Текст книги "Пьесы"
Автор книги: Габриэль Марсель
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Г-жа Фрамон. Не могу тебя понять. Столько времени!.. Моника, ты согласна со мной?
Моника. Абсолютно.
Г-жа Фрамон. Достаточно видеть вас вместе, чтобы не осталось сомнений относительно ваших взаимных чувств. Господин Гребо человек мнительный, недоверчивый; эти долгие колебания могут его задеть.
Моника. Я говорила Антуану то же самое.
Входит Жанна. У нее усталый вид.
Жанна. Как дети расшумелись! У меня раскалывается голова. Так всегда, после того как они побывают в гостях. Они очень возбуждаются…
Г-жа Фрамон. Я убеждена, что и Жанна согласится со мной.
Моника (вполголоса матери). Жанна не в курсе.
Г-жа Фрамон. Но ведь не может быть, чтобы она не замечала происходящего!
Антуан (нервно). Мама, публичное обсуждение моих дел мне было бы крайне неприятно.
Г-жа Фрамон. Публичное! Жанна – не посторонняя.
Жанна. Что случилось?
Антуан. Да ничего, просто не можем прийти к единому мнению по поводу одного малосущественного вопроса.
Г-жа Фрамон. Ты это называешь малосущественным вопросом! В этом доме все теперь вверх дном. Жанна, дорогая, рассудите нас…
Антуан(с упреком). Мама!..
Г-жа Фрамон. Ухожу, ухожу. (Выходит, хлопнув дверью.)
Жанна. Что-то мать нервничает в последнее время.
Моника. Она так переживает из-за Ноэля!
Жанна. И все-таки я не убеждена, что у нее достаточно четкое представление об опасностях, которым он подвергается. Вчера она мне сказала: «К счастью, Ноэль – офицер». Как будто капитан не рискует в десять раз больше, чем простой солдат!
Антуан. Это преувеличение…
Жанна. Он подает пример другим; и в атаке он… да достаточно посмотреть вокруг! (Помолчав.) Мне сейчас бросилось в глаза, что вы что-то стараетесь от меня скрыть. Впрочем, я нахожу совершенно естественным, что вы мне говорите не все… Только не нужно лжи во спасение. Особенно когда дело касается Ноэля… Для меня это невыносимо.
Моника. Уверяю вас, Жанна, Ноэль здесь ни при чем; да и скрывать нечего. (Поворачивается к Антуану.) Верно ведь?
Антуан. Абсолютно нечего.
Жанна. Повторяю, я ни о чем не спрашиваю.
Моника. Позже вы будете удивлены, почему такая вещь держалась от вас в секрете.
Антуан (после паузы). Вы знаете мадемуазель Гребо?
Жанна. Элен Гребо?
Антуан. Да.
Моника. Мой брат и она почти помолвлены.
Антуан. Моника, ты ведь знаешь, что это не так.
Моника. Напомнить тебе, что ты мне говорил вчера вечером?
Жанна. По-моему, девушка очаровательна; сейчас я припоминаю, что у меня создалось очень отчетливое впечатление, что вы ей нравитесь.
Антуан. Более чем вероятно, что этот брак не состоится.
Жанна. Но почему вы мне об этом не сказали, если не далее как вчера…
Моника. Вы не всегда бываете настроены благожелательно; возможно, Антуан опасался вашего слишком сурового суждения.
Жанна. Неужели я так нетерпима? (Молчание.)
Г-жа Фрамон (зовет за дверью). Моника! Мне нужно кое-что тебе сказать. Тебе одной.
Моника. Эти сцены маме действительно ни к чему, надо стараться их избегать. (Выходит.)
Жанна и Антуан долго молчат; наконец Жанна решается прервать неловкую паузу.
Жанна. Однако же не было нужды вызывать меня на разговор о вашей загубленной жизни. (Растерянный жест Антуана.) Зачем же сейчас колебаться? По-моему, самая разумная партия. К тому же, этого страстно хочется вашей матери.
Антуан. Аргумент не самый убедительный.
Жанна. Вы любите эту девушку?
Антуан. Да.
Жанна. Так в чем же дело? (Молчание.) Я не понимаю.
Антуан. Вы действительно не понимаете?
Жанна. Уверяю вас.
Антуан. Жанна, но если болезнь, разрушающая вас… что, если она заразна?
Снова воцаряется тягостное молчание. Оба погружены в свои мысли. Слышен шум подъехавшего автомобиля, затем – детский крик: «Папа! Это папа!»
Жанна. Как!.. Но это… (идет к двери и падает на руки Ноэля, входящего в сопровождении детей). Мой дорогой… Ты!.. (Слезы душат ее.)
