Текст книги "Осень бедствий (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Девочка послушно делала, что ей говорят, а Анна, вспомнив мэтра Симона, шутила, рассказывала забавные байки из кулинарии, вроде завтрака "до журавлей", или как изобрели бутерброд и как его впервые намазали маслом[18]18
  Завтрак «до журавлей» – о нем рассказывал Гиляровский. Ресторан «Славянский базар» начинал завтрак в 12, заканчивал в 15 и переходил к обеду. Вот, если кто досиживался до конца завтрака, с ему приносили графин с коньяком, расписанный журавлями, и стоил тот графин 50 р. Оплатишь – и забирай. Вот и досиделся до журавлей... Про бутерброд – когда тевтоны осаждали Ольштынский замок, его комендантом был Коперник (да, тот самый!). Во время осады в замке началась эпидемия, Коперник решил разобраться в причинах и сформировал несколько групп добровольцев. Оказалось, не болеет та группа, в рацион которой не входил хлеб. Отказаться от него было нереально, но ели-то на ходу, а не поваляешь – не поешь. Коперник рассудил, что зараза идет от грязи и решил намазать хлеб маслом, чтобы грязь была заметна, если уронишь кусок на пол. Вот и вышел бутерброд. Подробнее в интернете, прим. авт.


[Закрыть]...

Кира слушала, открыв рот.

Впрочем, так же слушала и кухарка, и даже явившаяся на кухню Роза Ильинична...

А на плите скворчало, шипело и распространяло волшебный аромат несколько блюд.

Анна сняла пробу с одного, со второго – и кивнула.

– Готово.

– Афигеть! Это мы... сколько? И часа не потратили?

– Мы-то готовили вместе, – пояснила Анна. – Ты помогала, Марья Семеновна помогала, вот мы и управились быстро. И плита тут большая, готовить одно удовольствие.

– А, вот оно что! Но вкусно!

– Одна дольше провозишься.

Мэтр Симон потому и учил императорских дочек, что их давали в помощь. Поди, приготовь на всех... Петер это понимал. А Анна училась.

А вдруг?

Вот и пригодилось. Да как – Кира смотрела с искренним удивлением.

– А на обед мы что-то приготовим?

– Если захочешь. И даже на ужин.

– Клево!

* * *

Благие намерения были на корню зарублены Борисом Викторовичем.

– Кира, Анна Петровна, я против!

– Папс, че за проблемы!?

– Борис Викторович?

Сказано было хором. Девушки переглянулись – и расхохотались.

Борис Викторович решил проигнорировать идиотское "чеканье". Ладно уж! Дочь сама завтрак приготовила, стоит поощрить!

– Девушки помилуйте! Я не могу ездить сюда из города!

– Зачем?

– А что – меня угощать не собираются?

– Собираемся! – решила Кира.

– Вот! А еще – мне же никаких упражнений не хватит, чтобы не растолстеть! В моем возрасте уже надо об этом подумать!

– Чего тебе думать, папс, круто выглядишь!

Борис Викторович только головой покачал.

– Давайте договоримся на одну трапезу в день? Любую. Завтрак, обед, ужин – но только один. И предупреждайте, попробовать же хочется!

Девушки переглянулись – и прыснули.

– Хорошо, – улыбнулась Анна. – Договорились. Кира, что готовим завтра?

– Обед!

– Отлично! Тогда я приеду... во сколько?

– В три часа, – выбрала Анна. – Мы как раз успеем... Кира, ты хочешь поучиться составлять меню? В том числе и на неделю вперед?

– Чего там учиться?

– Не скажи. Это целое искусство, – Анна покачала головой. – Я объясню. И как заказывать продукты, и как их сочетать, и что обязательно должно быть в доме...

– Хм.... Хорошо. А что завтра готовим?

– Вот и придумаем.

– Обязательно буду завтра в три, – Борис Викторович пометил себе что-то в ежедневнике, и умоляющими глазами посмотрел на дочь. – Девочки, соберите мне с собой ланч-бокс? А? После этой вкуснотищи в рестораны даже заходить не хочется!

Кира захохотала, подскочила из-за стола и унеслась на кухню. Собирать рулеты, блинчики и прочие вкусняшки.

Борис Викторович благодарно посмотрел на анну.

– Анна Петровна, вы хорошо влияете на мою дочь.

– Я не стараюсь на нее влиять, Борис Викторович. Я просто научу ее тому, чему научили меня. Надеюсь, ей это пригодится.

