Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Габриэль Марсель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Г-жа Лемуан.Я не стану отвечать на твои упреки, они слишком несправедливы, и я знаю, что ты так не думаешь. Но я не хочу, чтобы ты мучил себя таким вот образом, слышишь; я горжусь тобой. Я знаю, что ты сеял добро полными пригоршнями.

Клод. Не надо произносить этих слов, я не могу их больше слышать.

Г-жа Лемуан. Ты вел жизнь истинного христианина.

Клод. Надо было сперва вести жизнь человека, а я не человек, я не только не мог любить по-человечески – я не способен был даже ненавидеть, как человек.

Г-жа Лемуан. Ненавидеть?..

Клод. Да, и ненавидеть… Я – ничтожество, ничтожество. (Тяжело опускается в кресло.)

Эдме(приоткрывая дверь). Что здесь происходит?

Г-жа Лемуан. Он совсем болен. Необходимы консультации врачей. Вам надо бы отпустить его со мной в Лозанну; у нас прекрасные специалисты.

Эдме. Специалисты – в какой области?

Г-жа Лемуан. Во всех областях…

Клод (жестко). Что вы там затеваете, обе? Ну, да… можете глядеть на меня. Я – творение ваших рук.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

^{Те же декорации, что в первом действии.}

^{Осмонда читает. Время от времени она бросает взгляд на мать; та сидит, в уличной одежде, растерянная.}

Осмонда. Ты опять уходишь?

Эдме. Нет.

Осмонда. Так почему же ты не снимешь шляпу? (Эдме медленно снимает шляпу.) Долго ты собираешься держать ее на коленях? (Стучат.) Войдите. Что вам, Фелиси?

Фелиси (входит). Мадам ничего не заказала к обеду.

Эдме. Приготовьте что хотите.

Фелиси. Но я не знаю; мадам должна сказать.

Эдме. Ну, пусть будет то же, что вчера.

Фелиси. Но пансионер уже приходил утром сказать, что он терпеть не может шпината!

Осмонда. Фелиси, не следует говорить «пансионер», он наш знакомый… Вы не должны принимать замечания от этого господина; если Фред недоволен, он должен сказать об этом мадам. Вы поняли?

Фелиси.Я ему так и ответила. Он сказал, что мадам внушает ему робость, что-то в этом роде.

Осмонда. Ступайте, Фелиси.

Фелиси. Значит, решено? Я приготовлю то же, что вчера. Пусть не жалуется, что каждый день – одно и то же. (Уходит.)

Осмонда (после долгого молчания, не поднимая головы). Он что, умер?

Эдме. Что ты говоришь?

Осмонда.Я спрашиваю: он умер?

Эдме.О ком ты?

Осмонда. Ну, о нем… о позавчерашнем господине.

Эдме. Осмонда!

Осмонда. Ну хорошо; просто я не привыкла видеть тебя такой… подавленной.

Эдме. Так твой отец сказал тебе…

Осмонда. Надо думать.

Эдме. Почему он скрыл от меня, что разговаривал с тобой? Когда это было?

Осмонда. Два дня назад.

Эдме. И ты, ты даже не…

Осмонда. Я действительно не знаю, что полагается говорить в таких случаях. Очевидно, существуют некие правила, но ты меня им не обучила.

Эдме. Ты бессердечна.

Осмонда. Это не новость.

Эдме.Я уверена, что твой отец, при его великодушии…

Осмонда. Он ограничился тем, что поставил меня в известность относительно событий, не требующих комментария.

Эдме. Будь добра, закрой книгу.

Осмонда. Если тебе угодно. (Поворачивается к матери и смотрит на нее, опершись локтем о стол.)

Эдме. Я не собираюсь вдаваться в детали.

Осмонда. Должна тебе заметить, что я ни о чем тебя не спрашиваю.