Ноэль. Любовь моя!
Жанна. Это… это выше моих сил… (Не может продолжать.)
Ноэль (Антуану). Здорово, старина.
В эту минуту входят г-жа Фрамон и Моника; шум, гул голосов.
Ноэль.Я узнал об этом в последний момент.
Моника. Мы бы встретили тебя на вокзале!
Г-жа Фрамон. Ты ел что-нибудь?
Ноэль. Успокойся, ел до отвала!
Г-жа Фрамон. Правда, мы сейчас будем обедать.
Моника. Ну, не совсем сейчас.
Ноэль (указывая на маленького Пьера). Этот – знаешь, я бы его не узнал! А ты – ну-ка покажись… (Усаживает Андре к себе на колени.)
Андре (показывая на военный крест на груди у отца). Папа, что это?
Моника. Как!..
Г-жа Фрамон. Жанна, посмотрите! У него – орден!
Моника. Отчего же ты скрыл от нас?..
Ноэль. Думал позабавить вас таким сюрпризом.
Моника. Замечательно! А текст приказа? Ну, ты нам потом зачитаешь.
Андре. Папа, у меня тоже есть боевой крест! Я сбегаю за ним.
Г-жа Фрамон. После, после. Ну, расскажи же немного! Когда ты выехал?
Антуан. Прежде всего, где вы располагались?
Моника. Что за странное обыкновение – никогда не сообщать, где ты находишься. Никто так не делает!
Антуан. Но он совершенно прав.
Ноэль. Мы были в резерве во Фрамервиле.
Моника (торжествующе). Вот видите! Я всегда говорила, что они не на передовой.
Жанна. Я и не спорила.
Моника. Давно вы там?
Ноэль. Дней пятнадцать. До этого мы были в другом месте – в Розьер.
Антуан. И что ты думаешь о Сомме, каково там положение?
Ноэль. Я знаю об этом не больше вашего. Если верить тем, кто выходит из траншей, я бы сказал, что дела идут плохо. Но что они там видят? (Пьеру.) А ну-ка, перестань обшаривать мои карманы!
Моника. Тебе известно, что с вами дальше собираются делать?
Ноэль. Не имею ни малейшего представления: на войне ведь живешь сегодняшним днем. В настоящий момент мы вполне прилично расквартированы; я ночую в постели доброй старой женщины, она мне как мать.
Г-жа Фрамон. Что же она делает, бог мой?
Ноэль. Она мне готовит лакомства, буквально закармливает. Да это видно по мне!
Моника. Правда, ты хорошо выглядишь.
Ноэль. То есть я никогда не был в такой отменной форме.
Г-жа Фрамон. Вы не согласны, Жанна?
Жанна (неподвижная, с потерянным видом). Да, наверное…
Ноэль. Я взвесился на вокзале д’Орсэ: за два месяца прибавил четыре кило! Пожалуй, даже, за этим надо будет последить.
Андре. Папа, я тебе покажу свой ареоплан.
Г-жа Фрамон. Аэроплан. Потом, попозже.
Андре. Нет, сейчас!
Г-жа Фрамон (делает большие глаза). Андре, что это значит? Если бабушка говорит!..
Моника. Детям пора обедать.
Андре. Папа, ты еще придешь проведать нас вечером?
Ноэль. Конечно, конечно.
Взяв детей за руки, Моника уводит их из комнаты.
Г-жа Фрамон. A говорили, что отпуска снова откладываются на неопределенное время.
Ноэль. Их еще только возобновляют!
Г-жа Фрамон. Да, верно. Знаешь, у Тайяндье – новости. Люсиль разводится.
Ноэль. Ну, подумай.
Г-жа Фрамон. И, конечно, все вокруг шокированы: он производил совсем другое впечатление!
Антуан. Послушай, мама, оставим Ноэля и Жанну вдвоем… К тому же, Ноэль, ты, наверное, хотел бы немного привести себя в порядок к обеду.
Г-жа Фрамон. К сожалению, о ванне не может быть и речи; колонка неисправна.
Ноэль. Я поднимусь через минутку. Но полный туалет я совершил в поезде перед прибытием.
Антуан. Пойдем, оставим их. (Уходит с матерью.)
Ноэль. Так как?.. (Жанна идет к мужу, останавливается, берет его руки в свои, смотрит на него.) Ты не говоришь ни слова.
Жанна (еле слышно). Я не в силах.
Ноэль. Ты еще не пришла в себя: все было слишком внезапно! Я телеграфировал из Крея, – но я знал, что депеша запоздает.