– Не сомневаюсь, – кивнул бизнесмен. И положил себе еще один блинчик. – Ваш муж просто идиот!

– Простите?

– Он вас за такие таланты должен на руках носить.

– У меня не было мужа, – не стала скрывать Анна.

– А сын?

– Борис Викторович, дети иногда получаются и вне брака.

– Тогда ваш парень был дураком, – махнул рукой работодатель. – Если вы его так кормили, и он ушел... точно – идиот!

Анна вспомнила Илью – и покачала головой.

– Не надо так о нем. Пожалуйста.

– Простите.

– Он замечательный человек. И я надеюсь, у него все будет хорошо. Просто иногда обстоятельства сильнее нас.

– Что за обстоятельства, которые позволяют бросить своего ребенка!?

Анна развела руками.

– Родители.

Чьи – она не уточняла. Ее, понятное дело. Когда твой папа императором работает – сложно. Это вам не бизнесмен, императоры таких на завтрак десятками кушать могут...

– Понятно. Ладно, учите Кирюху, – Борис Викторович сунул в рот последний кусок блина, взял из рук дочери здоровущую коробку – и отправился на работу.

А по дороге...

– Гена, привет.

– Борис! Салам Алейкум, наше вашим!

– Гена, будь другом. Я тут девочку в дом нанял, Анна Петровна Воронова.

– И что с ней не так?

– Все так! Умница, готовит отлично, Кирюху дрессирует – укротительница тигров нервно плачет в сторонке.

– Чего ж тебе еще надобно, собака? Женись, хороняка, князь отпускает ее!

Роль Ивана Васильевича приятелю удалась. Даже голос был вполне себе Яковлевским.

– Тьфу на тебя! Ген, выясни мне про нее все, а? Кто, что, откуда....

– Ты что – абы кого в дом притащил?

– Не то, чтобы... Кирюха предыдущую училку сожрала, я ее под мышку и в агентство. А там мне эту девчонку и выдали. Вроде моль бесцветная, никакущая, а поди ж ты! Я как посмотрю, аж жутковато становится. Как взглянет – мороз по ж... бежит до ...

– Ишь ты! А что ты вообще о ней знаешь?

– Маловато. Училась на биолога, кажется, жила с отцом, есть сын – в больнице.

– Ладно, порасспрашиваю. Но ты будь осторожнее.

– Ген, я вообще не предполагал, что она задержится. Думал, Кирюха ее за два дня на... и выкинем. А я бы пока подобрал кого понадежнее...

– У меня есть отличная кандидатура. Отставной майор спецназа.

Борис Викторович послал друга... в отставку.

– А тут понимаешь – пришла, и начала всех строить. Кирюха за ней... ну, не хвостиком ходит, но заинтересовалась. Что дальше будет – не знаю, посмотрим. Но знать надо, раз так.

– Выясню я тебе все про девочку, выясню.

– Заранее спасибо. Документы сейчас скину по ватсаппу.

– Давай.

Борис Викторович сунул телефон в карман и повел носом.

Пахло в машине так... здесь так никогда не пахло. Обычно Борис Викторович вдыхал запах дорогого парфюма и моющих средств, кожи и металла. Но не сейчас.

Ланч-бокс источал такие ароматы, что хотелось открыть его – и слопать все сейчас. Только вот не лезет уже.

– Роман, тебя хоть накормили?

– А то ж! Анна Петровна на всех готовила! Да ловко так...

– Она тебе нравится?

Роман пожал плечами.

– Сложная она. Вроде и живет чуть не в трущобах, и одета небогато, а иногда как глянет – мороз по коже. Вот другие, не в пример ей, и парфюмом поливаются, и одеты от версачей, а все равно – крестьянки.

Борис Викторович узнал в этом описании Лизу, и хмыкнул.

– Не наглей.

– Что вы, Борис Викторович! Я бы и не посмел...

Хозяин покачал головой, но спорить не стал.

– Говоришь, сложная?

– Да. Как она держится, как говорит, как смотрит – ощущение... знаете, такая девочка из хорошей семьи. Из очень хорошей.

– Понятно. Ладно, будем посмотреть дальше.

* * *

Анна проводила взглядом работодателя, и повернулась к Кире.

– Ну что – первое занятие? Надо определить, что и сколько есть в кладовке, составить список, а потом решить что мы будем готовить, на сколько человек, чего докупить, что есть...

– Так сложно?