Эдме. Но тебе следует знать, что три человека причиняли друг другу смертельную боль, хотя, по-видимому, никто из них не был виноват; и что это не прекратилось. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Осмонда. Разумеется, только я не вижу, какое это все имеет отношение ко мне.

Эдме. Молодая девушка, у которой вся жизнь впереди…

Осмонда. О!..

Эдме. …должна была бы стремиться принести хоть какое-то облегчение… этим несчастным.

Осмонда. Не понимаю тебя.

Эдме. Человек, которого ты имела в виду…

Осмонда. Позавчерашний господин?

Эдме. Ему осталось жить совсем недолго.

Осмонда (холодно). Очень сожалею.

Эдме. Но, в конце концов, знаешь ли ты, кто это? Это твой…

Осмонда. И что из того?

Эдме. При нем только платная сиделка… (Ее плечи вздрагивают от судорожных рыданий.)

Осмонда. Послушай, мама, не забывай, что младший Жюно может войти в любой момент; если он увидит тебя с таким лицом…

Эдме. Что мне за дело!

Осмонда. О, я думала, что нужно «блюсти форму» при любых обстоятельствах.

Эдме. В твоем возрасте даже не представляют себе, что значит одиночество; но когда человек уже не молод, болен и когда, быть может, от прошлого не сохранилось ни единого счастливого воспоминания, которое могло бы согревать…

Осмонда. Что? У этого господина нет приятных воспоминаний?

Эдме. Для него было бы неоценимым благом, если бы ты время от времени навещала его. Я ничего не могу для него сделать, он говорит даже, что ему в тягость мое присутствие. (С трудом сдерживает рыдания.)

^{В дверь стучат.}

Осмонда. Что там такое?

^{Появляется Фред.}

Фред. Прошу извинить меня, мадемуазель, я никак не хотел помешать. Это действительно не важно… но я только хотел сказать… я не знаю, в курсе ли вы, что у меня в детстве был энтерит.

Осмонда. Нет, мы этого не знали.

Фред. Да, да, конечно; и вот с тех пор у меня… Короче говоря, есть такие овощи, которых я не… так вот, проходя мимо кухни, я почувствовал, если только мне не показалось…

Осмонда. Хорошо, вам сварят яйцо.

Фред. Благодарю вас, мадемуазель. Я надеюсь, что это вас не слишком обременит; извините меня, но так мне советовала мама… К тому же, у нас в семье у всех – слабое здоровье.

Осмонда(как бы подталкивая Фреда к двери). Да, да, до свидания.

^{Фред уходит, оставив дверь открытой. Осмонда прикрывает ее.}

Осмонда. Теперь должна тебе признаться, что твоя просьба меня очень удивила. Предположим даже, что я найду час-другой, чтобы почитать этому господину, но я не представляю себе, о чем мы могли бы с ним беседовать; я бы не хотела пробуждать в нем горестные воспоминания, а поскольку у него нет других…

Эдме. Ужасно, что ты можешь говорить так издевательски. Просто чудовищно!

Осмонда. Ты не дала мне закончить фразы. Следовало бы прежде всего спросить у папы, как он посмотрит на подобные посещения.

Эдме. Твой отец – сама доброта.

Осмонда. Он все еще невероятно потрясен.

Эдме. Чем – потрясен?

Осмонда. Открытия такого рода не проходят даром.

Эдме. Какое открытие? Что ты вообразила себе, в самом деле? Твой отец девятнадцать лет знает об этом!

Осмонда(после паузы). Вот как?..

Фред (приоткрывая дверь). Мадемуазель, я только хотел сказать, что если случайно мне будет любезно приготовлено яйцо, то, наверное, будет лучше, чтоб оно было не вкрутую, поскольку в Париже, как я заметил… Но, разумеется, поступайте, как сочтете нужным. (Увидев Эдме.) О, мадам Лемуан нездоровится? Я страшно огорчен…

Осмонда. У моей матери сильная невралгия. Мама, мне кажется, тебе надо пойти прилечь ненадолго.

