла. – Шура взяла в руки прошлогодний задачник с чернильными пятнами и нарисованной кошкой на последней странице.

– Как же ты обошлась без него в школе? – спросил Дим.

– В школе я обошлась, – ответила Шура. – Я переписала примеры у мальчика, который сидит рядом со мной.

– Славный парень? – спросил Дим, набивая свою трубку.

– «Славный парень»! Он знаешь что?

И Шура стала жаловаться дяде Диму на Володю Рогова, рассказывать, как это было.

– Можно, я перепишу у тебя примеры, которые нам задали на дом? – спросила Шура у Рогова. Она сделала вид, будто не заметила промокашки, на которой расплылись четыре чернильные буквы. – А то у меня нет задачника.

– Списывай.

Володя пододвинул ей книгу. Шура торопливо переписывала пример за примером.

– Задачник потеряла, вот макака! – удивлялся Володя. Он смотрел, как Шура пишет, и ждал, что она вот сейчас, сейчас поставит кляксу.

И Шура поставила кляксу.

– Ой! – сказала она.

– Вот тебе и «ой». Теперь только не три резинкой. Пусть просохнет, – посоветовал Володя. – Подсохнет, тогда подчистим ножиком.

Они вместе ждали, когда высохнет чернильное пятно, и Рогов великодушно соскоблил его своим перочинным ножом. Это было очень великодушно, не каждый мальчишка на это способен.

Но на парте лежала злополучная промокашка.

Если бы Рогов не только разрешил Шуре списать примеры из своего задачника, а совершил бы что-нибудь более замечательное, Шура всё равно бы ему не простила, и совсем не то, что он написал про неё, – ей было обидно другое: что он о ней подумал. Шура никогда не списывала чужих решений или диктантов.

«Списывать из чужих тетрадей – это всё равно что украсть», – говорил ей отец.

Красть чужие мысли – совсем ни к чему, если своя голова на плечах.

– Ты понимаешь, – спрашивала Шура дядю Дима, – что он подумал?

– Конечно, понимаю, – ответил Дим. – Но знаешь, мне кажется, что он уж не так виноват, этот Володька. Представь себе, может быть, в старой школе с ним рядом, за одной партой, сидел целых четыре года лентяй с пустой головой.

Ответственное поручение

– Вы, как я вижу, славно живёте! – сказал Шурин отец, вернувшись с работы.

– Очень славно, – согласились Шура и Дим. – Мы решаем прошлогодние задачи.

– А мне дана задача – сварить борщ! А я про неё забыл и задержался на стройке, – сокрушался Василий Дмитриевич.

– Ну, это дело поправимое, – сказал капитан.

И вот они все втроём стоят у плиты и варят настоящий борщ.

– Кипит, уже кипит! – кричит Шура.

– Только закипает, – отвечает Дим.

– И не думает ещё, – уверяет папа.

– Когда закипает вода, мама кладёт туда капусту, лук, петрушку, – говорит Шура.

– Петрушку не сразу, а потом, – возражает папа. – Ты что-то путаешь.

– Я путаю? Нет, ты послушай…

Шура просто не находит слов от возмущения. Она-то знает, как мама варит борщ. Она-то знает, потому что сколько раз помогала, а папа?

– Знаешь, Дим, – говорит она, – папа даже картошку не умеет варить, совсем не умеет!

Взобравшись на табурет, Шура снимает с полки кастрюлю.

– Видишь? Дно у кастрюли совершенно чёрное. Это он сжёг. А дыму было сколько! Ещё немного – и приехала бы пожарная команда! Мы на память оставили эту кастрюльку.

– Знаешь что? – говорит папа. – Клади свою петрушку, я подчиняюсь, а ябедничать незачем.

Но дядя Дим относится к делу серьёзно.

– Петрушку, – говорит он, – можно положить и сейчас и потом. – Белый корень петрушки он кладёт в кастрюлю. – А вот это, – Дим подносит к папиному носу пучок зелени, – это потом. Понял? А кастрюли жечь не годится.

– Правильно! Правильно! – радуется Шура. – Кастрюли жечь нельзя!

