Текст книги "Врушечка"
Автор книги: Галина Куликова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Госпожа Лаврентьева, – сказал Колесников пресным тоном, – вы не уважаете мои просьбы. Вы снова пришли без мужа, и я огорчен.
– В Трудовом кодексе про мужей ничего не сказано, – парировала Настя. – И мы не военнообязанные, чтобы отчитываться перед руководством о том, что делаем во внерабочее время.
– Правильно, не обязанные, – шевельнул бровью Колесников, трепеща ноздрями: его нос уловил нежный аромат Настиных духов. Ему неожиданно захотелось вдохнуть еще раз – глубже и обстоятельнее. Он сделал полшага вперед, оказавшись от своей помощницы в непосредственной близости. Она была ниже его, но ненамного, и они стояли практически лицом к лицу. – Но есть такие фирмы, где сотрудники и руководители находят взаимопонимание, и общность очень важна…
Их с боссом разделяло всего несколько сантиметров, это казалось даже… опасным. Настя растерялась.
– Вы на меня давите, – сказала она неожиданно для себя.
– Чем это? Я всего лишь мечтаю познакомиться с вашим супругом. Может, я фанат классической музыки?
Конечно, он соврал, и ему на мгновение даже стало стыдно, потому что самым продвинутым композитором, которого он действительно слушал, был Эндрю Ллойд Уэббер.
– Вы напираете на меня всей своей начальственной мощью, – голос Насти неожиданно ослабел: Колесников смотрел прямо ей в глаза и не мигал.
– У меня даже… В зобу дыханье сперло, – пробормотал ее визави, продолжая странно трепетать ноздрями. – От вас волшебно пахнет. Как будто бы зефиром…
Именно в этот самый момент он получил весьма чувствительный тычок в почки, вздрогнул и вскинул голову. Судя по всему, тычок был делом рук верного Бибирчикова, который таким простым способом поспешил предупредить босса о появлении законной супруги.
– Простите, Настя, – пробормотал Колесников. – Пришла моя жена. Вы ведь с ней незнакомы?
Настя, хотя и не имела никакой склонности к нечеловеческому смущению, почувствовала, как ее щеки обжег внезапный румянец. Жена босса просто не могла не заметить, что они стояли нос к носу. И еще Колесников так пристально на нее смотрел… Наверное, сейчас ее обдадут холодом и поставят на место. Или одарят ироничным замечанием. Она повернула голову… И обомлела.
Прямо на них, оставив позади слегка осоловевших охранников, двигалась девушка, к которой стремится, так сказать, всемирное мужское бессознательное. Она была хороша, как греза. В ее облике не было ни одного штришка, ни одной линии, не доведенной творцом до совершенства. Голубые глаза могли бы принадлежать ангелу. В простом платье, с медовыми волосами, спадающими до самой талии, она могла бы положить на обе лопатки какую-нибудь мисс мира.
На лбу Насти появилась маленькая морщинка – ей показалось, что она откуда-то знает эту девушку.
– Ева, познакомься, это моя новая помощница Настасья Лаврентьева. – В голосе Колесникова промелькнуло едва заметное смущение, которое, впрочем, легко могло уловить ухо умной женщины. – Настя, это Ева, моя жена.
Греза кивнула и одарила Настю вполне дружелюбной улыбкой. Голос у нее оказался, разумеется, чарующим.
– Ева Ковальская.
– О, господи, так вот откуда я вас знаю! Ева Ковальская! – выпалила Настя против своей воли. – Я видела вас в журналах. Вы ведь модель.
– И очень известная модель, – подсказал Колесников, странно глядя на жену.
Она не собиралась ему возражать. Да и не успела бы – американские гости уже обратили на нее внимание и жаждали быть представленными. Колесников извинился и переключился на них, легко переходя на английский. В конце концов, ради чего затевался этот поход в театр?
