Текст книги "Воины столетия. Дар (СИ)"

Автор книги: Галина Черкасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Уж не из её ли сознания вырос этот мираж?

– Я не знакома с этой дамой, – произнесла я, заворожено следя за движениями женщины.

– Это моя бабушка, – глухо отозвался Арес.

– Правда? – я восхищенно посмотрела на Ареса. – Такая эффектная! Пойдём…

Дама резко вскинула голову. На месте глаз зияли чёрные провалы. Арес шагнул вперёд и бросил через плечо.

– Иди, разбуди своего брата.

Я обернулся. Кузен мирно удил рыбу.

– Я скоро.

Родственничек, завидев меня, скорчил недовольную рожу.

– Опять ты! Иди отсюда, всю рыбу распугаешь! – парень замахал на меня рукой.

Я подошла вплотную и пнула его под зад. Кузен ушёл лицом в воду.

– Да как ты смеешь, коза?! – плюясь и фыркая, завопил он, выбираясь на берег, и вдруг вскрикнул, закатил глаза и упал на колени. Дух, вылетевший из воды, закрутился вокруг его головы как маленький пылевой смерч.

Я выстрелила стрелой света. Та прошла в миллиметре от уха брата и яркой вспышкой залила пруд. Дух вытянулся вверх и замер. Со стороны было похоже, что голову кузена опутала плотная паутина. Глаза потемнели, но ещё не развалились – в них я видела отражение вспышки.

Вторая стрела развеяла духа, как солнце туман. Я подошла к брату – он стоял неподвижно – заглянула в посветлевшие глаза.

– Проснись, баран.

И он исчез, а я поспешила к Аресу. Напарник сидел у ивы, опираясь спиной о ствол, и смотрел на пруд, водрузив одну руку на лежавший под боком шлем.

– Я видела, как дух захватывает сознание, – сообщила я, присаживаясь рядом. – Обматывается вокруг головы и как будто затекает через глаза, уши, нос, рот. Неприятно. В нас они просто вылетают.

– Мы здесь находимся физически, – отозвался Арес. – Я убил духа.

– Я и не сомневалась.

– А казалось, что я убиваю… её.

Я обхватила руками колени и тоже уставилась на пруд.

– Вы давно виделись?

– Да. Больше двух лет назад. Они с матерью не в ладах.

– Почему?

Арес пожал плечами.

– Зайди к ней, как выпишешься, – посоветовала я. – Мы же точно не знаем, как дух влияет на сознание… И сколько времени ему нужно, чтобы целиком его поглотить.

– Она живёт в деревне, в области. Если ехать, то не на один день.

– Ну, на Рождество и съездишь, если выпишут. Воспользуемся Перебросом.

Арес обернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Поедешь со мной?

Я растерялась.

– Но твоя мама…

– И что она нам сделает?

– Я бы не хотела портить с ней отношения окончательно.

– Я сам разберусь. Так ты едешь со мной?

Я опустила глаза.

– Конечно.

Арес поднялся и надел шлем.

– Идём дальше, к аттракционам.

В парке развлечений туман ещё стелился по земле. Я упорно гнала прочь мысль, что проведу каникулы вместе с Сашкой. В Перехлестье лучше не забивать голову радостными мыслями.

– Значит, наши родственники из-за нас теперь мишень для духов? – спросила я. – Как они вообще узнали, что все эти люди – наша родня?

– Твоя, – не без иронии поправил Арес и серьёзно добавил. – Наверное, есть какая-то связь на этом уровне, – он постучал указательным пальцем по шлему. – И духи её чуют.

– Как нам их защитить?

– Убить его? – Арес мечом указал куда-то вперёд.

Близ колёса обозрения что-то мелькнуло. Я остановилась и, улыбаясь, подняла лук.

– А вот и наш старый знакомый.

Глава 9

На вокзал меня вёз отец. Ему не очень нравилась идея отпускать меня на Рождество с одноклассником в «запорошенную снегом глушь».

– Это не глушь, – сердилась я. – Туда автобус ходит. А Сашке надо отдохнуть, воздухом подышать.