– Дом вести вообще сложно. Роза Ильинична отлично справляется, – польстила домоправительнице Анна. Хотя и видела огрехи, недочеты... ее-то учили! А тут хоть и талантливая, и педантичная, но самоучка! Спасало то, что дом – не полноценное поместье, там бы сложнее было.

А во времена Анны хозяйка была кем-то вроде менеджера в современном отеле. Здоровущем, кстати. И менеджер этот находился в состоянии регулярной беременности – родов – кормежки – воспитания... Рехнешься!

И никакого декрета!

Роза Ильинична покивала.

Не то, чтобы ей нравилось такое вторжение в ее дела, но пусть лучше девчонка делом займется, чем пакостит и шкодит! Опять же, ее бабке такое бы понравилось. Точно.

Кира подумала, потом вытащила айпад – и девушки отправились по кладовкам. Сталин составил им компанию.

А вдруг?

Вдруг в кладовке живет бука? И как выпрыгнет! Как нападет!

Буку он еще не кушал! Только крысу... опять же, вдруг хамон неровно висит? Надо помочь, проконтролировать...

Русина, поместье великого князя Гавриила Воронова.

Политика – это искусство компромисса.

И находить эти компромиссы надо с людьми, которых с радостью бы на колбасный фарш переработал.

С восторгом бы!

А – нельзя.

Они нужны, они полезны... в данный момент. Поэтому можно утешать себя мыслью, что когда этот человек перестанет быть нужным... в политике нет друзей, но есть интересы, не так ли?

Вот тогда он и узнает, где зимуют раки. Отправившись под лед.

А пока...

Терпеть.

Другого выхода нет.

Вот и сидели в одной комнате два человека, которые при других условиях оппонента бы зубами загрызли. Пили вино, улыбались – и мечтали.

Жом Пламенный – о взрыве.

Хорошем таком, чтобы уши на крыше, а ноги на фонаре... и кишки, кишки веером по улице!

Князь Гавриил – о виселице. С подставленной колодой, чтобы подольше мучился, подонок!

Каждый в меру своей фантазии. Но улыбались они друг другу вполне мирно. И даже с неким взаимопониманием.

– Что скажете, жом Воронов? – жом пламенный улыбался. Вежливо так...

– Что я могу сказать? Вы прос...ли все, что могли, – не по-княжески отозвался Гаврюша. – Так и неизвестно, кого мой братец объявил наследником?

– Пока – нет. Есть предположения, что уцелел кто-то из его дочерей, но...

– Бабу – в наследницы?

– В истории бывали такие случаи, разве нет?

Гаврюша скривился.

– Бывали. Но там есть вполне определенные условия, жом.

– Прошу вас поделиться ими со мной. Подозреваю, что без знания этой информации, мы совершим много ошибок, – жом Пламенный был сама любезность.

Гаврюша кивнул. Покривился, помолчал какое-то время, а потом неохотно начал говорить.

– Есть такое предание, жом. Сразу хочу оговорить – это именно предания, но в них стоит верить. За время правления династии Вороновых им было несколько подтверждений, и я могу перечислить их.

– Я готов поверить во что угодно – после колокола и пушки, – кивнул жом Пламенный. – Я допросил людей, они клянутся, что рядом с колоколом никого не было. А он звенел...

– Звенел.

– Сам.

– Сам...

– Магия?

Гаврил покривился еще сильнее. Сунул в рот лимончик, чтобы хоть как-то оправдать горький привкус, и неохотно выдавил и себя.

– Благословение Хеллы.

– Хеллы? Но позвольте!

– Да, язычество. И в богиню почти никто сейчас не верит. Но – по преданию, у истоков нашей династии стояла ее жрица. Она принесла в жертву ребенка царской крови и поклялась, что восстановит ЕЕ храмы.

– И сдержала обещание?

– Не совсем. Храмы она не восстановила, но в нашем роду знали кто мы и откуда. Петер точно знал.

– Допустим...

– Один удар колокола – государь мертв. Три – он выбрал наследника. Выстрел пушки – наследник принял трон. По преданию, когда лили колокол и пушку, добавили туда кровь той самой основательницы династии. Кровь, волосы, что-то еще.... Она закляла их.

– Допустим.

– И – коронационные регалии.

– Корона? Трон? Скипетр, держава... что именно?

– Вы слишком широко мыслите, – усмехнулся Гаврюша. – На самом деле, регалия всего одна. Слеза Хеллы.

– Что это такое?