Настя тихонько улизнула и отправилась искать туалет, рассчитывая поправить перед зеркалом прическу и освежить губы розовым блеском. После встречи с Евой Ковальской собственная физиономия в зеркале показалась ей примитивной и неинтересной. А ведь перед выходом из дома ей мнилось, что выглядит она на все сто! Сразу вспомнились слова из песни Высоцкого: «Вот уж, действительно, все относительно». Кто бы мог подумать, что у Колесникова такая потрясающая жена. А она, дура, еще воображала, что между ними промелькнула искра. Эта женщина блистательна, от нее невозможно отвести глаз. И, судя по первому впечатлению, у нее легкий характер.
Размышляя так, Настя вышла из дамской комнаты и едва не налетела на жену босса, которая занимала все ее мысли.
– Ой, простите, пожалуйста! – воскликнула она.
– Настя, можно вас на минуточку? – спросила Ева Ковальская, улыбаясь одними глазами. Неожиданно для девушки она взяла ее за руку и завела за портьеру, закрывавшую вход в одну из лож. Мгновение – и они оказались один на один в крохотном закутке, где было мало света и даже, кажется, мало воздуха.
Хватка чаровницы неожиданно сделалась железной. Насте на секунду показалось, что ее запястьем завладел Терминатор.
– Вы что? – испуганно спросила она, расширив глаза. Сердце ее внезапно забилось часто и тяжело.
– Если ты думаешь, маленькая дрянь, что тебе удастся увести у меня мужа, то ты глубоко ошибаешься, – сказала супермодель с обжигающей ненавистью в голосе. – Держись от него подальше, поняла? Я видела, как ты терлась вокруг, будто бездомная кошка. Так вот: я предупреждаю только один раз. У тебя ведь есть кто-то, кто тебе дорог? Верно? Так вот – с ним может всякое произойти.
– Вы… Вы что?! – мертвым голосом спросила Настя. – Вы сумасшедшая?
– Я нормальнее, чем ты думаешь, – отрезала Ева. – Попробуй только побежать и нажаловаться моему мужу, увидишь, что случится. Так что имей в виду.
Она развернулась и ринулась прочь, отбросив портьеру одной рукой. Другая ее рука, которой она все это время держала Настю за запястье, словно с неохотой отпускала добычу. Крепкие длинные ногти впились в кожу, оставив на ней глубокие кровоточащие царапины. Настя вскрикнула от боли, и в этот момент качнувшаяся портьера ударила ее по лицу.
Настя бросилась обратно в туалет и подставила руку под струю воды. Какая-то сочувствующая тетенька в плотном парчовом платье удружила ей пачку бумажных салфеток.
– Господи, Настя, что у вас с рукой? – вскричал Бибирчиков, уставившись на пострадавшую конечность помощницы босса.
Ева как ни в чем не бывало стояла в центре кружка, образованного американцами, и смеялась, красиво откинув голову.
– Я увидела кошку на подоконнике… Там… Хотела погладить, а она… Вот, расцарапала.
– Господи, Лаврентьева, где вы нашли в оперном театре кошку?! – сердито спросил шагнувший к ней Колесников. – С вами одни неприятности.
– Со мной? – спросила она с удивлением и даже некоторым возмущением.
Пожалуй, если бы не иностранцы, она бы прямо тут, сию секунду, закатила бы сцену. Пусть уймет свою сумасшедшую жену! Ничего такогоона не делала, а эта топ-модель угрожала ей.
Просто потому, что она придвинулась к ее мужу ближе, чем следовало. Но не настолько же близко, чтобы нападать!
Гнев и возмущение боролись в Настиной душе с растерянностью. Она впервые не знала, как поступить. Вернее, она знала, как надо поступить, но… Но здесь была замешана РАБОТА. Работа, от которой зависело ее будущее. Если вступить в открытый конфликт с Евой Ковальской, это может привести к увольнению, рано или поздно.
Настя закусила губу и приказала себе не делать глупостей. Сначала нужно все как следует обдумать. Действуют, подчиняясь первому порыву, лишь те женщины, от которых никто не зависит. А те, на ком лежит ответственность за близких, вынуждены быть сдержанными и осторожными.
Во время первого действия Настя несколько раз ловила на себе задумчивый взгляд Леры Солодкиной. Лера сидела впереди, чуть справа и время от времени поворачивалась и окидывала Настю взглядом, словно размышляя о чем-то. Блин, даже никому не расскажешь – стыдно-то как. И несправедливо!