Жанна. Не говори ничего. Побудь возле меня, вот так…
Ноэль. Бедное мое сокровище, мне кажется, ты выглядишь не блестяще, – тебе это известно?
Жанна. Уверяю тебя, я прекрасно себя чувствую.
Ноэль. Я видел по твоим письмам, что не все в порядке. Пустячные письма, ни о чем.
Жанна. Не надо на меня сердиться.
Ноэль. Никаких подробностей. Только о детях: несварение у Андре, вспышки раздражительности у Пьера; ты знаешь, этого мало! О себе – ни слова.
Жанна. Не о чем было.
Ноэль. Я даже начал думать, не скрываешь ли ты чего-нибудь… может быть, заболевания.
Жанна. Нет.
Ноэль. Там, у нас, письма – это почти все.
Жанна. Прости.
Ноэль. Однако это вовсе не значит, что все это время мы терпели лишения.
Жанна (изменившимся голосом). Ты едва не погиб двадцать шестого…
Ноэль. Я?..
Жанна. Нет смысла обманывать. Котье мне все рассказал.
Ноэль. Что за осел! Я ему дам такую взбучку…
Жанна. Но я предпочитаю знать.
Ноэль. А я хочу иметь возможность говорить только то, что считаю нужным.
Жанна. Как же ты хочешь, чтобы я верила тебе после этого?
Ноэль. Но ты же видишь, голубка моя, вот я опять выпутался, и то же будет и в следующий раз! А пока – я полон решимости (понижает голос) сделать очаровательную сестренку нашим мальчуганам. Когда я сказал тебе, что я в форме… (шепчет ей на ухо).
Жанна (отпрянув). Нет, нет… я не хочу, я больше не могу!.. (Бурно рыдает.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
На следующее утро. Там же. Ноэль сидит, погруженный в свои мысли. Входит г-жа Фрамон.
Г-жа Фрамон. Ты завтракал?
Ноэль (нервно). Да.
Г-жа Фрамон. Никак не думала, что ты сегодня окажешься столь ранней пташкой!
Ноэль (тем же тоном). Мама, прошу тебя…
Г-жа Фрамон. А где Жанна?
Ноэль (сухо). Жанна не готова.
Г-жа Фрамон. Послушай, Ноэль, раз ты здесь, я хотела бы сказать тебе пару слов по поводу твоего брата. Помнишь, я тебе писала.
Ноэль. Это насчет младшей Гребо?
Г-жа Фрамон. Он никак не может решиться.
Ноэль. Но, в конце концов, это касается только его.
Г-жа Фрамон. Сама малютка, которая мне нравится необычайно, без ума от него.
Ноэль. Ну, уж в это ты едва ли заставишь меня поверить. Антуан не из тех, к кому можно воспылать страстью.
Г-жа Фрамон. Почему ты так думаешь?
Ноэль (устало). Ладно, допустим.
Г-жа Фрамон. Притом он находит ее прелестной.
Ноэль. Тогда в чем дело?
Г-жа Фрамон. Вот это-то и непонятно: может быть, в нем говорит щепетильность. Ведь ее отец очень состоятелен.
Ноэль. Ну нет, это уже в стиле романов Октава Фёйе… Хорошо, я с ним поговорю.
Г-жа Фрамон. Ты явно не в духе.
Ноэль. Я ужасно плохо спал.
Г-жа Фрамон. Как это все-таки грустно. Ждешь, ждешь отпуска как величайшего праздника…
Ноэль. Поверь, я здесь ни при чем.
Г-жа Фрамон. Мне кажется, я немного догадываюсь о причине… (Ноэль пожимает плечами.) Отпуск… пришелся на неудачные дни?
Ноэль. Терпеть не могу таких расспросов.
Г-жа Фрамон. Вчера я обратила внимание на то, что Жанна плохо выглядит. Но ведь это – дело нескольких дней.
Ноэль. Может быть, оставим эту тему?
Г-жа Фрамон (вошедшему Антуану). Ноэль полностью разделяет мою точку зрения. Впрочем, он сам тебе об этом скажет. (Вполголоса, Ноэлю.) У тебя прекрасная возможность повлиять на брата. (Уходит.)
Ноэль. Мне незачем говорить тебе, что у меня не может быть по этому поводу никакого мнения. Ты тысячу раз прав, что тщательно все взвешиваешь. Ты в том возрасте, когда человек знает, как ему поступать, так что можешь быть уверен, что я не стану докучать тебе неуместной назойливостью.
Антуан. Благодарю.