– Драгоценный камень небольшого размера, – Гаврюша изобразил на пальцах, какого именно. – Черный. Если его повернуть на свет, видны цветные искры. Чем-то он похож на черный опал.

– Таких камней в сокровищнице...

– Но не каждый режет алмазы, как стекло.

– Хм...

– Я уверен, Петер забрал его с собой. И передал наследнику... наследнице.

– Женщину можно объявить наследницей?

– При определенном условии.

– Каком, тор?

Жом Пламенный и про равенство забыл.

Магия, условия... смешно звучит в наш просвещенный век, не так ли?

Глупо!

Но ведь работает! И это страшно!

Не хотелось бы получить на свою голову...

Власти – хотелось. А вот проклятий и прочего – извините.

– Жертвоприношение, – хмуро бросил Гаврюша. – Наследник должен принести своей рукой жертву Хелле. Так было с императрицей Арин – она принесла в жертву своего мужа. С императрицей Надин – та принесла в жертву брата.

– А здесь?

– Хелла засчитает и врага. Или – если девчонке пришлось добивать родных... надо смотреть. Это капризная богиня... бабы! Хоть и боги, а бабы!

Жом Пламенный пожал плечами.

Вот божественная история его в детстве волновала мало, да и учили в гимназии заветам Творца,, а не языческому пантеону.

– Допустим, она принесла жертву Хелле. И та ее приняла. Что дальше?

– Пока жив наследник или наследница – я власть не приму, – Гаврюша выглядел мрачно. – Хоть убивайте.

– ?

Вот уж чего жом Пламенный не ожидал. И изобразил "маску изумления".

– От пули помираешь быстро. А вот от проклятия...

– От проклятия?

– Теряешь все, что дорого. И следа твоего на земле не остается. Помните историю с завоевателем Ашандером?

Жом Пламенный помнил.

Диктатор, поставивший под свою руку почти все страны континента, пришел в Русину. Прошел ее. Завевал Звенигород.

И – сбежал.

Его войска были разбиты, семья разрушена, власть он потерял, детей не оставил, сам умер всеми забытый и преданный...

– Это... но ведь его просто победили?

– Не совсем просто. Он сел на трон наших предков, он произнес необходимые слова...

– Слова?

– Он провозгласил себя императором Русины. И Хелла услышала.

– Ага. А коронационных регалий при нем не было.

– Именно. Власть ему не передавали, жертв он не приносил...

– А если попробовать?

Гаврюша пожал плечами.

– Попробовать можно. Получится ли?

– Как богиня выражает свое благоволение?

– Спутники Хеллы – белый волк и белая сова. Полярная. Если богиня принимает жертву, она посылает своего спутника, чтобы тот принес ей кровь жертвы.

– Я понял. Попробуете? Жертву я обеспечу?

Гаврюша медленно кивнул. Жом Пламенный улыбнулся.

Жертва!

Ах, какая прелесть!

Главное, не забыть посадить в засаду своих людей... да не с ружьями! Тьфу на них! С фотоаппаратами и кинокамерами! Вот где дело!

Компромат, господа!

Компромат!

– А если не принимает?

– Тогда я и связываться не буду. Не хочу такой судьбы...

– Понятно. Жертву мы найдем. А пока – прошу вас написать письма. Сами понимаете, дипломатические отношения...

– Письма?

– Ламермур, Лионесс... нам нужны деньги для войны с Борхумом. Петеру их никогда не дали бы! Но вы – вы другое дело! Если властители будут знать, что во главе Русины стоит умелый и опытный руководитель, на которого можно положиться...

Льстил жом Пламенный без зазрения совести. И не просто так.

Гаврюша млел.

А жом просчитывал дебет и кредит.

Казна пуста.

Если там что и было – остатки Петер выгреб и вывез. Или спрятал.

Куда?

Так найдем, но деньги-то сейчас нужны! Или на страну, или... или на бегство! Раз уж выпал такой шанс...

Жом Пламенный готов был зацепиться за трон когтями и зубами – неважно, как называется его пост. Император ли, член ли комитета – не суть важно!

Но если не получится – деньги нужны! Очень...

И тут уж надо их хоть из кого выбить! Под Гаврюшу денег дадут. А под него?

Не сразу, далеко не сразу... сейчас даже и посмеются. Сами влезли, сами и расхлебывайте...

Так что пусть Гавриил Воронов мнит себя императором. На самом деле – он просто пешка. Глупая гадкая пешка.

И жом Пламенный послал своему визави самую душевную улыбку из тех, на которые был способен.