Фред. Если бы я смел… может быть, вашей маме помогла бы таблетка… У меня с собой довольно хорошая дорожная аптечка.

Эдме. Спасибо, сударь, вы очень любезны. (Уходит.)

Фред. Боюсь, не из-за меня ли ушла госпожа Лемуан… Должно быть, я кажусь таким странным, со своим шпинатом и яйцом вкрутую. Наверное, вы думаете, что я интересуюсь только едой. Но это совсем не так: напротив, мама вам подтвердила бы, что я никогда не знаю, что ем. Это правда, я очень неприхотлив; к тому же в семье все смотрят на меня как на интеллектуала.

Осмонда. Я вижу.

Фред. Если бы я придавал значение таким вещам, я бы не поселился у ваших родителей. Поскольку люди столь высокого духовного уровня питаются как попало. Я стараюсь вам это объяснить, потому что мне будет крайне жаль, если у вас сложится подобное впечатление. Ведь это так важно – первое впечатление!.. Правда, наша нынешняя встреча – не первая. Вы помните лето, которое вы провели в Эвиларе, в пансионе Солданель? Я жил тогда в отеле «Цикламены» с моими кузенами из Локля. Вы замечательно играли в теннис. У нас с вами один раз даже был сингл, если помните. И еще – скромный праздник в пансионе: вы пели маленькую вещицу – это было шикарно! Музыка всегда так действует на меня! Я до сих пор помню мелодию (напевает); будь здесь пианино, я бы вам ее сыграл.

Осмонда. У вас исключительная память; должно быть, она вам помогает в занятиях.

Фред. Да, порядком. Но и трудностей хватает. Сегодня от вас требуется столько эрудиции, знания философии и еще кучи вещей – словом, какой-то базар, просто теряешь голову. Не знаю, как вы смотрите на это, но я считаю, что все это вовсе не обязательно. Что действительно нужно, так это иметь веру. И тут я не могу пожаловаться: веры у меня невероятно много, просто невероятно!

Осмонда. С чем вас и поздравляю.

Фред. О, это просто моя природа.

^{Входит Клод.}

Клод. Здравствуйте, Фред.

Фред (смутившись). Добрый день, сударь! Простите за беспокойство, я зашел к мадемуазель Осмонде, чтобы выяснить некоторые вопросы.

Клод. Ничего страшного.

^{Фред уходит.}

Осмонда. Вот. Видимо, я буду иметь счастье вытянуть такое из лотереи, если… Извини, папа. (Садится к столу и пишет.)

Клод. Кому ты пишешь?

Осмонда. Через минуту ты все узнаешь. (Запечатывает конверт и идет к дверям.) Фелиси!

Фелиси (за сценой). Да, мадемуазель?

Осмонда. Отнесите это срочно господину Мегалю.

Фелиси (входит и берет письмо). Хорошо, мадемуазель. (Уходит.)

Клод. Что это значит?

Осмонда. А теперь скажи, папа: я только что узнала… скажи, почему ты старался внушить мне, будто лишь сейчас узнал правду? Я не очень понимаю, в чем дело, и, признаюсь, считаю, что это не очень здорово с твоей стороны. Я ведь надеялась, что теперь для нас настала пора полного доверия друг к другу…

Клод (тихо, не глядя на нее). Из малодушия…

Осмонда. Не понимаю.

Клод.Я боялся мыслей, которые могли прийти тебе на ум.

Осмонда. Каких мыслей? (Клод молчит. Осмонда испытующе смотрит на него.)

Клод (очень тихо). Мыслей, унизительных для меня.

Осмонда. В таком случае я поняла.

Клод. Где твоя мать?

Осмонда. Пошла прилечь.

Клод. Она больна? (Осмонда пожимает плечами.) Что с ней?

Осмонда. Полный упадок духа.