Ноэль. Дай бог разобраться с собственными проблемами; не хватает еще вмешиваться в дела других!
Антуан. Ты прекрасно знаешь, что с твоей стороны это никогда не было бы вмешательством. У меня слишком живо в памяти, чем ты был для меня в непростых ситуациях…
Ноэль. Да когда же это, бог мой?..
Антуан. Во время болезни Терезы и после… Знаешь, я часто думаю об этом. Ты один понимал тогда, что надо было говорить – и, главное, что следовало хранить про себя. Мама, Моника…
Ноэль. Жди от наших женщин такта и разумения!
Антуан. Мне особенно вспоминается день – это было вскоре после трагедии, я еще оставался в Шевинье. Ты приехал неожиданно, и мы провели вместе воскресенье.
Ноэль. Да, действительно.
Антуан. Мы совсем не говорили о ней, но я понимал, что все твои мысли были только об этом. Я очень часто вижу тебя таким, каким ты был в тот день. Мы шли по длинной аллее, обсаженной тополями, ты поддевал тростью опавшие листья… Эта картина подчас совершенно непроизвольно возникает у меня перед глазами.
Ноэль. Занятно. А передо мной образы тех или иных людей встают только тогда, когда появляется конкретный повод подумать о них.
Антуан. Но для вас, там, это совсем другое; там полностью поглощают насущные дела.
Ноэль. Брось. Как будто у тебя нет насущного дела!
Антуан. Это не то… Я тебе почти перестал писать, ты прости. По правде говоря, не знаешь, что сказать. Так унизительно сидеть здесь сложа руки, в то время как вы…
Ноэль. Что за глупость! Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Ты нужен на своем месте. А оттуда тебя эвакуировали бы в течение сорока восьми часов.
Антуан. Да, вероятно. Хотелось бы быть для тебя лучшим корреспондентом; но рассуждать о боевых операциях… сам понимаешь, штатский для этого не годится.
Ноэль. И военный – тоже. Клянусь, если б мы хоть что-нибудь в этом понимали!.. Чего ждут от Соммского наступления? Эффекта внезапности? На него уже не приходится рассчитывать. Мы задохнулись в грязи, в траншеях, моральное состояние людей – хуже некуда. Так что…
Антуан. И если мы, в тылу, не способны вас ободрить, то чего мы стоим! Лучше молчать.
Ноэль. Но ты вовсе не обязан говорить о войне! Война – это так докучно; избитая, затасканная тема. И в то же время есть вещи, о которых я хотел бы знать, и я не вижу, кто бы мне в этом помог, кроме тебя. Даже что касается дома… ты не представляешь себе, до чего я не в курсе. От Жанны приходят записки буквально в три строки; в письмах мамы и Моники речь только о домашних неурядицах или о делах мадам такой-то…
Антуан. Честно говоря, в нашей жизни не случается ничего из ряда вон выходящего. Глядишь, как растут дети: пожалуй, вот главное. Ты ведь знаешь, я не придаю большого значения воспитанию…
Ноэль (продолжая свою мысль). И все-таки… Послушай, старина, мне понадобилось не так много времени, чтобы обнаружить, что что-то неладно.
Антуан. Что ты имеешь в виду?
Ноэль. Я хочу тебе сказать, что этой ночью я пережил с Жанной очень тяжелые минуты. Когда я хотел… выказать ей свою нежность, то был ошеломлен ее реакцией – настоящим взрывом отчаяния. Стенания, слезы – и так до утра…
Антуан. Ты не думаешь, что это объясняется исключительно потрясением, вызванным твоим приездом?
Ноэль. Нет. Я почувствовал в Жанне твердую решимость отказать мне. И это лишь подкрепляет впечатление, которое сложилось у меня от ее немногословных писем, – я о них только что упомянул; подчас я боялся обнаружить в них умышленное уклонение от ответа на какие-то мои порывы. А ведь стоит только вспомнить, какой она была… совсем недавно, перед самым моим отъездом на фронт! Это непостижимо.
Антуан. Понимаю тебя.
Ноэль. Так что же случилось? У тебя нет никаких догадок на этот счет? Вернуться домой, чтобы застать такое!.. поверь, это ужасно. Я ведь… ты понимаешь… я жил мыслью об этом свидании, я не позволял себе ни малейшего… отвлечения. Я отнюдь не хочу сказать, что жалею об этом! Но я… меня одолевает беспокойство.
Антуан. И все-таки я полагаю, что это связано с невероятным волнением, в которое ее поверг твой приезд.
Ноэль. Нет, ты сам в это не веришь. Где здесь логика? Она бы мне сказала: «Не сегодня… Завтра».