Яна, Русина.

– Это – все?

Жом Тигр был искренне удивлен.

Яна тоже удивленно посмотрела на него.

– А что еще надо?

Действительно. Все самое необходимое – есть. И отлично помещается в солдатский ранец. Пара смен белья, тонкие брюки, две рубашки, ночнушка. Оружие, книжка.

Одна – на большее Яны не хватило.

Колода карт – если не сыграть, так пасьянсы разложить. Все остальное – на себе. Куртка, костюм, ботинки...

Деньги есть, чего не хватает – купим. Ах да, гигиенические принадлежности и легкие матерчатые туфли типа балеток. В поезде ходить.

– Я думал, у вас будет больше имущества.

Яна пожала плечами.

– Досмотр проведете?

Жом Тигр насмешливо прищурился.

– Если вы настаиваете.

– Не настаиваю. Но зачем же посылать кого-то втайне шарить по моим вещам? Я и сама все покажу, – ухмыльнулась Яна.

Жом Тигр сдвинул брови.

– Ладно. Сейчас поезд тронется – покажете. А пока грузитесь.

– Куда?

– Купе рядом с моим.

– Какое доверие!

– Вы же телохранитель, вот и будете меня охранять. Кстати – сразу вам выговор.

– За что?

– За отсутствие.

Повод быть недовольным у жома был. Танька к отказам не привыкла.

После ужина и случая на ступеньках, высокое начальство со всеми поклонами проводили в гостиницу. Яна проконтролировала ситуацию – и отпросилась собрать вещи.

Тигр кивнул и отпустил.

Танька, которой горничная доложила о ситуации, прикинула хвост к носу – и пошла в атаку. А именно – приоделась и постучала в дверь.

Жом, не ведая о нависшей над ним опасности, и открыл. И обозрел пространства...

Шикарный верх, едва прикрытый боа из перьев.

Шикарный низ, плотно обтянутый прозрачными панталонами.

И жаркий шепот.

– Я всю горю, милый!

И грудью, грудью вперед.

Если бы не Яна – кто знает? Но ядовитое описание девушки как назло, пришло в голову бедному вождю Освобождения. И жом Тигр, сам не желая, вдруг представил себя – в роли брандспойта. Тушащего... м-да.

Эротики в этом было мало. Не доросла Русина до таких извращений.

– Обратитесь в пожарную команду, – отрезал жом. И попробовал захлопнуть дверь. Растерянная дама не сопротивлялась. Какое там! Танька даже не сразу поняла, что происходит. А потом было непоправимо поздно.

ЕЕ – отвергли!?

Как он мог!

Это надо было срочно выяснить.

– Жом, я прошу...

Поздно.

Дверь душевно хлопнула даму по передним прелестям – и закрылась. Еще, кажется, и цепочку изнутри набросили, подальше от жутких говорящих и горящих.

Вот что тут делать бедной девушке?

Правильно, пойти искать другого, менее морально стойкого товарища. А этот... сам виноват, дурак. От такого счастья отказался! Тьфу!

* * *

Яна покатывалась со смеху.

– Значит, подопечного чуть не...

– Сожгли со всем пылом и страстью, – потешалась девушка.

Жом Тигр фыркнул, как мальчишка. Да, давненько с ним такого не случалось. Его боялись, перед ним заискивали, но чтобы так вот насмешничать?

И ведь не над ним – над ситуацией. И как-то так получается, что и самому смешно.

– Как вам не совестно!

– Жом, это мне совестно? Да вы подорвали репутацию всего Освободительного Движения! Теперь весь Ирольск будет знать, чем вас можно устрашить.

– Подозреваю, дама и так известна всему Ирольску.

– Особенно врачам, которые лечат дурные болезни? Верю, вы поступили предусмотрительно, не согласившись подложить себе такую... свинью. Потом лечиться было бы сложно.

– Жама, у вас нет никакой совести.

– Женщинам совесть до замужества не полагается, не то так в девках и останутся.

– А после замужества?

– После замужества женщине нужно мужество. А не совесть.

Жом Тигр не стал углубляться в психологию.

– Жду вас после того, как поезд тронется.

Яна кивнула – и отправилась осваиваться в купе.

* * *

В поездах она ездила. В основном, в плацкарте. Переплачивать не хотелось.

Но купе она видела изнутри.

Это купе дало бы сто очков вперед СВ.

Небольшая комнатка.