Глава 6
Шелестов смотрел на Настю недоумевающе. Почему-то именно сейчас она заметила, какие длинные у него ресницы.
– Ева? Расцарапала тебе руку?
Они сидели на скамейке на Гоголевском бульваре, не замечая проходящих мимо людей. Липы укрывали их пышной листвой, сквозь которую проливался свет вечернего солнца.
– Еще как расцарапала, – с затаенной обидой подтвердила Настя. – Она сделала это специально. В качестве предупреждения.
– И о чем она предупреждала?
Настя скрипнула зубами. Поистине женская красота провоцирует мужскую тупость. Ева Ковальская в этом смысле обладала огромными возможностями.
– Ей показалось, что я могу увести у нее мужа, – терпеливо объяснила она.
Шелестов потряс головой, словно отгонял наваждение.
– Ева? Да ты что! Быть того не может.
– Ну, конечно, – немедленно оскорбилась Настя. – Чего ей ревновать? Она ведь такая красавица, а тут совершенно никакая я!
– Да я совсем не это хотел сказать, – вскинулся Шелестов. – Я Еву знаю уже давно – она добрейшая женщина. Милая, тонкая, нежная…
– Ты был в нее влюблен? – мрачно спросила Настя и посмотрела на своего спутника в упор. – Вы с Валентином Валерьевичем вместе за ней ухаживали? А потом она выбрала его, да?
– Ну и фантазерка же ты, Настасья Лаврентьева, – с чувством произнес Шелестов. – Я в Еву никогда не был влюблен. Но отрицать то, что она потрясающая женщина, просто глупо.
– Да уж, потрясающая. – Настя подняла руку и показала заклеенное лейкопластырем запястье.
Она еще хотела добавить, что Ева Ковальская – психованная дура, но вовремя прикусила язык. Когда обыкновенная девушка наезжает на неземную красавицу, это всегда расценивается как зависть.
– Насть, ты, наверное, все не так поняла, – примирительным тоном сказал Шелестов. – Наверное, Ева импульсивно с тобой поговорила, резко дернулась, уходя, и просто случайно тебя поцарапала. Я знал одну девушку, у которой были такие крепкие ногти, что она протыкала ими кожаные сиденья в машине и даже не замечала этого.
Настя задумчиво посмотрела вдаль, на автомобили, которые бежали по бульвару вниз, теснясь на светофоре и сверкая лакированными крышами. Нет, Шелестов ей не верит. Но все-таки он не муж Евы Ковальской! Уж муж-то наверняка должен знать, какова она на самом деле. Ведь абсолютно ничего невозможно скрыть от человека, с которым живешь в одной квартире. Постепенно, шаг за шагом твой партнер раскрывается, и ты начинаешь понимать его, как самого себя. Вероятно, следует все же поговорить с Колесниковым. Может быть, мягко… Или вообще не стоит с ним связываться? Вдруг его взбесит сама тема разговора?
«Мне следует залечить царапины на руке и забыть о происшествии раз и навсегда», – решила для себя Настя. На Шелестова она не обиделась.
На мужчин вообще нельзя обижаться, если дело касается писаных красавиц. Писаная красавица для мужчины все равно что «Мона Лиза» – безусловный шедевр, дорого стоит и принадлежит не ему. Наверняка друзья завидуют Колесникову черной завистью.
– Вероятно, ты прав, – вслух сказала Настя, примирительно улыбнувшись. – Вероятно, Ева просто вспылила. С кем не бывает?
– Конечно, – на лице Шелестова отразилось облегчение. – Не бери в голову. Я понимаю, ты обиделась, но ведь ты добрая.
– Я добрая? – удивилась Настя. – С чего ты взял?
– Ты очень добрая, – стоял на своем Шелестов. – Это любому дураку ясно сразу.