Антуан. Бесспорно одно – она страстно тебя любит.
Ноэль. Это все слова…
Антуан. Нет, это – единственная реальность. Видел бы ты, как она поджидает почтальона, как набрасывается на твои письма… Ты абсолютно не прав!
Ноэль. Отчего же так изменился тон ее писем? Здесь может быть только одно объяснение, и ты прекрасно это знаешь.
Антуан. Мой бедный Ноэль, клянусь тебе, ты просто бредишь: твои подозрения были бы чудовищны, не будь они… смешны.
Ноэль. Если здесь что и смешно, так это мое положение.
Входит Жанна; она в явном смятении.
Жанна. Извините, я только и делаю, что вхожу и выхожу… Я ищу свою сумочку, мне казалось, что я ее оставила здесь.
Антуан (тихо). Жанна, ради бога, одумайтесь. (Громко.) Ну, я пошел, мне пора взглянуть, что делается в моей конторе! (Уходит.)
Жанна. У меня сложилось совершенно определенное впечатление, что в момент, когда я вошла, вы говорили обо мне.
Ноэль. И дальше что?
Жанна. Но, Ноэль, я не могу допустить мысли, что ты поверил брату некоторые… интимные вещи!
Ноэль.Я не стану тебе отвечать, пока сам не получу от тебя объяснений.
Жанна. Ах… так ты все о том же!
Ноэль. Твое поведение порождает во мне худшего рода беспокойство.
Жанна. Но, бога ради, что ты хочешь сказать?
Ноэль. Повторяю: худшего рода беспокойство.
Жанна. Ноэль!
Ноэль. Если ты настолько безответственна, что не осознаешь всей серьезности иных слов и поступков…
Жанна. Так вот степень твоего доверия!
Ноэль. Доверие – это то, что должно подкрепляться.
Жанна. Вот так ты меня любишь…
Ноэль. Брось, пожалуйста. Оценить, как я тебя люблю, зависело только от тебя!
Жанна(глубоко взволнованная). Неужели ты действительно считаешь, что я лишила тебя возможности проявить свою любовь?
Ноэль. Еще бы!..
Жанна. Единственная любовь, имеющая в моих глазах цену…
Ноэль. Не знаю, что ты собираешься сказать, но предупреждаю, что война пока еще не отшибла у меня память.
Жанна. Я тревожусь, не повлияла ли она странным образом на характер твоей любви, – это было бы страшнее.
Ноэль. Итак, мне следовало принять твои милости с горячей признательностью…
Жанна. Тебе следовало… О, человек ни при каких обстоятельствах не имеет права не понимать!
Ноэль. Что все это значит? Я хотел бы разъяснений… Возьми любого мужчину: ты увидишь, найдется ли хоть один, кто согласится с тобой. Что я здесь должен понимать? Что ты меня не любишь – скорее всего, потому что любишь другого? Конечно, тебе, насколько я тебя знаю, эти месяцы разлуки должны были показаться утомительно долгими – как впрочем, и мне. Стало быть…
Жанна.Я запрещаю тебе повторять эту низость!.. Так вот до чего ты дошел, вот, оказывается, каково твое представление обо мне… и такие мысли зрели в тебе в сени смерти!
Ноэль. А смерть здесь при чем? (Молчание. Другим тоном.) В том, как ты держишься со мной, Жанна, есть нечто отталкивающее, мне кажется, ты должна это понимать. Женщина не вменяет мужчине в вину то, что он желает ее: ты пытаешься сделать вид, будто усматриваешь в этом влечении бог весть какой животный инстинкт.
Жанна. По сути… оно именно таково.
Ноэль. Ты же великолепно знаешь, что… это сама жизнь.
Жанна. Жизнь!
Ноэль. И прекрасная.
Жанна. Нет, неправда… в этом нет прекрасного.
Ноэль. Нет прекрасного? В полном обладании?.. Слиться в единое существо!..
Жанна. В единое тело, ты хочешь сказать. Но это не слияние двух душ!
Ноэль. Не начиталась ли ты ненароком благочестивых романов издания Плон-Нурри, по три с половиной франка за штуку?.. Но я тебе запрещаю это. Может быть, религия…
Жанна. Друг мой, прошу тебя, не произноси сейчас этого слова.
Ноэль. «Друг мой»!.. Но, в конце концов, если б я мог быть уверен, что это только кризис… ну, скажем, нравственная щепетильность, внушенная духовником!
Жанна. Как бы то ни было – это то наиболее глубокое, что есть во мне самой; и потом, это не щепетильность.