– Его мать не в восторге, что ты едешь, – напомнил отец. – Прямо она мне этого не сказала, но я прекрасно понял, что она очень недовольна.

– Ну, она же согласилась, – беспечно заметила я. – Пап, не переживай, связь там есть, мы едем на три дня, Сашка уже здоров. Ему просто немного отдохнуть – и все.

– Без энтузиазма отдыхайте.

– Папа!

Сашку выписали из больницы… Хотя нет, он сам ушёл, написав отказ через три дня после Нового года. В Перехлестье мы ходили каждый день. После боя в парке аттракционов, где мы общими стараниями свалили на Спрута колесо обозрения, а потом я нашпиговала его мерзкую тушу стрелами, дух в Перехлестье не появлялся. Это настораживало. Зная теперь, что наши близкие уязвимы, мы всеми силами пытались найти Зевса, чтобы узнать у него про выход в мир духов, но безрезультатно. Изменчивость Перехлестья, его вероятная бескрайность, не оставляла нам шансов. На Ключника надежды не было – он, даже узнав о том, что Спрут использовал наших родственников, чтобы показать силу своего влияния на нас, упрямо твердил.

– Вам нечего делать в мире духов.

Мы оказались в тупике.

– Быстро он, конечно, пошёл на поправку, – рассуждал отец. – Молодой организм, но чтобы шов зажил так скоро – это в моей практике впервые. Не говоря уже о ЭЭГ… Хоть научное исследование проводи по результатам.

– Ты о чем? – раздумывая о возможных способах найти Зевса, я слушала отца вполуха.

– О своём, о рабочем.

– Что не так с его ЭЭГ? – опомнилась я.

– Все хорошо. Немногое отличается от нормы.

– Почему? Это из-за удара? Он болен?

– Нет! Не надо было тебе говорить, – недовольно ответил отец. – Здоров твой Сашка. Просто есть отличия… Мы пока не знаем, в чем причина. Сделаем контрольное обследование.

– Что-то не в норме? Какие-то осложнения?

– Ох, хватит! Ты меня слышишь? Все хорошо! Нет там признаков заболевания, прекратить разводить панику!

Я примолкла и насупилась.

– И вообще – это врачебная тайна, – спокойнее добавил отец.

– Вспомнил, – пробурчала я. – А Сашка знает, что у него что-то не то с головой?

– Все у него "то", только несколько оригинальнее… Конечно, лечащий врач ему все объяснил.

– А он что ответил?

– А ты как думаешь?

Я прикрыла глаза, чуть нахмурилась и безэмоционально, подражая Сашкиной интонации, выдала.

– Ясно.

Отец усмехнулся.

– Именно так он и ответил.

Сашка ждал нас у касс. На плече спортивная сумка – вот и весь багаж. Я же катила за собой маленький чемодан, по дороге отобрав его у отца.

– Сама что ли не докачу?

Сашка и отец пожали друг другу руки.

– Вас там встретят? – спросил папа.

Сашка кивнул.

– Глаз с неё не спускай.

– Не буду, не беспокойтесь.

Отец замялся. Посмотрел сначала на Сашку, потом на меня.

– Если вдруг что – сразу звоните.

– Обязательно, пап. Все будет хорошо.

– Ну… Давайте до вагона провожу.

Я спорить не стала. Если ему так спокойнее, пусть делает, как хочет.

Сашка уступил мне место у окна. Электричка тронулась, а папа остался стоять на перроне. Я прилипла носом к окну и махала до тех пор, пока из виду не скрылась крыша станции.

– Первый раз уезжаешь одна? – спросил напарник.

– Нет, но оставлять папу всегда тяжело.

Сашка достал из кармана наушники. Я проследила за его движением и опомнилась.

– У меня же тебе подарок есть!

Сашка недоуменно посмотрел на меня.

– Подарок? По поводу?

– Ну, на Новый год! Мы же без Переброса ещё не виделись!

Я вытащила из сумочки коробку и протянула Сашке. Он вскинул брови.