Клод. Вы говорили на эту тему?

Осмонда. Совсем немного.

Клод (жестко). Я ведь тебе запретил.

Осмонда. Это она завела разговор о том господине. Она просила, чтобы я временами составляла ему компанию.

Клод (яростно). Ты никуда не пойдешь.

Осмонда.Я не собираюсь идти.

Клод.Я тебе запрещаю, слышишь?

Осмонда. Можешь не утруждать себя.

Клод. И если случайно он рискнет прийти снова…

Осмонда. Это маловероятно.

Клод. Только еще не хватало, чтобы ты ходила к нему без моего разрешения!

Осмонда. Папа, я не понимаю, что с тобой творится.

Клод. После всего, что случилось… не знаю… но только с этим покончено, уверяю тебя!

Осмонда. С чем покончено?

Клод. Достаточно я унижался. О, заставить других страдать, причинить кому-то зло!

Осмонда. Ты не сможешь.

Клод. Ну, нет, теперь бы я смог! Вышвырнуть, растоптать…

Осмонда. Это тебе не доставит радости.

Клод(изменившимся голосом). До чего я дошел… Словно это не я… ах, это ужасно. Вот уже два дня… Чувства, которых я никогда раньше не испытывал, слова, которых никогда прежде не произносил… Если бы ты слышала, что я только что проговаривал почти вслух! Скажи мне, что это пройдет… Но нет, я даже не уверен, что хотел бы, чтобы это прошло.

Осмонда. Ты действительно вне себя, это очевидно. Но это кризис, он прекратится.

Клод. Да.

Осмонда. К тому же, временами ты вполне владеешь собой: только когда ты один…

Клод. Это словно какие-то порывы, они, как шквал, налетают неизвестно откуда.

Осмонда. Видишь, ты опять совершенно спокоен.

Клод. Ты разговариваешь со мной, как с больным.

Фелиси(из-за кулис). Господин Мегаль спрашивает, может ли он поговорить с мадемуазель.

Клод. Что?

Осмонда. Попросите господина Мегаля войти.

Клод. Это ты его пригласила?

Осмонда(приоткрыв дверь). Входите, пожалуйста.

Мегаль(кланяется). Сударь… Мадемуазель…

Осмонда.Я рада, что мой отец присутствует при нашем разговоре. Вы меня просили подыскать кого-нибудь, кто мог бы полностью заняться Ивонной и Сюзанной. Так вот, я готова посвятить себя им.

Мегаль. Мадемуазель, не могу выразить, насколько я тронут вашим предложением: но это невозможно… Прежде всего, у вас нет времени.

Клод. Не понимаю, как ты могла потревожить господина Мегаля ради подобной чуши.

Осмонда.Я абсолютно располагаю своим временем; мне нужно занятие, которое поглотило бы меня целиком. Самая большая услуга, какую вы могли бы мне оказать, это принять мое предложение.

Мегаль. Но, мадемуазель, не знаю, учли ли вы, что я собираюсь на несколько месяцев уехать из Парижа.

Осмонда. Вы мне говорили.

Мегаль. Ваши родители…

Клод. Сударь, я прекрасно вижу, что вы осознаете невозможность этой затеи. Не понимаю, как у моей дочери вообще могла возникнуть такая идея.

Осмонда(Мегалю). Подумайте.

Мегаль. Мадемуазель, я считаю… я не имею права согласиться.

Осмонда. Почему – не имеете права?

Мегаль. Это значило бы злоупотребить привязанностью, которую вы выказываете моим детям… Я полагаю, что поступил бы дурно.

Осмонда. По отношению к моим родителям?

Мегаль (глубоко взволнованный). Не только по отношению к вашим родителям.

Клод(протягивая ему руку). Сударь, вы благородный человек, но согласитесь со мной, что нет смысла продолжать этот разговор. Когда я изложу дочери свои соображения…

Осмонда. Они мне известны.