Он наклонился и чмокнул ее куда-то за ухо. Насте стало щекотно и жарко, и она неожиданно подумала, что, несмотря на явные ухаживания со стороны Шелестова, они с ним до сих пор ни разу толком не целовались. То есть по-настоящему. Таким поцелуем, который мог бы стать прелюдией к чему-то более серьезному. Интересно, почему? Был бы Шелестов юнец зеленый, можно было бы подумать, что он смущается. Но он человек разведенный, опытный… Да еще такой симпатичный! У него наверняка до женитьбы была целая куча девушек. И еще целая куча после развода! «Интересно, в чем же тут дело? – озадачилась Настя. – А что, если… Что, если он уже обратил внимание на Катьку? И ему уже просто не хочется со мной целоваться?»
Подумав так, Настя внезапно испытала острое разочарование, как будто только что упустила из рук что-то очень ценное.
– Кх-м, – сказала она, заставив себя взбодриться. Соревнование так соревнование. – Кстати, как там у тебя на фирме? Дела идут, контора пишет? Мне твоя Катя очень понравилась: такая чудесная девчонка, просто нет слов. У вас наверняка все парни за ней бегают.
– Катя? Катя и вправду чудесная, – согласился Шелестов, двинув бровью. Взгляд его сделался задумчивым и немного мечтательным. Он неожиданно закинул руки за голову, сцепил их и улыбнулся каким-то своим мыслям. Настя против воли скрипнула зубами.
– Как там у нее дела? – тем не менее продолжала допытываться она, постаравшись придать своему голосу легкомысленный оттенок. – Она ведь у вас одна в суровом мужском коллективе. Вы ее не обижаете?
– Ее, пожалуй, обидишь, – добродушно проворчал Шелестов. – Катя умеет за себя постоять. Хотя в последнее время она стала более… женственной, что ли. Взрослеет, наверное.
– Она уже достаточно взрослая, Игорь, – горячо возразила Настя. – Не представляю, как можно этого не замечать. И она очень привлекательная. И умная!
Шелестов внимательно посмотрел на нее:
– Ты говоришь прямо как мать.
– Я что, выгляжу такой старой?
– Нет, выглядишь ты юной и прекрасной, а говоришь, как курица-наседка, защищающая своего цыпленка. Ты что, с нашей Катей дружбу завела?
– Просто она мне показалась очень ранимой, – увильнула от ответа Настя. Совсем не обязательно ему знать об их с Катькой уговоре. Вернее, ему ни в коем случае нельзя о нем знать. – Я же впервые увидела ее как раз на работе, в день ее рождения. Вы все только лопали и пили, а на нее совсем не обращали внимания. Как будто отмечали какое-нибудь… Восьмое марта!
– Мы не обращали внимания?! Да ведь мы сначала ее поздравили! Мы ей даже ручки целовали, как порядочные. Да она вообще у нас, как у Христа за пазухой!
– Женщине в чисто мужском коллективе очень плохо, – с сожалением заметила Настя.
– А я думал – наоборот. Там у нее нет конкуренции, она цветет и пахнет.
– Когда нет конкуренции, женщина теряет тонус. У нее даже морщины появляются раньше времени. Конкуренция – это залог женской молодости, да было бы тебе известно.
Шелестов пренебрежительно отмахнулся:
– Женская конкуренция вообще не имеет смысла.
– В каком это смысле – не имеет смысла? – озадачилась Настя.
– Мужчина выбирает женщину сразу. Не важно почему… Но почему-то ему нравится именно вот эта, а не та и не другая. При виде именно этой женщины у него сильнее бьется сердце. Хотя рядом могут находиться писаные красавицы – ослепительные, голубоглазые, с великолепными формами и все такое…
Наивный Шелестов полагал, что сказал слишком много, сделал почти что признание. Он даже боялся смотреть на Настю, полагая, что она все поняла… Но она все поняла не так. Она решила, что, упомянув о голубоглазых и с великолепными формами, он имел в виду жену Колесникова. Надулась и ответила:
– Если форма изначально не наполнена содержанием, годам к сорока ее придется наполнять силиконом.
– Ну, тебе это не грозит, – тотчас откликнулся Шелестов. – И до сорока тебе еще коптить и коптить небо. Кстати, посмотри на небо, – добавил он, сдвинув брови. – Мне кажется, сейчас будет гроза.