– Хм… Спасибо…

– Это наушники. Что, не нравится?

– Нет… В смысле, да… То есть…, – он поднял глаза к потолку и снова посмотрел на меня. – Проблема в том, что для тебя у меня подарка нет.

– Неважно. Ты в больнице лежал. Из-за меня же. Вот, возьми.

Сашка, наконец, забрал коробочку, повертел её в руках.

– Мне как-то неудобно.

– Ну, сделаешь мне потом подарок. Какую-нибудь мелочь, – я тараторила, не останавливаясь. – Они недорогие.

Сашка, рассматривавший коробку, резко вскинул голову и в упор посмотрел на меня.

– Никак не успокоишься? – холодно поинтересовался он.

Я открыла рот, чтобы спросить, что опять не так, но тут до меня дошло. Я смутилась и уставилась в пол. Красноречие меня вмиг покинуло. Сашка чем-то зашуршал, завозился и, наконец, тронул меня за плечо.

– Держи.

– Извини, – не шелохнувшись, прошептала я.

– Возьми, пожалуйста.

Я посмотрела на напарника – он притягивал мне правый наушник. Уже успел поменять старые на новые.

– А что за музыка? – спросила я, вставляя наушник в ухо. – А… Ооо…

Я замолчала и, прикрыв глаза, откинулась на спинку сидения. Металлика. Nothing Else Matters.

Это намёк или он просто решил смягчить свой наезд? Я вздохнула и отвернулась от напарника. Человек-головоломка, черт возьми.

За окном частный сектор сменила промзона, за ней потянулись склады и бесхозные пустоши. И, наконец, начавшись с низеньких деревцев, за насыпью взметнулся в небо лес.

Я вытащила наушник из уха и обернулась к Сашке.

– Как твоя мама?

– Не разговаривает со мной.

– Вот как, – я расстроилась. – Мне жаль.

– Ей всегда нужно на что-нибудь злиться. Иначе она не может.

– Поэтому бабушка так далеко забралась?

– Они ещё до меня не очень ладили, – Сашка пожал плечами. – А как дед умер, стали скандалить по любому поводу. Могли месяцами не разговаривать. Потом квартиру деда продали и разъехались.

– Вы где раньше жили?

– На Набережной, за парком Свободы. Мне лет восемь было, как мы переехали.

– Парк Свободы… Ого… Там огромные квартиры, профессорские, если не ошибаюсь.

– Не ошибаешься. Дед был деканом факультета иностранных языков. Квартиру даже смог выкупить.

– Ничего себе!

Сашка усмехнулся.

– Он умел со всеми находить общий язык. Они при нем никогда таких концертов не устраивали, как после.

Мы помолчали, думая каждый о своем. Сашка скрестил руки на груди и вытянул ноги.

– Я посплю.

Я снова отвернулась к окну. Оттуда на нас смотрел угрюмый темный лес.

Ехали мы почти четыре часа. У меня уже начала ныть поясница, и в животе заурчало, а Сашка спал как ни в чем не бывало. Картинка за окном нервировала своим однообразием. Лес сменялся разве что редкими селами, запорошенными снегом по самые крыши. Из труб поднимался дым, на станциях голосили собаки и иногда, проникая через открытую форточку, летел вслед за электричкой запах чего-то печеного, сдобного и домашнего.

Объявили нашу станцию. Я тронула Сашку за плечо.

– Это наша же?

– Да, – он потянулся и зевнул. – Давай свой чемодан.

– Я сама покачу, он маленький.

– Не покатишь.

– Это еще почему?

А потому, что снег здесь не счищали. Вообще. Нигде. Лестницы походили на снежные горки, мусорных бачков не было видно под сугробами, а дорожки угадывались только по цепочке следов.

Когда мы сошли с электрички, Сашка перекинул ремень сумки через плечо и, взяв мой чемодан, решительно, словно мы высадились на Северном полюсе, произнес.

– Теперь на автобус.

Мы прошли станцию и остановились у лестницы. Я не без содрогания глянула вниз.