Клод. Вы видите, сейчас она не в своем обычном состоянии.

Мегаль (Клоду). Не могу вам сказать, как бы я хотел иметь возможность принять это предложение, столь великодушное… Это больше, чем сожаление. (Сдавленным голосом.) Это – отчаяние…

Осмонда (Клоду). Все очень просто. Если ты не дашь мне поступить по-своему, я пойду дежурить у изголовья больного, о котором мы только что говорили, и не покину его до конца его дней. (Мегалю.) Речь идет о родственнике, которому я посвящу себя, если вы отклоните мое предложение.

Клод (Мегалю). Сударь, умоляю вас, оставьте меня с ней! Вы не можете себе представить, как мне сейчас трудно.

Осмонда (Мегалю). До скорой встречи.

Мегаль (Клоду, с явным состраданием). Сударь, я всей душой… (Пожимает ему руку и уходит.)

Осмонда. Выбирай.

Клод. Мне нечего выбирать. Ты останешься здесь.

Осмонда. Я не останусь здесь в любом случае.

Клод. Замолчи.

Осмонда.Я сделаю по-своему. Твои усилия…

Клод. Но кто ты, в конце концов!

Осмонда.Я не твоя дочь… Вспомни лучше, что удерживая людей помимо их воли, по сути, никогда не бываешь в выигрыше.

Клод. Как бы то ни было, я не позволю тебе броситься в объятия этого человека.

Осмонда. Ты ничему не можешь помешать.

Клод (упрямо). Твоя бабушка увезет тебя в Швейцарию.

Осмонда. Хорошо, давай рассудим здраво.

Клод. У твоей матери не было этого чудовищного хладнокровия.

Осмонда. Плохо для нее и, по-видимому, для всех здесь… Смотри: вот человек – молодой, полный сил, прикованный к больной. Он любит меня, я люблю его тоже. Нас разделяет только условность, и мы оба это прекрасно осознаем. Если я из трусости отступлю – не трудно догадаться, какого рода утешений он станет искать…

Клод. Не строй иллюзий.

Осмонда. Никаких иллюзий. Если я могу уберечь его от этого…

Клод. Ты просто испорченный ребенок.

Осмонда. Я вижу, ты тверд в своих принципах, это замечательно.

Клод. У тебя словно упразднили совесть…

Осмонда. Совесть… Признайся, что ее рекомендации подчас подозрительны. Может быть, я ошибаюсь, но даже твой пример…

Клод. Так вот урок, который ты извлекла из моей жизни.

Осмонда. Я считаю, что главное – не самообольщаться… я хочу сказать…

Клод. И ты воображаешь, что не обманываешь себя, утверждая, что собираешься отдаться этому человеку из сострадания, по душевной доброте?

Осмонда. Ничего подобного я не говорила. Ясно, что если бы он мне не нравился… Я только хотела обратить твое внимание на то, что даже с точки зрения веры в добродетель, в любовь к ближнему, в весь этот «базар», как выражается Фред, – так вот, даже с этих позиций мое решение совершенно оправданно. Возьмись за него с этого конца – если другой обжигает тебе пальцы. В конечном счете я тоже собираюсь создать нечто вроде семейного очага: разумеется, тебя не пригласят его благословить, но в общем… Бедный папа, ты мне напоминаешь тех обитателей пансионата в Эвиларе, которые каждое утро выходили смотреть на Альпы сквозь цветные стекла веранды… сквозь эти стекла пейзаж казался им волшебно прекрасным, в то же время они сожалели, что это не природный эффект. Что лучше? Ты, как они, сам не знаешь, что предпочесть, и страдаешь. Видишь ли, разница между нами в том, что я больше не способна принимать все это всерьез. Может быть, потому, что слишком наслышалась разглагольствований о наших обязанностях, о нашем долге перед Богом и прочем в том же духе. Когда ты слышишь, как о твоей душе говорится каждое воскресенье, от десяти до одиннадцати, не считая ежедневных молитв… Есть слова, мысли… не знаю, но мне кажется, что перед ними следовало бы всякий раз испытывать головокружение, трепет… Так нет же! Твоя воскресная проповедь – что-то вроде кухонных расчетов. Я думаю, что если бы это не было некой рутиной – даже для тебя, – если бы я видела рядом кого-то, кто жил бы в страхе или в ослеплении… Но религия, подобная твоей, – она ничего не меняет в жизни. Так, просто задник, больше ничего. Впрочем, вот этот Добрый Самаритянин напоминает тебя, правда, лишь до определенной степени… Не смотри на меня с таким несчастным видом, папа; это – шантаж, это недостойно тебя.