Ноэль. Ну, так ты безжалостна. Если б ты только могла себе представить, на какую жизнь там обречены бедные парни вроде меня!
Жанна (горячо). Ты полагаешь, я не думаю об этом? Да нет мгновения, когда бы меня не преследовала мысль об этих лишениях, об этой вечной угрозе!
Ноэль. Верится с трудом…
Жанна. Как представлю себе, что твоя жизнь – на волоске, что любая неожиданность может оказаться роковой, – я готова сойти с ума…
Ноэль. Если ты сама признаёшь, что в твоем поведении этой ночью было что-то от помешательства…
Жанна. Но, Ноэль, ты говоришь не о том: ведь это все – не в счет, это – не мы. Ты что же, не можешь понять?.. Неужели ужас постоянной опасности, постоянной неопределенности не откроет тебе глаза? Неужели ты не избавишься от этой мании, не сможешь побороть ее в себе? Два бренных тела… (С дрожью.) Бренных…
Ноэль. С той минуты, как ты отказываешь мне безо всякой причины, ты перестаешь быть моей женой. Ты… делаешь из меня вдовца.
Жанна. Не произноси это ужасное слово. Ноэль, возможно ли, что даже в такой момент нам не будет дано отнестись к жизни с глубочайшей серьезностью?..
Входит Моника с озабоченным видом.
Моника. Жанна, было бы неплохо, если бы вы заглянули в детскую. Жюли только что собралась одеть Андре в костюм моряка; мне кажется, лучше его оставить для воскресных дней, – но вам виднее.
Жанна. Какое это имеет значение?
Моника. Вероятно, не помешало бы дать этой неопытной бонне кое-какие инструкции; по-моему, она довольно-таки глупа. Но, конечно, как сочтете нужным. Я хотела бы еще добавить, что Андре ее совершенно не слушается. Наверное, пора и тут навести порядок.
Жанна (выведенная из терпения). Хорошо. (Уходит.)
Ноэль. Моника, у меня к тебе вопрос. Жанна заметно изменилась. Не можешь ли ты мне помочь разобраться в причинах этого? Что, аббат Рушет часто бывал здесь в последнее время?
Моника. Раз в неделю, как и прежде.
Ноэль. Ты ведь знаешь, я считаю его опасной личностью.
Моника. Я знаю только то, что у тебя против него – предубежденность, недостойная тебя.
Ноэль. Аббат Рушет – зловредный человек; он не только напичкан всеми предрассудками, присущими его собратьям, но – кроме того, помнится, я обнаружил в нем наряду с невыносимо вкрадчивыми манерами, которые в этих господах никого не должны удивлять, склонность соваться в чужие дела – что ему стоило в свое время нескольких колкостей с моей стороны. (Вставая.) Ведь это он умудрился тогда вбить клин между Шарлем Кордье и его женой, как тебе известно.
Моника. Ну можно ли быть до такой степени несправедливым! Неужели аббат Рушет виноват в том, что этот негодяй…
Ноэль. О Шарле Кордье у меня очень давно сложилось мнение как об одном из лучших парней на свете. Его выходки, вызывающие твое негодование, меня мало волнуют; но я точно знаю: это аббат Рушет восстановил против него его святошу-жену. И, проводя параллель, я уже не удивляюсь некоторым вещам.
Моника. Не знаю, чего ты добиваешься. К несчастью, Жанна никогда не беседовала с аббатом. Я говорю: к несчастью, потому что будь у нее оказия послушать этого божьего человека, возможно, у нее бы ума прибавилось.
Ноэль. Думаю, это не то, чего ей недостает. Во всяком случае, я пожелал бы, чтобы визиты аббата Рушета к нам стали реже… значительно реже. К тому же, совершенно незачем приглашать его к обеду. Если мама или ты нуждаетесь в его поучениях, можете приглашать его в те часы, когда Жанны нет дома. Надеюсь, я ясно выразился.
Моника. Как ты со мной разговариваешь!
Ноэль. Не вдаваясь в детали, повторю тебе еще раз: у меня есть основания предполагать, что он оказал на Жанну пагубное влияние… И, кроме того, я не хотел бы, чтобы вы таскали Жанну с собой на все ваши приходские лицедейства.
Моника (резко). Успокойся, она совершенно непредсказуема, в том числе и в посещении служб. Вчера она нам сказала, что пойдет к мессе, которую должны отслужить по погибшим 422-го полка. Моему удивлению не было предела!
Ноэль. По-видимому, ты плохо помнишь, что когда я просил маму взять к себе Жанну с детьми, я поставил несколько условий.