– И как по ней идти? Скатываться?

Сашка задумчиво смотрел на лестницу.

– Можно кое-что сделать, – тихо произнёс он.

– А? – я обернулась. Глаза напарника блеснули – платформа под нами дрогнула, и снег с лестницы вихрем разлетелся в разные стороны.

Сашка встал на первую ступеньку.

– Скользко, но идти можно, – он обернулся. – Пошли. Держись за перила.

– Не. Делай. Так. Больше, – медленно, с нажимом, выделяя каждое слово, произнесла я и гораздо мягче добавила. – Пожалуйста.

– Почему?

– Мы не знаем природу твоих возможностей, их предел, их… последствия. Ты же сам говорил…

– Ясно, – Сашка отвернулся. – Спускайся.

Я пожала плечами и, цепляясь за перила, преодолела эту чертову лестницу. Догнав Сашку, который чуть ушёл вперёд, я услышала какой-то невнятный шум. Не без испуга обернулась.

– И зачем ты это сделал? – лестница снова превратилась в большой сугроб с той лишь разницей, что снег теперь выглядел рыхлым, всклокоченным, словно его сюда специально покидали. Ну, собственно, так оно и было.

– Чтобы без последствий, – бросил Сашка, не оборачиваясь.

Я недовольно цокнула языком, но ругаться не стала.

– С тобой в снежки лучше не играть, – только и пробурчала я.

Автобус мы ждали почти час. Я продрогла до костей и решила побегать вокруг остановки, чтобы хоть как-то согреться. За сооружением времён советской эпохи, монументальным, хоть и сельским, тянулась белая гладь, от которой болели глаза, а вдалеке штрихкодом чернел лес. Глядя на это уныние, я прыгала и махала руками – и грелась, и разминалась после долгой поездки. Вдруг совсем рядом раздался протяжный тоскливый вой. Я так и замерла с согнутыми коленами и раскинутыми руками.

Сашка выглянул из-за остановки.

– Это собаки? – тихо спросила я.

– Волки. И лучше не отходи далеко.

Я вернулась под козырёк.

– А они могут напасть?

– Могут.

– Кошмар. Так спокойно говоришь. Забросаешь их снегом?

Сашка едва заметно усмехнулся.

– Нет, буду отбиваться сумкой, а ты чемоданом. Ты же против… Как?

– Телекинеза.

Сашка хмыкнул.

– Пусть так.

– Как ты это делаешь? – я продвинулась ближе. Прижиматься к Сашкиному плечу было и спокойнее, и приятнее, чем подпирать заледеневшую стенку остановки. – Представляешь все в голове?

– Нет. Все происходит машинально, как если бы я передвигал предметы руками. Автобус едет.

Я обернулась. На горизонте маячила чёрная точка, которая вскоре выросла до размеров автомобиля непонятной наружности. С виду – буханка, внутри – как газель, холодно – как в морозильной камере. Встряхивало так, что надумав я поесть в электричке, здесь лишилась бы завтрака вместе с душой.

Когда мы вышли… в поле, у меня гудело все тело.

– Мы где?

Сашка указал на торчащий из снега металлический штырь.

– На перекрестке.

– И нас должны встретить?

– Ну да. Отсюда до села еще километров пять.

– Ндааа, – протянула я, оглядываясь. – Далеко бабушка от вас сбежала.

В этот раз мы топтались на морозе всего минут десять. К нам, летя через сугробы, подрулил фургон. С водительского сидения высунулся пожилой мужчина – голова лысая, борода седая, на носу огромные очки. Он улыбнулся и издал непонятный звук.

– Ых-гы-гы! Привет, городские. К Кирсановой, да? Саша, да? Как вырос! А это я, дядя Кеша! Узнал? Добро! Ну, залезайте!

Дядя Кеша, не переставая болтать, закинул наш багаж в кабину, в которой как-то не очень приятно пахло. Когда мы уселись, а водитель пошёл "проверить колёса, чтоб по дороге не отвалились", я спросила.

– И бабушка Кирсанова?