Клод. Если ты уйдешь, у меня ничего не останется.

Осмонда. Но будет хуже, если я не уйду. Жизнь втроем, теперь… после всего, что нами было сказано. Чтобы жить вместе, надо все же сохранять минимум иллюзий относительно друг друга. И к тому же – подумай о том, что мне предстоит благородная задача: заменить девочкам маму, которая не вернется. Вот тебе пища для раздумий – изволь! В конце концов, в цветных стеклах нет ничего худого. Не надо стыдиться ими пользоваться. (Молчание.)

^{Входит Эдме. Впечатление такое, что она вот-вот упадет.}

Эдме. Кто сейчас приходил?

Осмонда. Господин Мегаль зашел на минуту.

Эдме. Кто ему разрешил прийти?

Осмонда. Мне нужно было с ним поговорить в присутствии папы.

Эдме. Так ты тоже был здесь?

Клод. Да.

Эдме. Что все это означает?

Осмонда. В твое отсутствие было принято решение. Пожалуйста, я готова посвятить тебя, но предупреждаю, что отказываюсь дискутировать на эту тему.

Эдме. Ты отказываешься?!

Осмонда. Категорически. Господин Мегаль приглашает меня в качестве учительницы к своим детям.

Клод (вполголоса). Это не вся правда.

Эдме (Клоду). И ты ей разрешаешь? Так вот твой авторитет, твое влияние на нее!..

Клод (вспылив). У меня нет никакого влияния на дочь господина Сандье! Я только констатирую, что она достойна своей матери и идет по ее стопам.

Эдме. Клод!..

Клод. А теперь, Эдме, выслушай меня: я пользуюсь, вероятно, последней возможностью сказать тебе, что я думаю, – поскольку не собираюсь дольше оспаривать тебя у жертвы, по поводу которой ты так расчувствовалась в последние дни.

Эдме. Что?.. Ты хочешь бросить меня?

Клод.Я не вправе лишать этого умирающего забот, которыми тебе не терпится его окружить.

Осмонда. Папа, у тебя снова такое выражение лица… ты не владеешь собой.

Клод (грубо). А ты здесь при чем? Ступай, договаривайся с этим субъектом об условиях.

Осмонда. Условиях?

Клод. Уж не думаешь ли ты, что он собирается брать тебя на равных?..

Осмонда (с оскорбительной мягкостью). Ничего. Я не сержусь на тебя. (Уходит.)

Эдме. Клод, удержи ее!

Клод. Можешь пустить в ход свою власть.

Эдме. Останови ее!

Клод. С сегодняшнего дня мне безразлично, что делает твоя дочь и что делаешь ты; я больше не имею к этому никакого отношения.

Эдме. Ты жесток!

Клод. Вот один из немногих упреков, которых я от тебя еще не слышал.

Эдме. Вспомни, ты ведь простил меня.

Клод. И она это говорит всерьез… Так ты не понимаешь, что сейчас уже одно слово «прощение»… но нет, довольно! меня тошнит от всех этих объяснений.

Эдме. Меня тоже, поверь.