– Ты-то откуда такой профессор? – удивляется папа, отходя от плиты.

– Я не профессор, я капитан дальнего плавания, – отвечает Дим. – Я должен знать, чем кок кормит команду на корабле и что такое настоящий флотский борщ… Должен был знать, – добавляет он, помолчав.

– А теперь кладём помидоры! – командует Шура.

Папа уже с нею не спорит.

– Может быть, мне совсем уйти? – говорит он обиженно.

– Нет, зачем же? – улыбается Дим и, с полного одобрения Шуры, даёт ему задание: – Садись чистить картошку. С этим, надеюсь, ты справишься. Ну, а варить… варить её мы будем сами!

Поживём на берегу…

Посматривая на часы, Шура расставляет на столе посуду. А старшие сидят рядом.

Дядя Дим и Шурин отец – родные братья. Дмитрий – старший, Василий – младший.

Младший, Василий, строит дома́. Старший, Дмитрий, водит корабли.

– Я полжизни на волнах прокачался, – говорит Дмитрий младшему брату, – а теперь пришло время уходить на берег. Ты только не думай, я не жалуюсь.

Дмитрий достаёт из кармана трубку. Василий зажигает спичку, подносит маленькое пламя. Из трубки взлетает лёгкий дымок.

– Плохо вижу, огни в море стали двоиться, – говорит капитан. – А на море плохо глядеть нельзя. Когда шторм, то, скажу тебе, бывает весело. Раньше всё переносил, теперь тяжело, устаю.

Василий слушает брата и не знает, что сказать. Бывает так, что один человек слушает другого и понимает, что надо только слушать, и это гораздо лучше, чем утешать, поэтому Василий молчит.

«Как же? – думает Шура. – Как же Дим будет жить без моря?..»

В комнате очень тихо, и вдруг что-то зазвенело.

– Разбила! – вскрикивает Шура. – Такая хорошая была тарелка, с золотой каёмочкой…

– Руки не порежь! – говорит ей отец, когда Шура приходит с веником и совком.

– Я аккуратно, – отвечает дочь. И, нагнувшись, собирает черепки.

Отважные капитаны тоже стареют, уходят на пенсию. Многим людям нелегко, наверно, оставлять свою работу, привыкать к тишине дома, но это совсем по-другому, чем у дяди Дима. А бывают, наверно, такие, которые уходят на пенсию и очень довольны. У Настеньки бабушка доктор, ушла на пенсию, и какой сад развела, просто волшебный! Шура с Настенькой из этого сада с весны до осени возвращаются с великолепными букетами.

Если бы можно было сажать сирень на облаках, а пёстрые маки в ледяных океанах!

Вот лётчики, они, конечно, привыкли к небу, но они полетают и снижаются, ходят по земле. А капитаны? Им, наверно, труднее всех. Дядя Дим уходил в море на целых полгода и даже больше. Подумать только, день и ночь плывёт корабль, а вокруг только море, берега не видно. На берег дядя Дим приезжал только в отпуск. Как же он теперь будет жить на земле, в квартире, не на корабле, без матросов?!

Шура смотрит на Дима, на его доброе, строгое лицо, и ей хочется, чтобы ему было хорошо рядом с ними.

Капитан взмахивает трубкой и запевает легко, негромко:

 
Я люблю тебя, жизнь,
Что само по себе и не ново…
 

– «Я люблю тебя, жизнь, – подпевает Шурин папа, – я люблю тебя снова и снова».

Младший поёт легко и звонко, а старший мягко вторит ему басом, будто трогает, перебирает струны гитары.

А Шура думает о том, что вот жили бы люди, жили и никогда не старели. Вырастали большими, становились бы каждый кем захочет и больше не старели.

Песня замолкла. И дядя Дим спросил:

– Что же ты не поёшь?

– Я слов не знаю, – ответила Шура.

– Её и без слов можно петь. – И, попыхивая трубкой, капитан повторил мелодию песни.

Окна давно уже завесили сумерки, а Шуриной мамы всё нет и нет. Что же она так долго не идёт? Где это она запропала?