Настя только сейчас поняла, что, увлекшись беседой, не замечала ничего вокруг – а тем временем откуда-то налетели тучи и теперь угрожающе клубились над бульваром. Листья липы, под которой стояла их скамейка, тонко трепетали на ветру. Ветер же внезапно сделался порывистым и обжигающе холодным. Несколько крупных капель упало на землю, оставив в песке маленькие воронки.
– Кажется, пора бежать, – сказал Шелестов. Поднялся на ноги и, схватив Настю за руку, потянул за собой.
Они бросились к его машине и не успели совсем чуть-чуть – дождь хлынул как из ведра, в мгновение ока промочив их с ног до головы. Они побежали еще пуще, и на переходе, когда пришлось нестись через дорогу, Настя завизжала. Хохоча, оба ворвались в салон автомобиля, заперлись изнутри и принялись отряхиваться и отфыркиваться, вытирая лица бумажными салфетками и перебрасываясь веселыми замечаниями.
– Придется немного посидеть в машине, – предупредил Шелестов. – Ехать совершенно невозможно, ни черта не видно. – Он повернул ключ в замке зажигания и включил «дворники», которые яростно принялись бороться со стихией. – Я пустил теплый воздух, так что можно будет немножко подсушиться. Хочешь шоколадку?
Он достал откуда-то батончик с изюмом и подал Насте. Она хотела шоколадку, да еще как! Если бы Шелестов знал, как редко ей доводится есть сладкое, он немедленно отправился бы в магазин и скупил для нее весь кондитерский отдел. Мужчины вообще любят кормить женщин сладким, считая, видимо, что женщина, лишенная сладкого, теряет вкус ко всяким глупостям.
– Кстати, мне сегодня звонил твой босс, – сказал Шелестов, наблюдая за тем, как Настя откусывает от шоколадки крохотные кусочки и разжевывает, томно жмурясь.
– Валентин Валерьевич? – Она тотчас распахнула глаза и нахмурилась. – Он что, на меня жаловался?
– С чего ты взяла? Да и на что ему жаловаться, ты же клад! Только дурак может этого не понять.
– Он тебе просто так звонил? – продолжала допытываться Настя. Шоколадка неожиданно показалась ей невкусной. Она через силу проглотила последний кусок и спрятала обертку в сумочку, опасаясь запачкать обивку сиденья.
– Он спрашивал, какие у нас с тобой отношения, – небрежно ответил Шелестов, глядя на лобовое стекло, по которому скатывались потоки воды. – Что нас с тобой связывает.
В салоне повисла напряженная тишина. Наконец Настя осторожно спросила:
– И что ты ему ответил?
– Ответил, что не знаю, – Шелестов повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Я и в самом деле не знаю. А ты? Что бы ты на это ответила?
У Насти захватило дух. Он смотрел на нее так пристально, так… горячо, что ее бросило в жар. Воздух внезапно сгустился, стало трудно дышать. Она вспомнила, как в приливе откровенности Катька сказала: «Мне кажется, я бы умерла, если бы Игорь меня поцеловал».
И Настя совершенно неожиданно для себя ляпнула:
– Я тоже не знаю. И вообще… Мы с тобой, как эскимосы, только тремся друг о друга носами. У нас не было ни одного нормального поцелуя. Почему?
– Потому что я боюсь, – не отводя от нее пристального взгляда, ответил Шелестов. – Я боюсь, что ты пошлешь меня на фиг. Или что тебе не понравится со мной целоваться. Что ты рассмеешься… Или вообще скажешь что-нибудь вроде: «От тебя пахнет мятной жвачкой». Тогда я немедленно впаду в депрессию, а мне этого делать совершенно нельзя.
– Нельзя? – удивленно переспросила Настя.
– У нас на работе аврал, – объяснил Шелестов. – Идет огромный заказ, и если я буду в плохой форме, мы его провалим.
– Отлично, – сказала Настя саркастически. – Мы ни разу не целовались потому, что у тебя на работе большой заказ. Если бы все мужчины поступали так же, человечество давно вымерло бы.