Клод. То, что я тебе только что сказал – это совершенно искренне. Теперь, когда она нас покидает, нет смысла продолжать совместную жизнь. У тебя, насколько я понимаю, большие обязательства в отношении другого человека, отныне ты можешь выполнять их без помех. Что же касается меня, то я, вероятно, откажусь от пасторства.

Эдме(с испугом). Быть не может!

Клод. Те слабые силы, которые, как мне казалось, еще были у меня – я чувствую, что они меня оставили.

Эдме. Ты не можешь так внезапно утратить веру, это немыслимо!

Клод. Я не знаю. Возможно, истинная вера мне никогда не была дана.

Эдме. Истинная вера… Но вспомни, когда мы были с тобой невестой и женихом – как ты говорил о жизни, с какой убежденностью ты произносил некоторые слова… ты был искренен!

Клод.Я был искренен, я был счастлив тогда.

Эдме. Твои глаза сияли, мне казалось подчас, что я вышла за тебя из-за этого взгляда… Никто в моем окружении не говорил как ты; лица у них были невыразительны. Ты же, одна лишь твоя интонация… ты словно открывал передо мной мир.

Клод. Но десять минут назад Осмонда уверяла меня, что именно эти фразы, слишком часто повторяемые, отвратили ее от веры.

Эдме. Это были не они: те были новыми тогда – новыми, нестертыми.

Клод.Я открывал для тебя мир? Что это был за мир?

Эдме.Я не знаю.

Клод. Но вспомни дальнейшее. Первые месяцы нашего брака. Сомнения, охватившие меня. Длительные прогулки, которые ты совершала в одиночестве и возвращалась усталая, печальная, с непроницаемым лицом. На все, о чем я спрашивал, ты отвечала односложно; во мне накапливалась горечь.

Эдме. Ты мне не говорил об этом.

Клод. Любил ли я тебя в то время? Любила ли ты меня? Мы этого не помним, мы, может быть, не знали этого никогда. (Молчание.) Ты связала со мной свою жизнь, уверовав во взгляд, в интонацию. Взгляд, обещавший… что? Это таинственное обещание не было выполнено: вот и вся история нашей совместной жизни… (После паузы.) И то же – когда я думаю о Боге. Я верил порой, что он говорит со мной – возможно, это была лишь экзальтация; она вводила в заблуждение. Кто я? Когда я пытаюсь постичь себя, я ускользаю от себя… Минуту назад мне казалось, что я ненавижу тебя; казалось, что я готов тебя убить, выгнать, топтать ногами… И вот это прошло… Ты не находишь, что ему везет?

Эдме. О ком ты?

Клод. Ты знаешь.

Эдме. Почему ему везет, Клод?

Клод. Потому что он скоро покончит со всем этим.

Эдме. Тебя не пугает смерть?

Клод. Нет… не думаю. Как бы то ни было, это единственный шанс человека. Даже если это – не дверь, которой предстоит отвориться.

Эдме. У тебя больше мужества, чем у меня.

Клод. Ты боишься быть судимой?

Эдме. Да… пожалуй.

Клод. A я – напротив… Явиться людям тем, кто ты есть, или… уснуть вечным сном.

Эдме. Почему ты улыбаешься? О чем ты думаешь?

Клод. Помнишь то место над Сен-Лу, где почва вдруг резко оседает? Там такой зеленый излом, в глубине его течет Равенуза, вдали – горы; в ясный день за долиной виднеются Три Клюва… Как-нибудь вечером, после обеда, можно поехать туда – как в самое первое время, и тогда…

Эдме (в страхе). Нет, нет, я не хочу…

Фелиси (за дверью). Подождите, мадемуазель, я предупрежу господина пастора. (Входит.)

Клод. Что, Фелиси?

Фелиси. Это мадемуазель Обонно с маленьким Рене: так она назвалась.

Клод. Почему вы сказали, что я здесь?