В нее вмещается диван, явно раскладывающийся, мягкий и удобный даже на вид – у одной стены. Над диваном полочка для графина и бокалов.

Напротив дивана бюро с письменными принадлежностями, у бюро – стул. Над ним – полка.

Рядом небольшая дверца, ведущая...

Ура!

Собственный ватерклозет!

Счастье есть!

Душа, конечно, нет, но есть унитаз и умывальник, остальное – поправимо. Шторы на окнах, роскошная обивка... да, плюшевая. Или бархатная?

Яна не слишком хорошо разбиралась в тканях. Но представляла нечто подобное в Российских СВ.

Ободрали бы мигом! Или наскальной живописью разрисовали, или еще что... а тут?

Культура!

Янин рюкзак отлично поместился бы под диван, но девушка пока медлила.

Вот качнулся поезд – и медленно поплыл, унося ее от Ирольска. Девушка прикрыла глаза – и помахала рукой перрону.

– Жди меня, сынок! Я уже еду к тебе!

* * *

Минут через пять в дверь постучали, и Яна впустила в купе жома Тигра.

Тот по-хозяйски вошел и расположился на диване. Яна подняла бровь.

Мужчина уже успел переодеться по-домашнему. Не в халат, из-под которого торчат волосатые ноги, нет! По-домашнему в Русине означало брюки из какой-то легкой немнущейся ткани, легкую же рубашку и домашнюю куртку.

И туфли типа парусиновых.

– Вас все устраивает, Яна?

– Вполне. Вы пришли пообщаться – или провести личный досмотр?

– Вы сами обещали, я вас за язык не тянул.

Яна пожала плечами – и водрузила рюкзак рядом с жомом.

– Итак, начнем!

Первым на стол был выложен ее парадный костюм. Брюки и туника. Вторым номером последовали брюки и туника чуть поплоше и попроще – надо же в чем-то ходить по поезду?

Туфли.

Белье в лучших традициях Парижу.

Шейва Лейва хоть и был балбесом редкостным в политических вопросах, но портным оказался хорошим. А потому жому Тигру были предъявлены трусики – ниточки и трусики-шортики, а вместо бюстгальтера – тоненькая маечка-топик. Яне в таких было удобно.

Жом не покраснел. Но определенно, задумался.

Следующим пунктом была показана ночная рубашка и халатик. Тонкие и полупрозрачные. Натуральный шелк бледно-лилового оттенка!

Карты.

Книга.

– Жама, вы это читаете?

Яна пожала плечами.

– А что такого?

– Что именно вы из этой книги понимаете?

Яна посмотрела еще раз на обложку. Ну да, "Математические начала натуральной философии" не совсем то чтиво, которое можно увидеть в руках у женщины. Но если б вы знали, как она потрясающе усыпляет!

Это Яна и сказала.

Жом Тигр расслабился. Кажется, ему стало чуточку получше.

Косметика, крем для рук, шампунь – все натуральное, действительно на травах, а не на отходах нефтедобычи... в двадцать первом веке бы такое!

Жом Тигр только головой покачал.

– Вы меня удивляете, жама.

– Яна. Можно просто Яна.

– Хорошо.

Себя жом Тигр называть уменьшительно-ласкательным "Киса" не предложил. И правильно. Яна не представляла человека, которому так бы подходило данное прозвище.

Тигр и есть, даром, что с зелеными глазами. А тигра как-то не тянет подзывать на "кис-кис". Он-то подойдет, но успеешь ли отойти – ты?

– Карты. Вы играете?

Мужчина взял колоду, перетасовал...

Яна пристально поглядела на его пальцы.

– С вами? Без ставок.

– А на интерес?

– Или без ставок – или никак.

– И почему?

– Потому что вы... нет, не шулер, но кое-какие приемы точно знаете, – Яна была уверена. Стоит только взглянуть, как мужчина держит колоду, вроде бы неловко, неумело, но ни одна карта не вывалилась, как он ее перетасовал...

Высший пилотаж!

Штучки фокусников – только для фокусников, говорил ей один из клиентов-охотников, старый катала. Перебросить карты из руки в руку развернуть их лентой или змеей...

Настоящий катала все это может. Но – никогда не будет делать напоказ.

Он будет неловок и неуклюж, он несколько раз уронит карты, он постарается казаться пусть не новичком, но человеком неискушенным. Выдаст его другое.

Нечто общее, что было в движениях старого шулера и жома Тигра. Что-то такое, неуловимое, в расположении пальцев на колоде, движениях кисти, взгляде...