Сашка кивнул.

– Отца у меня по бумагам нет, мать дала свою фамилию.

Я открыла было рот, но водитель, ввалившись в кабину и дыхнув перегаром (так вот чем всё провоняло!) выдал.

– А че вам дома не сидится, бестолочи?

От такого обращения растерялся даже Сашка

– Кхм… Ну… У бабушки давно не был.

– Ха! Хорошая она баба, твоя бабушка! – водитель рыгнул и дал руля. Нас мотнуло в сторону, колёса забуксовали, но фургон, покряхтев, рванул вперёд.

Я без вопроса пристегнула ремень. Сашка последовал моему примеру.

– Так ты, значит, внук…

– Внук.

– Нагуляный который?

Сашка закатил глаза.

– Я к вам два года назад приезжал, вы то же самое спрашивали.

– А… Да? Ну, ты не обижайся на старика! – дядя Кеша хлопнул Сашку по колену. – Памяти нетуть. Бабка твоя говорит, это от зелёного змия. В башку, говорит, бьёт.

Я тяжело вздохнула, начиная чувствовать себя декабристкой, отправившейся за мужем в ссылку.

Слишком уж большие надежды я возлагала на эту поездку. И, кажется, очень зря.

Когда мы подъехали к деревне, выглянуло солнце, и снег заискрился так, что заболели глаза.

Наш водитель обругал погоду ("не видно же ни фига!"), кое-как вырулил у первого дома – такой деревянной избы как положено со ставнями, крыльцом, кирпичной трубой, из которой валил дым, и холодным коридором с маленьким окошком – и остановился у калитки.

– Вылазьте, приехали.

Сашка помог мне спуститься и полез за багажом. Я заглянула через забор – помимо избы во дворе располагались сарай с плоской крышей, часть которого закрывала металлическая сетка, загон с треугольным… вигвамом и, кажется, туалет.

– Здесь туалет на улице? – тихо спросила я.

Меня услышал дядя Кеша.

– Да в ведро можно, чего в такую погоду жопу морозить.

Меня пробрало на смех.

– Истерика? – выдохнул Сашка мне на ухо. – Я же говорил – тут глухо.

Наш провожатый отогнул дощечку забора, засунул за нее руку и, щелкнув замком, распахнул калитку перед нами.

– Пожалуйте, гости дорогие.

На крыльце, под навесом, спал небольшой рыжий пёс. Поднял голову, лениво тявкнул и, поднявшись, повилял хвостом.

– Привет, Мартын, – наш проводник потрепал пса между ушей и, открыв дверь, пропустил вперёд. – Иди, грейся.

Пёс шмыгнул внутрь, где, кажется, было холоднее, чем на улице.

Из коридора мы вошли в кухню. Вот здесь стояла жара, и умопомрачительно приятно пахло чем-то вкусным. В животе тут же заурчало. Дядя Кеша, обернувшись, ухмыльнулся.

– Рождественский ужин нам готовят. Разувайтесь, верхнюю одежду мне давайте.

Скинув сапоги и куртку, я прошла вперёд и огляделась. На электрической, очень новомодной плите, которая на фоне старой мебели, древнего холодильника и умывальника с пипкой, смотрелась как инопланетянка, стояли две сковороды. На одной жарилась картошка с грибами, на другой шкворчали шматы мяса.

Мне стало очень голодно.

Псу тоже. Он печально, вторая урчанию в моём животе, заскулил.

– Кеша, сколько раз говорить, не пускай Мартына в дом! – Сашкина бабушка выглянула из соседней комнаты. Точно такая, как в Перехлестье – с пучком, строгая, величественная, даже в фартуке, даже в старом вязаном платье. И глаза у нее оказались светло-голубыми, как у Сашки.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, и женщина, неожиданно мягко улыбнувшись, вытерев руки о передник, протянула мне сухую ладонь.

– Ангелина Николаевна. А вы – Анна? Очень рада. Не представляете, как рада. Кеша, я сказала, убери собаку, – она снова посмотрела на нас. – Саша, странное ты выбрал время для визита. Я, конечно, безмерно рада, но если начнётся метель, вы тут застрянете до самой весны.