Фелиси. Ну а разве вы не здесь? (Клод и Эдме обмениваются взглядами.) Пожалуйста, входите, мадемуазель…

^{Входит молодая девушка, она ведет за руку малыша лет пяти, в руках у него – букет роз.}

М-ль Обонно. Добрый день, сударыня, добрый день, господин пастор. Извините, что зашла в такой час: но Рене сегодня увозят, и мы провели весь день в беготне.

Клод. Напротив, это очень приятно.

М-ль Обонно. Нам тем более хотелось зайти сегодня, что это день вашей свадьбы.

Эдме. Двадцать первое декабря… верно, верно.

М-ль Обонно (обращаясь к Рене). Передай же букет госпоже Лемуан. Ну, можно ли быть таким неповоротливым! (Рене протягивает Эдме букет.)

Эдме. Это чересчур любезно…

Клод. Да, действительно…

М-ль Обонно. Сущий пустяк… как подумаю, в каком мы долгу перед вами!.. Его мать (указывает на Рене) поручила мне кланяться вам.

Клод. Как она поживает?

М-ль Обонно. Помаленьку, как всегда; но она не жалуется; и потом, как она говорит, «без господина и госпожи Лемуан один Бог знает, что было бы со мной».

Эдме. Почему?

М-ль Обонно. Разве вы не помните, что это вы устроили ее в приют на улице Мишель-Бизо?

Клод. Да, верно, она сейчас там.

М-ль Обонно. У дьяконесс на Мишель-Бизо. Как она говорит: «Все чрезвычайно добры ко мне».

Клод. Тем лучше.

М-ль Обонно. И она мне наказала передать вам, что она много молится за вас, господин пастор, хотя вы конечно же не нуждаетесь в ее молитвах, и также за госпожу Лемуан, и за мадемуазель Осмонду.

Клод. Спасибо, спасибо.

М-ль Обонно. Как мы всегда говорим, пасторы, как вы, на дороге не валяются.

Маленький Рене. А можно мне пожелать счастливого Нового года крестной?

М-ль Обонно. Дело в том, что он уезжает на Новый год к моей матери, в Шарант.

Эдме. Верно, я забыла, что Осмонда – его крестная… (Идет в глубь сцены и зовет: «Осмонда! Осмонда!»)

Осмонда (из своей комнаты). Что?

Эдме. Пришел твой крестник, он хочет поздороваться с тобой… маленький Рене Обонно…

М-ль Обонно. Нет, он – Феррандон, это фамилия моего зятя.

Эдме. Да, правда, прошу прощения. Маленький Феррандон, Осмонда!

Осмонда. Но я сейчас укладываюсь.

М-ль Обонно. Мадемуазель Осмонда отправляется в путешествие?

Эдме. Она готовится принять место.

М-ль Обонно. Мадемуазель всегда была такой серьезной! И, конечно, это предложение… это, наверное, что-нибудь совсем особенное.

Клод. Место учительницы…

М-ль Обонно. Правда? И я полагаю, у людей, хорошо вам знакомых.

Клод. У господина, чья жена неизлечимо больна.

М-ль Обонно. Какой ужас! Как посмотришь кругом…

Клод. У него две малолетние дочки.

М-ль Обонно. И, конечно, мсье уже в возрасте. Я уверена, что это будет настоящая мама для милых крошек.

Осмонда (приоткрывая дверь). Ну вот, Рене, входи, пожалуйста. Здравствуйте, мадемуазель, зайдите и вы на минуточку.

М-ль Обонно.Я так рада, что вижу вас!

Рене (его голос доносится из комнаты Осмонды). Крестная, я желаю вам доброго и счастливого года!

^{Клод и Эдме остались одни. Клод подходит к окну. Эдме смотрит на закрывшуюся дверь.}

Эдме. Вот для кого надо будет жить… теперь.

Клод (погружен в свои мысли). Явиться людям и себе тем, кто ты есть…

^{Занавес}