Если бы Яна не видела мастер-класса, она бы тоже попалась. Но она – видела.

Чем же вы промышляли в молодости, жом Тигр?

– Вы любопытный человек, Яна.

– Вы тоже, жом Тигр.

– Пожалуй, я уговорю вас на пару партий. Без ставок.

Яна медленно кивнула.

– Будьте ко мне снисходительны, я не слишком люблю играть. Предпочитаю пасьянсы.

– Что ж. Поиграем.

И почему Яне показалось, что собеседник имел в виду вовсе не карты?

Поезд медленно двигался, унося людей вперед, к Звенигороду.

Русина, граница с Борхумом.

Антон Андреевич Валежный твердо знал – войну надо заканчивать. Воевать на два фронта в их условиях – смерти подобно. Проблема в другом.

Борхумцы это знали ничуть не хуже.

А потому...

Какие у него варианты?

Да только один. Зимой не воюют. Особенно здесь, на границе с Борхумом, где болота – обычное явление. И не только болота.

Снег до двух метров глубиной, морозы...

А воевать надо.

Вопрос второй – сколько у него верных людей?

Полк?

Два?

Вряд ли больше. И...

Валежный решился.

Пусть его потом хоть перед строем расстреляют, плевать на все! Но рассчитывать он может на себя. И большое число войск снимать с фронта нельзя.

А потому...

Чисто теоретически – к кому ему обратиться? И что делать?

Петер, будь во веки веков проклята его душа! Кому нужна была та война? Ламермуру? Лионессу?

Только вот Лионесс на острове, а Ламермур опять же защищает наполовину армия Русины. Зачем?

За чьи интересы тут воевать?

Колонии?

Да какие Петеру колонии, в своем доме бы порядок навел!

Валежный небезосновательно подозревал в происходящем руку Борхума. Нет, ну в самом-то деле!

Если вы воюете со страной, а в ней неожиданно начинаются беспорядки? Кому это выгодно? И не надо рассказывать про волю Божью! Наверняка финансировали этого поганца Пламенного именно борхумцы! И скрывался он от полиции на их территории, и приехал оттуда, и всякие прокламации печатали на их деньги...

Сволочи!

Валежный и похлеще бы сказал. Но...

Что теперь делать?

Зимой на границе с Борхумом воевать невозможно. Техника там просто не пройдет. А люди...

Партизанские отряды есть и с той стороны, и с другой... это – не полноценная война. Так, укусы.

А вот весной...

Разберется ли он до весны с Освобожденцами?

Нет.

Потому что в районе Ферейских гор нарастает напряженность, и надо мчаться туда... а что делать с борхумцами?

Валежный рассудил с простой крестьянской логикой.

Допустим, дерутся двое людей. А потом у одного из них овин загорелся. Тот, натурально, и отвлекся, и под дых получил. Просто в масштабе государств это как-то иначе выглядит, теряются факты за массой деталей. А суть-то проста, хоть там высший свет, хоть деревенская околица, а нельзя ли вот то добро, да себе в загашник?

А вот как соседушка будет действовать, коли у него сарай подожгут?

Петер на такое пойти никак не мог. А Валежный? Валежному было сейчас все равно. Пусть потом его хоть судят, хоть вешают – у него есть его родина. Его Русина. Он должен смотреть, как ее разорвут на части?

Ну уж – нет!

И потому Антон Андреевич ехал к человеку, который мог ему помочь.

Друг?

Сложный вопрос. Не то, чтобы друг... дело было около десяти лет назад.

Двое мужчин сидели друг напротив руга, молча разливали по стаканам разведенный спирт, молча пили – и вспоминали примерно одно и то же.

* * *

Кареевский тракт.

Дорога, которая полита потом, кровью, слезами...

Те, кто живет рядом с дорогой, говорят, что на каждую ее песчинку приходится один покойник. Каждую...

Кареевский тракт.

Тракт, по которому гонят на север империи каторжан.

Медленно, кошмарно медленно, в дождь и в зной, зимой и летом, в кандалах и цепях... кому-то может быть послабление – ручные кандалы.

Кому-то – и ручные и ножные.

Упал?

Плетью тебя...

Заболел? Ослаб? Началась гниль от наручников, разъело плоть до кости?

Это – твои проблемы.

Вечером стражники, которых в Русине метко прозвали "Собаки Хеллы" спросят, у кого в чем беда. Один раз.

Могут добавить плетями.

Могут...

Могут добить.