Она не собиралась его провоцировать, но Шелестов воспринял ее слова как вызов. Или, может быть, как приглашение к действию. Рывком он придвинулся ближе, обнял ее одной рукой за шею и с силой притянул к себе. От него пахло дождем и… мятной жвачкой. Настя хотела съязвить по этому поводу и даже шевельнула губами, но не успела сказать ни слова, потому что Шелестов накрыл ее приоткрывшиеся губы своими и начал целовать. Настя инстинктивно закрыла глаза и тут же испугалась, словно внезапно ушла с головой под большую волну. Восторженный ужас нахлынул на нее и потянул в черный водоворот. Настя чувствовала, что Шелестов пылает. Или это ей только казалось, потому что пылала она сама? По ее телу пробегала дрожь, она впитывала запахи дождя, влажной одежды, кожаных сидений и мяты, которые обволакивали сознание.
– Господи, Настя… – простонал Шелестов, сжимая ее так сильно, что она почувствовала каждую свою косточку.
Она попыталась вырваться, но ей удалось лишь глотнуть немного воздуха, и он снова завладел ее губами. За несколько минут салон наполнился жарким туманом, стекла запотели. Через некоторое время Настя ощутила, как ее тело наливается невероятной тяжестью, потом неожиданно становится легким и гибким. Все ее чувства обострились, ей захотелось, чтобы Шелестов целовал ее еще сильнее и не отпускал никогда.
Именно в этот момент он отстранился. У него был убийственный вид – словно у тяжелобольного. Горячечные губы, пронзительный взгляд, встрепанные волосы…
– Настя, – сказал он хрипло. – Мне кажется, нам нужно больше места, а здесь нет свободы маневра. Поедем ко мне?
Ее мозг включился в ту же минуту и принялся с бешеной скоростью анализировать ситуацию. Что ей, собственно, мешает? Муж, который существует в каком-то ином измерении? Странные искры, пробегающие время от времени между ней и Колесниковым? Активное нежелание заводить личные отношения с кем бы то ни было?
Несмотря на то что размышления были короткими, они отрезвляли, и к Насте уже начало было возвращаться самообладание… Но тут Шелестов наклонился и поцеловал ее в шею. Сердце Насти провалилось куда-то вниз. И она, подняв глаза, быстро ответила:
– Да, поедем.
– Что это у вас с рукой? – спросил охранник Петя, когда Настя наутро пришла на работу.
Он был маленьким, плюгавым, и форма висела на нем, не находя тела, которое можно было бы надежно облегать. Однако глаза у Пети были живыми и веселыми, а улыбка настоящей, и Настя относилась к нему с симпатией.
– Меня поцарапала жена босса, – охотно ответила она, зная, что ей все равно не поверят.
Однако Петя неожиданно поцокал языком и заявил:
– Это вы еще легко отделались.
Настя хмыкнула и уже двинулась было к лифту, но тут слова охранника, наконец, дошли до ее сознания, и она быстро вернулась назад.
– А что, бывали случаи и похуже? – спросила она заговорщическим тоном.
Этот тон ей всегда отлично удавался. С младых ногтей она весьма правдоподобно прикидывалась, и даже в детском саду ей не было равных. Мама считала, что дочери прямой путь в актрисы, но Настя решила, что для актрисы у нее слишком непрезентабельная внешность, и не пошла на экзамен. Пожалуй, сейчас она не отказалась бы попытать счастья. Увы, уже поздно. С тех пор много воды утекло… Но уверенности в себе у нее точно прибавилось.
Тем временем Петя приосанился и выпятил живот.
– Ну… Тут всякие слухи ходят. Сам-то я ничего не видел, но говорят… – Он понизил голос, и Настя увидела, как покраснели мочки его ушей. Вероятно, такая откровенность давалась ему нелегко. Или, наоборот, он любил напускать туману и получал от этого громадное удовольствие. Все это было Насте только на руку.
– Так что говорят? – она тоже перешла практически на шепот.
– Говорят, жена вашего босса собирает информацию обо всех женщинах, которых муж принимает на работу. У нее вроде как есть на каждую подробное досье.
– Она что, нанимает для сбора информации частных детективов? – всерьез обеспокоилась Настя.
У нее даже мурашки по спине пробежали. Ева Ковальская копается в ее личной жизни?! Это не просто гадко, это… совершенно непереносимо!