Моника. Можешь не возвращаться к этому; ты нас тогда достаточно оскорбил.
Ноэль. Я рассчитываю, что мне не придется к этому возвращаться. Имеющий уши да слышит. (Выходит из комнаты.)
Моника (подходя к двери). Жанна! Жанна!
Жанна (за сценой). Я занята.
Моника ходит взад и вперед в сильнейшем возбуждении. Она зовет Жанну еще раз.
Жанна (входя). Что случилось?
Моника. Можно подумать, что вы поклялись всех нас тут свести с ума. Из-за вас Ноэль разговаривал со мной так, как не разговаривал за всю свою жизнь!
Жанна. Из-за меня?
Моника. Он перекладывает на нас вину за тот более чем странный прием, какой вы ему оказали… Не можете же вы воображать, что я ничего не заметила. Я не слепая. Мама – тоже.
Жанна. Не понимаю, к чему вы клоните.
Моника. Разумеется, я не могу точно знать, в чем он вас упрекает.
Жанна. Если ни вы, ни я не знаем, о чем речь, разговор мне кажется беспредметным. (Собирается уйти.)
Моника. Видели бы вы, какое у вас сейчас выражение лица!.. (Жанна пожимает плечами.) Вы слишком склонны забывать, что живете у нас.
Жанна. Но вы не пренебрегаете ни малейшей возможностью напомнить мне, что я действительно не у себя; и я хотела бы предупредить вас, что у меня уже не хватает сил терпеть этот постоянный надзор за тем, что я говорю и что делаю.
Моника. Не я одна нахожу, что вы нуждаетесь в опеке.
Жанна. Что вы хотите этим сказать?
Моника. Ничего.
Жанна.Я жду.
Моника. Антуан, единственный, с кем вы здесь хоть как-то считаетесь…
Жанна. Так что же?..
Моника. Он того же мнения, что и я.
Жанна. Сильно сомневаюсь в этом.
Моника. У меня есть доказательства.
Жанна. Могу я их знать?
Моника. Нет.
Жанна. Моника, я не привыкла к подобному обращению; и если вы не выскажетесь яснее, сегодня же нас с детьми в этом доме не будет.
Моника. Это может решать только Ноэль.
Жанна. Ноэль не допустит, чтобы меня здесь оскорбляли.
Моника. Никто вас не оскорбляет, вас только считают безответственной, вот и все. И, повторяю, Ноэль полностью разделяет это мнение; он вынужден усматривать в этом дурное влияние…
Жанна. Ваше, вы хотели сказать?
Моника. Он еще не в курсе некоторых странных вещей; знал бы он, что вы сжигаете его письма!.. Сжигать письма мужа, когда неизвестно, вернется ли он вообще! Вот – одно из доказательств бессердечия, по поводу которых вы так негодуете; это все до того противоестественно!
Жанна (резко). Довольно.
Моника. Бедный, к счастью, ему это и в голову не приходит; если ему суждено отдать богу душу на поле боя, пусть он хотя бы сохранит свои иллюзии…
Жанна (со страстью). Я вам запрещаю говорить о его смерти! Вы не имеете права вообще касаться этой темы. Это дозволено лишь тем, кто любит всем своим существом. С вашей стороны это кощунство, преступление!
Моника. Вы смеете утверждать, что я не люблю своего брата? Да есть ли что-нибудь выше нашей с ним взаимной привязанности!
Жанна. Не будем касаться чувств.
Моника. Вы не знаете, что такое семья, вы (помолчав)… это, пожалуй, единственное, что может вас извинить. Ну, конечно, когда перед глазами – известные нам примеры…
Жанна. Замолчите.
Моника. …тогда женщина, возможно, действительно не способна правильно вести себя в жизни. И ей можно посочувствовать.
Жанна. Не пытайтесь чернить меня вашей жалостью: оставьте ее при себе.
Моника. Все же очень горько думать, что… (Замолкает.)
Жанна. Опять!
Моника. Очень горько…
Жанна.Я поставлю Ноэля в известность, что больше не проведу ни одной ночи под этой крышей.
Моника. Давайте, продолжайте. Надеюсь, хоть это откроет ему глаза.
Входит Антуан. Он плохо выглядит; останавливается, чтобы отдышаться.
Антуан. Ничего, не обращайте внимания… Там, на заводе, у меня началось головокружение, это со мной случается.
Моника(торопливо). И ты вернулся один? Какая неосторожность! Ты так изменился в лице… я принесу что-нибудь от сердца.
Антуан. Маме ничего не говори.