Недаром говорят, что Кареевский тракт полит кровью и стоит на костях. Ох, недаром...

Кто-то доходит до острогов, до каторги. Кто-то так и остается лежать – трупом.

Вот у жома Ромашкина было именно так. Если ты старый каторжанин, ты привычен ко многому. Если ты свой в преступном мире – тебе помогут. Худо ли, бедно...

Если ты "политический" – и тут есть, кому тебя поддержать.

Но если ты – бомбист?

Причем не по политическим соображениям, а просто – для выгоды. Что ж не взрывать, если платят? С пиротехникой он работать умел и любил. А коли за это денег дают...

Он так зарабатывает!

Все лучше, чем на динамитном заводе, где каждые три дня взрывы. Да с летальными... или летательными?

Но рано или поздно на каждого медведя находится свой охотник.

Дмитрий не любил вспоминать ту историю. Все зло, как говорится, от баб... вот и оказался он на каторге, вот и пошел по этапу.

Два дня пути – сутки отдыха в этапной избе. Скученность, кандалы, тараканы, клопы, плохая пища, зуботычины от охраны... лекарства?

Для каторжан?

Смеяться изволите?

ЛюдЯм-то не хватает, а чтобы всякое отребье кандальное лечить? Вот еще!

Столетие спустя таких, как Дмитрий будут и перевозить отдельно, и не смешивать с общей массой уголовников, но здесь и сейчас до такого еще не додумались. И шел террорист на общих основаниях, вместе с карманниками, грабителями и убийцами.

Дмитрий заболел еще в тюрьме, а потом все только усугублялось. И на очередном этапе он просто упал.

Казалось бы – снять кандалы, да и выкинуть. Сам подохнет.

Нет.

Каторжане – предмет строгой отчетности. Каждому из них найдется применение – копать, дробить, мостить... да мало ли что? Получил ты триста каторжан?

Вот триста и сдать изволь!

Не досчитались хоть пяти человек? Даже один человек – уже выговор, уже отметка в личном деле, уже промах по службе и карается это соответственно. Из жалования вычтут, в личное дело отметочку поставят, с продвижением по службе задержатся...

А потому, если каторжанин падает на этапе, его надо доставить до избы, где есть свой чиновник. Вот, он примет, освидетельствует, выдаст свидетельство о смерти – справку, мол, помер раб божий такой-то, на таком-то этапе пути, похоронен...

Кем?

Тут и начинается самое интересное.

Держать специальную похоронную команду на каждом этапе – дорого. Солдаты не для того поставлены. Чиновник?

Ага, это шутка такая. Чиновник с лопатой. Типа древнего зверя-дракона, все слышали, но чтобы увидеть? Это вряд ли.

Поэтому хоронят каторжанина его товарищи по несчастью. Копают яму, опускают его туда, засыпают землей – и уходят дальше по этапу. Естественно, или раньше поднимаясь для этого, или потом задерживаясь в пути, так что и каторжане недовольны.

Дмитрий на тот момент горел в бреду, и было ясно, что день, может два...

Тащить его с собой? Ну уж – нет! Телеги с лошадьми для людей предназначены, не для осужденных. Оставлять на пару дней на этапе? В избе?

А люди как рядом с этим будут? А потому...

Выдал на следующий день чиновник справку, взяли бедолагу Дмитрия, еще пока живого... полуживого, почти мертвого, положили в яму – и даже землей забросали.

Мужчине повезло дважды.

Первое – у него как раз был кризис. Оттого и трепало его не на шутку, оттого и лежал он, что твой покойник. И кто поумнее мог бы обмануться, не то, что фельдшер, которому давно уж плевать было на всех каторжан. Сдох?

Вот и ладненько, и пусть его...

Второе – каторжане не стали его закапывать глубоко. Но тут понятно, кому ж охота возиться. Да и закапывали...

Так, землей присыпали – и хватит. Сам подохнет.

Дмитрий бы, безусловно, помер. Вмешался случай.

Валежный ехал именно по Кареевскому тракту. И – из песни слова не выкинешь. Захотелось ему до ветру. Но когда ты устраиваешься поудобнее, и понимаешь, что под тобой кто-то стонет...

Вот как хотите – это был самый критический момент в карьере бравого генерала.

Он не опозорился. Хотя и мог бы.

Вместо этого он натянул штаны – и принялся раскапывать плохо зарытую могилу прямо руками. Зачем?

А кто бы на его месте поступил иначе, слыша стоны? Просто – кто?!