– Хе-хе. Да ей не нужен частный детектив. Говорят, у нее любовник – большая шишка. Ей только попросить… Разве ж такой откажешь? Она, когда сюда приходит, как глазищами своими глянет, я прямо столбенею.
Петя сделал страшное лицо, показывая, как именно это происходит.
– У Евы есть любовник? – изумилась Настя. – А зачем же тогда она отслеживает возможных соперниц? Тем более у мужа на работе? Это какая-то бессмыслица.
– Какая же бессмыслица? – в свою очередь удивился охранник. – Вы же, женщины, все, как одна, собственницы. Вам подавай и то, и это. Видно, любовник любовником, а супруга тоже терять не хочется. Вот она и лютует.
– А почему вы сказали, что я легко отделалась? – продолжала допытываться Настя.
Ей хотелось, чтобы Петя рассказал все, что знает, причем быстро, четко и обстоятельно. Однако с людьми так никогда не получалось. Каждый, владеющий хоть какой-то информацией, обожал делать долгие отступления и норовил порассуждать.
– Говорят, ради этой павы кое-кто готов ребра ломать. А может, все это сплетни. – Петя неожиданно весь подобрался, и Настя поняла, что он кого-то увидел. Обернувшись, она через стеклянные двери заметила Колесникова, который как раз подходил к крыльцу.
– А может, все это наветы. Красивым женщинам во все времена подлости подстраивали. Клеветали на них, на кострах жгли.
Настя поняла, что «аттракцион неслыханной щедрости» завершился. Вряд ли Петя будет и дальше делиться с ней сведениями. Настроение его резко изменилось. Вероятно, вид Колесникова в костюме и при галстуке – начальственного, успешного и властного – отрезвил его.
– Это ведьм на кострах жгли, – заметила Настя, тяжело вздохнув.
А про себя подумала: «Ева Ковальская и есть самая настоящая ведьма». В течение дня она несколько раз пыталась завести разговор о жене босса с Аней Масловой и даже с бухгалтершей, которая кого угодно могла свести с ума своими мудрыми изречениями, но все ее потуги оказались напрасными. Еву Ковальскую с ней обсуждать не желали. На эту тему было наложено табу, и к вечеру Настя поняла, что женщины, работающие под началом Колесникова, жестко держат оборону. Было обидно. С другой стороны, она здесь без году неделя, странно было бы думать, что ее сразу все одобрят и примут, как родную.
Время неумолимо приближалось к заветной цифре, означавшей окончание рабочего дня. Не то чтобы Настя не чаяла улизнуть с работы. Все было гораздо прозаичнее. Теперь дома ее ждала еда. Не какой-то там пустой рис с кусочком хлеба, а настоящий ужин, состоящий из курицы с помидорами, посыпанными зеленым луком и политыми постным маслом. Думая о такой невероятной роскоши, она летела домой на крыльях.
Шелестов, занятый своим срочным заказом, до ночи собирался торчать на работе. Проведенная вместе с ним ночь очень сильно подействовала на Настю. Она проснулась под утро совершенно счастливой и долго лежала, улыбаясь в потолок. Шелестов обнимал ее обеими руками и, стоило ей пошевелиться, крепко прижимал к себе. Даже во сне он не хотел выпускать свою добычу из рук.
Однако, когда утром Настя готовила завтрак на двоих, счастье постепенно уступило место страху. «Эдак я размякну и очень быстро сдам позиции, – размышляла она. – Сначала я выболтаю Игорю все, что лежит у меня на сердце, потом расскажу про свои трудности, он посчитает своим долгом начать мне помогать и помимо воли окажется в плену моих обстоятельств. Так не только я попаду от него в зависимость, но и он тоже. Это никогда не приносило отношениям пользу. И сделать ничего невозможно». Больше всего на свете она боялась повторения того, что произошло с ее браком. Когда Отто проделал свой великолепный фокус с исчезновением, она могла бы просто развестись с ним. Если бы не одно «но»: у нее самой не было ничего, даже собственной квартиры.