– Прекрасно, – бросил Сашка, отодвинул ногой мой чемодан и, шагнув к бабушке, обнял её.

– Ах, милый мой… Как же ты вырос… И все такой же угрюмый? – через Сашкино плечо она глянула на меня.

Я, усмехнувшись, кивнула. Со двора вернулся Кеша, и нам пришлось потесниться.

– Проходите, проходите, – заторопилась бабушка. – Мы уже поставили стол, скоро принесу горячее и пироги. А пока, пожалуйста, переодевайтесь, умывайтесь, располагайтесь.

Сашка унес наш багаж, Иннокентий – верхнюю одежду. Я умылась тёплой водой над тазом, вымыла руки, прошлась мокрой ладонью по волосам, распушив их.

– Значит, вы – одноклассники? – Ангелина Николаевна протянула мне полотенце. – Саша о вас никогда раньше не рассказывал.

– А о многих он рассказывает? – я улыбнулась. – Пожалуйста, давайте, вы будете ко мне на "ты". Мне и так неудобно.

– Очень зря, – Ангелина Николаевна положила руку мне на плечо и чуть сжала. – Ты себе представить не можешь, как я рада, что у Саши есть ты. Он – замкнутый человек, бирюк по натуре. И мне…

– Я в маленькую комнату вещи поставил, – сказал Сашка, возвращаясь на кухню.

Ангелина Николаевна, отвернувшись от меня, посмотрела на внука.

– В одной комнате спать будете? Анечка, вас… тебя это не стеснит?

У меня щеки полыхнули красным, и я, наклонившись к тазу, решила умыться еще раз.

– Ничего страшного. Мне бы самой кого не стеснить.

– Просто в зале ночью прохладно, – продолжала Ангелина Николаевна. – А мы спим в большой комнате, с печкой. Маленькая – тёплая и кровати там две. Как раз по вам.

– Хорошо. Спасибо.

Ангелина Николаевна снова улыбнулась мне. Теперь я залилась краской по самые уши. Застенчивостью я никогда не страдала, но перед Сашкиной бабушкой почему-то хотелось вести себя, как тургеневская барышня.

– Идите в зал, садитесь за стол.

Меня в гостиную пропустили первой, и я застыла на пороге, разглядывая очередной непривычный интерьер. Ковры на стене и полу, огромный телевизор в нише огромной стенки, рядом шкаф до потолка и сервиз, из-за стеклянных дверец которого выглядывает начищенный до блеска самовар. А стол… Стол! Кажется, такие называют "книжкой". На столе – белая, клеенчатая скатерть, а на скатерти – столпотворение еды.

– Почти все наше, – похвалялся Иннокентий, расхаживая вдоль стола. – Помидоры маринованные, бочковые огурчики, капустка квашенная, грибочки, баклажаны, лечо вот, аджика. Колбаска, сыр, рыбка – из моего магазина. Один на все село продуктовый, вот!

Я прикрыла глаза. Мне почему-то стало так радостно.

Потому что все тут просто и по-душевному?

Потому что Сашка взял меня за руку и потянул к дивану занять, по мнению Иннокентия, самые лучшие места – для гостей?

Пахло печеным, жареным, сдобным, мандаринами и хвоей – маленькая ёлочка топорщила свои веточки в углу, и на игрушках, раза в два старше меня, играли блики от вполне себе современной неоновой гирлянды. Вот так, наверное, надо встречать Новый год.

Я шлепнулась на диван. В тепле и уюте меня как-то быстро начало клонить в сон. Ангелина Николаевна принесла горячее, Сашка разливал сливовый сок по гранёным стаканам, о ноги терся огромный серый кот. Иннокентий принёс бутылку самогона и, предложив Сашке, получил нагоняй от Ангелины Николаевны.

– Не смей спаивать моего внука! С тебя самого хватит. Вон, наливки возьми.

– Да тути же мой самогон!

– Так, Кеша. Либо наливка, либо в свой дом иди.