Моника. Не беспокойся; это ее привело бы в такое состояние!.. (Кивая в сторону Жанны.) О! Она… как вспомню, что ты мне говорил вчера вечером! (Поспешно уходит.)
Антуан. Не смотрите на меня с таким испуганным видом, ничего серьезного, я показался врачу. Однако похоже на болезнь, вот в чем идиотизм.
Жанна. Но что это может быть?
Антуан. Неважно; допустим, анемия. Не стоит много говорить об этом. Мне уже гораздо лучше.
Жанна. Если бы вы знали… Но, видимо, вы с ней заодно в готовности оскорблять меня, презирать…
Антуан. Что вы такое говорите, Жанна?..
Жанна. Вы заявили, что мне необходима опека.
Антуан. Кто вам это сказал?
Жанна. Моника… только что. Что вы ей говорили вчера вечером?
Антуан. Не следует обращать внимание на слова Моники. Временами жизнь, которую она ведет, ужасно ее гнетет; ее надо скорее пожалеть.
Жанна. Вы пытаетесь сбить меня с толку. Речь не о Монике и не о ее характере. Она ведет ту жизнь, которая ей только и подходит, притом, повторяю, у нее на роду написано быть старой девой.
Антуан.Я с трудом нахожу оправдание этим вашим выпадам, Жанна. К тому же… (Не заканчивает фразы.)
Моника (входя). На, выпей горячего. (Протягивает брату кипящий грог.)
Антуан. Спасибо.
Моника. Тебе следует отдохнуть. Пойди, ляг в постель. Неразумно оставаться здесь; да и о чем говорить, бог мой?
Антуан. Нам с Жанной нужно побеседовать, Моника.
Моника. Уж не льстишь ли ты себя надеждой, что сумеешь объяснить ей, чем она нам обязана!..
Антуан. Жанна нам ничем не обязана.
Моника.Я ухожу… ты меня очень огорчаешь. (Уходит.)
Жанна. Не скрою, Антуан, для меня нестерпима мысль, что Ноэль посвятил вас в вопросы, касающиеся только его и меня.
Антуан. Он был не прав. Это надо отнести на счет пережитого им неожиданного удара.
Жанна. Его реакция была грубой, недостойной.
Антуан. Существует некая нравственная утонченность, развитию которой не может способствовать война.
Жанна. Вы хотите сказать, что война поражает самое личность человека, что она убивает душу так же, как и тело?.. О, если бы я могла думать…
Антуан. Жанна, вы несправедливы.
Жанна. К тому же речь идет не об утонченности, а всего лишь об элементарной деликатности. Прежде – если бы вы знали…
Антуан. Деликатность, о которой вы говорите, – это все же своего рода роскошь.
Жанна. Для меня это единственное необходимое качество.
Антуан. Для вас, Жанна… а для него! Подумайте о той жизни, где остается место только для простейшего, где все, что не необходимо – запретно… может быть, губительно.
Жанна. Я не понимаю вас.
Антуан. А я это чувствую так остро… Как он ест, например. Есть стало для него чем-то, что важно само по себе: поступком.
Жанна. Ноэль всегда был гурманом.
Антуан. Как странно, что вы не понимаете… Между тем надо… надо… нельзя допустить, чтобы он уехал так – разочарованным, озлобленным, может быть, возмущенным… и уже менее способным защитить себя.
Жанна. Вы хотите сказать…
Антуан. Жанна, теперь им жизненно необходимо опрощаться. Ожидающаяся атака, смена часовых, довольствие – вот грубые реальности, из которых состоит их жизнь. Жизнь, направленная на конкретные цели, вне которых нет ничего.
Жанна. Ваши слова меня возмущают. Словно у этих людей не осталось идеалов!
Антуан. Они есть… подспудно, где-то в тайниках души.
Жанна (резко). И потом, что вы знаете об этом? …Простите.
Антуан (с горечью). Ничего.
Жанна. Мне стыдно… ведь вы такой добрый, все понимающий.
Антуан (смущенный, мягко). Ваши похвалы меня немного задевают.
Жанна. В вас столько деликатности… словно за всех в этом доме.
Антуан. Прошу вас…
Жанна(другим тоном). Некоторые письма Ноэля… словом, уверяю вас, это не письма дикаря!
Антуан. Но, бедная моя Жанна, было бы прекрасно именно примириться с инвалидностью такого рода: что может быть выше?.. И потом, я вовсе не хочу сказать, что не бывает кратких мгновений, когда люди на войне как бы вновь овладевают всеми сторонами своего существа, принесенными ими в жертву. Но это – вспышки, в них слиты героизм и трагедия.