Когда-то у нее была семья, родительский дом… А потом судьба одним мановением руки лишила ее всего этого. Оп-ля! И Настя внезапно очнулась в мире, который оказался безумно враждебным к одиночкам. Полагаться в этом мире можно было только на себя. И уж ни в коем случае не на мужчин – Отто доказал ей это в полной мере.
Так что когда Шелестов, наконец, вышел из ванной, его ждала не нежная и страстная Настя, успевшая окончательно покорить его сердце этой ночью, а довольно спокойная и даже жесткая молодая женщина, которая, казалось, легко отбросила все сантименты.
– Что ты теперь скажешь Колесникову про наши отношения? – спросила она, раскладывая по тарелкам омлет.
– Скажу, что они у нас близкие, – ответил тот с оптимизмом. – Надеюсь, ты не собираешься делать из этого страшную тайну?
– Босс знает, что я замужем.
Шелестов откусил огромный кусок хлеба и пожал плечами:
– Я тоже знаю, что ты замужем. И что с того? На дворе не девятнадцатый век.
Сейчас, сидя на своем рабочем месте в приемной, Настя вспомнила, сколько усилий в то утро приложил Шелестов для того, чтобы растормошить ее, снова почувствовать отклик ее губ… Сердце ее болезненно сжалось. Он замечательный, а она – глупая курица. Поддалась сиюминутному желанию… Она и Катьку предала!
Ее душевные терзания прервал Колесников. Он вышел из своего кабинета с портфелем в руке, заметно уставший. Ничего удивительного: день выдался сложным, было много переговоров, к тому же возникла пара нештатных ситуаций, которые привели в замешательство младший персонал и заставили босса засучить рукава.
– Настя, вы мне нужны, – сказал Колесников, останавливаясь возле ее стола. – Надеюсь, у вас нет никаких планов на вечер.
– Но…
– Я прошу у вас полчаса, – быстро добавил он. – Ну, плюс еще дорога. Я покормлю вас ужином.
Это обещание примирило помощницу с просьбой босса. Она забралась в его огромную черную машину и немедленно подумала о том, что Шелестову было бы неприятно, что она куда-то отправляется с его другом после работы. «Вот, начинается, – раздраженно подумала Настя. – Что за мерзкая женская способность: чувствовать себя принадлежащей мужчине? Одна романтическая ночь – и все, пиши пропало. Как будто я продалась в рабство! Начинаются угрызения совести, душевные терзания, оглядка по сторонам. Я ведь свободная личность! Ну, почти свободная, если иметь в виду Отто».
Настя постаралась выбросить Шелестова из головы. Хотя бы на время. Все равно она никогда не будет с ним счастлива. Она вообще вряд ли сможет быть счастливой, если говорить о любви. Ведь для этого придется полностью довериться мужчине. А без доверия – какое же это счастье?
Колесников привез ее в небольшой помпезный ресторан, где отсутствовала всякая интимность – здесь было много света, стекла, белоснежных поверхностей и целый выводок официантов – одинаковых, словно набор солдатиков.
– Ну? – жадно спросил он, когда Настя устроилась напротив него на стуле с высоченной спинкой. Стул был похож на королевский трон. Колесников сидел на таком же и выглядел бы величественно, не будь он так взволнован. – Рассказывайте.
– Что рассказывать? – удивилась Настя, застыв с раскрытым меню в руках.
Она судорожно пыталась вспомнить, что такое ей было поручено, в чем необходимо немедленно отчитаться.
– Как продвигается ваше расследование. Я же вижу, как вы шастаете по коридорам. Вам наверняка уже удалось хоть что-то узнать.
В этот момент подошел официант, и боссу пришлось ненадолго прерваться. Однако, сделав заказ, он тут же принялся за старое.
– Если у вас есть хоть какие-то версии, выкладывайте.
– У меня есть версия, – ответила Настя и с опаской посмотрела на своего собеседника.
– Я так и знал! – радостно заметил тот. – Только не тяните кота за хвост.
Настя не стала тянуть и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:
– Мне кажется, все дело в вашей жене.
Колесников немедленно выпрямился, раздул ноздри и выпучил глаза, как будто его только что хватили чем-то тяжелым по голове. Некоторое время он молчал, переваривая услышанное. Или, возможно, гневная отповедь зрела у него внутри.