Кеша поворчал, поворчал, но пошёл за наливкой, спрятав самогон под стол.

И тут меня осенило. Вспомнив, где находится туалет, я неуверенно огляделась и поднялась.

– Ты куда? – Сашка, откинувшись было на спинку дивана, тут же сел.

– Сейчас приду.

Спросив про туалет, я, кажется, смутила и Ангелину Николаевну.

– Туалет на улице, но там так холодно

– Да не замерзну, думаю, – нарочито весело отозвалась я. Ведро меня пугало больше, чем возможность отморозить пятую точку.

Когда я вернулась, стуча зубами и решив вообще ничего не пить, дабы сократить число забегов до этого ужасного сооружения, все уже сидели за столом. И как Сашкина бабушка, эта женщина дворянской наружности, отважилась уехать в такую дыру?

– Кушайте, поговорить еще успеем, – скомандовала Ангелина Николаевна. – Анечка, руки помыла? Молодец. Сашенька, ты как себя чувствуешь?

– Отлично.

– Хорошо. Ешьте.

Ася готовила очень хорошо, но блюда от Ангелины Николаевны оказались вне конкуренции.

– Так вкусно! Я бы все съела!

– Кушай-кушай.

– А как вы так научились?

– В городе жили – готовить не любила. Решила – совершенно не мое. А сюда переехала – и огородом занялась, и курами, закатывать, солить, печь в печке, – Ангелина Николаевна пожала плечами. – Здесь все так живут. Кешина мама, Царство ей небесное, помогала, учила.

Иннокентий перекрестился.

– Учиться, как говориться, никогда не поздно!

– Закусывай, Кеша.

Ангелина Ивановна включила телевизор. Сходу объевшись, я откинулась на услужливо подложенные думки. Сашкина рука, лежавшая до этого на спинке дивана, скользнула мне на плечо.

– Переключи на Шурика, – нудел дядя Кеша. – Видеть не могу этих паразитов расфуфыренных.

– Сколько можно смотреть одно и то же?

– Классика бессмертна, женщина! Александр, выпьем!

– Саша, ты что пьёшь? Сок? – Ангелина Николаевна недоверчиво покосилась на его стакан.

– Сок, мне после травмы алкоголь нельзя.

– На таблетках?

– Нет, но все равно.

– А тех упырей так и не нашли? – спросил дядя Кеша, качнув рюмкой.

– Мы выпить хотели, – напомнил Саша, меняя тему.

– Геля, переключи на Шурика. И самог… Наливочка в горло не лезет от их свистоплясок.

От еды и тепла меня развезло. На улице стемнело, под тихие разговоры и позвякивание приборов я начала засыпать. Ангелина Николаевна тронула меня за плечо.

– Анечка, пойдём, уложу тебя.

Я поежилась, огляделась.

– А мужчины где?

– На крыльце курят. Наелась?

– Очень. Даже дышать тяжело.

В комнате было тепло. Из открытой форточки струились морозный воздух и снежная тишина.

– Спи, Анечка, – Ангелина Николаевна убрала покрывала с кроватей, расстелила одеяла, взбила подушки. – Если вдруг что, ты сразу буди, не стесняйся.

Я кивнула. Ангелина Николаевна прикрыла дверь, а я, зевая, полезла в чемодан, искать домашнее платье. Написала отцу, что уже сплю и как здесь хорошо, потом вспомнила, что он сегодня дежурит, и убрала телефон, не дождавшись ответа.

Растянувшись на кровати, я обняла руками подушку и зарылась в нее лицом. Еще несколько минут я прислушивалась к невнятному бормотанию телевизора и голосам из гостиной, а потом меня сморил сытый сон.

Я проснулась от волчьего воя. Протяжный и тоскливый, он пробирал до костей. Поежившись, вспомнив, где нахожусь, осторожно потянулась за одеялом, скомканным в ногах.

Было темно и тепло. На соседней кровати завозился Сашка. Я закусила губу. А почему бы нет?

– Ты спишь? – шепотом спросила я.

– Нееет, – тягуче прозвучал ответ.

– Долго ещё сидели?

– Я только лёг.

Отлично.

Отпихнув ногой теперь уже не нужное одеяло, я поднялась и, чтобы не раздумать, быстро перебежала комнату и замерла у Сашкиной кровати.

– Подвинься.

Сашка лежал на спине, закинув руку за голову. Мгновение он смотрел на меня, а потом отодвинулся к стене, не меняя позы.

Я устроилась у его бока.

– А мы сегодня не пойдём в Перехлестье?

– Нет.

– Думаешь, там так же тихо?

– Уверен.

Мне стало неуютно. Сашка закрыл глаза, всем видом показывая, что готов уснуть.

– Бабушка у тебя классная. С ней же ничего не случилось из-за духа?

– Нет, все хорошо. На мигрень только жаловалась.

Я повернулась на бок, поставив локоть на подушку, подперла щеку кулаком и посмотрела на Сашку. Он надел тонкую футболку и укрылся до пояса. Я чуть подвинулась и, забравшись под одеяло, ногой коснулась его ноги. Напарник, не открывая глаз, нахмурился.

Это меня выбесило окончательно. Разозлившись, я резко поднялась с кровати и в сердцах бросила.

– Ты достал уже хмуриться, Кирсанов. Я тебя вообще понять не могу.

Сашка открыл глаза и, едва заметно усмехнувшись, спросил.

– Серьезно? А так?

Он вскинул руку и, в своей обычной манере схватив меня за запястье, потянул к себе. Меня зазнобило от этого прикосновения, но я уперлась.

– Опять скажешь, что ты не Арес и психанешь.

– Ты сама пришла, – напомнил Сашка.

– Так волки воют, – я посмотрела на светлый прямоугольник окна. – Мне страшно.

– Тебе? – он качнул головой и снова потянул к себе. – Тебе разве бывает страшно?

Я сдалась и снова опустилась на кровать. Сашка повернулся ко мне. Его рука с моего запястья скользнула на талию, потом на бедро, и он наклонился так низко, что я ощутила его дыхание на губах.

– Тебе нельзя курить, – прошептала я.

– Мне всё можно.

Как хорошо выпендривается.

Я подалась вперёд, прижимаясь к Сашке всем телом, а он, обманув меня и не коснувшись губ, поцеловал в шею раз, другой, потом в плечо. Я не выдержала и, откинувшись на подушку, притянула его к себе и поцеловала в губы. Каждое его движение приносило такое сумасшедшее ощущение счастья, что мне казалось, я просто схожу с ума, и так хорошо быть не может. У него такие тёплые, мягкие губы, и как он хорошо целуется! Уж мне есть, с чем сравнивать.

А ему? Так мастерски на первых порах не выйдет.

Значит, у него уже были девушки?

Гладя мое бедро, он добрался до края платья и ущипнул меня.

– Ай.

– О чем задумалась?

– А…, – я отмахнулась и снова потянулась к нему. Но вдруг замерла. – Ты мысли, случаем, не читаешь?

Сашка отстранился, но продолжал поглаживать мое бедро, все выше задирая платье.

– Нет, но очень подходящее время для этого вопроса, – он снова потянулся ко мне.

Я прикасалась к нему, словно видела впервые. От поцелуев немели губы, а мы никак не могли оторваться друг от друга.

Заскрипел пол в гостиной. Сашка уронил мне голову на грудь, и мы притихли.

Мгновение – и Сашка, завозившись, лёг на спину и притянул меня к себе.

– Бабушка встала, – едва слышно ответил он.

– Зачем?

– Так светает уже.

Я поднялась.

– Куда ты?

– На свою кровать.

– Зачем? – Сашка поймал меня за край платья.

– Неудобно.

– Мне – нормально.

– А мне неудобно!

– Раньше надо было думать. Теперь спи здесь.

Я улыбнулась и, вернувшись напарнику под бок, притихла.

– Хорошо.

– Дааа, – задумчиво протянул Сашка. – Хорошо.